Алексей Гуськов - Дифирамб - 2016-10-09
К. Ларина
―
«Может, мы в эфир выйдем?» — говорю я нашему гостю.
А. Гуськов
―
Мы всё о своём, о своём.
К. Ларина
―
Поскольку мы как-то говорим, говорим, а микрофон не включаем.
А. Гуськов
―
Где бывали. Привет, привет. С прошедшим днём рождения ещё раз.
К. Ларина
―
Спасибо большое, очень приятно. Это Алексей Гуськов, наш сегодняшний гость, актёр театра и кино, режиссёр, продюсер.
А. Гуськов
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
Приветствую, Лёша, тебя. Алексей пришёл с цветами.
А. Гуськов
―
Слушай, а давай, как в «Поле чудес»? Ты знаешь, у тебя есть поклонница, поклонница твоего таланта.
К. Ларина
―
Мы передаём привет?
А. Гуськов
―
Это Нина Михайловна Гуськова. Она сейчас явно включила радио. Она не пропускает твои передачи. Мама, ты слышишь, я пришёл к ней! Я всё ей скажу, какая она замечательная.
К. Ларина
―
Нина Михайловна, спасибо большое. Мне очень приятно, что нас уже как минимум трое.
А. Гуськов
―
Уже, да.
К. Ларина
―
Уже хорошо. Ну что ж, я надеюсь, что и остальные слушатели к нам подключатся. Я напомню номер ещё раз для тех, кто вопросы захочет задать нашему гостю. Я, кстати, чуть-чуть позже дам вам задание наше традиционное. А пока номер SMS напомню: +7 985 970-45-45.Ну, конечно же, мы, зрители и зрительницы телевизионного экрана, под впечатлением. Порадовали нас, порадовали.
А. Гуськов
―
Это по поводу «По тонкому льду»?
К. Ларина
―
Да, «Тонкий лёд».
А. Гуськов
―
Нет, это «Потомок мульду».
К. Ларина
―
Да?
А. Гуськов
―
Название первое, начало было…
К. Ларина
―
Но этот фильм уже был, «По тонкому льду», когда-то, да?
А. Гуськов
―
«Тонкий лёд». Я понимаю, о чём ты говоришь. Название было, которое написал Слаповский, — «Любовь в 3D». Очень красивое название, но почему-то оно не прошло на канале. Сейчас я тайны открываю уже. И долго перебирали варианты и нашли — «По тонкому льду». А так как с дикцией у всех не очень хорошо, и кто-то сидел и говорит: «Потомок мульду» когда пойдёт?» Поэтому мы внутри себя называем «Потомок мульду». И дальше уже редактор Первого канала сказал: «Нет, ну ребята, а вдруг кто-то действительно будет оговариваться как-то? Давайте это назовём — просто «Тонкий лёд».Хотя нам всем, участникам процесса, нравилось название «Из-за любви». Вот когда уже сложился фильм… Это, естественно, телевизионный формат, это понятно всё. И как бы так кричащее название какое-то, но которое чтобы соответствовало содержанию. И там герой Руденского, когда жена Палагина уж с ним совсем (это серия, по-моему, десятая или одиннадцатая), уж совсем они схлестнулись не по-детски, он ей кричит: «Ну послушайте, вы же всё сделали из-за любви! Вы и он, вы всё это натворили!» И нам очень нравилось вот это название — «Из-за любви». Но, к сожалению… Да, «Потомок мульду» тоже не прошёл. И остался «Тонкий лёд».
К. Ларина
―
На самом деле тонкое название, потому что, как я его понимаю, это выражение, когда мы беседуем и возникает какая-то очень деликатная тема, и мы говорим друг другу: «Осторожно, мы ступаем на тонкий лёд». Да?
А. Гуськов
―
Я знаю. Но понимаешь, как расстроилась Катя Гусева. Она же каталась на тонком льду и на толстом льду в этом проекте, на всех льдах она каталась. Поэтому мы боялись, что будет какой-то, знаешь, перехлёст с тем, что начинается ещё новый сезон на Первом… Ну ладно, уже проехали.
К. Ларина
―
Короче, я хочу сказать о хорошем, безусловно. Потому что иногда ко мне пристают люди: «Зачем ты смотришь сериалы? Как ты можешь? Как тебе не стыдно смотреть сериалы?» Я говорю: «Ребята, я смотрю кино, я смотрю работу актёрскую. Мне всегда интересно, как работают большие артисты». А здесь просто какая-то россыпь больших актёров, начиная вот с Алексея Гуськова, который здесь в студии.
А. Гуськов
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Ну, я просто хочу отметить. Я никогда этого не говорила ещё по поводу этого «По тонкому льду».
А. Гуськов
―
«Потомок мульду».
К. Ларина
―
Потому что здесь замечательно работает в этом фильме Игорь Угольников, который редко в качестве артиста появляется.
А. Гуськов
―
Но очень хочет всегда.
К. Ларина
―
И я очень рада, что у него…
А. Гуськов
―
Согласен.
К. Ларина
―
Просто там роль-то небольшая, но там есть несколько сцен просто блестящих! Просто другой уровень, когда смотришь на всякое «мыло».
А. Гуськов
―
С апельсинкой помнишь в машине? Это уже классика, я думаю, будет.
К. Ларина
―
Да, прекрасно. А потом, конечно, Катя Гусева — просто мастер, тончайшая актриса. И Егор Бероев. Вообще, просто молодцы! Поэтому мой вопрос связан как раз с телевизионным продуктом, Лёша, к тебе такой: как ты вообще выбираешь? Я понимаю, что актёр должен работать, это безусловно. Я думаю, что предложений масса тебе поступает как действующему артисту в прекрасной форме.
А. Гуськов
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Но тем не менее как ты находишь там интерес, вот чтобы тебе было не скучно самому отрабатывать этот номер?
А. Гуськов
―
Ты знаешь, я во многих театрах работал. И один из театров был — это Малая Бронная, когда ещё там служил и был жив Лев Константинович Дуров, и служил Леонид Сергеевич Броневой. Я уже в постэфросовское пространство пришёл и познакомился с Леонидом Сергеевичем Броневым. Очень ему признателен, потому что он меня просто «взял под крыло» в своё время. Он, может, этого и не помнит.Но он меня один раз (мы уезжали на гастроли) угостил Marlboro прямо перед всем этим составом театра. А если Броневой кого-то угостил Marlboro, потому что это дорого было, — значит, все волки сдохли, и этого человека трогать нельзя. Леонид Сергеевич — он такой. Он очень серьёзный. Это удивительного таланта человек, удивительной широты души человек. В общем, я его прямо в сердце храню, храню и храню.
Прошло время, он уже работал в «Ленкоме», а у меня вышли всякие «Таёжные романы», всякие «Мусорщики» и какие-то свои ещё упражнения. И он сказал мне: «Лёша, какой ты молодец! А ты на самообслуживание ушёл?» А я как-то не задумывался. Я говорю: «Вы имеете в виду эти мои упражнения, что ли, где я написан в составе этих всех продюсерских имён?» Потому что я никогда не первый, обрати внимание. Я больше занимаюсь креативом, придумыванием каких-то вот таких вещей. Ну, я там, наверное, хорош. Он говорит: «Да. Какая ты умница!»
Поэтому, отвечая на твой вопрос сложно-постановочно, я отвечу, что все вот эти вещи у меня возникают как бы в свободное от основной работы время, вот эти предложения, приходящие ко мне. Безусловно, говоря об этом проекте, я признателен продюсерам, что, во-первых, они меня ждали, потому что я уехал в Америку с «Онегиным», и я там подорвал их съёмочный план недели на две. Но материал мне изначально понравился, потому что там Слаповский. Я сначала смотрю литературу, прежде всего. Ты понимаешь, поздно я закончил, это уже известно, и поздно в театр пришёл, не сразу как бы — «в 17 поступил, в 21» и так далее. У меня ещё есть технический вуз за плечами. У меня никогда не было такого — сыграть что-то. «Ох, я прямо мечтаю сыграть Ричарда III! Я умру, если я не сыграю Ричарда III!» Меня всегда интересовало: а что такое Ричард III?
К. Ларина
―
То есть тема.
А. Гуськов
―
Тема. Я артист темы. Поэтому это так. Параллельно начал снимать Карен Георгиевич Шахназаров, куда я не попал. Я ему очень признателен… Он написал мне письмо, что это связано больше с кастингом. Я тоже понимаю, что не всегда все артисты женятся. Понимаешь, может, он и хороший. Это не связано с тем, хороший он или плохой. Ансамбль. Я туда не попал. И вот эта тема подкинутых, брошенных — она очень вяловато, как бы неактивно разрабатывается, особенно в телевизионном формате. В литературе это существовало.
К. Ларина
―
«Анна Каренина».
А. Гуськов
―
Вспомним ту же «Анну Каренину», да.
К. Ларина
―
Здесь каренинские мотивы у Палагина, безусловно, есть.
А. Гуськов
―
Да. Я занимался только тем, как от человека ушла жена, и оказалось, что он её любит. Он её, оказывается, любит! И любит гораздо больше, может быть, этого Вронского, понимаешь. Мы потом дописали: «Ты что, его так любишь, что даже прямо до смерти?» Вот это уже по ходу дела явились все эти дописочки: «Ответь, вот ты так любишь, что ты до смерти?» И он говорит: «Так а тогда что?» Ну, это, как у Чехова, правильно поставленные вопросы.
К. Ларина
―
А Катя в это время уже репетировала Анну Каренину в мюзикле?
А. Гуськов
―
Я не помню.
К. Ларина
―
Интересно, как всё сошлось. Премьера, где она играет главную роль.
А. Гуськов
―
Вообще эта же тема… Я тебе говорю, такая большая редкость, когда ты получаешь… Это второй, наверное, пожалуй, такой проект после «Таёжного романа», когда треугольник из трёх составляющих, и он везде равносторонний — про всех рассказано в равной степени. Потому что обычно — ну, бросили его, и всё, и он где-то там существует, некий такой, а мы следим за тем, как два любовника движутся к финалу.Рассказ, который дословно не переведу, бунинский — «Кавказ». Два листа, как любовник ждёт, приехал в Москву, она сбежала, как она запыхалась. Ну, бунинское это описание — это чувственно не знаю до чего! Потом они уехали в Крым, потом они поменяли. Она боялась всё время, что вот этот муж сейчас прознает всё, узнает, и чаяние какое-то. И дальше один маленький абзац: «Он искал её в Гаграх, искал в Геленджике, искал по всему побережью Крыма. Не нашёл. А потом вернулся к себе в отель, — я не дословно, — заказал бутылку шартреза. Переоделся во всё белое, выпил чашку кофе, допил шартрез. Лёг на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов». Во как! Ты представляешь? Вот пока они любили, любили, что же происходило с этим человеком?
К. Ларина
―
Кстати, здесь тоже финал-то не сериальный. Сериалы в наше время так не должны кончаться, в сериалах не должен умирать главный герой, романтический тем более. А здесь, по сути, твой герой его убивает, да?
А. Гуськов
―
Ну да.
К. Ларина
―
По этому поводу не было споров, что так нельзя, что это не большое кино? Вот в большом метре — да, вполне возможно. А здесь — нет. Это риск большой.
А. Гуськов
―
Тут спасибо Джанику Файзиеву (это его продюсерский проект, его студии), Иннокентию Малинкину и режиссёру, который это всё услышал. И, в принципе, вероятно, каналу, который это принял и не промахнулся, и, в общем, в этих их канальных играх победил.
К. Ларина
―
Ты говоришь про брошенных, вспоминаешь «Таёжный роман», где ты играл…
А. Гуськов
―
Голощёкина.
К. Ларина
―
Да, страшный человек, волчара.
А. Гуськов
―
Из смешных вещей. Мало кто, знаешь, такие вещи знает…
К. Ларина
―
А вспоминаешь вообще эту работу?
А. Гуськов
―
Очень редко, очень редко. Я вспоминаю Александра Наумовича Митту, я вспоминаю своих коллег и партнёров, и не как работу, а как удивительное такое сотворчество, удивительную такую радость. Знаешь, когда у тебя дыхание захватывает. Ну, жизнь — это же не количество вздохов и выдохов, а это когда у тебя захватывает дыхание. И вот эти моменты ты, оказывается, вспоминаешь. И он мне потом сказал, когда все вышли, он говорит: «Лёша, ты знаешь, компьютер просто сделал ошибку. Герой Миши Ефремова, который всё время из армии линял, он был Голощёкин, а твой герой был Жгут. И всё поменялось».
К. Ларина
―
То есть это случайно произошло?
А. Гуськов
―
Да-да-да. И Миша стал Жгут, а я стал Голощёкин, понимаешь. И когда уже раздали всей группе, вот он мне такую рассказал смешную вещь.
К. Ларина
―
Смотри, как интересно, да?
А. Гуськов
―
Ну да.
К. Ларина
―
Мы же про это вспоминаем не только потому, что там похожие герои, что их бросают, что жена уходит к другому, любит другого человека. Это всегда невероятно сильные личности. И у меня такое ощущение, что ты играешь больше иногда, чем заложено в материале.
А. Гуськов
―
Ну, если бы сказали… Вот меня волнует, у меня накапливается что-то такое.
К. Ларина
―
А не боятся люди, которые тебя приглашают на роли? Они же понимают прекрасно, что ты можешь сломать.
А. Гуськов
―
Да, меня часто поэтому и не зовут. Это я потом понял почему. Потому что я действительно… Ну, я неправильный артист же. Или вообще не артист. Это правда, я не позирую, я не в позе.
К. Ларина
―
Не кокетничаешь?
А. Гуськов
―
Не кокетничаю, не кокетничаю. Актёр живёт… Я смотрю на своего сына, вот он проходит какие-то этапы. Невозможно помочь. Знаешь, можно упредить, можно сказать, что произойдёт. А дальше, если человек сам соображает, то он потом: «А, да, действительно мне это говорили!» Он это проанализирует и уже эти ошибки не совершит. Я никогда не жил…Я тут недавно вспоминал — Олег Иванович Янковский, огромный артист, колоссальный. Я помню его интервью, что он сидел с журналистом и говорит: «Знаете как? Я всё время хочу предложений, я жду их. Я сижу, вот у меня телефон, и он не звонит. Видите, я с вами говорю 20 минут, а он не звонит — и у меня уже тревога». Ты знаешь, у меня нет таких тревог. И их как-то не было.
К. Ларина
―
Потому что все звонят, наверное.
А. Гуськов
―
Слушай, да нет.
К. Ларина
―
Были периоды тяжёлые, да?
А. Гуськов
―
О чём ты говоришь? Извини меня, 1994 год — всё кино закончилось здесь. Оно вообще по определению закончилось, априори. А родился младший сын, и надо было как-то семью просто содержать, понимаешь.
К. Ларина
―
Это уже второй ребёнок родился, да?
А. Гуськов
―
Третий. Ну, с Лидой второй, а так у меня их трое. И до 1998 года, пока не пришёл Гоша Шенгелия и не сказал: «Лёша, слушай, Досталь запустил четыре фильма. Давай». Я ему говорю: «Гоша, я уже этим не занимаюсь, мне это не интересно, я уже другими вещами занимаюсь». Он говорит: «Ну, ты артист. Ты чего?» Я признателен этому человеку и вот этому фильму «Классик», который меня фактически вернул. И дальше я…
К. Ларина
―
То есть ты в этот момент готов был вообще распрощаться с профессией, да?
А. Гуськов
―
А я не занимался. Я занимался мультипликацией, «Незнайкой на Луне».
К. Ларина
―
Да, я помню, «Незнайка на Луне».
А. Гуськов
―
Огромное количество народу. Я не играл в театре, я не снимался. Да особо ничего и не было. И я думал, что я на этом поставлю жирную точку. Но вот видишь, хорошие люди есть. «Люди, годы, жизнь», Эренбург. Ничего лучше не сказано. Люди, годы, жизнь… Люди на первом месте. Пауза?
К. Ларина
―
Дорогие друзья, напомню, что это Алексей Гуськов. Поскольку мне принесли уже список наших обладателей билетов театральных, куда я вас приглашала, у нас SMS освободились для нашего замечательного задания. Вы слышали, Алексей Гуськов сказал, что он играет темы. А мы не пойдём на поводу у нашего гостя и предложим ему роли. Вот тот самый Гуськов, который здесь сидит, ему пятьдесят…
А. Гуськов
―
Восемь.
К. Ларина
―
Можно говорить?
А. Гуськов
―
А чего же нельзя?
К. Ларина
―
58 лет. Выглядит моложе.
А. Гуськов
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Лет на восемь хотя бы точно.
А. Гуськов
―
Ты льстишь!
К. Ларина
―
Вот какую роль сегодня Алексею Гуськову вы бы предложили, дорогие друзья? Ни в чём вас не ограничиваю.
А. Гуськов
―
Ох, как интересно!
К. Ларина
―
Это могут быть исторические персонажи, это мировая драматургия, наша советская — какая угодно. Может быть, вообще какой-то реальный человек. Вот кого бы вы предложили сыграть, какую роль вы бы предложили Алексею Гуськову сейчас? Всё, мы начинаем наш конкурс. На SMS +7 985 970-45-45. И потом почитаем, посмотрим, как тебя воспринимают зрители.
А. Гуськов
―
Слушай, вот это интересно — как тебя представляют.
К. Ларина
―
Ну, не хочется начинать новую тему до перерыва. Давай мы скажем ещё про то кино, которое сейчас должно появиться. В прокат выходила уже «Находка» твоя?
А. Гуськов
―
«Находка» вышла. «Находка» массу призов собрала и продолжает собирать. Я уже не знаю, я уже сбился со счёта, сколько у меня их. Самое главное в том, что на 90 копиях в марте месяце фильм вышел во Франции. И я знаю, что в сентябре ещё в Страсбурге висела одна копия. Конечно же, это Тендряков. Безусловно, это советская классика.
К. Ларина
―
Опять же материал, да.
А. Гуськов
―
Безусловно, то, что издательство «Адемар» переводило и вот эту притчу знает. Но для меня Тендряков до встречи с «Находкой» — это был советский деревенщик, как нас всех приучили: «Три мешка сорной пшеницы», Товстоногов, и собственно всё. А это писатель, у которого притчи есть в этих повестях, ты понимаешь. Там просто всё это улетает в космос! Эти путешествия души, как они все разбирались. Как в кино разбирался Чухрай-старший, ты помнишь, это «Чистое небо». Ну, сердце вынимали! Вот так же они разбирались с этой жизнью. У нас, по-моему, реклама. Рекламная пауза!
К. Ларина
―
У нас новостная пауза.
А. Гуськов
―
А, новостная? Я извиняюсь.
К. Ларина
―
Мы сейчас слушаем новости, а потом продолжаем нашу творческую встречу.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Напомню, что сегодня у нас в гостях Алексей Гуськов, народный артист России, актёр, продюсер, режиссёр. Мы дали задание нашим слушателям, чтобы они предложили роли Алексею Гуськову прямо здесь и сейчас. Здесь, конечно, разнообразие невероятное, и есть много неожиданных вещей.
А. Гуськов
―
Прочти, прочти.
К. Ларина
―
Вот сейчас тебе прочту. Например, Гумберт Гумберт из «Лолиты». Это неожиданное предложение. Или, например, сыграть Воланда. Причём несколько людей из самых разных городов нам говорят, что Воланд идеальный был бы. Дальше предлагают… Ой, кто это? «Лёша, привет из тайги! Вован. Желаю тебе роли Гемона».
А. Гуськов
―
Кого?
К. Ларина
―
Гемона.
А. Гуськов
―
А, понял.
К. Ларина
―
Так, Обломов обязательно, предлагают. Порфирий Петрович, «Преступление и наказание». Отелло. Доктор Живаго. Понятно. Андрея Сахарова предлагают, если была бы экранизация, байопик такой.
А. Гуськов
―
Ой, я бы с удовольствием этого человека…
К. Ларина
―
Учитывая, что Алексей, напомню, сыграл Папу Римского Иоанна Павла…
А. Гуськов
―
Слушай, а почему про него действительно не делают ничего?
К. Ларина
―
Кстати, герой абсолютный.
А. Гуськов
―
Ох, как это было бы интересно!
К. Ларина
―
И есть о чём рассказать, да?
А. Гуськов
―
Это время всё. Знаешь, через него можно время отсмотреть, просто конец XX века — и как изменялась вот эта территория, это пространство, как пришла новая страна, вообще пришла новая страна, понимаешь.
К. Ларина
―
И потом, сам этот герой, который от бомбы переворачивается…
А. Гуськов
―
Да, какое количество поступков в этом человеке! Ой, как интересно!
К. Ларина
―
Так, ещё могу прочитать, позже ещё вернёмся к этому. Мефистофель. Что-то в тебе видят такое — Мефистофель, Воланд — какого-то сатану.
А. Гуськов
―
Сколько раз.
К. Ларина
―
Так, Малюту Скуратова даже предлагают. Тоже ничего.
А. Гуськов
―
Играл.
К. Ларина
―
А где играл?
А. Гуськов
―
Играл на втором курсе института, в отрывке.
К. Ларина
―
Надо же! Видишь как? Вот. Так, что ещё здесь вижу? Ну, Достоевского очень много, самого разнообразного.
А. Гуськов
―
Будет, будет, обещаю.
К. Ларина
―
Будет. А, это, наверное, к нашему разговору — предлагают сыграть Каренина в «Анне Карениной»…
А. Гуськов
―
К сожалению…
К. Ларина
―
И Хлудова в «Беге». Кстати, «Бег» же, по-моему, идёт у вас, да?
А. Гуськов
―
Идёт. Бутусов поставил замечательный спектакль, но там совершенно молодой состав. И всё-таки Бутусов, кто любит его произведения … Это всё равно некий такой взгляд, это особый театр. Дальше — нравится, не нравится, спи, моя красавица, но это театр.
К. Ларина
―
Ещё один спектакль, вернее одну роль называют — Арбенин. «Маскарад» тоже идёт.
А. Гуськов
―
С удовольствием, но там очень хороший артист, мой коллега — Евгений Князев.
К. Ларина
―
А нельзя?..
А. Гуськов
―
Ну, что значит «нельзя»? И показывает мне ладошкой, как червячок проползает. Это не ко мне, нет, это не в мой адрес. Нельзя. Это уже сделано, сделано коллегой, сделано достойно, поставлено.
К. Ларина
―
А ты вообще просил когда-нибудь роли?
А. Гуськов
―
Никогда, нет. Никогда. Даже было, знаешь… Оператор Нахабцев, ушедший, я помню… Это история с Кареном Георгиевичем Шахназаровым. «Мы из джаза». То, что Саша Панкратов-Чёрный играл там. Карен Георгиевич пробовал очень многих людей. А оператором был Нахабцев. Я только начал в театре Пушкина работать. Ну, неважно, я играл, играл. И меня, по-моему, Вера Валентиновна Алентова посоветовала.Я пришёл на «Мосфильм» и стал как-то в уголке. Я знал, что Шахназаров — это Шахназаров. Прошёл Карен Георгиевич. Я не сказал ни «здрасте», ничего. Я не представлен. Идёт человек в своих мыслях, я его не знаю, прошёл. А потом мне Нахабцев говорит: «Ты чего хамишь?» Я говорю: «Кому хамлю?» Он говорит: «Ну, режиссёр идёт. Нужно подбежать, нужно…» Я говорю: «Да как-то мама воспитала. Ну, не представлен же». И вот это «не представлен»… Прошли годы. Нахабцев мне сказал: «Нет, амбиция должна быть. Обязательно должна быть амбиция, обязательно должно быть нахальство, обязательно должно быть всё».
Но вот так в себе и не переборол. Нахальство, наверное, есть какое-то определённое, но оно трансформировалось в то, что «я могу». Это выразилось потом в эти мои упражнения на Западе, потому что, никогда не уча французский, я сыграл во французской картине. А потом — итальянский. Я же не говорю ни на одном языке, но я это делаю. Это наша школа определённая, и дальше — уже алгоритм подготовки, твоя готовность и так далее. Но просить — не просил.
К. Ларина
―
Вообще удивительно! Это абсолютно противоречит самой сути актёрской профессии.
А. Гуськов
―
Да я тебе говорю, что я неправильный артист.
К. Ларина
―
Как можно вообще с таким обострённым чувством собственного достоинства?
А. Гуськов
―
Я антиартист.
К. Ларина
―
Да, антиартист, именно так.
А. Гуськов
―
Нет, внутри разрывает всё. Ну что ты? Так же нервичен, так же трагичен.
К. Ларина
―
И бывает обидно, да?
А. Гуськов
―
Конечно. Ну, вот Нина Михайловна, абсолютно следуя твоим заветам: ночь в подушку, покусал её, погрыз — утром встал, забыл, пошёл. Всё!
К. Ларина
―
Молодец!
А. Гуськов
―
Это мама у меня такая.
К. Ларина
―
Нина Михайловна, опять вам поклон передаём сейчас вот с вашим сыном.Про зарубежную жизнь, конечно, хотелось бы поподробнее рассказать, поскольку большой опыт работы именно и в европейском кино, прежде всего.
А. Гуськов
―
Прежде всего, да.
К. Ларина
―
Вот что бы оттуда взять такого, из самого процесса рабочего, что бы нам пригодилось?
А. Гуськов
―
Нам бы очень-очень, Ксюша, пригодилось то, что в принципе у нас было всегда, но мы потеряли, — пригодилась бы необходимость людей делать именно этот продукт. Поясню. У меня не возникает сомнений, почему, например, фильм «Le confessioni» (один из последних) снимает вот этот режиссёр, а продюсирует вот этот человек. Потому что он сам априори итальянец, он сам заражён социалистическими идеями, левыми, очень левыми. Он сам до этого снял «Viva la libertà» — фактически как фильм «День выборов» у нас проходил, когда просто депутат какой-то заболел, а он в правительство идёт, и они вместо него какого-то артиста взяли. А дальше артист взял и всех сделал — и начался хаос. Смысл в том, что ничего не важно.В «Le confessioni» тот же сюжет: собирается G8 завалить какую-то одну из стран, а потом происходит вот эта каша-малаша. Но то, что снимает вот этот режиссёр, этот сценарий и этот продюсер его продюсирует — это не вызывает сомнений.
Абсолютно чётко понимаю, почему Фредерик Бегбедер снимает «L’idéal», почему он стебётся, обсмеивает, высказывается по поводу модельного бизнеса. Почему у него в середине картины рядом с этим модельным бизнесом, когда этих девочек куда-то везут, что-то там делают, ищут это лицо, вдруг идёт нарезка с концентрационными лагерями. И там параллельно монтируются вот эти помады, которые выскакивают, а дальше огромное количество вот этих анорексичных людей. Ну, это сейчас анорексия, а там просто… И fashion крутится, fashion. И он говорит: «Кто же сказал, что если у вас нос чуть-чуть на один миллиметр левее или ухо ниже, что некрасиво? Почему это надо переделывать? Это не fashion, это же фашизм!»
Понимаешь, вот такое высказывание. И я тебе из любых своих… Ну, 16 ноября выходит фильм «Полина» о балете — Анжелен Прельжокаж, балетный человек. Но я понимаю, почему он снимает эту картину.
К. Ларина
―
Режиссёр, да?
А. Гуськов
―
Режиссёр, да. Понимаешь, они бывают удачные, неудачные, громкие, менее громкие. Но вот это — «По какому поводу ты не спишь?», что раньше спрашивали, — это присутствует. То ли закон строгий, более денежный, то ли… Я не знаю, с чём это связано. Во-первых, алгоритм режиссёрский. Это картина в три года, в четыре года, подготовка.
К. Ларина
―
А творческие муки?
А. Гуськов
―
Вот я и говорю про эти творческие муки, понимаешь. То есть даже если…
К. Ларина
―
Сомнения. Свойственны сомнения самому режиссёру на площадке? Или он уверен в себе от начала до конца съёмочного процесса, всегда знает, что делать?
А. Гуськов
―
Ну, процесс — это и есть процесс.
К. Ларина
―
Возможность пробовать что-то разное.
А. Гуськов
―
Конечно, подготовка на семь порядков выше. У нас тоже есть такие режиссёры, говоря, например, об Андрее Звягинцеве. Ты посмотри, как это долго, отбирая артистов, как это скрупулёзно. Да много таких. Старые мастера, понимаешь. Но очень часто в основной массе это связано с тем, что человек выполняет заказ. Это пришло к нам из нашего безвременья девяностых, когда не было кино вообще. Ты помнишь? И спасались ведь фактически, когда снимали клипы музыкальные или ещё что-то.
К. Ларина
―
Ещё сериалов не было, только «Клубничка».
А. Гуськов
―
Да. И я думаю, оттуда это внутри, внутри, внутри, совершенно глубоко сидит вот эта логика официанта — «Чего изволите?». Мастеровитые? Да. Умеем делать? Ну, ты посмотри, сейчас картины выходят — мы всё уже умеем делать технологически.
К. Ларина
―
Были бы деньги.
А. Гуськов
―
Да, были бы деньги. Да даже и в тех деньгах, какие у нас есть, мы всё равно это умудряемся сделать хорошо. Но вот этой заряженности на высказывание, к сожалению, очень мало.
К. Ларина
―
Подожди. Поскольку ты в одном лице и артист, и продюсер ещё… Вот у нас вечная эта борьба продюсера с режиссёром, вернее, режиссёра с продюсером. У нас режиссёры уходят из проектов.
А. Гуськов
―
Нет, это дело семейное. Это очень мучительный и долгий процесс. Даже возвращаясь к любым картинам, очень люблю и бесконечно буду повторять свои «4 дня в мае». Там, извини, сценаристов было до Валентина Черныха четыре, и дальше, после Валентина Черныха ещё два, пока мы получили вот этот сценарий. Потом трогали режиссёров. До Ахима фон Борриса их было четыре. Знаешь, это некое семейное такое дело. И я никогда не вмешиваюсь ни во что.
К. Ларина
―
А как ты выбираешь режиссёра? Ты же выбираешь?
А. Гуськов
―
А он как-то сам выбирается. Я вот даю сценарий, я даю или задумку, или идею — и дальше каким-то образом это начинает обрастать, кладётся на бумагу.
К. Ларина
―
И дальше как строятся отношения? Кто отвечает за финал, за то, что на выходе? Потому что получается…
А. Гуськов
―
Режиссёр.
К. Ларина
―
Я просто это часто слышу от режиссёров, которые говорят: «Вот продюсер не понимает, не чувствует. Это требование продюсера было — снимать именно эту актрису или этого актёра. Продюсер может изменить сценарий».
А. Гуськов
―
Отвечает режиссёр априори, но тут давай делать поправку. Если ты создаёшь, например, сериал телевизионный, то есть некие обременительные обязательства для федерального канала. Ты не можешь показать, в соответствии с перечислением закона, насилие, курение, чего-то ещё, мат. Там очень много таких вещей. У нас, к сожалению, нет канала HBO или канала Channel Plus, когда это не федеральные каналы, и они могут сделать всё. Они могут сделать более жестоко, они могут показать грудь, что-то, могут воздействовать на зрителя другими способами. Если режиссёр этого не понимает и делает всё в своих авторских амбициях… Ну, это же заказ. Как ему сказать? Мы все сидим в этих «ножницах», понимаешь?
К. Ларина
―
А в большом метре, полном?
А. Гуськов
―
В полном — никогда. Ну смотри, даже наши известные расхождения с Кириллом Серебренниковым много-много лет назад…
К. Ларина
―
Да, кстати, очень жаль, потому что работа могла бы быть…
А. Гуськов
―
Нет, она получилась.
К. Ларина
―
Она же есть, да. «Рагин» называется?
А. Гуськов
―
Да-да-да. На Карловарском фестивале всё случилось. Просто так уж налетели, наскочили друг на друга. И даже приз был. И отдали же его в Фонд детей больных лейкемией тогда. Никто не взял — ни я, ни он. И дальше, видишь, судьба сложилась замечательно: он работает, и я продолжаю работать.
К. Ларина
―
А вы с ним общаетесь?
А. Гуськов
―
Да. «Здравствуй». — «Привет».
К. Ларина
―
Это, конечно, сильное было тогда расхождение, разрыв, да?
А. Гуськов
―
Я думаю, это и мне урок, и ему урок.
К. Ларина
―
Ты же у него снимался ещё в «Дневнике убийцы», по-моему.
А. Гуськов
―
Да. Вообще вокруг всегда, знаешь, образуются какие-то коллективы, в основном нервически-женские, которые обслуживают мастеров. Я, уже анализируя то время, понял, что нас нервически-женские два коллектива замотали, закрутили в своих интересах. А дальше стукнулись и разлетелись. Это было так, если действительно посмотреть в корень проблемы.
К. Ларина
―
Кстати, друзья, если не видели, посмотрите фильм «Рагин». Какой год-то?
А. Гуськов
―
2005 год.
К. Ларина
―
Это фильм, который делал Кирилл Серебренников, где Алексей играл главную роль и где был продюсером этого фильма. И там случился этот разрыв, который много вообще обсуждался.
А. Гуськов
―
Поэтому разницы особой в кинопроцессе никакой. Но вот это, я тебе скажу, заряженность на высказывание — всё-таки она у нас поменьше. Это первый момент.
К. Ларина
―
Это талант и это масштаб личности. Высказывание всегда — это высказывание конкретного человека, правда же?
А. Гуськов
―
Вероятно. Но, вероятно, это ещё связано… Я параллельно сейчас думаю, потому что хотелось назвать вторую составляющую. И особенно это именно в прокатном кино существует. Так как у нас аудитория всё меньше, меньше и меньше год от года, и все моложе, моложе и моложе, уже скоро совсем… Я не знаю, «0+» уже есть, я видел «0+».
К. Ларина
―
Аудитория кинотеатров?
А. Гуськов
―
Кинотеатров, да. И есть некая растерянность художников, я понимаю: «Да, вот я буду работать сейчас, а я не то что не выйду в прокат, а меня просто даже не возьмут. И я не знаю, куда это направлено». В принципе, в Европе… Конечно, можно сказать, что она стареет, но я в свои 58 лет играю нормальных детородных мужиков, разрываемых страстями, с какими-то своими проблемами. К сожалению, здесь количество предложений у меня, наверное, раз в тридцать меньше, чем там, касательно моего возраста.
К. Ларина
―
И женщины, кстати, тоже.
А. Гуськов
―
И женщины. Я, собственно говоря, и не хожу, потому что, не в обиду будет сказано, я прошёл эти проблемы прыщавых, они меня не интересуют, понимаешь, они мне просто скучны. Вот это вторая составляющая.
К. Ларина
―
Кстати, этот возраст, про который ты говоришь, важнейший. Все звёзды европейского и американского кино… У них есть из чего даже выбирать.
А. Гуськов
―
Артисты после сорока. До сорока — это всё упражнения в прекрасном, и не больше чем «хочу». А вот «могу» наступает туда, когда уже действительно появляется тема. С любым артистом, кто много чего-то понаделал… Вот если его спросить, он приходит к тому, что он тебе не укажет роль, которую он хочет играть. Он укажет тему, про что он хочет высказаться, что его сейчас тревожит и волнует.
К. Ларина
―
Женщин особенно жалко, потому что ты либо героиня молодая, а потом сразу — мама подруги, а потом — бабушка.
А. Гуськов
―
А ещё страшнее — бабушка.
К. Ларина
―
И это всё. Это несправедливо. Культ молодости, который портит артистов, убивает.
А. Гуськов
―
Сейчас уже, ты знаешь, на мой взгляд, всё-таки не так агрессивно. Но вспомни время, ещё лет 10–15 назад, когда вот это время гламура было — нужно быть с перелицованным лицом, как задница, понимаешь.
К. Ларина
―
Сейчас это продолжается.
А. Гуськов
―
Нужно быть успешным, нужно быть всё время весёлым, улыбающимся, здоровым как конь…
К. Ларина
―
И никаких мимических морщин.
А. Гуськов
―
Да, абсолютно. Ну, это скучно, так что даже страшно.
К. Ларина
―
Давай посмотрю, люди же работают, надо же как-то…
А. Гуськов
―
Из перечисленного, я скажу, совершенно неожиданно — Гумберт Гумберт. Совершенно неожиданно — доктор Живаго. И просто спасибо — Сахаров.
К. Ларина
―
Давай я ещё прочту, здесь месса предложений. «Алексей, меня зовут Алекс. Я имел честь немножко пообщаться, но по сути просто постоять рядом с вами в 2001 году во время фестиваля российского кино в Нью-Йорке, который тогда делал Журбин. Очень вас уважаю как актёра и как человека. Удивительно, что столь приятный человек при этом, по крайней мере, как мне кажется, больше задействован как бы в отрицательных ролях. Думаю, вы могли бы играть некоего обаятельного демона или загадочного проходимца. Воланд уже забит, но для вас наверняка найдётся огромное число других, возможно, ещё более подходящих персонажей».
А. Гуськов
―
Спасибо большое.
К. Ларина
―
По-моему, очень красивое письмо.
А. Гуськов
―
Да, спасибо.
К. Ларина
―
«Алексею Гуськову я бы предложила сыграть роль главного героя в «Опасных связях».
А. Гуськов
―
А, де Вальмон.
К. Ларина
―
Да. «Он страстный, в глазах…»
А. Гуськов
―
Но я уже…
К. Ларина
―
Дальше написано почему: «Он страстный, в глазах чертовщина и манящий демонизм, перед которым невозможно устоять».
А. Гуськов
―
Тогда надо писать: «Женщинам и мужчинам за 35». Нет, всё к своему возрасту. У меня есть, вернее, был замечательный спектакль, когда я играл «Трамвай «Желание», очень востребованный. Я играл Стэнли Ковальски.
К. Ларина
―
А где это было?
А. Гуськов
―
Это антреприза. Саша Марин поставил.
К. Ларина
―
Это там, где Елена Бондарчук играла?
А. Гуськов
―
Да, с Алёночкой. Собственно говоря, она меня и позвала.
К. Ларина
―
Это твоя роль абсолютно.
А. Гуськов
―
И я играл два спектакля с уходящим на сцене человеком. До сих пор я никогда не забуду, когда зритель считывал… Вот это, кстати, тоже к слову говоря об актёрской профессии. Он не считывал на уровне слов, на уровне чего-то. Я стоял близко с ней и видел, как ей было трудно, но она говорила о чём-то о своём. Слова были Уильямса, вообще перевод, а она говорила о чём-то о своём. И ты знаешь, я уходил из света в тень, потому что я понимал, что я мешаю, я не нужен сейчас. Это фантастические, удивительные впечатления. Царствие ей небесное. Удивительный человек! И я тогда понял, что ну нехорошо просто, неправильно. Там всё равно биохимия страстей на уровне 30 лет.
К. Ларина
―
Ну, это как играл Джигарханян. Ему сколько было тогда? Он уже не был мальчиком.
А. Гуськов
―
Я знаю. Конечно, театр предполагает некое допущение. Понимаешь, возвращаясь к «По тонкому льду». Меня Джаник Файзиев даже спросил, как-то похвалил, условно говоря. Я ему говорю: «Джаник, ты знаешь, я вообще не гримируюсь с 2008 года». Я подхожу и говорю оператору: «Посмотри, пожалуйста». И они говорят: «Ну, вот здесь пудра, вот здесь это», — в зависимости от света, который они поставили. Я говорю: «Ты знаешь, настолько пространство правды изменилось, настолько зритель привык смотреть в YouTube это количество документальных кадров…»Сейчас же вообще… Ты знаешь, что следующий шаг — это будут фильмы для айфонов, где более жёстко? Ну, именно художественные фильмы. Он считывает актёра, вот его ложь даже на этом уровне. Вот эти все подмазки, подкраски — это уже чуть-чуть театральное всё. Я говорю: «Ну и ладно. И что такого? Вот есть у меня эти пятнышки — и что тут страшного-то? Ну, чего страшного?» В итоге, если это правда, он прощает всё: кривой нос, беззубый рот, какие-то уши другие, понимаешь. Это, кстати, мне принесло и дало западное кино, с 2008 года. Я приезжаю и жду какого-то такого жирного мазка гримёра. А они смотрят, это называется у них… Как это, господи? Ну, матовая такая вещь. И всё, и не больше.
К. Ларина
―
У нас, видишь, к сожалению, пока другая культура. И меня она тоже ужасно раздражает. Хотя ведь эпоха неореализма в 60-е годы, она же тогда уже нас этому научила. И наши любимые фильмы того времени, оттепели, они же такие естественные! Там и люди естественные, и лица естественные. И там ничего не перегружено ни помадами, ни лаками для волос — ничем.
А. Гуськов
―
Ксюша, я спросил в Италии… Ты знаешь, у меня уже там три картины есть. Я спросил режиссёра в очередной раз: «Вот где? Куда вы дели этот потрясающий неореализм, один из любимых моих периодов?» И он мне говорит: «Мы никуда не дели. Просто общество изменилось. Потому что ценность тогда была — хлеб, который нужно было поделить с соседом, его было мало. А сейчас ценности другие. Сейчас ценности — бабки. Понимаешь? Сейчас всё поменялось, и поэтому ушло кино».Мы же всё равно зависим от состояния мирового сообщества, не только от нас. Мы всё время себя отделяем, как бы Россия какая-то отдельная со своим особым путём. Да ни черта подобного! Шарик круглый, и все заботы совершенно присущи, как и всем.
К. Ларина
―
Ну что? Придётся нам делать вторую серию. Ни черта мы не успели!
А. Гуськов
―
Как?
К. Ларина
―
Вот так. Всё, конец, да.
А. Гуськов
―
Как-то мы с тобой…
К. Ларина
―
Кошмар.
А. Гуськов
―
Слушай, пойдём в кафе. Ты когда заканчиваешь? Ну, хоть мы с тобой договорим.
К. Ларина
―
Мне ещё час.
А. Гуськов
―
О! Я могу тебя подождать.
К. Ларина
―
Лёша, спасибо большое! Для меня такое удовольствие с тобой встречаться. Я желаю тебе успеха. Поклон всей семье.
А. Гуськов
―
Давай сделаем пролонгированную передачу.
К. Ларина
―
Сериал, да.
А. Гуськов
―
Да, давай сделаем сериал.
К. Ларина
―
«Потомок мульду».
А. Гуськов
―
Я приду как-нибудь в час, а потом мы с тобой закончим в пять, я не знаю, напишем темы. Я даю тебе слово, что мы… Надо с Венедиктовым поговорить.
К. Ларина
―
Вот видишь, уже заявка творческая. Спасибо, Лёша.
А. Гуськов
―
Да, давайте сделаем. Просто поговорим о политике, поговорим об обществе. Вот какие темы нужны «Эху Москвы» — я готов, я открыт.
К. Ларина
―
Спасибо большое!
А. Гуськов
―
Спасибо и вам.