Олег Нестеров - Дифирамб - 2017-03-12
12.03.2017
К. Ларина: 14
―
08. Добрый день еще раз. У микрофона Ксения Ларина. Мы через пару минут начнем программу «Дифирамб». Наш гость уже здесь – это Олег Нестеров. А пока давайте я сейчас по традиции вам предложу билетики на различные культурные программы – у меня есть, чем вас порадовать. Итак, что у меня есть? Российский академический молодежный театр РАМТ: 17 марта – «Участь Электры» (я так понимаю, спектакль по пьесе Юджина О'Нила), начало в 19 часов; 18 марта – «Демократия» (спектакль, совсем недавняя премьера Алексея Бородина), начало в 19 часов; «Рок-н-ролл» (спектакль Адольфа Шапиро по пьесе Томаса Стоппарда) – 23 марта. И, наконец, визитная карточка театра – «Берег утопии» (спектакль по большому историческому полотну опять же Томаса Стоппарда) – 25 числа: первый спектакль в 12, все это длится весь день (это не просто так – три спектакля играются, три серии «Берега утопии»). Выбирайте и присылайте ваши заявочки на SMS: +7 985 970-45-45. Ну и еще одна работа в другом театре – это «Театр Наций», спектакль «Камень», поставленный Филиппом Григоряном. 20 марта приглашаем, тоже есть билеты на этот спектакль. Пока это все. Начинаем программу.
К. Ларина
―
Ну что? Я надеюсь, вы узнали голос замечательного музыканта и артиста Олега Нестерова – Олег, приветствую, здравствуйте.
О. Нестеров
―
Приветствую, Ксения.
К. Ларина
―
Вообще я теперь поняла, кто нам оттепель-то наколдовал. Еще оттепели никакой не было, даже еще весной не пахло, а он уже знал, что будет, что это повторится вновь.
О. Нестеров
―
Ну начал, да, с 2008 года. Сначала придумал книгу, потом, собственно, этот проект «Из жизни планет», музыка из которого звучала.
К. Ларина
―
Чудесная.
О. Нестеров
―
Потом и спектакль возник; потом был фильм «Оттепель». То есть как-то так все одновременно пошло.
К. Ларина
―
Потом случились совсем заморозки.
О. Нестеров
―
Заморозки.
К. Ларина
―
А сейчас опять все расцвело бурным цветом.
О. Нестеров
―
Да, вот сейчас всякие выставки.
К. Ларина
―
Вы же видите, что вокруг творится. «Оттепель» просто внедряют в сознание, чипируют нас этой «Оттепелью».
О. Нестеров
―
А что в этом плохого, Ксения?
К. Ларина
―
Ну пусть хотя бы так.
О. Нестеров
―
Вообще про это время нужно как можно больше знать, потому что это такая викторианская эпоха, которая длилась 3-4 года. Это время, когда все получилось, я ее зову, причем получалось везде. Исследовать время, когда все получалось во времени, когда не все получается, мне кажется, логично.
К. Ларина
―
«Ксения, у вас в гостях многогранный, творческий человек!» – пишет нам наш слушатель Дмитрий. Дмитрий, вы абсолютно правы. И у нас сегодня есть повод, давайте мы прямо с него и начнем. Это грядущая премьера.
О. Нестеров
―
Это грядущая премьера – «Гоголь-центр», суббота и воскресенье, 18-19 марта. Это мой новый спектакль – второй спектакль уже – называется он «Свобода №7». Но история такова, история такова…
К. Ларина
―
Карл-Маркс-Штадт?
О. Нестеров
―
Нет, не совсем. Это вообще про свободу. Формально это история про песни, которые сначала отделила от нас война, потом стена, потом они сгинули под обломками, потому как они родились в неправильное время – в те зловещие 12 лет, которые мир справедливо, в общем-то, отринул и не хочет об этом больше ничего слушать. Но песни не виноваты, что в неправильное время родились: они хорошие, они все из фильмов.
К. Ларина
―
Это немецкие песни?
О. Нестеров
―
Это немецкие песни. Я их полюбил, когда работал над своим первым романом «Юбка», перевел на русский язык. И в общем-то изначально у меня был замысел, который я и воплотил – это был такой кабаре-проект с «Капеллой Берлинских Почтальонов». Капелла – это такая формация была в довоенном Берлине, танц-капелла: скрипка или кларнет, аккордеон, бас, акустическая гитара, барабаны, которые обслуживали танцы. Это, знаете, как ВИА потом. И в довоенном Берлине это движение было очень развито, потому как свинг запретили как музыку чуждую, не арийскую, а свинговать-то как запретить? – это все равно, что сейчас запретить прямую бочку на танцах («пумс-пумс-пумс»). И поэтому, собственно, эти «Капеллы Берлинских Почтальонов» были такие летучие формации, которых порядок немецкий абсолютно не замечал. В общем, это был такой мой первый проект: я пел эти песни, рассказывал историю. Слишком много параллелей между фильмами довоенными нашими и их – сюжетные линии, актерские судьбы, даже очень много схожих нот. Сейчас это выходит в форме настоящего спектакля, где, в общем, с одной стороны формально я рассказываю про то время, про довоенный Берлин; с другой стороны, я вообще рассказываю… Не то что рассказываю, а хотел бы перенести в спектакль и дух Берлина современного и вообще современной Москвы.
К. Ларина
―
Города.
О. Нестеров
―
И вообще как быть свободным в любое время: как не потерять ощущение свободы, что это такое. И эта история, конечно, носит оттенок, в общем, тоже кабаре. Там будет большая мультимедийная часть: режиссер Илья Шагалов в общем-то очень хорошо всегда работает с видео. У меня в партнерах Рита Крон – артистка «Гоголь-центра».
К. Ларина
―
И замечательная певица.
О. Нестеров
―
И замечательная певица. Мы с ней будем разыгрывать вот эти истории.
К. Ларина
―
Там есть какая-то драматургия в этом спектакле? Это же не просто концерт, правда?
О. Нестеров
―
Конечно, конечно. Валерий Печейкин взял на себя драматургию, он наш драматург. Он поженил, в общем-то, мои тексты, которые я придумал, с диалогами из фильмов – и немецких, и наших – и в общем это все вылилось в такую вот историю.
К. Ларина
―
Тогда давайте про Берлин поговорим немножко. Ваш Берлин когда возник в вашей жизни первый? Наверное, это была еще ГДР?
О. Нестеров
―
Ну конечно. Это был 1975 год. Знаете, Ксения, мой Берлин возник… Я в Берлине в первый раз станцевал медленный танец. Я помню, как пахли ромашкой волосы Тетры Фоголь. Мне было 14 лет. Я даже помню, как звали девушку-немку. Потом Берлин у меня…
К. Ларина
―
А почему вы там оказались в это время?
О. Нестеров
―
Это был безвалютный обмен. Я учился в специальной школе немецкой, нас послали. Мы сначала приняли немцев, потом поехали туда. И в общем… Я впервые там, кстати, спел: в физкультурном зале я спел русскую народную песню «Мороз, мороз». И неожиданно для себя всем настолько понравилось, и я понял, что у меня, оказывается, есть голос.
К. Ларина
―
Это первая заграница, наверное?
О. Нестеров
―
Первая заграница, да. Ой… Я помню вкус лимонада ГДРовского, помню, как пахло в том Берлине. Всю эту атмосферу – 1975 год, конечно – я хорошо запомнил. И на меня это произвело впечатление. И еще я понял, что Германию я не изучаю – вспоминаю, потому как для меня, 14-летнего подростка почему-то было абсолютно ясно… То есть я видел, я знал, что в этой подворотне будет вот это, а здесь дом с колоннами, а здесь что-то еще. Я не знал, что это еще такое, но это помогало мне писать диктанты и предложения на немецком, будучи страшным лодырем. То есть как бы язык-то я вспоминал, где-то помнил, а потом… Вернее, до этого у меня вообще был немецкий родительный дом в Лефортово, немецкая специальная школа, потом туда…
К. Ларина
―
То есть немецкий язык практически с детства вас сопровождал, даже с рождения? Учебники, наверное, другие были – не такие, как у нас?
О. Нестеров
―
Да, да.
К. Ларина
―
Шрайбикуса не было у вас?
О. Нестеров
―
Шрайбикуса не было – я в специальной школе учился, там были другие персонажи. А потом я, собственно, очутился там аккурат накануне падения Стены. Это была моя первая зарубежная гастроль: мы играли на фестивале «Weltmusik für Kopf und Bauch» («Мировая музыка для головы и живота»), «Insel der Jugend» («Остров молодежи»). Мы играли тогда такой New Wave. И рухнула Стена, и я по сути не то что видел своими глазами, но я был накануне, это все витало в воздухе. Это было ужасно интересно.
К. Ларина
―
Ну сам момент, в сам вот этот день падения вас там не было?
О. Нестеров
―
Нет, в сам день меня там не было. Очень интересно. Ну и потом Берлин 2000 года, большой, еще как-то только-только определяющийся в своих каких-то… Самый веселый город на земле – город, который, собственно, имеет сложную судьбу, и он всегда умудрялся быть свободным в XX веке: даже при Гитлере он все равно фрондировал. На дне рождения Гитлера он отказывался выходить и приветствовать его, когда Гитлер проезжал там. Берлин всегда по отношению к… Держал свою марку. И, конечно же, все это не могло не прибежать ко мне в спектакль. Берлин для меня не пустое место. Это тот город, в принципе, где я мог бы жить, если бы я не жил в Москве.
К. Ларина
―
Но подождите. Советский Берлин отличался от постсоветского, по вашим воспоминаниям, или все-таки нет?
О. Нестеров
―
Конечно, отличался. Он был такой строгий и спортивный. Он был, может быть, конечно, поскучнее, потому что в Западной Германии я в тот момент не жил, хотя и журналы читал, и газеты оттуда как-то умудрялись… Он был такой, другого я сказать… Западный был покультурнее, разнообразнее. Туда же приехали – в Западный Берлин – тунеядцы всех мастей, потому что нужно же было жить в этом городе, который был отрезан от всей остальной Германии. Поэтому парней оттуда в армию не брали; в общем, туда все приехали и началась движуха. Туда и Дэвид Боуи за движухой приехал с Игги Поп, и многие другие, и Вим Вендерс снял свое «Небо над Берлином» по этой же причине. Такая история, да.
К. Ларина
―
Ну а если говорить о немецкой культуре в высоком смысле этого слова – она вошла в вашу жизнь исключительно с немецким языком? Это то, что вот случайно произошло? Если бы не было немецкого языка, может быть, и не узнали бы вы ничего про этот город, про эту страну?
О. Нестеров
―
Конечно. Это же любовь: когда не полюбишь, ничего не узнаешь. До этого ничего: ну, ходит кто-то там. А тут полюбил – все о ней узнал, вообще от и до: где родилась, как училась, как в 8 классе экзамены сдала. То же самое с немецкой культурой: сначала полюбил, а потом все узнал.
К. Ларина
―
Ну а здесь кино какое присутствует в спектакле?
О. Нестеров
―
Это кино все довоенное. И это тоже было очень интересно исследовать. Фильмы эти живут до сих пор даже у немцев благодаря песням, которые в них звучали, конечно же.
К. Ларина
―
Марика Рекк?
О. Нестеров
―
Ну в том числе. Но Марика Рекк – это не дива. Дивой там была Зара Леандер. Понимаете, Ксения, когда уехала Марлен, Рейх остался без дивы. И как только ее ни зазывали назад, ничего не помогало. Тогда приметили шведку Зару Леандер, она играла в антрепризе в Швейцарии. Дали ей роль, потом другую, и пошло. В нее влюбилось все мужское население Германии. Фильмы выходили дважды в год. Она брала большие гонорары в твердой валюте, не в рейхсмарках. Всегда пела свои песни низким чувственным контр-альтом – видимо, это и сводило с ума мужчин. В нее влюбился даже поэт Бродский: если вы прочитаете его эссе «О трофейном» – или как-то еще это называют – он там прямо так и пишет: «Что роднит меня с Адольфом Гитлером? – это любовь к Заре Леандер», которую я увидел в фильме «Дорога на эшафот», где она играла Марию Стюарт. Причем этот фильм… Знаете, очень смешные советские титры: «Иностранный фильм: Дорога на эшафот», а там только русские артисты, которые дублируют; даже там не написано, что это немецкий. Зара Леандер, конечно… И пишет Бродский о том, что его романтическая судьба взаимоотношений с женщинами в первую очередь и в последнюю очередь была обусловлена эталоном красоты и вообще эталоном женщины, которую он увидел в Заре Леандер в трофейном фильме. То есть все… Он равнялся-равнялся, но так себе и не смог подобрать девушку по этому эталону – это он и написал в этом эссе, что удивительно. Ну, многое другое…
К. Ларина
―
А литература? – литература ваша какая немецкая? Кто?
О. Нестеров
―
Литература? Ой, Ксения, а можно я еще про один фильм дорасскажу, а потом про литературу начнем?
К. Ларина
―
Хорошо.
О. Нестеров
―
Или, например, фильм – он назывался «Большая свобода №7». В общем, название спектакля «Свобода №7» – это парафраз. Есть в Гамбурге улица, которая действительно называется Большая свобода. В Сан-Паулу, в квартале красных фонарей. В общем, задумали фильм про моряков, с хорошими песнями. Нужно было как-то в войну поднять настроение, под бомбами. Начали снимать – прилетели бомбардировщики, город стал в руинах; переехали в Бабельсберг под Берлин – там стали бомбить; поехали в Прагу, в Баррандов, и там режиссер вдали от министерского ока позволил себе. Он снял абсолютно другой фильм, атмосферный, невеселый. Геббельс был в бешенстве, когда этот фильм увидел. Он тут же потребовал добавить №7 к «Большой свободе», чтобы было понятно, что речь не идет о Большой свободе, а это просто название улицы и номер дома. Но тем не менее фильм запретили, но продали за валюту шведам (была в Германии такая практика). Если фильм с той же Марикой Рекк посмотрите «Девушка моей мечты», там нет ни одной свастики в принципе, даже на форме железнодорожников, где она реально присутствовала – там все вычищено, Рейх вычищал, потому что прагматично продавал свои картины за валюту. Здесь то же самое: все поганой метлой они… Фильм запретили, шведам продали, 1.5 миллиона получили. Но немцы увидели эту картину только в сентябре. Это был первый послевоенный фильм, любимый в обеих Германиях – как сейчас говорят, культовый. Потому что он очень совпал по настроению – атмосфера тревоги, печали, безысходности (что будет дальше?) Песня, которую поет герой этого фильма – стареющий, пьющий экс-матрос Ханнес – называется «La paloma». Это всем известная песня «Голубка», которую и Шульженко пела, которую испанец Ирадьер сочинил 200 лет назад. Но сам режиссер был типа нашего Эльдара Рязанова: он очень любил музыку и всегда писал слова к песням. Здесь он взял этот вечнозеленый хит и сам написал слова, которые были очень грустны, очень проникновенны. Вот такая история.
К. Ларина
―
Хорошо, давайте мы тогда перенесем вопрос литературный на следующую часть нашей встречи. Я напомню, Олег Нестеров у нас в гостях. Спектакль, о котором мы сегодня говорим, еще никто не видел – называется он «Свобода №7». И у нас есть билеты на премьеру на 18 марта, дорогие друзья. Что вам нужно для этого сделать? На SMS +7 985 970-45-45 ваши вопросы к Олегу Нестерову – мы будем изучать, и за самый оригинальный и интересный вы и получите эту пару билетов на премьеру спектакля «Свобода №7». А сейчас новости.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу. Я напоминаю, что сегодня у нас в гостях Олег Нестеров, мы представляем премьеру спектакля «Свобода №7», который состоится в следующие выходные в «Гоголь-центре». Автор и исполнитель здесь перед вами – Олег Нестеров.
О. Нестеров
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Есть билеты. Повторяю: если вы хотите попасть на премьеру спектакля, придумайте вопрос для Олега и пришлите его нам на SMS +7 985 970-45-45. Я только скажу, что на другие спектакли все продано, все билеты отдали, так что больше никаких заявок не присылайте, займитесь делом. Мы остановились на немецкой литературе.
О. Нестеров
―
Да, на немецкой литературе.
К. Ларина
―
Да, потому что все очень непросто, вы же понимаете. Это, я так понимаю, не Генрих Гейне и не Гете с Маргаритой.
О. Нестеров
―
Ну, вы знаете, Гете, кстати, может пойти. Где-то к 60, я думаю, что начнется.
К. Ларина
―
У меня есть, кстати, любимый автор, мне даже интересно, что вы любите.
О. Нестеров
―
У меня Ремарк, конечно.
К. Ларина
―
Да.
О. Нестеров
―
Но по факту. Ремарк – так случилось.
К. Ларина
―
Я почему спрашиваю? Потому что для меня есть произведение, которое не отпускает меня всю мою жизнь сознательную, я к нему все время возвращаюсь.
О. Нестеров
―
Это что?
К. Ларина
―
И мне кажется, что эта тема тоже вам близка, тема для размышлений. Это роман Клауса Манна «История одной карьеры Мефистофеля». Фильм мы все знаем – блестящий фильм по этому роману, который снял Иштван Сабо. И вообще эта тема художника и власти невероятно важна в нашей жизни, постоянна, а уж для эпохи Третьего Рейха, о которой вы говорите, наверняка особенно. Есть ли эта тема?
О. Нестеров
―
Конечно, конечно. В общем, мне кажется, нет фильма и нет истории в моем спектакле, где этой темы бы не было. Она может решаться в одну сторону или в другую, но либо это, как я уже описал, такая фронда, отказ, переиначивание, то есть с ног на голову переворачивание изначального замысла и в омут с головой. Были и другие примеры – например, роман Мопассана «Милый друг». Ну вот как в Рейхе бы экранизировали Мопассана «Милый друг», как вы думаете, Ксения? Поручили австрийцу. Австриец сам бывший опереточный тенор, он снял, с одной стороны, такую чуть-чуть оперетту венскую, с другой стороны, жутко много фривольностей себе позволил (прошел по красненьким на тот момент). Но он умудрился сделать из романа Мопассана прямо-таки политический памфлет.
К. Ларина
―
Ничего себе.
О. Нестеров
―
Если герой Мопассана – просто карьерист, который карабкается к успеху через свои любовные победы, то в фильме герой такой милый человек, который попадает в жернова парижского общества времен третьей республики. И получается такая черная сатира на парламентаризм, свободу прессы, взгляд оттуда (вы понимаете, о чем я говорю). То есть никто не просил: «Ну сними Мопассана». А он настолько приветствовал возвращение Австрии в лоно большого Рейха… В общем, вот вам другая ипостась художника и власти. В общем, фильм в нашу коллекцию попал не потому, что он там… А потому что оттуда титульная песня чудо как хороша – «Be la Mie» – ее и по-итальянски, и по-французски поют. Итальянцы думают, что она французская, французы – что итальянская; никто не верит, что это немецкая. А он впервые… Я ее исполню, кстати, вместе с Ритой Крон по-русски. Но вот буквально в каждой песне… Невозможно было пройти, не сорвавшись туда или сюда. Хочу сказать, что даже постфактум эти песни и эти фильмы воздействовали на политическую судьбу. Знаете ли вы, Ксения, как был написан гимн ГДР?
К. Ларина
―
Нет, конечно. Тем более вы анонсировали уже этот рассказ.
О. Нестеров
―
Он был просто слизан с довоенного кинохита «Goodbye, Johnny»: «Goodbye, Johnny, goodbye, Johnny». Гимн ГДР – очень красивый, кстати – звучит так: «Auferstanden aus Ruinen…» В общем, до сих пор мнения расходятся, идут бурные дебаты, что это было: либо недобросовестность композитора Эйcлера, либо простая случайность, либо вообще даже фига в кармане по отношению к большому советскому брату. Потому что было точно известно, что Сталин этой картины не видел, мотивчика не слышал. Герой этого фильма… Мало того, что этот фильм был снят – откуда песню стырили для гимна – был снят в Рейхе, так это еще он смотрелся не как немецкий: это был мастерски сделано на американский вестерн про конец XX века. И герой этой картины оказался в конце концов английским шпионом (вот так завернули вестерн ковбойский про английского шпиона). И вполне возможно, что Штази закрыла глаза на то, что, очевидно, взяли вот это и сделали гимном. Подумали: ну пусть, пожалуйста, куплеты симпатичного алкоголика-шпиона лягут в основу гимна ГДР. «Шпиона» в ГДР очень любили и уважали.
К. Ларина
―
Вы, кстати, не смотрели спектакль «Демократия» в РАМТе?
О. Нестеров
―
Нет.
К. Ларина
―
Надо сходить посмотреть.
О. Нестеров
―
Обязательно, хорошо.
К. Ларина
―
Это как раз про историю про шпиона ГДРовского, который был помощником Коли.
О. Нестеров
―
Интересно, да.
К. Ларина
―
Очень интересно.
О. Нестеров
―
Очень интересно.
К. Ларина
―
Там, кстати, тоже есть музыка немецкая очень хорошая. Советуют нам с вами посмотреть. Слушайте, по поводу музыки еще хотела спросить: а мы-то много натырили – я имею в виду советский Союз композиторов – из немецкой трофейной музыки? Ведь были такие случаи?
О. Нестеров
―
Тырили друг у друга. Ну, «Марш авиаторов», конечно. Но это был реэкспорт: это в Энгельсе базировался немецкий авиационный полк, а по Версальскому договору они не могли иметь свое ВВС, поэтому они здесь учились, тренировались. И взяли себе «Марш авиаторов», и как бы и там он стал «Маршем авиаторов». Вы знаете, что, например, вот эту знаменитую песню, под которую, кстати, Штирлиц встречал связного из центра и ненавидел этот фильм…
К. Ларина
―
С Марикой Рекк?
О. Нестеров
―
Копелян говорил: «Штирлиц ненавидел это».
К. Ларина
―
17 раз смотрел.
О. Нестеров
―
27 раз.
К. Ларина
―
Вы знаете последние новости, что она, оказывается, была агенткой советской?
О. Нестеров
―
Да, конечно. Я прочитал, это новость последней недели. Почему-то я не удивился – почему, не знаю. Кстати, вы знаете, Ксения, что она отплясывала своими ножками пухловатыми перед Штирлицем по пластмассовому полу и по этому пластмассовому полу отплясывает своими прекрасными ножками Любовь Орлова в фильме «Весна»? Это баранда-фильм на тот же павильон, одна и та же танцплощадка. Небольшой стиль, вот. Так вот эту песню цветочной продавщицы/ночной бабочки изъяли в трофейной версии, потому что она очень… Она звучит так: «На мосту стою я каждый вечер И влюбленным парам продаю цветы…» Но это практически: «На границе тучи ходят хмуро…» и так далее.
К. Ларина
―
Вилли Брандт меня поправляют, не Гельмут Коль – спасибо большое, всех перепутала.
О. Нестеров
―
Хороший человек был Вилли Брандт.
К. Ларина
―
«Обращались ли вы в своем творчестве к истории и трагедии Кенигсберга?» – спрашивает вас Максим.
О. Нестеров
―
В своей книге «Юбка» я своих героев в секретную лабораторию, где они занимались исследованием новой музыки, я отправил, собственно говоря, в Раушен под Кенигсберг. Причем я даже видел саму эту виллу, где я их поселил – она такая первая линия, дюны, дальше море. То есть только на этом уровне, больше… Ну, история Кенигсберга – это для меня такая штука, мимо которой не пройдешь. К ней все время возвращаешься и задаешь себе вопросы. Часто бываешь там, смотришь, как там, что там; по Косе ездишь, в соседнюю Польшу переезжаешь, в Литву – как не задавать себе вопросы? Но так, чтобы посвятить этому что-то серьезное – нет.
К. Ларина
―
Тут тоже, кстати, Максим рекомендует вам еще одну работу театральную по этому поводу – спектакль «Кантград» в Театре.doc. Очень интересно, я тоже хочу посмотреть ее. Вопрос Нестерову: «Мы пошли на ваш спектакль в Мейерхольд-центре, и казалась, тема довольно депрессивная: очень одаренные люди покончили с собой. Но ощущение от зрелища осталось светлым. Что в жизни Китайского и Шпаликова позволяет относиться к жизни и к миру с оптимизмом? В чем истоки вашего к ним жизнеутверждающего отношения?» Хороший вопрос.
О. Нестеров
―
Да, спасибо, это очень хороший вопрос. Вы знаете, каждый из них выполнил свою миссию. В конце этого спектакля я говорю о четырех… О том, что у каждого художника есть четыре пути: не делать и не бороться, как Китайский; казалось бы, сдаться, но это совсем другое – бороться и делать, как Мотыль, или бороться, но не делать, как Смирнов, которого 30 лет запрещали ставить…
К. Ларина
―
У Андрея Сергеевича сегодня день рождения.
О. Нестеров
―
Андрей Сергеевич, с днем рождения!
К. Ларина
―
С днем рождения!
О. Нестеров
―
Или вот как Шпаликов, который делал, но не боролся. И собственно миссия Китайского – он был пророком, который вовремя понял, что сил взойти на голгофу у него не хватит, и в общем он достаточно… «изящно» не то слово… очень точно выбрал для себя другую судьбу. Он, в общем-то, повесился на осине, как Иуда Искариот. И Шпаликов умудрился сделать многие вещи, хотя и умудрился не сделать многие вещи, но тем не менее когда идешь по стрелке (а стрелка – это твоя совесть), когда делаешь, что она велит, тогда, в общем-то, все и получается, и жизнь заканчиваешь, несмотря на трагический финал, все равно в плюсах. Знаете, Ксения, есть такое понятие «небесное казино». Мне кажется, Нассим Талеб в своем эссе «Черный лебедь» его ввел, но, может быть, я и фантазирую: я, знаете, иногда увлекаюсь и додумываю какие-то вещи. Как устроено казино? Оно же всегда в выигрыше, как бы мы там чего не выигрывали, за счет теории игр: там есть зеро, дабл-зеро, вся выручка идет… То есть от 2.5% до 5% при любом исходе получает казино. Собственно, мир устроен так, что что бы ни случалось, какие бы войны и катаклизмы не происходили, все равно общий вектор идет вверх, все равно история развития человечества. Мир эволюционизирует в определенную сторону, потому как ленинградские ученые, придумывая ДОТУ (достаточно общую теорию управления), когда они придумали, как наводить, извините, боеголовки баллистических ракет, придумали супертеорию и назвали ее ДОТУ. Суть ее, предиктор, корректор – вектор вышестоящей системы корректирует вектор цели нижестоящей системы. А, собственно… То есть весь наш мир, вся наша Вселенная – это система и подсистемы, вложенные в иерархии друг в друга. И понятно, что наверху. И рано или поздно правда всегда побеждает. И когда-то Майкл Джексон тоже говорил… Ему говорили: «Майкл, миром правят ложь и обман». Он говорит: «Ну да. На короткой дистанции. А правда – марафонец».
К. Ларина
―
«Уважаемый Олег, какая песня из нового спектакля лучше всего отражает ваш характер?»
О. Нестеров
―
Ну как раз «Ла Палома»…
К. Ларина
―
«Голубка»?
О. Нестеров
―
Спетая с текстом Койтнера. Она совсем другая – ее, в общем… Не буду объяснять, лучше придите.
К. Ларина
―
«Олег, добрый день. Есть ли в вашем спектакле та же атмосфера тревоги и неуверенности в будущем? Почему вы считаете, что это будет интересно сегодняшнему зрителю, тем более московскому?»
О. Нестеров
―
Вы знаете, нет там тревоги, нет атмосферы тревоги и неуверенности в будущем. Моя задача как раз – говорить о свободе, о том, что самое важное все внутри и что можно быть свободным при любых обстоятельствах. Как гениально сказал Бродский в беседе с Соломоном Волковым: «Система может нас уничтожить только как личность. Если она нас уничтожает как сущность, это значит, наша сущность недостаточно прочна, для того чтобы не быть…» Извините за неточную цитату…
К. Ларина
―
А вот скажите, вы это узнали?
О. Нестеров
―
То есть (извините, я договорю) эти что советская система, что еще похлеще – это такие в общем-то… Это такие, с другой стороны, фильтры, которые фильтруют настоящее от ненастоящего.
К. Ларина
―
Ну вы когда это поняли – вы лично, Олег?
О. Нестеров
―
Ммм… Я это понял… Вы знаете, я это понял, как ни странно, в конце 1980-х, в самом конце, когда рок на баррикадах, митинги на Пушкинской площади (я слушаю, открыв рот). Я записываю альбом постполитический, постминорный, который называется «Пестрые ветерочки». Почему-то в тот момент для меня – я не знаю, почему – все ясно. Не знаю, ответил или нет.
К. Ларина
―
Так, здесь еще пишут знаете про что? «Песенка «Про 5 минут» начисто слизана с какой-то немецкой песни. Это плагиат третьего уровня», – пишет нам Николай.
О. Нестеров
―
Николай, дорогой, спасибо за информацию. Давайте доложим куда следует.
К. Ларина
―
Нет, «плагиат третьего уровня» – чудесно. Здесь очень много вопросов, конечно, про спектакли, про творческие планы и про то, нет ли желания сделать спектакль по Ремарку, нет ли желания снять кино. Ну вот про кино я тоже поддержку вопрос, поскольку прямо вот уже чувствуется, что уже пора.
О. Нестеров
―
Ксения, в общем, у меня купили права на книгу «Небесный Стокгольм». И, в общем, если все будет хорошо, должен быть сериал. А там посмотрим.
К. Ларина
―
Нет, ну это же не вы будете делать.
О. Нестеров
―
Не я буду делать.
К. Ларина
―
А вот вы же так чувствуете кино, и атмосферу, и интонацию – такие редкие качества.
О. Нестеров
―
Вы думаете? Стоит в этом, да?
К. Ларина
―
А почему нет?
О. Нестеров
―
А почему нет?
К. Ларина
―
Такой гимн тем более вы кинематографу поете вот уже какой раз, получается.
О. Нестеров
―
Какой раз… У меня есть идея. Эта идея называется «Все не кончится старость». Я не буду вдаваться в подробности. Вообще это про 1990-е и про самое начало 2000-х; отчасти эта история автобиографичная, даже, наверное, это на 90-95% то, что в моей жизни происходило – с какими чудесами я встречался, каких людей видел и почему старость никак не может кончиться, даже если она начнется.
К. Ларина
―
Опять же спрашивают про время Третьего Рейха, уж коль мы сегодня так много про это вспоминаем и говорим: «По вашим ощущениям, что произошло с народом в это время? Есть ли ответы на сегодняшние вопросы в том времени?»
О. Нестеров
―
Вообще история – это штука полезная во все времена. Изучать историю, для того чтобы не попасться. Опять же, эти ленинградские ученые описали иерархическую пирамиду управления людьми, и там на нижнем уровне «быстро, но неэффективно» – это сила, потом деньги, потом яд (имеется в виду зависимость – алкоголь, наркотики), потом идеология, потом история (можно же управлять людьми через историю – изучать историю, чтобы управлять). Наверху, если кому любопытно – это управление через мировоззрение. Это не идеология, это мировоззрение. Если с одного угла смотришь на мир, то, в общем-то, тебе и управлять не нужно, это такая бесструктурная штука: все взяли и пошли. И любой проект, в частности музыкальный (я имею в виду в современной музыке) зачастую строится не на профессиональных отношениях, а именно на мировоззренческих. Вот есть The Beatles, а есть Пол Маккартни и его супермузыканты современные – понятно, где на чем строилось управление и где было лучше. Признаюсь честно, в моей жизни есть только нон-фикшн. Первый роман, который я… Ну, может быть, что-то я пропустил… Который я читаю после долгого очень – может быть, двадцатилетнего перерыва – это Толстой «Анна Каренина». А до этого нон-фикшн и очень много исторических книг: то одна…
К. Ларина
―
Сами написали роман.
О. Нестеров
―
Да. То одна эпоха, то другая. Знаете, Ксения, я даже как-то про себя подумал, что на самом деле моя профессия – это структуризация информационных потоков и такое их окрашивание, для того чтобы…
К. Ларина
―
Вы против потоков идете, против всех потоков.
О. Нестеров
―
Это да.
К. Ларина
―
Все про «28 панфиловцев», а вы про Берлин довоенный.
О. Нестеров
―
Да… А знаете, что я еще сейчас делаю? Я начал очень большой проект, посвященный советской киномузыке. Я взял пул из 15 композиторов – прекраснейших, просто прекраснейших – и буду издавать… Сам соберу сборники, буду издавать и на виниле, и в цифре. Мне очень хочется, чтобы…
К. Ларина
―
Сами будете исполнять?
О. Нестеров
―
Нет, нет, я просто сделаю компиляции. Мне очень хочется, чтобы современные молодые люди ощутили. То есть им будет дико интересно и дико любопытно. И в общем-то по большому счету музыкальное исследование еще не было сделано, а надо было бы.
К. Ларина
―
Ну что, у нас уже пошла «Кода»?
О. Нестеров
―
Это музыка из спектакля «Из жизни планет». Кстати, приходите 13-14 апреля в Центр имени Мейерхольда, а для поклонников «Мегаполиса» 29 мая, в день тридцатилетия мы дадим юбилейный концерт в «Гоголь-центре».
К. Ларина
―
Ах, надо прийти.
О. Нестеров
―
Так что… Вы первая, кому я об этом говорю.
К. Ларина
―
Отлично. Ну и «Свобода №7» – желаем успеха этому спектаклю.
О. Нестеров
―
Да. В эту субботу и воскресенье жду вас в «Гоголь-центре».
К. Ларина
―
Ни пуха.
О. Нестеров
―
К черту.