Игорь Верник - Дифирамб - 2016-06-05
К. Ларина
―
14 часов 10 минут. Добрый день ещё раз! У микрофона Ксения Ларина. И мы начинаем нашу программу. И сегодня, как я анонсировала, у нас в гостях народный артист России, ведущий артист Московского художественного театра Игорь Верник. Игорь, приветствую вас, здравствуйте.
И. Верник
―
Здравствуйте, Ксения.
К. Ларина
―
У нас тут были всякие сложности технические, поскольку мы хотели вам показать Игоря Верника во всех его вариантах возможных. Но я подготовилась, Игорь! Понимаете, я подготовилась. Потому что я же знаю, что придёт артист, и нужно, чтобы артиста показали, чтобы его услышали, что он не только ведёт шоу по телевизору, но вообще-то он ведущий артист театра, он пишет стихи, поёт песни и вообще хороший человек, талантливый.
И. Верник
―
Спасибо. Тогда я буду молчать.(Смех.)
К. Ларина
―
У нас же «Дифирамб» — надо же петь дифирамбы.
И. Верник
―
Конечно.
К. Ларина
―
Света, ну давай поставим песню.
И. Верник
―
А можно поставить… Мне интересно, что вы приготовили, но я, конечно, хотел попросить поставить то, что я хотел.
И.Верник: Я не отказываюсь ни от одной секунды прожитой жизни, ни от чего — ни от того, что было хорошо, плохо...
К. Ларина
―
Давайте то, что я выбрала, то, что я нашла.ПЕСНЯ
Не ропщи на печальный исход, не ропщи. Не зови, не проси, не ищи помощи. Может в полночи, может в роще той, может в гавани, Будет крыльями бить и пробьётся и взмоет душа моя.
Может быть, может быть, может быть, Нам захочется вновь пережить Наше счастье, ушедшее в осень, Под дожди, под дожди… подожди!..
Может, если сказать «подожди», Если только воскликнуть «быть может» — Всё изменится, станет возможным, Если только сказать «подожди»…
Убегая от звуков, от слухов, от шелеста снов, От предметов, вобравших тебя, и от их голосов… На бегу, никуда не ведущему, кроме как в память, От которой бегу, но не сделал и пары шагов.
Я пытаюсь забыться в давно пожелтевшей листве, В потускневшем вине и во мне заключённой вине, И друзей, и врагов не деля, умоляю оставить, Я к себе возвращаюсь обратно, а значит — к тебе.
Может быть, может быть, может быть, Нам захочется вновь пережить Наше счастье, ушедшее в осень. Под дожди, под дожди… подожди!..
К. Ларина
―
Не получилось! Не понравилась Игорю Вернику эта песня. Расскажите, почему?
И. Верник
―
Почему не понравилась? Нет, как это? Это я написал, это мои стихи.
К. Ларина
―
Нет, давайте расскажите. Вы же не отказываетесь от неё?
И. Верник
―
Нет конечно. Как я могу отказаться?
К. Ларина
―
А что не нравится?
И. Верник
―
Я не отказываюсь ни от одной секунды прожитой жизни, ни от чего — ни от того, что было хорошо, плохо, странно, глупо, дико — ни от чего. И от этой песни тоже, конечно. Просто это песня, которая написана и записана мною уже много-много лет назад. И я сейчас совсем всё другое делаю, и по-другому с музыкантами…
К. Ларина
―
Но стихи-то прекрасные!
И. Верник
―
Спасибо большое. Но и стихи у меня другие уже…
К. Ларина
―
Нет, у нас получится. Мы получим к финалу нашей передачи, у нас обязательно будут новые песни.
И. Верник
―
Хорошо.
К. Ларина
―
Но вы ещё скажите спасибо мне, что я не поставила песню с Грушинского фестиваля 1996 года. А я её нашла!(Смех.)
И. Верник
―
Спасибо большое! Потому что с друзьями иногда, с моими любимыми, мы иногда смеёмся… И как я буду представляться в каком-то уже принципиально зрелом-зрелом возрасте? «Здравствуйте. Я Игорь Верник, лауреат Грушинского фестиваля»? Это замечательная история. Я приехал туда снимать как раз программу о фестивале. А поскольку я с 16 лет занимался стихосложением, и за плечами у меня музыкальная школа по классу фортепиано, восемь лет, и потом я сам научился играть на гитаре, то я говорю: «А можно я тоже попробую что-то такое спеть?» Мне говорят: «Да ладно, прекратите. Вы-то тут при чём?» Ну, это вообще такая формула, мне знакомая, вообще вот такого восприятия меня: «Вы тут при чём? У нас тут духовное, тонкое, глубокое общение. А вы человек из другого мира — циничного, односложного», — и так далее. Я говорю: «Ну можно всё-таки попробую?» Значит, я спел одну песню на каком-то туре. «Да-да, проходите». И дошёл до того, что я выступал на этом главном концерте, уже на гитаре, и стал лауреатом.
К. Ларина
―
Вот видите!
И. Верник
―
Слушайте, Ксения, это дела давно минувших лет. Очень давно это было.
К. Ларина
―
Но тем не менее. Это, конечно, открывает для многих вас с совсем другой стороны. Так что, может быть, даже хорошо, что это сейчас прозвучало. Я хотела как раз вас спросить, поскольку вы давно работаете и в театре профессиональном, в прекрасном театре, и имеете прекрасное драматическое образование, но при этом всю жизнь вас сопровождает эта параллельная история шоу-бизнеса. Я понимаю, что это ваша работа. У вас это получается, вы профессионал высочайшего класса и в этом тоже. Но тем не менее, не уничтожает ли одно другое? Одно другое никак не поедает, не пожирает?
И. Верник
―
Конечно, это вечный конфликт, вечный плюс и минус, в котором я существую. Когда я закончил Школу-студию МХАТ в 1984 году, Олег Николаевич Ефремов предложил мне место в Московском художественном театре, но на такой момент такой вакансии не было, поэтому я ушёл в армию. А в 1986 году всё-таки был принят в театр.
К. Ларина
―
30 лет уже получается в этом году.
И. Верник
―
Да, 30 лет, совершенно верно. И, конечно, я хотел, мечтал и собирался служить только театру, только всему, что связано с театром, непосредственно с актёрской профессией. И когда появилась эта новая реалия… Это же было ещё в советской стране, понимаете. А потом, когда Союз развалился, началась вот эта перестройка и появились какие-то новые люди, новые веяния, новая реклама, новая музыка, новые клипы — и меня пригласили сниматься в клипе. Так я попал в один, в другой, в третий, реклама… И это было всё как-то в новинку, это было интересно. А затем меня позвали работать на телевидение. Я очень долго отказывался, я говорил: «Это не моё. При чём здесь я? Какое я имею к этому отношение?» Но, знаете, это же такая воронка, которая затягивает, манкая и тоже интересная.
К. Ларина
―
Это девяностые годы?
И. Верник
―
Девяностые годы, да.
К. Ларина
―
А тогда вообще других вариантов-то не было. Сериалов не было никаких. Артисту играть негде было.
И. Верник
―
Ну как? Да, сериалов не было. Кино было немного. Было, но немного. В театре я играл, к счастью, и были у меня интересные работы: и «Портрет» Мрожека, и «Яма» Куприна, я играл Лихонина. Но вместе с тем с большими ролями я играл, конечно, и совсем крошечные какие-то: музыкантов на подпевках, гостей на балу в «Трёх толстяках», каких-то солдат в вагончиках и так далее. Всё это, конечно, было.Поэтому телевидение, как сказать, тоже было очень свежим каким-то воздухом для меня. Тем более во мне всё это есть, и было, и есть. Мне интересно. Я прихожу в компанию, и я не могу просто сидеть и слушать — я беру её на себя. Я двигаю эту компанию, руковожу ей. Я организую её в смысле движения какого-то такого — внутреннего, а не куда-то перемещаю. Поэтому это шоуменство папой и мамой во мне заложено, наверное.
Но оно, конечно, как клеймо, как бич, не знаю, как проказа. Понимаете? Кинопродюсеры не ходят же в театр, они кино не своё не смотрят. Ну, за исключением, конечно, а то я так, может быть… С тех пор, как я сказал себе «всё, я закрываю эту историю телевидения» и лет десять не появлялся в качестве ведущего, и переломил эту историю, а стал сниматься, сниматься… Ну, я не про театр сейчас говорю, а вообще про съёмочный период. У меня за плечами 70–80 кинопроектов. Но всё равно в их сознании: «Ну, Верник — это же…»
К. Ларина
―
Улыбка Чеширского Кота, который висит в небе.
И. Верник
―
А вы придите в МХТ, посмотрите, что я там делаю. Или посмотрите киноработы мои какие-то. И каждый раз в новых киноработах мне говорят: «Послушайте, мы не знали, какой вы. Слушайте, мы открыли для себя нового Верника!» И каждый раз в каждой новой работе я слышу это: «Послушайте, наконец-то мы открыли нового Верника!» Я говорю: «И несколько месяцев назад открыли, и перед тем открыли, и ещё открыли…» Понимаете? Каждый раз открывают. Ну давайте уже как-то…
К. Ларина
―
Ещё не поздно.
И. Верник
―
Давайте я вас тоже буду открывать. Хотя, слушайте, меня всё устраивает, всё прекрасно. Они не ходят к нам в театр, в МХТ. И я тоже же не хожу к ним в кабинеты, к продюсерам, и не смотрю, чем они там занимаются в кабинетах. Живём в параллельных мирах — и прекрасно.
К. Ларина
―
Давайте про театр поговорим. Хотя в театре ещё одна вещь за последнее время появилась. Она была и раньше, я почти в этом уверенна, но сейчас она стала каким-то уже легальным и очень востребованным жанром — это поэтические вечера, которые устраивает в вашем театре Маша Брусникина, и делает это блестяще, она просто профессионал. И она просто открыла многих артистов в этом жанре. Мы тут абсолютно недавно с Толей Белым тоже разговаривали здесь, в этой студии. Просто на наших глазах человек заново рождался. У каждого есть своя маска, свой успешный образ, с которым расставаться трудно. Для вас поэзия, как я понимаю, тоже естественная среда, уж коль мы с этого вообще начали, и сами писали. А вот в качестве исполнителя?
И. Верник
―
В качестве исполнителя… Послушайте, мой папа, кстати, который бесконечно обожает вас, Ксения, ваш поклонник…
К. Ларина
―
Да, я знаю. Наш кумир, легенда радио.
И. Верник
―
Спасибо. И папа легенда радио. А сейчас вы для него — обожаемая женщина и ведущая, которую он каждое воскресенье слушает, он с вами. И сейчас он слушает нас. Папа, мы с тобой. Так вот, он же режиссёр. И мама у меня музыкант, педагог. И у нас дом всегда был наполнен этим: и стихами, и музыкой, и интересной драматургией, а самое главное — разговорами об этом. И я всегда с книгой ложился спать и просыпался. И поэтому читать — конечно, для меня это огромное счастье. Я очень люблю это, и там, где могу, читаю стихи.Кстати, я вместе с Аллой Демидовой в Венеции несколько лет назад открывали памятную доску в доме, в котором жил Иосиф Бродский, и от России читали Бродского я и Демидова, и от итальянской стороны несколько актёров и переводчиков. Спасибо Маше, прекрасное дело (Брусникину я имею в виду). Кстати, и в фонде «Артист», учредителем которого я являюсь (это благотворительный фонд, мы помогаем ветеранам сцены), мы тоже устраиваем периодически вот такие вечера, «признания в любви» мы их называем. В этом году мы выступали, делали вечер в Большом театре и читали лирические отступления из «Евгения Онегина»: я, Жена Миронов, Маша Миронова, Юля Пересильд, Валентин Гафт, мы привлекли их. Я очень люблю это. Это тоже часть меня.
К. Ларина
―
А в «Ночи поэзии» вы принимали участие?
И. Верник
―
Конечно! Это второй раз. Вот не могу… У вас же программа называется «Дифирамб». Вы, Ксюша, говорите, пожалуйста, обо мне. В противном случае я сам буду о себе говорить.(Смех.)
Я очень горжусь тем, что… У нас этот вечер поэзии построен так. Первое отделение в 12 ночи начинается, где-то часа полтора — это такие классики наши, поэты русские. А вторая часть — это уже современные поэты, но тоже, извините, такого большого уровня поэты. И в прошлом году, и в этом году в первой части я читал: в прошлом году — Бродского, а в этом году — Пушкина («Я вас люблю, — хоть я бешусь, // Хоть это труд и стыд напрасный»). А во второй части я читал свои стихи — и в прошлом году, и в этом. И, знаете, когда на экране в МХТ, на мхатовской сцене только что был, я не знаю, Евгений Евтушенко, а тут написано «Игорь Верник», и читает Игорь Верник — ну, это приятно!
К. Ларина
―
Может, прочтёте?
И. Верник
―
Моё стихотворение? Давайте прочту, конечно.Хочешь — скажи мне, что всё закончено, Что я больше не нужен тебе, Чтобы целовать на ногах твоих пальцев кончики И упиваться тобой, как ребёнок в утробе.
Хочешь — возьми сейчас все свои вещи, Собери чемоданы, коробки и сумки, И отправься туда, куда рвутся все женщины — В далёкое завтра — в ближайшие сутки.
Welcome, сука, к своему корыту! Из дворца эфемерного в шалаш прекрасный, Жизнь в котором будет уже не пыткой ожидания чего-то, А осуществившейся сказкой.
И вот там — красивая, недооценённая, мудрая — В мире с собой и с обстановкой отчасти, Вспомни, как каждое, каждое утро Я говорил тебе, что ты — моё счастье.
Не знал, кого благодарить за это, Пытался поверить в Бога — и уже, кажется, верил! — Потому что не может же быть столько света В глазах женщины с душой зверя!
Ты — ангел! Ты — ангел с крыльями ночи, Вечно парящий над чёрной бездной. Хочешь — скажи мне, что всё закончено. А хочешь — не говори, а просто исчезни.
Ну, не повезло нам — родились разными, Друг друга встретили — а жить не можем. И, возможно, даже сложился паззл бы — Немного раньше или намного позже.
Но мы-то встретились в это время — В ненужное время, в ненужном месте. Ну давай, ангел, открывай рот, сбрасывай бремя, подводи черту… К чёрту! Откроем рот вместе.
К. Ларина
―
Браво! Игорь Верник прочитал вам стихотворение Игоря Верника, чтобы вы понимали. Так надо книгу?
И.Верник:Я хотел, мечтал и собирался служить только театру, всему, что связано непосредственно с актёрской профессией
И. Верник
―
Да надо… Послушайте, Ксения, надо и книгу…
К. Ларина
―
Вот смотрите, какие книги бывают.
И. Верник
―
Да! Книгу надо. Я, кстати, позавчера, когда мы читали на Красной площади стихи…
К. Ларина
―
На книжном фестивале как раз?
И. Верник
―
Да, на книжном фестивале, открывая его. Рядом сидел Евгений Евтушенко, раздавал автографы, подписывал книги. И я, конечно, перелез через ограду, обрушился ему на голову, по головам очереди, дико извиняясь и краснея, и попросил его подписать мне. Я приобрёл там книгу и попросил подписать мне. Я редко такое делаю, но, конечно, не мог упустить этот шанс.
К. Ларина
―
Ну, наберётся на книгу у вас?
И. Верник
―
Да наберётся…
К. Ларина
―
То есть вы пишете… Это не то, что когда-то писал стихи?
И. Верник
―
Нет.
К. Ларина
―
Это вы пишете постоянно, да?
И. Верник
―
Да.
К. Ларина
―
Потрясающе!
И. Верник
―
Пишу. Ну, что-то такое есть… Но я не могу сказать… Вы знаете, это взрывные волны такие. Сейчас пишу, а потом что-то такое происходит, какой-то период… Я никогда не думаю об этом. Я не сажусь и не пишу специально. Я не знаю, как это возникает. В самолёте часто я пишу, знаете, когда преодолеваешь этот рубеж гравитации, от земли отрываешься.
К. Ларина
―
Так, а музыку?
И. Верник
―
Музыку? Ну как? Это всё как-то совместно, просто соединяется — и всё. Если у нас будет возможность, если у вас всё-таки скачалась эта песня…
К. Ларина
―
Скачалась.
И. Верник
―
Просто хотя бы маленький кусочек я хочу. Если захотите послушать, поставьте. У меня, кстати, будет 14 июня в клубе «Союз Композиторов» концерт. Я сейчас выступаю с ребятами LRK-ТРИО, это музыканты: контрабас, барабаны и фортепьяно.
К. Ларина
―
Джаз такой?
И. Верник
―
Ну, не совсем джаз, но такое интересное звучание.
К. Ларина
―
Ну да. Потому что, конечно, первое, что вываливается в YouTube, когда набираешь «Верник», — это всякие телевизионные проекты, типа «Две звезды», или что-то такое ещё, такая попса. Ну, я понимаю почему. Наверное, тоже в качестве тренировки это хорошо. И женщины красивые рядом поют.
И. Верник
―
Вы знаете, Ксюша, это такой момент… Ну что, мне взять себя и располовинить?
К. Ларина
―
Спокойно! Жизнь одна.
И. Верник
―
Да дело даже не в этом. Это тоже доставляет мне удовольствие. Это тоже часть моей природы. Только обязательно давайте про МХТ мой родной поговорим.
К. Ларина
―
Хорошо. Сейчас мы сделаем перерыв, слушаем новости. Посмотрите, какими влюблёнными глазами на вас смотрит наш новостник.(Смех.)
И. Верник
―
Здравствуйте! А вы теперь так на меня смотрите или всегда так смотрели?
К. Ларина
―
Всё. Слушаем новости, если у нас получится, а потом продолжаем программу.НОВОСТИ
К. Ларина
―
В гостях у нас Игорь Верник. И мы должны всё-таки показать песню, которую Игорь принёс к нам в студию. Это и стихи, и музыка Верника.
И.Верник: Читать — конечно, для меня это огромное счастье
И. Верник
―
Да. Просто я прочитал стихотворение своё несколько минут назад и подумал о том, что оно такое немножечко гневное по отношению к женщине. Послушайте, как я могу любить женщину.ПЕСНЯ
На берегу любимых губ, как на волнах в твоих руках, Хочется мне улечься и пролежать бесконечно так. В твоих глазах встречать рассвет, в твоих глазах смотреть закат И листопады сменить на снегопады, сменить на звездопад…
Кажется мне, однажды так уже было с нами: Между вчера и завтра в безднах укрытых с нами, Я слушал голос твой, дыхание, и рядом спал. Может быть, где-то близко или на другой планете Мы засыпали рядом, мы просыпались вместе. Я по слогам твоё имя тихо, как будто молитву, шептал.
Люблю тебя, родная моя. Как я люблю тебя, одна ты моя.
Пока ты спишь, я по луне на фоне крыш бегу к тебе, Не оставляя следов в небе, не останавливаясь, где бы ни был я. Я жду, и в сон уходит ниц, восходит солнце из-под ресниц, Каждое утро, когда ты открываешь свои глаза.
Я ничего не знал раньше об этом счастье, Я лишь тебя искал и рвал себя на части. Я жил, как будто слепой, жил, как будто чужой, спал… Ты мне открыла мир, в котором другие ноты, Ты мне открыла небо и наяву полёты. Ты — мои крылья, знаешь, раньше я не летал.
Люблю тебя…
И. Верник
―
Ой!..
К. Ларина
―
Ну, прекрасно получилось. И звук прекрасный, и музыка прекрасная.
И. Верник
―
Спасибо. Просто это мы записали совсем недавно, прямо несколько дней назад. Это ещё не сведённый звук. И, конечно, она будет поинтереснее звучать.
К. Ларина
―
То есть это как бы уже прообраз альбома, я так понимаю, да?
И. Верник
―
Ну да, я пишу альбом сейчас, уже песен девять записано. Я думаю, что скоро наконец-то я осуществлю эту мечту моей мамы. Её, к сожалению, уже нет, но она так хотела, чтобы мои песни, которые ей так нравились, слышала не только она. Надеюсь, что так и будет. Конечно, посвящу этот альбом маме.
К. Ларина
―
Дорогие друзья, пришла пора и вам поработать. По традиции, когда у нас в гостях артист, вы должны ему всё-таки роль дать. Поэтому обращаюсь к нашей аудитории. Наш номер SMS: +7 (985) 970-45-45. Вот перед вами Игорь Верник, пятидесяти…
И. Верник
―
Двух.
К. Ларина
―
Пятидесяти двух лет.(Смех.)
Артист Московского художественного театра. Пожалуйста, предложите ему роль. Вот в какой работе вы его видите в том виде и в том состоянии физическом и психическом, в котором он сегодня перед вами предстаёт. Вот какую бы роль вы ему предложили? Я вас не ограничиваю, как всегда. Любая роль мирового репертуара, зарубежная, современная, русская, не русская — какая угодно. Итак, если бы вы были режиссёром, какую роль вы бы предложили Игорю Вернику?А пока мы перейдём уже как раз плавно на сцену Московского художественного театра.
И. Верник
―
Давайте, с удовольствием.
К. Ларина
―
Игорь сыграл в очень непростом (как и все спектакли этого режиссёра) спектакле Константина Богомолова, спектакль называется «Мушкетёры. Сага. Часть первая». И это не факт, что будет часть вторая. Здесь Игорь играет Арамиса, но это всё достаточно условное название. Действительно точка отсчёта — «Три мушкетёра» — пространство, на котором Константин Юрьевич Богомолов написал свой спектакль, свой текст. Там четыре мушкетёра, да?
И. Верник
―
Четыре, да.
К. Ларина
―
Среди них Арамис — это Игорь Верник. Атос — это Игорь Миркурбанов. Напомните мне…
И. Верник
―
Портос — это Андрей Бурковский.
К. Ларина
―
Андрей Бурковский. И д’Артаньян… Тоже я забыла актёра.
И. Верник
―
Наш молодой артист.
К. Ларина
―
Ну так расскажите о вашем опыте. Я знаю, что вы с Костей не первый раз встречаетесь. Вы делали с ним же «Процесс» Кафки?
И. Верник
―
Совершенно верно. С Костей первый раз я встретился на сцене «Табакерки». Олег Павлович предложил мне поработать с молодым режиссёром Константином Богомоловым. Я сказал, что с удовольствием, конечно. Тем более такой материал — Кафка, «Процесс». И это было очень-очень интересно, как всё всегда у Богомолова. Мы играли этот спектакль несколько лет.А потом Костя предложил мне работу в «Событии» по Набокову, в МХТ уже. И я ждал, что я встречусь с тем Богомоловым, которого я знал два-три года назад по этой работе, потому что она была тоже экстремальная, но экстремальная по характерам, по внутреннему существованию, такому очень дерзкому на сцене. Вот так скажем — дерзкому, циничному. И вдруг — Костя другой совершенно: пастельный, документальный и требующий документального существования, эмоция очень закрытая. И это было так интересно и так неожиданно. Мы сделали и эту работу, тоже для меня очень интересную, и на какое-то время расстались. И вот вновь встретились уже на «Мушкетёрах», где тоже Богомолов другой. И каждый день, когда он приносил новые тексты — шокирующие или нежные, и нежно-шокирующие, — это всегда было, конечно, потрясающе.
К. Ларина
―
Здесь такая игра, конечно, с медийными стереотипами. Костя очень любит это. И я понимаю, что в какой-то степени он вас выбрал в «Мушкетёры», в том числе как того Верника, к которому все привыкли, да?
И. Верник
―
Думаю — конечно нет. Думаю, что даже не близко.
К. Ларина
―
Нет, сначала… Ну, там же есть некие такие приветы в сторону настоящего Верника. Там даже и партнёры ваши шутят по поводу Верника.
И. Верник
―
А, вы имеете в виду, что «она спала с Верником»?(Смех.)
К. Ларина
―
Да-да-да. То есть как бы Верник как некий образ, который отдельно существует.
И. Верник
―
Уверяю вас, что выбрал он меня, конечно, не поэтому. Хотя, знаете, влезть в голову Богомолову, я полагаю, не удавалось никому, да простите меня, Ксения…
К. Ларина
―
Это правда.
И. Верник
―
Ибо писал он этот текст прямо с нами, то есть уже на этих артистах, на их индивидуальной природе. И мой герой — совсем не Верник. Мой герой — совсем другой человек, вырванный из лона матери, жёсткий, циничный, страшный, с дырой внутри вместо души, простреленный человек, конечно, всячески.
К. Ларина
―
Там биографии какие-то жуткие у всех.
И. Верник
―
Но это очень интересно, очень.
К. Ларина
―
Как вы относитесь ко всем этим скандалам вокруг Константина и вокруг его спектаклей? И вообще к тому, когда публика (в широком смысле публика — не конкретная публика МХТ, а публика как массовое явление) начинает диктовать, что можно, а что нельзя, это Чехов или не Чехов, Пушкин или не Пушкин, Достоевский или не Достоевский, Дюма или не Дюма, и прочее, прочее.
И. Верник
―
Понимаете, когда мы сдавали макулатуру…
К. Ларина
―
20 килограммов.
И. Верник
―
…В восьмидесятые сдавали 20 килограммов макулатуры, воруя её или набирая из собственного домашнего газетного и журнального материала, то в ответ мы получали, если вы помните, как раз три тома Дюма. Надо было собрать за каждый том по 20 килограммов. И прочитать, получить, конечно, удовольствие от замечательного Александра Дюма и его приключенческой романтики. И на этом закончить с Дюма. В этом смысле в театр для этого не нужно ходить, чтобы ещё раз перечитать Александра Дюма, пересмотреть на сцене. В театр надо ходить за другим. И именно это интересно. Театр интересен авторский, понимаете. И в этом смысле Богомолов — конечно, поразительный режиссёр, открывающий какие-то принципиально другие смыслы, предлагающий другие смыслы.Поэтому что касается публики, то публика… Ну, во-первых, её тоже нужно формировать. Она, конечно, привыкает. Станиславский и Немирович-Данченко, я думаю, тоже бились над этой задачей — формированием публики. На тот момент зритель привык к другому, и ждал другого, и хотел другого от театра. И скучал на Чехове Антоне Павловиче, да простите меня, как ни кощунственно это прозвучит, но это история. А потом оказалось, что время всё расставила на свои места. Я сейчас не сравниваю ничего. Но это и есть жизнь, это и есть время. Мы же не можем сейчас говорить…
Знаете, я тут слушал информацию об одном американском бизнесмене и учёном, который предлагает полёты на Марсе, изобрёл Tesla и так далее. И он потрясающе сказал: «Вы понимаете, что сегодня современный человек могущественнее, чем президент Америки, скажем, 20-летней давности?» Он обладает таким набором возможностей: сразу общаться с сотнями тысяч людей одновременно, смотреть на то, что происходит в любой точке мира благодаря гаджетам и благодаря современным технологиям. Потрясающе же? Время бежит вперёд, оно меняет нас. Да, конечно, есть опасность, что машины, киборги превзойдут скоро человека по разуму, и уже изменится вообще реальность. Мы сами не очень будем понимать, в какой мы реальности живём. Может быть, нами будут управлять машины эти. Мы сегодня уже не отрываемся от телефонов. Может быть, скоро будем жить внутри этих телефонов, а телефоны будут смотреть на глубину озера Байкал или на созвездия какие-то, а мы… Не знаю.
К. Ларина
―
А тогда какое место искусства в этом технологическом процессе?
И. Верник
―
Ну а как? Всё меняется. И стихосложение меняется. Понимаете, трёхстопный ямб — он уже сегодня редок. И меняется язык. Меняется скорость. Хотя при этом…
И.Верник:Чувства не меняются и не изменятся никогда
К. Ларина
―
Чувства.
И. Верник
―
Чувства не меняются и не изменятся никогда. Но с другой стороны… Мы же не будем брюзжать, как деды на лавке: «Вот, в наше-то время! А сейчас — по-другому». Всё одно и то же. Человечество проходит одни и те же круги. Может быть, материалы, которые мы носим, становятся тоньше, я не знаю, комфортнее или, наоборот, прозрачнее.
К. Ларина
―
Подождите. А когда смотрите или работаете рядом с 20-летними людьми, вы понимаете, что это другое поколение? Они другие?
И. Верник
―
И да, и нет. Я считаю… Это моя формула. Я не раз наблюдал это и в жизни. Человек молод до той поры, пока он чувствует время. Как только он теряет эту связь со временем, он неизбежно стареет, всё.У меня папа — немолодой человек, ему 90 с лишним лет. Он абсолютно молодой! Он внедрён в жизнь. Он наслаждается тем, что происходит. Он смакует. Он в курсе многих вещей. Он разбирается в этом. И главное — ему это интересно. Он прекрасно одевается, он придаёт этому значение. Он не ходит в пиджаках на два размера больше с рукавами, как у пальто. Это всё имеет значение. Алексей Сергеевич об этом тоже, кстати, писал.
Молодые, конечно, другие. У меня сыну 16 лет, и я всё это вижу. И другие, и те же. Мы с ним очень часто говорим по вечерам, по ночам. И я понимаю, что мы, конечно, и разные, но мы одинаковые. Он будет проходить свой путь, он будет влюбляться не раз ещё…
К. Ларина
―
И ошибаться, и страдать.
И. Верник
―
Ошибаться, страдать.
К. Ларина
―
Весь опыт тот же самый будет, только свой.
И. Верник
―
Всё то же самое будет. К вопросу о публике. Публика, конечно имеет значение. Она встаёт и уходит, или она стоит и аплодирует.
К. Ларина
―
Не страшно, когда встаёт и уходит? Бывает.
И. Верник
―
На таких спектаклях, как «Мушкетёры», не страшно. Конечно, в этом есть провокация. Провокация всегда вызывает полярные чувства, и это нормально. Отбирается зритель. Он уходит, понимает, что его что-то раздражает, что его сводит с ума. А потом он оценивает это и, может быть, приходит обратно для того, чтобы убедиться, где точка этого раздражения, и, может быть, измениться самому.
К. Ларина
―
Давайте роли прочту, которые нам предлагает наша публика.
И. Верник
―
Давайте.
К. Ларина
―
Читаю всё подряд. «Фигаро», граф Альмавива.
И. Верник
―
Отлично!
К. Ларина
―
Можно. Конечно, ещё «Фигаро» можно. «Дон Жуан» и «Скупой рыцарь» (из «Маленьких трагедий»).
И. Верник
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Лорд Генри в «Портрете Дориана Грея». У нас, по-моему, есть в спектакле «Идеальный муж» этот сюжет, и там играет Чонишвили.
И. Верник
―
Да. Ну, там такой сюжет…
К. Ларина
―
Лука, «На дне». «Вишнёвый сад», Лопахин.
И. Верник
―
А можно сразу… У меня, знаете, какое предложение, Ксения? Вы сейчас дочитаете, и давайте сразу этот список перешлём в Московский художественный театр. Что мы будем останавливаться? И положим его Олегу Павловичу на стол!
К. Ларина
―
(Смех.)
Сейчас, подождите. Штольц, «Обломов». Стэнли Ковальски, «Трамвай «Желание». Ставрогин, «Бесы». Вот это, кстати, интересное предложение. Дон Кихот. «Укрощение строптивой». Штирлиц. Джеймс Бонд. Пора, да.
И. Верник
―
Это мы в Голливуд отправим. Крэйг отказался, так что…
К. Ларина
―
Князь Мышкин. Но князь Мышкин… Не знаю. Хотя, может быть.
И. Верник
―
Да! Ксения…
К. Ларина
―
Уже может быть всё.
И. Верник
―
Конечно, может быть. Ой, спасибо вам за такие потрясающие предложения. Спасибо большое тем, кто слушает.
К. Ларина
―
Кречинский в «Свадьбе Кречинского». Учитывая, что человек музыкальный невероятно, мне кажется, тоже это важно. О’кей. Тогда расскажите, что из всего этого вы имеете на самом деле сейчас? Что в репетициях?
И. Верник
―
Я скажу вам. Во-первых, мы говорили, что я в «Мушкетёрах» и в «Событии» по Набокову, где я играю Ревшина. Также я играю главную роль в спектакле «№ 13D». Это спектакль, который поставил два года назад Володя Машков.
К. Ларина
―
Новая редакция.
И. Верник
―
Новая редакция. И принципиально другой спектакль. И один из самых любимых спектаклей (не побоюсь этих слов) Олега Павловича Табакова, который приходит и по сей день на наши спектакли, и вообще очень радовался, когда мы это сделали. У меня спектакль «Свидетель обвинения» по Агате Кристи, который мы играем с Ренатой Литвиновой, мы играем главные роли. Это детективная история, как всегда, очень тонкая. И зритель ахает в конце, когда узнаёт развязку, как мы его провели, я лично, ну, вместе с Ренатой. Что касается сегодняшних предложений, то несколько назад с Богомоловым мы начали репетировать пьесу по Вуди Аллену — «Централ Парк Вест».
К. Ларина
―
Это в МХТ?
И. Верник
―
Да, на мхатовской сцене. Изысканная, изумительная история. Но, Ксения, внимание! Это была первая репетиция Вуди Аллена, и завтра у меня в 11 утра репетиция Вуди Аллена. А три дня назад Константин Богомолов пригласил меня на репетицию ещё одного своего спектакля, который он будет ставить параллельно — «Голый король» Шварца.
К. Ларина
―
Тоже в МХТ?
И. Верник
―
Тоже в МХТ.
К. Ларина
―
Обалдеть!
И. Верник
―
Вот так!
К. Ларина
―
А что будет в «Голом короле»?
И. Верник
―
Вы знаете, Костя ещё смотрит.
К. Ларина
―
Собирает команду.
И. Верник
―
Да. В Вуди Аллене — там уже понятно. Там два мужчины и две женщины, две семейные пары. А здесь он собирает команду и читает. Когда мы начинали репетировать «Мушкетёров», он сказал: «Я хочу посмотреть. Может быть, ты Арамис. Может быть, ты д’Артаньян. Может быть, Бекингем». И вот, конечно, Арамис. Но я счастлив, что Арамис.
К. Ларина
―
Вообще актёрское счастье. Сейчас вы назвали столько работ…
И. Верник
―
Я сейчас вам ещё продолжу. Тьфу-тьфу-тьфу!
К. Ларина
―
А кино?
И. Верник
―
Ну да, я только отснялся у Гай Германики в сериале «Бонус». Это такая рэп-история. Я играю руководителя рэп-студии, читаю рэп там. Кстати, к вопросу о молодёжи. Там снимались ребята по 19–20 лет, с которыми мы и подружились, и которые говорили мне такие слова, что мне неловко… У вас программа называется «Дифирамб».
К. Ларина
―
Можно, можно. В нашей программе можно!(Смех.)
И. Верник
―
Хорошо. Писали мне: «Мы с крутым Верником снимались!» Это важно. Это значит, что они меня воспринимают не как какого-то архаичного, из другой жизни человека, к которому надо относиться с пиететом, а как своего.Отснялся сейчас в полнометражной картине «Всё о мужчинах». Это три новеллы, одна моя новелла. Это история мужчины 49-летнего, который настаивает на том, что ему 49, а не 50, и девушки 25-летней. Разница в возрасте — вдвое младше она. И вот такая история. Это лирическая комедия, но в ней есть прекрасная, какая-то такая тонкая интонация. Не могу рассказать, что там будет. Это такая не комедия наотмашь, а такая тоненькая. Посмотрим. Во всяком случае я так надеюсь. Нагиев ещё в одной новелле снялся. И ещё третья новелла там на двоих. Есть какие-то ещё предложения, посмотрим. Понимаете, когда с Богомоловым начинаешь работать, параллельно что-либо делать — это уже американские горки, это непросто.
К. Ларина
―
У вас огромная фильмография, я посмотрела, там просто какое-то невероятное количество фильмов. А есть ли та Роль, ради которой, собственно, всё и затеивалось именно в кино? Что бы вы назвали?
И. Верник
―
Нет.
К. Ларина
―
Такой нет?
И. Верник
―
Вы знаете, Ксюша, пока нет того, ради чего затеивалось. Я надеюсь, ещё долго не будет. Прямо надеюсь на это. Потому что как только сделал что-то, ради чего затеивалось — и куда дальше? Знаете, это как мои коллеги и друзья шутят: «Тебе дали народного артиста, — недавно это случилось, — всё, двигаться некуда». Конечно, это безумно приятно, это высокая честь.
К. Ларина
―
А что это даёт, это звание?
И. Верник
―
В каком смысле?
К. Ларина
―
Бесплатные похороны?(Смех.)
И.Верник: Я не сажусь и не пишу специально. Я не знаю, как это возникает
И. Верник
―
Ну, конечно, наверное. Я, кстати, не узнавал. Давайте-ка разузнаем, да. Ну, наверное, что-то даёт.
К. Ларина
―
Я думаю, что-то типа этого.
И. Верник
―
Какая-то прибавка к зарплате, 6 тысяч рублей, по-моему. И какие-то пенсионные. Что-то я какие-то отголоски слышу, но пока внимательно не изучил этот процесс с точки зрения материальной. С точки зрения внутреннего ощущения… Ну как? Наверное, на какой-то миллиметр я внутри приподнялся как-то, понимаете, как-то у меня волос шевельнулся на голове вверх. А так… Приятно. Папа мой очень ждал этого, очень хотел.
К. Ларина
―
Чтобы было звание, да?
И. Верник
―
Ну, для него это имеет большое значение. Он тоже народный артист, конечно, как режиссёр на радио (а это вообще уникально, это редко кому давали). Папа мой считал, что я достойный этого звания.
К. Ларина
―
Ну что, мы должны уже заканчивать. Игорь, остаётся ещё раз большой поклон передать Эмилю Григорьевичу.
И. Верник
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Мы слышим, что вы нас слышите. Спасибо вам большое. Здоровья вам. И дай Бог ещё долгой-долгой жизни. И спасибо вам огромное за то, что вы с таким трепетом к нам относитесь. Игорь, а вам желаю, конечно же, удачи, чтобы всё это свершилось, чтобы всё было. Мы уже не успеваем, наверное, песню поставить, к сожалению.
И. Верник
―
Могу прочитать пару строк. Хотите? Какие?
К. Ларина
―
Давайте.
И. Верник
―
Ну давайте, смотрите:Мне сегодня медсестра из ночной смены сказала: — Себя любить надо в день хотя бы минутку. — Простите, а что тогда делать в остальное время, Лена? Поскольку я люблю себя двадцать четыре часа в сутки.
Если я такой классный, успешный и сексуальный, И меня где-то там (сам не знаю где) желает неизвестное количество женщин, Чего же я сплю тогда один в огромной спальне? Или, если бы я спал не один, она казалась бы значительно меньше?
Я боюсь быть нежным, я хочу быть между Наших свиданий и ног твоих, на весах между да и нет. Я чувствую кожей, мозгом и душой свежесть, Мне столько же лет, сколько тебе лет.
Выходи за меня замуж, если меня вспомнишь. А если не сможешь — ночью гулять выходи. Полтебя, полменя встретятся в эту полночь — И ты уснёшься не одна, и я проснусь не один.
Какое счастье: валяюсь весь день в Гамлета позе, Никто не достаёт, никому ничего не должен. Пью компот, прохладное вино, тёплый воздух, И с каждым днём становлюсь всё моложе.
Мозг — в порядке, спинной мозг — в порядке, Зубной мост — в порядке (открывается и закрывается в положение улыбки). Не нужно меняться, из угловатого становиться гладким, Не нужно свершать никакие поступки ни с какой попытки.
Дорогая, ответь, почему ты плачешь? — Я плачу, потому что не думала, что буду плакать! — Какое же счастье не разгадывать, что это значит, Не становиться бесконечным, ежесекундным вопросительным знаком!
Выходи за меня замуж, если нужна помощь! Давай не откладывать это решение на потом. Ты говоришь, что любишь, что без меня тонешь. Так давай утонем друг в друге, сделаем это вдвоём!
Как же они живут там в Скандинавии скандинавы С небом вечно-серым, которое никак не прольётся? Тут две недели осень — так уже хочется выдавить раму И руками, по воздуху шаря, искать солнце!
Или дело не в небе, не в осадках, не в местоположении, Не в том, что гортань уверенно готовится к вою, А в том, что ежедневному искусству служенью Я предпочёл бы сложение ежесекундное с тобою?
Вот и день прошёл, и в нём был завтрак, обед, что-то ещё, ужин. Если буду нужен — я там же, где был, когда был не нужен.
К. Ларина
―
Спасибо!