Марк Рудинштейн - Дифирамб - 2016-04-17
17.04.2016
К. Ларина
―
Вот и дожил Марк Григорьевич до «Дифирамба»!
М. Рудинштейн
―
Я бы заменил слово «дифирамб» на слово «некролог».(Смех.)
К. Ларина
―
Ну ладно, перестаньте! Итак, действительно это Марк Рудинштейн в нашей студии, который совсем недавно отметил юбилей, с чем мы его и поздравляем.
М. Рудинштейн
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Как Овен Овну — поздравляю вас, Марк Григорьевич! Помню этот день, кстати, — 7 апреля.
М. Рудинштейн
―
Это день Благовещения.
К. Ларина
―
Марка Григорьевича Рудинштейна мы представляем как продюсера и актёра, но на самом деле это уже такое знаковое имя в истории нашей отечественной и кинокультуры, и поп-культуры, поскольку действительно Марк Григорьевич — он основатель (напомню, может, кто не знает, уже поколение выросло), отец-основатель крупнейшего кинофестиваля, независимого российского кинофестиваля «Кинотавр». И в какой-то момент, как Борис Николаевич Ельцин, сказал «я устал, я ухожу», он продал этот свой «Кинотавр» другим людям. Сегодня уже концов не найти. Кому продавал? Тому, кому продал, тот и заведует?
М. Рудинштейн
―
Тот и заведует, да. Более того, не продал, а передал. Это нельзя назвать продажей. То, что это стоило…
К. Ларина
―
Кроме того, что Марк Григорьевич был кинопродюсером и основателем «Кинотавра», он и сам как артист не раз появлялся не только в кадре, но и на сцене. Я знаю, что в «Театре Луны» несколько спектаклей сыграл. Сейчас играете?
М. Рудинштейн
―
Играю.
К. Ларина
―
Что играете — сразу скажите.
М. Рудинштейн
―
Что играю? Играю в пьесе по Набокову «Камера обскура» Зегелькранца. Играю в «Мэри Поппинс» банкира. Эту роль я написал для себя сам, такой тридцатиминутный сольный номер, его нету в пьесе. Музыку для пьесы написал Дунаевский, а я написал вокруг всё, что там происходит. И играл в «Рококо» — был такой у Максимова спектакль не очень хороший, потому что он объявил, что он режиссёр, а мне так не кажется.
К. Ларина
―
Люблю вас, Марк Григорьевич за прямоту.
М. Рудинштейн
―
И такая комедия «Жена на бис», но я редко играю её, потому что уже не хватает сил. Она довольно такая азартная, и у меня не всегда не хватает сил.
К. Ларина
―
Выглядите прекрасно, тьфу-тьфу-тьфу!
М. Рудинштейн
―
Я помылся перед тем, как к вам шёл.(Смех.)
К. Ларина
―
Просто вообще замечательно выглядите, прекрасно. Не помню, когда мы последний раз с вами виделись. Ну просто чудо. Молодец!
М. Рудинштейн
―
Десять лет назад.
К. Ларина
―
И книжку принёс Марк Григорьевич, называется «Казус Рудинштейна, или Последняя ошибка продюсера». Её автор — Евгений Додолев, журналист. Я так понимаю, что это ваша совместная работа. Он в качестве записывающего, да?
М. Рудинштейн
―
Да, комментирующего все мои рассказы, интервью. Он их прокомментировал. И это просто то, о чём та злополучная книга, которая лежит, с которой поступили довольно непорядочно.
К. Ларина
―
Как она называлась?
М. Рудинштейн
―
Она называлась «Моя жизнь».
К. Ларина
―
Очень просто.
М. Рудинштейн
―
Очень просто — «Моя жизнь». Претендуя на то, что я рассказывал о своей жизни, и где граница…
К. Ларина
―
Но вы не ограничились своей жизнью в этой книжке.
М. Рудинштейн
―
Я ограничился именно только своей жизнью. Это ошибка, во-первых, человека, который мне помогал… не помогал, а редактировал, который считал, что для того, чтобы книжка привлекла интерес, нужно её разбавить некоторыми… Вообще это была очень серьёзная книга о судьбе российского кино — ни больше, ни меньше. То, что вы сейчас прочтёте в «Казусе Рудинштейна», — это об этом книга. А те эпизоды, которые попали в журнал, они непорядочно попали туда. Я не могу отрицать их написания, но попали они туда непорядочно.
К. Ларина
―
То есть, если бы вы выбирали, вы бы их не выбрали?
М. Рудинштейн
―
Я бы эти эпизоды не выбрал. Во-первых, книга очень большая, в ней очень много было материала. И мы договорились, что эти материалы будут печататься, во-первых, через пять лет после написания. Во-вторых, я имел право внести коррекции. Но я пропустил пункт о том, что не имею через три года права в рекламных целях напечатать что-то. А они спрашивали, что я не могу сказать, но в то время я был тяжелоболен. Я и сегодня… Я был тяжелоболен. И в это время произошла ситуация, связанная с моим ребёнком, которому угрожал один из героев моей книги.
К. Ларина
―
Да что вы?
М. Рудинштейн
―
Речь идёт о брате, племяннике Янковского. Он угрожал моей дочери. И я почему-то от злости (я был беспомощный в то время) сказал: «Тогда печатайте». Вот вся история. Но при всём при том я жалею только о том, что они всё остальное, что касается Абдулова… Остальные герои все со мной прекрасно общаются и спрашивают, почему так мало о них написано.
К. Ларина
―
Ни с кем не рассорились?
М. Рудинштейн
―
Нет. Вы знаете, прошло время. Ведь ситуацию осложнил другой человек по имени Ярмольник. Он раздул из этого такую трагедию!
К. Ларина
―
Всё, конец мне!(Смех.)
М. Рудинштейн
―
Да ничего страшного. Он раздул из этого такую трагедию, что её никто не читал.
К. Ларина
―
А что вы там такое про него-то написали?
М. Рудинштейн
―
А про него — это уже…
К. Ларина
―
Нельзя?
М. Рудинштейн
―
Почему? Можно.
К. Ларина
―
Что? Расскажите.
М. Рудинштейн
―
Я вообще посвятил ему страницу книги, но я её не собирался печатать.
К. Ларина
―
А можно рассказать историю?
М. Рудинштейн
―
Но после того, как он устроил просто анафему этой книжке, то я взял и разрешил напечатать вторую часть этой книги. А эта история — просто образец того… Как вам сказать? Я не считаю Ярмольника большим актёром. Хороший актёр, нормальный, но не большой. А хам — невероятный! И я сказал, что это связано с актрисой, которая приезжала к нам на фестиваль. Она нечаянно зашла в ресторан и хотела покушать. Её посадили. И в это время зашёл Ярмольник, который заказал этот столик…
К. Ларина
―
Это в Сочи было?
М. Рудинштейн
―
Это в Сочи, да. Что она наслышалась от него — это передать невозможно! Она в слезах ушла из ресторана и больше туда не заходила. Этот эпизод просто был к тому…
К. Ларина
―
Ну и что здесь такого? Он у нас в жёлтой прессе регулярно появляется в таком виде. Я имею в виду — в хорошем, не в пьяном, в нормальном, трезвом состоянии. Он просто очень взрывной человек. Можно назвать это хамством, можно назвать это каким-то болезненным самолюбием, но он взрывной. Я буквально позавчера уже прочла, что он чуть ли не убил какого-то корреспондента, который снимал его на выходе из ресторана, когда они там отмечали день рождения Пугачёвой. Чуть не убил, понимаете? Разбил камеру, всё. И таких историй у них было много, когда они с Сашей Абдуловым так же воевали с журналистами. Боже мой, тоже мне новости!
М. Рудинштейн
―
Об этом я и говорю: боже мой, тоже мне новость! Но обидело его, конечно, не само хамство, связанное с большой зарубежной актрисой, а то, как я прошёлся по нему с точки зрения актёрского мастерства. А я убеждён в этом просто. Я уже не говорю о том, что… Знаете, как говорят, правда, это говорили о другом актёре. Как говорил смешно Папанов, так и я говорю: страшно не умереть, а страшно, что за твоим гробом будет идти Ярмольник.(Смех.)
К. Ларина
―
Вы же их всех любили, Марк Григорьевич! Я же помню прекрасно, это же было ваше ближайшее окружение. Это же не только «Кинотавром» ограничивалось. Я помню, мы же с вами представляли и юбилей Саши Абдулова, и юбилей фильма «Барон Мюнхгаузен». И это всё были ваши близкие друзья, с которыми вы делали самые разные проекты.
М. Рудинштейн
―
Здесь важно не путать. Никто из них не был моим близким другом, это была работа. И внутри этой работы было столько негатива! Я сказал, что я занимался «Кинотавром» ради таких людей, как Таривердиев, как Зиновий Гердт, как Вера Глаголева, как Александр Збруев, как Григорий Горин. Можно десятки их найти. Работа с этими людьми — это была работа. Но никакой дружбы. Я не ходил к ним домой в гости. Они не ходили, естественно, ко мне. Это была нормальная обычная обстановка.Внутри этой обстановки было колоссальное количество… я не хочу назвать это хамством, но колоссальное количество убеждённости в том, что я им обязан что-то. Вот я был обязан для них что-то делать. Я вырывался из этих обязательств, как мог. То, что я делал, было настолько довольно значительным и нужным, что я делал это не для них. И вообще назначение Олега президентом — это было назначение необходимое, потому что «Марк Израилевич» хуже звучал президентом, чем «Олег Иванович». Поэтому я и пригласил красивого актёра, красивого человека, талантливого актёра (здесь я без экивоков). Это был просто гений. Я снимался с ним в кино, я имел возможность наблюдать, как это происходит. Я никогда не понимал, за счёт чего Янковский играет. Просто он умел всё. И в то же время не умел ничего — ни петь, ни танцевать, абсолютное отсутствие ритма. И вот его присутствие на экране затмевало всё. Но при этом наши отношения… Это казалось так. Ведь многие, пресса и все раздували: «вот они не разлей вода», «вот они дуэтом поют».
К. Ларина
―
Ну как? Хорошие же были отношения, я сама это видела, и не только на «Кинотавре».
М. Рудинштейн
―
Они были односторонние.
К. Ларина
―
Это были отношения партнёрские, скажем так?
М. Рудинштейн
―
Односторонние и даже партнёрские.
К. Ларина
―
Подождите. Что значит «односторонние»? То есть вы со всей душой, а вам говорили…
М. Рудинштейн
―
Вот этого тоже не надо. Я не к ним со всей душой. Я к ним настолько, насколько надо было получить результат, чтобы фестиваль выглядел красиво. Ни в коем случае не считайте, что я к ним ко всем душой, а они ко мне не всей душой. Наоборот, всё было на равных. «Вам надо заработать? Нате вам, заработайте. Но, простите, вы должны отдать». Ведь разрыв начался во время фестиваля, когда он ушёл в рекламу «Вишнёвого сада»…
К. Ларина
―
«Черешневого леса». Он стал президентом «Черешневого леса».
М. Рудинштейн
―
Да. Когда я первый раз ему сказал, что надо… Если вы внимательно проследите, то он никогда не давал лицо на рекламу «Кинотавра». А потом он вдруг пошёл в «Черешневый лес» и рекламировал его как дворник, как кто угодно (в шутку, конечно). И когда я его спросил: «Олег, мы четырнадцать лет ведём вместе дело, и, слава богу, ты неплохо себя чувствуешь. А почему ты отказываешься участвовать в рекламе «Кинотавра»?» Он сказал: «Купи мне такую же машину, как и он — я буду у тебя в рекламе». Всё, на этом… Знаете, это был финал. После этого я окончательно решил, что я ухожу из фестиваля, потому что не было уже поддержки Министерства культуры. Разразился скандал, как будто я наехал на Министерство культуры, что они мне денег не дают.
К. Ларина
―
А кто тогда был министром культуры?
М. Рудинштейн
―
Швыдкой. Мы были большими друзьями. Правда, Швыдкого подставили — ему специально сказали, что я что-то на пресс-конференции сказал. Хотя я ничего не говорил! Об этом сказал Янковский, обидев…
К. Ларина
―
Боже мой!
М. Рудинштейн
―
Да, там такая смесь набралась, что в результате они начали прессинговать фестиваль. И я понял, что пятнадцати фестивалей достаточно. Кстати, если правду сказать, я уходил и с десятого фестиваля. На десятом я попрощался — и всё, я думал, что конец. Но я узнал, что я отдаю фестиваль в руки бандитов, просто бандитов. Это было так всё завуалировано, что я потом только, уже на десятом фестивале, когда они хотели вместо… Они говорят: «Зачем кино показывать? Кино покажем в номерах».
К. Ларина
―
На мониторе, да?
М. Рудинштейн
―
На мониторе. «А здесь — Пугачёвы, Киркоровы, Лепсы и так далее».
К. Ларина
―
Прелесть какая!(Смех.)
Простодушные люди такие.
М. Рудинштейн
―
Да. И когда я отказался и сказал: «Ребята, я не могу», — они меня встретили в парадной, хорошо побили.
К. Ларина
―
Это было всерьёз?
М. Рудинштейн
―
Это была история, когда все радиостанции, и ваша в том числе первая, сказали о том, что «вчера избили продюсера».
К. Ларина
―
Я уже забыла. И после этого вы приняли решение остаться?
М. Рудинштейн
―
Я принял решение остаться. И ещё пять лет я искал, кому всё-таки его передать. Как раз я прощался давно, но эта ситуация с «Черешневым лесом», вот эти все маленькие… Ну, я не могу назвать это предательством. Они относились ко мне так, как относятся к Куснировичу. Они так и ко мне: «Даёшь — будем стоять и делать вид, что мы руководим фестивалем. Не даёшь — мы не будем стоять и делать вид, что мы руководим фестивалем».
К. Ларина
―
Смотрите, конечно же, дело тёмное и дело прошлое. Нет в живых ни Олега Ивановича, ни Александра Гавриловича, да и многих уже нет в живых из тех, кто был рядом с вами в те годы. Нет Юрия Владимировича Никулина тоже, кстати.
М. Рудинштейн
―
Нет Зиновия Гердта, который называл меня…
К. Ларина
―
Нет Зиновия Гердта, нет Микаэла Таривердиева.
М. Рудинштейн
―
Зиновий Гердт называл меня «художественным руководителем денег».
К. Ларина
―
Уже сейчас вспоминая об этом, отбросив все частности, это было счастливое время в вашей жизни?
М. Рудинштейн
―
Да, это было самое счастливое. Вообще до напечатания этих идиотских мемуаров я называю время от 1987 года до 2006 года счастливым временем своей жизни. У меня не было чувства страха, я был уверен, что я делаю всё правильно. И даже ошибки мелкие, как всегда в любой работе… Но эта ситуация сбила меня. Вот кончилось счастье. И вообще, что такое счастье? Это дорога между двумя несчастьями. Я вот свою дорогу прошёл. Теперь начали несчастья.
К. Ларина
―
А они вас приглашали (они — новые хозяева «Кинотавра») в качестве почётного гостя?
М. Рудинштейн
―
Да, они вручили мне… Дело в том, что когда всё кончилось, когда вышли эти мемуары, они приглашали… Ну, они вручили мне «за выслугу», «за вклад», нам с Янковским. Я успел получить, а Олегу я на могилу как раз отнёс этот «вклад». А потом они прекратили меня приглашать, потому что я был персоной…
К. Ларина
―
А мы пригласили Марка Григорьевич Рудинштейна в нашу студию. Сейчас у нас новости, а потом продолжим.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу. Я напомню, что сегодня у нас в гостях Марк Рудинштейн — продюсер, писатель, артист и вообще человек эпохи. Нашим слушателям напомню номер SMS для ваших вопросов: +7 (985) 970-45-45.Мы сейчас вспоминали ту самую скандальную публикацию в «Караване истории», которая совершенно разделила жизнь Марка Григорьевича на «до» и «после», как это бывает. Понимаете, в чём дело? Я, например, думая на эту тему, что можно, а что нельзя, про всё, что касается этических проблем… Конечно, я фигура не столь значимая, как Марк Григорьевич Рудинштейн, но понимаю его. У меня такое количество разочарований за последние годы, и я могу точно такую же книжку написать про то, с какой стороны (не очень приятной) открываются люди, которые считаются светочами интеллигенции, разума и мудрости. Я не знаю, надо ли это. Надо?
М. Рудинштейн
―
Это вопрос, который мучает меня. Ну, выпустил книгу Кончаловский — тоже руконеподаваемый был.
К. Ларина
―
Особенно там по части женщин как-то все обиделись, он нарушил все возможные нормы. Но при этом там была ещё одна вещь, которая меня поразила: всё равно в итоге всю книгу он спорит с мёртвым другом — Андреем Тарковским. Он с ним продолжаем полемизировать два тома.
М. Рудинштейн
―
Возьмите книгу Аксёнова, которая экранизируется…
К. Ларина
―
«Таинственная страсть».
М. Рудинштейн
―
По сравнению с ней у меня цветочки. Возьмите книгу Марины Влади. Дело в том, что от того, что я сказал или нафантазировал о том, что Янковский имел ещё кого-то…
К. Ларина
―
А это меняет отношение к человеку как к творческой единице?
М. Рудинштейн
―
Не меняет, не меняет. Что бы ни написала Марина Влади, от этого Высоцкий стал ещё интереснее, загадочнее, чем ложь, которая была, что его преследовала советская власть. Понимаете, у нас вообще есть одна такая привычка в стране: талантливый человек, национальная гордость не может быть плохим человеком. Может. Мы имеем историю таганковского театра. Может.
К. Ларина
―
Не то что плохим, а невыносимым.
М. Рудинштейн
―
Ну, я не знаю, как это назвать.
К. Ларина
―
Плохой, хороший — это всё очень относительно.
М. Рудинштейн
―
Я понимаю, что в истории с Любимовым больше задействована его жена. Но как он мог? Все говорят «как они могли?», а я говорю: как он мог так относиться к актёрам, которые его боготворили, просто боготворили? Они бы пошли за ним и после этого скандала куда угодно.
К. Ларина
―
Вы имеете в виду первый раскол?
М. Рудинштейн
―
И первый, и второй раскол. Поэтому я говорю, что, к сожалению, национальная гордость и гениальный актёр, режиссёр, музыкант — это необязательно хорошие люди. И к этому надо привыкнуть.
К. Ларина
―
Но нужно ли об этом сообщать миру? Целеполагание? Во имя чего?
М. Рудинштейн
―
В истории с Янковским не нужно было. Почему? Потому что здесь есть стилистика его работ («Обыкновенное чудо», «Барон Мюнхгаузен»). Нельзя было разрушать историю добра. Вокруг него нимб добра светился. И вот здесь я… Опять же повторяю: я бы не напечатал. Книга, которая всё-таки выйдет, будет моей последней. Я, кстати, сегодня даю последнее интервью. Я всегда официально об этом заявляю.
К. Ларина
―
Почему?
М. Рудинштейн
―
Я ухожу из массового…
К. Ларина
―
Из большого спорта.(Смех.)
М. Рудинштейн
―
Из большого спорта, да. Это моё последнее интервью. Но я хочу сказать: где вот эта граница, которая разрешает переступить эту черту? Я не знаю.
К. Ларина
―
Каждый для себя определяет.
М. Рудинштейн
―
Одни говорят: «О мёртвых ничего, либо хорошо». Сократ сказал: «О мёртвых ничего, либо всю правду». Понимаете? И где эта граница? Вот здесь я уверен, что я переступил черту. Но, повторяю, здесь есть много субъективного (я не хочу оправдываться), здесь есть много субъективных обстоятельств, о которых не хочется рассказывать.
К. Ларина
―
Я сейчас думаю: эта поговорка — «о мёртвых либо хорошо, либо ничего» — откуда родилась? Потому что мёртвый не может ответить тебе.
М. Рудинштейн
―
Наверное.
К. Ларина
―
Вот что, понимаете. Я вспоминаю книгу, которая на меня произвела впечатление просто чудовищное, — книгу одного режиссёра, который написал книгу, полностью посвящённую тому, что гений отечественной режиссуры, известнейший театральный режиссёр украл у него спектакль. Он об этом написал через двадцать лет после его кончины, измазав там всех вообще в полном дерьме. Для меня это было загадкой. Я говорю: боже мой, а почему он об этом не сказал, когда он был жив, что он украл у него спектакль, если это правда? Значит, здесь кто-то врёт, думаю я, потому что никто же ему не ответит, ни одного очевидца уже в живых не осталось.
М. Рудинштейн
―
Моя история более прозаична, потому что всё, что я написал, — про это настолько было уже написано во всех цветных журналах.
К. Ларина
―
Я понимаю. У вас просто такие жанровые зарисовки, что вы никого ни в чём не обвиняете.
М. Рудинштейн
―
И в то же время я жалею об этом. Я искренне жалею об этом, потому что всё это было сказано… ну, не сказано, а была дана отмашка в довольно плохом психическом состоянии. У меня диабет, и иногда он зашкаливает за очень большие цифры. И в тот момент я как раз в этих цифрах и лежал. Понимаете, человеческий характер, даже если он сильный (а я считаю себя сильным человеком), когда к тебе никто не приходит навестить, все забыли, тут доктор говорит, что 26 единиц сахар, и недолго осталось… То есть настолько было состояние плохое, что эта отмашка… Говорю, я даже не знал о том, что будет печататься. Поэтому я считаю, что я совершил ошибку и расплачиваюсь за неё.
К. Ларина
―
Что касается собственно кино, страны и всего. Сейчас совсем другое время — не то, в которое начинался ваш «Кинотавр» — совсем другая страна, совсем другие интересы. Насколько сегодня эта среда комфортна для вас? Я имею в виду сегодняшнюю атмосферу.
М. Рудинштейн
―
Для меня это некомфортно. И вообще я называю этот синдром в нашей стране — синдром «Comedy Club». Ведь вы посмотрите, что творится. Уже нет ни литературы юмористической, ни вообще литературы. У нас все каналы, причём не один, не ТНТ, а все каналы поражены этим синдромом. То есть страну специально подсадили на эту иглу. Сначала они хотя бы талантливые были в своём юморе, потому что он был неожиданный…
К. Ларина
―
Он был социальный, он даже был иногда и политический.
М. Рудинштейн
―
Политический, да. А теперь — всё. Их построили. Они теперь если и острят о каких-то, извините за выражение, яйцах, то только…
К. Ларина
―
О яйцах Барака Обамы.(Смех.)
М. Рудинштейн
―
Да. Конечно, я имею возможность сейчас… Я сейчас становлюсь опять счастливым человеком. Я имею возможность общаться с тем, с кем я хочу — не с тем, с кем мне надо. Опять вам странным покажется, но не было для меня счастьем общаться с Абдуловым и Янковским, а было счастьем общаться с Гориным, с Таривердиевым, с Зиновием Гердтом и Никулиным. Вот это было счастье! Это были люди удивительной закваски.Все эти наши звёзды были поражены синдромом неудовлетворённости, недополученности, понимаете, поэтому, когда занавес раскрылся, они общались с нами, как… «Вот выложи мне на стол западный гонорар — и всё». Понимаете? И это так их портило! Я уж не говорю об отношениях внутри среды. Это же сказка. Во-первых, не надо далеко ходить, а надо читать то, что они печатают — и до моего романа, и после его. Они же всё об этом знают, они всё об этом рассказали. Я только в рамках своего рассказа о себе вынужден был их зацепить — и всё, ничего больше. И я опять повторю: это две страницы печатного текста.
К. Ларина
―
Опять мы к этому вернулись. Я уже хотела эта страницу перевернуть.
М. Рудинштейн
―
Дело не в этом…
К. Ларина
―
Сейчас другие деньги, другие гонорары. И звёзды другие.
М. Рудинштейн
―
Знаете, уже и гонорары уменьшились, и деньги уменьшились. Всё-таки получили они по зубам немножко из-за санкций, будем так говорить. Ну, другие, конечно.
К. Ларина
―
Вы как одессит как вообще переживаете все эти события?
М. Рудинштейн
―
Ужасно! Я был через два дня после этой истории в Одессе. Я шёл по улице по Москве — и вот в чём был одет (хорошо, что был паспорт с собой), взял билет и полетел в Одессу. И так же — без ничего, без вещей — ходил по городу два дня. Три дня провёл. Три дня я провёл на этой площади.
К. Ларина
―
Около Дома профсоюзов, где всё это случилось?
М. Рудинштейн
―
Да. Я собирался делать на этой площади кинофестиваль, когда-то «Золотой Дюк» мы хотели построить. Во-первых, там погиб мой близкий… ну, не близкий, а друг погиб — религиозный поэт, знакомый мой. И там погибли люди, которых даже я знал (ну, не близко знал).Вообще то, что происходит с Одессой — это страшно. Они сидят в подворотнях, вот эти бандеровцы. Когда я приехал на первые два дня, то я, проходя (так как в Одессе надо гулять по дворам всё-таки), заметил группы людей. И потом я понял, что по свистку они набрасываются на кого угодно. А потом я приехал ещё раз туда, на выборы, потому что Гурвиц, который сделал меня Почётным гражданином города Одессы, сказал, что он выиграет выборы и мы вернёмся. Ничего он не выиграл. Там ничего и близко не происходило, никаких выборов не было, а были те ж самые в подворотнях сидящие группы людей, которые по команде «фас»…
К. Ларина
―
Это националистов вы имеете в виду?
М. Рудинштейн
―
Да, националисты, которые по команде «фас» выбегают и давят кого угодно.
К. Ларина
―
А кто команду-то даёт?
М. Рудинштейн
―
Где-то наверху есть штаб, который даёт эту команду. Ну, кто даёт команду — это тоже всем ясно. Называть вам фамилии их руководителей? От этого ничего не изменится.
К. Ларина
―
Не Барак Обама же?(Смех.)
М. Рудинштейн
―
Не Барак Обама, конечно. Барак Обама уже все команды дал. Американский флот стоит в Одессе. Всё, что ему надо было, он поставил. Саакашвили пустил туда флот. Он то, что хотел, то и сделал. А вот кто даёт команды для уничтожения всякого инакомыслия в Одессе — это тоже понятно. Даются они сверху.
К. Ларина
―
На сегодняшний день это украинский город или российский, на ваш взгляд?
М. Рудинштейн
―
Это уже никакой город.
К. Ларина
―
Как мы его определяем? Да и раньше, собственно говоря, мы его определяли…
М. Рудинштейн
―
Одесса всегда была городом, качающимся туда и сюда, потому что там нет ни настоящего рабочего класса, ни настоящего студенческого класса. Одесса — очень интересный город, потому что все люди, которые родились в Одессе, уехали получать образование куда-то и становились известными одесситами вне Одессы. Поэтому что тут говорить?
К. Ларина
―
Да весь Голливуд на этих костях одесских. Вы сейчас туда приезжаете?
М. Рудинштейн
―
Нет. После последнего раза я не приезжаю, потому что нет смысла… Не то чтобы нет смысла, а нет города сейчас. Нет города, как бы они ни пыхтели, как бы они ни пытались. Уже не острят даже.
К. Ларина
―
Это такой юмор чёрный, конечно.
М. Рудинштейн
―
Да даже чёрного юмора я не знаю. Во всяком случае я уже там не был целый год. И пока желания ехать туда нет.
К. Ларина
―
А то, что касается кино — насколько вы вообще этим интересуетесь, смотрите? Что сегодня из себя представляет кинематограф российский?
М. Рудинштейн
―
Первые полгода я ненавидел кино, вообще не мог его смотреть. А теперь в силу того, что я снимаюсь и участвую в каком-то процессе… Во-первых, я веду передачу.
К. Ларина
―
Это вообще что? Это Кутузов?
М. Рудинштейн
―
А вы что, не знали, что я сыграл Кутузова, главную роль?
К. Ларина
―
Где?!
М. Рудинштейн
―
Посмотрите по НТВ, называется фильм — «Отечественная. Великая».
К. Ларина
―
Да ладно? Это художественный фильм?
М. Рудинштейн
―
Это художественно-документальный фильм, где мы играем все роли.
К. Ларина
―
Здесь такой грим! Вообще потрясающе! Кутузов.
М. Рудинштейн
―
По два часа клали.
К. Ларина
―
Он уже прошёл, этот фильм?
М. Рудинштейн
―
Да, он прошёл.
К. Ларина
―
А, это было как раз к юбилею, наверное?
М. Рудинштейн
―
Да, к юбилею 1812 года. Как сказал Садальский: «Если уже Рудинштейн играет Кутузова, то мы до мышей…»(Смех.)
К. Ларина
―
Ой, на себя посмотрите, Садальский! Боже мой! Так что смотрите? Вы сейчас-то наверняка смотрите кино современное, вы же не можете не смотреть. Вы же знаете, что там происходит, видите.
М. Рудинштейн
―
Я вынужден смотреть… не то чтобы даже вынужден, а я смотрю.
К. Ларина
―
Какое предпочитаете кино?
М. Рудинштейн
―
Так как я вынужден больше смотреть телевизионные картины, то я предпочитаю хорошие сериалы, типа «Оттепель» Тодоровского. Хороший сериал «Родина», хотя мне не совсем он нравится.
К. Ларина
―
Лунгина?
М. Рудинштейн
―
С Машковым.
К. Ларина
―
Да, Лунгина.
М. Рудинштейн
―
Здесь есть проблемы, конечно. Это проблемы не художественные, а то, что Лунгин продался. Вот что обидно. Талантливый человек!
К. Ларина
―
Не знаю. Мне кажется, что он это левой ногой сделал просто.
М. Рудинштейн
―
Или левой ногой делает.
К. Ларина
―
Потому что после… У нас же откровенный разговор? Я расскажу мою версию. Дело в том, что он сейчас закончил фильм «Дама Пик», с которым он ужасно долго носился, он очень хотел снять это кино. И я так понимаю, что это была некая цена за то, чтобы снять.
М. Рудинштейн
―
Может быть.
К. Ларина
―
Может быть, я ошибаюсь. Это моё оценочное суждение, моя версия. Потому что Павел Семёнович Лунгин — очень талантливый и профессиональный режиссёр. Он не мог бы позволить себе сделать такую шнягу, как «Родина». Поэтому он это делал, как мне кажется, просто левой ногой. Ну, сделал — и, как мне кажется, сам старается об этом забыть.
М. Рудинштейн
―
Знаешь, всё несчастье в том, что он мастер. Он мастер. Он может сделать левой ногой, но он мастер, он знает всё про кино. И поэтому картина получается… Хотя я посмотрел американскую «Родину».
К. Ларина
―
Нужно смотреть первоисточник.
М. Рудинштейн
―
И уже, конечно, всё иначе. Поэтому хорошие сериалы смотрю. А из нашего кино? Смотрю молодых. Сигарева смотрю.
К. Ларина
―
Ну и как вам?
М. Рудинштейн
―
Нравится.
К. Ларина
―
Скажу честно, я на «Кинотавре» не бываю, не была там с тех пор, как была у вас, но, естественно, смотрю всегда кино, которое там побеждает. И понимаю, что «Кинотавр» стал такой витриной современного российского кинематографа, у него есть своё лицо. И это очень важно. Там нет таких фильмов, которые побеждают у нас на каких-нибудь патриотических фестивалях. Это почти артхаус (наверное, это так сегодня называется). Мне очень нравятся фильмы, которые там представлены.
М. Рудинштейн
―
И вообще очень правильное направление, они заняли хорошую нишу. А другой ниши нет сегодня. Ни «Ника», ни этот «Золотой орёл» не определяют лучшие картины. Они дают всем по рангу, практически и те, и те. «Говорухин? Значит, Говорухин». Это кошмар какой-то просто. И все пристроились как-то в ряд. Все сидят на телевизионных дискуссиях (вы знаете, о ком я говорю), все дискутируют о том, как плохо на Западе и как хорошо у нас, за это получают деньги на кино и снимают картины к своей радости.
К. Ларина
―
Не то слово. Вообще время невероятного цинизма.
М. Рудинштейн
―
Ой, не говорите. Кстати, цинизм и был. То, что я пишу — это тоже цинизм. Понимаете, это тоже цинизм, который привёл к распаду просто отечественного кинематографа. И ничего не происходит. И ни эти блокбастеры, «Экипажи»… И вообще меня ужас берёт, когда я вижу очередной… Как это называется? Вместо старого фильма…
К. Ларина
―
Ремейки.
М. Рудинштейн
―
Ремейки, да. Меня просто ужас охватывает! Зачем? Они говорят, что «Экипаж» — это не ремейк, а это новое кино.
К. Ларина
―
Я читала критиков, которые уже посмотрели этот фильм. Говорят, что просто покадрово, просто копия, просто технологически лучше, научились снимать авиакатастрофы.
М. Рудинштейн
―
Нет, говорят, что это другое кино, что это не ремейк. Поэтому — дай им бог здоровья, пусть они снимают кино.
К. Ларина
―
Ну что? Остаётся только спросить, задать последний мой вопрос. Вы сказали, что у вас сегодня последнее интервью, вы уходите из «большого спорта», из публичной жизни. А что вы будете делать?
М. Рудинштейн
―
Как что я буду делать? Созерцать! Самое счастливое время сейчас.
К. Ларина
―
Чтобы труп вашего врага проплыл мимо, и не один!(Смех.)
М. Рудинштейн
―
Слушать музыку, читать книги. Столько не дочитано, столько не дослушано! От этого получаешь большое удовольствие.
К. Ларина
―
По поводу музыки. Я надеюсь, что ваши вкусы в этом смысле постоянные, вы человек консервативный, поэтому эта музыка — для вас! Ария Рудинштейну Марку Григорьевичу в конце сегодняшней передачи.ПЕСНЯ ИЗ К/Ф «ЭММАНУЭЛЬ» В ИСПОЛНЕНИИ ПЬЕРА БАШЛЕ