Максим Дунаевский - Дифирамб - 2017-03-19
19.03.2017
О.Пашина
―
Вы уже слышали – это программа «Дифирамб». Я рада приветствовать в этой студии Максима Дунаевского – здравствуйте.
М. Дунаевский
―
Добрый день.
О.Пашина
―
Напомню нашим слушателям, что за звукорежиссерским пультом Светлана Ростовцева. Давайте начнем с последних новостей – я еще в информационной службе тут подрабатываю, поэтому хочу начать с новостей. Я имею в виду фильм Владимира Бортко «О любви». Я понимаю, что он еще не вышел, мы не будем рассказывать сюжет или какие-то секреты – мы поговорим о музыке, это же можно?
М. Дунаевский
―
Да, которую тоже никто не слышал.
О.Пашина
―
Которую никто еще не слышал и которую пока нельзя послушать, но поговорить-то можно о ней?
М. Дунаевский
―
Поговорить можно вообще о кино и о кино Бортко в том числе.
О.Пашина
―
Да. Кстати, вот о кино: я читала ваше последнее интервью, и в нем вы говорили, что писать музыку для российского кино стало неинтересно. Почему вы сделали исключение для этого фильма?
М. Дунаевский
―
Всегда есть исключения. И, конечно, таким исключением из правил являются большие режиссеры, которые даже если не делают чего-то гениального, поскольку гениальное есть тоже исключение, но в основном это все равно всегда будет высокопрофессионально, это всегда будет глубоко, это всегда будет трогать. Поэтому когда звонит такой человек, как Владимир Бортко, и предлагает написать музыку к кино, я даже не спрашиваю сценария.
О.Пашина
―
А вообще когда вы выбираете, с кем работать, что для вас основное? Имя режиссера? Это все-таки сценарий, сюжет? Может быть, название? Может быть, актер какой-то?
М. Дунаевский
―
В кино – это, конечно, режиссер. Прежде всего режиссер. Несмотря на то, что у нас кино продюсерское и себя сегодня как бы с продюсерским мировым кино объединяет, на самом деле, конечно, все равно оно у нас остается режиссерским. Продюсеры не созрели, чтобы руководить фильмами, даже самые большие, поэтому, конечно, кино у нас режиссерское, им и остается. Очень важно, с кем ты работаешь прежде всего. А сценарий… Конечно, поскольку у нас со сценариями совсем беда, то это важно, но все равно любой сценарий хороший режиссер – тем более блестящий, опытный, профессиональный – всегда сделает его своим, сделает так, что он будет интересен, я уверен.
О.Пашина
―
И вот вам позвонил Владимир Владимирович. Что он вам сказал? Как он вас заманивал?
М. Дунаевский
―
Вы знаете, я его спросил прежде всего, когда мы встретились, почему я. Он работал с другими композиторами, в том числе с Корнелюком последние годы. Он сказал: «Потому что мне нужна в этом фильме пронзительная мелодия, а кто лучше Дунаевского это сделает?» Это его слова, я не хвастаюсь, просто так он сказал.
О.Пашина
―
И он совершенно прав.
М. Дунаевский
―
И около года я, в общем, с этой мыслью жил, что нужно написать пронзительную мелодию. Я ее пытался написать, хотел написать. И, в общем, она родилась, на мой взгляд. Но она не понадобилась в фильме, вот что удивительно. Бывают такие случаи какие-то… Я себя считаю действительно мелодистом, считаю, что в кино очень важна яркая тема, с которой если не выйдет человек и не будет ее насвистывать, то во всяком случае она должна крепко засесть в его голове. Это и для фильма полезно, и для воздействия на зрителя тем более. Но вот в этом фильме я увидел, что она мешает. Бывает такое: вот мешает, она слишком оттягивает на себя. И поэтому в этом фильме должна быть более нейтральная, более атмосферная и нежная музыка. Как великолепно сказал после фильма мой друг Игорь Лазарев – это первый исполнитель в музыкальном театре мушкетера (Д'Артаньяна) (он теперь режиссер, сценарист и все вместе): «Я почти не замечал музыки». Наверное, вот это и было нашим главным достижением.
О.Пашина
―
Это самое правильное. Бывает так иногда, что фильм иной раз не захочется второй раз посмотреть, а музыку слушаешь и слушаешь уже в отрыве от этого фильма, уже не воспринимая его.
М. Дунаевский
―
Это те самые попадания – редкие, но все-таки достаточно систематичные – которые были в прежнем кино. В нашем кино сегодняшнем – да и в американском тоже – такие попадания чрезвычайно редки, чрезвычайно.
О.Пашина
―
А как вы взаимодействовали с Владимиром Бортко? Пронзительная мелодия не понадобилась. Он что вам сказал? – «переписывайте, это не пойдет»?
М. Дунаевский
―
Да, мы все время работали… Нет, мы довольно быстро поняли, что она вообще лишняя. Мы ее пытались, как говорится, «присобачить» то туда, то сюда, гоняли по всему фильму, ничего не получалось. И он очень боялся мне это сказать: будучи сам художником, понимал, чтобы не ранить, не ранить…
О.Пашина
―
Своего творческого человека.
М. Дунаевский
―
Соавтора, да. И я к этому пришел сам. Я сказал: «Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ее не будет. Мы ее уничтожим».
О.Пашина
―
О… А шансы-то услышать ее когда-нибудь будут?
М. Дунаевский
―
Может быть, если она пригодится в какой-то другой работе. Возможно, так и будет.
О.Пашина
―
Я хочу сказать нашим слушателям, что ваши вопросы Максиму Дунаевскому вы можете присылать – номер для SMS-сообщений: +7 985 970-45-45. Я хочу задать вопрос, который пришел от нашего слушателя на сайт. Алекс пишет: «Я преклоняюсь перед вашим талантом, это самое главное. Но музыка – один из факторов, который определяет настроение; как следствие, она влияет на восприятие фильма. Можете ли вы назвать несколько картин, где музыка, по вашему мнению, сделала успех фильма?»
М. Дунаевский
―
Я не несколько картин, а, наверное, это большая часть, подавляюще большая часть известных нам фильмов. Потому что фильма с плохой музыкой не может быть, не может быть такого. Плохая музыка… Музыка имеет настолько серьезное воздействие подсознательное на зрителя, что если она плоха или если она не очень удачна, что чрезвычайно часто встречается в наших фильмах последнего двадцатилетия (двадцатипятилетия), поскольку профессия кинокомпозитора почти потеряна, а если она и не потеряна, то она приобрела какие-то совершенно уродливые формы под воздействием этого самого продюсерского кино, то фильм… Даже продюсер порой не знает: а что это фильм-то не смотрят? Почему? Он не понимает, что это такое же значение, как плохо снятый фильм, плохо сыгранный актерами фильм, плохо поставленный. Плохо написанная музыка такую же отрицательную сильную роль имеет, это я могу сказать.
О.Пашина
―
То есть она убивает и сюжет, и актеров?
М. Дунаевский
―
Да. Все фильмы… Вот я тут пересмотрел неожиданно по телевизору в ночном эфире чуть ли не все фильмы Джеймса Бонда – «Агент 007». Что-то вот застрял на этих фильмах – интересно было. И эти фильмы во многом делала музыка – удивительная вещь. Где-то она давала юмористический оттенок этому фильму, то, что он не так уж сильно серьезен, потому что воспринимали же это очень остро в свое время, как пасквиль на Советский Союз, поскольку Агент 007 очень часто бывал в России, много сюжетов связано. На самом деле это ирония. Фильмы очень ироничные, пародийные даже. И вот музыка давала именно это, потому что актеры-то играли серьезно, а action-сцены очень серьезные; именно музыка давала иронический оттенок. Музыка способна на многое.
О.Пашина
―
Способна выдать подтекст.
М. Дунаевский
―
Конечно.
О.Пашина
―
А как вы думаете, почему – мне так кажется, может быть, я не права – наши режиссеры как-то не очень любят мюзиклы. В смысле зрители-то любят, а режиссеры не любят снимать. Я за последний короткий период времени не могу навскидку вспомнить нашего российского ни одного. Почему их не снимают?
М. Дунаевский
―
Я думаю, что… Тут две причины. Во-первых, в 1990-е гг. у нас просто вырубили клан профессиональных режиссеров. Остались… Вот сегодня почему Бортко – уже пожилой человек, извините, и себя он таковым считает, этого не стесняется – Александр Митта, недавно ушедший из жизни, к великому сожалению, Рязанов, которые практически оставались без работы все эти годы. Ну, про Бортко этого не скажешь, он снял все-таки яркие фильмы: «Мастер и Маргарита»… Короче говоря, достаточно много фильмов снял, которые были на виду. Но про других режиссеров этого не скажешь. В том числе режиссеры, которые снимали музыкальные фильмы. Например, Леонид Квинихидзе вообще не у дел, нет работы. Так сказать, пенсионер… Как раньше говорили, «пенсионер союзного масштаба». Но он даже не союзного масштаба – он сидит тихонько в Питере и, как говорится, доживает свое время, что-то поделывает, и не снимает кино уже, наверное, лет 30. Вот вам результат. А ведь лучшие фильмы музыкальные были его: и «Соломенная шляпа», и «Небесные ласточки», и «Мэри Поппинс» со мной вместе, «Белые ночи». Были замечательные фильмы все. Вот вам, пожалуйста. Это уничтожение целого клана режиссеров. Новые, молодые не снимают, потому что, во-первых, это очень трудно, им не по зубам. Попытки снять даже очень хорошим продюсером и режиссером Тодоровским (сыном я имею в виду) – это, в общем-то, не мюзикл, это фильм музыкальный, не с оригинальной музыкой, с подобранной. То есть мюзиклом это назвать нельзя. На мой взгляд, вот так.
О.Пашина
―
Ну а почему? Есть же спрос. Если мы говорим сейчас про продюсерское кино, мы ориентируемся на спрос потребителя. Люди это любят, люди бы это смотрели, это приносило бы доходы.
М. Дунаевский
―
Всю жизнь «музкомедии» наши так называемые всегда смотрели с огромным удовольствием.
О.Пашина
―
У нас нет актрис и актеров, которые хорошо поют? Хорошо двигаются?
М. Дунаевский
―
Уже появилась целая плеяда, я считаю, молодых артистов, которые замечательно могут сыграть в музыкальном фильме. Некому это делать. Кроме того, почему-то даже… И с деньгами, конечно; я вам должен сказать, что это сегодня стоит намного дороже, чем снять какую-то незатейливую комедию. Вот и все.
О.Пашина
―
Может быть, просто это не модно, потому что у нас сейчас модно снимать какие-то патриотические картины? Исторические, патриотические?
М. Дунаевский
―
Ну что значит «модно» и «немодно»? В том же Голливуде в последние годы меньше гораздо снимается мюзиклов, но если уж снимается… Вот «Ла-Ла Ленд» тому пример. Многим не нравится, но это великолепно сделанный, с большим юмором и с небольшим таким, я бы сказал, поклоном назад фильм, получивший такое количество «Оскаров». О чем говорить?
О.Пашина
―
Павел из Дубны пишет: «Только вот хотел спросить про Квинихидзе. И вы, кстати, забыли еще про «31 июня». Мы не забыли, мы помним.
М. Дунаевский
―
Извините, конечно.
О.Пашина
―
Раз уж мы заговорили про Джеймса Бонда – вы упомянули его – давайте про Мату Хари послушаем песню.
М. Дунаевский
―
Да, это такой тоже своеобразный Джеймс Бонд начала XX века, Первой мировой войны. Исполняет Лариса Долина. Это вот мюзикл, который специально был создан для нее, и в нем также участвовал Дмитрий Харатьян. Здесь на записи его не будет, но это одна из заглавных песен мюзикла.
О.Пашина
―
И, кстати говоря, не только послушать на «Эхо Москвы» можно будет – можно будет увидеть мюзикл «Мата Хари: Любовь и шпионаж».
М. Дунаевский
―
Я думаю, да. Он два года прошел, потом его закрыли, а сейчас, я надеюсь, этот мюзикл находится в руках Ларисы Долиной, в ее управлении, и она обещает, что в скором времени это можно будет увидеть и услышать.
О.Пашина
―
Я хочу сказать, что у вас свой собственный стиль – неповторимый, узнаваемый с закрытыми глазами, что называется. В своих интервью вы говорили – возвращаясь к фильму «О любви» Владимира Бортко – что в этом фильме вас могут не узнать.
М. Дунаевский
―
Да.
О.Пашина
―
Что там произошло, что там такое? Это эксперимент?
М. Дунаевский
―
Не то чтобы эксперимент… Владимир Бортко испугался в середине фильма, что это не совсем моя музыка. Не совсем… Он ошибся, видимо, в выборе композитора…
О.Пашина
―
О как.
М. Дунаевский
―
Да. И что вот этот заказ его первый – социальный и творческий заказ на яркую мелодию, которая должна пройти через весь фильм – был неверным. И, наверное, надо было пригласить какого-то современного авангардного композитора с такой несколько абстрактной музыкой. Хотя фильм совершенно не абстрактный, он очень конкретный, с потрясающими актерами, про любовь действительно, любовь невероятную, мелодрама. Это невероятный по накалу, по эмоциям фильм.
О.Пашина
―
Это все происходит в наши дни или это такая вневременная история?
М. Дунаевский
―
Это в общем очень современная история. По духу, по характерам, по поведению, по общественному поведению это совершенно современная картина, просто сегодняшнего дня. И она попадает очень здорово. Но вот в ней почему-то не нашлось места. Я это понимаю, так действительно оказалось, бывает так. Потому что и актеры играют особенно как-то… Певцов… Я думаю, что это лучшая роль Ани Чиповской несомненно среди всего того, в чем она сыграла. Глубочайшая, потрясающая роль молодой, юной женщины, ее становления, так сказать, эмоционального. Да все актеры – и Чадов – замечательно сыграли. И под это почему-то вот не подкладывалась никак мелодия – она сразу придавала фильму пошлость. Вот бывает такое – придает пошлость и все. И поэтому музыка должна была быть очень абстрактной, очень точно атмосферной, но абсолютно алеаторической, я бы сказал, на звуках на каких-то невероятных. И вот я, преодолев в себе, наступив на горло собственной песне написал такую музыку. И все-таки я же наученный, образованный композитор, прошедший огромную школу и учебную, и профессиональную, и опыта, и все что угодно, писал любую музыку в этой жизни. Он был страшно удивлен. И когда… Вы знаете, вот это самое главное признание – когда мы уже сели с ним в кресло и посмотрели фильм с подложенной музыкой, то он сказал такие слова, которые я, наверное, запомню на всю жизнь: «Боже, а я не снимал эту картину». То есть музыка придала всему этому оттенок нужный, который даже не предполагал он, снимая такую мелодраму. Она получилась очень какой-то другой. И надо сказать, мне удалось это сделать. Я очень благодарен ему, и он был счастлив, что ему удалось из Дунаевского выудить что-то совсем другое.
О.Пашина
―
Наш слушатель из Москвы пишет: «Маэстро, уважаемый и отчаянно любимый! Расскажите, не собираетесь ли вы открыть в Москве своей театр? Был слух, что вроде бы вы собираетесь».
М. Дунаевский
―
Не то что собирался, я потратил на это семь лет своей жизни. Это не театр, это музыкальный центр имени Исаака Дунаевского – такой многопрофильный центр, которым должен был быть концертно-театральный зал, в котором, конечно же, игрались и музыкальные спектакли, и театральные, и малый зал. В общем, в Москве при колоссальной нехватке концертных площадок, мне кажется, это было бы очень актуально, тем более, что он предполагал сделаться за собственные инвестиции. Не мои, конечно, поскольку я не обладаю такими ресурсами, но вместе с друзьями…
О.Пашина
―
Потянули бы, да?
М. Дунаевский
―
Да. Мы много лет прошли эти круги ада московской мэрии, прежде чем получили здание. Но поскольку в Москве никому это оказалось не нужно из чиновников, из начальства просто – постоянные препоны, подножки. Я очень серьезные выводы сделал по поводу этого. В Москве сегодня это сделать, по-моему, невозможно, а если и возможно, видимо, при каких-то особых – подчеркиваю – условиях, которыми, наверное, мы не обладали или не воспользовались, не знаю. Даже при связях, при всем это не сработало. И просто получив все это, да еще, понимаете, уже практически начав, сделав проекты, потратив десятки миллионов рублей на все на это, мы не смогли просто преодолеть это явление под названием «московская мэрия». Вот, собственно говоря, мы просто пошли однажды и сдались – сказали: «Забирайте обратно это все. Раз вам это не нужно, забирайте. А то, что людям это нужно – это, видимо, вас не волнует».
О.Пашина
―
А мэрия чем это все мотивировала?
М. Дунаевский
―
А ничем.
О.Пашина
―
Или просто по кругам ада пускала, как обычно?
М. Дунаевский
―
Да. Не надо, неинтересно. Интереснее плитку выкладывать в Москве.
О.Пашина
―
Понятно. Дмитрий спрашивает: «Максим Исаакович, вы не жалеете, что не остались в США? Вы там могли сделать блистательную карьеру, но вернулись в Россию».
М. Дунаевский
―
Нет, никакой блистательной карьеры, конечно, я там сделать не мог, это уже поздновато было сильно. Я всегда говорю, что туда лучше приехать в детстве, для того чтобы делать карьеру. А еще лучше там родиться. Поэтому нет, эту идею надо оставить всем и навсегда. Вы не приведете ни одного примера, кто бы это сделал там. И все эти россказни, я бы сказал, интервью блистательные, которые дают в разной прессе, особенно желтой, наши успешные актеры и творческие деятели – это все… Не хочу сказать грубое слово «вранье», но это фантазии.
О.Пашина
―
Прослушали в Саратовской области, как называется фильм с Чиповской и Чадовым, с музыкой Максима Дунаевского. Еще раз скажу, что это фильм Владимира Бортко «О любви». Он пока еще не идет в кинотеатрах…
М. Дунаевский: 23
―
го уже релиз выйдет – с 23 марта.
О.Пашина
―
С 23 марта – фильм «О любви». Не пропустите. А вы не пропустите продолжение нашего разговора с Максимом Дунаевским сразу после коротких новостей.НОВОСТИ
О.Пашина
―
Композитор, народный артист России Максим Дунаевский в нашем эфире – это наш вам подарок сегодня. Но без подарков и билетов в театр мы тоже не обойдемся, поэтому я очень быстро скажу, куда можно получить билеты (все билеты на две персоны). Театр Наций: «Женитьба», «Живые картины», «Метод Грёнхольма». Филармония... Можно пойти туда 20 числа и 22. В Концертный зал Рахманинова – 24 марта. И Театр юного зрителя – там такие спектакли: «Плешивый Амур», «Два клена», «Медея». «Два клена» или 24 марта, или 26. Выбирайте, присылайте SMS-сообщения: +7 985 970- 45-45.Наши слушатели просят поподробнее немножко рассказать, если можно, о работе в Соединенных Штатах, о специфике написания музыки для американского кино. Антон спрашивает, чем отличается, если чем-то отличается.
М. Дунаевский
―
Я вам должен сказать, что Америка для меня, если говорить, сделал ли я там карьеру – нет. Но то, что я прошел какие-то высшие курсы по пониманию, как пишется музыка в кино, в театре, как работается вообще, какие существуют так называемые производственные отношения (про технологии я уже не говорю, очень многие из технологий я просто привез сюда, в Москву – как это делается в кино). До сих пор мне кажется, что большинство композиторов сегодня, которые работают в нашем кино, этих технологий не применяют.
О.Пашина
―
А какие технологии? Или очень специфично?
М. Дунаевский
―
Вы знаете, достаточно. Конечно, компьютерные, но компьютерные не в том смысле, что компьютер заменяет композитора и заменяет инструменты, как это у нас примитивно понимается во всех наших сериалах практически – нет, я не об этом говорю. Я говорю о работе непосредственно над фильмом, как она происходит. Она происходит очень технологично, очень комфортно для композитора и для всех участников кино. Но об этом не будем сейчас распространяться, это совершенно специфическая вещь. Это первое, что я оттуда вынес. Второе, что очень важно: я увидел, как живут, чем живут люди, каким образом они работают, как они сосуществуют с властью, с чиновниками. Должен вам сказать, что, конечно, это огромный опыт, опыт положительный, потому что сегодня очень трудно у нас найти… Вот я вам рассказал про Москву – вот там такого быть не может. Там либо люди делают все, так сказать, за свои деньги, а чиновники абсолютно в соответствии с законами, с законодательством, которые очень строги, но не нарушаются обеими сторонами, что очень важно, идут на это; либо, если это на себя каким-то образом берет государство, то, конечно, все это осуществляется и достаточно быстро. Вообще страна для жизни и работы, несомненно – для того и для другого существует. Она очень хороша вне зависимости от наших с ними сегодняшних взаимоотношений. Я могу это сказать, у меня у самого есть на них зуб, так сказать, во многих отношениях – и в политическом, и в человеческом – но тем не менее страна замечательная, когда ты в ней находишься.
О.Пашина
―
То есть там чиновники выполняют технические функции. А наши?
М. Дунаевский
―
Абсолютно. Я ни разу за десять лет жизни в Америке не встретился… То есть у меня был друг один, между прочим, очень высокого полета (это просто дружба была, мы ходили иногда в рестораны, редко, потому что у него времени не было)… В принципе ты чиновников там не видишь, их просто не существует.
О.Пашина
―
А наши здесь – они сейчас как-то вмешиваются, мешают? То, что не помогают, понятно.
М. Дунаевский
―
Разочаровавшись в Москве полностью, в новом составе… Я как деятель культуры, естественно, я не могу говорить за всех; может быть, бизнесмены скажут наоборот, может быть, население будет по-другому говорить. Но я как деятельно культуры говорю, что сегодня она повернута совсем не в нашу сторону; культура, на мой взгляд, все равно остается крепчайшим подспорьем для любой страны. И всегда наша страна тем более сильна этим, престиж исходил из культуры, спорта (а спорт – это тоже часть культуры) – именно отсюда. Если этому не придается значения или считается, что это в последнюю очередь надо делать, то я не понимаю этого. Так вот в Московской области, где я сегодня работаю и живу, я художественный руководитель Московской областной филармонии. В области идет полное понимание того, что культура действительно очень нужна, и она стоит на очень серьезном счету, очень серьезные выделяются на это деньги, идет помощь от всех уровней чиновников области. А ведь Московская область – это целая европейская страна, между прочим, и по размерам, и по населению. Поэтому говорить о том, что область – ну, подумаешь, деревня. Нет, что вы, это огромное количество городов густонаселенных, с совершенно великолепной инфраструктурой (многие города ничуть не хуже, чем столица). И поэтому говорить о том, что это деревня, не стоит совершенно. Вот я нашел себе пристанище там. И хвалю их за это. Во-первых, молодой губернатор, который вокруг себя очень хорошую команду соорудил…
О.Пашина
―
То есть там с пониманием относятся?
М. Дунаевский
―
Да, там это очень важно.
О.Пашина
―
Уж раз мы коснулись политики, спрашивают: «По вашему мнению, в чем феномен «Евровидения»?» Почему мы относимся… Это музыкальный конкурс не самого высокого уровня, прямо скажем. Почему как к такой войне народной, как к важному политическому событию каждый год у нас просто безумие какое-то по поводу этого.
М. Дунаевский
―
Интересно, что вы отметили. Вы даже начали говорить: «А теперь о политике – поговорим о «Евровидении», которое политикой не является.
О.Пашина
―
Казалось бы, абсолютно никакого отношения.
М. Дунаевский
―
Я вам скажу: это мы с вами в основном в этом повинны. Да, мы все время придаем этому значение. Мы как на войне все время, мы все время с кем-то воюем. Вот это ужасно совершенно. Ведь «Евровидение» возникло, и мы с удовольствием его смотрели, и звезд помним, которые оттуда вышли, и с удовольствием мы их принимаем (достаточно сказать, что сильно пожилые к нам приехали Аль Бано и Ромина Пауэр). То есть это же все оттуда выходцы. И это не каждый год происходило, но это очень часто происходило. Я вам скажу: мы этому придали почему-то такое значение, особенно в прошлом году. Такой крик подняли… Я, например, как музыкант абсолютно считаю, что выиграла по всем параметрам именно эта песня – она была лучшей и исполнительница была лучшей. И никакой здесь политики не было. Потом это просто неправильно, когда сказали, что последний год, в последний момент вдруг изменили правила. Ничего подобного, эти правила оставались, по-моему, 7 или 8 последних лет, они были незыблемы. Вот видите, мы даже здесь врем сами себе и другим, что специально для того, чтобы нас угробить, были изменены правила. Ну какая глупость! Если бы я сидел в жюри, я бы тоже поставил украинской исполнительнице высший балл.
О.Пашина
―
В прошлом году, да, было «адово», как сейчас говорит молодежь. В этом году, похоже, будет еще почище. А может быть, и нет. Как вы оцениваете выбор исполнительницы в этом году?
М. Дунаевский
―
Вы знаете, если абстрагироваться от всего, я думаю, что решение было, опять же, очень таким немузыкальным, а скорее все-таки политическим, для того чтобы себя обезопасить, сказать: а теперь, мол, вы попробуйте – теперь троньте вы нас, сразу станете антигуманистами тут же. Я вам скажу: тем не менее, если это отбросить, я скажу, что исполнительница очень хорошая, песня замечательная – намного сильнее, чем у нас была в прошлом году. Поэтому тут нечего особенно гневить бога и говорить, что у нас была в прошлом году лучшая песня, но она не победила. Кто это сказал, что она была лучшей?
О.Пашина
―
У нас каждый год там лучшая песня, но нас все время засуживают.
М. Дунаевский
―
Да. Песня стандартная ужасно, похожая на миллион других, ничем не выделяющаяся. Вот у нее в этом году интересная песня. Я знаю, что там опять несколько авторов это сделали, из них мне известен только Леня Гуткин – очень хороший действительно… Но он прежде всего аранжировщик, который, как правило, является соавтором всех остальных песен. Не знаю, где там добиться правды, кто ее написал, так и не мог я понять, но тем не менее песня хорошая.
О.Пашина
―
А как вы думаете – такой уже немузыкальный вопрос, скорее философский – как украинской стороне поступить в этой ситуации? Сделать исключение и отчасти поддаться на провокацию или поступить по закону и не пустить исполнительницу?
М. Дунаевский
―
Меня всегда удивляет и в нашей политике – я сейчас даже не про искусство говорю, про многие очень вещи: почему мы часто реагируем на то, что, на мой взгляд человеческий… Например, вот в семье, например, если тебя начинают грызть, поедом есть, пилить – что обычно делает умный человек? Он молчит, пропускает мимо ушей. Это немножко позлит своего оппонента, но потом он прекращает. Почему мы этого не делаем? Почему мы реагируем на такие мелочи? – политические уколы, явные провокации. Зачем? Тут же выступает Песков, тут же все начинают отвечать на это. Зачем? «Ты дурак!» – «И ты дурак!» Вот зачем? Вот так же и здесь. Если украинские организаторы умны, они сделают все, для того чтобы это не заметить и создать абсолютно равные условия, не поддадутся на это. Я не считаю это провокацией нашей, считаю некоторой хитростью, а не провокацией. Провокация была бы, если бы мы несчастного инвалида без голоса и без песни послали туда. Нет, это все-таки достаточный очень вариант. Стиви Уандер тоже слепой, тоже, можно сказать, провокация – молодым Стива Уандера посылать на всякие фестивали, которые он выигрывал в свое время в бесчисленном количестве, и «Грэмми», и так далее. Поэтому нет, я это так не расцениваю. Но думаю, что если умны они, докажут это, они докажут только тем, что они сделают равные условия и не обратят на это внимания.
О.Пашина
―
Тогда вернемся к нашим делам по поводу музыки, фильмов, сериалов и так далее. Слушатели переживают и спрашивают – Вадим из Санкт-Петербурга: «Ну почему, почему создатели фильмов и сериалов так очевидно экономят на качестве музыки?» У нас уже музыка называется таким технологическим словом «soundtrack». Soundtrack и soundtrack. Действительно, почему экономят?
М. Дунаевский
―
А вот это вот и говорит о том, что… Само слово «soundtrack» не несет в себе ничего более, чем звуковая дорожка – это по-русски звучало всегда именно так. И во времена советские, когда я начинал работать в кино, говорили «звуковая дорожка». Но она к музыке не имела никакого отношения – это чисто технологический термин. Звуковая дорожка раньше была магнитной, потом была видеодорожкой, а потом стала цифровой. То, что музыку теперь называют «soundtrack» – это наше величайшее опущение музыки до уровня звуковой дорожки и все.
О.Пашина
―
Техническое обеспечение?
М. Дунаевский
―
Да.
О.Пашина
―
Ну а почему такое отношение?
М. Дунаевский
―
Вот такое отношение. Потому что музыки нет. Композиторов нет, творчества нет в этом никакого. В этом виноваты и те, кто приглашает непонятно кого писать музыку, и те, кто пишут музыку, относятся пренебрежительно к своей профессии. Мало того, если раньше музыка в кино очень высоко оплачивалась, даже в советское время по отношению к нашему сегодняшнему, попасть в кино – это было решить свои материальные проблемы во многом, так, как это происходит в Америке. Написав там музыку к одному фильму, я смог прожить много лет на эти деньги, понимаете. И я скажу, что вот сегодня эта нищенская оплата, которую получают композиторы, которых лишили и авторских прав почти, сильно уменьшили в кино (я вообще никогда авторские не получал в нашем российском кино, а в советском получал). И само процентное выделение денег на звукозапись композитора такое нищенское, что показывает отношение организаторов и продюсеров и к самому процессу. Музыка не важна, они ее ногой как бы отшвыривают и все.
О.Пашина
―
Как вы нам платите, там мы работаем.
М. Дунаевский
―
Да.
О.Пашина
―
А в идеале какой тогда должна быть музыка для кино? Если есть какой-то универсальный рецепт.
М. Дунаевский
―
Она должна быть очень глубоко продуманной, написанной по-настоящему, а не просто сконструированной, как soundtrack. Что в большинстве случаев происходит? – человек берет компьютер, смотрит изображение, конструирует некую музыку, некие звуки, а сидит умный продюсер и говорит: «Работает» (такое слово есть в кино – «работает» или «не работает»). А вот производит ли она впечатление, говорит ли она что-то нам, зрителям, о том, что происходит на экране – этого никто не знает, не чувствует. Да просто не знает. Безграмотность.
О.Пашина
―
А есть ли сейчас у людей какая-то ностальгия по советской музыке, советским фильмам, по ретро, может быть?
М. Дунаевский
―
Есть. Это же очевидно, что она есть.
О.Пашина
―
А почему не используется?
М. Дунаевский
―
Мои дети, которые вообще не смотрят телевизор… Старшая заканчивает Щепкинский институт театральный, а младшая тоже мечтает об артистической карьере, ей 14 лет – они не смотрят телевизор вообще. Но когда идут старые наши фильмы, они залипают, залипают у телевизоров. Значит, что-то в этом есть даже для молодежи, которую, как говорят, вообще это не волнует. И многие так, многие смотрят. Возникает особый интерес.
О.Пашина
―
Дмитрий Мезин спрашивает: «А может быть, еще виноват наш зритель, который непритязателен? Его потчуют неизвестно чем, он это радостно жует». Нужно ли зрителя поднимать до какого-то уровня или потворствовать вкусам толпы?
М. Дунаевский
―
Я в последнюю очередь обвиняю зрителя. Даже обвинять его не могу, ибо зритель – это наш продукт: как мы сделали, так и сделали. Внушили ему, что вот это ниже плинтуса хорошо, все каналы телевидения это транслируют, радио, бесконечно об этом говорят, все газеты на это направлены, на эту низкотребщину. И публика начинает в это верить: раз так говорят, значит, хорошо. Они это кушают, это едят, к этому привыкают и не хотят уже изысканную еду. Не хотят. А зачем?
О.Пашина
―
«Нас и так неплохо кормят».
М. Дунаевский
―
Вот я это как худрук филармонии особо чувствую. И приходится хитрости применять страшные, чтобы хороший вкус…
О.Пашина
―
Какие, например?
М. Дунаевский
―
Наряду с академическими произведениями высокого класса и стиля приходится подсовывать, немножко косточку такую кинуть в виде легкого жанра – хорошего все-таки легкого жанра, конечно, не низкотребщины.
О.Пашина
―
Ну например это что?
М. Дунаевский
―
Ну я не знаю… Это даже оперетка. Песенные бывают концерты хорошо сделанные, с оркестром, с группой; всякие известные мелодии из фильмов, из наших советских песен, из американских, сделанные с большим оркестром с участием джазовых музыкантов, музыкантов других жанров.
О.Пашина
―
Джаз народ ведь не очень как-то любит?
М. Дунаевский
―
Нет, джаз не в чистом виде, а вот именно с оркестром, с красивыми известными мелодиями.
О.Пашина
―
Чтобы узнавали.
М. Дунаевский
―
Да.
О.Пашина
―
Из Раменского пишут Марина и Георгий: «Какое счастье послушать на «Эхе» одного из любимых композиторов. Ваши песни спасли жизнь мне и моему сыну: на родильном столе врачи никак не справлялись, а я пела ваши песни». Вот, и так бывает в жизни.
М. Дунаевский
―
Ну что же, я очень рад. У меня, кстати, в Раменском будет 28 числа концерт – не пропустите.
О.Пашина
―
Интересный вопрос, я не знаю, в точку или нет: «Максим, вы играете в шахматы? Знакомы ли вы с Сергеем Карякиным?»
М. Дунаевский
―
Нет.
О.Пашина
―
Не знакомы? А в шахматы играете?
М. Дунаевский
―
Дело в том, что я в детстве играл в шахматы, но сейчас я далеко не шахматист, я скорее теннисист.
О.Пашина
―
Еще один вопрос – часто любят такое спрашивать: «Для вас самая лучшая музыка к фильму – российскому, иностранному, советскому? Образец».
М. Дунаевский
―
Ой, вы знаете, я вам должен сказать, что очень сложно ответить на этот вопрос. Если вы спрашиваете про мою, например, музыку (мне легче ответить на этот вопрос), то я считаю, что одна из лучших моих работ – это «Мэри Поппинс, до свидания!». Там удалось сконцентрировать все лучшее, что во мне есть: и мелодический дар, и симфоническую музыку, и даже джазовые моменты, и танцевальные, и рок, даже рок есть. Там есть все абсолютно. Эти стили не противоречат друг другу, они как бы наоборот содружествуют и сопутствуют друг другу. Мне кажется, что это одна из удач. А дальше, наверное, музыка отца – это и «Светлый путь» (блистательная совершенно музыка), фильм «Весна»… Вообще много советских композиторов – замечательная музыка Шнитке в кино, Овчинникова, Журбина, Рыбникова потрясающие музыкальные работы, Дашкевич… Очень много, это перечислять-не перечислять. Есть действительно достижения. Да и в американской музыке есть, конечно, блистательные совершенно композиторы, работы. В европейской музыке, в европейском кино это бездарно. Я вам расскажу лучше смешной случай, когда спросили Исаака Стерна, замечательного скрипача, который приезжал лет 30 или 40 назад на гастроли: «Как вы считаете (назвали ему имя известнейшего советского скрипача), этот скрипач на каком рейтинговом месте в мире стоит?» На что он задумался и сказал: «Вы знаете, он второй». Его спросили: «А кто же первый?» Он говорит: «О, первых много…»
О.Пашина
―
Из Санкт-Петербурга интересуются: «Как вы относитесь к творчеству Майкла Наймана»?
М. Дунаевский
―
Кто это, можно спросить?
О.Пашина
―
Все понятно, можно дальше не отвечать, все ясно. Раз уж мы вспомнили про Мэри Поппинс, и у нас есть такое совпадение и такая возможность послушать «Ветер перемен». Но прежде я хочу поблагодарить вас. И наши слушатели благодарят.
М. Дунаевский
―
Спасибо большое. А я скажу, что я не просто принес эту песню сегодня, чтобы, значит, свой давний хит показать в очередной раз, а потому что здесь интересное исполнение его – совершенно новое – Алексеем Чумаковым, Александром Панайотовым и группы «Ассорти».
О.Пашина
―
А, то есть это не из фильма версия?
М. Дунаевский
―
Нет, вот такая вот интересная компания.
О.Пашина
―
Слушайте. А мы прощаемся с вами. Всего доброго, до свидания.