Стас Намин - Дифирамб - 2014-11-16
К. Ларина
―
Вот с такого безумия мы начали сегодняшнюю программу – «Рано прощаться». Кто узнал, тот узнал. Это группа «Цветы», но не одна, там какой-то вообще гремучий коктейль. Стас Намин здесь, в нашей студии. Стас, приветствую.
С. Намин
―
Приветствую.
К. Ларина
―
Кто там был-то? Говори. Кто там был на этой сцене сейчас?
С. Намин
―
Ну, у нас было много гостей на концерте. Это живой концерт, это запись концерта. В этой песне были «ОтЗвуки Му» и хор Александрова.
К. Ларина
―
Обалдеть просто!
С. Намин
―
Ну, такой стёб.
К. Ларина
―
Кто вообще знал, что такие песни можно петь с таким хором безумным? Простоя замечательно! Ну, мы сегодня отмечает какую-то кучу юбилеев в нашей передаче, поскольку группа «Цветы» отмечает какую-то страшную дату. Ужас просто. Когда сказал Намин, сколько лет, я испугалась прямо.
С. Намин
―
Да я и сам испугался.
К. Ларина
―
Боже мой… Мне кажется, это какой-то уникальный случай.
С. Намин
―
Ну, полвека. Представляешь себе? Полвека фактически.
К. Ларина
―
Старше только «Самоцветы».
С. Намин
―
Нет.
К. Ларина
―
Нет?
С. Намин
―
«Самоцветы» – это же придумали советский вариант «Цветов». Когда мы стали популярны, они взяли и сделали «Самоцветы», понимаешь, комсомольский вариант «Цветов».
К. Ларина
―
А… То есть вы, получается, самые древние?
С. Намин
―
Да нет, древнее были, конечно. Были там какие-то.
К. Ларина
―
Ну, которые живут до сих пор.
С. Намин
―
Нет, были… Ну, вообще до нас были «Скоморохи».
К. Ларина
―
Но их же нет. Их нет.
С. Намин
―
А, ну да.
К. Ларина
―
Вы же остались группой.
С. Намин
―
«Цветы» я сделал с «Машиной». Мы в один год сделали «Машину» и «Цветы».
К. Ларина
―
А, вот «Машина времени» ещё живая.
С. Намин
―
Просто до этого у меня ещё было две группы, а Андрюшка только начинал. Я был тогда старше года на три, я его учил на гитаре играть. И в результате вот получились две группы. Вот мы 45 лет уже вместе.
К. Ларина
―
45… Ужас! А кто сохранился из первого состава?
С. Намин
―
Первых составов вообще не было. У меня не было первых составов никогда. Ну, в смысле сохранились какие-то ребята. Один, Юра Фокин, живёт в Америке, в Сан-Франциско. Вот как раз на концерте, который мы делали к 40-летию, мы созвали всех, кто жив.
К. Ларина
―
Все приехали.
С. Намин
―
Да-да-да, все. Но, в принципе, состав всё время менялся. За первую часть жизни группы (это первые 20 лет) при всех сложностях и запретах играло в общей сложности около 50 человек от Лёши Козлова до, я не знаю, Малинина, Никольского. Потрясающие все музыканты. В разных стилях, но все талантливые. А после перерыва десятилетнего мы заново собрались, уже когда театр я сделал, чтобы мюзиклы делать, группа должна была живая быть, я решил опять собрать «Цветы». И с этого момента ни один человек не поменялся, вот уже 15 лет. 15 лет театру…
К. Ларина
―
Да, второй юбилей, про который я ещё не успела сказать – это театр. Театр Стаса Намина, который работает в Зелёном театре на Крымском Валу, в Парке культуры. Он отмечает своё 15-летие вот сейчас буквально. Да? В ноябре 2014 года.
С. Намин
―
Да, буквально сейчас, ноябрь. Ровно 15 лет.
К. Ларина
―
Поздравления! Молодцы!
С. Намин
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Что накопили за годы?
С. Намин
―
Ой, много. Ну, оттого что я так всерьёз театром не занимался раньше, у меня был, конечно, определённый интерес просто сделать такой классический театр. Имею в виду, сначала репертуарная политика была такая: выстроить так, чтобы вот труппа, которую я собрал, легко себя чувствовала в разных направлениях театральных – от комедии, трагедии и драмы, таких классических, до мюзиклов и рок-опер и так далее. И когда это получилось, то мы начали тогда делать, попробовали как бы найти новый жанр. То есть взять международное понимание мюзикла, как в мире это понимают, и соединить…
К. Ларина
―
С русской душой.
С. Намин
―
Да, с русской драматической традицией, с русским театром.
К. Ларина
―
С надрывом.
С. Намин
―
Да. Ну, там, где мурашки. Там, где правда актёрская игра, где правда режиссёр, как бы идёт вглубь, а не вширь. И вроде бы получился вот такой драматический мюзикл. Он построен не на супердекорациях и самолётах, которые приземляются на сцене, или поезда, я не знаю.
К. Ларина
―
Нет, вообще-то слушать и слушать. Говорит вам про самолёты на сцене. Вы бы видели этот театр. Он малюсенький.
С. Намин
―
250 мест. Да, маленький.
К. Ларина
―
Маленький, но такой уютный, так в нём хорошо. Он какой-то театральный очень.
С. Намин
―
Уют. Да, я вот это имел в виду. Бродвейское – всё-таки это шоу.
К. Ларина
―
Дорогое, чтобы всё сверкало.
С. Намин
―
Да, дорогое. Это просто другой жанр. Мне тоже это нравится, но просто неинтересно этим заниматься. Шоу меня, в принципе, как-то уже давно не интересует, честно говоря. А вот уютный маленький театр, где прямо каждое слово в душу. И пусть это будет мюзикл, рок-опера – это не играет роли. Сейчас уже трудно даже определить жанр. Вот мы сейчас сделали по Шукшину…
К. Ларина
―
«Космос».
С. Намин
―
«Космос», да. Даже жанр… Это нельзя назвать ни мюзиклом, ни рок-оперой. Это просто драматический спектакль, где музыка играет тоже драматическую какую-то роль, она входит в драматургию спектакля. Ну а последние наши уже шаги – они вообще неизведанные совсем. Мы сделали сейчас очень странное произведение «Победа над солнцем». Это восстановили мы такую авангардную оперу, которая 100 лет назад была представлена Малевичем.
К. Ларина
―
Кстати, где-нибудь она исполнялась вообще после первого оригинального исполнения?
С. Намин
―
Несколько раз были попытки.
К. Ларина
―
У нас в стране?
С. Намин
―
У нас тоже кто-то пытался. В Америке пытались, ещё где-то.
К. Ларина
―
Я сейчас скажу, кто. По-моему, Александр Пономарёв, был такой режиссёр.
С. Намин
―
Я даже не знаю, кто, честно говоря.
К. Ларина
―
По-моему, они пытались сделать.
С. Намин
―
Я посмотрел кусочки и вижу, что там, в общем, творчество личное. Но я считаю, что если вы берете таких великих людей, не знаю, как Кручёных, Малевич, Хлебников, Матюшин, как авторов, а потом переделываете на свой лад – что-то меня вот ломает. Тогда не надо брать великих авторов, а надо самому делать и говорить, что «я великий». Мы его реконструировали, мы это сделали совместно с Русским музеем именно для того, чтобы максимально восстановить то, что правда было там, то есть полностью все эскизы Малевича, вся сценография сделана по Малевичу – все костюмы, всё на свете. Музыка восстановлена. То есть просто с лупой смотрели, там искали, ноты у него от руки написанные, музей нам дал уникальные документы. Так же, как текст полностью. Там текст Кручёных и пролог Хлебникова.
К. Ларина
―
Подожди. А вот сама режиссёрская идея – она из чего, откуда бралась?
С. Намин
―
Режиссёрская, конечно, наша.
К. Ларина
―
Вы же сами. Не сохранилось же никаких ни плёнок, ни партитур, ничего.
С. Намин
―
Конечно. То есть всё, что можно было восстановить. Мы не изменили ни одного слова. А режиссура такая, что вот вы смотрите… 1:10 примерно идёт. И, в общем, несмотря на то, что Хлебников не самый простой поэт для понимания, мягко говоря…
К. Ларина
―
Да не то слово. А как публика? Вообще понимает, что это?
С. Намин
―
Да. Просто вообще в восторге публика.
К. Ларина
―
Надо посмотреть.
С. Намин
―
Битковые аншлаги у нас. Ну, вот Серёжа Соловьёв, который недавно был на спектакле, потом пришёл за кулисы и такие пел дифирамбы просто ребятам. Мы просто поняли, что мы не зря… Мы сами понимаем, что удалось, но вот когда… Всё-таки Сергей Александрович – не только режиссёр, а и учёный человек.
К. Ларина
―
Я хочу сказать, что принёс совершенно замечательный буклет Стас нам в подарок. Буклет, посвящённый 15-летию театра. Здесь, собственно, вся история театра. Но я не могла оторваться от последних страниц, поскольку здесь я увидела таких людей, которые в этом театре побывали, что мне даже страшно стало. Они что, все были здесь, в театре?
С. Намин
―
Кто-то здесь, а кто-то на гастролях к нам приходил, когда мы гастролировали в Штатах, в Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке.
К. Ларина
―
Здесь вся семья Ди Каприо, вся семья. Это вы там?
С. Намин
―
Это первый раз. Да, это был Лос-Анджелес, они пришли к нам. И тогда как раз он сказал, что у него, оказывается, бабушка русская.
К. Ларина
―
Русская, да.
С. Намин
―
И вот оттуда я узнал это и рассказал всей стране.
К. Ларина
―
А вот вы пообщались с ними, вообще с семейством?
С. Намин
―
Да.
К. Ларина
―
Ну и как?
С. Намин
―
С Ди Каприо мы уже сколько?.. Лет 25.
К. Ларина
―
Ди Каприо – бог с ним. А семья меня интересует.
С. Намин
―
Дочь симпатичная.
К. Ларина
―
Папа такой крутой вообще, с длинными волосами, такой рокер.
С. Намин
―
Отец – он сценарист. Вы видели фотографию, мы смешную сделали? Где Лео стоит в серединке, а мы по бокам вдвоём.
К. Ларина
―
Вот.
С. Намин
―
Да-да-да, вот эту. Одинаковые, да? Мы похожи с ним.
К. Ларина
―
Да. Он такой вообще хипарь. А вот Барышников?
С. Намин
―
Это в Нью-Йорке.
К. Ларина
―
Барышников, который наша мечта абсолютная, потому что его мы можем видеть только там, где-нибудь за границами – либо в Америке, либо в Европе. Он сюда не приедет. Обещал, что не приедет.
С. Намин
―
Это как раз фотография, которую вы видите. Я их познакомил с Андрюшей Битовым, это в Нью-Йорке было.
К. Ларина
―
Потом здесь ещё есть человек, которого никто не видел. А он, оказывается, существует. Это Виктор Пелевин.
С. Намин
―
Да-да-да. Это у нас как раз.
К. Ларина
―
Он пришёл в театр своими ногами?
С. Намин
―
Нет. Он просто у нас тусовался. У нас родственные связи.
К. Ларина
―
А…
С. Намин
―
Я шучу. Но тем не менее это такая длинная была история. Саша Холоденко, был такой потрясающий художник, он у нас работал в студии дизайна. Вот первая книжка «Generation П» вышла с нашим дизайном, как раз он делал.
К. Ларина
―
Рэй Брэдбери здесь. Это тоже, наверное, не здесь, не в Москве.
С. Намин
―
Да, это в Лос-Анджелесе тоже.
К. Ларина
―
А вы ездили на гастроли?
С. Намин
―
Да, в Лос-Анджелес, в Нью-Йорк.
К. Ларина
―
И что возили?
С. Намин
―
Возили и «Волосы», и «Jesus Christ – Superstar».
К. Ларина
―
И как там это воспринимали?
С. Намин
―
Вы знаете, на визг просто.
К. Ларина
―
То есть они не смеялись, не крутили пальцем у виска?
С. Намин
―
Вообще наоборот получилось. Несколько лет назад было 40-летие бродвейской постановки. И вот все постановки за всю историю во всём мире они изучили каким-то образом.
К. Ларина
―
А она же на русском языке у вас идёт, да?
С. Намин
―
У нас и на русском есть, и на английском. И мы вошли в пятёрку лучших составов в мире.
К. Ларина
―
Да ладно?
С. Намин
―
Представляете себе? В общем, это была для нас большая честь, потому что в самой Америке это не всем позволительно. Это такой культовый спектакль, что авторы и продюсеры очень жёстко дифференцируют, кому можно ставить, а кому нельзя.
К. Ларина
―
А вы какой вариант там играли – английский или русский?
С. Намин
―
Мы играли половину на половину.
К. Ларина
―
Им же, наверное, интересно, как на русском это звучит.
С. Намин
―
Да, мы сделали на русском. Они знают всё наизусть, поэтому на каком языке ни играй, они всё равно понимают. Но мы сделали песни на английском, половина на половину.
К. Ларина
―
И как они? Действительно хорошо это воспринимают?
С. Намин
―
Вот есть фильм, который вышел сейчас вообще обо всей истории этого спектакля, включая фильм Милоша Формана. И там мы официально названы в пятёрке лучших в мире трупп. Приятно всё-таки.
К. Ларина
―
Стас, а сколько спектаклей сегодня в репертуаре на афише?
С. Намин
―
Сейчас около 20.
К. Ларина
―
То есть вы ничего не снимали за все эти годы?
С. Намин
―
Нет, снимаем кое-что.
К. Ларина
―
От чего-то избавлялись?
С. Намин
―
Кое-что, да, снимается.
К. Ларина
―
А по каким причинам? За выслугой?
С. Намин
―
Нет, по разным причинам. Вот по разным. Тут даже одну причину трудно сформулировать. Есть даже, которые мы хотели просто переделать – время, не успеваем. У нас есть «Маленькие трагедии» Пушкина, которые мы тогда делали… Вот тогда это было, 15 лет назад, точно то, что надо. А потом время немножко ушло, театр поменялся. И, в общем, хочется сделать, оставить это, но по-другому уже. Время… Не получается сделать. Сейчас новые спектакли у нас.
К. Ларина
―
Что сейчас делаете, расскажите?
С. Намин
―
Мы сейчас готовим… Вот сейчас только что мы выпускаем самый ближайший спектакль. Это такая очень странная композиция, произведение. Я не знаю, как это назвать, тоже жанр совершенно трудно определить. Это на стихи Хлебникова и музыку Лёши Хвостенко и «АукцЫона» мы сделали «Жилец вершин». Получилась такая вокально-хореографическая сюита. То есть там только…
К. Ларина
―
А та сюжет есть какой-то?
С. Намин
―
Ну, так же, как в «Победе над солнцем». Это такой авангард.
К. Ларина
―
Условно всё.
С. Намин
―
Да, всё условно. Но главное же не сюжет, а смысл. В результате смысл понятен, про что речь идёт. Вообще если читать Хлебникова, в результате ты между строк начинаешь понимать вообще всё очень просто. Кстати, как и Дима Ревякин, он тоже как бы хлебниковский такой. Если вы когда-нибудь вообще слушали его песни…
К. Ларина
―
Конечно.
С. Намин
―
Вообще у нас в российском роке считается, что тексты главнее, чем музыка. А в действительности реально, на мой субъективный вкус, действительно стихи есть у людей, которых я могу пересчитать на пальцах одной руки. Туда входит и Дима Ревякин, естественно.
К. Ларина
―
А ещё кого назовёте?
С. Намин
―
Ну, назову, конечно, Борю Гребенщикова, назову… Да не хочется сейчас. В общем, мало. В пять пальцев руки – стопроцентно.
К. Ларина
―
Саша Васильев?
С. Намин
―
Саша Васильев – стопроцентно, конечно же, да. Это даже не обсуждается. А в результате в этой рок-музыке нашей получается, что ни музыки нет, ни стихов. И играть ещё не умеет никто. Но это как-то уже сложилось в какую-то такую… Вроде бы и нормально всё.
К. Ларина
―
Вот и такое бывает.
С. Намин
―
И такое бывает. Ну, это странно, да? Потому что какой-нибудь Гергиев – вот у нас звезда. Он едет туда, куда-нибудь в Америку или в Европу – и там такая же звезда, не меньше. Или, не знаю, Юра Башмет. Или кто-то ещё. А почему-то поп, рок, шмок и всё в этом жанре, так скажем, лёгком… Потому что есть своя мишпуха маленькая: у нас кайф есть, а в Финляндии мы уже никто.
К. Ларина
―
Ну, это то же самое, как… Простите, я не знаю. Я тут, конечно, небольшой знаток, но мне представляется аналогия авторской песни, которая нигде в мире…
С. Намин
―
А что это?
К. Ларина
―
Тоже не очень понятно, что это такое.
С. Намин
―
Вы знаете, я вообще не знаю, что это за слово. В авторской песне я знаю несколько человек всего.
К. Ларина
―
Ну, Визбор, Высоцкий.
С. Намин
―
Мне ближе всего, конечно, Окуджава, Высоцкий и Галич. Вот эти три фамилии для меня совсем… Я на Окуджаве воспитывался, потому что его папа мой обожал и всё время слушал. И я тоже знаю наизусть его.
К. Ларина
―
Так они там звёзды, что ли, были? Нет, конечно. Это для эмигрантской публики исключительно.
С. Намин
―
Это всё-таки другая история. Это другая история. Совершенно необязательно быть звёздами везде. Но есть жанр, который международный – например, поп и рок. Это международный жанр. А есть, например, шансон французский, который не международный жанр, и он тоже популярен.
К. Ларина
―
Или он превращается в шансон, который здесь у нас.
С. Намин
―
Нет, не надо вот унижать французскую музыку. Я сейчас имею в виду, что во Франции шансон – тоже во всём мире не популярен. А кантри в Америке – тоже во всём мире не популярен. Поэтому есть жанры, которые не претендуют на популярность в мире. А есть, как рок-музыка или поп-музыка – она обязана быть популярной во всём мире. Или она мишпуха. Поэтому вот это интересно.
К. Ларина
―
А почему, интересно, у нас не получилось? А вот «Парк Горького», который пытался завоевать весь мир?
С. Намин
―
Это я делал эксперименты. Это другая история. Это я специально сделал такую экспортную группу. Ну и всё. А всё остальное – там другим способом добивались популярности. Там был ещё один случай, где в пионерских галстучках репетировали лесбиянок две девочки.
К. Ларина
―
А, понятно. «Тату», да?
С. Намин
―
Это с музыкой не связано, поэтому это так. Но это другая история. А если говорить про музыку, кроме этого моего эксперимента, в общем, больше ничего и не получилось.
К. Ларина
―
Странно, да? Потому что таланты же есть всё равно.
С. Намин
―
Сто процентов, есть.
К. Ларина
―
Даже пусть пальцы одной руки, как вы говорите, они всё равно есть.
С. Намин
―
Наверное, они идут куда-то… Ну, если есть башметы, если есть спиваковы и ещё огромная плеяда серьёзных симфонических музыкантов в разных направлениях, включая, кстати, Аркашу Шилклопера и ещё джазовых каких-то – значит, есть таланты.
К. Ларина
―
А чем вы это объясните?
С. Намин
―
Но вот почему-то не идут. Поп, рок – он привлекает других людей.
К. Ларина
―
Кстати, театр драматический – то, что мне ближе – насколько я знаю, во всём мире номер один, русский драматический театр.
С. Намин
―
Нет-нет-нет, я вам сейчас приведу пример и с театром такой же.
К. Ларина
―
Нет?
С. Намин
―
Смотрите. Я, правда, субъективно буду говорить. Мой любимый театр современный… Я сейчас не «Мастерскую Фоменко» имею в виду, которую все знают, понимают. Только единственное странно, почему все вдруг начали называть Фоменко гением и построили ему театр перед его смертью. А до этого его не было, что ли? Такая же глупость происходит, с моей точки зрения… Мой любимый театр на сегодня в России, который просто для меня кумир в определённом смысле – это Дима Крымов.
К. Ларина
―
Ой! Да, согласна абсолютно. Но у него нет своего театра.
С. Намин
―
Ну, это не играет никакой роли. Он ездит по всему миру, его принимают, как сумасшедшие, во всём мире. А здесь он не номер один, здесь у нас совершенно другие интересы. Это то же самое, что в этой мишпухе. У нас здесь свой постмодерн, советский постмодерн – то есть с понтом под зонтом и впереди планеты всей. А в действительности есть вообще Крымов, который настоящий. Сегодняшний современный русский театр – я вообще больше никого не вижу просто такого уровня. Есть талантливые ребята, конечно, очень.
К. Ларина
―
Нет, ну театр должен быть разным. Ну что мы говорим?
С. Намин
―
Это правда. Я просто…
К. Ларина
―
Тут уж можно вступить в некоторую дискуссию. Театр должен быть разным.
С. Намин
―
Это правда, не обсуждается.
К. Ларина
―
Есть вот «Комеди Франсэз» – ну, ничего ты там для себя не откроешь, никаких высот. Но он такой должен быть. Как у нас Малый театр, да?
С. Намин
―
У кого-то получается это настолько полноценно, что это убеждает весь мир. Вот Дима Крымов не просто талант. Он нашёл…
К. Ларина
―
Согласна абсолютно. Он нашёл тот универсальный язык, который понятен во всём мире.
С. Намин
―
Который русский, наш, и при этом понятен. Вот это ценность великая.
К. Ларина
―
Как хорошо мы говорим, как будто нет никакого радио. А радио-то есть! (Смеются.)
С. Намин
―
А что, у вас микрофоны включены?
К. Ларина
―
Да.
С. Намин
―
Да вы что?
К. Ларина
―
Радио есть, у нас есть новости. Мы слушаем новости, потом продолжаем наш разговор со Стасом Наминым. И обязательно послушаем ещё пару музыкальных композиций группы «Цветы».НОВОСТИ
К. Ларина
―
Вот казалось бы, знаю человек сто лет. Вот сейчас слушаю Стаса Намина. Сто лет его знаю, а ничего про него не знаю. Вот какое удивление-то. Ну, мы сейчас расскажем про то, что ты сейчас рассказывал. Мы хотели музыку поставить ещё очень, потому что это песня, которая написана на стихи современных поэтов, что очень важно.
С. Намин
―
Да, мы сделали это с Верой Полозковой, она одна из моих любимых поэтов. И мы с ней сделали очень красивую песню, мне кажется.
К. Ларина
―
Вот мы её сейчас услышим. Давайте.ЗВУЧИТ ПЕСНЯ «УТРЕННЯЯ БАЛЛАДА».
Лучше йогурта по утрам только водка и гренадин. Обещай себе жить без драм – и живи один. Все слова переврутся сплошь, а тебе за них отвечать. Постарайся не множить ложь и учись молчать. Бог приложит свой стетоскоп – а внутри темнота и тишь. Запрети себе множить скорбь – да и зазвучишь. Я пришел к старику берберу, что худ и сед, разрешить вопросы, которыми я терзаем. «Я гляжу, мой сын, сквозь тебя бьет горячий свет, – так вот, ты ему не хозяин. Бойся мутной воды и наград за свои труды, будь защитником розе, голубю и дракону. Видишь, люди вокруг тебя громоздят ады – научи их, что может быть по-другому. Помни, что ни чужой войны, ни дурной молвы, ни злой немочи, ненасытной, будто волчица – ничего страшнее тюрьмы твоей головы никогда с тобой не случится». Лучше йогурта по утрам только водка и гренадин. Обещай себе жить без драм – и живи один.
К. Ларина
―
Прекрасно. Вот в подтверждение слов прекрасные слова здесь в этой песне. Напомню, это стихи веры Полозковой, группа «Цветы». Стас, я не могу не спросить, конечно…
С. Намин
―
Это концертная запись.
К. Ларина
―
Мы поняли. Не простят меня слушатели, если я не спрошу про Макаревича и про всё, что сейчас в стране происходит. Как вообще ты к этому всему относишься?
С. Намин
―
Про Макаревича мне не всё понятно. Во-первых, мы с ним друзья 45 лет, если не больше, и он всегда был достойный человек, честный, приличный и добрый очень. А тут я просто с ним не виделся много месяцев уже и не знаю, что произошло вообще. А за что? Вся проблема-то с чего началась? Он что сделал?
К. Ларина
―
Ну, во-первых, он изначально высказался после присоединения Крыма. Он назвал это аннексией, как какая-то достаточно большая, как мне кажется, часть людей, которые именно так воспринимают это. Во-вторых, он категорически против вообще этой политики путинской, касающейся Украины. В-третьих, он убеждён, как и многие люди, в том, что мы там принимаем активное участие не только в качестве гуманитарной помощи, но и всей остальной. В-четвертых, он убеждён… Что я за него говорю?
С. Намин
―
Теперь я понимаю. Я думал, он куда-то поехал, концерт какой-то.
К. Ларина
―
То, что касается… Это было выражено не только вербально, это было выражено и в поступках, потому он принял участие в концерте для детей украинских в Славянске, он принимал там участие.
С. Намин
―
В смысле, концерт дал?
К. Ларина
―
Дал концерт.
С. Намин
―
Ну, концерт – в общем-то, это…
К. Ларина
―
И это расценили как предательство. Сравнивали это с тем, что: «А представьте себе, чтобы Клавдия Шульженко поехала на концерт и дала концерт Гитлеру во время войны».
С. Намин
―
А что, сейчас война идёт? Россия с кем-то воюет?
К. Ларина
―
Вот и вопрос.
С. Намин
―
Во-первых, мне кажется, что даже когда не совпадают идеологии… Например, Советский Союз был и Соединённые Штаты – не совпадали идеологии. Правда? Чуть ли не холодная война была много лет. И при этом Большой театр ездил, Сол Юрек вывозил Большой театр по Штатам. Поэтому концертная и культурная деятельность… Рихтер ездил по всему миру, несмотря на разницу в идеологиях. Поэтому думаю, что концерт даже и обсуждать не имеет смысла, это совершенно нормальная вещь.А его точка зрения… Ну, человек имеет право на любую точку зрения, мне кажется. Но вот если говорить про меня, то я себе представляю, что всё вообще-то довольно сложно, сложнее, чем кажется с первого взгляда, как мне видится всё это. И я вообще далёк от политики, как известно. Но всё-таки надо просто быть совсем глухим и слепым, чтобы не представлять себе, что существует реальная геополитическая война всё время, начиная… Причём это не только между двумя странами, а между всеми странами. То есть все пытаются на политическом уровне, на уровне геополитики отстаивать свои интересы довольно жёстко, поэтому везде существуют разведки, существуют шпионы везде. Даже какая-нибудь захудалая где-нибудь… Извините, я не обижаю Финляндию, но где-то вот на краю света какая-нибудь Финляндия…
К. Ларина
―
Ну, край свет у нас Австралия теперь.
С. Намин
―
А что, Новая Зеландия у нас не на краю?
К. Ларина
―
Подожди, до Новой Зеландии мы ещё не добрались. Наша рука ещё не добралась.
С. Намин
―
Поэтому реально были две супердержавы, как известно, при Советском Союзе, и была серьёзная война. Она, может быть, была и холодная, а не горячая, но тем не менее была иногда была близка и к горячей. И получилось (как я это вижу), что в какой-то момент Михаил Сергеевич с какой-то такой гагаринской улыбкой взял и отдался, как бы решил, что мир начался. А мне кажется, та сторона совершенно никогда на этот мир не реагировала и вообще сказала: «Ну ладно, дурачок. Если ты так улыбаешься и готов нам всё отдать – вывести войска из Германии без контрибуций и так далее…» – сейчас не будем всё это ворошить, рассказывать все секреты вплоть до одного очень важного и интересного секрета, потом когда-нибудь расскажу.Так вот, эта война, как я вижу, всё время продолжается. И в то время, как один из наших лидеров дирижировал оркестром, как мы знаем, и ещё что-то происходило, а те там планомерно о чём-то думали, потому что у них задачка-то серьёзная. И в результате… Ну, откуда взялся Ющенко, всем известно, в общем-то. Поэтому для меня понятно, как получился в результате конфликт на Украине. Он выглядит так, как конфликт у нас в семье. Потому что, в общем, у меня жена украинка, все украинцы вокруг, а у них там все русские рядом. И войну посеять между Украиной и Россией – ну, надо было очень профессионально потрудиться, чтобы всё там устроить так.
Я себе представляю, что это случилось. И я думаю так, что наша разведка, наше ФСБ, КГБ (не знаю, как оно теперь называется), в общем, прошляпило. Я не понимаю, за что они зарплату получают, если они прошляпили Ющенко, прошляпили этот «Правый сектор», который поднялся.
К. Ларина
―
Ну а что он там поднялся? Ты видел результаты выборов?
С. Намин
―
Послушай, тут есть серьёзный разговор. То, что они, правда, существуют, отрицать трудно.
К. Ларина
―
Они существуют, я даже их видела.
С. Намин
―
И здесь они существуют, наши. У нас тоже националисты есть непростые. Правда?
К. Ларина
―
Не то слово, да.
С. Намин
―
Вопрос – как их используют? Когда надо, их можно придавить. «Не знаем, что с ними делать», – как у нас на этой площади. Помнишь, у нас на Манежной вышли они и крушили всё? Что значит «не знаем»? А то мы не знаем, как в этой стране обходятся с кем угодно. То есть не знают, как справиться с националистами. Если бы захотели справиться – справились бы в секунду.
К. Ларина
―
Ну, там, по-моему, справились с националистами. Там, по-моему, националисты все…
С. Намин
―
Где? У нас? Или там?
К. Ларина
―
Нет, в Украине.
С. Намин
―
На Украине, я не очень знаю, что происходит. А здесь…
К. Ларина
―
Ну, вот ты говоришь про «Правый сектор» в Украине.
С. Намин
―
Там тоже. Вот я вижу какую ситуацию? Был «Правый сектор». Он специально много лет воспитывался, подкармливался и готовился. Если вам интересна моя точка зрения, потому что у меня точка зрения простая. Надо было захватить власть в Украине, свергнуть придурка, который воровал шапки. И когда его допустили до того, что можно воровать не только шапки, то он начал воровать… Вы знаете, как он воровал шапки? Вы вообще знаете методику? Это же очень интересно. Он серьёзный парень был, там всё было в порядке. Он придумал такую вещь. У него была компания друзей, они воровали шапки только на вокзалах и аэропортах. Забегали в туалет, ждали, пока в кабинке кто-то снимет штаны, сверху – раз! – и убегали. И тот – уже куда он побежит-то без штанов? Всё было просчитано, учтено могучим ураганом.
К. Ларина
―
Как же они выбрали такого чувака?
С. Намин
―
Вот же! Если говорить, что они этого Ющенко прошляпили, а потом поставили парня, который… Три раза уголовные дела: один раз за насилие и два раза за то, что с шапками разбирался – один раз на вокзале, другой раз в аэропорту.
К. Ларина
―
Момент покаяния их всё-таки посетил.
С. Намин
―
Мне это всё нравится. Мне вот нравится.
К. Ларина
―
Молодцы.
С. Намин
―
И когда та сторона холодной, горячей, я не знаю, какой войны геополитической добралась до того, что всё это произошло – тогда куда деваться? Они по плану действовали, а мы по обстоятельствам.
К. Ларина
―
У нас обстоятельство – реклама.РЕКЛАМА
К. Ларина
―
Значит, ситуация такая. Либо мы политологией дальше занимаемся…
С. Намин
―
Ой, не дай бог. Вот ты меня спровоцировала.
К. Ларина
―
Да. Либо мы рассказываем про Стивена Хокинга.
С. Намин
―
Давай про что-нибудь, про какого-нибудь Хокинга.
К. Ларина
―
Давай. Про Хокинга расскажи.
С. Намин
―
Вот мне Хокинг почему ближе? Потому что… Люди не все знают, что такое «Хокинг». Дело в том, что я увлекаюсь астрономией.
К. Ларина
―
Мы даже книжки его разыгрывали здесь. Наши дети даже знают, кто это. Учёный.
С. Намин
―
Недавно я был на астрономическом форуме всемирном, где было девять нобелевских лауреатов по астрофизике, по квантовой физике, по квантовой механике. И был там тоже и Стивен Хокинг, с которым мы зацепились, схватились…
К. Ларина
―
Ну, надо напомнить, что Стивен Хокинг – человек с очень тяжёлым заболеванием.
С. Намин
―
Да. Но при этом с абсолютно ясной головой.
К. Ларина
―
У него палец, по-моему, только…
С. Намин
―
Нет-нет-нет.
К. Ларина
―
Он на коляске передвигается.
С. Намин
―
Я сейчас расскажу. Я с ним неделю провёл вместе. И дискуссии наши были…
К. Ларина
―
Расскажи. Он же разговаривает…
С. Намин
―
Да, разговаривает через компьютер. На щеке у него мышца, которой он регулирует компьютер. Ни палец, ничего не движется у него вообще.
К. Ларина
―
Боже мой!
С. Намин
―
Да, на щеке мышцы, вот здесь вот. И тем не менее удаётся. Он долго разговаривает, конечно, одно предложение занимает у него где-то 10 минут примерно, то есть сложно с ним говорить. Поэтому неделю мы с ним там общались. В общем, мы как-то зацепились в споре… Почему мне вообще эта тема интересна? Потому что когда ты смотришь… Вообще у меня один из лучших в мире телескопов дома стоит. На заказ сделанный английский телескоп, в который я могу из дома (в хорошую погоду, правда) вообще видеть галактики и планеты.
К. Ларина
―
Такое ощущение абсолютной эмиграции.
С. Намин
―
Абсолютно. То есть я вообще могу уйти и жить там. Мне даже в астрал выходить необязательно, я через телескоп. И потом, когда возвращаешься от этой трубы телескопной… Причём я там могу фотографировать всё. Я сейчас недавно снял галактику Андромеды – это, конечно, сумасшествие. Когда ты смотришь туда, а потом смотришь в телевизор – что-то не понимаешь, что происходит. Потому что вообще непонятно, что такое история, как всё устроено вообще, в чём ценность денег, популярности, власти, чего-то ещё. Какой-то такой вот совершенно другой взгляд появляется на всё. И я увлёкся этим, во-первых, потому что это правда, суть. Это очень интересная суть вопроса, потому что то, что там происходит… Реально оттуда же всё пошло. И тогда понятно, кто мы вообще, какой наш уровень и в чём суть. Ну, сейчас невозможно, да, у нас времени нет для этого.Но со Стивеном Хокингом мы зацепились на тему… Вообще в прошлом веке… Не в прошлом веке, а в этом веке, в начале, была серьёзная дискуссия. Был диспут по поводу того, есть ли высший разум на Земле. И спорил Нильс Бор и Эйнштейн.
К. Ларина
―
В смысле – есть ли бог?
С. Намин
―
Есть ли бог, да. Если примитивно говорить – да. Ну, высший разум. Бог – это не тот, который с бородой на облачке сидит. А высший разум существует – кто-то, кто создал и управляет. Или, в общем-то, всё настолько тупо материально? Нильс Бор утверждал именно, что бога нет и близко, всё абсолютно материально и по законам природы создано, которые можно просчитать и заранее всё знать. А Эйнштейн говорил: «Нет. При всём том, что мы знаем и понимаем, всё равно высший разум есть». Это я сейчас примитивно рассказываю, но тем не менее так оно и было.И как бы по наследству этот спор перешёл на сегодняшних астрофизиков и учёных. Это, прежде всего, Стивен Хокинг, который занимает сторону Нильса Бора, и Пенроуз, который занимает позицию Эйнштейна. Но Пенроуза не было на этой конференции, и я занял его место. И мы с ним зацепились на эту тему.
К. Ларина
―
А там был как бы свободный микрофон, можно было высказываться?
С. Намин
―
Нет, мы вдвоём говорили. У него были лекции там. Но кроме того мы там жили целые десять дней и разговаривали, просто встречаясь за завтраком, не знаю, где-то ещё. И я его спросил… То есть один из его аргументов, он говорит: «Если бог есть, скажите, где он». Просто, да? А я ему говорю: «Ты понимаешь, в чём дело. С точки зрения логики, которую ты сам проповедуешь, ты можешь такое сказать только в той ситуации, если ты точно знаешь всё, что происходит, то есть где его нет. Если какое-то место существует, где ты не знаешь, что происходит, то теоретически возможно, что он там и есть». Ну, грубо говоря.Вот был Большой взрыв. После Большого взрыва, с точки зрения квантовой физики и квантовой механики, всё развитие Вселенной понятно. Ну, понятно не таксистам, а учёным, которые этим занимаются. Кстати, там был Уилсон, который открыл Большой взрыв, я с ним тоже разговаривал. Я говорю: «Ну хорошо. Один из аргументов. А что взорвалось?» Он говорит: «Думаю, что это масса и энергия». Я говорю: «Значит, была масса и энергия? Вы же говорите, что ничего не было до Большого взрыва. Хорошо, а вот это мнение твоё совпадает? Вот там девять нобелевских лауреатов, а Стивен Хокинг не нобелевский лауреат пока ещё». Он говорит: «Нет, у них по-разному у всех». Я говорю: «Когда тебе говорят: «А что взорвалось?» – и ты догадываешься – значит, ты не имеешь права говорить: «Покажите мне, где он». Теоретически он может быть и там». Вот он там и есть, он и взорвал, он и придумал.
Ну, хорошо, ладно. А с точки зрения обычной квантовой физики, такой понятной, есть такой двухщелевой способ выстрела молекул (ну, эксперимент такой существует), в котором, если закрыть одну щель, то молекулы ведут себя неадекватно с точки зрения логики общепринятой. Есть впечатление, что они ведут себя как разумные существа, что, собственно, абсолютный сюр. Но это доказать никто не может, почему они так себя ведут. Но они ведут себя так. Я говорю: «Как ты это объясняешь? Ты знаешь прекрасно…» У него в книгах даже это есть, этот известный эксперимент, который все знают. Он тоже не знает, как объяснить. И ещё много. Потом про чёрные дыры мы с ним начали говорить, это его главный конёк.
К. Ларина
―
Короче, срезал. (Смеются.)
С. Намин
―
Он согласился.
К. Ларина
―
Мы должны заканчивать уже. Мы же хотели ещё песню показать.
С. Намин
―
Не будем?
К. Ларина
―
Хотим.
С. Намин
―
Песню с Димой Быковым, да?
К. Ларина
―
Что за вещь? Ты хоть скажи два слова.
С. Намин
―
Мы с Димой Быковым написали красивую песню. Мне кажется, что она какая-то такая сегодняшняя – может, злободневная, а может, и нет. Я думаю, что она не злободневная, а просто она вечная. Называется «Силы природы». Всегда же бывают силы природы?
К. Ларина
―
Кстати, к спору со Стивеном Хокингом.
С. Намин
―
Да. Когда гроза и, я не знаю, смерч. И бывает ещё, когда и солнце светит – в общем, кайф. И то, и то. Но это всё силы природы.
К. Ларина
―
Спасибо. Мы на этом завершаем нашу встречу сегодняшнюю сумбурную со Стасом Наминым и слушаем музыку группы «Цветы».ЗВУЧИТ ФРАГМЕНТ ПЕСНИ «СИЛЫ ПРИРОДЫ».
Как тёмные мысли клубятся в мозгу, Как в пыльные орды, в живую пургу, Сбивают гонимые страхом народы, – В безмолвии августа, в душном стогу. В теплице безветренной влажной погоды Сгущаются силы неясной природы. Сгущаются силы неясной природы. Я вижу их мощь и дышать не могу. Один изгаляется в узком кругу, Взахлёб допивая остатки свободы, Другой проклинает недавние годы, А третий бежит, норовя на бегу. Ещё и поставить подножку врагу – Хотя их обоих накроют отходы, Сгущаются силы неясной природы. Я знаю, какой, но сказать не могу. Но в это же время, над той же рекой, В ответ собираются силы природы Такой недвусмысленно ясной породы, Что я ощущаю мгновенный покой.