Иосиф Райхельгауз - Дифирамб - 2016-04-10
К. Ларина
―
14 часов 8 минут. Через несколько минут начнём программу «Дифирамб». Наш замечательный гость уже здесь, в студии. Это Иосиф Райхельгауз — художественный руководитель театра «Школа современной пьесы». Но перед тем как начать наш разговор, я по традиции хочу предложить нашим слушателям пригласительные билеты на различные культурные мероприятия. И даже книжки у меня сегодня есть.Итак, мероприятия. Творческий вечер Анатолия Белого в киноклубе «Эльдар». Замечательный актёр, один из ведущих артистов Московского художественного театра, который совсем недавно (ну, сравнительно недавно) открылся для зрителей как великолепный исполнитель стихов. Замечательно он читает стихи как великих русских классиков, так и современных поэтов. Просто молодчина! Поэтому, если вы попадёт в клуб «Эльдар» 25 апреля на творческий вечер Анатолия Белого, вы несомненно получите удовольствие от встречи с этим замечательным, очень умным, очень скромным и очень талантливым человеком.
Дальше. Центр Мейерхольда приглашает вас на очень яркие спектакли, необычные, это такой настоящий театральный авангард, театральный эксперимент. Первый спектакль называется «Колбаса/Фрагменты» — это буквально завтра, 11 апреля, в Центре Мейерхольда. А второй спектакль называется «История о Зигфриде и Брунгильде» — это 14 апреля в Центре Мейерхольда.
Дальше. ТЕАТР.DOC, в который мы вас не устаём зазывать каждую неделю (и правильно делаем). Приглашаем мы вас на спектакль, который называется «Пир». Автор — извините за выражение, Платон. Помогает ему замечательный современный поэт Андрей Родионов. То есть мы так скажем: «Пир» Платона и Андрея Родионова. Работа, которая и музыкальная, и текстовая, и необычная. Давайте посмотрим, что это такое. 15 апреля в 8 часов вечера в ТЕАТРЕ.DOC, Малый Казённый переулок (это метро «Курская»).
И второй спектакль, который в этот же день проходит, но в другом зале (у нас теперь в ТЕАТРЕ.DOC есть два зала, они оба небольшие, но зато их два), — «Пленник королевы эльфов», 15 апреля. Это спектакль, который придумала Елена Гремина, художественный руководитель театра. Она написала пьесу и сама поставила эту работу со своими любимыми артистами. Константин Кожевников, Дмитрий Кривочуров — это два замечательных актёра, которые всегда принимают участие в спектаклях Елены Греминой. Итак, «Пленник королевы эльфов» — 15 апреля, ТЕАТР.DOC.
И, наконец, у меня ещё есть две книжечки, которые я хочу вам подарить. Это большая радость наша, скажу честно, поскольку это имеет отношение к Ринату Валиулину, который не только журналист, не только сотрудник радиостанции «Эхо Москвы», но ещё и португалист, переводчик с португальского языка. Он исполнил свою заветную мечту с помощью Екатерины Юрьевны Гениевой, которая подарила нам возможность издать эту книжку в издательстве иностранной литературы имени Рудомино. Книга называется «Экватор». Автор книги — Мигел Соуза Тавареш, португальский писатель. Перевод Рината Валиулина. Это настоящий роман — длинный-длинный, увлекательный, с которым можно провести несколько приятных вечеров здесь (а может быть, и не здесь).
Напомню номер SMS: +7 (985) 970-45-45. Выбирайте, что вы хотите: билеты на вечер Анатолия Белого, билеты в ТЕАТР.DOC, в Центр Мейерхольда или книгу Тавареша «Экватор».
К. Ларина
―
Мы вместе с вами здороваемся с нашим гостем. Иосиф Райхельгауз здесь, в нашей студии. Здравствуйте, Иосиф Леонидович, приветствую вас!
И. Райхельгауз
―
Здравствуйте, Ксения.
К. Ларина
―
У нас огромное количество тем для разговора. Столько накопилось! Наболело — я бы даже так сказала. С прекрасного или с ужасного?
И. Райхельгауз
―
С чего скажете.
К. Ларина
―
Давайте всё-таки с прекрасного. Я, конечно же, переживала за вашу премьеру и понимала, что вы рискуете очень сильно. Я имею в виду появление Анастасии Волочковой в спектакле «Пришёл мужчина к женщине» — в спектакле, с которым вы не желаете расставаться. Сколько лет он уже у вас?
И. Райхельгауз
―
27 лет.
К. Ларина
―
И сколько редакций пережил?
И. Райхельгауз
―
Ещё есть телевизионный фильм.
К. Ларина
―
Люба Полищук, я помню, играла.
И. Райхельгауз
―
Люба Полищук и Альберт Филозов, да.
К. Ларина
―
И Ирина Алфёрова играла.
И. Райхельгауз
―
Потом Алфёрова. Нет, здесь перечислять можно бесконечно, потому что это действительно замечательная пьеса, пьеса Семёна Злотникова. Я горжусь тем, что я её первым поставил. Причём я её начал ставить ещё не для этого театра. Это невероятно, но тогда же «лит» давали. Сейчас у нас свобода, сейчас не нужно никакого «лита», бери пьесу и ставь. А тогда её должны были залитовать. Её в Москве никто не литовал. Я её приносил Олегу Николаевичу Ефремову. И Толя Смелянский всё читал и говорил: «Слушай, ну как же залитовать?» Я не понимаю! Вот я сейчас читаю и думаю: что там литовать? В результате я эту пьесу поставил в Хабаровске, у неё хабаровский «лит», областной хабаровский «лит». А потом она понеслась, понеслась по всему миру. И я счастлив, что имею к этому отношение. Пьеса, с моей точки зрения, просто классическая. Прошло, страшно сказать, с момента вообще первых премьер… Пьесе около 40 лет.
К. Ларина
―
Ужас!
И. Райхельгауз
―
Я помню, как я работал режиссёром в театре…
К. Ларина
―
А она современная.
И. Райхельгауз
―
Да. Нет, там устарели какие-то слова: «проигрывать» или «Дина Фёдоровна работает телефонисткой», а сейчас она оператор на МТС, например. Ну, тем не менее. И поэтому каждый раз хочется ещё и ещё раз её вернуть.
К. Ларина
―
Но как дожили до Волочковой?
И. Райхельгауз
―
Вы знаете, я скажу, ситуация очень непростая, очень. Я не был знаком с Волочковой. Слышал все эти легенды такие-сякие, включая стихи «Я — Анастасия Волочкова»… Я не буду полностью читать, не пугайтесь.
К. Ларина
―
Согласитесь, она персонаж всё-таки сама по себе, Настя Волочкова.
И. Райхельгауз
―
Конечно! Вы абсолютно правы. Она — удивительный человек. Она — сам себе театр. Она — сама себе и Большой театр, и балет. Она — всё. Она — сама себе всё. Уникальный человек!Должен сказать… Вот вначале положительное. Как только мы с ней встретились (а встретились случайно) и начали разговаривать… Ну, почти случайно: кто-то сказал, предложил. Мы стали разговаривать, и я… Ну, вначале я увидел, конечно, такое явление, просто какое-то огромное явление! Дальше я дал ей пьесу и попросил посмотреть фильм с Полищук и Филозовым. Она посмотрела и сказала: «Фильм — полная абракадабра, чушь собачья! Это какое-то старьё, жуть! Вообще не хочу ни видеть, ни слышать! Пьесу вообще не понимаю».
Дальше произошло замечательно. На следующей встрече как-то я что-то стал ей рассказывать о пьесе. И вдруг она… Ну, это у неё система: она мне каждую ночь до сих пор пишет огромные письма в виде SMS, она шлёт фотографии, что она сейчас делает, о чём она сейчас думает. И она через несколько дней пришла и сказала: «Вы знаете, эта вся пьеса обо мне. Всё! Мужчины точно так со мной себя ведут, жизнь так себя ведёт. Я знаю, как играть. Я знаю, что играть».
И должен сказать, когда она стала пробовать играть и репетировать, я увидел в ней… И до сих пор уверен (будем мы с ней работать дальше, не будем), что это перспективнейшая драматическая артистка. В ней мощнейшее нутро, очень сильная (не вам это рассказывать) мотивированность. Она очень и очень интересно репетирует. Там всё было непросто. С ней в паре репетирует мой давнишний студент, ученик, многократный артист нашего театра… Многократный — потому что он уходил, приходил.
К. Ларина
―
Саид?
И. Райхельгауз
―
Саид Багов, конечно. Человек с извилистой судьбой.
К. Ларина
―
Кстати, очень глубокий артист, очень серьёзный артист.
И. Райхельгауз
―
Он артист замечательный. Просто у него есть несколько…
К. Ларина
―
Мне кажется, на площадке с ним непросто находиться.
И.Райхельгауз:Чем мощнее артист, чем он более объёмен, чем он более культурен, тем он менее претенциозен
И. Райхельгауз
―
Не просто непросто, а невозможно, почти невозможно.(Смех.)
Я не шучу. Вы знаете, я его очень люблю и очень хочу, чтобы всё было. Знаете, он же работал в Театре Фоменко, он работал в Театре Васильева, он работал в театре «Гешер», он работал в Театре Станиславского — «я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл». У него вбито в голове, что он режиссёр. Я ему на это говорю: «Пожалуйста, ставь спектакль». Он попробовал пару раз. Один спектакль продали… два раза по четыре билета, второй — пять.Он сейчас, наверное, слушает и очень обижается. Но на самом деле это так. Это к режиссуре всё не имеет отношения. Он умеет глубоко и мощно читать стихи, он может вместе с Витей Фридманом, который замечательно аккомпанирует, мило декламировать. Есть такая замечательная Наталья Сергеевна… Ну, сейчас особо о ней рассказывать… Он может вести некий диалог. Он многое может. Но он начинает репетировать и дальше говорит: «Знаете, пьеса Злотникова очень плохая. Можно я сокращу половину?» Я не успеваю сказать, можно или нельзя, — он сокращает. А вторую половину он переписывает, потому что он считает, что он лучше пишет. А потом говорит, что музыка тоже очень плохая, а декорации чудовищные. Вот дальше всё становится…
К. Ларина
―
И чем всё кончилось? Сейчас что?
И. Райхельгауз
―
Кончилось тем, что мы сыграли два спектакля в том виде, в котором…
К. Ларина
―
В этом составе, да?
И. Райхельгауз
―
Да, в котором Саид считает, что это замечательно. Я считаю, что это чудовищно. В этом виде я не позволю так больше играть! Если Настя захочет и согласится, она сыграет это сначала с другим артистом. А потом, если Саид захочет, он будет играть в моём рисунке в моём авторстве, простите за нескромность. Я студентам своим в ГИТИСе рассказываю: «Режиссёр — автор спектакля. Он за всё…»
К. Ларина
―
Как-то они у вас там распоясались, Иосиф Леонидович.
И. Райхельгауз
―
Немножко распоясались.(Смех.)
Нет, на самом деле… Вы знаете, чем мощнее артист, чем лучше артист… Мне ведь везло в жизни: я ведь прошёл замечательный «Современник» в его расцвете, судьба подарила несколько лет в Театре на Таганке… Я вам начну перечислять артистов, которые играли в моих спектаклях, — это просто, не знаю, вершины русского театра и русского искусства! И должен вам сказать: чем мощнее артист, чем он более объёмен, чем он более культурен (я имею в виду культуру как богатство и профессии, и технологии), тем он менее претенциозен.
К. Ларина
―
Как Лев Константинович Дуров, я вспоминаю.
И. Райхельгауз
―
Совершенно верно. Он занят тем, что он делает роль, и не лезет ни во что другое, ни во что! Он делает роль. И мне посчастливилось иметь дело с такими великими артистами.Сейчас, к сожалению, очень болен мой любимейший артист, основатель театра — Альберт Филозов. Буквально вчера он должен был играть спектакль. Вот вчера он в первый раз за многие годы не сыграл — не может. Вот первый раз. И я, естественно, молю, туда смотрю, в сторону неба… Я не знаю, кого молить, чтобы как можно дольше он продержался. Хотя ситуация тяжелейшая…
К. Ларина
―
Там никакая материальная помощь уже не спасёт?
И. Райхельгауз
―
Да нет, ну что? Мы, театр, всё, что можем, делаем. И сын его делает. В общем, что тут говорить? У нас директор, замечательная Анна Гроголь, она вообще от него не отходит, и поликлиники… Ну, что рассказывать? У него тяжелейшая стадия тяжелейшей болезни. А у нас сейчас большие гастроли в Петропавловске-Камчатском десять дней, у нас гастроли в Индии.
К. Ларина
―
Когда вы собираетесь?
И. Райхельгауз
―
В Петропавловск? 17 мая.
К. Ларина
―
То есть буквально совсем скоро.
И. Райхельгауз
―
Да в том-то и дело, в том-то и дело. И тут же впритык в Индии, и тут же впритык… Ну, что я рассказываю? У нас премьера, извините, премьера «Шинели» 22-го, где Башмачкин — Филозов
К. Ларина
―
Ай-ай-ай…
И. Райхельгауз
―
Причём спектакль ставит моя…
К. Ларина
―
Это где музыка Дунаевского, да?
И. Райхельгауз
―
Да, совершенно верно. Там Дунаевский, но там ещё есть Дима Хоронько.
К. Ларина
―
Хоронько оркестр, да?
И. Райхельгауз
―
Конечно, оркестр живой, на сцене прямо. Это делает моя дипломница, студентка, замечательная Валерия Кузнецова, пятикурсница. У меня сейчас в ГИТИСе пятый курс (мастерская) и первый курс. Первый уже замечательно работают, очень интересно, но пятикурсники — я просто горжусь! Восемь режиссёров — и из них пять дипломных спектаклей в Москве, причём Малый театр, Театр киноактёра, в нашем… Ну, не буду все перечислять. И трое в Рязани. Кстати, недавно съездил в Рязань, посмотрел — просто прекрасный спектакль у своего студента.
К. Ларина
―
То есть Альберт Леонидович репетировал «Шинель», да?
И. Райхельгауз
―
Конечно. Альберт Леонидович должен был быть Башмачкиным. Ну, он и должен быть. Знаете, я не могу, это как-то… Вчера мы с ним разговаривали, если это можно назвать разговором, потому что он… Когда он и здесь, такое состояние: он глубок, он искренен. Ну, что тут? Я ничего не могу говорить. Я как-то так говорю, как будто… Для нас, для театра это катастрофа. Давайте я ничего не буду больше говорить, потому что…
К. Ларина
―
Давайте. Вы сказали это, и это услышали наши слушатели, зрители и поклонники Альберта Филозова. Что тут можно? Уповать на чудо. Давайте будем… Желаем чуда. Кошмар…
И. Райхельгауз
―
У нас труппа замечательная, и очень много хороших артистов, но мы всё это начинали с Филозовым и Полищук 27 лет тому назад.
К. Ларина
―
Собственно и театр с них начинался.
И. Райхельгауз
―
Мы с ними репетировали «Пришёл мужчина к женщине». Потом появилась Мария Дружинина, директор. А потом мы нашли помещение…
К. Ларина
―
Про помещение. Давайте мы про это поговорим, потому что смотреть на это — просто сердце рвётся на куски! Я живу недалеко, и я всё жду, когда же что-то произойдёт, когда же наконец.
И. Райхельгауз
―
Нет, я должен сказать, как это ни странно прозвучит из моих уст, но вице-мэр Леонид Михайлович Печатников и наш нынешний министр… Я говорю «нынешний», потому что я их считаю. У меня девятый министр.
К. Ларина
―
Московский министр культуры?
И. Райхельгауз
―
Московский министр культуры Кибовский. И один, и другой — они абсолютно определённо и чётко заявляют… Ну, Леонид Михайлович даже говорит: «В 2016 году вы начнёте там играть». Конечно, это…
К. Ларина
―
Там происходит что-то? Я напомню просто, если кто забыл. Давайте напомним быстро, что родной исторический адрес театра «Школа современной пьесы» — это Трубная площадь, угол Трубной и Неглинки. Он подвергся ужасному пожару. И после этого театр квартирует на Тишинке. И вы очень хорошо сделали, прекрасно сделали, там такое место получилось театральное и очень симпатичное.
И. Райхельгауз
―
Получилось неожиданно, да.
К. Ларина
―
Но домой-то хочется!
И. Райхельгауз
―
Очень хочется. И я очень надеюсь… Дело в том, что уже более двух лет идут бесконечные согласования. Они, наверное, нужны. Наверное. И они нужны, важны, профессиональны. Хотя всё время что-то меняется, всё время какие-то конкурсы: «А вот давайте не эту компанию, а ту». Я не могу понять, почему то, что можно согласовать (ну, это я не могу понять, я дилетант) за неделю, нужно согласовывать три месяца. И эти согласования, согласования… Земля, на которой стоит театр и стоял всё время, там было третье строение, которое мы снесли, чтобы построить новую сцену, — вот теперь эту землю нужно оформить. Как? Что? Мы её не отдавали. Мы же государственный театр. И вот это «оформить» — это такое милое слово, но это масса людей! Это при том, что к нашему театру относятся очень хорошо. Вот я не могу ни в одного чиновника ткнуть пальцем и сказать: «Он тормозит, он мешает». Наоборот, все доброжелательны, все хотят.
К. Ларина
―
То есть дело в том, что до сих пор нет компании, которая будет целиком и полностью заниматься реконструкцией? Или что?
И. Райхельгауз
―
Ксения, это слово такое… Нет, то, о чём мы сейчас с вами говорим… Профессионалы, они бы улыбались и сказали: «Ну, это дилетанты разговаривают».
К. Ларина
―
Так а в чём?
И. Райхельгауз
―
Это не только компания. Это очень много людей!
К. Ларина
―
Топоры, вилы, кирпичи, черепица — что нужно?
И.Райхельгауз:Я не могу понять, почему то, что можно согласовать за неделю, нужно согласовывать три месяца
И. Райхельгауз
―
Нужно, чтобы кто-то — скорее всего, мэр или президент, или Господь Бог — сказал: «Сделайте это как можно быстрее!» Больше ничего. Много хороших, милых, симпатичных, замечательных людей всё время рассказывают, что это будет, а прошло уже два с половиной года.
К. Ларина
―
Это очень опасная история, потому что когда так всё тянется, то в итоге отбирается.
И. Райхельгауз
―
Нет-нет-нет, там нет такого.
К. Ларина
―
Из-под вас этот стул выбьет кто-нибудь.
И. Райхельгауз
―
Нет. Я слышал такие разговоры. Никто и ничего не отбирает. Наоборот, у нас там есть такая площадь, где мы очень хотели построить новую сцену… Новой сцены не будет, будет реконструирована старая. Ну, дай бог, чтобы хотя бы старая. Единственное, мы бы хотели, конечно (и в проекте это есть), чтобы мы могли играть сразу и на большой, и на малой одновременно, чтобы развести зрительские потоки. Буфет, туалет, всё такое. Там есть место для замечательного… С моей точки зрения, опять же дилетанта в строительстве, тем не менее я понимаю в этом что-то. Там можно возвести замечательный павильон. Там можно вечером играть спектакли, днём снимать фильмы, ночью снимать какие-то телевизионные рекламы. То есть в центре Москвы на Трубной это всё может работать.
К. Ларина
―
Тогда нужно вам самому возглавить это движение, как Дима Бертман. Они сегодня отмечают день рождения, театр «Геликон». Он оттуда не вылезал, с этой стройки.
И. Райхельгауз
―
А вспомните, сколько лет Дима Бертман оттуда не вылезал. Я всего два года, а Дима — двадцать. Я очень надеюсь, что у меня будет меньше.(Смех.)
К. Ларина
―
Мы столько не проживём.
И. Райхельгауз
―
Да-да-да. Так что — извините. Пример Димы Бертмана замечательный. Потрясающее здание! Я был и на открытии, и бываю там. Я Диму очень люблю, и его театр прекрасен. Но я не хотел бы, чтобы мы укладывались в такой же срок. Нам есть чем заниматься.
К. Ларина
―
Очень жалко. Ну, там кто-то у вас что-то играет, в этом помещении…
И. Райхельгауз
―
Нет, у нас есть… Расскажу.
К. Ларина
―
Меня Галибин приглашал.
И. Райхельгауз
―
Правильно. Наш артист Александр Галибин, замечательный режиссёр и замечательный педагог, он много лет преподавал в моей мастерской ГИТИСа, а уже два года руководит собственной мастерской. И уже на втором курсе он показывает работы, которые можно… Там есть кусочек не сгоревший со стороны Неглинки, там есть белый зал, и Галибин регулярно играет там студенческие работы.
К. Ларина
―
Там «бродилки» — такой популярный жанр.
И. Райхельгауз
―
Да. Замечательные, очень интересные работы, талантливые. Ну, что тут говорить? У нас в театре много педагогов, много замечательных артистов, много молодых режиссёров, чем я особенно горжусь. У нас ведь одна из площадок, где наибольшее количество молодой режиссуры представлено. Недавно прошёл конкурс «Класс молодой режиссуры» по итогам «Действующих лиц», где вы член, извините, ну, не жюри, а оргкомитета. Вот не принёс книжку… Мы выпустили книжку только что (обязательно передам) с десятью лучшими пьесами. Вот по этим десяти пьесам «Класс молодой режиссуры»… То есть в этом году произошло то, чего не происходило много лет: более 80 заявок дипломников и выпускников московских вузов.
К. Ларина
―
Режиссёров именно?
И. Райхельгауз
―
Режиссёров, конечно. Мы выбрали, естественно, одного от Женовача, одного от Каменьковича, одного от Крымова, одного от Меньшова, одну замечательную девочку Катю… Кстати, она и дипломник Леонида Ефимовича Хейфеца победили. Мы дали сразу два спектакля ставить, хотя это по деньгам очень и очень сложно. И они в течение целого дня показывали отрывки из спектаклей, то есть они представляли пьесы, защищали пьесы своим видением — и тем самым давали заявку на спектакль. Вот мы выбрали два. А по прошлому году у нас три премьеры. Мой дипломник, который ещё не защитился, Женя Кочетков, уже поставил два спектакля в театре. Сейчас ставит «Шинель» Лера, Валерия Кузнецова. Просто молодая режиссура широко-широко! Я горжусь этим больше, чем своими спектаклями, потому что это наше завтра и послезавтра, это единственное, на что сейчас можно сильно опираться.
К. Ларина
―
Это Иосиф Райхельгауз. Мы сейчас слушаем новости, а потом возвращается в программу и пойдём дальше в разговор. Есть о чём спросить, поскольку Иосиф Леонидович у нас не только звезда театральная, но и телевизионная.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Мы вернулись уже в эфир. Напомню, у нас сегодня в студии Иосиф Райхельгауз, художественный руководитель «Школы современной пьесы».Вот про телевизор я обещала поговорить. Собственно, тут всё сказано в этих нескольких вопросах, которые я сейчас вам процитирую. «Иосиф, вы молодец. Хорошо и правдиво выступаете на программе Соловьёва, хотя вас там хотят затоптать … в лице Соловьёва, Куликова, Железняка и прочие лживые продажные рупоры режима», — слушатель из Москвы. Другой вопрос: «Иосиф Леонидович, зачем вы туда ходите? Правды не добьётесь, ничего не докажете, а вас только оскорбляют». И ещё один вопрос, уже на сайте: «Почему вы, господин Райхельгауз, так ненавидите Советский Союз? У вас были родственники, осуждённые как враги народа? Скажите правду, за что их посадили? Вы выросли и состоялись в СССР, он — ваша Родина, спас ваших предков, вас, ваших детей и внуков от гибели в фашистских концлагерях, а теперь вы на него постоянно гадите, — читаю всё подряд. — Что заставило вас стать вульгарным антисоветчиком, русофобом, лжецом и фальсификатором нашей славной истории, по определению?» И ещё один: «Иосиф! Благодарю, что есть такие люди, как вы. Храни вас Бог. И пусть случится в нашей жизни то, о чём мы так мечтаем». Вот такие разные мнения, полярные.
И. Райхельгауз
―
Можно даже начать с Советского Союза. Потому что после долгого перерыва в соловьёвских программах «Воскресный вечер», после вот этой потасовки, о которой вы мне первая написали: «Зачем?!»…
К. Ларина
―
Это было сильно!
И. Райхельгауз
―
Я после этого месяца полтора туда не заходил. Зашёл всё-таки в прошлое воскресенье, и была тема Советского Союза. И при том, что прямо напротив меня стоял Геннадий Андреевич Зюганов, и вообще аудитория, понятно, была подобрана «правильно», как ни странно, не вышло не то что потасовки, но даже почти и конфликта не вышло. Потому что действительно в этом Советском Союзе, где я прожил… ну, теперь уже не бо́льшую, но, наверное, очень большу́ю часть жизни, я бы так сказал, было что-то такое, о чём я сегодня с удовольствием вспоминаю. Но, наверное, я вспоминаю не Советский Союз, а я вспоминаю себя молодого, я вспоминаю…Я там стал говорить: «Знаете, когда проходит время, то, естественно, это нормально, и ты помнишь прекрасно». У меня был замечательный папа, герой войны, расписавшийся на Рейхстаге. И пока он жил, то я с ним иногда не разговаривал по несколько дней, я говорил: «Папа, как ты можешь?» Уже десять лет как нет моего папы. И он мне кажется идеальным, он мне кажется потрясающим! Он не просто герой войны, а он такой настоящий… Я сейчас о нём могу рассказывать… У меня начинают слёзы наворачиваться. Это же Советский Союз. Конечно же, я помню, как я беззаботно поступал в один институт, в другой. Да пожалуйста! Господи, не хочешь в этом — учись в другом. Главное — сдать экзамены. Я написал какое-то произведение в родном городе Одессе, произведение в возрасте четырнадцати лет, меня напечатали в газете, потому что оно понравилось. И я могу много приводить примеров: и с поликлиниками, и с образованием, и со многим другим.
Но! — тем не менее, там было главное, в этом Советском Союзе: там действительно, реально была абсолютная несвобода. И я ощущал это, как только начал что-либо ощущать. Я ещё не мог это сформулировать, но я уже понимал: эту книжку читать нельзя, вон туда поехать нельзя, вот это сделать нельзя. И вот этого «нельзя», «нельзя», «нельзя» было очень много. И поэтому для меня… Я понимаю, что я сейчас буду проклят автором этого вопроса и многими другими. Девяностые (их можно называть как угодно: «лихие», «сякие», «такие», «бандитские» — какие угодно) — это для меня лучшее время моей жизни, свободное, открытое, со всеми завалами… Это время, когда открывались театры, если вы хорошо помните. Открывались, а не закрывались! Вот те, кому нужно услышать, услышат. Это время, когда печаталось всё, что можно было печатать.
К. Ларина
―
Цензура отменена была, цензуру отменили. Это разве не важно?
И. Райхельгауз
―
Совершенно верно. Это время, когда можно было поехать и увидеть…
К. Ларина
―
Границы открыли.
И. Райхельгауз
―
Это время, когда «если ты хочешь заработать — заработай». Вот и всё. Почему я туда хожу? Я скажу. Я каждый раз, выходя оттуда — от Толстого, от Гордона…
К. Ларина
―
Вы сокращаете свою жизнь. Вы это понимаете или нет?
И. Райхельгауз
―
Понимаю. Ещё раз говорю. Я, выходя оттуда, каждый раз говорю себе: «Никогда я сюда больше не войду!» Потом я вижу какие-то факты, вижу их освещение теми же каналами. Я вижу, как нормальные люди… Ну, их не просто дурачат, их держат за полных придурков! Мне кажется, ну это же так ясно! Посмотри! Ну посмотри! Я понимаю, объективности не может быть, но есть факты. Вот соотнеси их. Пойми, что «дело Панамы» очень простое. Посмотри, что делают в Англии со своим премьером. Посмотри, что случилось в Исландии. Вот посмотри. Сравни, соотнеси, пойми, как бы ты ни относился.
К. Ларина
―
Нас вчера с Петровской остановил гаишник за нарушение на машине. Взял с нас пятёру так мило и говорит: «Вот вы работаете на радио. Когда кончится это враньё по телевизору?»(Смех.)
Так трогательно! Понимаете? Люди всё понимают.
И. Райхельгауз
―
Это хорошо. Хорошо говорить, что коррупция, ещё что-то. Но тебя останавливает этот самый гаишник, и он открытым текстом… Ну, я сейчас не хочу на них сильно. Он так воспитан, у него так голова. И ничего не может быть кроме того, что принципиально нужно поменять эту систему, — систему, где этот гаишник есть одно из звеньев. И в этой проклятой, вражеской, фашистской, такой-сякой Украине… Я приезжаю сейчас в свою Одессу и вижу, что этот самый… Не будем произносить фамилию грузинскую.
К. Ларина
―
Гончаренко? А, Саакашвили?
И. Райхельгауз
―
Ну…
К. Ларина
―
Ладно, перестаньте.
И. Райхельгауз
―
Что этот самый Саакашвили — такой, сякой, плохой — тем не менее, наладил работу полиции так, что я проезжаю на машине… Я вижу, как со мной разговаривают: не то что намекают на взятку, а они просто хотят открыть все двери и все окна, чтобы все видели, как они правильно разговаривают. Они ищут эту бабушку, которую надо перевести через дорогу. И так далее, и так далее.
К. Ларина
―
Скажите, пожалуйста (возвращаясь к телевизору), в Одессе тоже же ваши друзья наверняка видят вас в этих программах. Они вам что говорят? «Зачем ты ходишь?» или «Спасибо за то, что ты ходишь»?
И.Райхельгауз:Профессионалы, они бы улыбались и сказали: «Ну, это дилетанты разговаривают»
И. Райхельгауз
―
Нет, я сейчас скажу. Говорят примерно то же самое, что и здесь. Кто-то говорит: «Зачем тебе это надо?» А кто-то говорит: «Спасибо, что ты хоть что-то кричишь. И мы знаем, что в России думают по-разному». Вот это очень важно. Потому что ведь украинское телевидение, простите, такое же продажное, такое же…
К. Ларина
―
Ну давайте не будем. Оно разное. Я тоже смотрю украинское телевидение.
И. Райхельгауз
―
Конечно, разное.
К. Ларина
―
У нас оно, к сожалению, одинаковое. А там разное.
И. Райхельгауз
―
Оно относительно разное. Как вам сказать? Оно по таланту пониже. У нас даже мракобесы, но талантливые.
К. Ларина
―
Неправда. Не соглашусь.
И. Райхельгауз
―
Нет, по-разному.
К. Ларина
―
Ну ладно! Вот этот упырь, с которым вы чуть не подрались, — он что, талантлив? Я вас умоляю!
И. Райхельгауз
―
Нет, он упырь, он мерзавец.
К. Ларина
―
Нет, мерзавцев там гораздо больше, чем талантов. Ну?
И. Райхельгауз
―
Больше. Так их приглашают больше. Но те, кто идут, они умеют. Они знают, как заткнуть. Они знают, как не дать микрофон. Они знают, как мигнуть девочке, которая показывает «аплодисменты». Я недавно после очень долгого перерыва зашёл на НТВ. Всё! Дал себе слово больше близко не подходить! Ну такой откровенной инсценировки, такого откровенного… Девочка взмахивала рукой и показывала, где аплодировать. Не давали микрофоны.Вы знаете, сейчас же очень много школ радио и телевидения. Это надо показывать как антипрофессию, изучать. Я иногда своим студентам в ГИТИСе, режиссёрам, говорю: «Надо пойти и посмотреть тот спектакль, вот такой-то, чтобы вы знали, как вообще не может быть в театре, как нельзя ставить, как нельзя играть, как нельзя делать декорации». Вот то же самое — нужно водить и показывать.
К. Ларина
―
Скажите, по вашим ощущениям, есть всё-таки возможность, есть шанс доказать что-то, есть шанс переубедить?
И. Райхельгауз
―
Доказать — нет.
К. Ларина
―
Вот напротив вас стоит человек с рогами и с копытами…
И. Райхельгауз
―
Совершенно верно.
К. Ларина
―
И вы пытаетесь с ним разговаривать на человеческом языке и в чём-то его переубедить. Это возможно?
И. Райхельгауз
―
Нет, я пытаюсь иногда что-то прокричать для тех, кто слышит.
К. Ларина
―
Для аудитории.
И. Райхельгауз
―
Конечно. Только прокричать. У них же нет цели — выяснить истину. У них нет цели — получить объективную картину. У них есть цель — навязать вот это мировоззрение, с их точки зрения единственно правильное. Поэтому так строят работу редакторы, так строят работу ведущие, так строят работу те, кто сидит в студии и руководит массовкой. Это массовка безразличная, которая получает по 300 рублей. И в какую сторону аплодировать — им абсолютно всё равно! Они не слышат, что происходит. Абсолютно! Ну, мне это интересно, это же люди. Это всё — постановка уровня плохого областного драматического театра.
К. Ларина
―
Кстати, там среди участников за последние два года очень как-то, как мне кажется, ощутимо присутствие людей, что называется, «в штатском», потому что явно…
И. Райхельгауз
―
Не знаю…
К. Ларина
―
Я не знаю, не могу назвать фамилии, я их не запоминаю. Там есть записные политики, которых мы знаем, и знаем, кому они служат. Но есть люди совершенно неизвестные, со стёртыми лицами, их называют какими-то именами и фамилиями. И я понимаю, что человек явно на работе.
И. Райхельгауз
―
Ну да, какой-нибудь сотрудник фонда такого-сякого, и вот он что-то говорит. Ну и что?
К. Ларина
―
Конечно. Это как те, которые у нас «ольгинские тролли», которые пишут.
И. Райхельгауз
―
Да-да. Ну и что? Здесь действительно… Вот вы как считаете: не нужно совсем ходить или ходить и что-то говорить?
К. Ларина
―
Я хочу вот что сказать. Это выбор каждого человека. Если у вас есть силы, если вам не жалко свои силы и своё сердце…
И. Райхельгауз
―
Я каждый раз говорю Соловьёву и ещё кому-то: «А почему вы не зовёте…»
К. Ларина
―
Зовут! Я хочу сказать сейчас одну вещь, очень важную для аудитории. Дорогие друзья, вы заблуждаетесь, когда считаете, что есть специально назначенные люди, которых разрешили звать на телевидение, типа Райхельгауза, Майкла Бома… Кто там у нас ещё ходит? Гозман несчастный тоже, такой мальчик для битья. Да?
И. Райхельгауз
―
Что значит «тоже»?(Смех.)
К. Ларина
―
Рыжков Володя. Сергей Станкевич. Да? Это люди, которые соглашаются, потому что зовут многих. Конечно же, не зовут Алексея Навального, и никогда его не позовут. Как и не звали Бориса Немцова. Его не звали ни на какие телевизионные каналы. Нет, невозможно.
И. Райхельгауз
―
Не давали, конечно.
К. Ларина
―
Но есть люди, которых всё-таки зовут, которые представляют всё-таки другую точку зрения, представляют вас (обращаюсь я к аудитории «Эха Москвы»). Вот Райхельгауз соглашается, а кто-то не соглашается. Мотивация? Я думаю, что он сейчас вам объяснил, почему он соглашается. Потому что для него важно… То же самое Володя Рыжков говорит: «Мне важно произнести, чтобы хоть что-то услышали из того, что я говорю. Хоть что-то». Ну, жалко человека…
И. Райхельгауз
―
И что делать?
К. Ларина
―
Самое главное, чтобы вы понимали: это не договорняк. Вот в чём подозревают людей, типа сидящего напротив меня Иосифа? Что это некий договорняк, что типа они там договорились…
И. Райхельгауз
―
И платят деньги!
К. Ларина
―
Да, да! Это не так. Это точно не так.
И.Райхельгауз:У нас ведь одна из площадок, где наибольшее количество молодой режиссуры представлено
И. Райхельгауз
―
Ну, ладно…
К. Ларина
―
Про Гордона. Это важно рассказать.
И. Райхельгауз
―
Так неожиданно. Мы о театре… Я вообще-то занимаюсь режиссурой.
К. Ларина
―
Александр Гордон — это человек, который ведёт всякие передачи на телевидении, вы знаете, дорогие друзья. Но он долгое время работал вместе с Иосифом в «Школе современного искусства».
И. Райхельгауз
―
Много лет. Да, он артист нашего театра, много лет был артистом, много лет был режиссёром, поставил два спектакля. Он очень талантливый человек.
К. Ларина
―
У вас были политические разногласия и разборки? Спорили?
И. Райхельгауз
―
Что, я буду Сашу Гордона ругать по «Эху Москвы»? Я ещё раз говорю: это очень талантливый человек.
К. Ларина
―
Но вы с ним расстались?
И. Райхельгауз
―
Я с ним расстался.
К. Ларина
―
А как это происходило?
И. Райхельгауз
―
Да никак. Ну, раз мы так… Мы же ещё связаны городом Одессой, мы ещё связаны отношением к определённым людям. Например, Саша заведомо принимает точку зрения… ну, назовём её официальной. Вся эта история со 2 мая (вот скоро годовщина) — ужасная трагедия! Но она подаётся совершенно… вот как про 28 панфиловцев: ложь на лжи. И поэтому там правда состоит из двух частей…
К. Ларина
―
Что вы знаете про это?
И. Райхельгауз
―
Да я про это могу несколько часов вести передачу, потому что я утром 3-го там оказался и с тех пор очень много чего смотрю. Там есть фамилия Гончаренко, которой трясут. А на самом деле Алексей Гончаренко — это внятный, талантливый, грамотный, молодой, энергичный, серьёзный, глубокий, честный политик, который всё время пытается помочь своему городу, своему народу и так далее. Я понимаю, что сейчас творится у радиоприёмников.
К. Ларина
―
Почему его назначили главным ответственным за эту трагедию?
И. Райхельгауз
―
Его назначили, потому что он после того, как всё это случилось… Я в двух словах.
К. Ларина
―
Давайте, давайте.
И. Райхельгауз
―
Там стояли палатки пророссийские, которые ждали, что «здесь будет Донбасс». Много палаток. И, начиная с марта, эти палатки выходили с российскими флагами, они шли по центральным улицам (это Куликово Поле). Они шли по улицам, разбивали витрины, прокалывали машины, выкрикивали самые разные… И тем не менее, им не мешали, потому что такая была ситуация — послемайданная. Естественно, в это время проукраинские тоже ходили, тоже кричали, тоже шумели.Наступил вот этот чудовищный день 2 мая, когда должен был быть футбол, когда приехали западенцы так называемые, среди которых, конечно же, были отморозки, фашисты, мерзавцы. Но и среди этих были. И Приднестровье было, и безработные были, и те, кто за деньги неизвестно откуда подпитываемые были. И эти пошли в центр, те пошли в центр. Эти погнали тех — те вбежали в дом. Эти стали бросать бутылки с зажигающейся смесью в дом — дом загорелся. Те из дома стали бросать в палатки — палатки загорелись. И началось!
Это колоссальная трагедия для русских, для молдаван, безусловно для украинцев, для евреев. Там были студенты Одесского университета. Там были прекрасные люди, как они и везде бывают. Там было много мерзавцев, но там и было много замечательных людей. Поэтому это трагедия, которую раскопать — это как раскопать… Извините, вот любой бой: «А я защищал Родину!» — «А я тоже защищал Родину!» — «А моя Родина со стороны Западной Украины!» — «А моя — со стороны Донбасса!» К сожалению…
К. Ларина
―
У нас по 1993 году до сих пор вот такие бои.
И. Райхельгауз
―
Да, совершенно верно. Вот так мы будем долго разбирать, а что сделал Ельцин в 1993-м.
К. Ларина
―
Но там же какое-то расследование проходит до сих пор?
И. Райхельгауз
―
Оно проходит бесконечно. Что там можно расследовать? Когда там эти стреляли сюда, бросали сюда, те бросали сюда. Стояла милиция и ничего не делала. Стояла милиция, которая не понимала, что делать, потому что, с одной стороны, они защищают государственную власть, которой практически не было, а с другой стороны — они защищают людей. А какой-то ещё предатель… Ну, я не знаю этого.Я просто знаю, что… Тот же Лёша Гончаренко, увидев этот дым… Я 3-го уже вошёл в этот дом, там ещё все дымилось, там всё было разрушено. Лёша фотографировал. И я это телефоном, просто это место, я сфотографировал цветы, которые лежали на месте, где погибли люди. У меня до сих пор это в телефоне. У меня до сих пор слёзы наворачиваются, потому что это мой родной город. У меня до сих пор там квартира, и это 300 метров от моего дома. Это знаменитое Куликово Поле. Там был роддом, где я родился. Это всё так завязано! Это жизнь людей — и тех, и тех, и тех.
И это бедное Приднестровье голодающее, которое там проникает, там 40 километров от Одессы, которые приезжают заработать, приезжают поработать. Там всё очень непросто, очень! Единственное, они все… не все, многие надеются. Кто-то надеется на Россию. Кто-то надеется на Европу. Кто-то надеется на родной город Одессу и говорит: «Оставьте нас в покое! Нам ничего не надо!»
К. Ларина
―
То есть там тоже такой же котёл мнений и устремлений, и всё неоднозначно?
И. Райхельгауз
―
Конечно, абсолютно! И тех, и других. Абсолютно. И мне кажется, что мы там проиграли более чем двадцатилетнюю политику (я имею в виду государственную) по отношению к Украине, но мы и сейчас проигрываем, потому что мы продолжаем превращать украинцев во врагов: продолжаем именно пропагандой, продолжаем непониманием того, что там происходит, продолжаем тем, что заведомо… Ну, какие фашисты? Есть. Конечно, есть.
К. Ларина
―
Скажите, Иосиф, а все эти люди, с которыми вы там дискутируете…
И. Райхельгауз
―
Но там, кстати, разные каналы, и это очень важно. Я приезжаю в Одессу, я выхожу на «Думская ТВ», на «Седьмой канал» и говорю всё, что говорю вам. А тут же параллельный канал зовёт директора Русского театра, проходимца, человека, который держит театр для себя. Вот так скажу, чтобы ничего другого… И этот начинает рассказывать всё другое: «Вот он приехал, он нас учит!»Ну, загубили культуру в этом великом и прекрасном городе. Загубили! Всю культуру, и театральную в том числе. Ещё когда была связь с Россией, ещё что-то кто-то отсюда, Калягин помогал, посылал режиссёров, давал денег. Сейчас это всё… Это город, который дал миру (ну, что вам рассказывать?) музыкантов, артистов, режиссёров, писателей. Это вообще город-музыка, город-литература, город-культура. Он сейчас превратился в такую загнивающую провинцию. Опять же, я с Саакашвили разговаривал, как это ни странно прозвучит…
К. Ларина
―
А почему это странно?
И. Райхельгауз
―
Как только его назначили, у нас был разговор, и разговор был замечательный. Он говорил, что он хочет сделать Одессу культурной столицей мира. Правда, он мне говорил: «Давай, бросай, приезжай!» Я говорю: «Нет, бросать и приезжать я не могу, но участвовать…»
К. Ларина
―
А Маша Гайдар сейчас в Одессе?
И. Райхельгауз
―
Знаю. Особый разговор.(Смех.)
Не думаю, что ей нужно было быть в Одессе. А если уж она в Одессе, то не думаю, что она должна так себя вести и так работать. Вот скажу так.
К. Ларина
―
Я ничего не знаю.
И. Райхельгауз
―
На неё же надежда. Если она взялась заниматься социалкой (а социалка — это медицина, образование и культура), значит она взялась…
К. Ларина
―
Что не так?
И. Райхельгауз
―
«Я не понимаю ничего в образовании и медицине, а в культуре — полный ноль, полный». А, извините, в Одессе есть киностудия, в Одессе есть шесть-семь больших официальных театров, в Одессе есть огромное количество художественных, музыкальных… это, это, это! Если человек этим занимается, и прошёл уже год, то человек должен как минимум собрать людей, которые там живут и ещё не бегут из этого великого города, как бежали до них, и сказать: «Ребята, давайте поможем. Сделайте!»Мало того, огромное количество людей в Москве, в Санкт-Петербурге, извините, в Америке, в Израиле, в Европе, кто уехал из Одессы (я в том числе). Что мы будем называть? В Москве семь главных режиссёров: и Миша Левитин, и Погребничко, и Николай Николаевич Губенко… Это всё — Одесса! Сказали бы нам: «Помогите родному городу», — и я бы ни копейки не взял! Я сказал бы: «Давайте, ребята, давайте!» А заняты другим. Поэтому в этом мне не нравится ни Саакашвили, ни Гайдар.
К. Ларина
―
Так он же вас звал!
И. Райхельгауз
―
Он звал меня уехать и жить там. Я живу и работаю в Москве. Здесь моя семья, здесь мой театр, здесь вы. Я могу приезжать и помогать. Что значит «он звал»? Я вам потом сформулирую, как он звал. Он звал точно. Правда, надо отдать ему должное. Я ему подарил свою «Одесскую книжку». Встретил его недели через две на кинофестивале, и он мне сказал: «Книжку почитал. Много интересного цитирую». Я решил, что он издевается. Он вышел на открытие фестиваля — и три цитаты. То есть всё-таки он читает книжки, понимаете.
К. Ларина
―
На гастроли вы туда поедете?
И. Райхельгауз
―
Если пригласят. Пока приглашали предыдущие мэры и губернаторы, ездили. Мы едем на гастроли туда, куда нас зовут. Нас, к счастью, зовут много и в России, и за рубеж. И мы ездим, и будем ездить. Мы едем, когда зовут.
К. Ларина
―
У нас пошли последние минуты. Давайте как-то мы всё это завершим. Я не понимаю даже как.
И. Райхельгауз
―
Куда-то нас вдруг политически… Это как? «Особое мнение»?
И.Райхельгауз:Мне кажется, что мы проиграли более чем двадцатилетнюю политику по отношению к Украине
К. Ларина
―
Мне хочется вас как-то по-матерински защитить!
И. Райхельгауз
―
От кого?
К. Ларина
―
От упырей.
И. Райхельгауз
―
Да ну, оставьте! Всё замечательно! Мы живём, Ксения…
К. Ларина
―
Уберечь вас!
И. Райхельгауз
―
Мы можем с вами разговаривать. И это прекрасно! И это счастье! Этого не было в Советском Союзе. И за это я благодарен нашему президенту, нашему мэру и главному редактору «Эха Москвы» — за то, что мы можем разговаривать. Я не шучу.
К. Ларина
―
Ну, не знаю, чем всё это кончится. Конечно, нас окружает какая-то невероятно трагическая действительность в большинстве своём. И это, конечно, ужасно. Время неблагоприятное для творчества, наверное. Или благоприятное? Вот так я вас спрошу. На сегодняшний день?
И. Райхельгауз
―
Естественно, атмосфера…
К. Ларина
―
Исходя из известной поговорки: когда стреляют пушки, музы затыкаются.
И. Райхельгауз
―
Общая атмосфера тяжёлая, напряжённая, я с вами согласен. Но у нас практически аншлаги. И я счастлив, что всё-таки люди приходят в зал, и они хотят увидеть и Алфёрову, и Галибина, и Володю Качана…
К. Ларина
―
И Настю Волочкову.
И. Райхельгауз
―
Теперь — уже да, и Настю Волочкову, правильно. У нас девять народных и около десяти заслуженных. И ещё мои талантливейшие молодые студенты. Так что на самом деле, если мы заканчиваем, то ещё и ещё раз зову в театр. И это правильно. Можно прийти в театр…
К. Ларина
―
Идите и умрите в нём, если можете.(Смех.)
И. Райхельгауз
―
Не надо умирать. Надо что-то ещё такое узнать о жизни и подумать об этом. Если помните, в девяностые, когда на улице было не проще, чем сегодня, я выпустил спектакль «А чой-то ты во фраке?». Казалось бы, чего там? Опера и балет для драматических артистов. И я помню эти безумные аншлаги, это счастье в зале театра, когда на улице был этот самый 1993 год.
К. Ларина
―
Конечно. Это как «Принцесса Турандот» в 1922-м.
И. Райхельгауз
―
Да, да. Об этом же.
К. Ларина
―
Спасибо большое! Иосиф Райхельгауз — настоящий боец. Берегите себя, Иосиф Леонидович!
И. Райхельгауз
―
Спасибо, дорогая!