Леонид Барац, Александр Демидов, Камиль Ларин - Дифирамб - 2015-03-15
15.03.2015
К. Ларина
―
Мы начинаем нашу программу. Ещё раз приветствую вас. Здесь в студии Ксения Ларина. Хотели мы сегодня пропеть дифирамб целому театру, компании – «Квартету И». Всего-то четыре человека, но, как выясняется, вместе их собрать практически невозможно. Я вообще не понимаю, как они спектакли играют. Вот у нас здесь в студии один человек есть – народный артист Советского Союза Леонид Барац. (Смех.)
Л. Барац
―
Вот вы шутите, а, между прочим, позавчера или дня два назад Камиль Ларин получил звание.
К. Ларина
―
Серьёзно?
Л. Барац
―
Он теперь заслуженный артист Татарстана.
К. Ларина
―
Вот какие молодцы!
Л. Барац
―
То есть нас будут объявлять так: «Леонид Барац, Ростислав Хаит, Александр Демидов и заслуженный артист Татарстана Камиль Ларин!» (Смех.)
К. Ларина
―
С заслуженным артистом Татарстана, я надеюсь, тоже мы сегодня услышимся по телефону. И ещё Александр Демидов, надеюсь, тоже будет у нас участвовать в нашей сегодняшней передаче. А в студии, ещё раз напомню, Леонид Барац. И напомню нашим слушателям номер SMS для ваших вопросов: +7 (985) 970-45-45.Я хотела начать, естественно, с фрагмента из спектакля либо «День радио», либо «День выборов», но остановилась на «Дне радио». Это музыкальный фрагмент, это группа «Несчастный случай» и песня, которую вы наверняка все знаете. Но осторожно!
ФРАГМЕНТ ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ДЕНЬ РАДИО»
К. Ларина
―
Вы слушали фрагмент из спектакля «Квартета И» «День радио», группа «Несчастный случай», Алексей Кортнев. Блистательный текст! И здесь в студии у нас Леонид Барац. И мы уже с Лёшей начали говорить по поводу того, меняются ли какие-то тексты в течение времени, поскольку спектакли идут давно, страна меняется, а спектакли все такие актуальные – практически «Театр.DOC».
Л. Барац
―
Нет, именно потому что страна меняется, мы не меняем ничего там внутри, потому как тогда нужно было бы «утром в газете – вечером в куплете». Это у нас не получилось бы. Это такой слепок времени, это оттуда. Такого не могло бы быть сейчас, поэтому ничего не меняем. Даже не стараемся выходить с айфонами, чтобы было понятно, что это…
К. Ларина
―
Про другое время. А что про сегодня вы играете?
Л. Барац
―
Про сегодня мы играем «Письма и песни», о которых хотелось бы поговорить в связи с тем, что 4 апреля мы специальный выпуск играем в «Крокусе». Это про сегодня. Но мы никогда не привязываемся – в смысле имён или цифр, или событий – ко времени. Мы всё-таки театр, не выпускаем памфлеты. Но это про сегодня. Там есть «Письмо людям, населяющим нашу страну», которое начинается…
К. Ларина
―
Открытое?
Л. Барац
―
Да, оно открытое.
К. Ларина
―
Для подписания.
Л. Барац
―
Оно звучит, и, в общем-то, его можно прийти и увидеть.
К. Ларина
―
А можно процитировать, чтобы понять, что это такое?
Л. Барац
―
Да. Там строится спектакль так. Прелюдия перед письмом, диалог, а потом монолог – это письмо. Саша говорит: «Раз мы уже вышли на такой уровень дискуссии, я отвечу на вопрос, который волнует всех, живущих в нашей стране. Ни-ког-да!» Дальше гаснет свет – и он начинает что-то говорить: «Здесь никогда не будет хорошо. Просто здесь и не предполагалось». Ну и так далее. Так что это, наверное, про сейчас.
К. Ларина
―
Это как-то совсем не весело.
Л. Барац
―
Ну нет, там есть весело, там много смешного. Он говорит: «Мы лучше всех в том, что плохо. Нам вот так плохо. Нам лучше всех плохо. Нам даже хорошо бывает только потому, что плохо. Ты идёшь с авоськами на 13-й этаж! Холодно, далеко, темно! Зашёл, водки себе натрусил в стакан, выпил, борщом её… Вот было бы тебе так хорошо, если бы до этого не было так плохо?» Как-то так. Ну да, это грусновато.
К. Ларина
―
А песни какие там?
Л. Барац
―
Песни Кортнева. Но это лирика, это уже не стилизация, это не как в «Дне радио» и не в «Дне выборов». Это лирика. Он написал какое-то количество специально для спектакля, что-то вошло из старых и не очень известных песен.
К. Ларина
―
А почему вы говорите, что специальный выпуск? Что значит «специальный выпуск»? Этот спектакль у вас не в репертуаре идёт? Или на этой сцене?
Л. Барац
―
Нет-нет, он в репертуаре. Просто в «Крокусе» мы играем специальный выпуск с Макаревичем, с Гребенщиковым, с «Чайф» и с «Несчастным случаем».
К. Ларина
―
Вот про это я вообще ничего не знаю. Поподробнее расскажите, как это так всё собралось?
Л. Барац
―
Собралось это случайно. Мы когда-то играли вот такой специальный выпуск для компании, которая заказала нам этот спектакль. Им хотелось, чтобы было пафоснее. Соответственно, они позвали не только «Несчастный случай», но и «Чайф», Гребенщикова, Макаревича. И потом Володя Шахрин подошёл и говорит: «Слушайте, как здорово получилось. Давайте-ка это играть». Мы подумали: «Давайте-ка». Тем более что в «Крокусе» 3 тысячи народа.
К. Ларина
―
Вообще сегодня, конечно, очень такой набор, ей-богу, странный.
Л. Барац
―
Вы в эту сторону? Да ну! Вы знаете, мне кажется, надо не бояться…
К. Ларина
―
Макаревича сегодня никуда не пускают. То есть вы его прикрываете, получается.
Л. Барац
―
Почему? Сейчас уже стали пускать.
К. Ларина
―
Как троянский конь такой. То есть тут, значит, сверху «Квартет И», сбоку прилеплен «Чайф», а внутри сидит Макаревич.
Л. Барац
―
Да нет. У Макаревича только что был в «Крокусе» концерт «Машины времени». Мне кажется, никакого такого строгого указания про Макаревича сверху нет.
К. Ларина
―
Импульсы?
Л. Барац
―
Нет, понятно, что импульсы. Вот эта атмосфера предполагает какой-то рефлекс снизу, но этот рефлекс значительно больше, чем сам импульс, как мне кажется. Поэтому приходите смотреть на Макаревича, он прекрасен.
К. Ларина
―
Мы буквально до программы говорили как раз. Когда я сегодня выбирала саундтрек для нашей беседы, хотела поставить песню «Путин и Христос» из спектакля «День выборов». И когда я её прослушала, посмотрела фрагмент спектакля, который в YouTube выложен, поняла, что я не могу сейчас этого сделать, ей-богу. Что называется, не стоит. Но потом я выяснила…
Л. Барац
―
Две самые болезненные темы в этой песне, то есть то, о чём нельзя говорить сегодня – церковь и президент. Говорить или как-то это анализировать в каком-то неположенном ключе, да, нельзя.
К. Ларина
―
Но вы этот фрагмент не снимаете? У вас этот эпизод идёт в спектакле, да?
Л. Барац
―
Нет, не снимаем. Идёт, да, и идёт с успехом. Но уже не очень понятно… Сам Кортнев говорит: «Я не очень понимаю. Это из зала идёт одобрение? – потому что эта песня, в общем, теоретически могла бы прозвучать со сцены, не знаю, „Песни-2014“, и зал бы радовался этому сравнению. – Или это радость по поводу стёба? Не очень понятно».
К. Ларина
―
А можно, кстати, действительно так её подать, чтобы никто и не подумал, что это какой-то юмор? «Никто не шутит, всё очень серьёзно».
Л. Барац
―
В общем, да. Если песня где-то в Перми прозвучит на празднике города, то, наверное, кто-то выложит это в Facebook с какими-то критичными и ироничными комментариями, но…
К. Ларина
―
А вы заметили, кстати, что сейчас, как реальность и вымысел путаются, так и путаются серьёз и юмор? Очень многие люди стёб воспринимают на полном серьёзе. Вот раньше, буквально несколько минут назад мы ещё могли шутить по поводу излишнего пафоса, вот такого фальшивого патриотизма, такой имперскости, а сегодня этот стёб воспринимается очень многими на полном серьёзе.
Л. Барац
―
Наверное, да. Согласен. Да. Я не могу ничего добавить к этому. Это так. К сожалению, степень накала вот этого патриотического пафоса такая высокая, что это так.
К. Ларина
―
Насколько комфортно ваш коллектив, ваш театр чувствует себя в этой новой стилистике?
Л. Барац
―
Что вы имеете в виду? А, в новой конъюнктуре? Вы знаете, мы стараемся делать то, что хотим. Хотя, конечно, я понимаю, что если бы мы, например, писали «День выборов» сейчас, и Лёша бы писал песни, то песня «Путин и Христос» просто не появилась бы на свет, потому что была бы самоцензура. Но этого нельзя.
К. Ларина
―
Кстати, до Крыма написана же песня, да? Ещё далеко.
Л. Барац
―
Песня написана в 2002 году, первый раз сыграна в 2003-м. Как мы существуем? Мы посвящаем этому… Вот мы приходим на работу – я, Слава и наш режиссёр Серёжа Петрейков, – и мы два часа об этом разговариваем. Ну как? Боимся. Страшно за страну. Страшно за то, что происходит. Страшно за обе мои родные страны. Успокаиваю я себя только тем, что так было всегда. Всегда люди воевали, оплакивали гробы, после клялись не воевать никогда – и на следующий день начинали воевать. Вот и на наше поколение выпало быть свидетелями или участниками этого всего. Ну, пройдёт.
К. Ларина
―
В вашей команде два одессита, да? Вы и Слава? Как вообще вы всё это переживаете?
Л. Барац
―
Ну как? Тяжело. Там родители. Всё это крайне странно, то есть не укладывается в голове то, что сейчас происходит. Ещё и потому, что это не лежит внутри наших двух народов (а может быть, даже одного народа), потому что нет там внутри ни злобы, ни ненависти друг к другу. Я не хочу… Вы знаете, сейчас такая штука происходит: каждое слово, сказанное по этому поводу, оно потом, если ты говоришь как-то публично, обрастает комментариями, запутывается и только подливает масла в огонь.У меня по поводу именно событий на моей Родине неоднозначное мнение, то есть у меня нет категоричной позиции по этому поводу. То, что происходит внутри страны – мне всё ясно, понятно, что это вещи связанные (внутри нашей страны, в смысле России). А по поводу той ситуации у меня неоднозначная позиция. А любая неоднозначная позиция сразу воспринимается людьми, которые категорично стоят на той или иной позиции, как предательство. Поэтому не буду об этом говорить.
Я, когда ехал в Украину… Когда только-только это начиналось, я был абсолютно уверен, что там все против России. Я был абсолютно уверен, что это факт, что не может быть по-другому. Оказалось, что это не так. Там много внутри таких вводных, которые нам не очень отсюда видны. И наше ощущение агрессии по отношению к этой стране – оно предполагает, что там все молодцы. Это не так. Там очень много внутри разного.
К. Ларина
―
Нет, это понятно. Если судить по нашему телевидению, что нам показывают, то молодцы только мы, понимаете. Конечно, это всё очень сложно. Подождите, всё-таки учитывая, что у вас там и родные, и друзья, невозможно так отрезать себя, это нереально.
Л. Барац
―
Я никак не отрезаю, я там всё время.
К. Ларина
―
У них-то однозначно – либо в ту, либо в другую сторону? Или как? Способны ли люди, которые там сейчас находятся внутри, на такую…
Л. Барац
―
Я об этом как раз и говорю. Я встретил немало умных людей, которые рассуждают по-другому, которые рассуждают о том, что есть силы, которые хотят сделать моноэтническое государство, которые хотят поменять учебники и самоидентификацию. «И это ужасно, и почему нам не разрешают говорить на русском языке, и ужасно, что война, и ужасно, что Крым. Но тем не менее вы не представляете, что здесь». Есть такое мнение. Оно вполне мотивированное и высказывается умными людьми.
К. Ларина
―
У нас какая-то нервная обстановка вокруг телефона, я прямо чувствую эти флюиды. (Смех.) Это самое ужасное на свете. Сейчас это уже бесполезно, ребята, осталось до новостей три минуты. Если Камиль там присутствует, давай мы ему перезвоним после новостей, потому что сейчас это как-то глупо – ни то ни сё. Нервозная обстановка в стране, в студии – везде.Лёша, пошли дальше. Итак, сколько у вас спектаклей в репертуаре вообще на сегодняшний момент? Три, четыре, пять?
Л. Барац
―
Пять названий.
К. Ларина
―
Это очень мало.
Л. Барац
―
А мы снимаем.
К. Ларина
―
Сколько лет театр существует?
Л. Барац: 22
―
й год пошёл. Ну, мы снимаем спектакли какие-то старые.
К. Ларина
―
А что у вас было?
Л. Барац
―
И мы медленно очень пишем пьесы, долго их высиживаем.
К. Ларина
―
У вас всего четыре человека, с режиссёром пять.
Л. Барац
―
Ну, вы же давно у нас не были. Нас много. У нас на сцене только в «Дне выборов» 15 человек артистов, и ещё плюс «Несчастный случай».
К. Ларина
―
Это всё ваши артисты?
Л. Барац
―
Ну, какие-то наши.
К. Ларина
―
Артисты «Другого театра»?
Л. Барац
―
Да, есть из «Другого театра». Когда мы начинали, это были артисты не очень известные. Но сейчас можно прийти и посмотреть на Федю Добронравова, Нонну Гришаеву, Мишу Полицеймако, Лёшу Макарова – всё это в «Дне выборов».
К. Ларина
―
Это те, которые, собственно, и в экранизации этих спектаклей участвуют.
Л. Барац
―
Не совсем. Феди нет, например, в экранизации Добронравова и Макарова. Мы, кстати, сейчас будем снимать «День выборов 2».
К. Ларина
―
О! И какие же это времена там?
Л. Барац
―
Нынешние. А у нас всё…
К. Ларина
―
Нынешние?! Выборов-то нет.
Л. Барац
―
Есть, есть! Подождите, вернули. Какие они – это другой вопрос. Но они есть, они вернулись. У нас наш Цаплин (Вася Уткин) отсидел один срок, когда его выбрали. Потом его переназначили. И сейчас его опять должны (или не должны) выбрать, то есть он идёт на выборы.
К. Ларина
―
С тем же самым героем, да?
Л. Барац
―
Много тех же героев, перешедших из первого фильма.
К. Ларина
―
Ну, Цаплин-то?
Л. Барац
―
Цаплин есть. Вася обязателен.
К. Ларина
―
Это вы будете снимать кино или спектакль делать?
Л. Барац
―
Кино, кино. Нет, мы не будем спектакль делать.
К. Ларина
―
Это, конечно, вещь опасная (опять возвращаясь к началу разговора). Я себе не представляю, как это можно сделать.
Л. Барац
―
Мы понимаем, что это кино, что это будет значительно громче, чем спектакль, поэтому мы эти темы обходим просто потому, что они не нужны нам в этом случае.
К. Ларина
―
Ну а как это можно обойти, если «День выборов»?
Л. Барац
―
Можно. Это же у нас губерния, и там выборы губернатора. У нас присутствуют кремлёвские чиновники, которые там как-то…
К. Ларина
―
Политтехнологи.
Л. Барац
―
Политтехнологи. Мы, собственно, там являемся политтехнологами. У нас присутствуют кремлёвские чиновники. Они даже выходят как бы от главного человека и решают провести демократические выборы, потому что тот не определился с двумя кандидатами. Он говорит: «В каком смысле демократические?» – «В прямом». – «То есть тот, кто наберёт больше голосов, тот и победил? Ну не знаю». Вот как-то так.
К. Ларина
―
Ну что ж, у нас сейчас выпуск новостей. Леонид Барац в нашей студии. Мы в следующей части будем с Лариным уже созваниваться, поскольку с Демидовым мы уже созвонились. (Смех.)
Л. Барац
―
А, вы поговорили, но вне эфира?
К. Ларина
―
Да.
Л. Барац
―
«Просто вы знайте: мы с ним поговорили».
НОВОСТИ
К. Ларина
―
Продолжаем нашу программу. Напомню, что мы сегодня встречаемся с театром «Квартет И». И у нас в студии Леонид Барац, а по телефону, я надеюсь, Камиль Ларин.
Л. Барац
―
Нет, подождите. «Заслуженный артист…»
К. Ларина
―
Сейчас мы скажем. Камиль, вы здесь? Алло. (Тишина.)
Л. Барац
―
Вот так вот. (Смех.)
К. Ларина
―
Спасибо. Ну что ж, на этом наша встреча с заслуженным артистом Республики Татарстан Камилем Лариным завершается… Я понимаю, это Барац подстроил, чтобы только он солировал сегодня в этой передаче и чтобы никого больше не было.Я хочу сказать Лёше приятные слова по поводу новости, связанной с «Днём выборов 2». Народ просто невероятно возбудился. Я вижу на нашей SMS-ленте пожелания удачи и счастья: «Вообще какая замечательная новость! Мечтаем, мечтаем… Новый „День выборов“».
Л. Барац
―
Очень приятно.
К. Ларина
―
Что, есть заслуженный артист Татарстана? Алло.
К. Ларин
―
Опля! Это же секретная информация! (Смех.) Это секрет. Зачем вы её выдаёте сейчас всем подряд? Ну, хорошо, на вашей радиостанции – ладно.
К. Ларина
―
Можно. Итак, заслуженный артист Татарстана Камиль Ларин в нашей студии по телефонной связи!
Л. Барац
―
Камиль Шамильевич.
К. Ларин
―
Здравствуйте!
К. Ларина
―
Здрасте! Вообще, конечно, Камиль – человек-праздник. Я просто посмотрела, сколько приятных событий в его жизни произошло за последнее время: это и свадьба, это и рождение сына… Буквально в середине февраля родился сын-то, да?
К. Ларин
―
Да, да.
К. Ларина
―
И присвоение такого звания замечательного! Научите нас так жить, пожалуйста, Камиль. Мы тоже хотим счастья.
К. Ларин
―
Не-не-не. Это я не знаю, это не ко мне. Это всё, так сказать, к проведению, к судьбе, к вере, к надежде, к материализации мыслей. Поэтому я здесь только с благодарностью, как говорится, принимаю то, что есть, и всем всегда желаю. Главное – не делать ближнему своему (да и вообще кому-либо) зла, не обижаться и быть с чистыми помыслами. Как-то вот так, наверное.
Л. Барац
―
И Бог даст тебе свадьбу, жену и ребёнка. (Смех.)
К. Ларин
―
А почему нет?
К. Ларина
―
И звание!
К. Ларин
―
А вот звание – извините, это к президенту Татарстана.
К. Ларина
―
Да нет, мы не завидуем, а просто радуемся за товарища. Поздравляем со всеми этими замечательными праздниками!
Л. Барац
―
Нет, я завидую. (Смех.)
К. Ларин
―
Лёша!
Л. Барац
―
Мне заслуженным артистом Татарстана ну никогда, никогда не быть!
К. Ларин
―
Ну, теоретически можно, но ты же не веришь. А почему, собственно, нет? Ну, пару концертов, спектаклей на моей исторической родине.
Л. Барац
―
И посещение мечети. Хорошо. Нет, Кама, я шучу.
К. Ларин
―
Конечно. Я знаю.
К. Ларина
―
Да ладно, ничего, мы найдём другое место для Бараца.
Л. Барац
―
Где он что-либо заслужил как артист. (Смех.)
К. Ларин
―
Я даже знаю, где.
К. Ларина
―
Камиль, мы тут на самом деле говорим о разных вещах, не только о весёлых. Говорим о том, как изменилась страна за эти годы, пока вы работаете в театре «Квартет И». Скажите мне, пожалуйста (задаю вам вопрос), насколько сегодня внутренний цензор работает у вас? Мы с Лёшей уже, в принципе, начали на эту тему говорить, но мне интересно и ваше мнение. Вообще сегодня это новая реальность? Как вы себя в ней чувствуете как автор и как артист, в таком жанре?
К. Ларин
―
Кто работает? Я не понял. Внутренний центр?
К. Ларина
―
Цензор.
К. Ларин
―
А, цензор! Что-то связью… А, это «Эхо»! Я понял.
К. Ларина
―
Может быть, у вас и центр внутренний, не знаю.
К. Ларин
―
Ну не знаю, что там наговорил мой коллега. Он глупости говорит очень редко, практически никогда, потому что всё-таки каждую мысль в его уже годы нужно, наверное, как-то правильно цензировать. Я тоже считаю, что именно внутренний какой-то цензор работает пока у нас, слава богу. Надо просто слушать себя, слушать время – и, в общем-то, тогда, может быть… Нет, иногда, конечно, можно сказать глупость. Почему бы и нет? Не сказав глупость, не найдёшь, наверное, истину (это я уже так начинаю бредить вслух). Но тем не менее как-то у нас повелось, что мы, работая узким коллективом и имея разные характеры, мысли и отношения к тому или иному политическому или жизненному вопросу, так или иначе всё равно как-то обсуждаем…
Л. Барац
―
Балансируем, проходим между струями.
К. Ларин
―
Проходим, корректируем ещё иногда друг друга, потому что все же люди разные, и мы в том числе. Поэтому какие-то моменты бывают же, когда ты или я друг другу подсказываем и меняем чуть-чуть векторы.
Л. Барац
―
На самом деле Ксения спрашивает… Вот недавно позвонил и предупредил меня, если помнишь, о том, что нужно быть аккуратным в ответах журналисту, который позвонит из Киева, потому что она прямо задаёт провокационные вопросы. Наверное, об этом идёт речь. Потому что раньше такого, наверное, не было бы (во всяком случае по поводу политики не было бы), твоих этих предупреждений.
К. Ларин
―
Сейчас приходится… Нет, ну раньше такого и не было. В общем-то, мы были более открыты, ради бога, мы могли сказать и на Украине, и здесь. А сейчас очень всё поменялось резко, мы это увидели. То есть если на Украине родные люди начинают между собой враждовать из-за политических взглядов – родные просто, один в Киеве, другой в Донецке…
Л. Барац
―
Живущие в одной квартире. Я знаю и таких людей.
К. Ларин
―
Ну да, я тоже знаю, кстати. Поэтому сейчас, да, приходится просто каждое слово продумывать. И не дай бог… Потому что ты скажешь по делу, а человек обернёт и потом… Не хочется, чтобы были у нас потом…
Л. Барац
―
Вы знаете, я вспомнил такую историю. Когда всё происходило на Сахарова, мы там тоже были. И ко мне подошёл человек с микрофоном и говорит: «Зачем вы здесь? У вас же всё хорошо, фильмы, спектакли идут». И я что-то такое так браво начал отвечать: «Мне хочется… Потому что как же так?» И дальше он задал вопрос мне, в общем, ключевой. Он говорит: «До какой степени вы готовы говорить? И готовы ли вы рисковать своим делом, театром?» Вот.
К. Ларина
―
Другой вопрос, что мы до этого дожили, довели себя – мы говорим о том, что мы рискуем потерять, не знаю, работу, любимое дело, если что-то не так скажем. Но речь же идёт не об уголовном преступлении, правда же? Речь идёт о какой-то свободе – банально о свободе самовыражения, свободе высказывания. Я вообще не понимаю, как можно работать в жанре политической сатиры сегодня вот в таких условиях.
Л. Барац
―
Мы не работаем в жанре политической сатиры.
К. Ларина
―
То есть вы от этого всё-таки потихонечку отходите?
Л. Барац
―
А мы никогда и не работали, честно говоря, в жанре политической сатиры. «День выборов»…
К. Ларина
―
Ну как?
Л. Барац
―
Нет, я вам рассказываю… Нет-нет-нет. Действительно это так. Мы просто после «Дня радио» стали писать «День выборов» и решили их поместить в какие-то крайние обстоятельства. И придумали, собственно, выборы. Мы никогда не писали политическую сатиру и памфлеты, я начал с этого.
К. Ларина
―
У нас сегодня всё политическое.
Л. Барац
―
Наверное. Вы имеете в виду, что мы себя сами довели до этого, потому что молчали?
К. Ларина
―
Что перед нами такой выбор. Нет, я говорю «мы» в широком смысле – не мы с вами.
Л. Барац
―
Правильно. А чем мы себя довели? Тем, что вот эти импульсы сверху умножали? Вроде нет.
К. Ларина
―
Чёрт его знает. Я не знаю, кто виноват в этой ситуации. Не знаю. Нам сегодня приходится быть осторожными в ответах на политические вопросы.
Л. Барац
―
Ну, это, знаете, как у Довлатова: «Мы все ругаем Сталина, и правильно делаем. Но кто-то же…»
К. Ларина
―
«А кто написал 4 миллиона доносов?» Действительно. Или сколько там? 40 миллионов.
Л. Барац
―
4 миллиона. Камиль, тебе было интересно сейчас нас послушать?
К. Ларин
―
Мне всё нравится. На самом деле довели, не довели… Я, конечно, против всяких таких кардинальных революций, но иногда медики подтверждают, что операция нужна, если болезнь запущена. Вот почему Лёша сказал, что я позвонил, предупредил? Чтобы вот этого кома не было. Ну не хочется, чтобы это всё нарастало. Надо чистить, надо убирать лишнее, надо быть внимательнее.Вот подошёл ко мне сосед какой-то и говорит: «Вы понимаете, я один участвую в делах нашего дома, ЖЭКа, всё такое. Никто этим не хочет заниматься». Потому что мы сели в машину хорошую, уехали на работу, вернулись домой, поужинали. А вот какие-то такие проблемы, которые в принципе на нас всё равно оказывают… Так и в государстве тоже. Если на них не обращать совсем внимания, тогда можно погрязнуть во всём этом.
К. Ларина
―
Камиль, я так понимаю, вы сторонник «теории малых дел», да?
К. Ларин
―
Как в Китае – каждый ответственный за кустик. Вот он его почистил, вот этот бордюрчик помыл – и всё хорошо, всё красиво и замечательно.
К. Ларина
―
Камиль, возвращаемся к вашему тревожному звонку. (Смех.) У меня симметричный вопрос к Барацу. Если бы у вас была, Лёша, возможность Камиля о чём-то предупредить, о чём бы вы его предупредили, как себя вести?
Л. Барац
―
О чём бы я предупредил его? Камиль, уже начиная с июня месяца, не пьёт вообще спиртного! Я хочу предупредить: Камиль, так нельзя! Ну нельзя! Есть какие-то вещи, которые непозволительны в нынешней политической обстановке. (Смех.)
К. Ларин
―
Я по этому поводу даже стихотворение придумал:Девять месяцев не пью,
Прям ни капелюшечки!
Видно, что-то с головой,
Ох, у Камелюшечки!
К. Ларина
―
Вот на этой оптимистической ноте мы закончим наше бравурное интервью с Камилем Лариным, заслуженным артистом Татарстана. Камиль, спасибо большое!
Л. Барац
―
Кама, пока!
К. Ларина
―
Как я говорю всегда, когда Камиль приходит к нам в гости: «В отличие от меня, это настоящий Ларин! Вот он, пожалуйста, полюбуйтесь». Это правда.Ну хорошо. Что вас встревожило так, Лёша, пока мы разговаривали с Камилем Лариным?
Л. Барац
―
Нет-нет-нет, всё хорошо. Я просто снял наушники, чтобы дать отдохнуть ушам.
К. Ларина
―
Возвращаясь к вопросу про сатиру (политическую или неполитическую – неважно какую). Мы с вами не говорили ещё о других ваших работах вашей команды – это «О чём говорят мужчины»…
Л. Барац
―
«Разговор мужчин среднего возраста» называется.
К. Ларина
―
Или то, что в кино – «О чём говорят мужчины». Это похоже на такую импровизацию абсолютную. Насколько здесь вы свободны? Здесь всё на тексте, или здесь есть возможность для каких-то манёвров?
Л. Барац
―
Вы говорите о спектакле?
К. Ларина
―
О спектакле, конечно.
Л. Барац
―
Там внутри что-то иногда нарастает, иногда убывает. Там есть место для манёвра. Но в основном, конечно, это выверенные тексты. Мы долго пишем пьесу, долго выверяем каждое слово. Можем по два часа эту конструкцию, шутки или обороты какие-то… Спорить о том, что здесь «ещё» или «опять».
К. Ларина
―
Что у вас с Гришковцом произошло?
Л. Барац
―
Не знаю. Женя обиделся.
К. Ларина
―
На что?
Л. Барац
―
Не знаю. Вы знаете, он написал в «ЖЖ» два поста. Он написал это так, что трудно было воспринять это как попытку поговорить, как предложение диалога. Это было так написано. Я очень люблю то, что Женя делает, особенно то, что он делал раньше, да и сейчас делает. Я всегда прихожу на спектакли.
К. Ларина
―
А вы никогда не пересекались в работе с ним, не привлекали его?
Л. Барац
―
Мы когда-то даже приятельствовали и предлагали ему написать такой «Театральный роман». Он приехал в Москву, мы приехали в Москву покорять Москву.
К. Ларина
―
Вы абсолютно работаете в одной стилистике, как мне кажется.
Л. Барац
―
Да. Наверное, на это он и обиделся (что, в общем, логично). И он сказал, мне кажется, очень важную вещь – и она, по-моему, ему мешает. Он сказал: «Я не хочу никого обижать. Если мы будем писать „Театральный роман“, то понятно, как и Булгакова, должны быть какие-то персонажи, они должны быть смешные или в каком-то свете. Я не хочу никого обижать. Заметьте, в „Собаке“, например, я говорю об офицерах морских. Они меня любят, пожимают мне руку».Мне кажется, вот эта история именно в том, что, когда он пишет для сцены, он боится кого-то обидеть и хочет быть хорошим очень. Вот эта история, мне кажется, не позволяет ему дальше идти. Эти бесы, которые в нём сидят и которые выплеснулись в «ЖЖ» – их бы вот туда, на сцену. Но он боится их туда выпускать. И вообще, наверное, уже можно сказать, что забыли мы то происшествие. Тем более что я недавно встретился с Женей и как-то мы так мирно пообщались. Сходил я к нему на спектакль.
К. Ларина
―
А вы его пригласите, пусть поучаствует. Может быть, просто ему хочется, чтобы его позвали?
Л. Барац
―
Ну не до такой степени мы помирились, чтобы его позвать. (Смех.)
К. Ларина
―
Ни с кем не расставались за это время из тех, кто участвовал в ваших проектах – из актёров, из музыкантов?
Л. Барац
―
Да нет.
К. Ларина
―
Все на месте, да?
Л. Барац
―
Вы знаете, как-то мы сначала начинаем дружить, а потом вместе работать, и поэтому как-то работа нас не разлучает. У нас были разные времена. Саша от нас периодически уходил и приходил к нам, мы его догоняли и возвращали.
К. Ларина
―
Демидов?
Л. Барац
―
Да, Демидов. У нас вот два таких резких человека, которые готовы поменять всё и всё бросить – это Серёжа Петрейков и Саша Демидов. Они очень разные, но в этом они схожи. Они порой куда-то сбегали, но центростремительная сила была сильнее центробежной.
К. Ларина
―
Подождите, мы тогда ещё не всех назвали. Возвращаясь к «Крокусу» и к спектаклю, который вы будете там играть, «Письма и песни». Мы говорим про музыкантов, которые будут принимать в этом участие. А есть же ещё и Миша Козырев, есть ещё Максим Виторган, Лена Шевченко, про которую мы с вами вспоминали. Это все ваши люди?
Л. Барац
―
Все с нами, все наши люди. Мы по-прежнему дружим, по-прежнему вместе играем.
К. Ларина
―
Дима Певцов, я знаю, принимал участие. Работает?
Л. Барац
―
Дима Певцов теперь дубль играет с Лёшей Кортневым. Продолжаем играть, всё у нас по-прежнему. Немножко подташнивает нас всех уже от «Дня радио» как минимум, потому что мы уже 13 лет его играем. Но он собирает народ, и как-то в нынешние непростые времена снимать его с репертуара, наверное, неправильно. Хотя мы уже переросли его в смысле возраста. То есть вот эта активность и наша выдумка, и вот это вот всё…
К. Ларина
―
Кстати, он же не устаревает. Когда я сейчас освежала в памяти, смотрела какие-то фрагменты – вообще!
Л. Барац
―
Мы были моложе. Вы смотрели фрагменты записи десятилетней давности. А сейчас какие-то пожилые люди прыгают по сцене, и что-то им нужно придумать.
К. Ларина
―
Практически ровесники Эммануила Гедеоновича уже стали. (Смех.)
Л. Барац
―
В общем, да. В том числе и Максим Виторган.
К. Ларина
―
Ну, хорошо. Давайте мы тогда ещё помечтаем про возможные варианты воплощения ваших талантов, вашей стилистики, жизни вашего театра. Про «День выборов 2» мы сказали, это будет кинопроект. А дальше у вас-то что?
Л. Барац
―
Мы давно, уже четыре года пишем многофигурную пьесу – не в стиле разговоров «Писем и песен», когда обращение практически в зал. Это будет пьеса, главного героя будет играть, скорее всего, Максим Виторган. Там очень много народу в этой истории будет. Выйдет она, наверное, в ноябре, если успеем, или уже в следующем марте.
К. Ларина
―
То есть вы там не себя уже будете играть? В смысле не те маски, которые уже наработаны.
Л. Барац
―
Там мы будем совсем другими. Да, не себя.
К. Ларина
―
А вы пробовали когда-нибудь играть не себя? В смысле, не этого мальчика, героя вашего. Всё-таки не совсем вы. (Смех.)
Л. Барац
―
Да, не совсем я. Я себя играю практически в «Разговорах», а в «Дне радио» и в «Дне выборов» – не очень. Что-то другое я, конечно, пробовал. Мы отучились в ГИТИСе, мы играли, это были Мольер и Лабиш, мы были разными.
К. Ларина
―
Нет, я знаю, что вы дипломированный специалист. Это когда было-то?
Л. Барац
―
Когда это было? Я, например, соскучился по тому, чтобы сыграть не себя, а что-то отличное от себя. Вот сейчас мы написали новеллу, очередной киноальманах под Новый год выходит. И мы там будем совсем разные, другие совсем, начнём снимать это в апреле. Пьеса «Мы не мы». Мы её долго пишем, там много персонажей. Может быть, даже мы будем играть по несколько персонажей, поэтому я жду этого с удовольствием.
К. Ларина
―
Спрашивают: «Где?» Ну, где, где? В Москве это всё происходит. Вы работаете в помещении…
Л. Барац
―
ДК Зуева, Лесная, 18.
К. Ларина
―
Бывшего ДК Зуева. ДК имени Зуева.
Л. Барац
―
Нет, это вполне нынешний ДК Зуева.
К. Ларина
―
По-прежнему ДК. И я хотела, чтобы вы про «Другой театр» немножко рассказали.
Л. Барац
―
Я ничего не знаю про «Другой театр».
К. Ларина
―
Ну как? Это же ваш театр.
Л. Барац
―
Нет, это театр…
К. Ларина
―
Ваш партнёр, ваш брат!
Л. Барац
―
«Да не брат он мне! Не брат, и всё!» (Смех.) Нет, это Серёжа Петрейков… Он очень любит театр.
К. Ларина
―
В отличие от вас, он любит настоящий театр.
Л. Барац
―
Он любит настоящий театр, да, и очень переживает за то, что происходит в русском театре. Ходит на спектакли. Я называю это «протестным храпом». Он приходит – через пять минут засыпает. Мне кажется, что он засыпает именно из-за чувства протеста. Ему не нравится то, что происходит на сцене, и он – хр-р-р! – засыпает. То, что происходит у него в «Другом театре», мне кажется, в общем…
К. Ларина
―
Мало отличается.
Л. Барац
―
Ну, не сильно отличается. Хотя он всё время говорит (и правильную вещь говорит): «Наверное, театр всё-таки жив современными пьесами. Что мы мучаем Чехова и делаем из него уже просто полигон для режиссёрских экзерсисов? Давайте что-то брать новое из того, что написано сейчас». И он ставит современные пьесы. Я видел несколько спектаклей, в том числе, кстати, по пьесе Шендеровича. Это очень хорошо. Хотя появилась забытая уже давно советская «дуля в кармане», например, у Шендеровича, но это времена.
К. Ларина
―
А куда деваться? Это пока ещё не «дуля в кармане». Это просто попытка как-то поговорить про сегодня, отрефлексировать что-то.
Л. Барац
―
Всё-таки ещё, вы знаете, пока можно говорить. Тем более что сам Шендерович вполне себе говорит, и говорит хорошо, умно, искренне и честно.
К. Ларина
―
Он говорит только здесь. Лёша, он говорит только здесь. Только здесь позволено Шендеровичу говорить.
Л. Барац
―
Ну, естественно.
К. Ларина
―
Вот Макаревичу всё-таки ещё позволено где-то спеть. Спасибо вам за то, что вы даёте ему такую возможность.
Л. Барац
―
Да нет, ну что вы? У Макаревича всё в порядке, он уже играет концерты везде. Всё, давайте не сгущать над ним тучи.
К. Ларина
―
У нас заканчивается наша творческая встреча на нашем замечательном как бы радио. (Смех.) Спасибо большое! Леонид Барац в нашей студии. Привет отдельный Александру Демидову мы передаём. И, конечно же, Славе Хаиту. И большое спасибо Камилю Ларину за то, что поучаствовал. И Сергею Петрейкову тоже отдельный привет. Спасибо вам!
Л. Барац
―
Спасибо большое!ФРАГМЕНТ ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ДЕНЬ РАДИО».