Александр Яцко - Дифирамб - 2017-07-30
30.07.2017
К. Ларина
―
Ну что? Представляю вам нашего сегодняшнего гостя. Это замечательный артист Театра имени Моссовета, артист кино Александр Яцко. Саша, приветствую.
А. Яцко
―
Здравствуйте, товарищи.
К. Ларина
―
С Сашей мы знакомы сто пятьдесят восемь лет, поэтому не будем притворяться, что мы на «вы» и впервые друг друга видим.
А. Яцко
―
Да, это будет неорганично.
К. Ларина
―
Неорганично. Так что, дорогие друзья, вам напомню номер SMS: +7 985 970-45-45 — для ваших вопросов. Чуть позже, по традиции, дадим вам задание.Ну а пока давайте начнем наш разговор с Александром Яцко, который в театре уже стал режиссером. И сколько уже спектаклей есть у тебя? Один?
А. Яцко
―
Да полтора…
К. Ларина
―
Полтора?
А. Яцко
―
Мало.
К. Ларина
―
Почему так поздно ты пришел к режиссуре? Мне кажется, это надо было сделать гораздо раньше.
А. Яцко
―
Ну, я это сделал, видимо, с опережением. Я опередил время в какой-то момент, в 93-м году, поторопился. А остановился, споткнувшись на неудаче финансового свойства…
К. Ларина
―
Я помню, что у тебя вообще была попытка своей кампании театральной.
А. Яцко
―
Было намерение, да. И оно мне показалось даже намерением вполне себе реализованным. И я обольстился. Я помню, я обожаю те времена — 90-е годы.
К. Ларина
―
Когда ничего не было.
А. Яцко
―
Я не заметил никакой лихости. Я чувствовал драйв, возможности, перспективы, какое-то движение. И мне все это нравилось. И я, обольстившись сам, обольстил людей. Они помогли мне сделать… Ну, как ни крути, все-таки это был не просто пустой звук какой-то. Я сказал, что я сделаю — и я сделал. Один раз. Второй раз…
К. Ларина
―
Ну, «Русский глобус» называлось.
А. Яцко
―
Да, «Русский глобус» называлось. Была затея, которая тогда благополучно крахнула вместе с Сергеем Мавроди, к сожалению. Второй спектакль я делал на деньги «МММ». Видимо, за это и был наказан. Но я остановился! Как мой Вася в детстве говорил: «Я на тебя обидевся». Я обидевся на судьбу. Я подумал: раз ты мне ни черта не помогаешь, ну тогда и иди ты до поры до времени к черту! И дело-то свое у меня было. Я и сниматься в конце 90-х начал, и театр всегда благоволил ко мне, давал мне роли. И я был востребован.А с годами-то понимаешь, что голова пухнет от замыслов, когда там бьется штук тридцать названий друг о дружку и не имеют выхода. Я понимаю — как. Я вижу, как делают другие. Я хочу делать сам. И сейчас я так начал напоминать о своих намерениях режиссерских начальству. Начальство до сих пор пребывает в состоянии некоторого удивления: «Что вам еще нужно, Александр? Зачем?» Но этот стереотип я благополучно разрушаю. И надеюсь, мирным путем преодолею все эти препятствия. И моя любовь к театру воспылает новыми гранями.
К. Ларина
―
Тогда скажу, что спектакль, который Саша поставил в родном театре, — это «Горе от ума». Да?
А. Яцко
―
Ну, до этого был спектакль «Игра», который благополучно быстро сошел. Он был сделан в 96-м году. Я тогда тоже на прежней энергии своей постановочной включился в работу. Она буксовала. Это был музыкальный спектакль. Сейчас я понимаю, что там было сделано много ошибок. Не надо было трогать битловскую музыку. Это самая большая ошибка.
К. Ларина
―
А что это такое? Я даже пропустила.
А. Яцко
―
Ну, ты пропустила. Ну, это был спектакль, который мы играли сезон или полтора. Была надежда, что мы сделаем спектакль-долгожитель, вроде «Иисуса».
К. Ларина
―
А про что это? По какому это произведению?
А. Яцко
―
За основу был взят мюзикл аббовский замечательных, гениальных композиторов Андерссона и Ульвеуса, «Chess» («Шахматы»). Вот его бы и надо было сделать. Но я думаю, там была проблема с авторскими правами, нельзя было целиком делать этот мюзикл. Там колоссальная музыка. Взяли оттуда сюжет, переиначили его кое-как и впихнули туда битловские мелодии. Я им говорил: «Не трогайте битлов! Не надо!» Но не я решал. Я там был художником-постановщиком, ну и режиссером на подхвате. И главную роль играл вместе с покойным Олегом Казанчеевым, Царствие ему небесное. Вот недавно ушел замечательный мой друг.Так вот, это была тоже какая-то режиссерская работа. Я всегда хотел что-то делать. Я даже снял кино-двухсерийку для «Культуры» по пьесе Булгакова «Александр Пушкин» — по тому, что называется «Последние дни в истории МХАТа». У меня есть, правда, никому не нужный двухсерийный фильм. Но я недавно посмотрел — мне не стыдно. Там много ошибок, там много беззащитного, но там много хорошего. Там такие замечательные люди, боже мой! Саша Леньков покойный, Адоскин Анатолий Александрович. В общем…
К. Ларина
―
Ты называешь такие имена! Это тоже особая история у Театра Моссовета, поскольку ты там работаешь…
А. Яцко
―
Почему Адоскина я Анатолием Александровичем назвал — не знаю.
К. Ларина
―
Сколько ты работаешь в Театре Моссовета?
А. Яцко
―
Ой, страшно подумать… С 91-го года фактически, да.
К. Ларина
―
Ну, столько же, сколько я здесь, на радиостанции «Эхо Москвы».
А. Яцко
―
Да, мы здесь синхронны, синхронным плаванием занимаемся.
К. Ларина
―
Дело в том, что из Театра Моссовета никто не уходит. Это какая-то поразительная история. Я смотрю — там столько работает моих друзей юности. Помимо Саши, там есть и Рита Шубина, с которой мы учились на параллельных курсах, которая там всю жизнь тоже работает. И много-много других. Саша Домогаров…
А. Яцко
―
Господи, у нас по списку 92 актера, по-моему, или 91, в труппе, так что хватит на пару театров.
К. Ларина
―
И когда ты говоришь «начальство», то тут тоже надо пояснить. Мы потеряли Павла Осиповича Хомского, да? И сейчас кто начальство, директор?
А. Яцко
―
Валентина Тихоновна.
К. Ларина
―
Валентина Тихоновна Панфилова — директор театра.
А. Яцко
―
Да.
К. Ларина
―
И по сути художественного руководителя у тетра сегодня нет. Это такая авантюра, безусловно. И это не первый раз, когда Театр Моссовета такое выделывает. Я просто помню, что когда ушел Завадский, была такая же история — было так называемое коллективное управление.
А. Яцко
―
Было, да.
К. Ларина
―
Типа худсовета. Но это все кончилось плохо.
А. Яцко
―
Все эти робкие новации, которые прикрывают страх перед реальным движением, они являются тем, что называется красивым словом «симулякр». Слыхала?
К. Ларина
―
Это любимое слово Александра Проханова.
А. Яцко
―
Я надеюсь, он не на этом кресле сидел. Это перемены, которые под собой не имеют реальной основы. Это изображение, это имитация. Но я верю в лучшее будущее моего театра. Он просто обязан быть лучшим театром. Если оценить его…
К. Ларина
―
Труппа сумасшедшая совершенно.
А. Яцко
―
Хорошая. Не надо стонов! Я знаю…
К. Ларина
―
Очень хорошая.
А. Яцко
―
Хорошая труппа. Главное — много, есть из кого выбирать. Местоположение уникальнейшее, лучшее в Москве. Этот театр по своему потенциалу является театром номер один, но пока этот потенциал не используется на все сто. Я верю в то, что это произойдет. Я убежден. Я сам прилагаю все усилия для того, чтобы это было так, как я говорю.
К. Ларина
―
Ну, там режиссерская компания очень сильная. Там и Юрий Еремин, там и Сергей Юрский… Кого я забыла? Я помню, что и Андрей Житинкин там неплохие спектакли делал, в Театре Моссовета.
А. Яцко
―
Разладились отношения у Андрея Альбертовича с театром — что, по-моему, неправильно. Он интересный, очень своеобразный парень, который хорошо говорит, хорошо думает. Он интересен.
К. Ларина
―
Ну а твои режиссеры кто? С кем тебе комфортно?
А. Яцко
―
Мои режиссеры сейчас?
К. Ларина
―
Да.
А. Яцко
―
Если честно, те режиссеры, которых можно было бы назвать моими, они обходятся… они не обращаются ко мне за помощью. Мне некуда пока подставлять плечо. А оно и к лучшему, наверное. Это меня заставляет, меня мотивирует на собственные действия.
К. Ларина
―
А почему?
А. Яцко
―
Не знаю.
К. Ларина
―
Я понимаю, если бы… У женщин, конечно, в театре проблемы возникают в определенном возрасте.
А. Яцко
―
Ну, если возникают проблемы — надо их решать. Вот и все. Надо направленно решать проблемы. Если есть проблема с актрисой N, давайте решим эту проблему. В чем она состоит? Надо системно подойти ко всему.
К. Ларина
―
Она стареет.
А. Яцко
―
Она стареет, да. Есть роли комических старух. Ну, все можно сделать.
К. Ларина
―
Это ужасно — то, что ты сейчас говоришь.
А. Яцко
―
Все можно сделать. Ну, тогда давай сыграем Джульетту какую-нибудь — и будет забавно. Ну, похихикаем над этим.
К. Ларина
―
Ну, почему? Может быть, и так. Алла Демидова вообще Гамлета играла.
А. Яцко
―
Это не самый лучший эпизод из биографии Аллы Сергеевны, я тебя уверяю. Я ее очень люблю. Она замечательная актриса и замечательный человек. Но зачем женщине рядиться в мужское платье, и наоборот? В каких-то уникальных случаях, которые существуют отдельным жанром, которым блистательно владеет, например, мой театральный кумир Кирилл Семенович Серебренников…
К. Ларина
―
Ты никогда с ним не работал?
А. Яцко
―
И не буду никогда работать.
К. Ларина
―
Почему?
А. Яцко
―
Я не его поля ягода. Я могу быть…
К. Ларина
―
Откуда ты знаешь?
А. Яцко
―
Посмотрим, как все повернется. Я сейчас переживаю мое лучшее время. Я сейчас очень многого хочу и очень многое могу. Вернее — все, что хочу, я сейчас могу. Скоро это пройдет, лет через десять. Я буду продолжать думать, что я все еще могу и хочу, но эти два понятия разойдутся.
К. Ларина
―
На твой взгляд, сегодня благоприятное вообще время для творческого полета?
А. Яцко
―
Оно всегда благоприятное. Все зависит от энергии и мотивации конкретного художника. Я уже где-то говорил насчет Бориса Гребенщикова, например. В какое время возник этот человек? В какое? В то время, когда была востребована такая музыка, когда была востребована такая поэзия? Да я тебя умоляю! Ты же помнишь, что было — ВИА «Пламя», «У деревни Крюково погибает взвод». И вдруг возник Борис Борисович Гребенщиков, которому никто не помогал. Он сам возник — бах! — через асфальт цветок. До сих пор пишет замечательные песни. Вот последняя, несмотря на…
К. Ларина
―
«Набубениться?»
А. Яцко
―
Да. Несмотря на эту самую шнуровскую такую… на шнуровский формат, очень хорошая песня, да. Причем видно, что человек страстно захотел ее спеть. Наболело. Наболело у мастера.
К. Ларина
―
То есть ты считаешь, что как бы время, контекст, он никак не связан?
А. Яцко
―
Никак, никак, никак. Эфрос возник не благодаря…
К. Ларина
―
С культурными движениями.
А. Яцко
―
Эфрос возник не благодаря какой-то там оттепели. Он возник благодаря тому, что время от времени возникают таланты на земле и, слава богу, на театральной территории, которая, по меткому выражению Кирилла Семеновича Серебренникова, является «территорией свободы». Я думаю, его это и губит в последнее время и мешает ему. Слишком громко он об этом говорит. Так вот, эта самая территория рождает таланты. А Олег Николаевич Ефремов откуда возник?
К. Ларина
―
Вот это для меня все загадка — все, что ты перечисляешь, этот золотой век советского театра, который абсолютно антисоветский по своей сути.
А. Яцко
―
Ну, не надо. Олег Николаевич был очень советским человеком.
К. Ларина
―
Ну, как? Абсолютно перпендикулярно советскому официозу.
А. Яцко
―
Ну, не знаю, не знаю. Когда репетировали спектакль «Так победим!», Олег Николаевич Ефремов говорил о своей любви к Владимиру Ильичу: «Если бы Ленин прожил на пять лет дольше, мы бы имели совсем другую страну». Они были обольщены этим. Это были советские очень любимые мною люди. Это поколение моего отца. Эфрос 25-го года рождения. Мой отец покойный…
К. Ларина
―
То есть они все-таки были все советские люди?
А. Яцко
―
Конечно.
К. Ларина
―
И Эфрос?
А. Яцко
―
И Анатолий Васильевич был. Все страхи советского человека были свойственны ему. А Товстоногов — это просто первый секретарь обкома партии по способу работы, по отношению к людям. Что он заявил первое, когда пришел в театр? «Я несъедобен».
К. Ларина
―
Да-да-да.
А. Яцко
―
Да. Ты же помнишь это. И это был аппаратный, кроме всего прочего, талантливый такой администратор, манагер.
К. Ларина
―
Ну, может быть, ты и прав. Но все равно мне кажется, что здесь все равно важна эта почва, на которой все это произрастает. Как ты правильно сказал про Гребенщикова — «сквозь асфальт». Может быть… Черт его знает! Может быть, нужно это давление, этот каток, который художник (извини за пафос) преодолевает, и с помощью этого преодоления рождается то самое настоящее.
А. Яцко
―
Да если он художник, ему главное — преодолеть себя. Вот и все. Себя за волосы вытащить из повседневности, из рутины, из лени, которой подвержены все, я думаю. Надо быть страстно влюбленным в свое дело. Опять же, я не знаю, первым на ум приходит Кирилл Семенович. Кирилл, простите меня ради бога, что я упоминаю вас.
К. Ларина
―
У нас сегодня дифирамб Кириллу Серебренникову.
А. Яцко
―
Шутки шутками, но это последнее самое… это сильнейшее впечатление за последнее время у меня, которое я получил 30 апреля этого года. Я посмотрел «Мертвые души». У меня челюсть отвисла от восторга! На третьей минуте меня купили, и я сидел, я хихикал, толкал… «Вот же! Вот! Ну вот! Вот шедевр!» Какой мой друг Плоткин, архитектор… Вот я и ему дифирамб пропою, хватит с Серебренникова. Мы учились на одном курсе с Владимиром Ионовичем Плоткиным, ведущим московским архитектором, который построил много больших домов в Москве. Вот он приехал в Марсель и увидел Марсельскую единицу Корбюзье. И он тоже стоял, говорит, с отвисшей челюстью: «Ну, вот же! Вот! Вот как надо! Вот!»Я пришел в «Гоголь-Центр», и я понял: вот как должен выглядеть, вот каким должен быть современный живой театр. Это то, что называется в культурологии «местом силы». Это такие географические точки с очень значимыми какими-то сгустками энергии, очень значимыми для людей понимающих. Надо же понимать, надо же чувствовать эту энергию. Придет человек нечуткий, «культур-муртур» — он ничего не поймет. И он скажет: «А чего они там голые ходят?»
К. Ларина
―
Так они и рассуждают.
А. Яцко
―
«А чего он рубаху снял?»
К. Ларина
―
«А чего он матом ругается?» Да.
А. Яцко
―
Вот тут я поддержу его…
К. Ларина
―
Нет, я не согласна с тобой.
А. Яцко
―
Я поддержу, я поддержу…
К. Ларина
―
Потому что это не артист ругается матом, а это персонаж произносит эти слова.
А. Яцко
―
Ну, если это к месту.
К. Ларина
―
Ну, естественно.
А. Яцко
―
Там, где к месту, например, в «Изображая жертву»… Опять!
К. Ларина
―
Да, Серебренников.
А. Яцко
―
Никак без Серебренникова не обойтись. В «Изображая жертву» это изумительный фрагмент, который блистательно играет Виталик Хаев. Еще один дифирамб одному хорошему парню. Получи, Виталий! Я к тебе очень хорошо отношусь. Мы с ним снимались, мне понравилось. Он блистательно это делает!А если сидят два пьяных мужика друг напротив друга в одном фильме, который я не хочу упоминать, который я не досмотрел до конца даже, и у них просто через каждое слово льется мусорный мат… Извини меня. Материшься? Умей этим пользоваться. Делай красиво, как Виталий Хаев в фильме «Изображая жертву».
К. Ларина
―
Как Александр Анатольевич Ширвиндт, например.
А. Яцко
―
Не знаю…
К. Ларина
―
Нет?
А. Яцко
―
Я очень… Я не люблю материться даже в жизни. Я стараюсь этого не делать вообще. И я чувствую от этого почему-то лучше. Это мусор, как ни крути. Если ты Орлуша, например, то тогда напиши так, чтобы это было красиво, талантливо. А если ты просто материшься, потому что ты без тормозов чувак — ну, извини, я отойду в другую сторону, я не буду тебя слушать. Если ты материшься при девчонках — ну, зачем ты это делаешь? При детях — какого черта? Это ты сейчас в мир художественности пытаешься меня позвать вместе с собой, да? Нет. Ты просто материшься. Ты просто вульгарный тип!
К. Ларина
―
Все-таки есть какие-то вещи, которые ты не можешь переступить.
А. Яцко
―
Я сторонник…
К. Ларина
―
А как же свобода выражения и творчества?
А. Яцко
―
Я сторонник академизма. Свобода — это осознанная необходимость.
К. Ларина
―
Так-так-так-так-так!
А. Яцко
―
Ее надо осознать, да. Нет, свобода и слово «всё» — это не синонимы. Чепуха! Тут кончается искусство. Когда «всё», кончается искусство.
К. Ларина
―
Тогда «дышат почва и судьба».
А. Яцко
―
Мне не нравится эта ситуация. И это очень страшные стихи. Я не люблю, когда кончается искусство. Я предпочитаю находиться на территории художественности. И там я могу летать, я могу парить. Мне необязательно для этого материться. Если рядом будет кто-то, играющий какую-то роль, где…
К. Ларина
―
А если тебе надо будет по роли это сделать?
А. Яцко
―
Я ее не буду играть, скорее всего.
К. Ларина
―
А! Даже так?
А. Яцко
―
Правда, да.
К. Ларина
―
Принципы?
А. Яцко
―
Нет, я…
К. Ларина
―
А если тебя попросят раздеться догола?
А. Яцко
―
Я…
К. Ларина
―
И выйти на авансцену.
А. Яцко
―
Трясти вялыми гениталиями не буду никогда! Это антихудожественно.
К. Ларина
―
А если образ такой?
А. Яцко
―
Это не образ.
К. Ларина
―
А если это образ дряхлого человека?
А. Яцко
―
Это дерзость. Это дерзость, которую надо умирять. Вот и все. Ты же ездила наверняка на Барышникова, да?
К. Ларина
―
Да.
А. Яцко
―
Я, к сожалению, не смог. Он же в трусах остался, да? Ну, Михаилу Николаевичу хватило чувства меры. Зачем? Зачем публике демонстрировать?
К. Ларина
―
Хорошо, а Серебренников, «Машина Мюллер»? А Серебренников, «Нуриев», которого сняли только что?
А. Яцко
―
Не смотрел «Нуриев». Я бы спросил у Кирилла Семеновича, моего кумира: «Так ли это важно?»
К. Ларина
―
Наверное, если режиссер так решает.
А. Яцко
―
Смири гордыню чуточку, художник, умерся!
К. Ларина
―
А Додин — «Лир» или «Братья и сестры»? Сколько там обнаженной натуры!
А. Яцко
―
Не смотрел.
К. Ларина
―
Причем абсолютно это не глянец, как ты понимаешь. Это очень тяжелая, мощная драматургия. Я имею в виду — спектакль, рисунок.
А. Яцко
―
Скажи мне…
К. Ларина
―
Ну? Я помню, кстати…
А. Яцко
―
Скажи…
К. Ларина
―
Господи, забыла фамилию… Семак! Петя Семак в «Лире» абсолютно обнаженный в сцене безумия. Это и страшно, и смешно.
А. Яцко
―
Если бы он был там в трусах, было бы хуже?
К. Ларина
―
Не знаю. Наверное, это было бы не так.
А. Яцко
―
Не знаю, не знаю…
К. Ларина
―
Хотя чего мы с тобой спорим?
А. Яцко
―
Это чепуха!
К. Ларина
―
Это решает автор.
А. Яцко
―
Это мелко.
К. Ларина
―
Это решает автор, в конце концов.
А. Яцко
―
Это дребедень. Вот то, о чем мы сейчас говорим — это абсолютная…
К. Ларина
―
Вот висит распятие в спектакле Кости Богомолова «Идеальный муж», распятие в виде замечательной артистки живой и прекрасной, Нади Борисовой. У нее обнаженная грудь. Она висит. Это образ такой — висит на кресте.
А. Яцко
―
Знаешь, нет ничего прекраснее женской груди.
К. Ларина
―
Прекрасно! И что ты думаешь? Туда приходят такие товарищи…
А. Яцко
―
Вроде меня, да?
К. Ларина
―
Твои друзья. Энтео.
А. Яцко
―
«Наденьте на актрису лифчик!»
К. Ларина
―
Да-да-да. Ну, что это такое? Или сейчас «председатель хорового общества» Пожигайло, который потребовал у Учителя прикрыть голую грудь Матильды Ксешинской — мол, это нехорошо. «Зачем же вы нам голую грудь тычете и показываете?»
А. Яцко
―
Дурак Пожигайло! Он не понимает, что нет ничего прекраснее красивого женского тела.
К. Ларина
―
Так…
А. Яцко
―
И здесь, кстати, можно… Если бы мы сейчас были не в эфире, можно в нюансах поговорить. Женская обнаженная натура гораздо привлекательнее мужской натуры.
К. Ларина
―
Ты это мне говоришь? Ровно наоборот. У меня как раз совсем другие критерии отбора.
А. Яцко
―
Если это хорошо, если это спортивные тела, если нет лишнего, если нет этих дурацких складок глюкозных, макдональдских, то… Ребята, наденьте бандажи — и все. Ваши вялые гениталии абсолютно нехудожественны!О чем мы говорим уже минут пять — не знаю! Товарищи, это не я, это Ларина! Это Ларина меня сбила на эту кривую дорожку, на этот скользкий путь! Я певец прекрасного, я певец художественности. А обаяние этого человеческого низа существует для меня до определенных границ.
К. Ларина
―
Ну, видишь, все равно ты вот любишь Кирилла Семеновича Серебренникова, а в нем это все совмещается. Я в нем не вижу ничего. Вот в этих работах, которые я видела, в радикальных абсолютно, там нет ничего, что бы меня смущало, что бы говорило… Это не низ. Это совсем другое.
А. Яцко
―
Я поддержу разговор и скажу: да, да, да. Почти. Но я бы, например, с моим чувством меры…
К. Ларина
―
Прекрасного.
А. Яцко
―
Давайте согласимся: искусство там, где есть мера. Если меры нет — это не искусство. Точка.
К. Ларина
―
Кто это определяет?
А. Яцко
―
Художник. Вот и все.
К. Ларина
―
Все равно…
А. Яцко
―
Я как зритель, имеющий к этому отношение… Извини, он мастер, и я тоже мастер. Я могу со своими лекалами ходить куда-то и говорить: «Чувак, вот этого я бы не делал»? Я бы не делал в замечательном спектакле «Кому на Руси жить хорошо», я бы убрал интермедию, которая между первым и вторым актом.
К. Ларина
―
Это драм-балет?
А. Яцко
―
Когда ребята старательно блюют, пукают, лезут к зрителям, забирают мобильные телефоны…
К. Ларина
―
А, это когда они выходят в зал.
А. Яцко
―
Это перебор. Это лишнее. Мне после этого хотелось уйти. Но я заставил себя досмотреть это до конца, потому что я знал, куда я пришел. Я пришел не куда-нибудь, а к К.С. Станиславского звали К.С. Теперь у нас Серебренников К.С. Нет, он крут, нереально крут! Я восхищен просто. То, что смотрел… Я не видел все. Но «Кому на Руси…», «Мертвые души» и «Кафка» — ну, я руки врозь!
К. Ларина
―
Я «Кафку» не видела.
А. Яцко
―
Блистательная работа! Там чувство стиля безупречное. Он в совершенстве виртуозно владеет постановочным ремеслом. Для меня это главное.
К. Ларина
―
Ты про свой родной театр так не говоришь, с таким восторгом. Чего тебе не хватаете?
А. Яцко
―
Будет повод — я зальюсь соловьем, как Витя Сухоруков о себе. Витеньке хорошо — он только про себя. А я чувак командный, мне про себя не очень интересно говорить.
К. Ларина
―
Ваш спектакль, между прочим… Вот я считаю, что это один из выдающихся спектаклей.
А. Яцко
―
Мы сегодня с Витенькой опять все изобразим.
К. Ларина
―
«Царство отца и сына» — это спектакль, который идет в Театре Моссовета, где Александр играет царя Ивана Грозного… А, кстати! Вот про это мы тоже сейчас поговорим — по поводу Ивана Грозного. Обязательно.
А. Яцко
―
Я ждал, ждал этого.
К. Ларина
―
Да. Давайте мы сейчас новости послушаем, а потом продолжим нашу программу. Напомню, что у нас сегодня в гостях актер и режиссер Александр Яцко.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в передачу. Напомню, что сегодня нашим гостем является Александр Яцко, актер и режиссер. Нашим слушателям напомню номер SMS: +7 985 970-45-45.Я, во-первых, хочу сейчас уже дать задание вам, чтобы вы роли предложили Александру Яцко, потому что я люблю давать такое. Посмотреть, как зрители воспринимают артиста.
А. Яцко
―
Посмотрим.
К. Ларина
―
Что ему предложат? Какой образ?
А. Яцко
―
Как вы меня трактуете.
К. Ларина
―
Да. «Как вы меня трактуете». Поэтому присылайте ваши предложения. А вопросы, которые пришли… Вот спрашивают. Я открыла сразу фильмографию. Спрашивают: «Какие работы в кино Александр считает своими успешными, знаковыми?» Снимается очень много, много сериалов. Но были такие работы?
А. Яцко
―
Ну, боюсь, я здесь буду слишком по привычке самокритичным. Это у меня, извините, манера такая.
К. Ларина
―
Ну?
А. Яцко
―
Я не люблю врать. Кинокарьера у меня пока кривоватая, она с нулевым совершенно запасом. В кино я очень мало снимался. Я снимаюсь в основном в сериалах средней руки. Я их очень люблю, я очень люблю эту работу. Потому что даже во всех слабых сценариях, с которыми я имею дело (как правило, они слабые), всегда есть какая-то сцена, где можно за что-то зацепиться и вытащить из себя что-то такое сиюминутное, настоящее, и из партнера даже. Если попадается вдруг изредка хороший партнер, то это вообще счастье. Нет, я очень люблю.Никаких знаковых… Я не снимался в козырных каких-то проектах, но я очень люблю некоторые сериалы. Вот год назад мы снимали вместе с Наташей Хлопецкой, моей подружкой, то, что прошло так на периферии этого мейнстрима, на ТВЦ. Это очень малый охват аудитории. Там и бюджеты небольшие. Но был вполне приличный сценарий. Впервые человек писал на меня сценарий, со мной никогда такого не было (и боюсь, не будет уже). Она звонит мне и говорит: «Яцко, пишу вот сценарий, пишу на тебя роль». — «Ну, давай, давай, Хлопецкая, работай». И мы сняли вполне приличную милую четырехсерийку, называется «Невеста из Москвы». Там хорошая компания была.
К. Ларина
―
Мелодрама такая?
А. Яцко
―
Это… Ну да, это легкое такое, с уклоном в комическую сторону что-то мелодраматическое.
К. Ларина
―
А кто тебя опередил? Почему у тебя не сложилось, как ты говоришь, в кино?
А. Яцко
―
Почему? Да нет, сложилось. Ну, елки-палки, у кого-то получается так, у кого-то эдак.
К. Ларина
―
Ты абсолютно типажный артист, для кино одно удовольствие! Вот можно просто перечислять по пальцам.
А. Яцко
―
Нет, почему? Меня же снимают. Ну да, не снимался я у Хотиненко, у Прошкина…
К. Ларина
―
Почему?
А. Яцко
―
Понятия не имею!
К. Ларина
―
А ты сам просил когда-нибудь?
А. Яцко
―
Понятия не имею.
К. Ларина
―
Как-то проходил мимо, мелькал перед глазами?
А. Яцко
―
Один раз я попробовал попроситься, но понял, что это неправильный путь. Я очень хотел сняться в фильме по акунинской книжке «Статский советник». Но когда я узнал, куда я хочу протыриться… Я хочу протыриться туда, где Никита Сергеевич на белом коне. И силы слишком неравны. А я очень хотел сыграть этого чувака… Как же его? Глеб Пожарский. Замечательная роль. И книжка замечательная. Очень люблю Бориса Акунина, да. Григорий Шалвович, привет вам большой, если вы меня помните.
К. Ларина
―
Ну, есть же какие-то модные вещи — тот же «Лондонград», который стал таким, как я понимаю, знаковым сериалом.
А. Яцко
―
Нет, у меня, во-первых, там роль была, которая вложилась в две или три смены, я был на периферии сюжета. А во-вторых, у него не было успеха, у этого «Лондонграда».
К. Ларина
―
А на всяких спецназовцев зовут?
А. Яцко
―
Нет, почему? Я обожаю проект под названием «Закрытая школа». У меня расширились аудитория. Я никогда не думал, что я буду играть для детей…
К. Ларина
―
Для молодежи.
А. Яцко
―
Для 12–14-летних подростков. До сих пор я иду с Марусей по какому-нибудь торговому центру и слышу сзади: «Папа Макса! Папа Макса!» Это я — папа Макса. Паша Прилучный, привет тебе большой! Ты замечательный парень.
К. Ларина
―
Какой добрый человек! Всем приветы раздает бесплатно.
А. Яцко
―
Нет, он хороший парень.
К. Ларина
―
Молодец!
А. Яцко
―
Я абы кому не буду приветы слать. Паша Прилучный — замечательный актер, который сейчас…
К. Ларина
―
Согласна, согласна.
А. Яцко
―
У него расписан график до 2019 года.
К. Ларина
―
Очень интересен. Очень понравился…
А. Яцко
―
В «Мажоре» какой он замечательный!
К. Ларина
―
В «Мажоре» я его увидела. Замечательный!Саша, ну давай теперь про Ивана Грозного, вернемся. Это, конечно, удивительная история, поскольку во время… Спектакль идет сколько лет уже?
А. Яцко
―
Ну, лет семь, наверное, восемь
К. Ларина
―
Вот! За время жизни спектакля изменилась легенда по сути. Потому что когда ты начинал делать, играть эту роль, было понятно, кто такой Иван Грозный. Страшный тиран и убийца, да? Руки по локоть в крови, убил сына и вообще залил кровью страну, да? Прошли годы — и что мы видим сегодня?
А. Яцко
―
Ну, Ксюша…
К. Ларина
―
Как-то это на тебя действует? Ты теперь положительного героя стал играть?
А. Яцко
―
Дело же в том, что это две разные территории. То, о чем ты сейчас говоришь — это территория исторической науки. А история — это все-таки наука. Что бы там Александр Глебович Невзоров ни говорил, есть такая наука — история. Александр Глебович, это вы просто ради красного словца в полемическом задоре тут всех нас отфутболиваете своим красноречием. Есть такая наука. И я такой вульгарный историк. Я люблю это. У меня и Соловьев, и Ключевский. Я что-то там листаю иногда. Но больше всего я люблю историю 41-го года — то, о чем пишут Солонин, Суворов. Ну, неважно.Я к нему говорю? Изучать, например, историю по спектаклю в Театре имени Моссовета — бессмысленно. Так же как нельзя изучать историю Гражданской войны по фильму «Белое солнце пустыни».
К. Ларина
―
«Двадцать восемь панфиловцев»…
А. Яцко
―
Ну, это вообще отдельная история. Мне неловко о ней говорить. Тема такая… ну, нервная очень. Она касается войны. Мой папа воевал. И когда начинают об этой жути врать — «Господа, вы звери!».
К. Ларина
―
Ну, ты же понимаешь? Я тебя спрашиваю про спектакль — это просто как повод.
А. Яцко
―
Да. Ну, спектакль…
К. Ларина
―
А когда это все на твоих глазах происходит? Ведь наши родители это все переживали в советское время, когда легенды менялись на глазах: сегодня ты герой, а завтра он уже лежит в подвалах с простреленной башкой. Понимаешь?
А. Яцко
―
Ты отвечаешь, что тебе непривычного в этой истории. Все повторяется, все то же самое. И примкнувший к ним Шепилов. «И был отец народов, стал…»
К. Ларина
―
«Не отцом, а сукою». А сейчас опять отец народов.
А. Яцко
―
Ну, правильно. Кстати, эта песня имела огромный, большой успех. Мы когда с Таганкой ездили по концертам, я пел Окуджаву сначала, а потом стал петь Галича. И Галича очень хорошо принимали, особенно эту песню. Я с удовольствием… Я ее, правда, переиначил немного. Я пел с явным таким… с мелодией «Цыганочки». У Галича это больше речитатив такой. Песня дивная. Она актуальная, да. «Все стоим, ревмя ревем, и вохровцы, и зэки». И уж слишком велик был масштаб этой персоны, черт бы его…
К. Ларина
―
Ну а как ты думаешь, почему общество так легко собственно эти знаки меняет — с минуса на плюс? Секунда! То есть это вообще неважно, что ли?
А. Яцко
―
Что такое общество? Перестань! Ну, что? Был референдум какой-то? Что ты хочешь от общества, где 30% населения думают, что Солнце вращается вокруг Земли? Успокойтесь! Товарищ Ларина, успокойтесь! Сидите в этой студии, встречайте милых для себя собеседников и забудьте обо всех остальных.
К. Ларина
―
Ну конечно!
А. Яцко
―
«Общество, общество»…
К. Ларина
―
Ну, оно же…
А. Яцко
―
Обществу начхать на Ивана Грозного. Ну, кино посмотрели. Оттуда больше информации.
К. Ларина
―
Хорошо, может быть, на Грозного ему и начхать, а вот на Сталина не начхать. Вот годы идут, а мы по-прежнему спорим — плохой он или хороший.
А. Яцко
―
Подожди! Ну, давай подождем. Может быть, наши внуки будут иначе относиться, будут относиться как к Николаю Первому, например.
К. Ларина
―
Как Поклонская к Николаю Первому.
А. Яцко
―
Она ко Второму.
К. Ларина
―
А, Второй.
А. Яцко
―
Нет, я ничего не могу сказать. Ну, бедная девочка с ангельским лицом… И такое! Очень много людей разных. Моя любимая шутка из русской литературы: «Широк человек. Я бы сузил». Ну, я бы сузил, но я не могу, к сожалению.
К. Ларина
―
Ну, все равно, ты как ни крути, эти все политические вихри не только в головах у 86% населения бродят. Они задевают и то пространство, в котором ты существуешь. Ведь я прекрасно понимаю, зная твою позицию в отношении всех событий политических, понимаю, что ты многих людей лишился, с кем ты расстался. А может быть, и в кино тебя не берут, потому что знают, что ты думаешь на самом деле.
А. Яцко
―
Ну, кто знает? Я не знаю, почему жизнь складывается так или иначе. Судьба связана с характером. Характер — это судьба. Судьба — это характер. Я не знаю. Я живу очень часто с ощущением, с которым жила мама моя покойная. Она мне говорила: «Сынок, я счастливый человек. Я люблю свою работу». Я из Белоруссии сам, мама моя говорила с акцентом белорусским — ну, с каким говорит Александр Григорьевич Лукашенко. Я очень благодарен маме за то, что это отношение передалось, видимо, и мне. Я очень люблю свою работу. И мне начхать на все эти вихри враждебные, которые веют над нами.
К. Ларина
―
Ты о политике вообще не говоришь, что ли, ни с кем на работе?
А. Яцко
―
Я стесняюсь…
К. Ларина
―
На работе.
А. Яцко
―
На работе? Бесполезно! Потому что там очень мало тех, кто думает так, как думаю я. Актерская масса — это масса верноподданная, выжидающая, ожидающая, ожидающая решения, которое начальство спустит сверху. И все. В семье не без урода. Имею в виду себя. Люди, которые начинают вякать, которые начинают заявлять о своей какой-то позиции… Но это сложный путь, который выбирает вот такая личность вякающая, вроде меня.Мы все любим кино «Пролетая над гнездом кукушки». Мы все симпатизируем Макмерфи, герою Джека Николсона. Но если ты начальница, и вот вообрази — у тебя в коллективе появляется такой Макмерфи. Ну, ты первая сделаешь ему лоботомию — на всякий случай, чтобы не баламутил народ. А так со стороны: «Ах, Макмерфи! Ах, Джек Николсон! Ах, какая прелесть! Ах, какой порыв к свободе!» Но это если ты зритель. А если ты становишься участником событий, то: «Не-не-не, в операционную. Лоботомия». Что делать? Ну, так устроена жизнь. Это не мешает театру оставаться самым замечательным на свете занятием.
К. Ларина
―
Пространством, да.
А. Яцко
―
Мои дифирамбы все адресованы этому великолепному занятию, этой специальности — актер драмы и кино.
К. Ларина
―
Тогда расскажи, что то ты делаешь сейчас.
А. Яцко
―
Я сейчас планирую, естественно…
К. Ларина
―
Планируешь что-то делать.
А. Яцко
―
Планирую, да, что-то делать. Открыть, найти ту форточку, через которую ворвется в мою жизнь ветер перемен тот самый, о котором поется в песне из «Мэри Поппинс, до свидания». Я просто готовлюсь сейчас, я занимаюсь маленьким делом. Меня в кои-то веки пригласили на фестиваль «Амурская осень».
К. Ларина
―
Ты будешь петь?
А. Яцко
―
На Дальнем Востоке ни разу не был.
К. Ларина
―
Петь?
А. Яцко
―
Да. И я готовлю сейчас программу. Я этим лет тридцать не занимался.
К. Ларина
―
Слушай, это так здорово! Я хотела, кстати, еще, чтобы ты принес, чтобы поставить в эфире, как ты поешь.
А. Яцко
―
Ну, надо было… Видишь, есть повод встретиться. Я принесу гитарку, укулельку и что-нибудь сбацаю, если захочешь.
К. Ларина
―
Ой, какой молодец!
А. Яцко
―
Я готовлю сейчас программу просто.
К. Ларина
―
Кстати, в театре же ты поешь тоже, в «Иисусе Христе», да?
А. Яцко
―
Ну, это актерское пение, как ни крути. Я стараюсь уйти от этого формата — «актерское пение», когда люди начинают душевно что-то говорить, мелодекламация такая. Я стараюсь учиться петь всю жизнь. Иногда удается. Если получается, то я очень рад.Мы с ребятами молодыми в театре… У меня есть такой проект, который до сих пор не реализован стопроцентно. Опять же надо найти взаимопонимание с верхами, а у меня характер иногда лишает меня возможности пойти в кабинет и в очередной раз попросить: «Можно я что-нибудь сделаю?»
Ну, чепуха все это, к делу не относится. У нас есть музыкальные люди, мы играем. И есть у меня проект, который называется «Закулиса» — группа такая, мы поем. У нас, к сожалению, нет людей, сочиняющих свой материал. Мы поем кавера.
К. Ларина
―
А я где-то видела вас, на каком-то вечере.
А. Яцко
―
Что?
К. Ларина
―
На каком-то вечере я видела вас, я вспомнила.
А. Яцко
―
Нет, мы не выступали нигде.
К. Ларина
―
На внутреннем…
А. Яцко
―
А, ну да! Это было. Я провел вечеринку такую два с половиной года назад. Там мы много пели. Потом еще полтора года назад мы пели…
К. Ларина
―
Это что было? Напомни мне.
А. Яцко
―
Мы пели просто песни — кто что любит. Ребята пели из репертуара Эми Уайнхаус. Я пел битлов. И сейчас очень здорово получается. У нас есть Валерка Анохин, который… Он может петь AC/DC. Он поет не хуже Бона Скотта. Beatles, Эми Уайнхаус, AC/DC — у нас репертуар очень широкий, да. А я готовлю песни из советских кинофильмов сейчас. Мне надо минут пятнадцать сделать.
К. Ларина
―
Это для «Амурской осени»?
А. Яцко
―
Ну да. Я хочу выйти с гитарой к микрофону и спеть.
К. Ларина
―
А что ты будешь петь?
А. Яцко
―
Ой, я обожаю песни из старых фильмов.
К. Ларина
―
«В городском саду играет…»?
А. Яцко
―
Нет, это же не из фильма… Ну, например, из фильма…
К. Ларина
―
«Тишина за Рогожской заставой»?
А. Яцко
―
Да, да. Например, да, хорошая. Я ее, может быть, разучу. Я очень люблю «Мы жили по соседству, встречались просто так» из фильма «Они были первыми». Потом я обожаю песни из фильма «Вам и не снилось…», на стихи Рабиндраната Тагора, замечательная песня. Потом я буду обязательно петь… Господи, что? «Ветер перемен» тот самый. И «Призрачно все в этом мире бушующем». Кино уже все забыли. Правильно, кино так себе. А песня-то какая грандиозная! Я ее буду петь обязательно.
К. Ларина
―
Ну, спой.
А. Яцко
―
Я без инструмента и без микрофона.
К. Ларина
―
Нет? Как? Микрофон — вот он, пожалуйста. И не один.
А. Яцко
―
Я готовлю эту программу. Я напрасно проговорился. Вот подготовлю — тогда проси.
К. Ларина
―
Хорошо. Так, тебе интересно, что тебе предлагает народ, какие роли?
А. Яцко
―
Ну…
К. Ларина
―
Боишься?
А. Яцко
―
Да чего бояться?
К. Ларина
―
Страшно?
А. Яцко
―
Нет, не страшно.
К. Ларина
―
Сейчас скажу! Так-так-так… Мефистофель, ни больше ни меньше.
А. Яцко
―
Мефистофель? Ну да. Но это слишком близко.
К. Ларина
―
Да?
А. Яцко
―
Кстати, мы с Гошей Куценко обсуждаем эту тему. Но с ним очень трудно затевать проекты, потому что он везде.
К. Ларина
―
Он тоже поет и пишет.
А. Яцко
―
Еще бы. Все мы знаем.
К. Ларина
―
Сахаров Андрей. Тоже хорошо.
А. Яцко
―
Андрей Сахаров? Нет, это не мое.
К. Ларина
―
Нет?
А. Яцко
―
Нет-нет-нет
К. Ларина
―
Очень много почему-то люди пишут, что вот Сашиной внешностью очень хорошо сыграть какого-нибудь брутального интеллигентного ученого, типа «Иду на грозу». Ну да.
А. Яцко
―
Почему нет? Замечательно. Ученый — круто.
К. Ларина
―
Прекрасно. «Спасибо за роль в «Закрытой школе». Замечательно!»
А. Яцко
―
Спасибо вам за это «спасибо».
К. Ларина
―
Грозный, Троцкий, Солженицын. Вот такая троица, тройка.
А. Яцко
―
Солженицын? Кстати, в числе тех, я бы сказал, 25–30 названий, которые бьются в голове друг о дружку, есть Солженицын. Я обожаю текст этот «Ленин в Цюрихе», но ему надо найти какой-то театральный эквивалент, надо в драматургию превратить.
К. Ларина
―
А почему не почитать?
А. Яцко
―
Ну, читать…
К. Ларина
―
Как вот читает Александр Филиппенко. Прекрасно!
А. Яцко
―
Ну, куда мне до Александра?
К. Ларина
―
Ну, что ты?
А. Яцко
―
Это маэстро Филиппенко! Я не могу на его территорию ступать.
К. Ларина
―
«Саше привет от бывших таганских работников и участников его спектакля «Ричард». Рады его слышать». Проект «Русский глобус».
А. Яцко
―
Спасибо, ребята, что вы помните.
К. Ларина
―
Михаил и Лена.
А. Яцко
―
Кстати, ты говорила — зовут, не зовут. Меня однажды позвал режиссер Володя Котт в сериал «Охотник», который я люблю. Мы там с Женькой Цыгановым снимались вместе.
К. Ларина
―
А! Который из прошлого времени появляется?
А. Яцко
―
Да, да, да. Было очень неплохо. Так вот, он меня вспомнил после спектакля «Ричард II», который он посмотрел на Таганке. Да, я люблю этот спектакль. Правда, я его всего 10 раз сыграл. И тогда все крахнуло…
К. Ларина
―
«Отличного убийцу мог бы сыграть, маньяка — умного, тонкого, рефлексирующего».
А. Яцко
―
Было, было. Плавали, знаем.
К. Ларина
―
Серьезно?
А. Яцко
―
Да. Много душ погубил я на телевизионном экране, да.
К. Ларина
―
«Как вы можете сравнивать Николая Первого со Сталиным?»
А. Яцко
―
А когда я сравнивал Николая Первого со Сталиным?
К. Ларина
―
Мы не сравнивали, мы просто перечисляли. Так, Клавдий.
А. Яцко
―
Клавдий? Да, это моя роль. Да, да, да.
К. Ларина
―
Не было?
А. Яцко
―
Я надеюсь, будет.
К. Ларина
―
Ну, нигде не играл еще Клавдия?
А. Яцко
―
Нет, нет. Еще можно. Еще лет пять как можно мне играть Клавдия. Потом уже будет поздно.
К. Ларина
―
«Ой, после такого замечательного интервью захотелось в Театр Моссовета».
А. Яцко
―
Приходите, приходите!
К. Ларина
―
«На «Баден-Баден». Жаль, билеты очень дорогие». «Баден-Баден» — ты играешь там?
А. Яцко
―
Давайте о каком-нибудь другом спектакле.
К. Ларина
―
«Александр мог бы сыграть Треплева».
А. Яцко
―
Поздно! Вы что?! Я играл Дорна в спектакле у Кончаловского. Ну, это был ввод, который я вспоминаю с удовольствием, потому что мне очень нравился этот спектакль благодаря участию Ирки Розановой. Она блистательно играла Аркадину! И я потому согласился ввестись в спектакль. Даже состриг какие-то купоны, в Италию на гастроли съездил.
К. Ларина
―
Вообще у него там, поскольку он поставил уже — сколько? — четыре, по-моему, спектакля чеховских…
А. Яцко
―
Ну, о «Чайке» сейчас почему-то не вспоминают.
К. Ларина
―
«Чайка», «Вишневый сад», «Три сестры», «Дядя Ваня». У него там своя как бы группа. Не приглашал?
А. Яцко
―
Своя, своя, да. Нет, когда понадобился, позвали. Ну… Что об этом говорить, Господи? Я уже об этом говорил, кстати, где-то в интервью. И уже заслужил реакцию определенную.
К. Ларина
―
Тут предлагают тебе прочитать роман «Текст» Глуховского. «Там есть для Александра точно роль». Кстати, из этого вопроса… из этого предложения я хочу вопрос такой задать тебе по поводу современной вообще литературы, современной драматургии.
А. Яцко
―
Этому парню я очень симпатизирую. Мне нравится, как он говорит.
К. Ларина
―
Глуховский?
А. Яцко
―
Я слушаю его. Я как старый эхолот, эхоман всегда слушаю его.
К. Ларина
―
Я сейчас читаю «Текст». Это совсем другой роман. Вот эти фэнтези, он до этого же писал, все эти «Метро», такое-сякое…
А. Яцко
―
Ты будешь смеяться — я только что купил эту книжку.
К. Ларина
―
«Текст»?
А. Яцко
―
У меня было время, я зашел. Я купил пьесы Дмитрия Львовича Быкова, моего кумира еще одного. Книжку Веллера «Похождения майора Звягинцева» — несмотря на то, что он тут диабетический скандал недавно устроил на радио. Он же писатель-то хороший, наверное.
К. Ларина
―
Прекрасный.
А. Яцко
―
И я купил его книжку. И стоял возле книжки Глуховского «Текст» и подумал: ну, я ее скачаю в Интернете. Да, я хочу почитать, прочитать ее.
К. Ларина
―
Хорошая книга, неожиданная совершенно, абсолютно неожиданная.
А. Яцко
―
Она про сейчас, да?
К. Ларина
―
Абсолютно современная вещь, абсолютно.
А. Яцко
―
Вот это круто, потому что мало кто пишет про сегодняшний день. Ну, Сурков писал вроде, да?
К. Ларина
―
Да, Сурков написал. И это тоже мы помним, этот спектакль.
А. Яцко
―
Нет, почему? Я прилепинскую книжку, помню, на съемках прочитал.
К. Ларина
―
«Обитель»?
А. Яцко
―
«Санькя».
К. Ларина
―
А, «Санькя». Кстати, спектакль тоже хороший — «Отморозки» Кирилла Серебренникова по книге Прилепина «Санькя». Очень хороший.
А. Яцко
―
У Кирилла Семеновича должен быть хороший спектакль. Я его не видел, но я уверен, что это хороший спектакль.
К. Ларина
―
Несколько вопросов, Саша, к тебе по поводу… Поскольку мы про Серебренникова много говорим, естественно, есть вопрос от нашего слушателя: «Каким вам видится финал этой истории вокруг Кирилла Серебренникова и «Седьмой студии»?»
А. Яцко
―
Он уже очень печальный, этот финал. Что делает на нарах замечательный дядька Малобродский? Что он там делает? Финал уже печален. У Кирилла Семеновича не будет неприятностей.
К. Ларина
―
Ты уверен?
А. Яцко
―
Его не тронут.
К. Ларина
―
Ну, это на него наезд? Вот как тебе видится? Поскольку мы ничего не знаем…
А. Яцко
―
Я не могу оценить ситуацию. В моей голове не умещается. Здесь, в этом мире, в который мне неохота даже…
К. Ларина
―
Заглядывать.
А. Яцко
―
…заглядывать и стучаться, какие-то свои правила, мне неинтересные, непонятные. Почему его? Может быть, он наказан за то, что объявил театр территорией свободы, «не высовывайся». Ну, Господи, чепуха все это! Я не знаю. Этот монстр клацает челюстями, зубами по своей какой-то прихоти. Ну, вот клацнул он в очередной раз. Обидно, обидно. Печально себе это. Женщина… Я не помню ее фамилии.
К. Ларина
―
Масляева, бухгалтер.
А. Яцко
―
Да.
К. Ларина
―
Тоже сидит.
А. Яцко
―
Что она делает на нарах? Она же в тюрьме сидит.
К. Ларина
―
Да. И Алексей Малобродский сидит в тюрьме с 19-го числа. Вот мы пытаемся сделать всякие воззвания и письма для того, чтобы его…
А. Яцко
―
Эта метафора меня преследует уже много лет, я часто о ней вспоминаю: желтый вагон, Елена Соловей…
К. Ларина
―
«Господа, вы звери!».
А. Яцко
―
«Господа, вы звери!». На съемках она не это говорила. Эта реплика возникла только на озвучании. Не знаешь?
К. Ларина
―
Нет, нет.
А. Яцко
―
Нет. Александр Артемович Адабашьян, Саша Адабашьян… Саша, привет тебе большой! Ты потрясающий. Если слышит.
К. Ларина
―
Ну?
А. Яцко
―
Он мне рассказал, что там было какой-то другой… «Это ошибка!» Ну, какой-то текст был такой вокруг да около. А вот в точку они решили попасть. Они смогли попасть, когда возникло это: «Господа, вы звери!». И я часто твержу это про себя. Ну, это бесполезные возгласы.
К. Ларина
―
Еще вопрос: «Почему так раздражает современное искусство и власть, и большую часть общества?»
А. Яцко
―
Кого раздражает? А, власть и большую часть общества? Ну, людей инертных, которые живут силой привычки, что-то новое всегда раздражает, конечно, да. Что же это вы? Эта тема всегда существовала, боже мой, и в XIX веке. И люди были возмущены началом пьесы «Горе от ума». «Как это так?!»
К. Ларина
―
Она вообще была запрещена некоторое время.
А. Яцко
―
Ну да. К сожалению, у нее не было сценической судьбы при жизни автора. Он, правда, поставил ее как-то в университете со студентами. И он сам репетировал, он играл, они играли перед ним. Он реализовался по этой части. Но очень многие пьесы были погублены. А пьеса «Бег», которая могла бы быть следующей ступенькой после «Дней Турбиных»? Она же была загублена Московским, мать его, художественным театром, который лег под это… Ну, трудно было не лечь. Вот как? Возрази. Попытайся возразить тогда. Московский художественный театр: «Нет!» И что бы с ними сделали?
К. Ларина
―
Ну, сегодня все-таки не так.
А. Яцко
―
Сегодня, слава богу…
К. Ларина
―
Хотя мы же видим бесконечные эти попытки — то один закон, то другой закон.
А. Яцко
―
Ну, выборочные захваты. Это вот как детей из толпы выхватывают и волокут в автозак. Вот так же. Не всех же.
К. Ларина
―
Но тем не менее я хочу вспомнить, чем этот сезон, который сейчас уже завершился… Он начинался-то с выступления Константина Аркадьевича Райкина знаменательного, да? Такое было предупреждение. А закончился обысками и арестами. И в этом, конечно, я связь вижу. Тогда никто Костю не послушал после его выступления по поводу надвигающейся цензуры.
А. Яцко
―
Ну, почему? Все послушали, все услышали, все перепостили тысячу раз и проаплодировали ему. Ну… Это сложная тема.
К. Ларина
―
Боишься говорить про это?
А. Яцко
―
Я не боюсь про это говорить. Просто я боюсь, что тебе не все, что я скажу на эту тему, понравится.
К. Ларина
―
Ну, скажи. И что? Или ты сейчас, как Орлуша, скажешь: «Я больше никогда не приду на «Эхо Москвы»?
А. Яцко
―
Нет. Кстати, я вчера это слышал. Я так расстроился! Я этому чуваку симпатизирую. Он из ничего вдруг может так слова складывать складно. Ну, это какая-то позиция, да. Ну, он не может поступиться какими-то своими принципами. Жалко, жалко…
К. Ларина
―
Но тем не менее я все-таки хочу от тебя добиться вот этого твоего отношения к выступлению Кости и вообще к этому ощущению надвигающегося кошмара именно в культуре.
А. Яцко
―
Ну, давайте встречать…
К. Ларина
―
Вот этот каток, который… Сейчас уже сидит за рулем министр культуры, окруженный уже Бурляевым и целой толпой каких-то патриотически настроенных граждан и православных. И уже заводят. Он уже заводит мотор.
А. Яцко
―
Ну, посмотрим. Он же пока не поехал.
К. Ларина
―
То есть посмотрим, куда поедет?
А. Яцко
―
Ну, посмотрим. У меня не вмещается в голове вся эта ситуация. Она слишком ужасна. Она реально ужасна. Это ужас-ужас-ужас, да. Я уже сказал: «Господа, вы звери!» Ну, я беззащитен перед этой монструозностью жизни. Что мне делать, ну? Я фаталист в некотором смысле. Будь что будет. Я делаю то, что я должен делать. «Делай то, что должен, и будь что будет». Кто-то же довольно неплохо сказал. Это хорошая такая мысль. Я стараюсь делать то, что я должен. Я исполняю свое предназначение. Давайте громким таким словом закончим: я осознал свое предназначение, и я следую этому предназначению!
К. Ларина
―
Спасибо, спасибо! Все в восторге, наши сегодняшние слушатели и зрители, очень благодарят за разговор и за гостя.
А. Яцко
―
Правда?
К. Ларина
―
Так что скажу лишь, что Сашу можно увидеть на сцене Театра имени Моссовета. Приходите и посмотрите. И спектакль его посмотрите, «Горе от ума».
А. Яцко
―
На который Ларина два раза была приглашена и не пришла!
К. Ларина
―
Приду, приду!
А. Яцко
―
Нет. Ну, мы же знаем, что театр — это то, чем занимается Константин Богомолов, а остальное — это недоразумение.
К. Ларина
―
Все, выключай микрофон!