Памяти Елены Образцовой - Дмитрий Бертман, Алла Сигалова, Нина Лебедева - Дифирамб - 2015-01-18
ЗВУЧИТ ЗАПИСЬ, ПОЁТ ЕЛЕНА ОБРАЗЦОВА.
К. Ларина
―
Прямо наслаждение с таким голосом оказаться в эфире рядом. Спасибо большое. Это Елена Образцова. Сегодня наша программа посвящена памяти выдающейся певицы. И перед тем как представить гостей сегодняшних, я хочу прочитать небольшую телеграмму, которую прислали наши слушатели сюда на SMS.Лариса пишет, слушая начало нашей программы: «Нет с нами больше дорогой Елены Васильевны Образцовой. Боль на душе, в это невозможно поверить. Елена Васильевна была для меня и многих людей, по ощущению, как родственница, как мать, как подруга. Она была очень талантливым, светлым, душевным, искренним, добрым, сердечным, жизнерадостным, мужественным человеком, шикарной женщиной с детским восприятием жизни, заразительным смехом, простой и приятной в общении, с чувством юмора и самоиронии. Настоящая дива! Без всякого пафоса. Уникальная и неповторимая. Она была одна. Её хотелось видеть, слушать, слышать всегда. Не хочу в это верить. Страшное горе и потеря. Светлая память. Лариса». Прекрасно. Спасибо вам, Лариса, за эти замечательные слова, которые, по сути, эпиграф к нашей сегодняшней программе.
А здесь в нашей студии Алла Сигалова, хореограф, актриса, режиссёр, заслуженная артистка России. Алла Михайловна, здравствуйте.
А. Сигалова
―
Заслуженный деятель уже даже.
К. Ларина
―
Деятель искусств?
А. Сигалова
―
Да, уже пошло дальше.
К. Ларина
―
Приветствую, Аллочка, очень рада видеть.
А. Сигалова
―
Да, спасибо.
К. Ларина
―
Здесь же в студии Нина Александровна Лебедева, заслуженная артистка России, солистка Большого театра. Бывших солистов не бывает, правда?
Н. Лебедева
―
Не бывает.
К. Ларина
―
Здрасте, Нина Александровна.
Н. Лебедева
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
И здесь же Дмитрий Бертман, наш сосед по квартире, художественный руководитель и главный режиссёр театра «Геликон-Опера». Дима, приветствую, здрасте.
Д. Бертман
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
Давайте мы начнём наш разговор, потому что я не была знакома с Еленой Васильевной Образцовой, я была только её слушателем и поклонником. Конечно же, сегодня хочется поговорить о ней, как об очень близком, тёплом человеке. Я согласна с Ларисой, что когда такой большой артист рядом, кажется, что он твой друг, даже если ты с ним не знаком.
А. Сигалова
―
Это точно.
К. Ларина
―
Алла, давай, расскажи нам.
А. Сигалова
―
Я, в отличие от моих коллег по сегодняшнему эфиру, в общем, только могу поблагодарить канал «Культура», который дал мне возможность общения с Еленой Васильевной, потому что в противном случае я бы оставалась с детства влюблённая в этого человека и всегда коленопреклонённо к ней относилась. Потому что моё первое воспоминание о её появлении – это конкурс Чайковского, и вся моя семья, припавшая к телевизору, и я, тогда ещё маленький человек. Но это такое было мощное впечатление, потому что она была абсолютно другая. Она уже тогда была не похожа ни на какую другую оперную артистку. С того момента моя влюблённость только росла и росла. И встреча на «Большой опере» – конечно, это было очень важно. И огромный поклон каналу «Культура» за то, что такая возможность была.
К. Ларина
―
Алла, а человеческое попадание случилось? Вот те самые ожидания, твои представления об этой женщине – они совпали с тем, что ты увидела?
А. Сигалова
―
Они были мощнее, чем мои представления. Это же не так часто бывает, когда встречаешься с человеком, который для тебя всегда был каким-то, я не знаю, кумиром, и как часто всё это так распадается на составные части. А здесь этот образ вырос, стал ещё мощнее, стал таким просто!.. И влюблённость эта стала мощнее, потому что в этой влюблённости появилась не только артистка, а появилась личность, с которой у меня были непростые, надо сказать, отношения, и этим я горжусь.
К. Ларина
―
Ну что ж, напомню, что Алла как раз рассказывала про «Большую оперу» – то самое шоу, фестиваль такой, конкурс, который на канале «Культура». Аллочка была ведущей и остаётся ведущей, как я понимаю. Да?
А. Сигалова
―
Я не знаю. Пока – да. В прошедшем времени – да.
К. Ларина
―
Нина Александровна, вы-то вообще помните и знаете Елену, когда она была Леночкой совсем.
Н. Лебедева
―
Да, с самого начала. Да, Леночка. Мы в одно время почти пришли в театр, и я её очень хорошо знаю. Я, конечно, тоже поклоняюсь, потому что она действительно была совершенно непохожая ни на кого. Я сейчас думала, вспоминала её первую партию – Гувернантка. Такая, в общем, незначительная партия в «Пиковой даме». Гувернантка: «Барышням вашего круга нужно приличия знать! Должно вам было бы друг другу правила света внушать». Когда она вышла – вы знаете, это был просто… Лорнет этот, тонкая эта фигура (она очень стройная всегда была). Она вышла. И вы знаете, как она запела своим этим красивым голосом мощно так, что мурашки пошли по коже! И вы знаете, никогда эта партия не вызывает особых каких-то эмоций людей. А после того, как она закончила – бурные аплодисменты. Вот никогда не было. Были бурные аплодисменты. Это я вспомнила, это действительно замечательно было. А потом, конечно, я с ней очень много пела. У нас совпадало: я – сопрано, она – меццо-сопрано. У нас были и в «Князе Игоре», и в «Семёне Котко», и в «Кармен»…
Д. Бертман
―
«Трубадур».
Н. Лебедева
―
И «Трубадур», да.
Д. Бертман
―
«Пиковая дама».
К. Ларина
―
«Аида»?
Н. Лебедева
―
«Аиду» мне с ней не пришлось петь, к сожалению. Я пела с Ириной Константиновой «Аиду», а с Леной мне не пришлось петь. Вы знаете, это было всегда потрясающе и здорово. И как-то знаете, когда она приходила в грим-уборную, всё это наполнялось жизнью, весельем каким-то. Несмотря на то, что, в общем-то, не исполински здоров был человек… Она же перенесла всё-таки блокаду, и у неё очень частые были жуткие головные боли, о которых она говорила, жуткие. Но она приходила в театр – и, по-моему, всё это забывалось моментально. Выходила на сцену – и никаких болей, никаких страданий, ничего, только вперёд. И вы знаете, что меня всегда поражало? Что всё она делала (я даже не знаю, как сказать) на разрыв. Вот на разрыв. Она просто так никогда не пела. Она рвала всё! Вот душу рвала.
А. Сигалова
―
По-моему, она так же и жила – всё на разрыв.
Н. Лебедева
―
Да. Душу рвала себе и всем остальным, кто с ней общался. А потом, вы знаете, не только в опере, но она и камерный репертуар замечательно пела. Замечательно!
К. Ларина
―
Романсы, да?
Н. Лебедева
―
Романсы, да. Она работала… Тогда Ерохин Александр Павлович такой был, замечательный концертмейстер. Он великолепно знал вообще всю музыкальную литературу, камерные произведения. И меня что поражало всегда? Знаете, певцы обычно начинают петь где-то с 11. У нас же репетиции даже раньше 11 часов не начинались, для того чтобы человек проснулся, потом проснулся голос, потом он начал петь. В общем, это специфика вокального пения. А Лена к нему ходила на занятия в 9 утра, каждый день она ходила на занятия в 9 утра. Это просто поражало! Я думаю: «Господи, какое же вообще желание бесконечно петь и что-то новое, новое и новое учить, узнавать и познавать». Просто поразительно! Вы знаете, какая-то невероятная жажда, неутолимая! Это поражает. Мы все любим музыку, мы все выросли в ней, все любим её. Но вот с такой жаждой относиться к музыке… Видите, до последнего времени она всё пела. Её слова: «Раньше умереть, чем закончить петь». Вот это её суть.
К. Ларина
―
Нина Александровна, а если говорить о пути, в данном случае в Большом театре – это такой был успешный путь всегда? Так сложились обстоятельства, так ей повезло? Или были моменты и периоды, как бывает в жизни любого артиста, когда всё вокруг не так, как должно быть?
Н. Лебедева
―
Вообще «не так» у неё не было. Успешно, но, конечно, не безоблачно всё. Ну, это же естественно. В то время были замечательные меццо-сопрано: Ирина Константиновна Архипова, была Авдеева, была Левко… Ещё кто там был? Я уже сейчас не помню. Были замечательные певцы, и поэтому надо было…
Д. Бертман
―
Одна Ирина Константиновна…
Н. Лебедева
―
Чего стоит, да, одна Ирина Константиновна.
Д. Бертман
―
Правила театром.
Н. Лебедева
―
Да. И поэтому, в общем, надо было преодолевать это всё. Это всё непросто в театре. Но, видите, сумела она всё это…
Д. Бертман
―
Можно я на секундочку?
К. Ларина
―
Уже пора тебе включиться.
Д. Бертман
―
Мне хочется, знаете, что сказать? Я вот сейчас подумал. Ведь удивительно: в то время она сделала грандиозную карьеру, её действительно знал каждый человек в Советском Союзе и в мире, и она не была депутатом, надо отметить, она не пела ни в одном правительством концерте советскую песню какую-нибудь, которую, в принципе, все пели. Всех обязывали петь (правильно?) какую-нибудь «Оду Родине». Я, например, никогда не забуду, как я был ассистентом концерта к XXVII съезду КПСС. Я учился в ГИТИСе, и мой педагог Георгий Павлович Ансимов взял весь наш курс ассистентами к себе на этот концерт. Раньше ведь как было? Кто поёт в таком концерте, должен получить какое-то звание или орден.
Н. Лебедева
―
Какой-то знак отличия, да.
Д. Бертман
―
Поэтому все рвались (то есть это невозможно) со всеми связями в этот концерт попасть.
Н. Лебедева
―
И потом на приём прийти.
Д. Бертман
―
И там участвовали большие звёзды. И вот четыре народные артиста претендовали на то, чтобы петь. Из Большого театра народные артисты СССР уже, они претендовали петь какие-то концерты. Я помню, как Георгий Павлович Ансимов не знал, как сделать, потому что концерт был маленький. И он заказал композитору Холминову «Оду Родине» для квартета солистов. (Смеются.) Это был потрясающий урок. И они пели эту «Оду Родине» вчетвером. По-моему, в «YouTube» где-то есть этот кусок.Я тогда ещё удивился, потому что там были все те её партнёры самые главные, и она не участвовала в этом. И при этом она имела всё от Советского Союза в тот период. Она ездила, ей было позволено (единственной, наверное, вот в таком количестве) ездить, как она ездила, потому что она действительно пела везде. Наверное, в истории Большого театра редко можно назвать имя, которое бы пело со всеми великими дирижёрами, великими партнёрами и так далее. Ей было это позволено. Вот это, конечно, удивительное качество, что она не участвовала никак в этой жизни партийной.
При этом у неё ведь её ученицей была дочка министра культуры Школьникова, солистка Большого театра. Я тоже её помню прекрасно. В принципе, вот сейчас если бы такая певица появилась в Большом театре, то она бы была просто очень хорошей певицей, я могу сказать. Она была хорошей певицей. Она была ученицей Елены Васильевны. В принципе, все эти мощности были для того, чтобы использовать весь потенциал.
А. Сигалова
―
Дима, а что это такое? Это бесспорность таланта или это умение как-то ладить с людьми? Вот что это такое?
Д. Бертман
―
Мне кажется, это и то, и то.
Н. Лебедева
―
А это комплекс такой всего.
А. Сигалова
―
Мне тоже так кажется. То есть ничего нет чего-то такого, чтобы превалировало?
К. Ларина
―
То есть это не результат каких-то интриг подковёрных, каких-то договорённостей. Нет?
Н. Лебедева
―
Нет, нет.
Д. Бертман
―
А потом, вы знаете, у Елены Васильевны, мне кажется, ещё было такое качество удивительное, которое мне очень нравится. Там, где есть какое-то неприятие или какое-то несовпадение энергетическое с человеком – она не отходила, она шла туда и становилась другом. Это удивительное было качество.
К. Ларина
―
Такой искренний порыв вот преодолеть это?
Д. Бертман
―
Да. Она не любила конфликты.
А. Сигалова
―
Вообще не любила конфликты.
Д. Бертман
―
Ей надо было их погасить. И она умела извиняться, я могу сказать. Когда я делал последний концерт… Вообще мне посчастливилось, конечно.
К. Ларина
―
Ты же делал юбилей её, да?
Д. Бертман
―
Я два юбилея делал. Я тут недавно испугался, думаю: «Господи, больше не буду никому юбилеи делать». Потому что я делал Ростроповичу юбилей, Галине Павловне Вишневской (последние юбилеи) и Елене Васильевне. Но сейчас я думаю: «Да нет, это никак не связано». Потому что Галине Павловне я делал три юбилея, Елене Васильевне – два юбилея. То есть это никак не связано, что я сделал юбилей – и что-то случилось. Я уже на себя начал думать: «Господи…» Это такое счастье, что я делал.
К. Ларина
―
Она же плохо себя чувствовала уже в это время?
Д. Бертман
―
Ну, это отдельная история. Это я могу даже просто отдельно рассказать.
А. Сигалова
―
Димочка, я прошу прощения, что я перебиваю. Просто то, что она довела до конца «Большую оперу», и вообще то, что она зашла в «Большую оперу», в этот проект… И мы каждый день волновались, как она себя чувствует, сможет ли дойти до финала.
К. Ларина
―
А вы знали всё, диагноз?
А. Сигалова
―
Да, мы знали.
К. Ларина
―
Она этого не скрывала? Вообще отношение её к болезни?
А. Сигалова
―
Во всяком случае это не проговаривалось никогда. Да, Дима?
Д. Бертман
―
Да. Ну, что-то я знал. И были моменты такие во время съёмки, когда мы сидели, естественно, редакторы говорили, что когда обсуждать подробно, потом монтаж. И я обсуждаю, а она улыбается рядом, рядом со мной сидит: «Покороче говори. Я еле сижу». Были такие моменты.Во время концерта был момент тоже, когда уже выход был. Там участвовал наш один солист Дима Скориков в концерте её юбилейном. Там очень тесно они стояли. И перед её выходом он как-то наступил ей на ногу, и она его так «хорошими» словами покрыла. (Смеются.) Вот он вчера как раз очень плакал на похоронах, Дима. Вчера мы в театре виделись с ним, и он говорит: «Я же не знал». Я говорю: «Ты понимаешь, она так волновалась за каждое кровотечение, потому что если, не дай бог, что-то – невозможно остановить было. Поэтому она так и испугалась». Он говорит: «Она потом так извинялась передо мной!» Это я помню, потому что я был рядом, с микрофоном ходил на ухе. И она говорит: «Прости меня, что я тебя так обматерила. Я испугалась просто».
Когда была «Большая опера»… Вообще она очень болела летом, очень сильно болела летом. Даже у меня такое подозрение, что это было не воспаление лёгких, а там было что-то намного серьёзнее. Она всячески это скрывала. Она очень хотела в проект «Большая опера», очень хотела. Ей он вообще очень нравился. И вообще она любила с молодёжью работать, это правда.
Н. Лебедева
―
Вообще замечательный проект, конечно.
Д. Бертман
―
И вообще она стремилась к этому. Когда сейчас говорят про её шутки, про её анекдоты – это всё правда, это абсолютная правда. Но дело не в том, что анекдоты. Она любила общаться очень, ей это было невероятно важно. У меня был день рождения в самом конце октября, а у неё была съёмка. Она ко мне приехала 1 ноября домой, и мы сидели очень долго. Притом она приехала после переливания крови. Мы сидели, мама моя сделала её любимые огурцы. Она очень любила мамины огурцы маринованные и всё время мне говорила: «Принеси баночку. Принеси баночку». И вот тут она наконец эти огурчики поела.
А. Сигалова
―
С водочкой, наверное, любила?
Д. Бертман
―
Естественно, с водочкой, да-да-да. Она говорила, что это очень важно. Кстати, как говорил один дирижёр Кирилл Клементьевич Тихонов, наш первый главный дирижёр: «Русское искусство держится на крепких напитках». (Смеются.) Так вот, я хочу сказать, что водочка – это вообще секрет долголетия. Ирина Ивановна Масленникова, с которой мы бывали и в этой студии, и на канале «Культура», каждый день вечером (она пила, кстати, только «Kauffmann» или только кошерную водку) рюмочку водки она пила. И если бы не наши врачи, то я думаю, она бы прожила до 120 лет. Она умерла в 97.
Н. Лебедева
―
Ну, водочка – это хорошо, только в умеренных количествах.
Д. Бертман
―
Нет, они же не алкоголики. Они пили вот именно для здоровья. Поэтому Елене Васильевне было важно общаться, она интересовалась.
А. Сигалова
―
Жадная была до общения, прямо жадная.
Д. Бертман
―
Её всё интересовало, её интересовала мода. Вот она мне подарила на день рождения три подарка. Она мне подарила потрясающие запонки, как фортепианная клавиатура. Она мне подарила подтяжки модные, которые я никогда не носил. (Смеются.) У меня есть одни подтяжки дома – это подтяжки Бориса Александровича Покровского, мне Ирина Ивановна их отдала.
А. Сигалова
―
А теперь есть вторые, да? Неплохая коллекция.
Д. Бертман
―
Да. И подарила мне галстук потрясающий. Я как раз на похоронах был в её галстуке.
Н. Лебедева
―
Да, мы видели, Дима нам продемонстрировал.
Д. Бертман
―
Я его первый раз одел как раз. Вот так.
К. Ларина
―
Спасибо вам, прекрасно говорите.
Н. Лебедева
―
Мне трудно даже говорить в прошедшем времени.
К. Ларина
―
Вообще мне очень нравится эмоциональный фон наш сегодня, какой-то очень такой мажорный. Мне кажется, это очень правильно по отношению к ней.
Н. Лебедева
―
Да. Потому что для меня она живёт, я не похоронила её. Вот мне трудно говорить в прошедшем времени вообще.
К. Ларина
―
Давайте мы сейчас новости послушаем, а потом продолжим нашу программу.НОВОСТИ
ЗВУЧИТ ФРАГМЕНТ ЗАПИСИ ОПЕРЫ «ЦАРСКАЯ НЕВЕСТА».
К. Ларина
―
Слушайте, просто невероятно! Мурашки! Мы прямо как будто вошли в какую-то совсем свою жизнь отдельную. Нас туда впустили! Боже мой…
Д. Бертман
―
Вот когда мы «Большую оперу» снимали…
К. Ларина
―
Подождите, давайте мы назовём, что это «Царская невеста», Любаша.
Д. Бертман
―
Это живой спектакль.
К. Ларина
―
Спектакль живой, вы это услышали.
Д. Бертман
―
Есть другие варианты исполнения этой арии. Когда мы делали «Большую оперу» (как раз мы с Аллой в паузе вспоминали), она девочке, которая пела Царскую невесту, говорила как раз замечание: «Любаша любит, и она ни в коем случае не устраивает кухонную разборку». Ведь действительно в традиции этой сцены всегда она упрекает всё время: «Ведь я одна тебя люблю!» «Ты, такой мерзавец, ушёл к этой гадости! Покинул меня, такую замечательную!» Нет, а тут всё… Имея даже такой голос, имея все краски для того, чтобы устроить кухонную разборку, она держит вот это, как она говорит, натяжение.
Н. Лебедева
―
Натяжение, да. Всё время говорила это слово.
Д. Бертман
―
Натяжение она держит. Это феноменально, конечно. И вообще мне хочется ещё сказать: про неё всё понятно по голосу. Вообще голос раздевает человека, по нему можно определить всё: характер, увлечения, как он любит, эротику, сексуальность, можно определить какие-то вообще черты, которые человек скрывает. Голос раздевает, вот тембр голоса. Когда я прослушиваю в театр певца, я слушаю, и мне уже очень многое понятно вообще – иметь дело с этим человеком или не иметь.У неё в голосе есть восторг. Она каждую ноту берёт с восторгом, как будто с восклицательным знаком. У неё восклицательные знаки кругом стоят, вот как пишут в SMS-ках смайлики. Она, кстати, со смайликами все SMS-ки посылала. Это тоже она любила, кстати, SMS-ки она обожала. И даже когда она уже не могла писать, я ей посылал в Германию SMS-ки, и мне она отвечала. А писали эти SMS-ки её ученица Оля Балашова, которая с ней была, и Люба, которая ей была вообще верным другом и помощником во всём. Вот они сидели с ней последний весь этот месяц с лишним и держали её за руку. Вообще это люди, о которых особо надо сказать, потому что это невероятная преданность. И то, что они пережили там – это просто что-то невероятное.
А. Сигалова
―
К тому, что сказал Дима. Мне кажется, что вообще стержнем этого человека – главным, основным стержнем, на котором всё держалось – была любовь. И помимо того, что это такое человеческое качество, это всё-таки ещё и качество, которое она приобрела как верующий человек. И это её качество и было…
Д. Бертман
―
И в неё влюблялись.
А. Сигалова
―
И влюблялись поэтому, да.
Д. Бертман
―
Когда в неё влюблялись молодые ребята, вот там ходили разные истории…
А. Сигалова
―
А как в неё не влюбиться?
Д. Бертман
―
А невозможно не влюбиться.
А. Сигалова
―
Абсолютно.
Д. Бертман
―
Если бы она позволила кому-то – любой бы пошёл. Она обладала вот этой удивительной энергетикой и уверенностью. Она давала любому человеку рядом с собой уверенность. Это удивительно. При том, что она женщина, но было ощущение, что она может защитить, что она может как-то вознести.Например, в моей жизни она сыграла помимо того, что действительно, особенно в последние годы, благодаря «Большой опере»… Последние три года мы действительно дружили и каждый день почти созванивались, и эти концерты юбилейные, всё. Но знаком-то я с ней очень давно, с 1990 года. То есть знаком раньше ещё, я ходил же маленьким на её концерты. Но я на неё очень обиделся в своё время, когда она мне не подписала книжку, ужасно. Я ей потом высказал, и она сказала: «Принеси, я впишу».
К. Ларина
―
Она имя не написала?
Д. Бертман
―
Имя не написала, она просто автограф поставила. И так я ей и не успел принести эту книжку, но это неважно, потому что у меня намного больше всего осталось в памяти. Она сыграла в моей жизни просто огромнейшую роль дважды.Первый раз. Театр мы в 1990 году создали, и он был как частный, и в 1993 году он стал государственным. И для того чтобы он стал государственным, нужны были всякие рекомендации. Союз театральных деятелей мне не дал рекомендацию тогда, потому что председатель секции Музыкального театра и секретарь (я сейчас эту должность занимаю) сказал, что ему надо годик походить и посмотреть спектаклики. (Смеются.) А там решалось всё в один день. Он не дал мне рекомендацию. Нужны были рекомендации. И эти рекомендации дали Елена Васильевна Образцова и Борис Александрович Покровский, то есть такие два имени, которые просто…
Н. Лебедева
―
Уже больше и не нужно было ничего.
Д. Бертман
―
Это первый раз. И второй раз, Ксюша, когда как раз была вся эта война со строительством. И она выступила сама по своей инициативе, она написала письмо, я даже про это не знал. Это тоже удивительная была ситуация. Я не просил, не знал и не рассчитывал на неё. Там писали люди письма везде, все сегодняшние звёзды писали – про них я знал. Они мне звонили, они мне говорили. А она просто по секрету это сделала. И это, конечно, просто… Притом находилась она в Магадане, это письмо пришло из Магадана.
А. Сигалова
―
А что она там делала?
Д. Бертман
―
Она там была на гастролях.
К. Ларина
―
Слушайте, а вот то, что касается вообще жизни частной. Вообще ближний круг из кого состоял у Елены Образцовой, особенно в последнее время? Она же была в этом смысле одинока, у неё же не было уже…
Д. Бертман
―
Нет, дочка Лена.
А. Сигалова
―
Внуки были.
К. Ларина
―
А мужчины же рядом не было уже.
Д. Бертман
―
Да. Ближний круг, который был у неё – это, конечно, дочка Лена.
К. Ларина
―
С дочкой дружила она?
Н. Лебедева
―
В последнее время она даже ездила с ней на концерты, она её вывозила. У Лены же тоже голос такого камерного плана, она музыкальная очень.
К. Ларина
―
Нина Александровна, я хотела у вас спросить. Вот если говорить о ближнем окружении в течение жизни… Ведь долгое время Елена Образцова в концертах работала всегда с одним и тем же концертмейстером, все его знали.
Д. Бертман
―
Важа Чачава.
К. Ларина
―
Я это помню с детства.
Н. Лебедева
―
Вы не помните того времени, когда она с Ерохином всё время пела и делала с ним программы, она с ним очень много сделала. А потом уже, когда Ерохин…
К. Ларина
―
Важа Чачава – расскажите вообще про него. Как он возник? Он из театра?
Н. Лебедева
―
Нет, он в театре никогда не был. Я даже не знаю, как он возник.
К. Ларина
―
Какой-то удивительный был. У меня такое ощущение, что они просто обожали друг друга.
Н. Лебедева
―
Лена сама где-то его нашла. Я не знаю, где и как. В театре его никогда не было. Он появился, мы узнали его только благодаря Лене, до этого я его не знала.
Д. Бертман
―
Хотя он потом делал и с Архиповой тоже концерты.
Н. Лебедева
―
А потом, да, уже с Архиповой делал концерты.
А. Сигалова
―
Благодаря ей он как-то вообще вынырнул на поверхность.
Н. Лебедева
―
Да, его не знали.
Д. Бертман
―
Он замечательный был педагог, коуч потрясающий.
Н. Лебедева
―
Он великолепный концертмейстер. Он чувствовал певца, он всё понимал, вообще каждое дыхание, каждую ноточку. Это вообще здорово.
К. Ларина
―
А вообще её взаимоотношения с музыкантами, с оркестром, с дирижёром, с концертмейстером?
Н. Лебедева
―
У неё всегда, по-моему, были дружеские со всеми отношения, она со всеми дружила.
А. Сигалова
―
Простите, пожалуйста. Вот сколько звёзд существует, и про каждую звезду кто-то говорит хорошо, кто-то не очень, кто-то сомневается в звёздном статусе. Про эту женщину я не слышала ни одного отрицательного мнения профессионалов. В её абсолюте, по-моему, не сомневается никто. Это очень редкая ситуация.
Д. Бертман
―
Насчёт ближнего окружения я хочу сказать. Конечно, ей очень повезло в последние несколько лет, потому что появилась такая Наташа Игнатенко, которая пришла совершенно не из нашей музыкальной сферы. Где-то они познакомились, и Наташа возглавила её фонд. И не в фонде дело даже, она стала директором её, то есть она стала просто её администратором, директором и так далее.
Н. Лебедева
―
И другом.
Д. Бертман
―
И благодаря Наташе действительно она стала иметь огромное количество работы. Наташа стала раскручивать эти концерты, мастер-классы, её выступления. Наташа ей создавала такой график… Я сколько раз помню, мы сидели, она говорит: «Я уже больше не могу, – Елена Васильевна говорит. – Сколько уже можно?» Наташа говорит: «Надо, Елена Васильевна. Ещё вот это. И у нас ещё через год то-то, то-то, то-то». Та же «Большая опера». Наташа просто работала на неё действительно фантастически! И она была в очень ближнем круге в последнее время. Она обожала Наташу.
А. Сигалова
―
Да и концерт в Большом тоже лёг на её плечи.
Д. Бертман
―
Да. И Наташа финансировала весь концерт, потому что это же концерт, который финансировал фонд Елены Образцовой. И все певцы приезжали за счёт фонда, и Наташа находила деньги.
Н. Лебедева
―
А все были уверены, что это делал Большой театр. Представляете?
К. Ларина
―
А сколько дочке лет? Когда она её родила-то?
А. Сигалова
―
По-моему, в 30 лет она её родила.
Н. Лебедева
―
Да-да-да, около 30. Я помню, она была беременная, около 30. Сейчас сколько ей?
К. Ларина
―
Тогда уходила из театра в декрет?
Н. Лебедева
―
На очень короткий срок.
К. Ларина
―
Потому что я знаю, что это, конечно, непростое решение для актрис, для певиц тем более.
Н. Лебедева
―
А потом эта Лена, когда она уже стала ходить, всё время ходила на спектакли. Мы эту Лену все очень хорошо знали.
К. Ларина
―
А ещё я хотела поговорить… Мы сейчас говорим про пространство оперное, но мы вот и в перерыве тоже вспоминали, что она всё-таки и в драме себя пробовала с Романом Виктюком, и в джазе вдруг, ни с того ни с сего.
Н. Лебедева
―
Она всеядная такая была.
К. Ларина
―
И я видела фильм, один из последних фильмов документальных с ней, буквально был показан на прошлой неделе, где она говорит: «Я джаз пробовала, очень мне хотелось. Но я вдруг поняла, что у меня ничего не получается». Это был какой-то период, когда она выступала и пела.
А. Сигалова
―
Это года три вдруг такой влюблённости бешеной в джаз было.
К. Ларина
―
Азарт, который не исчезал.
Н. Лебедева
―
Она всё хотела объять, понимаете. Вот удивительно просто. Кто-то на чём-то останавливается, а ей хотелось всё, абсолютно всё! Причём я всегда удивлялась. Придёт, ей плохо – и потом вдруг раскрывается с такой силой это всё, ну просто невозможно!
А. Сигалова
―
И как это достойно уважения, что она поняла, что не джазовая девушка…
К. Ларина
―
Когда человек сам понимает.
А. Сигалова
―
И отошла. Вот тоже огромное уважение. Суперпрофессионал, который может на себя посмотреть очень критическим взглядом.
Д. Бертман
―
Мне кажется, ещё дело в том, что она любила получать удовольствие. Это тоже очень хорошее качество. И даже то, что она пела и джаз, и Вайля делала программу (вот такие редкие вещи), Форе, французскую музыку. Она получила удовольствие. Понимаете, ведь она настоящая звезда ещё почему? Она не звезда, которая использует просто репертуар. Ведь есть звёзды, которые большие медиафигуры, но они не были законодателями моды. Ведь она вышла первая босяком, Кармен – и стали дальше выходить босяком. Это же её.
К. Ларина
―
Это она сама придумала?
Д. Бертман
―
Это она придумала, да.
К. Ларина
―
Это кто ставил? Режиссёр?
Д. Бертман
―
Это спектакль был Захарова, но я думаю, что это придумала она, это абсолютно её, сто процентов. Например, она, имея всю славу, имея театры «Ла Скала» и «Метрополитен-опера», вдруг учит со Свиридовым циклы новые. Это же огромная работа – учить современную музыку и делать новые программы. Вот сейчас взять какую-то звезду очень большую современную, она скажет: «Да мне некогда учить. У меня же контракты. У меня же «Сомнамбула», жуткая опера Беллини», – которая вообще просто поп-музыка.Понимаете, сейчас если человек возьмётся, он использует максимально, может быть, на самом высоком качестве, но он использует свой резерв. Она постоянно пыталась сделать что-то новое, то есть она воспроизводила новую музыку, того же Важу Чачаву. Это тоже её производство – Важа Чачава. Действительно, она его нашла, хотя он потрясающий музыкант. И он сделал столько для неё тоже! И она очень страдала, когда он ушёл. Я тоже с Важей Николаевичем был очень близок. Он даже в нашем театре давал мастер-классы, и был даже спектакль, на котором он работал как главный концертмейстер. Он великий музыкант. У нас в театре есть несколько певцов, которые его ученики, занимались с ним.
К. Ларина
―
Скажите мне, возвращаясь к «Большой опере», Алла, а дети эти, которые участвовали в этом конкурсе, понимали вообще масштаб личности и вообще этот момент уникальный в их жизни?
А. Сигалова
―
О, да!
К. Ларина
―
С кем они общаются, кто им говорит слова.
А. Сигалова
―
Конечно! Ну, это такая личность! И вообще те люди, которые сидели в жюри, включая Бертмана – конечно, это люди, на которых ориентируется весь оперный мир. Они имеют огромное уважение и авторитет. И когда жюри возглавляет Елена Васильевна… Ну, это люди – никто сомнению не подвергает их статус.
Д. Бертман
―
Елена Васильевна, конечно, ещё подарила свой статус и всем остальным членам жюри.
А. Сигалова
―
И вообще всему проекту.
Д. Бертман
―
Я же всё равно понимал, что я сижу с Образцовой, и мы не на равных. У нас в этом году вообще считалось, что нет председателя жюри. Официально так называлось, что председателя жюри нет. Но на самом деле мы-то знаем, что был председатель. (Смеются.) И сидел Холендер, который в жизни каждого члена жюри сыграл роль какую-то, и даже не с положительным знаком. В жизни каждого члена жюри. Это был очень интересный раздражитель. И как мы его перевербовали вообще к концу конкурса.
Н. Лебедева
―
Да-да-да. И как он благодарил всех.
А. Сигалова
―
Я хочу сказать то, что Дима так тактично умалчивает, но мне кажется, что об этом надо сказать. Именно при руководстве Холденера Елена Васильевна ни разу не пела в Венской опере. Это знак. Поэтому то, что они сидели вместе – это была драматургия очень непростая.
Д. Бертман
―
И так же, как Галина Калинина, которая сделала огромную карьеру на Западе и пела везде. Тоже при Холендере она уже не пела на сцене Венской оперы. А я работал в Венской опере и ставил спектакль «Похождение повесы» как раз в тот период, когда Холендер был директором этого театра. У меня всё было нормально, но я просто его знаю в работе. Очень его боялся. Страшно. (Смеются.) Понимаете, и тут все мы соединились, и это всё закрутилось.
Н. Лебедева
―
Люда Шемчук тоже, когда она узнала, что Холендер… Знаете Люду Шемчук?
А. Сигалова
―
Конечно.
Д. Бертман
―
Да, певица замечательная Большого театра тоже.
Н. Лебедева
―
Да. Она же в Вене работала очень долго. И она как-то о нём очень плохо отзывалась, и ей тоже не хотелось. Она говорит: «Господи, зачем?» Но тем не менее он иногда очень точные формулировки давал.
Д. Бертман
―
Нет, он профессионал.
Н. Лебедева
―
Он профессионал. Да, это было очень интересно.
К. Ларина
―
Нам нужно уже близиться к финалу, потому что мы хотим всё-таки поставить ещё в конце фрагмент из «Князя Игоря», с Атлантовым она там поёт.
А. Сигалова
―
Очень правильно. Хороший выбор.
К. Ларина
―
Это выбрал вот кто нам – Дима.
А. Сигалова
―
Это Дима выбрал? Браво, Бертман! Браво!
Д. Бертман
―
Спектакль, где Елена Александровна пела Ярославну. Это тот самый спектакль.
К. Ларина
―
Скажите любимую арию, любимую роль. Алла, скажи. Самая любимая?
А. Сигалова
―
Любаша.
К. Ларина
―
Любаша. А у вас любимая Образцовой?
Н. Лебедева
―
А у меня любимая – Эболи.
К. Ларина
―
Тоже мы слышали. А твоя?
Д. Бертман
―
А у меня – роль Образцовой во всех ролях. Правда. (Смеются.)
Н. Лебедева
―
Это верно, правда.
Д. Бертман
―
Я её видел практически во всех ролях.
Н. Лебедева
―
Ой, я была же свидетельницей, как её принимали потрясающе в Вене, когда она спела Марину Мнишек. Боже мой, это был просто какой-то, я не знаю… Столько было вообще восторга! Не могли продолжать спектакль, понимаете.
К. Ларина
―
У нас уже пошла опера. Спасибо большое моим гостям замечательным. Это Нина Лебедева, Дмитрий Бертман и Алла Сигалова. Спасибо. И Елена Образцова – наша главная героиня.ЗВУЧИТ ФРАГМЕНТ ЗАПИСИ ОПЕРЫ «КНЯЗЬ ИГОРЬ».