Кирилл Плетнев - Дифирамб - 2015-08-02
02.08.2015
Л. Гулько: 14
―
06. Лев Гулько. Добрый день. Мы сегодня поём дифирамбы как обычно в это время. И сегодня у нас актёр театра и кино, победитель «Кинотавра 2015». У меня всё правильно написано?
К. Плетнёв
―
Да, да, да.
Л. Гулько
―
В номинации лучший короткометражный фильм. Кирилл Плетнёв. Здрасте, Кирилл.
К. Плетнёв
―
Здрасте, Лев.
Л. Гулько
―
Здрасте. Давайте мы начнём. Я сразу скажу, что телефоны для связи с нашими уважаемыми радиослушателями, с вашими поклонниками +79859704545. Это телефон для СМС-ок. И +74953633659. Если нам понадобится, мы подключим к разговору и наших радиослушателей.Давайте начнём с проектов. Поскольку я тут заявил, что победитель «Кинотавра 2015» в номинации лучший короткометражный фильм. Вы же ещё и режиссёр теперь уже?
К. Плетнёв
―
Да, закончил в этом году ВГИК.
Л. Гулько
―
Давайте мы споём дифирамб вашему режиссёрскому таланту.
К. Плетнёв
―
Так, давайте.
Л. Гулько
―
Победитель «Кинотавра 2015» в номинации лучший короткометражный фильм. Какой фильм, за что вам такая победа? Как вы считаете?
К. Плетнёв
―
Вы знаете, для меня для самого это было, с одной стороны, откровением, потому что это мой диплом. Фильм называется «Настя». Он основан на реальных событиях. Это история Насти Черепановой, почтальонши из-под Нижнего Новгорода, которая украла пенсии, была эта история в 2011 году. Которая украла пенсии все с почты и со своим любовником-таксистом отправилась… как Бонни и Клайд, отправились на поиски какой-то лучшей жизни. Я помню, что когда я узнал про эту историю, мне о ней рассказал, царствие ему небесное, Василий Пичул. Недавно скончался. Я у него снимался. И он мне рассказал эту историю на съёмках. И спасибо ему за это.Я помню, меня поразило то, что когда их поймали, то она всё взяла на себя, то есть она сказала, что этот человек здесь совершенно ни при чём. Просто её подвозил. И когда её спросили «если бы сейчас всё вернуть назад, как бы вы поступили?", он» сказала, что я бы сделала всё то же самое, потому что три месяца я пожила так, как я не жила никогда и не буду жить никогда.
Я помню, меня это поразило, это было отправной точкой. Потому что сама история не про неё, а про женщину-полицейского, которая её поймала. И это полная противоположность этой преступнице.
Л. Гулько
―
У неё всё плохо?
К. Плетнёв
―
У неё не то что всё плохо. Она одинокая, у неё дочка. И она такой человек закона, честный полицейский, но который почему-то несчастлив. И вот ей в руки попадается эта преступница, которая её дико раздражает, тоже молодая женщина, которая позволила себе жить, позволила себе быть счастливой. Это её напрягает. Она даже не может объяснить, по какой причине антипатия такая. И, собственно, история фильма – это история того, как эта женщина за одну ночь, пока за преступницей приезжают оперативники, она сидит в отделении транспортной полиции на вокзале, она меняется. То есть она как-то приоткрывается чуть-чуть. И мы понимаем, что дальше эта женщина будет жить немножко по-другому.Для меня было абсолютной неожиданностью, что дали приз. Потому что это такой неформатный фильм, он 34 минуты. Это в принципе средний метр, не короткий. Это первое.
А второе – я уже так смотрю по тенденции различных кинофестивалей, особенно касаемо нашей страны, и замечаю, что сейчас большое внимание придают форме, картинке, монтажу, эффектам и так далее, и тому подобное, а фильм снят достаточно просто. То есть там как бы нет клипового монтажа, нет какой-то безумно двигающейся камеры постоянно. В основе история.
И я не думал, что ему дадут приз, потому что было очень много фильмов, снятых более модно. Поэтому для меня это было очень приятно.
Л. Гулько
―
Может быть, это некое возвращение к тому, чем славилось советское кино. Та самая история, которая происходила, может быть, в одной комнате, где два человека.
К. Плетнёв
―
У меня почти в одной комнате происходит.
Л. Гулько
―
И я о том же. Чем было сильно советское кино. Может быть, это какое-то возвращение к тому, что было хорошо в то время?
К. Плетнёв
―
Вы знаете, почему бы и нет? Потому что не всё же было плохо. Поэтому да. У нас же есть такая тенденция, что то у нас все курят, то у нас вся страна не курит. Назло. То у нас было всё одно, потом это зачеркнули, ничего не оставили. Всё было плохо. Мне кажется, что что-то надо оставлять. Я считаю, что история и некая такая не то что лирическая, а человеческая интонация, которая была присуща всегда нашему кино, не буду называть его советским…
Л. Гулько
―
Нашему, да.
К. Плетнёв
―
И сейчас есть… и «Географ глобус пропил» Саши Велединского. Да, возможно. Если это так, это прекрасно.
Л. Гулько
―
А ещё о проектах. Дальше будет продолжаться. Вот был спецпоказ в «Доме кино». Свежий альманах российского короткого метра «Новые русские», где вы тоже участвовали. Всё это дальше будет продолжаться у вас? Ваша режиссура, этот короткий метр. Или вы перейдёте к среднему, полномасштабному кино?
К. Плетнёв
―
Вы знаете, во-первых, я снял уже четыре коротких метра. Сейчас мне уже хочется снимать полный метр. Более того…
Л. Гулько
―
Так у всех бывает, наверное.
К. Плетнёв
―
Да. Кстати, не факт, что люди, которые снимают короткий метр, они могут снять полный метр. Точно так же как не факт, что люди, которые снимают полный метр, могут снять короткий.
Л. Гулько
―
Это отдельная профессия?
К. Плетнёв
―
Это отдельное высказывание.
Л. Гулько
―
А режиссёр – это отдельная профессия от актёра?
К. Плетнёв
―
Конечно.
Л. Гулько
―
А чего вы так решили попробовать себя?
К. Плетнёв
―
Вы знаете, я скорее решил в актёрской профессии себя попробовать. Потому что я в 16 лет поступал на режиссуру, а не на актёрский…
Л. Гулько
―
И не поступили?
К. Плетнёв
―
И не поступил, да. Поэтому, из-за того что я не поступил, я стал актёром, о чём я ни секунды не жалею. Это тоже моё. Но так полноценно, как я себя почувствовал, когда я первый раз в жизни снимал, когда у меня был первый съёмочный день как режиссёра, я, наверное, в актёрской профессии так себя никогда не чувствовал.
Л. Гулько
―
А есть какие-то точки соприкосновения между актёром и режиссёром у вас?
К. Плетнёв
―
У меня внутри?
Л. Гулько
―
Конечно.
К. Плетнёв
―
Безусловно. У меня же режиссёрско-сценарная мастерская была. То есть мы же писали и снимали. Я всё равно подхожу… это касаемо диалогов. То есть у меня чутьё абсолютное, я считаю, оно присутствует. Как у актёра чутьё на то, может ли человек разговаривать или не может. Потому что у нас же очень часто сценаристы пишут так, что люди так не разговаривают.
Л. Гулько
―
В жизни.
К. Плетнёв
―
Да. И нам, актёрам, приходится оправдывать это. Особенно если попадается ещё какой-то проект, где говорят, что нужно следовать букве. То есть, я не знаю, человек чувствует себя Шекспиром, или ощущение, что ничего менять нельзя. То это очень сложно. Поэтому такое чутьё оправдывал и с точки зрения диалогов, и с точки зрения существования артистов в кадре, и с точки зрения каких-то вещей, оно, наверное, мне присуще. И в этом смысле это плюс от актёрской профессии.
Л. Гулько
―
А тогда, как вы считаете, если вот такие диалоги – это жизнь, а этот диалог – так в жизни не разговаривают, тот самый мат, о котором все спорят, да, должен присутствовать вообще в художественном произведении?
К. Плетнёв
―
Я считаю – да. Конечно.
Л. Гулько
―
То есть оправдано всё это, да? Можно как-то без него в принципе обойтись? Или в данный момент нет. Никак, никогда и ни за что.
К. Плетнёв
―
У нас это тоже к разговору о том, что страна то курит, то не курит. У нас же нет середины. То есть если ты берёшь пьесу, которая рассказывает о стороже в трамвайном депо, например. Я играл пьесу Васи Сигарева «Фантомные боли» в театре, где два сторожа в трамвайном депо. Ну как они могут разговаривать?
Л. Гулько
―
Так и разговаривают.
К. Плетнёв
―
Если времена Таганки, когда монтировщиками работали доктора наук, то это всё-таки ситуация немного другая.
Л. Гулько
―
Доктора наук тоже так разговаривают, по большому счёту.
К. ПЛЕТНЁВ: Было абсолютной неожиданностью, что дали приз. Потому что это неформатный фильм
К. Плетнёв
―
Поэтому как здесь без мата обойтись? Тогда не надо брать такой материал. Вот и всё. Брать всё время классику и снимать её.
Л. Гулько
―
Это, знаете как, опять же возвращаясь к этому самому, нашему кино. Всё-таки как-то могут нам возразить: раньше снимали кино, матом не разговаривали, но было как-то понятно, что это такая история. Или разговаривали так же, как в жизни, но мата не было.
К. Плетнёв
―
Вы знаете, мне кажется, раньше и гомосексуализма не было вроде как, и ещё чего-то не было. То есть раньше вообще в принципе ситуация замалчивания и того, что ты существуешь дома один, на работе другой, в кадре третий, и так далее, и тому подобное, она была в принципе нормой. Потом люди дали свободу, и вдруг в какой-то момент сказали, что, оказывается, что-то зря дали. Поэтому… Это странно. Мне кажется, надо определиться. А определения не произошло.
Л. Гулько
―
Почему некоторые считают, что хорошо бы этого не было, и что дети, подростки и прочее… Потому что все мальчики, девочки начинают разговаривать на улице уже на этом языке. Просто они других слов не знают.
К. Плетнёв
―
Да они лучше бы мальчикам и девочкам объяснили, что такое холокост, чтобы не возникало ситуации о том, что холокост…
Л. Гулько
―
Это блюдо такое, да, или клей для обоев.
К. Плетнёв
―
И тогда, мне кажется, и патриотизм был бы нормальный, и всё остальное.
Л. Гулько
―
Про патриотизм мы с вами ещё поговорим чуть попозже. А пока о проектах. На кинофестивале в Оренбурге организаторы представят три новые программы, а вы будете в номинации «кинорежиссёр». Состоящих из фильмов, снятых актёрами, представшими в качестве режиссёров. Это такой очередной этап? Оренбург.
К. Плетнёв
―
Это этап фестивальный.
Л. Гулько
―
Фестивали чем хороши?
К. Плетнёв
―
Фестивали для меня хороши тем, что меня знают как актёра, и, конечно, как режиссёр я… иногда себя, особенно в самом начале, не сейчас, а года два назад я себя чувствовал, как в 20 лет, когда я приехал в Москву и ходил по студиям, раздавал фотографии.
Л. Гулько
―
Классное чувство, наверное.
К. Плетнёв
―
Ну да, это такой итог.
Л. Гулько
―
Драйв.
К. ПЛЕТНЁВ: Я считаю, что есть история и некая человеческая интонация, которая была присуща всегда нашему кино
К. Плетнёв
―
Потому что все знали как актёра, все говорили «зачем тебе это надо?», и так далее, и тому подобное. И есть масса примеров, когда артистам вожжа под хвост попадала, они начинали что-то делать, потом быстренько об этом забывали и продолжали работать актёрами. Это же разные полушария работают. Фестиваль – это с точки зрения того, что меня узнаёт всё больше и больше людей именно в этом качестве.
Л. Гулько
―
Это хороший пиар, да, такой. В хорошем смысле этого слова. Тогда его закончим сейчас. Ещё один фестиваль – Bridge of arts, в Ростове, где выберут лучший мотивационный фильм. Всё это тоже будет. В основную конкурсную программу, я считаю читаю, Первого международного фестиваля мотивационного кино на данный момент вошли семь лент, снятых режиссёрами из России, США, Франции, Канады и Китая. Это уже международный фестиваль, где тоже будете участвовать вместе с другими замечательными хорошими артистами. Опять же, хороший пиар. Или здесь что? Bridge of art.
К. Плетнёв
―
Вы знаете, а что может быть… я не совсем понимаю вопрос. А что может быть ещё, помимо фестивалей? О чём вы спрашиваете?
Л. Гулько
―
Я спрашиваю о том… Вопрос в том, что мы сейчас с вами немножко порекламировали вашу деятельность. Никакого подвоха.
К. Плетнёв
―
Я не про подвох. Я просто пытаюсь понять. Фестиваль тут сложно воспринимать, что это мне даёт – призы…
Л. Гулько
―
Знакомства. Вот, смотрите: Микки Рурк, Марк Дакаскос.
К. Плетнёв
―
Я в Ростов не поеду.
Л. Гулько
―
Не поедете в Ростов?
К. Плетнёв
―
Нет, у меня другие дела. Я в Ростов, к сожалению, поехать не смогу.
Л. Гулько
―
Жалко.
К. Плетнёв
―
Поэтому фильм покажут без меня.
Л. Гулько
―
Без вас. Жалко. Хорошо. Дальше военное кино, в котором вы присутствуете во множестве. Почему военное кино? Так случилось? В большом количестве, правда? Где, в общем, всё органично.
К. Плетнёв
―
Наверное, да. Так случилось. Это будет правильно.
Л. Гулько
―
Так случилось, да? И вы в нём как себя чувствовали? Когда человек попадает внутрь военного фильма, как я представляю, поскольку я не актёр, поэтому мне кажется, что актёр должен… это я так думаю… актёр должен как-то так перевоплотиться, что он просто должен чувствовать себя тем, кого он играет. Не думает в это время о чём-то. Это происходит до конца?
К. Плетнёв
―
Чувствовать себя тем, кого он играет в каком смысле?
Л. Гулько
―
Да в прямом. Если фильм о Великой отечественной…
К. Плетнёв
―
Как вы можете себя до конца чувствовать тем, кого вы играете. Вы же не сумасшедший?
Л. Гулько
―
А я не знаю. Может, актёры так устроены, что они немножко с сумасшествием.
К. Плетнёв
―
Я не знаю. Может, к вам когда-нибудь в гости придёт человек, который будет вам рассказывать о том, что он видит всполохи на небе и слышит немецкую речь, может быть, вам повезёт, вы встретитесь с таким человеком.
Л. Гулько
―
Тогда как достичь того, когда говорят «верю». Человек играет так, как будто он живёт.
К. Плетнёв
―
Вопрос же не в том, как ты играешь. А вопрос в том, как вы воспринимаете. Я могу стоять спиной к вам, рассказывать анекдот в кулисы, вы знаете это прекрасно, трястись от смеха, а вы будете плакать. Потому что драматическая профессия – это управление эмоциями зрителя.
Л. Гулько
―
Вот я и хочу узнать, как.
К. Плетнёв
―
Совершенно не обязательно плакать на сцене, для того чтобы плакали в зале. Чаще всего, когда плачут на сцене, в зале никто не плачет. И если человек сам смеётся над своей шуткой, рассказывая анекдот, то всем остальным не смешно. Поэтому этому обучают в театральном институте.
Л. Гулько
―
А от чего зависит, скажите, у одних получается, у других не получается.
К. Плетнёв
―
Наверное, от наличия таланта.
Л. Гулько
―
Таланта?
К. Плетнёв
―
Да.
Л. Гулько
―
С этим уже человек, наверное, рождается. Этому не очень можно научить. Или как?
К. Плетнёв
―
Вы знаете, можно научить курить. Но…
Л. Гулько
―
Курить – это да. И медведя ездить на велосипеде.
К. Плетнёв
―
Есть такие вещи при поступлении в театральный институт, когда, например, ты… Я знаю, то, что рассматривают наличие обаяния, наличие энергетики. Если в человеке нет энергетики, то она в нём не появится. Если в человеке нет обаяния, оно в нём не появится.Наверное, это основные критерии, которые рассматривают при поступлении в театральный институт, потому что видеть, слышать, воспринимать и так далее – этому можно научить. Вас можно этому научить. Даже если у вас нет обаяния. Но играть на сцене вы не будете после этого. Потому что вы не заразительны. А я, например, заразителен. Понимаете?
Л. Гулько
―
Безусловно. Конечно.
К. Плетнёв
―
Вот в этом разница. Я ответил на ваш вопрос?
Л. Гулько
―
Абсолютно ответили на мой вопрос. Тогда давайте пойдём дальше. Хотелось бы узнать. Вы сказали, что вы поступали на режиссёрский факультет. А как вообще случилось… я понимаю, что этот вопрос задавали много-много раз. Как вы вообще подошли к осознанию того, что вы хотите стать режиссёром, актёром? Когда это случилось?
К. Плетнёв
―
Вы знаете, я всю жизнь писал… ну как всю жизнь? Всю жизнь до поступления в театральный институт. То есть до 16 лет я писал. Я учился в литературной гимназии, где мы…
Л. Гулько
―
То есть вы человек гуманитарный?
К. Плетнёв
―
Да, абсолютно. Я не технарь и не естественными науками увлекался. Я гуманитарий абсолютный. По математике всегда было 3, максимум – 4.
Л. Гулько
―
В школе с этим было плохо?
К. Плетнёв
―
Меня любила учительница по математике. Она понимала прекрасно, что я никогда не буду этим заниматься и мне всё время говорила: чтобы хотя бы зарплату посчитать, мне надо что-то такое. И я писал и прекрасно понимал, что профессии писателя нету. На тот момент не было. В 1996 году я заканчивал школу. Тогда Акуниных, Сорокиных…
Л. Гулько
―
А писали вы что?
К. Плетнёв
―
Прозу, стихи.
Л. Гулько
―
Для себя?
К. Плетнёв
―
Вы знаете…
Л. Гулько
―
Рассказы.
К. Плетнёв
―
Сказки даже. Мы издавали литературные сборники. У нас даже были поэтические дуэли. То есть это была такая…
Л. Гулько
―
В какое время вы учились? Александр Сергеевич Пушкин…
К. Плетнёв
―
Мне очень повезло. 2 года у нас преподавал проректор театральной академии, царствие ему небесное, Павел Викторович Романов, в нашей питерской театральной академии. Он умер. И он вёл предмет искусствоведение. Грубо говоря, нас готовили на театральных критиков. И вообще вся система обучения была построена таким образом, что было безумно интересно, и мне непонятно, почему это проходили. Мы по всем предметам проходили одну эпоху. То есть мы приходили на литературу, мы проходили эпоху возрождения. Мы приходили на историю – мы проходили эпоху возрождения. Мы приходили на физику – изучали открытия, которые произошли в эпоху возрождения.
Л. Гулько
―
Здорово.
К. Плетнёв
―
В результате, когда ты приходишь на любой предмет, у тебя так или иначе что-то уже есть. Ты уже что-то про это…
Л. Гулько
―
Бэкграунд.
К. Плетнёв
―
Даже, может быть, не бэкграунд, а какое-то панорамное мышление развивается. Вот это было, на мой взгляд, прекрасно. Почему-то это продержалось только три года. Я как раз попал в этот эксперимент. И, наверное, вот этой литературной программы, которая у меня была в школе, мне хватало потом… Совсем недавно я понял, что мне нужно что-то ещё, дальше куда-то. Потому что что в театральном институте, что во ВГИКе сейчас, у меня не было вопросов, мне не надо было лезть в энциклопедию или куда-то ещё, для того чтобы вытащить какую-то нужную мне информацию или нужную мне…
Л. Гулько
―
То есть хорошее образование – это как подспорье в актёрской профессии.
К. Плетнёв
―
Я бы сказал – в режиссёрской. В своей прекрасной книге «Без знаков препинания» он писал, когда его спрашивали «Как вы считаете, главное качество для мужчин», он говорил – «хороший мозг». И когда его спрашивали «главное качество для актёра», он говорил «хороший мозг». То же самое. Поэтому когда говорят о том, что актёр должен быть глупым или ребёнком, это, мне кажется, большое заблуждение. Актёр должен быть умным взрослым человеком, который умеет прикидываться…
К. ПЛЕТНЁВ: Драматическая профессия – это управление эмоциями зрителя
Л. Гулько
―
Я с вами абсолютно согласен. Правда, в нашей журналистской профессии некоторые считают, что образование – это так себе, и вообще всё, что сделано старшим поколением, можно отнести в сторону, а всё начинается с нас, считают они, мы тут самые главные, самые умные и самые… Так, наверное, всегда было, да? Моложе вас лет на 10 люди, наверное, так считают.
К. Плетнёв
―
Ну это вообще. Вы знаете, я недавно читал замечательную статью Дмитрия Быкова, вашего коллеги, который прекрасно назвал это… он назвал это «поколением Б». Я не знаю, читали вы это или нет. «Поколением бега». И когда он говорил о том, что мы закончили и у нас было четыре издания или пять, в которых мы могли публиковаться, в нас вырабатывался ген борьбы, потому что мы должны были, грубо говоря, бороться, для того чтобы что-то сделать. А сейчас если здесь что-то не нравится или здесь что-то не происходит, то в любой момент можешь уйти в любое издание или просто уйти в интернет, стать блогером. То есть ты всё время существуешь…
Л. Гулько
―
Вот это «поколение Б» и есть?
К. Плетнёв
―
Да. И ты не будешь отстаивать. Тебе проще покивать головой, согласиться, а потом за бокалом пива сказать, что он полный мудак.
Л. Гулько
―
Нет, это употребляется сейчас в некоторых и блогерских… Давайте мы сделаем перерыв с вами на новости. Чуть не сказал «для взрослых», как ведущий «Детской площадки». А потом вернёмся в студию и продолжим наш разговор.НОВОСТИ
Л. Гулько
―
Сейчас пока шла реклама, Кирилл сказал: «Ой, я играл Александра Литвиненко». Это где, расскажите, вы играли Александра Литвиненко, и когда это будет, и что это такое вообще.
К. Плетнёв
―
Это такой новый проект компании ЦПШ…
Л. Гулько
―
ЦПШ, простите, для меня это церковно-приходская школа. Раньше так называли.
К. Плетнёв
―
Central Partnership. Режиссёра Мурада Алиева, называется он «Неподсудный». Это история Андрея Лугового, Александра Литвиненко и Бориса Березовского.
Л. Гулько
―
Да. Она будет рассказана на канале НТВ. Сколько серий? 7?
К. Плетнёв
―
8.
Л. Гулько
―
8 серий. Как сказал Кирилл, просто кино о двух парнях. Один предал родину, а другой – нет. Интересно было сниматься в этой роли? Человек, который предал родину.
К. Плетнёв
―
Вы знаете, мне было интересно. Потому что у меня, на мой взгляд, там достаточно неоднозначная роль всё-таки. Возвращаясь к разговору о драматическом искусстве и театральном институте, чем всегда славилась наша актёрская школа и разбор – тем, что ты всегда должен так или иначе быть адвокатом своей роли. И поэтому, естественно, в поступках Александра Литвиненко, которого в данном произведении зовут Саша Волков, я пытался найти какие-то мотивы, которые побудили человека поступить именно так, а не иначе. Я сказал, что играл Александра Литвиненко. Это не совсем так, потому что я играл на самом деле Сашу Волкова, а не Александра Литвиненко. Потому что это всё-таки история, рассказанная со слов Андрея Лугового.
Л. Гулько
―
Это его некоторые воспоминания?
К. Плетнёв
―
Это его воспоминания. И мне кажется, что если говорить о Литвиненко, то это должен был быть более объёмный, обширный обзор этой фигуры, для того чтобы я мог… Потому что сейчас это немножко субъективный взгляд. А так надо было бы опросить тех людей, которые живут сейчас в Лондоне, и других людей, их мнения по поводу этой фигуры. Поэтому я играю здесь Александра Волкова.
Л. Гулько
―
А вашего оппонента, человека, который родину не предал, играет…
К. Плетнёв
―
Игорь Петренко.
Л. Гулько
―
Игорь Петренко.
К. Плетнёв
―
А Березовского играет замечательный артист Сергей Бронов.
Л. Гулько
―
Да. Это интересно, как Борис Абрамович будет представлен в этой… Вы вообще сами какое кино смотрите, предпочитаете?
К. Плетнёв
―
Вы знаете, я вообще, наверное, достаточно всеядный человек. Я смотрю очень много кино. Я смотрю кино постоянно. Просто потому что люблю его смотреть. Я очень люблю хорошие мелодрамы. Такие как «Мосты округа Мэдисон» или «Общество мёртвых поэтов», или «Запах женщины». Такого уровня, наверное.
Л. Гулько
―
«Однажды в Америке» - я фанат этого фильма.
К. Плетнёв
―
Мелодрама. Скорее криминальная сага. Ну, неважно. Мелодраматическая линия тоже есть. Да, наверное, да, в эту сторону.
Л. Гулько
―
Да. А музыка в вашей жизни?
К. Плетнёв
―
Меломана. Вчера мы ехали с моей девушкой, большой ей привет, я воспользуюсь, огромный привет, я тебя люблю… А можно я ещё передам привет своему другу и коллеге Лёше Бардукову, который в сериале «Диверсант» играл. Сейчас слушает…
Л. Гулько
―
Ради Бога.
К. Плетнёв
―
Лёха, я тебя тоже очень люблю. Встретимся после передачи. Мне просто очень хотелось это сделать.
Л. Гулько
―
Пожалуйста, конечно.
К. Плетнёв
―
Да. И вчера мы ехали в машине. Играла у таксиста какая-то попса. Я в какой-то момент просто на уровне уха, знаете, на уровне какого-то камертона говорю: извините, вы не могли бы переключить станцию? Он говорит: а на что переключить? Я говорю: я не знаю. Он говорит: давайте «Наше радио». Я говорю: давайте «Наше радио». И он включил «Наше радио», там играл Саша Васильев, которого я очень люблю.
Л. Гулько
―
«Сплин». А «Чайф»?
К. Плетнёв
―
Прекрасно. Это мы так несколько… настроение.
Л. Гулько
―
Я, кстати, уж расскажу историю. Иду позавчера к Столешникову переулку с супругой, навстречу идёт Владимир Шахрин, невысокого роста, как всегда кепочка козырьком назад у него. Идёт себе спокойно такой, чуть грустноватый, как обычно. Никто к нему не подлетает, не просит автограф, ничего, никак. Идёт, наслаждается жизнью совершенно замечательно.
К. Плетнёв
―
Нам всем того же желаю под музыку «Чайф».
Л. Гулько
―
Давайте мы её и послушаем.Чайф «Я рисую на окне»
Л. Гулько
―
Вот такая замечательная песня. Кстати, как напомнила мне Света Ростовцева, это на стихи Сергея Шкаликова песня.
К. Плетнёв
―
Да?
Л. Гулько
―
Да. Вот такая история. Я просто видел, как вы слушали эту песню. Какие-то ассоциации возникли у вас с чем-нибудь?
К. Плетнёв
―
С «Я шагаю по Москве».
Л. Гулько
―
«Я шагаю по Москве», да. Совершенно. Абсолютно, мне кажется, такая история. Кстати, если уж возвращаться к нашему прошлому разговору чуть выше, то в фильме «Метро», если я не ошибаюсь, вы играете журналиста, который сначала просто циничен, приезжает на вот эту страшную трагедию, а потом пересматривает свой взгляд и, в общем, как-то переходит на совсем другую сторону.
К. Плетнёв
―
Вы знаете, там на самом деле было бы здорово, если бы это, как сказать, случилось на самом деле… Нет, если бы у меня объём роли позволял это сыграть. Потому что это скорее немножко обозначено. Всё-таки о других людях. Но вообще в принципе я очень люблю фильм «Король-рыбак» Тэрри Гиллиама, да. И мне кажется, что история как раз радиоведущего, из-за которого расстреляли людей в кафе, она такая очень достойная и интересная. Не знаю. Мне было бы интересно такое снять или написать.
Л. Гулько
―
А вообще тема средств массовой информации и кумиров, актёров – она периодически возникает, да, в этой нашей с вами жизни. Эти средства массовой информации лезут туда, куда не надо, да? Должны, не должны. Жёлтая пресса для чего-то существует? Кому-то она может помогать?
К. Плетнёв
―
Знаете, я читал какое-то интервью, всё время забываю… Я забыл актрису, забыл. Неважно. В общем, я читал прекрасное совершенно интервью, где она написала, что Олег Янковский гораздо популярнее, чем, грубо говоря, на тот момент действующий президент России какой-то. Он гораздо популярнее. И если бы Олег Янковский выступал и что-то говорил, к чему-то призывал, то люди скорее поверили бы ему, чем этому человеку. И именно для того чтобы держать это в каких-то рамках, необходимо всё время показывать и говорить о том, что в принципе это точно такие же люди, и им свойственны пороки и то, сё, пятое, десятое, для того чтобы как-то контролировать этот процесс. Мне показалось, какая-то доля истины в этом есть.
К. ПЛЕТНЁВ: Я смотрю очень много кино. Я смотрю кино постоянно. Просто потому что люблю его смотреть
Л. Гулько
―
Санитары такие.
К. Плетнёв
―
Санитары. Мне кажется, в этом есть доля истины, потому что действительно есть масса примеров, когда актёры становились политиками, успешными и так далее, и тому подобное. А вообще, конечно, не знаю, я к этому стараюсь относиться как к какой-то данности.
Л. Гулько
―
Как к дождю, да?
К. Плетнёв
―
Да. А потом, мне кажется, знаете, если ты не реагируешь на какие-то вещи, то дальше это никуда и не пойдёт. То есть если я не хочу, чтобы обо мне писали… начнут писать. Потом, если я не буду реагировать, то просто перестанут. Если пойдёт какой-то ответ, тогда зацепятся.
Л. Гулько
―
А гражданская позиция? Тут очень многие спрашивают СМС-кой: «Должна ли быть у актёра гражданская позиция?».
К. Плетнёв
―
Гражданская позиция. Тут такой вопрос – что есть гражданская позиция?
Л. Гулько
―
Я могу вам сейчас продемонстрировать вот здесь на примере. Мы с вами говорили о том, что вы сыграли Волкова. Он же там какой-то прототип Литвиненко. Пишут: «Как вы могли? Он же убит по приказу власти». Никто ещё ничего не доказал, если говорить… какой власти? «Как вы могли?». Вот такая гражданская. Могли отказаться, сказать «нет».
К. Плетнёв
―
Вы знаете, совсем недавно мне позвонили и сказали, что приглашают меня в Донецкую республику приехать к бойцам и что-то с ними о чём-то пообщаться, выступить. Я отказался. Причём, говорили об этом очень проникновенно и как-то с такой позицией, что вы же понимаете, что надо. Я сказал, что я не знаю, кому это надо. Мне это не надо. Потому что если я поеду туда, значит я должен ехать и на другую сторону. И точно так же выступать, общаться с этими людьми. Потому что, совершая этот поступок, я, грубо говоря, как вы сами говорите, как-то обозначаю свою гражданскую позицию. А моя гражданская позиция в данном вопросе – я считаю, что это вообще полный бред, какой-то «Тихий Дон».
Л. Гулько
―
Это абсолютно белые и красные.
К. Плетнёв
―
Это ересь. Я родился на Украине, у меня очень много друзей на Украине. Не знаю. И когда я в какой-то момент не могу по телефону разговаривать со своими друзьями с Украины, потому что я чувствую, что люди начинают говорить лозунгами, и…
Л. Гулько
―
А они с той стороны, между прочим, тоже не очень свободны.
К. Плетнёв
―
Да. Я про это и говорю. И поэтому в данной ситуации я не совсем понимаю. Я говорю: вы знаете, не поеду, потому что тогда мне надо ехать и туда. А вы же не хотите, чтобы я ехал и туда. Поэтому я не поехал.
Л. Гулько
―
Вообще, мне кажется, это грустно, потому что люди совершенно искренне встают на какую-то одну позицию, и у них начинаются, я не знаю, аж конфликты в семье, между мужем и женой.
К. Плетнёв
―
Очень интересная драматургическая ситуация.
Л. Гулько
―
Очень хороший сюжет. Потом можно будет, наверное… Опять же, есть ваши товарищи, которые встали на какую-то однозначную позицию. Я надеюсь, что отношения с ними не прекращаются из-за этого.
К. Плетнёв
―
Вы знаете, я с уважением отношусь, когда у человека есть какая-то аргументированная позиция, какая бы она ни была. Если она аргументированная, если она разумная, если я не слышу в этом каких-то модных течений, то почему нет? Каждый человек может относиться… Если это не происходит для того, чтобы, знаете… Я не давно общался с одним артистом, который сказал, что «я сейчас собираюсь в депутаты баллотироваться». Я говорю: а зачем тебе это надо? Он говорит: век актёра – он же недолгий. Я говорю: ну будь продюсером. Он говорит: ты понимаешь, это всё-таки… Я говорю: а откуда? Просто во мне никогда не было какой-то вот этой жилки. И он говорит: нет, ну как, видишь, как круто наши – раз, Крым отхватили. Это же круто. И я понимаю, что некоторые люди живут такими категориями. То есть, видимо, то ли они хотят себя вписать в историю, то ли я не знаю, что. Но это их право.
Л. Гулько
―
А скажите, откуда у вас понимание того, что хорошо, что плохо, чего можно делать, а чего нельзя?
К. Плетнёв
―
Вы знаете, я не знаю. Наверное, от мамы. Но я вообще чем старше становлюсь, тем я больше понимаю, что я не знаю, как правильно.
Л. Гулько
―
Есть какие-то вещи, которые…
К. Плетнёв
―
Заповеди какие-то внутренние – конечно. Для меня абсолютно понятно…
Л. Гулько
―
Уважение к старшим.
К. Плетнёв
―
Нельзя читать чужие письма. У меня есть, например, знакомый, который однажды совершенно на голубом глазу мне сказал: а почему нельзя читать чужие письма?
Л. Гулько
―
Вот это вопросы, которые меня совершенно начинают раздражать. «А почему я уважать его только за то, что он старше?». Какой-нибудь спрашивает.
К. Плетнёв
―
Потому что.
Л. Гулько
―
Потому что.
К. Плетнёв
―
Да. Не знаю. У меня была гениальная совершенно ситуация. Мне она безумно понравилась. Кстати, к разговору о журналистах. Я просто свидетелем этой ситуации был. Я как-то её приводил в пример. Я был на показе «Андрея Рублёва», когда был юбилей Тарковского, на Солянке показывали разные фильмы. И молодые режиссёры их представляли. Не молодые, а такие модные молодые ведущие режиссёры. Я был на «Андрее Рублёве», его представлял Андрей Звягинцев. И было очень здорово, когда после показа была конференция с Андреем. И какой-то журналист задал вопрос. Он так, отрываясь от лэптопа, что-то печатая, поднял руку, сказал: «Вы последователь Тарковского. А почему он начал с фильма о войне, а вы сразу сняли «Ностальгию»?». Пауза. Он продолжает печатать. Андрей на него смотрит. И мне дальше очень понравилось. Это к разговору «а почему нельзя?». Андрей сказал ему: вы знаете, я не буду отвечать на ваш вопрос. Он говорит: а почему? Он говорит: потому что у нас с вами точки притяжения к Земле. Что, что ни скажу я, не поймёте вы.
Л. Гулько
―
Другая планета.
К. Плетнёв
―
Всё, что ни скажете вы – не пойму я. Зачем нам тратить время. Давайте следующий вопрос. И всё. И я понял, что в каких-то ситуациях надо именно так поступать. Просто до свидания. Я понял, что я не могу сниматься в сериалах, которые такие глобальные, за 40 серий. Потому что моё чувство прекрасного внутреннее начинает сопротивляться, потому что там начинается халтура, там люди зарабатывают деньги и так далее. Я понял, что мне туда просто нельзя лезть. Как в своё время я понимал, что мне нельзя идти в армию, потому что либо я застрелюсь, либо я возьму автомат и кого-то застрелю. И то же самое абсолютно и здесь. Я понимаю, что, наверное, надо просто… где не сажали, там не растёт. Очень хорошее выражение.
Л. Гулько
―
А что ещё, как вам кажется, в вашей профессии есть то, что делать совсем стыдно, не надо? Есть какие-то вещи, которые… помимо больших сериалов.
К. Плетнёв
―
Да, конечно. Я считаю, что как раз когда пошла история та, что вы сейчас прочитали, «как вы могли согласиться» и тому подобное, вот, наверное, каких-то таких вещей, мне кажется, не надо делать.То, что происходит сейчас с нам известными взрослыми режиссёрами, которые были классиками, являются ими, и сейчас в данный момент мы вдруг не понимаем, откуда появляется их импотенция. Когда мы смотрим произведения каких-то режиссёров и понимаем, что один фильм мимо, второй фильм мимо, третий фильм мимо. Отчего? Почему так?
Л. Гулько
―
Тенденция.
К. Плетнёв
―
Сейчас на «Кинотавре» мы как раз разговаривали с Татьяной Догилевой. Она мне сказала очень хорошую фразу. Она мне сказала: Кир, ты знаешь, ты меня примирил с действительностью сейчас, - вдруг она мне сказала. Я очень удивился сначала. Она говорит: я не думала, что тебе дадут приз, потому что в данный момент ты меня примирил с действительностью. Но готовься к тому, что тебя будут загибать. Я говорю: в смысле? Она говорит: не надо этого, они этого не умеют. И когда вдруг что-то появляется, их сразу это начинает напрягать, потому что они этого не умеют. И им это не понять, они не могут это проконтролировать. Они начинают дёргаться сразу. Поэтому тебя будут загибать. Я говорю: Тань, да, а почему? Вы же видели всех этих режиссёров. Почему это происходит? Она говорит: у них страсть к комфорту победила всё остальное.
Л. Гулько
―
Человеческая такая история.
К. Плетнёв
―
Да. Потому что когда мне говорят, что приходит всё со старостью, это ерунда. У меня мой близкий очень друг Рустам Хандамов, режиссёр, которому сколько лет…
Л. Гулько
―
Много.
К. Плетнёв
―
Который прекрасно снимает. И умнейший, интереснейший человек. Тот же самый Константин Павлович Худяков, который снимает всё лучше и лучше. И вопрос здесь совсем не в возрасте. Импотенция появляется именно оттого, что люди становятся политическими проститутками, проститутками комфорта и так далее, и тому подобное.Вот этих вещей, наверное, нельзя делать.
Л. Гулько
―
Спасибо вам огромное. Удачи. Я не знаю, что желают актёру в этой жизни? Танцорам желают лёгкого паркета, а актёрам? Давайте я вам пожелаю как бывшему танцору лёгкого паркета в смысле актёрской профессии. Вот так. Спасибо огромное. Кирилл Плетнёв, актёр театра и кино, был у нас сегодня в гостях. Ждём вас снова. Это же такая вещь, к которой мы всегда готовы.
К. Плетнёв
―
Спасибо.