Евгений Писарев - Дифирамб - 2017-08-06
06.08.2017
К. Ларина
―
14 часов 7 минут. Начинаем программу художественную. Здесь, в студии, художественный руководитель Театра имени Пушкина.
Е. Писарев
―
Кстати, правильно. А то анонсы все время шли — главный режиссер. А я не главный режиссер.
К. Ларина
―
Художественный руководитель. Осуществляет художественное руководство. Это Евгений Писарев, художественный руководитель Театра имени Пушкина. Женя, приветствую, здрасте.
Е. Писарев
―
Приветствую, здрасте.
К. Ларина
―
Нашим слушателям напомню номер SMS: +7 985 970-45-45 — для ваших вопросов. Ну, у нас сейчас разгар отпускного сезона, все закрывается. И Женя пришел к нам еще в отпуске. Абсолютно счастливый человек! Лицо беззаботное, да.
Е. Писарев
―
Я только что из Америки.
К. Ларина
―
Все хорошо.
Е. Писарев
―
У меня как бы отпуск закончился, я с понедельника выхожу на работу, но все равно…
К. Ларина
―
Открываетесь в сентябре, да?
Е. Писарев
―
7 сентября, да.
К. Ларина
―
Ну, я хочу сказать, что я уже получила от вашей службы пиара… Или как это называется?
Е. Писарев
―
Пресс, наверное.
К. Ларина
―
Да, пресс-служба. Уже получила анонсы грядущих премьер в Театре Пушкина.
Е. Писарев
―
Да?
К. Ларина
―
Да.
Е. Писарев
―
Даже я еще не получил.
К. Ларина
―
Ну, там новая девушка у вас, замечательная, которая очень активная. Она со всеми уже подружилась и всем рассылает уже пригласительные билеты на премьеры.
Е. Писарев
―
Надо мне тоже почитать, что там будет.
К. Ларина
―
Поэтому мы сегодня про это тоже поговорим. Но начать я хотела, конечно, со спектакля, который уже многие видели, со спектакля, который был в Театре Табакова в конце прошлого сезона показан.
Е. Писарев
―
Ну, его немногие видели. Это было три показа. И это был предварительный показ, как теперь модно делать.
К. Ларина
―
Но премьера сейчас — 6-го числа, 6 сентября?
Е. Писарев
―
Премьера — 6–7-го. Ну, вот это такая пьеса.
К. Ларина
―
Давайте мы про это поговорим. Это «Кинастон»?
Е. Писарев
―
«Кинастон». Ну, вообще эта пьеса называется «Stage Beauty», просто «Сценическая красота». Сложно как-то было перевести. Ну, в результате решили назвать это по имени главного героя — «Кинастон». Ну, всегда сложно рассказывать про спектакль.
К. Ларина
―
Нет, это интересно, потому что там сюжет необычный. Это история про актера. Это реальный персонаж, как я поняла.
Е. Писарев
―
Это реальный. Там вообще герои… Несмотря на то, что, конечно, это такая абсолютная фантазия на тему событий XVII века, когда Карл Великий, Карл II возвращается после изгнания, заканчивается эта эпоха пуритан, которые запрещали театр, и театр снова возвращается. Театр возвращается, и там происходят некоторые реформы. Вообще это такая смена эпох, которая… Всегда кто-то бывает в выигрыше, а кто-то бывает потерпевшим. Ну, это такая любопытная пьеса. По ней был снят фильм, назывался «Красота по-английски» в русском переводе. В общем, такой неплохой фильм. Эта пьеса давно у меня лежала. И еще когда я работал во МХАТе, было предложение сделать это во МХАТе, лет десять назад, с Толей Белым, с Юрой Чурсиным. Но как-то все это не сложилось, не получилось.
К. Ларина
―
А сейчас Максим Матвеев.
Е. Писарев
―
А сейчас Максим Матвеев.
К. Ларина
―
Ну, там… Я просто хочу объяснить нашим слушателям, в чем там интрига, как я ее поняла — то, что я прочитала во всяких аннотациях и отзывах, в том числе в аннотации спектакля на сайте театра. Реформа такая, что…
Е. Писарев
―
Ну, женщинам разрешают… До этого же по шекспировской традиции вообще все роли исполняли мужчины, все — и мужские, и женские.
К. Ларина
―
Мужчины — женские роли. И главный герой этого спектакля…
Е. Писарев
―
Это звезда английской сцены, который исполняет женские роли. И исполняет их таким образом, что рождает много слухов и домыслов — вообще мужчина ли он и так далее. И он абсолютная звезда, абсолютно находящаяся просто в зените славы к началу спектакля. А затем женщины допускаются на сцену…
К. Ларина
―
И происходит драма.
Е. Писарев
―
И происходит драма. И этот человек, который только что был властителем умов и сердец, оказывается в прямом смысле на помойке. Ну, такая история о том, как из князи в грязи, а потом обратно. Вообще, на самом деле это… В общем, конечно, это бродвейская пьеса. И конечно, это такой хит как бы бродвейский. Он шел в Америке, в Англии. Но, с другой стороны, там какой-то, мне кажется, серьезный разговор о том, как сохранить достоинство, когда тебя этого достоинства лишают.
К. Ларина
―
Ну, тем более что истории похожие. Я сразу вспомнила фильм «Артист», конечно.
Е. Писарев
―
Да-да-да.
К. Ларина
―
Переход от немого кино к звуковому.
Е. Писарев
―
Ну и потом, мне кажется, что это не только такая закрытая театральная история про какие-то изменения, реформы в театральном мире. Это же может коснуться любого человека. И вообще такие перемены и реформы внутри одного человека, сколько ты ни ожидаешь их, они происходят внезапно, и ты никогда к ним не готов. Ну, такая вот история. Мне кажется, интересно не только людям театра и интересующимся театром, а в общем, такая…
К. Ларина
―
Ну, ты вообще любишь таких героев, которые вот немножечко над землей? Они такие люди творческого полета, да? Вот из чего это берется. Чем ты рискуешь, когда ты выбираешь себе такой путь. Да?
Е. Писарев
―
Наверное, наверное. Мне трудно самому себя анализировать. Ну, наверное, да. Но мне сложно… Мне кажется, я про этих людей, про которых никто ничего не знает, больше не то чтобы знаю, а больше могу нафантазировать. Потому что какие-то социальные типы нам хорошо известны, а я не то чтобы не погружен, а я, конечно, как все мы, погружен и в социальную жизнь. Ну, как-то мне кажется, что я в театре больше разбираюсь в том и в тех, кого мы особенно не знаем. То есть не в тех, кто среди нас, и мы можем сказать: «Да, я точно знаю вот этого человека, вот он у меня в соседней квартире живет», или: «Видел таких», — а когда: «Надо же, я таких не видел».
К. Ларина
―
Ну, наверное, в этом есть некая, как мне кажется, преемственность истории театральной — Театра Пушкина и Камерного театра. Какая-то связь существует.
Е. Писарев
―
Ну, я был бы счастлив.
К. Ларина
―
Она есть! Причем мне кажется, поскольку все-таки… Сколько там? С какого года ты в театре?
Е. Писарев: С 2010
―
го.
К. Ларина: С 2010
―
го. Ну, семь лет. Седьмой год уже, да? Что это не сразу пришло — вот это понимание. Не сразу вышел на это.
Е. Писарев
―
Слушай, если честно говорить, я вообще… Это же все было внезапно, я совершенно не был готов к этому. И я все время сейчас говорю… Когда сейчас говорят, что надо, чтобы худрук, главный режиссер объявлял свою программу, конкурс программы, эстетические свои… Если бы меня в 2010 году (вполне себе сытую жизнь ведя во МХАТе и ставя там по спектаклю в сезон) спросили художественную программу какую-то, я бы ничего не сказал. Просто театр меня призвал на помощь в связи с трагической такой кончиной Романа Козака. А я был совершенно не готов. И я уже говорил об этом. Заперся в кабинете, звонил Табакову и говорил: «А что делают худруки вообще? С чего начинают? Что делать-то?» Ну, конечно, это пришло с погружением.Все равно это родной и близкий мне театр. Я там начинал и до МХАТа — не помню сколько — 14 лет, что ли, работал артистом, и первый спектакль там поставил. Конечно, это пришло со временем. Но помог, как ни странно, этот 100-летний юбилей Камерного театра. Я сначала подумал, что надо как-то формально хотя бы отметить эту дату, потому что никто… А потом, когда я влез во всю эту историю и втащил вместе с собой весь театр, и не только артистов, а вообще весь коллектив театра, то, в общем-то, как-то мы осознали, что не с нас начинается, не на пустом месте все это. И в какой-то степени, я не знаю, продолжаю ли я что-то. Но в том, что я ответственен, как бы это ни звучало, за этих людей, за этот театр… Я сейчас говорю и про Таирова и Коонен, и про тех людей, которые сейчас, сегодня работают в Театре имени Пушкина.
К. Ларина
―
Мне кажется, этот вечер, который назывался «Камерный театр. 100», вечер-посвящение, конечно, показал… Он важен был, как я понимаю, не только для зрителя (и не столько, может быть, для зрителя), как именно для участников, которые вдруг осознали и поняли, что было до них, из чего все это складывается.
Е. Писарев
―
Нет, я такого не помню, я не помню. Я помню эти ошарашенные глаза, когда я читал пьесу, которую мы с Леной Греминой сделали, читал труппе. И молодые артисты потом подходили и спрашивали: «А это здесь было? Это у нас в театре происходило?» Как не забуду никогда слезы, когда закрылся в финале этого спектакля занавес пожарный — и все артисты не могли уйти со сцены, остались за этим пожарным занавесом, почувствовали себя практически труппой Камерного театра. И рыдали, и обнимались. И мне кажется, что-то такое произошло.И с тех пор… Ну, это не на пустом месте, конечно. Мы работали и до этого, и выпускали спектакли, и что-то такое делали. Но мне кажется, что это момент, когда и театр меня принял, и я принял театр. И какое-то… Мы почувствовали себя театром — не просто местом, где выходят успешные или менее успешные спектакли, а действительно каким-то таким братством, единством.
К. Ларина
―
Конечно, в этом спектакле, в этом вечере-посвящении самые страшные страницы — это как раз уничтожение Камерного театра, уничтожение, по сути гражданская казнь самого режиссера Александра Таирова.
Е. Писарев
―
Во многом изнутри происходящее.
К. Ларина
―
И там, конечно, с особым ужасом и актуальностью воспринимаются вот эти разборки собрания, где по сути коллеги по цеху начинают произносить обвинительные заключения, ну, втаптывая человека совсем, помогая власти расправиться со своим товарищем. И это, конечно, производит невероятное впечатление. Я просто помню, когда в зале мы даже переглядывались, там сидел много журналистов, и все понимали, насколько сегодня это звучит пугающе актуально.
Е. Писарев
―
Некоторые люди, некоторые актеры в театре говорили мне: «Давайте все-таки Станиславского, например, или кого-то…»
К. Ларина
―
«Пожалеем».
Е. Писарев
―
«Пожалеем и уберем».
К. Ларина
―
Или Мейерхольда того же.
Е. Писарев
―
Или того же Мейерхольда, да.
К. Ларина
―
Который через несколько лет… Или сколько там?
Е. Писарев
―
Нет, эта же травля Таирова происходила в течение 15 лет. Его не убивали физически, но его уничтожили.
К. Ларина
―
Уничтожили как личность.
Е. Писарев
―
Да, да, его уничтожили, его раздавили, его всячески душили и заставляли ставить то, чего он не мог и не умел ставить. А в конце концов, отняли театр — и он умер. Это, может быть, история не менее трагическая. Может быть, даже более… Нет, это сложно говорить — у кого более, а у кого менее. Это просто ужасное время. И не все люди понимали, мне кажется, или осознали, или не давали себе отчет как-то, в каком времени они живут и что значат их слова, потому что работали какие-то личные обиды, давние какие-то истории, которые вдруг всплывали. А этим пользовались и сталкивали людей, и превращали людей, которые как бы в одном цеху, превращали во врагов и их же руками уничтожали друг друга.
К. Ларина
―
Вот неизбежный переход, конечно же, к сегодняшней ситуации — то, что вокруг театра Серебренникова Кирилла происходит, вокруг его имени, вокруг его театра в широком смысле, и «Гоголь-центра», и вообще всего того, что он делает. Как вообще твое отношение к этому? Чем ты это объясняешь?
Е. Писарев
―
Ну, какое тут может быть отношение?
К. Ларина
―
Чем раздражает?
Е. Писарев
―
Да нет, мне кажется, тут все понятно — чем раздражает Кирилл Семенович, его театр. Человек на пустом месте, можно сказать, просто на руинах за очень короткий срок создал самый яркий, самый острый, самый современный театр, привел публику, о которой мечтает любой театр. Невероятно талантливый человек. Невероятно! Ну, может быть… Как сказать? Мы же все… Я вот про себя скажу, что я не питаю иллюзий, и я понимаю, где я живу. А Кирилл, может быть, и понимает, но делает вид, что не понимает, где он живет. И поэтому, может быть, ему пытаются это внушить. А заодно и нам. Мне кажется, что вообще все это такая… и все, что происходит с Лешей Малобродским, и все что там происходит вообще — это все такая устрашающая какая-то акция.
К. Ларина
―
Чтобы что?
Е. Писарев
―
Чтобы нам стало не по себе. А нам стало не по себе. Я, например, стал гораздо аккуратнее. Ну, скажем, у меня в театре довольно… даже не довольно, а очень осторожные люди работают. Ну, прямо такие законопослушные! Ну, прямо такие, что я иногда начинаю топать ногами и раздражаться: «Ну, почему все так долго? Ну, почему так все эти бумажки? Ну, почему каждая копеечка? Ну, почему?» А я понимаю, что все они вокруг читают, смотрят. И они понимают, что…
К. Ларина
―
Завтра могут прийти.
Е. Писарев
―
Завтра могут прийти. А… Как сказать? Если хотят найти что-то подозрительное, подозрительным становится решительно все, как говорится в песне Бомарше. Вот я единственное материально ответственное лицо в театре. Я не являюсь директором театра. Я художественный руководитель, но по сути у меня такая же ситуация, как у Жени Миронова, у которого есть нанятый директор Ревякина, и нанятый директор Стульнев у Табакова. И вот у меня есть тоже первый заместитель и дальше какие-то заместители. Но единственным материально ответственным лицом являюсь я, поэтому, если что, то будете писать письма в мою защиту. И это, конечно, заставляет нас как-то с оглядкой существовать. И очень многие сделали какие-то выводы.
К. Ларина
―
Получается, что так система выстроена?
Е. Писарев
―
Да, конечно.
К. Ларина
―
Что никто не уйдет, если что, да? То есть если появляется повод человека запугать…
Е. Писарев
―
Понимаешь, вот мы говорили про Таирова. Тогда была абсолютно — ну, как это сказать? — политическая, идеологическая основа всех претензий. Сейчас идеологическое-то скрывается. Вроде бы как — пожалуйста.
К. Ларина
―
Свобода, цензуры нет
Е. Писарев
―
Свобода, да.
К. Ларина
―
Да, да.
Е. Писарев
―
Ну, что? Ну, тогда — экономическое. И вот здесь уже… Ну, законы у нас такие, что если кого-то захотят в чем-то уличить, то обязательно найдут что-нибудь. Обязательно найдут что-нибудь. Хотя, конечно, я в данном случае… Ну, я во главе с Димой Бертманом, мы подписали письмо от худруков московских театров.
К. Ларина
―
Это то, что Бастрыкину вы писали?
Е. Писарев
―
Да, да. И то, что мы написали, носило абсолютно такой гуманистический характер. То есть мы ни в коем случае не указываем следствию. Хотя я не верю во все эти обвинения, но в официальном документе мы не пишем «вы дураки» или «вы преступники», или что-то такое. Мы абсолютно просто говорим о каком-то… ну, не знаю, о каком-то здравом смысле, о милосердии и о том, что все-таки это чересчур, товарищи. Ну, вроде бы это рассматривается.
К. Ларина
―
Ничего это не рассматривается. Я не знаю, вот завтра будет опубликовано то обращение, о котором сейчас ты говорил, которое ты подписал. И там многие люди замечательные — и твои коллеги, и наши коллеги, и наш главный редактор подписал это обращение, и многие-многие другие. Оно, собственно, опять о том же: люди, отпустите человека из тюрьмы, не надо его держать. Мы говорим сейчас об Алексее Малобродском.
Е. Писарев
―
Да.
К. Ларина
―
Не надо его держать под замком. Он не убийца и не насильник. Он готов с вами сотрудничать, он готов давать показания. Почему он должен сидеть в СИЗО с уголовниками? С какой стати? Вот, собственно говоря, главный пафос этого заявления. Ну, естественно, что там тоже упоминается еще и глупость невероятная, которую мы сколько времени уже обсуждаем, уже больше месяца, со спектаклем «Сон в летнюю ночь», которого якобы не было. Ну, как тут докажешь? Это из серии, скорее, спектакля «Дом, который построил Свифт», да?
Е. Писарев
―
Да, да.
К. Ларина
―
Это все оттуда.
Е. Писарев
―
Или из спектакля «Кафка» того же Серебренникова.
К. Ларина
―
Да, да, да.
Е. Писарев
―
Ну, что делать?
К. Ларина
―
Ну, понятно, что надо приспосабливаться к новым предлагаемым обстоятельствам. Они таковы. Но мне кажется, что… Не знаю, возможна ли такая параллельная жизнь сегодня? Возможно существовать параллельно этому абсурду, этому безумию, как тебе кажется?
Е. Писарев
―
С одной стороны, невозможно. С другой стороны, выхода нет, например, у меня, у таких, как я, и у моего театра. Но, конечно, это обман. Ну, если говорить про Таирова — вот Таиров много лет пытался, строил башню из слоновой кости, ставил «Саломею» и «Мадам Бовари» и так далее, не имеющих никакого отношения ко всему, что происходит за окнами на Тверском бульваре.
К. Ларина
―
Кстати, за окнами на Тверском бульваре происходит проект «Моя улица».
Е. Писарев
―
Да, «Моя улица». О господи! Ну, если хотя бы «Моя улица» происходила, тогда бы еще, так сказать…
К. Ларина
―
Я буквально сегодня проезжала. Там, кстати, освободили, наконец-то театр виден. Он есть. И уже хорошо. Но, с другой стороны, поворачиваешься — и со стороны входа там просто опять все взорвано.
Е. Писарев
―
А там в третий раз перекладывают все.
К. Ларина
―
За это лето?
Е. Писарев
―
За это лето в третий раз, да. Ну, они просто, по-моему, забыли положить какой-то провод или еще что-то, не знаю. Ну, в общем… Это, конечно, какая-то прямо, не знаю… Ну, смеяться. Только хочется, чтобы не взорваться. Ну, что делать? Что делать?
К. Ларина
―
Ну, хорошо, переходим к творческим проектам.
Е. Писарев
―
Да.
К. Ларина
―
Что мне сообщила пресс-служба? Пресс-служба мне сообщила, что… А, вот что самое-то интересное! Мы еще про это не поговорили — про «Режиссерскую лабораторию». По сути, как бы итоги этого сезона, этого эксперимента, как я поняла. Хотя, с другой стороны, вот эти режиссерские лаборатории — это уже тоже сейчас очень многие театры стали себе… Хочется воспитать новое поколение режиссеров в своем собственном коллективе, я понимаю.
Е. Писарев
―
Да, конечно, конечно.
К. Ларина
―
Да? И здесь, как я поняла, тоже есть какие-то открытия, которые дальше и будут существовать.
Е. Писарев
―
Ну, тут есть и открытия. А вообще, на самом деле, так получилось, что мы провели десять работ, сделали десять работ в течение всего того сезона.
К. Ларина
―
То есть такие заявки, да?
Е. Писарев
―
Это были такие заявки, да. И было дано десять дней. Были даны актеры и какие-то мощности театра для того, чтобы… Мы не ограничивали. Это необязательно была современная драматургия. Это были совершенно разные… Ну, конечно, мне хотелось от молодых людей… Все-таки, так сказать, когда они приходили с очередной «Утиной охоты» или «Правда хорошо, а счастье лучше», я все-таки говорил: «Ну, как-то странно. Вам 25 лет». Нужна, конечно, современная… Ну, это все театры ищут современную драматургию и молодых режиссеров. Но тем не менее десять работ и десять очень интересных работ. Конечно, все не могут выйти, ну, просто даже по финансовым каким-то…Ну, вот в этом сезоне мы не будем так активно работать на Большой сцене, но зато во много обновим репертуар филиала театра. Один из этих спектаклей — «Гардения» по польской пьесе в постановке Семена Серзина, питерского молодого режиссера — уже вышел сразу буквально по окончанию лаборатории, в мае была премьера. Сейчас вот небольшой перерыв в связи с тем, что Александра Урсуляк у нас ожидает ребенка.
К. Ларина
―
Молодец какая!
Е. Писарев
―
Третьего.
К. Ларина
―
Третьего, да.
Е. Писарев
―
Умница!
К. Ларина
―
Вот артистка! Да? Удивительное сочетание, конечно. Так не бывает.
Е. Писарев
―
Да. Ну, она прекрасная во всех отношениях.
К. Ларина
―
И после каждого ребенка она раскрывается все новыми и новыми красками.
Е. Писарев
―
Да, да, да, именно.
К. Ларина
―
И моложе становится.
Е. Писарев
―
Ждем, что будет дальше, да. Ну, в сентябре она уже вернется, потому что, в общем, в этом смысле она такой отважный и самоотверженный человек. В сентябре уже вернется, и мы возобновим спектакли, и последнюю ее премьеру на Большой сцене…
К. Ларина
―
«Барабаны»?
Е. Писарев
―
«Барабаны в ночи». И спектакль «Гардения». А так много там, много каких-то наших заделов. И Сергей Аронин будет делать пьесу «Семинар». Половцева Катя… Ну, начинающей уже никак ее не назовешь. Она, в общем, и в «Современнике» много работала. Очень активно она…
К. Ларина
―
Там «Сказка», как я поняла, да?
Е. Писарев
―
Нет, нет, нет. Нет, Катя Половцева делает пьесу Островского…
К. Ларина
―
А, «Не от мира сего».
Е. Писарев
―
«Не от мира сего».
К. Ларина
―
А что это за пьеса такая?
Е. Писарев
―
Редкая пьеса, очень редкая. Шла, когда-то ее, по-моему, Дунаев ставил с Каменковой в Театре на Малой Бронной. Необычная очень пьеса и для Островского очень странная такая, атмосферная. Вот она делает с нашей командой молодых артистов. По-моему, очень интересная работа. Это то, что я видел.
К. Ларина
―
А «Сказка»?
Е. Писарев
―
«Сказка»?
К. Ларина
―
«Музыкальная сказка».
Е. Писарев
―
Да, «Музыкальная сказка». Это режиссерский дебют нашего артиста Игоря Теплова, который давно уже себя как-то через капустники, через какие-то вечера… Видно, что у него есть какая-то тяга к режиссуре. Он давно себя в этом пытается попробовать. У него была тоже проба на «Режиссерской лаборатории». Она была не очень удачная, как мне кажется, из-за материала, который он выбрал. Ну, он прекрасный и замечательный, очень способный и остроумный человек. И ему сказал: «Ты знаешь, я начинал со сказок, когда-то я ставил сказки. Попробуй-ка поставить и ты». И вот он с молодыми актерами, многие из которых только приняты в труппу, потому что я выпустил курс в конце этого сезона в Школе-студии МХАТ, и пять молодых артистов пришло. В общем, мы…
К. Ларина
―
Это будет утренник, да?
Е. Писарев
―
Посмотрим, что это будет.
К. Ларина
―
Евгений Писарев в нашей студии. Мы сейчас слушаем новости, а потом продолжим наш разговор.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Напомню, что сегодня на мои и на ваши вопросы отвечает Евгений Писарев, художественный руководитель Театра имени Пушкина. И здесь есть много вопросов и про звезд Театра Пушкина — а их немало. И вопрос есть про Сергея Лазарева, естественно: «В чем ценность как артиста Сергея Лазарева на драматической сцене? И будут ли новые работы с его участием?»
Е. Писарев
―
Ой… Ну, будут, конечно. Обязательно будут. Ну, Сергей Лазарев занят сильно.
К. Ларина
―
Он большой певец.
Е. Писарев
―
Он большой певец, да. И у него большой очень гастрольный график. И поэтому, пока существуют эти спектакли, которые он играет и на которые публика приходит…
К. Ларина
―
Но «Тенора» вы сняли, да?
Е. Писарев
―
«Тенора» мы торжественно сняли. Он сыграл последний спектакль в июне. Это было очень трогательно. Они играли развеселую комедию, такую веселую, что я уже поставить так весело не смогу никогда. Ну, все-таки 12 лет назад это было. Они это сыграли. Последний акт, самый веселый, они играли со слезами на глазах, рыдая, потому что…
К. Ларина
―
А может, не надо было снимать, раз такое удовольствие получают?
Е. Писарев
―
Нет-нет. Я думаю, что все равно…
К. Ларина
―
Публика ходит.
Е. Писарев
―
Публика ходит. Но, во-первых, я показываю такими выходками пример остальным, что я не то чтобы расправляюсь с чужими спектаклями, а что я снимаю свои. Я считаю, что он устарел. И конечно, в первом составе он работает… Ну, там уже не играет, по сути, ни Сережа Лазарев, ни Вера Воронкова, ни другие артисты, которые там были заняты, ни Игорь Хрипунов, который во МХАТе работает. Мы собрались, первым составом это все два раза сыграли и закрыли. Ну, все-таки дорогу новым спектаклям надо давать. И пусть лучше он ушел еще в приличном состоянии и какой-то легендой останется. Он на протяжении 12 лет был в какой-то степени даже визитной карточкой Театра Пушкина. Уже не было там Сергея Лазарева, но все знали «Одолжите тенора!» и покупали на это билеты. Ну и какая-то настолько она, конечно… Она в другую эпоху создана, эта комедия. Так что вот так.Но Сережа будет, конечно, играть. Но я думаю, что не раньше 2019 года мы что-то новое такое с ним придумаем, потому что сейчас он играет еще «Таланты и покойники», и играет, конечно, «Женитьбу Фигаро», в которой он, в общем, очень растет. И я знал это, потому что, ну, такая роль, в которой можно двигаться.
К. Ларина
―
А как он вообще возник? У вас какая-то старая дружба с ним?
Е. Писарев
―
С Сережей?
К. Ларина
―
Да.
Е. Писарев
―
Сережа был студентом Романа Ефимовича Козака, а я был педагогом, который на этом курсе преподавал
К. Ларина
―
То есть у него актерское образование.
Е. Писарев
―
Конечно.
К. Ларина
―
И все об этом забыли.
Е. Писарев
―
Нет, он выпускник Школы-студии МХАТ, он выпускник вот этого самого курса, первого курса Козака и Брусникина, где училась Саша Урсуляк, где учился Саша Матросов, Даша Мороз, ну и многие-многие другие. Замечательный курс. Юра Квятковский, Леша Розин. В общем, замечательные артисты и режиссеры сегодняшние. Ну, как-то у него сразу случилось вот это…
К. Ларина
―
Дуэт.
Е. Писарев
―
Дуэт «Smash!!», да.
К. Ларина
―
Забыли, как все это было, да.
Е. Писарев
―
Бурная карьера. И вообще, конечно, он никогда не скрывал, что музыка — это его как бы основной интерес. Но про театр не забывал. И вот последние — сколько уже? — 12 лет беспрерывно играет в театре.
К. Ларина
―
Ну, вот публика все-таки приходит на него какая — та, которая театральная, или все-таки другая, концертная?
Е. Писарев
―
Раньше приходило много концертной. Но ведь публика его тоже взрослеет вместе с ним. Когда это были «Ромео и Джульетта» или когда это было «Одолжите тенора!», на премьере, конечно, там в основном были девочки молодые, которые ходят на концерты. Сейчас публика очень смешанная. И сейчас, в общем, знает театральная публика, что Сергей Лазарев — это и театральный артист тоже. Я не могу сказать, что, например, не знаю, на «Женитьбе Фигаро» какой-то совсем другой зритель, чем на других спектаклях Театра Пушкина. Ну, наверное, зритель, который просто подороже билеты может купить, потому что…
К. Ларина
―
А вот скажи, ты такой фанат мюзикла, да? Я это понимаю прекрасно. И это чувствуется во всем. Даже в каких-то вещах, когда тебя приглашают сделать какую-нибудь церемонию чего-нибудь, это обязательно все равно превращается в автомат Калашникова.
Е. Писарев
―
Ха-ха-ха!
К. Ларина
―
У меня вопрос. Почему, во-первых, на твоей сцене ты не хочешь это сделать, у себя дома, и с таким артистом, который у тебя поет?
Е. Писарев
―
Ты знаешь, во-первых, я слишком люблю мюзикл и вообще этот жанр, и слишком, может быть, хорошо его знаю, чтобы делать не очень качественно. А я не могу на сцене Театра имени Пушкина на сегодняшний день. Замечательный театр, очень его люблю, но технические возможности — и звук, и свет — не позволяют мне сделать мюзикл такого качества, о котором я мечтаю.
К. Ларина
―
Да что ты?
Е. Писарев
―
Поэтому я в свое время согласился сделать мюзикл «Звуки музыки» на стороне, потому что Stage Entertainment тогда… не буду говорить про сейчас, не знаю, как там идут дела, но на тот момент это была единственная компания в Москве, которая гарантировала качество звука, света, микрофонов.
К. Ларина
―
Это в Доме молодежи еще было, да?
Е. Писарев
―
Это было во Дворце молодежи, да. Ну, если меня позовет какой-нибудь музыкальный театр, что я, собственно, и делаю — из того, что я не могу… Я сейчас был на Бродвее, я сейчас был в Америке, и я посмотрел за неделю в Нью-Йорке шесть мюзиклов. Они разного качества художественного, так скажем, но они, конечно, безупречны по части технической. Поэтому, может быть, не имея возможности здесь делать мюзиклы, я превращаю в мюзиклы церемонии «Золотой маски», например, или с удовольствием иду на предложения поставить оперный спектакль.
К. Ларина
―
В музыкальном театре.
Е. Писарев
―
Да. И такие планы еще впереди есть и с Большим театром.
К. Ларина
―
Но все-таки опера — это не совсем то, о чем мы сейчас говорим.
Е. Писарев
―
Я согласен.
К. Ларина
―
Это другое. Эстетика другая.
Е. Писарев
―
Но я, к сожалению, не очень… Кто-то умеет делать. Вот сейчас вообще такие бродвейские или какие-то такие, знаете, в комнате можно это сделать. Вот я такие не очень умею мюзиклы делать. Я все-таки…
К. Ларина
―
Все по-настоящему.
Е. Писарев
―
Все по-настоящему, да. Я дорогой режиссер. Не в смысле, что я дорого стою, а в смысле, что…
К. Ларина
―
Дорогой оправы требует.
Е. Писарев
―
Да-да-да. Ну, что делать? Я читаю — кто-то, какой-то режиссер пишет: «Я за бедный театр». Я думаю: какой молодец, умеет делать бедный театр! Я, к сожалению, умею делать только дорогой. Ну, с мюзиклом поэтому…
К. Ларина
―
А Театр Пушкина не бедный театр? Все-таки государственный театр.
Е. Писарев
―
Ну, правду сказать? Театр Пушкина уже в течение последних нескольких лет упорно имитирует свое такое благополучие и абсолютную… Ну, знаете спектакль «Доходное место»? Приходят ко мне директора других театров и говорят: «У вас в мехах, в песцах ходят артисты?!» А декорации Марголина — это же какие-то невероятные деньги. Костюмы и так далее. В общем, мы прикидываемся МХАТом, но еле сводим концы с концами. Ну, что делать?Нет, я, конечно, преувеличиваю. Я не думаю, что мы живем плохо. Мы достаточно зарабатываем. Но у нас все-таки тяжелый театр — в плане того, что он находится… Все-таки что касается здания, то оно находится в плачевном состоянии.
К. Ларина
―
Вы делали же ремонт.
Е. Писарев
―
Нет, нет, нет. Это все были только проекты. Нет. И сейчас я даже не знаю, уходить ли на этот капитальный ремонт.
К. Ларина
―
А предлагается?
Е. Писарев
―
Ну, предлагалось. Сейчас свернулось.
К. Ларина
―
Все осторожные с этими капитальными ремонтами.
Е. Писарев
―
Ну, «Современник», который уж гораздо ближе туда, в течение двух лет не может начать ремонт.
К. Ларина
―
Да. Так у нас сейчас живет Михаил Захарович Левитин. Там конь не валялся — в «Эрмитаже».
Е. Писарев
―
Это вообще трагическая история просто, мне кажется. Я, конечно, желаю…
К. Ларина
―
Особенно такие хлебные места. Мы знаем, что…
Е. Писарев
―
Да-да-да. Ну, тут театр на Тверском бульваре, 820 мест — ну, просто шоколадное место! И как это закрыться? И уехать — куда? Потерять репертуар, потерять артистов.
К. Ларина
―
И еще один назову. Мы назвали «Современник», назвали Левитина. Райхельгауз, «Школа современной пьесы»!
Е. Писарев
―
Ну, это вообще, да.
К. Ларина
―
Тоже ничего не начиналось. Их отправили на Тишинку. И оттуда выгнали в итоге, потому что это здание типа под снос, да?
Е. Писарев
―
Я знаю, знаю всю историю.
К. Ларина
―
И в итоге они клуб этот на Тишинке (ДК Серафимовича), они сделали из него просто дом свой родной своими руками.
Е. Писарев
―
Ну, я поэтому держусь всячески… Вот мы сейчас летом делаем посильно, никто нам не помогает. Ну, мы делаем посильно и за свой внебюджет косметический ремонт. Мы что-то моем, чистим. Конечно, это здание очень старое. Конечно, в нем нельзя сделать просто какой-то такой легкий ремонт. Надо выезжать оттуда, потому что он, по сути, если говорить честно, лишен фундамента, он стоит просто на земле — и от этого знаменитые трещины в фойе. Вроде как мы сейчас там поставили, сделали какую-то выставку, сделали какую-то подсветку — вроде так и надо.
К. Ларина
―
А так красиво, да.
Е. Писарев
―
Ну да. Разрушенные стены, лепнина, позолота, все такое, но все немножко тленом покрылось. Ну, сколько мы так протянем? Я не знаю, не знаю. В общем, это… Понимаете, у нас «Моя улица», у нас все «потемкинские деревни» строят. Что внутри этих зданий, что во дворах — это никого не интересует.
К. Ларина
―
Ну, фасады же тоже они делают по всему центру, да? Ремонтируют фасады всех домов.
Е. Писарев
―
Да-да. Ну, что фасады? Зашли бы внутрь, помогли бы, посмотрели. Но так как они не ходят в театры вообще… Ну, они просто не интересуются и не знают, что это такое.
К. Ларина
―
Ну, когда надо кого-то задавить, то тут оказывается, что вспоминают.
Е. Писарев
―
Они вспоминают про театр, да.
К. Ларина
―
И начинают рассказывать, давать свои рецензии своеобразные. И мы все это знаем. Опять же возвращаясь к Кириллу Серебренникову: знаем, какие рецензии, доносы на него писали люди специально обученные. Вопрос, который опять же возвращает нас… Он, на мой взгляд, не слишком… Ну, давай так. «Евгений, где голос театрального сообщества в защиту Серебренникова?» Мне кажется, что попытки все-таки как-то объединиться существуют, да?
Е. Писарев
―
Слушайте, голос подаем всячески как можем.
К. Ларина
―
И к театру пришли тогда все, когда все это началось.
Е. Писарев
―
И сразу же пришли к театру. Понимаете, немножко это параллельная жизнь. Мне кажется, что мы делаем какое-то свое дело, а они продолжают делать свое дело. Вот это меня больше всего… Понимаете, можно собираться все время, можно еще пять писем написать. Я не очень понимаю. Хочется что-то сделать, что имело бы какое-то воздействие.
К. Ларина
―
Да.
Е. Писарев
―
Ну, что? Ну, Кирилл Серебренников…
К. Ларина
―
Ну, уедет он.
Е. Писарев
―
Ну, кому от этого станет легче? Меня даже раздражает, когда его друзья и товарищи где-то в комментариях пишут: «Да, Кирилл, все…»
К. Ларина
―
«Уезжайте».
Е. Писарев
―
«Уезжать, уезжать». Я думаю: ну, к чему? Вот этого и добиваются, возможно. И вы, товарищи и друзья, к этому и подталкиваете. Поэтому — не знаю. Но, с другой стороны, они делают такую рекламу Кириллу Семеновичу, они так повышают его гонорары на Западе, что собственно…
К. Ларина
―
Верите ли вы, что кордебалет плохо работает, поэтому балет «Нуриев» сняли?
Е. Писарев
―
Ой, это, конечно, такая тоже тема… Да нет, не верю, конечно.
К. Ларина
―
Это Большой театр, напомню, спектакль, который должен был… Мировая премьера балета «Нуриев».
Е. Писарев
―
Можете, мне тяжело говорить про это, потому что и Владимир Георгиевич Урин, и Кирилл Семенович — это мои, в общем, близкие люди. Я и того, и другого невероятно…
К. Ларина
―
Владимир Георгиевич Урин первый встал на защиту Кирилла, не побоявшись ничего и не спрашивая ни у кого разрешения, вслух об этом говорил.
Е. Писарев
―
Знаете, я могу рассказать, на самом деле открыть небольшую тайну. Не думаю, что это прямо уж такая большая тайна. Ведь предложение сделать балет «Нуриев» сначала было адресовано мне. Да. Причем после того, как уже был успешный тандем Серебренникова и Посохова на…
К. Ларина
―
«Герой нашего времени».
Е. Писарев
―
«Герой нашего времени». Ко мне обратилось руководство Большого театра, пришел Юра Посохов, и вот предложили делать балет. И я отказался, ну, потому что я не очень понимаю роль режиссера в балете. Честно, я не понимаю, почему Григоровичу, Леше Ратманскому не нужен режиссер, а кому-то режиссер нужен. Если хороший балетмейстер… если плохой, так ему и Лепаж не поможет. Понимаете?Но это была только половина правды, потому что я потом Владимиру Георгиевичу сказал, уже отказавшись: «А вы уверены, что на Исторической сцене сейчас самое время делать балет про гомосексуалиста, невозвращенца, сделавшего блестящую карьеру на Западе и к тому же еще погибшего от СПИДа? Сейчас вот самое время?» Он сказал: «Перестань глупости говорить. Это великий артист, это великий танцовщик. Это наш долг — сделать». Ну, я тогда так как-то усмехнулся… ну, не усмехнулся… Как сказать?
К. Ларина
―
Ну, понятно.
Е. Писарев
―
Ну, как-то подумал: «Ну, попробуйте». Но я не думал, что это будет все-таки Кирилл Серебренников, потому что мне казалось тогда, что они мне это предлагают в том еще смысле, чтобы как-то избежать… Ну, вроде какой-то деликатный режиссер.
К. Ларина
―
Да-да-да, не такой радикальный.
Е. Писарев
―
Не такой радикальный, да. Ну, какая тут радикальность или что? Ну, я уже сказал, про кого спектакль. И как тут что можно делать? Сейчас, мне кажется, получили.
К. Ларина
―
Ну, я думаю, что Кирилл наверняка как опытный человек тоже этот вопрос задавал директору Большого театра, когда он его пригласил на эту постановку, потому что… Извини, он рассказывал здесь, в этой студии, когда «Золотой петушок» еще выходил, что когда его пригласили (это еще было до Урина), он спросил: «Вы точно хотите, чтобы я это поставил? Вы не пожалеете потом? Вы хотите, чтобы я поставил «Золотого петушка»?»
Е. Писарев
―
Ну, я не знаю, где здесь случилась ошибка какая-то в программе этой. Тем не менее, насколько я понимаю (я говорил с Уриным), спектакль выйдет, может быть, даже раньше, чем в мае. Может быть, говорят, в декабре. Посмотрим. Честно говоря, я же видел спектакль, правда, снятый с балкона, который…
К. Ларина
―
То есть ты видел?
Е. Писарев
―
Я видел…
К. Ларина
―
На прогоне ты не был?
Е. Писарев
―
Нет. Я был тогда в совершенно другом месте.
К. Ларина
―
В другом измерении.
Е. Писарев
―
В другом измерении, где таких проблем нет. И я увидел, и я ничего в этом… Ну, кроме того, что он непохож на какой-то классический балет на Исторической сцене Большого театра, к которому мы привыкли. Конечно, это не «Спартак» и не «Лебединое озеро». Конечно, это такой формат… Я бы даже, может быть, в полной мере балетом бы это не назвал.
К. Ларина
―
Спектакль.
Е. Писарев
―
Это спектакль. Да, это спектакль, где синтез такой…
К. Ларина
―
Там же и текст есть, там есть и актерские работы.
Е. Писарев
―
Там и поют, и тексты есть, и все, и фото, и видео. Ну, в общем… Как сказать? Это такой… Ну, это спектакль. Может быть… И ничего там такого нет, и никаких там нет… Да фотография эта даже появляется на какие-то секунды, понимаете, среди прочего. Ну и потом, эта фотография — это никакая не новость. Ну, как сказать? Руководство Большого театра и приобретало, занимало деньги, право на эту фотографию.
К. Ларина
―
Ну, для них это точно не новость была.
Е. Писарев
―
Нет. Поэтому сказать точно… Давайте не буду гадать, что произошло. Но что-то произошло. Ну, какая-то ошибка в программе случилась. И что это? Может быть, пытались Кирилла уберечь от скандала, а получился скандал в десять раз больше, чем если бы этот спектакль вышел.
К. Ларина
―
Ну, сейчас Кирилл снимает фильм о Викторе Цое в Петербурге
Е. Писарев
―
Да.
К. Ларина
―
Да. Работает пока. А дальше посмотрим.Про балет. Кстати, о балете!
Е. Писарев
―
Так, о балете.
К. Ларина
―
А ваш балет? Землянский там у вас ставит замечательные балеты. Или уже все?
Е. Писарев
―
Ой, ну, это балетом не назовешь.
К. Ларина
―
Или уже все?
Е. Писарев
―
Нет, Сережа сделал…
К. Ларина
―
Очень точно сказал Женя по поводу хореографа и режиссера, что хорошему хореографу не нужен режиссер. И у нас есть этому пример. Вот Сергея Землянского назвать можно. Антона Адасинского назвать можно.
Е. Писарев
―
Аллу Сигалову.
К. Ларина
―
Максима Диденко, конечно. Аллу Сигалову.
Е. Писарев
―
Максим Диденко будет у нас работать.
К. Ларина
―
Так?
Е. Писарев
―
Да, вот уже…
К. Ларина
―
И что будет делать?
Е. Писарев
―
Ой, будет делать «Оптимистическую трагедию».
К. Ларина
―
Это правильное решение.
Е. Писарев
―
Да. Ну, мы долго с ним ходили. Он предлагал какие-то названия более…
К. Ларина
―
Потому что она должна быть в этом театре
Е. Писарев
―
Мне кажется, она должна быть. Она родилась в этом театре. И были какие-то у нас мысли с Юрием Бутусовым по поводу «Оптимистической трагедии». У меня у самого были мысли какие-то. Все, я похоронил эту идею. И вдруг пришел Максим Диденко и говорит: «Оптимистическая трагедия». И мне кажется, что почему-то у Максима это должно интересно получиться, потому что все-таки он такой синтетический режиссер, он не основывается на тексте, он не основывается на каких-то…
К. Ларина
―
Он четко формулирует идею, про что это.
Е. Писарев
―
Да-да-да. Ну, мне кажется, это правильная генерация режиссуры, чтобы поднять всю эту историю. И потом, его интересует вообще то время, интересует революция, интересует… И при этом он такой эксцентричный, цирковой человек. И это может все принять какую-то интересную форму.
К. Ларина
―
Кстати, он выходит в такую какую-то абсолютную линию. Свой авторский театр у Максима Диденко. Конечно, я вспомнила «Конармию», которую мы все очень любим и по много раз смотрел. И этот совсем не тот Бабель, к которому мы привыкли, во всяком случае в интерпретации классического спектакля Театра Вахтангова в советское время.
Е. Писарев
―
Вахтангова, да.
К. Ларина
―
Потом, конечно, «Земля» Довженко, которую он сделал в Александринке. Какой-то фантастический спектакль!
Е. Писарев
―
Это один из моих любимых его спектаклей, да.
К. Ларина
―
И здесь, конечно, это будет очень интересно
Е. Писарев
―
Мне кажется, что, да, это будет интересно.
К. Ларина
―
Крейсер будет?
Е. Писарев
―
Все будет. Художник — Зиновий Марголин.
К. Ларина
―
Крейсер, да. Ну, вы же все-таки не Театр Советской Армии. Там крейсер был бы в натуральную величину.
Е. Писарев
―
Нет, я думаю, что…
К. Ларина
―
С Людмилой Касаткиной.
Е. Писарев
―
Нет, я думаю, что здесь, конечно, надо отдавать себе отчет. «Оптимистическая трагедия» Вишневского — это отправная точка, это толчок для фантазии режиссера, художника и артистов.
К. Ларина
―
Ну, это, кстати, такая вещь тоже в какой-то степени религиозная по-своему, да?
Е. Писарев
―
Это будет вообще… Вот если говорить про мюзиклы. Это будет почти мюзикл. И Илья Демуцкий должен написать музыку для этого.
К. Ларина
―
Ну, они говорить-то будут?
Е. Писарев
―
Будут, будут, конечно
К. Ларина
―
Или это будет драмбалет?
Е. Писарев
―
Нет-нет-нет.
К. Ларина
―
А сам что будет Писарев делать у себя?
Е. Писарев
―
Ой, большую историю я затеял. Уже она переведена и куплены права. Я буду делать спектакль «Влюбленный Шекспир».
К. Ларина
―
Это по фильму?
Е. Писарев
―
Это по фильму, по сценарию Стоппарда. В общем-то, некоторое время назад она была переделена в пьесу. Ее мой учитель и товарищ ставил, и она очень успешно прошла. В общем, мне кажется… Что-то мне как-то захотелось сходить в эту сторону. Собственно говоря, я уже разведку «Кинастоном» сделал, в общем-то, в такую эпоху далекую. А потом, эта ниша никак не занята. Никто не делает сейчас костюмные спектакли. То есть если костюмные спектакли, то Малый театр. Понимаете?
К. Ларина
―
Да, это правда.
Е. Писарев
―
Ну, какое это будущее? Какой-то новый взгляд на это должен быть.
К. Ларина
―
То есть как бы эпоху эту сохранить хочется, какие-то признаки ее, да?
Е. Писарев
―
Да, но из сегодняшнего дня как-то. Ну, чтобы это все-таки играли современные молодые (и не очень, может быть) артисты и поставил бы все-таки сегодняшний режиссер. Может быть, не такой радикальный, да? Но как раз есть такая возможность. Это прекрасная история. Там прекрасный баланс. Все-таки Стоппард это дело умеет соблюдать — и коммерческая какая-то составляющая, и, безусловно, какая-то художественная. И потом, она просто замечательная пьеса, по сути, о любви. Это не о Шекспире, а о любви. Мне кажется, что…
К. Ларина
―
Там интрига замечательная.
Е. Писарев
―
Интрига замечательная и прекрасные диалоги. Очень современным языком это написано. Даже когда я сейчас увидел это уже в переводе и сравнил это с переводом фильма, то в фильме все-таки как-то старались перевести: «Не соблаговолите ли Вы сегодня, сеньор…» — что-то такое. А у Стоппарда это абсолютно современный сегодняшний язык. И мне кажется, что это соединение этих всех фигур — Стоппарда, Шекспира, Театра Пушкина, меня, актеров наших замечательных… Ну и потом, я вообще полюбил, пока есть силы, ставить многонаселенные спектакли.
К. Ларина
―
Правильно, да.
Е. Писарев
―
У меня в последнее время… Ну, и «Кинастон» — там около 30 человек.
К. Ларина
―
Артисты должны работать.
Е. Писарев
―
Да-да-да. И потом, театр чувствует себя театром после…
К. Ларина
―
Масштабных проектов.
Е. Писарев
―
…после масштабных проектов, когда не все отдыхают, когда мы ставим на двух звезд, двое на качелях или трое. А все-таки все лучшие успешные наши спектакли, начиная с вечера Камерного театра, и «Свадьба Фигаро», и «Свифт», если я говорю про себя, да и все остальные — это все-таки спектакли, где театр о себе заявляет.
К. Ларина
―
Женя, большое спасибо за этот эфир. Желаю мюзикла все равно!
Е. Писарев
―
Ха-ха-ха!
К. Ларина
―
Спасибо.
Е. Писарев
―
Хорошо. Думаю, что будет. Спасибо большое, Ксюша!