Александр Журбин - Дифирамб - 2015-02-01
01.02.2015
К. Ларина
―
Ну что, давно мы не встречались. И как-то всё зазываем, зазываем – всё некогда, всё в делах, в бегах, в концертах!
А. Журбин
―
Жизнь непроста, да.
К. Ларина
―
Александр Журбин в нашей студии. Саша, приветствую. Очень рада, что пришёл. Спасибо.
А. Журбин
―
Привет, Ксенечка. Очень рад, что ты меня позвала. Мне всегда приятно к тебе приходить. И вообще на «Эхо» приходить большая радость.
К. Ларина
―
Когда-то даже и передачу вели.
А. Журбин
―
Было дело.
К. Ларина
―
Было дело, да. Может быть, когда-нибудь ещё вернётся это время.
А. Журбин
―
Кому сейчас нужна музыка, слушай, в такое сложное время?
К. Ларина
―
Знаешь, сейчас такое время – как раз только кроме музыки уже ничего и не осталось. И главное, чтобы музыка была без слов.
А. Журбин
―
Это мы умеем. (Смеются.)
К. Ларина
―
Итак, в нашей студии Александр Журбин. Дорогие друзья, номер SMS для ваших вопросов: +7 (985) 970-45-45. Хочу начать с красивой истории, поскольку она лежит на нашем столе. Саша принёс в подарок книгу (мне, а не вам), «Моя история музыки, или Музыкальные перекрёстки» называется. Могу даже показать для тех, кто смотрит Сетевизор. Совершенно роскошное издание. Это не автобиография, это не мемуары, это именно «Моя история музыки». Давай мы с этого начнём. Расскажи чуть-чуть.
А. Журбин
―
Давай я расскажу. Дело в том, что вообще родилась эта книга из радиопрограмм. Я на радио «Орфей» долгое время вёл программу, которая называлась «Музыкальные перекрёстки». И потом как-то скопился материал, и я понял, что его нужно перевести на бумагу, потому что много интересного я рассказал, много раскопал каких-то подробностей про композиторов, про музыкантов – в общем, всё-всё-всё. И нашёлся человек, такое издательство «Галерия». Я даже назову его, потому что я ему очень благодарен – Владимир Пирожок. И он сказал: «Саша, давай издадим книгу». И он действительно издал её с большой любовью. Как ты видишь, действительно роскошная красота, потрясающие иллюстрации, потрясающая бумага. Видно, что эта книга сделана с любовью. И я знаю по моим неофициальным сведениям, что она имеет успех, что она продаётся. В общем, её можно купить. Не то что я сейчас рекламирую книгу (это не входит в мои задачи в этой программе), но тем не менее, если хотите, вы даже можете зайти на сайт издательства «Галерия», и там это будет самый дешёвый вариант. Но можно купить и в книжном магазине, в Москве она есть.
К. Ларина
―
Я смотрю, там тираж вроде небольшой. И хочется, чтобы её всё-таки люди-то увидели, купили.
А. Журбин
―
Я должен был подчеркнуть, что книга эта рассчитана не на музыкантов, не на консерваторских людей, которые всё это, наверное, и так знают. Эта книга рассчитана на любителей музыки, если можно так сказать, на профессиональных любителей музыки. Такие тоже есть. Тоже ходят в консерваторию, ходят в Большой театр, ходят в оперу и так далее. Именно на них эта книга и рассчитана. Я уверен, они узнают много интересного из этой книги.
К. Ларина
―
Здесь, кстати, тоже для меня это неожиданная история, потому что я привыкла Журбина ассоциировать всё-таки с музыкой – если не с современной (и с современной, конечно), но прежде всего с жанром мюзикла. Я знаю, каким Саша является и автором, и поклонником этого жанра. А здесь всё серьёзно, здесь серьёзные люди.
А. Журбин
―
Здесь всё серьёзно, да. Нет, на самом деле я живу в двух сферах, как какая-нибудь нимфа-нереида, которая, как известно, жила в воде и на земле одновременно. Наиболее заметная моя часть – это, конечно, какие-то песни, музыка для кино, мюзиклы, которые идут во многих театрах в Москве и не только в Москве. А есть ещё другая сфера – я пишу серьёзную музыку и продолжаю её писать. И я занимаюсь серьёзной музыкой. Вот эта книга – как раз это плод моих размышлений о Бахе, о Бетховене, о Брамсе, о Веберне, о ком хотите. Здесь много-много всяких размышлений.
Эта книга – как раз это плод моих размышлений о Бахе, о Бетховене, о Брамсе, о Веберне
Я считаю, что на самом деле эти две вещи тесно связаны. Считается, что «если я люблю лёгкую музыку, попсу, я уже не слушаю серьёзную музыку». Это неправильно. На самом деле я всегда говорю, что нет плохих жанров, а есть плохая музыка в любом жанре: есть плохая музыка симфоническая, есть плохая музыка попсовая. А бывает прекрасная популярная музыка – возьмём «Beatles» или какие-нибудь замечательные рок-группы. И есть замечательная, конечно, классическая музыка, которую я очень люблю, слушаю и всем предлагаю её слушать.
К. Ларина
―
А чьи портреты висят в кабинете?
А. Журбин
―
У меня? Сейчас скажу. Малера, Набокова… Сейчас вспомню. И там скорее такие шаржи на меня висят. И несколько висит хороших живописных подарков мне от разных художников, красивые такие, живопись.
К. Ларина
―
А Малер откуда взялся? Это то, что называется «самое моё родное и любимое»?
А. Журбин
―
Ну да. Дело в том, что когда-то очень давно я полюбил Малера, ещё мальчиком, можно сказать, учась. И потом, когда я учился в аспирантуре, между прочим, я написал диссертацию о Малере, исследовал его полифонию, гармонию, всякие сложные вещи. И он остался моим любимым. Я тебе расскажу сейчас удивительное. Сейчас я написал оперу, в которой Малер является героем, он просто будет петь мою музыку – не свою, а мою. Это, конечно, будет очень странно, но я написал такую оперу. Я надеюсь очень, что её будут репетировать в театрах Станиславского и Немировича-Данченко.
К. Ларина
―
Ничего себе.
А. Журбин
―
Это такой триптих из трёх опер. Можно расскажу?
К. Ларина
―
Конечно.
А. Журбин
―
Это три одноактные оперы, это так и называется – триптих. У Пуччини тоже есть «Триптих», там три оперы подряд, не связанные между собой. Мои три оперы тоже не связаны, но о любви. Они так и называются – «Три новеллы о любви». Первая новелла, в ней главные герои – Иоганн Вольфганг Гёте и его последняя любовь. Дело в том, что не все знают, что Гёте в возрасте 74 лет, будучи весьма пожилым господином, влюбился в 18-летнюю девочку, которая…
К. Ларина
―
«Тьфу-тьфу-тьфу» хочется сказать, глядя на Сашу. (Смеются.)
А. Журбин
―
Дай бог ему здоровья, как говорится.
К. Ларина
―
Я понимаю, что нас слушает Ира. Тьфу-тьфу-тьфу.
А. Журбин
―
Ну, бывает. И он влюбился в девочку, которую звали Ульрика фон Леветцов. И он даже собрался на ней жениться. Ну, брак распался, мама Ульрики была против. Но дальше произошла совершенно удивительная вещь. Гёте вскоре умер (понятно, что он не жил вечно), а Ульрика жила очень долго после этого. Она дожила до 95 лет и никогда не имела дела ни с каким мужчиной. Она настолько была верна Гёте, она сказала: «После него никого!» Об этом эта опера.Вторая опера о Малере и о его изменнице-жене Альме Малер, которая изменяла. У неё было три мужа, все великие: один был Густав Малер, второй был архитектор Вальтер Гропиус и третий был писатель Франц Верфель. И она всем изменяла, всех их пережила и умерла на 30 лет позже, чем они все умерли, она умерла в Нью-Йорке. Тоже такая удивительная женщина.
И третья опера посвящена такой тоже замечательной женщине… Так, сейчас, склероз. (Смеётся.) Вдруг вылетело у меня из головы.
К. Ларина
―
Кто она?
А. Журбин
―
Её зовут Лу Андреас-Саломе. Это женщина русского происхождения на самом деле. Среди её мужчин были (я сейчас перечислю, только не падай) Ницше, Фрейд, Лев Толстой, Рильке, Ведекинд и ещё десяток таких же крупных имён.
К. Ларина
―
Она куртизанка?
А. Журбин
―
Она вообще была замужем при этом. Её мужем был как раз Андреас, с которым она никогда не спала. Это был договор брака такой, они договорились сразу: «Мы вместе спать не будем, вообще у нас ничего не будет. Мы будем друзьями». И так они друзьями и прожили. А она гуляла и написала книгу, которая называется «Эротика».
К. Ларина
―
Про всех мужчин своих написала?
А. Журбин
―
Ну, про всех, вообще описала. Причём ничего пошлого и какого-того порно, а наоборот, она доказывала, что эротика – это творчество, и что у каждого творца есть какой-то необыкновенный эротический заряд, любое творчество эротично. Вот как-то так.
К. Ларина
―
То есть это были, как я понимаю, связи достаточно мгновенные, быстрые, да? Это не то что были люди, с которыми она какую-то часть жизни проходила?
А. Журбин
―
Нет. С Ницше, например, она провела довольно много лет. И даже она считает, что она сделала из него писателя, вообще философа Ницше. А Рильке она просто нашла молодым мальчиком и подняла его на уровень великого поэта. Так что она была великой женщиной.
К. Ларина
―
Сюжеты потрясающие, все три, невероятные! А как называется?
А. Журбин
―
«Три новеллы о любви».
К. Ларина
―
И это будет в театре Станиславского?
А. Журбин
―
Станиславского и Немировича-Данченко. Я говорю так неуверенно. Ну, они вроде бы начинают репетировать.
К. Ларина
―
Раз уж мы заговорили о судьбах композиторов, вот фигура, которая меня невероятно интересует, особенно сейчас в контексте историческом, который мы сегодня переживаем – это Рихард Штраус. Что ты думаешь об этом композиторе, об этой личности?
А. Журбин
―
Я об этом очень много думаю. Более того, я написал об этом.
К. Ларина
―
Он есть?
А. Журбин
―
Есть, конечно, там целая большая глава о Рихарде Штраусе. Действительно уникальная судьба. Он очень рано прославился, в возрасте 20-25 лет он уже был очень известный композитор, его играли по всему миру. Он был чистый немец, ариец. И когда наступил 1933 год, наступил фашизм в Германии, он решил не уезжать. Но у него было одно пятно в его жизни – его сын был женат на еврейке. Как известно, в таких случаях вся семья была заражённой. Но он добился, он пошёл к Геббельсу и сказал…
К. Ларина
―
Знаменитая фотография – его рукопожатие с Геббельсом.
А. Журбин
―
Да. Он вообще активно служил Гитлеру. Но в каком смысле служил? Он следил за музыкой, он какое-то время был даже типа министром культуры при фашистском государстве. Но потом он отошёл и сказал: «Не трогайте меня, не трогайте моего сына. Я буду тихо жить». И он тихо жил на даче под Мюнхеном в Гармиш-Партенкирхен, такое место, где у него была дача (и до сих пор она там есть), и он там жил. И когда заканчивалась война, там случилась удивительно трогательная история. Американцы пришли, так сказать, «очищать от фашизма». Они заходили в каждый дом, проверяли, что происходит. И они зашли в дом, где жил Рихард Штраус. Он уже был сильно пожилой, ему было под 80. К нему зашли и сказали: «Вы кто?» Он говорит: «Я – композитор Рихард Штраус».
К. Ларина
―
А, я знаю эту историю.
А. Журбин
―
Знаешь, да?
К. Ларина
―
Расскажи.
Сейчас я написал оперу, в которой Малер является героем, он просто будет петь мою музыку – не свою, а мою
А. Журбин
―
И удивительным образом один говорит: «Боже мой! – сказал американец. – Вы композитор Рихард Штраус? А можно я упаду на колени? Вы знаете, я вашу музыку боготворю. Я вообще-то гобоист, я играю на гобое. Я так потрясён, что я вас встретил!» Штраус, естественно, расстроился. И тот говорит: «Скажите, у вас есть что-нибудь для гобоя?» – сказал этот солдат военный. Штраус сказал: «К сожалению, нет». – «Жалко». И ушёл. На следующий день Штраус сел писать концерт для гобоя с оркестром. И написал его, успел написать, есть такой концерт.Конечно, ты права. История тех, кто при нацизме остался в Германии… А там не так мало осталось людей: там великий дирижёр Вильгельм Фуртвенглер дирижировал, Герберт фон Караян. И они все вынуждены были дирижировать при Гитлере, выступать, петь, играть.
К. Ларина
―
А потом?
А. Журбин
―
Потом была денацификация. Вот что было потом. Это очень важно. В Германии был проведён процесс денацификации, и каждого, кто жил в Германии, вызывали в специальную комиссию, которая была составлена не только из американцев, но и из французов, англичан и русских, очевидно. И они проверяли, насколько этот человек был вовлечён в преступную деятельность Рейха. В общем, каждый оправдывался как мог. Конечно, они не были такими жёсткими. Тех, кто действительно участвовал в убийствах, они, безусловно, наказывали, отстраняли навеки от всякой деятельности.
К. Ларина
―
Эти люди не могли участвовать в убийствах, если мы говорим о художниках. Да?
А. Журбин
―
В общем, да.
К. Ларина
―
Но вопрос в другом: насколько ты лично оправдывал этот режим, насколько ты ему истово служил? Чёрт его знает. Тут очень трудно разобраться. Как это? Это невозможно никакими документами измерить.
А. Журбин
―
Абсолютно, ты права. Знаешь, есть такая замечательная фраза (я уже не помню, кто сказал): «Мы все учились в одной школе, но почему ты, сукин сын, решил быть первым учеником?»
К. Ларина
―
Это Шварц, «Убить дракона».
А. Журбин
―
А, это там, да, правильно. «Зачем ты решил быть первым учеником? Почему ты лез вперёд?»
К. Ларина
―
А вот такой вопрос: каким-то образом на таланте это отражается, на творчестве, этот конформизм такой?
А. Журбин
―
Ты понимаешь, какая штука? Я понимаю, что это имеет отношение не только к Рихарду Штраусу и Вильгельму Фуртвенглеру, а ко всем нам. Например, моя задача сейчас, живя в России (всё-таки я в основном живу в России и работаю для России) – уцелеть и сохранить то, что мне Бог дал. Назовём это талантом или способностью, неважно. Вот мне Бог дал что-то – я должен это… Поэтому я сейчас пишу довольно много музыки, но стараюсь, чтобы она даже близко не соприкасалась с тем, что сейчас происходит. Как-то у меня такая задача – сохраниться. Я не знаю, каковы примеры привести. Скажем, Александр Блок: он увлёкся революцией, очень сильно увлёкся, написал «Двенадцать», «В белом венчике из роз» и так далее. И чем это кончилось?
К. Ларина
―
Погиб от неё.
А. Журбин
―
Да, она его просто съела, потому что он слишком близко подошёл к этому пламени. Надо работать.
К. Ларина
―
А как, Саша, ты относишься к таким инициативным группам, которые сейчас, насколько я знаю, очень распространены в Европе и в Америке, которые выражают своё протест против музыкантов (если мы говорим о музыке), которые поддержали…
А. Журбин
―
Я понимаю. Гергиев, Нетребко.
К. Ларина
―
Гергиев, Нетребко, да. Я знаю, что там целая группа с украинскими флагами, они часто их встречают во время концертов и во время премьер.
А. Журбин
―
Сейчас была премьера «Иоланты». Ты знаешь, да?
К. Ларина
―
Да.
А. Журбин
―
Я даже посмотрел видео. Вышел человек на сцену с украинским флагом, показал его публике, показал Нетребко – его тут же арестовали. Он, естественно, знал, на что идёт. Я думаю, что они несерьёзно. Ну, не знаю. Дело в том, что Нетребко уж точно никак не политическая фигура. Гергиев – другое дело. Гергиев, конечно, серьёзно руководит культурной жизнью России, на полном серьёзе. Он действительно председатель миллиона всяких организаций. Я поражаюсь, как он… Он ещё председатель Хорового общества. Зачем ему ещё Хоровое общество, когда он уже и так всего на свете председатель? Опять же, Гергиев – всё равно замечательный музыкант.
К. Ларина
―
А одно другое не отменяет. Мне кажется, что здесь всё-таки вопрос в праве на ответственность. Если ты это говоришь вслух – значит, ты обязан тогда от этого не отказываться, а как-то аргументировать, если у тебя спрашивать, а не говорить: «Это к музыке не имеет никакого отношения. Это не сейчас. Об этом потом».
А. Журбин
―
На самом деле Гергиев, по-моему, вполне откровенно говорит: «Да, я поддерживаю Путина. Да, я за его политику». Он это говорит вполне открыто. А Аня Нетребко, насколько я знаю, сказала, что ей действительно подсунули этот…
К. Ларина
―
Да, её просто подставили.
А. Журбин
―
Подставили, да. Нет, я это точно знаю, как говорится, из источников самых первых. Она не знала, на фоне чего она снимается. Ну, правда. Дали какую-то тряпку: «Давайте сфотографируемся». Она сфотографировалась. Ей фотографироваться не привыкать, как говорится, на разных фонах. А тут оказалась такая подстава. Я не думаю, что она думала о политике в этот момент.Понимаешь, буквально два дня назад Гергиев играл два концерта в Нью-Йорке со своим Мариинским оркестром в Карнеги-холл. И критик «New York Times», очень влиятельный человек Антонио Томазини написал: «Мы можем говорить всё что угодно, что он поддерживает, что он коллаборационист, но оркестр играл прекрасно». И ничего мы тут не можем возразить, потому что это действительно настоящий качественный музыкант и качественный оркестр. Что тут скажешь? Трудно с этим бороться. Я считаю, что музыкантам надо держаться подальше. Вот я лично держусь в сторонке, тихо сижу и пишу свою музыку.
К. Ларина
―
Вот если бы не держался, был бы тоже театр мюзикла какой-нибудь в Москве.
А. Журбин
―
Ой, мне этого не надо.
К. Ларина
―
Хотим послушать музыку?
А. Журбин
―
Да. Я просто думаю, что поскольку у нас время летит быстро, я хочу, чтобы моя увертюра прозвучала. Это из моей оперы «Альберт и Жизель», которая прозвучит, очевидно, на моём фестивале, который будет осенью. Но об этом мы ещё поговорим.УВЕРТЮРА ИЗ ОПЕРЫ «АЛЬБЕРТ И ЖИЗЕЛЬ»
НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу. Напомню, что в нашей студии сегодня композитор Александр Журбин. И в том, что это действительно композитор, мы убедились перед перерывом, поскольку услышали замечательную музыку – увертюру к опере «Альберт и Жизель». Это, кстати, тот самый сюжет из балета Адана?
А. Журбин
―
Абсолютно, это балет Адана. Как известно, либретто там написал Теофиль Готье, это совсем неплохой писатель. Но это либретто – это ровно одна страничка. Либретто балета: пришёл, увидел, полюбил, появились вилисы и так далее. И я решил, что это очень хороший сюжет для оперы. Но интересно то, что не я первый это решил. На самом деле у Пуччини есть опера, которая называется «Виллисы», на этот же самый сюжет. Но я всегда считал, что музыка Адана (пусть меня простит господин Адан) очень такая какая-то безликая, слабая. На самом деле никто из балета «Жизель» ничего никогда не сможет напеть.
К. Ларина
―
Конечно. Вспоминаешь только исполнителей прежде всего, кто на сцене.
А. Журбин
―
Да. «Как здорово там крутили…»
К. Ларина
―
Марис Лиепа шикарный был, да? И Жизели какие были наши замечательные.
А. Журбин
―
Великие, конечно. Но музыка как-то никакая. Музыка – и музыка. Играет что-то там такое балетное. А я решил, что этот сюжет вполне годится для оперы, и написал оперу. Она исполнялась один раз пока в концертном виде, но надеюсь, всё-таки она когда-нибудь будет поставлена и в театре.
К. Ларина
―
Мы уже переходим к торжественной части, поскольку этот год, 2015-й, для Александра Журбина не простой, а действительно юбилейный. И год рождения тоже такой очень знаковый для нашей страны.
А. Журбин
―
Между прочим, есть такое: «Нас мало. Нас может быть четверо». Это, по-моему, Пастернак. Нас действительно было четверо, сейчас осталось трое, один из нас ушёл, к сожалению, это Марк Минков. А остальные…
К. Ларина
―
Одногодки?
А. Журбин
―
Да, мы все одногодки: и Максим Дунаевский, а Алексей Рыбников, и я, и Марк Минков. Но Марк, к сожалению, безвременно, как говорится, ушёл. А мы ещё пока, тьфу-тьфу, существуем, пишем музыку. И мы в этом году будем все праздновать свои юбилеи. И я наметил…
К. Ларина
―
Фестиваль будет, да?
А. Журбин
―
Да, будет фестиваль. Уже это будет четвёртый фестиваль в моей жизни. И я уже зарекаюсь, что в последний раз. Ну, зачем действительно брать на себя такую обузу? Как сказал Александр Анатольевич Ширвиндт: «Юбилей – это каторга». И это правда. Действительно, это каторга.
К. Ларина
―
Нет, когда есть что предъявить миру – это всё равно хорошо.
А. Журбин
―
С одной стороны – да. Но ты представляешь, какое количество людей вокруг тебя, какое количество людей, которые хотят быть приглашёнными, заявиться как-то, какое количество людей будут обижены, если, не дай бог, ты забудешь кого-то. Это гигантская работа, очень тяжёлая работа.
К. Ларина
―
Так, не забудь меня позвать.
А. Журбин
―
Ксения, ты будешь в первых рядах. (Смеются.) Фестиваль действительно намечен большой. Надеюсь, он будет происходить с октября по декабрь этого года. День рождения у меня в августе, но это неважно, потому что я его практически никогда не праздную. Август – это такое время, когда все в разъездах. В общем, я его праздную в узком кругу семейном. А с октября по декабрь я планирую большой фестиваль, где намечено примерно пять театральных премьер и примерно три больших концерта: один симфонический, один хоровой концерт, ещё один детский будет (это уже четвёртый концерт) и один будет концерт, который я назвал «Лёгкая музыка для серьёзных людей». Вот туда я тебя позову, ты серьёзный человек.
К. Ларина
―
А музыканты? Сколько коллективов будет привлечено к этому?
А. Журбин
―
Много. Это будет два симфонических оркестра, два камерных оркестра, два хора и много солистов, конечно, певцов, певиц, групп. Не буду сейчас…
К. Ларина
―
А премьера будет какая-нибудь? Прямо совсем премьера-премьера.
А. Журбин
―
Да, премьера-премьера будет, она уже сейчас готовится. Например, в камерном театре имени Покровского (это замечательный театр) готовится премьера моей оперы «Мелкий бес» по Сологубу. Я очень надеюсь, что она будет эффектной премьерой. Ставит это Георгий Исаакян, такой прекрасный режиссёр, который возглавляет…
Они проверяли, насколько этот человек был вовлечён в преступную деятельность Рейха. Каждый оправдывался как мог
К. Ларина
―
Сейчас в театре Саца он работает.
А. Журбин
―
Да, он возглавляет театр Саца, он такой человек современный. Надеюсь, что он поставит хороший спектакль. Уже скоро начинаются репетиции этой оперы. Мы уже упоминали, что театры Станиславского и Немировича-Данченко, возможно, сделают эту мою премьеру под названием «Три новеллы о любви». Театр Чихачёва, кстати говоря, малоизвестный, но очень хороший театр…
К. Ларина
―
Детский он считается.
А. Журбин
―
Ну, он считается детским, а на самом деле он вполне ставит и взрослые… У меня там шёл долгие годы спектакль по Достоевскому «Униженные и оскорблённые». Замечательный, мощный был спектакль! Но они бедные-несчастные, они находятся где-то на Рязанском шоссе, и к тому же они играют в фойе, потому что у них театральный зал всё ещё не отремонтирован. Они много лет играют в фойе, но при этом очень хороший театр. Там оркестр, хор, там всё есть. И они сейчас будут ставить мой мюзикл «Недоросль». Кстати, оказалась очень современная история про наших нынешних недорослей, которые не читали ничего и ничего не знают.
К. Ларина
―
Ты мне ещё тут написал, что в «Геликоне» будет.
А. Журбин
―
Да, планируется. Дело в том, что Дима Бертман, мой старый друг… В каком-то смысле мы с ним вместе когда-то росли. Когда он ещё был студентом, а я уже был композитором, он играл в моём одном спектакле «Закат» по Бабелю. Он мне всё обещает. Я его понимаю. Он сказал: «Как только будет здание, мы сделаем». Но здания всё ещё нет. Ну, уже оно близко.
К. Ларина
―
Близко. Они обещают следующий сезон уже открыть в новом театре.
А. Журбин
―
Я тоже на это надеюсь. И он сказал: «Один из спектаклей открытия…» То есть там будет пять или шесть спектаклей, которые будут посвящены открытию этого замечательного театра. Я могу сказать сразу, что, во-первых, это замечательный театр сам по себе, прекрасная труппа и всё прочее. Кроме того, это будет замечательное здание. Я там уже несколько раз проходил и видел эту потрясающую…
К. Ларина
―
Я тоже была, меня Дима водил на стройку, показывал сцены. Всё это, конечно, впечатляет.
А. Журбин
―
Это будет невероятно! Это будет один из шедевров архитектуры современной. И я рад, что я принял некоторое участие когда-то, когда какая-то архи… МАрхИ, какие-то люди…
К. Ларина
―
Это «Архнадзор», санитары архитектурные.
А. Журбин
―
«Архнадзор», которые ему запрещали это делать.
К. Ларина
―
Я тоже принимала участие в защите Дмитрия. Его защищали, чтобы театр был. Но в итоге, как мне кажется, они вышли из этой ситуации очень правильно и красиво, потому что там всё, что касается каких-то старинных фрагментов, осталось.
А. Журбин
―
Всё осталось, конечно. Но при этом выросло какое-то потрясающее здание. И я надеюсь, что там всё-таки в этом или в следующем сезоне будет поставлена моя опера, которая называется «Диббук». Это по малоизвестной пьесе в России, которую написал некто Ан-ский. Эту пьесу когда-то поставил не кто иной как Вахтангов в 20-е годы ещё, и она имела здесь большой успех. А потом эти люди переехали в Палестину, поскольку ещё государства Израиль не было в 20-е годы, и они там организовали театр, который называется… Ну, самый знаменитый театр Израиля?
К. Ларина
―
«Габима».
А. Журбин
―
«Габима», совершенно верно. И в этом театре это долгие годы шло. И сейчас я написал оперу на этот сюжет. Это такой мистический сюжет про изгнание беса из человека. Очень мрачная, но очень трогательная история о любви тоже. Так что вот такие у меня планы.
К. Ларина
―
А про «Анну К.»?
А. Журбин
―
«Анна К.» – это моя самая заветная история. Тут много всякого. Я просто боюсь разглашать, потому что идёт…
К. Ларина
―
Это не Анна Каренина?
А. Журбин
―
Это Анна Каренина, да, ты догадалась правильно. Но дело в том, что это как бы не совсем Анна Каренина. Сейчас расскажу. Речь идёт об Анне Карениной другой. «Какой другой?» – все говорят.
К. Ларина
―
«Это другой Загоскин, маменька». (Смеются.)
А. Журбин
―
Да. Все удивляются: «Какой ещё другой?» Дело в том, что никто не помнит, что у Анны Карениной была дочка, её тоже звали Анна, и фамилия у неё была Каренина. И действие моей оперы происходит примерно через 17-18 лет после гибели Анны Карениной, то есть у меня гибель Анны Карениной происходит в прологе. Понимаешь, все на оперу «Анна Каренина» приходят и знают, что она в конце концов бросится под поезд. Так вот, чтобы никто не ждал этого, у меня прямо в прологе она бросается под поезд, и всё. Потом мы переносимся через 18 лет: юная девушка Анна Каренина. Напомню тем, кто не помнит, что старший Каренин её забрал к себе и воспитывал у себя, и не дал ей знать, чья она на самом деле дочка, она воспитывалась как Анна Каренина, то есть дочка Каренина. И когда она выросла, она всё ещё ничего не знала. И вот у меня в этой опере происходит открытие того, кто она на самом деле.
К. Ларина
―
А кто писал это всё?
А. Журбин
―
Это писали писательница Анна Родионова и Сергей Плотов, два замечательные соавтора. Они мне написали очень хорошее либретто.
К. Ларина
―
Этот сюжет, кстати, замечательный, его можно и в драме сделать, пьесу написать.
А. Журбин
―
Ну, пока никто не догадался.
К. Ларина
―
Прекрасный. Потому что на самом деле тоже вопрос. Вот ты сейчас сказал про эту девочку несчастную. Это прокол Толстого был, он совсем про неё забыл, он её вышвырнул из этой жизни, она ему неинтересна.
А. Журбин
―
Он её бросил, да, ничего не написал.
К. Ларина
―
И Анна её не любила, с самого начала она её не полюбила.
А. Журбин
―
Нет, Каренин её просто взял, как заложницу, и она у него росла. Ну, Толстой об этом ничего не пишет, но мы можем себе представить, как он её держал в ежовых рукавицах, чтобы она, не дай бог, не вырывалась. И вот она выросла. И она встречает на балу уже довольно пожилого человека, всё-таки 20 лет прошло…
К. Ларина
―
Папашу?
А. Журбин
―
Это был Вронский. Она не знает, кто он такой. Они начинают разговаривать. И тогда мы начинаем восстанавливать историю реальной Анны Карениной – той самой, с которой был роман. И это всё происходит… Очень интересная получилась история, да?
К. Ларина
―
Фантастическая история. А когда это будет?
А. Журбин
―
Ну, когда? Дело в том, что несколько театров в Москве говорят о том, что надо это поставить. И даже у меня идут переговоры с несколькими западными театрами, потому что все знают «Анну Каренину». Нет на свете человека, который бы не читал роман «Анна Каренина». Я часто в метро в Нью-Йорке вижу: сидит какая-нибудь пожилая негритянка и, шевеля губами, читает «Анну Каренину», как ни странно. Очень много. Это самый популярный в мире роман, я думаю, всегда. И вот сейчас я хочу сделать такую версию. Ну, не буду говорить раньше времени.
К. Ларина
―
Очень хочется. Вообще идея очень оригинальная и невероятная.
Глупо говорить о дружбе между США и Россией, сейчас это невозможно – до смены правительства там, а может быть, и здесь
А. Журбин
―
И ещё я тебе скажу один такой секрет. В этой опере есть ещё один персонаж, которого все знают. Я там переплетаю вымышленных людей (естественно, Анна Каренина и Вронский – всё это вымышленное) с неким реальным персонажем, которого зовут Пётр Ильич Чайковский. Он же жил в это время. И последняя сцена этой оперы происходит буквально в день смерти Чайковского, он умер в 1893 году. И даже музыка Чайковского там фрагментами звучит.
К. Ларина
―
Очень интересно. А не записывал ещё ни с кем?
А. Журбин
―
Нет, пока только я сам записал своим хриплым голосом. Ну, будем ждать.
К. Ларина
―
Саша, я хочу успеть всё-таки ещё про Америку поговорить, учитывая, что мы живём сегодня в контексте такой абсолютной истерии антиамериканской.
А. Журбин
―
Давай, с удовольствием.
К. Ларина
―
Ты как никто другой знаешь прекрасно все плюсы и минусы этой страны. Какие сегодняшние мифы…
А. Журбин
―
Кстати, ты знаешь, я буквально на днях получил премию некую.
К. Ларина
―
Да, это я знаю. За дружбу между Россией и Америкой.
А. Журбин
―
Ну, условно говоря.
К. Ларина
―
Как в фильме «Встреча на Эльбе»: «Дружба народов России и Америки – это самая главная задача». (Смеются.)
А. Журбин
―
Когда вручали мне эту премию, я сказал так: «Довольно нелепо говорить сейчас об укреплении дружбы между Россией и Америкой, когда эта дружба практически не существует». Она на самом таком низком уровне, может быть, за всю историю отношений России и Америки.
К. Ларина
―
За что больше всего тебе обидно?
А. Журбин
―
Понимаешь, какая штука? Конечно, здесь идёт жуткая пропаганда. Я просто перестал смотреть телевизор (думаю, так же, как и ты). Я вообще, честно сказать, перестал. Даже у меня в одной комнате, где я обычно смотрел телевизор, он испортился, и я его сознательно не чиню. Он так и стоит, такой дохлый телевизор.
К. Ларина
―
Сгнил, сам себя сожрал. (Смеются.)
А. Журбин
―
Да, такой пустой экран. В общем, и очень хорошо. Дело в том, что, общаясь с американцами, ты убеждаешься в том, что всегда ужасно глупо ссылаться на свой личный опыт: «Знаете, я говорил с мистером Джонсоном. Он сказал, что он „за“». Ну, понятно. Но, глобально говоря, они действительно народ очень доброжелательный, очень открытый, очень миролюбивый. Они совершенно не хотят войны, они совершенно не хотят никого завоёвывать. Но вместе с тем есть политика, есть президент, есть люди, которые ведут к определённым шагам.Что касается, например, Обамы. Я, всё-таки как житель Америки и много там бывающий, могу сказать, что мы его не любим, вот как президента мы его не любим, но ни в коем случае не по каким-то признакам, по которым его здесь в России принимают. Извини, когда его называют «чёрным…», что-нибудь такое, я просто кипячусь, я просто готов иногда дать по морде. Человек, который говорит: «Как вы можете с этой чёрной свиньёй…» – что-то в этом роде. Я говорю: «Как вы можете? Он на самом деле очень яркий, очень потрясающий человек, высокообразованный, из самого низа поднявшийся на самый верх без всяких связей, только благодаря самому себе. О чём вы говорите? Дай бог, чтобы у нас все были такие президенты, как Обама».
К. Ларина
―
А почему не любите?
А. Журбин
―
Не любим, потому что… Ну, это чисто внутриамериканские дела. Дело в том, что так называемая «ObamaCare» (реформа медицины): он очень много там поломал, он очень много там развалил. Хотел в хорошем направлении – получилось пока не в очень хорошем. Там много проблем с бюджетом, с финансами, с образованием. Ну, это всё внутренняя политика. Но мы знаем точно, что через 1,5 года господин Обама скажет «до свидания», какого-нибудь 3 ноября 2016 года изберут нового президента, и придёт другой. Политика, очевидно, поменяется, и всё будет совсем по-другому. Это нормальная жизнь. Ну, вот так не повезло нам с президентом. Хотя ещё раз говорю: по-человечески я только восхищаюсь этим человеком. Дело в том, что действительно с Россией произошла какая-то… И мы это всё чувствуем, что у Обамы плохое отношение к России, особенно в последнее время. Вначале этого не было.
К. Ларина
―
Не к России, наверное, а к одному человеку, который сегодня рулит политикой, правда же?
А. Журбин
―
Олицетворяет, да. У них явно какое-то чисто человеческое неприятие.
К. Ларина
―
Потому что к русским там хорошо относятся.
А. Журбин
―
Абсолютно, о чём разговор? Но самое смешное, что самые главные антиамериканцы – это русские эмигранты, живущие в Америке.
К. Ларина
―
Это такие путинисты?
А. Журбин
―
Абсолютно, да. Это люди, которые смотрят телевизор…
К. Ларина
―
Патриоты России, которые живут в Америке.
А. Журбин
―
Они патриоты, которые пользуются очень активно американскими социальными благами, медициной, там получают пенсии, получают массу всякого – и хают Америку последними словами. И они смотрят Первый и Второй канал российского телевидения, вот только это они и смотрят.
К. Ларина
―
Какая-то фантасмагория.
А. Журбин
―
Это действительно невероятно. Я несколько раз встречался там со своими знакомыми, друзьями за столами или на концертах своих. Они все абсолютно убеждены: «Молодцы русские! Правильно сделали!»
К. Ларина
―
«Путин всем показал!»
А. Журбин
―
«Давайте, давите дальше! Мы гордимся нашей страной!» – и так далее. Ну, что с этим поделаешь?
К. Ларина
―
Часто приходится в такие диспуты вступать? Зная Александра, я понимаю, что он молчать не может: если уж заведётся, то всё.
А. Журбин
―
Я стараюсь тем не менее опять же сильно не высказываться. Если у людей такие взгляды – ну, ради бога. Кто может запретить? У каждого свои взгляды.
К. Ларина
―
А с другой стороны, если отсюда смотреть, на чём сегодня строится вся эта антиамериканская истерика? Нам предъявляют что? Милитаризм бесконечный, агрессию американскую, военщину. Что там ещё?
А. Журбин
―
Понимаешь, я не политик, но тем не менее то, что я считаю. Вот всегда говорят: «Чего Америка полезла в Ливан, в Сирию, в Ирак, полезла туда, сюда? Это было неправильно. В Ираке не нашли химического оружия», – и так далее. Бесконечно эти претензии Америке предъявляют. А я думаю, что если бы Америка не полезла в Ирак, в Сирию и ещё куда-то, то было бы гораздо хуже. Потому что кто-то должен следить за порядком, кто-то должен наводить порядок. И сейчас мы имеем это самое «Исламское государство», ИГИЛ оно называется, по-моему, по-русски, а по-английски ISIS. И что? Это же ужас! Кто-то должен с ним бороться? Если не Америка, то кто? Если Америка скажет: «Всё, мы умываем руки, уводим свой 6-й флот. Вот мы будем сидеть дома, а вы там сами разбирайтесь», – здесь же начнётся кровавое месиво. Конечно, Америка следит за своими интересами. Конечно, Америка отслеживает, чтобы всё было в порядке и для них. Мы все смотрели фильм «Родина». Ты смотрела?
К. Ларина
―
Да, конечно.
А. Журбин
―
«Homeland». И мы понимаем, что ЦРУ работает, серьёзная организация. Ну, как иначе? Мы живём в мире противодействия. Но мне очень не хочется, чтобы противодействие было между Америкой и Россией. Глупо говорить о дружбе, но сейчас это практически невозможно – до смены правительства там, а может быть, и смены правительства здесь. По крайней мере, мне очень хочется, чтобы было спокойно и чтобы вся эта украинская борьба, война (уж не знаю, каким словом сказать) как-то закончилась миролюбиво. Я не знаю, возможно ли это. Тебе виднее, ты разбираешься в политике.
К. Ларина
―
Нет, я не знаю. Я только вижу, что люди вокруг превращаются. Я думаю, что наверняка и в твоём окружении есть люди, с которыми ты не согласен, с которыми вот так развела именно эта тема.
А. Журбин
―
Конечно. Знаешь, мы выработали такой статус поведения: как только начинается на эту тему спор – просто закрывать.
К. Ларина
―
То есть можно сохранить отношения?
А. Журбин
―
Да, можно сохранить. «Вы считаете так? Вы считаете, правильно всё сделали? Крым наш, да? Хорошо, ради бога. Давайте так. Вы считаете так, а мы, может быть, считаем не так, но давайте на этой теме не ссориться. Мы друзья много лет». И действительно за столами иногда возникает такая тема, и тут же начинаются какие-то взаимные… «Вы идиоты! Что вы натворили?» Надо сдерживаться. Мы живём в такое сложное время. Надо сдерживаться. Надо стараться быть лояльными и толерантными.
К. Ларина
―
Мы не говорили про семью, а семья очень непростая-то, она вся какая-то невероятно талантливая.
А. Журбин
―
Это правда.
К. Ларина
―
Даже в этом посвящении на этой книге, которое я просто обязана процитировать: «Посвящаю эту книгу моей любимой жене Ирэне Гинзбург-Журбиной, моему прекрасному сыну Лёве Журбину и моим обожаемым внукам Беньке и Йоське». Буквально несколько слов давай мы расскажем про всю семью.
А. Журбин
―
Ну, что тебе сказать? Начнём с младшего поколения. Действительно, мои два внука, как мне кажется (им мало лет ещё, одному три, другому пять, это совсем ещё немного), явно проявляют талант, и причём не только музыкальный: рисуют, стихи читают по-русски, подчёркиваю, ходя при этом в американскую школу. Всё очень любят по-русски, особенно старший сын просто всё время говорит. Ему что-то даёшь, он говорит: «Это русское? – он спрашивает. – Хочу только русское!» Конфеты. «Это русские конфеты?» (Смеются.) Более того, он всё время говорит: «Когда мы поедем в Москву? Я хочу в Москву». Он так любит русский язык! Конечно, в школе он говорит по-английски (откуда там русский язык?), но он всё время говорит: «Я хочу поехать в Москву, потому что там все говорят по-русски!»
К. Ларина
―
Молодец.
А. Журбин
―
Вот такой он патриот. Он, конечно, уже играет немножко на скрипке, немножко на рояле, такой талантливый. И младший тоже проявляет всякие таланты.Сын мой Лёвочка – очень талантливый композитор, сделавший, можно сказать, большую карьеру в России. Пардон, в Америке, конечно. Он сделал большую карьеру, о нём пишут крупнейшие музыкальные критики, и газета «New York Times» о нём много раз писала. Он сделал много уже. Он пишет для кино, для театра, для балета, у него несколько балетов есть. Я очень им доволен. Он буквально продолжает мою линию. В таких случаях говорят: «Ведь природа отдыхает». Знаменитое выражение: «Природа ведь отдыхает». Я говорю: «Конечно, она отдыхает. На мне она отдохнула, а на нём она как раз обратно пробудилась». Так что я очень доволен своим сыном. Надеюсь, что он приедет на этот фестиваль наш и будет здесь выступать.
А что касается Ирэны Львовны, ты сама знаешь. Ирэна Львовна – часть моей жизни неотъемлемая, неразрывная. Скоро у нас будет…
К. Ларина
―
Золотая?
А. Журбин
―
Нет, что ты? До золотой далеко, но 40 лет всё-таки будет.
К. Ларина
―
Молодцы!
А. Журбин
―
40 лет – это уже немало. Я всегда говорю: «Жить с моей женой – это трудное счастье». Трудное счастье. Она – девушка непростая, со своим норовом, характером. Но тем не менее мы как-то продержались такое долгое время. Надеюсь, ещё какое-то время…
К. Ларина
―
У нас получился сегодня практически юбилейный разговор, но не верьте своим ушам, потому что мы, я думаю, осенью перед началом фестиваля опять встретимся.
А. Журбин
―
С удовольствием.
К. Ларина
―
Я, кстати, думаю: может быть, ты и Лёву тогда приведёшь, если он приедет сюда?
А. Журбин
―
О, это будет прекрасно.
К. Ларина
―
Это было бы вообще здорово – здесь такая большая семья.
А. Журбин
―
С удовольствием.
К. Ларина
―
Саша, огромное спасибо!
А. Журбин
―
Спасибо и тебе, Ксенечка.
К. Ларина
―
Я надеюсь, что тебе стало лучше. Открою вам секрет: Александр Борисович приболел немножко, чувствовал себя плохо.
А. Журбин
―
Но сейчас как-то расцвёл. (Смеются.)
К. Ларина
―
Расцвёл, да. Спасибо большое.
А. Журбин
―
Спасибо тебе, Ксенечка.
К. Ларина
―
Спасибо, Саша. До встречи! Всем привет передавай.
А. Журбин
―
Обязательно. Спасибо!