Леонид Каневский - Дифирамб - 2014-09-21

К. ЛАРИНА – Добрый день! Мы начинаем нашу программу. В студии ведущая Ксения Ларина – это я. А в гостях у нас сегодня замечательный артист Леонид Каневский. Здрасте, Леонид Семёнович.

Л. КАНЕВСКИЙ – Здрасте, здрасте.

К. ЛАРИНА – Заслуженный артист Российской Федерации.

Л. КАНЕВСКИЙ – Заслуженный, конечно.

К. ЛАРИНА – Отсутствовали, когда всем раздавали народных артистов. Я напомню, Леонид Каневский сейчас в Москве иногда показывается на сцене своего родного театра – Театра на Малой Бронной. И вот по времени последняя премьера (надеюсь, не последняя в Москве) – это спектакль «Ревизор», где, собственно, самого городничего сыграл Леонид Семёнович. Я этот спектакль видела с прекрасным красавцем ревизором Даней Страховым. Ну, давайте мы начнём…

Л. КАНЕВСКИЙ – С этим спектаклем вообще связана интересная история.

К. ЛАРИНА – Именно с этим, с «Ревизором»?

Л. КАНЕВСКИЙ – Именно.

К. ЛАРИНА – Тогда давайте с этого начнём.

Л. КАНЕВСКИЙ – Давай начнём.

К. ЛАРИНА – Какая? Ну-ка?

Л. КАНЕВСКИЙ – Значит, совсем недавно, в 1956 году, когда я поступал в театральное училище Щукинское…

К. ЛАРИНА – Я даже пропустила как-то так.

Л. КАНЕВСКИЙ – …Я читал монолог городничего, понимая, что никогда я его не сыграю с моим лицом. Николай Васильевич Гоголь – а я причём тут? И вдруг по прошествии каких-то 50 годков раздаётся звонок, звонит Голомазов Сергей Анатольевич, главный режиссёр Театра на Малой Бронной, и предлагает мне сыграть городничего. Со мной был шок – первый момент. И он мне рассказал, как он придумал это всё, и было потрясающе. Я, конечно, с большим удовольствием и благодарностью схватил это предложение, и вот играю уже четыре года.

К. ЛАРИНА – Ну, в родные стены когда вошли, какой-то трепет особый испытывали? Вы сколько там не были вот до первых репетиций «Ревизора»?

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну как? Во-первых, я бывал там, конечно же.

К. ЛАРИНА – К друзьям приходили, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Конечно. Там и Лёвка Дуров, и Гера Мартынюк, ушедший недавно. Вообще как бы я с театром не рвал никогда.

К. ЛАРИНА – Но здесь всё-таки на сцену выходили, это другое.

Л. КАНЕВСКИЙ – На сцену, да, не выходил, конечно. И я, когда снимали фильм (неважно, ко дню моего рождения), мы полазили по сцене, по всем этим местам репетиционным. Театр в этом смысле – молодцы. Они замечательные и сохраняют память театра на Малой Бронной, директор и главный режиссёр. Висят фотографии наших старых спектаклей, Анатолий Васильевич, труппы 70-х годов. То есть сохраняется история театра, и это потрясающе. Поэтому я когда прихожу в театр, я обязательно прохожу через фойе, чтобы покайфовать, увидеть наши старые афиши, наши фамилии, напечатанные в этих афишах в 70-е годы, и вспомнить то потрясающее время, которое связано с Анатолием Васильевичем, гениальным режиссёром.

К. ЛАРИНА – Скажите, пожалуйста, вот молодёжь, молодые актёры – для них это имя что-то значит, Анатолия Эфроса? Они понимают, кто это?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, сто процентов, сто процентов. Они знают и по рассказам нашим, и по воспоминаниям, и по фотографиям, и иногда по отрывкам каких-то спектаклей, которых, к сожалению, практически не осталось. Тут для меня был такой сюрприз-подарок, тоже там что-то про меня делали, какую-то историю, неважно. И там показали отрывок из «Продолжения Дон Жуана» – нашего спектакля, который мы играли с Андреем Мироновым, Лёвой Дуровым и Олей Яковлевой. Анатолий Васильевич поставил. Он, правда, шёл немного, но шёл на малой сцене Театра на Малой Бронной. И вот там была сцена из спектакля. А спектакля нет, не сохранился, представляете.

К. ЛАРИНА – То есть ни одного спектакля на плёнке? Кусочки.

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет, нет.

К. ЛАРИНА – Есть только то, что сами сделали для телевидения.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, то, что для телевидения – это всё есть. А спектакли сами театральные… Какие-то кусочки, кто-то снимал. Мой друг оператор иногда приходил, снимал что-то, есть какие-то куски. Но такого, как сейчас, знаете, чтобы «сохранить, сохранить, сохранить», нет. Но молодые люди знают. Конечно, знают. И для них в Театре на Бронной висит над костюмерным цехом «Легенда по имени Эфрос», такая статья.

К. ЛАРИНА – Вот смотрите, конечно же, раз мы… Я понимала, что мы так или иначе сразу прямо упрёмся именно в это имя и в это время, в этот золотой век советского театра. Какая была потрясающая команда актёров рядом с Эфросом! Вот мы кого-то там уже называли. Можно добавить и Александра Ширвиндта…

Л. КАНЕВСКИЙ – Ширвиндт, Державин, Тоня Дмитриева.

К. ЛАРИНА – Лев Круглый, замечательный артист.

Л. КАНЕВСКИЙ – Лёвочка Круглый, тоже ушедший.

К. ЛАРИНА – Многих-многих актёров. Ну, Олю Яковлеву вы назвали.

Л. КАНЕВСКИЙ – Оля Яковлева, конечно.

К. ЛАРИНА – Антонина Дмитриева потрясающая.

Л. КАНЕВСКИЙ – Тоня Дмитриева, да. Сайфулин Гена, Витя Лакирев. Это всё – наша команда, понимаете, в которую я, к счастью, попал в 1963 году, когда Анатолий Васильевич пришёл в Театр Ленинского Комсомола, и мы за год сделали новый театр – «Ленком». Потому что он был такой, скажем так, не в большом порядке театр.

К. ЛАРИНА – Был обычным таким рядовым театром.

Л. КАНЕВСКИЙ – Рядовым и, может быть, даже… Ну, неважно. И мы жили в зале, мы жили с утра до вечера. Не знаю, как, кто-то же успевал сниматься, но практически никто. Мы жили в театре с утра до вечера. Анатолий Васильевич, когда выходной день в театре… Он грандиозный был тип, вообще потрясающий дядька. И он приходил и говорил: «Я не понимаю! Ну что можно делать в выходной день? Я кручусь по квартире, как дурак, не знаю, что делать. Что вы делаете в выходной день?» Он не понимал, как это вне театра быть.

К. ЛАРИНА – Почему не получилось? Всё-таки судьба-то при всём таланте невероятно драматичная, если не сказать трагичная – судьба Анатолия Эфроса. Потому что он был, и был его театр, но у него театра как такового не было.

Л. КАНЕВСКИЙ – Был.

К. ЛАРИНА – Ну… Был? Свой?

Л. КАНЕВСКИЙ – Конечно, конечно.

К. ЛАРИНА – Своя труппа. Театра на Малой Бронной всё-таки, да.

Л. КАНЕВСКИЙ – Александр Леонидович Дунаев в этом смысле был потрясающе тактичный и интеллигентнейший человек, понимавший, кто работает.

К. ЛАРИНА – Давайте я скажу в скобочках, что Дунаев был главным режиссёром Театра на Малой Бронной, а Эфрос был старшим…

Л. КАНЕВСКИЙ – Да. А Анатолий Васильевич был очередным режиссёром.

К. ЛАРИНА – Очередным режиссёром.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да. Но все понимали, что это театр Эфроса. И Дунаев понимал, кто работает. И мы играли и у Дунаева, и у Анатолия Васильевича во всех спектаклях. И всё равно это был, конечно, театр Эфроса. Когда в 1963-м он пришёл в «Ленком», за год возник новый театр, на премьеры которого летали со всего Советского Союза. Летали к нам на спектакли. И каждый раз это был праздник. Даже когда говорили: «Ну, это не очень удачный спектакль Эфроса», – это было смешно. Смешно, потому что его не очень удачный спектакль – это великий спектакль по сравнению с другими режиссёрами и спектаклями. Я никого не хочу обидеть, но я просто знаю и помню, что это за спектакли были, понимаете.

И вот так возникла компания. Он взял, привёл с собой с детского театра вот такую группу – Тоню Дмитриеву, Лёву Дурова, Витю Лакирева, Гену Сайфулина – к нам в театр. И возникла компания, которая потом плавно, когда случилась эта идиотская история с его увольнением с поста главного режиссёра с такой формулировкой: «за несоответствие репертуара названию театра»…

К. ЛАРИНА – Это Театр Ленинского Комсомола.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ленинского Комсомола, да. Хотя у нас был и «Платон Кречет»… Нет, «Платон Кречет» был на Малой Бронной, что я путаю. Ну, неважно. Короче, в 1967 году, чтобы подсластить пилюлю, потому что начала уже и западная пресса говорить, что вот увольняют такого режиссёра гениального, его перевели в Театр на Малую Бронную очередным и дали возможность взять с собой 11 человек.

К. ЛАРИНА – Он сам выбирал?

Л. КАНЕВСКИЙ – Естественно, конечно. И на моё счастье, вот так мне улыбнулась судьба, я попал в эту компанию. И до конца дней, даже когда он работал на Таганке, мы играли спектакли, премьеры выпускали, всё равно я внутренне думал: «Как Анатолий Васильевич посмотрел бы и что бы он мне сказал по поводу вот этого спектакля?» Потому что отсчёт был, конечно, от его оценок, от его видения, от его понимания, что такое роль, что такое эпизод, что такое спектакль.

К. ЛАРИНА – У вас есть ответ на такой вопрос, который меня вот мучает всё время? В самом разгаре застоя под таким давлением мощным цензуры тотальной, которая вот просто покрывала, как коррозия, вообще все виды искусства, вдруг рождались такие шедевры, рождались целые театры. Я беру и ту же Таганку, и «Современник». Хотя «Современник» всё-таки дитя оттепели, но тем не менее всё-таки золотой век. Эфрос. А какие у нас вершины кинематографические в то время были, какая была литература. Чем вы это объясняете? Что, обязательно сквозь асфальт надо прорастать? Это такое условие страшное для таланта?

Л. КАНЕВСКИЙ – «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Чёрт его знает. Вы знаете, Анатолий Васильевич говорил такую фразу: «Вы перестаньте! Вот вы начинаете говорить, что не выпускают. А мы их искусством добьём, мы их убедим творчеством, искусством, нашими спектаклями», – думал он наивно. Хотя всё рвано мы побеждали, всё равно спектакли выходили, и выходили с грандиозным успехом. И какое-то начальство что-то такое принимало, не принимало, но потом случалось…

Я смешно получил звание заслуженного. Меня там выдвинули на звание, и потом директор говорит: «Ты знаешь, в Управлении культуры сказали: «Сейчас не время давать на Малой Бронной звания», – но я держу руку на пульсе». Ну, нет так нет, неважно. Прошло где-то года полтора или два. Мы знаем, что пришёл на спектакль секретарь горкома партии (я не помню его фамилии) по культуре. И мне потом рассказывает секретарша наша, которая накрывала чай, кофе. В антракте он говорит: «А почему у Каневского нет «з. а.»? – заслуженного артиста. – Что это у него нет?» Говорят: «Да вот, понимаете…» Он говорит: «Да как это? Это неправильно». На следующее утро раздался звонок мне домой, звонит секретарша нашего театра, говорит: «Леонид Семёнович, у вас данные не изменились?» Я говорю: «Какие данные?» – «Ну, вот адрес, вот это всё». Я говорю: «Нет, всё то же самое». – «Потому что сейчас документы мы посылаем». Я говорю: «Как посылаете? Они же вроде уже там лежат». – «Нет, они в театре были».

К. ЛАРИНА – То есть они их даже не отправляли, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, пытались отправить – сказали: «Не время». И вот буквально эта фраза секретаря горкома партии сдвинула это с мёртвой точки, и я получил это звание. Неважно. Вообще такая история. Приятно, но смешно. Какая разница?

К. ЛАРИНА – Скажите, а вот вы всё-таки с 1991 года уже не жили в России, уехали. Это решение уехать, оно принималось трудно? Вообще по каким причинам? Я помню просто, когда Михаил Михайлович Козаков… До сих пор перед глазами стоит этот сюжет из каких-то новостей, когда он на пороге какого-то вагона на вокзале говорит: «Здесь некому читать Бродского».

Л. КАНЕВСКИЙ – Ксюша, Ксюша, давай не будем это колыхать и трогать. Я не хочу на эту тему говорить.

К. ЛАРИНА – Не хотите?

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет, я с удовольствием. Почему? Я поехал. Это всё скажу, конечно.

К. ЛАРИНА – Скажите.

Л. КАНЕВСКИЙ – Во-первых, я уезжал, не делая из этого никакого шоу или скандала, или шухера такого, абсолютно. А уезжал по одной простой причине: мне предложил Женя Арье участвовать (как сейчас говорят модно) в проекте – в создании театра.

К. ЛАРИНА – Евгений Арье – это режиссёр.

Л. КАНЕВСКИЙ – Главный режиссёр театра «Гешер».

К. ЛАРИНА – Ученик Андрей Александровича Гончарова, если мне не изменяет память.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да.

К. ЛАРИНА – Замечательный режиссёр.

Л. КАНЕВСКИЙ – Товстоногова. И духовный почитатель и ученик Эфроса, и мой друг.

К. ЛАРИНА – Сейчас надо сказать, что Евгений Арье является основателем и главным режиссёром театра «Гешер» в Тель-Авиве.

Л. КАНЕВСКИЙ – Театр «Гешер», да, который уже существует 23 года.

К. ЛАРИНА – Он вас позвал?

Л. КАНЕВСКИЙ – Он меня позвал в 1990 году, предложил участвовать в этой истории. И я так сначала напрягся, а потом подумал: «А почему в 50 лет не сделать такой кульбит?» Потому что, если вы помните, время 1989-90 год – полупустые театры. Хотя мы выпустили премьеру, допустим, «Вальпургиева ночь», Володя Портнов поставил, замечательный был спектакль, я играл там центральную роль. И битком премьеры, а где-то через спектаклей десять – три четверти зала, ползала, три четверти. И стало как бы обидно, не понимая, для чего ты в театре.

Я снимался в кино, я ездил с творческими встречами. Я же уехал, как говорят, не за колбасой (не дай бог, ни в коем случае), а мне показалось интересным участвовать в создании нового дела – вернуться в 1963 год, скажем так, во время, когда мы сделали этот Театр Ленинского Комсомола с Анатолием Васильевичем, но уже с моим опытом жизненным, творческим, человеческим, понимаете. И я дал согласие, и в 1990 году, в декабре, поехали с концертами, как бы ознакомительная такая была поездка уже в рамках театра «Гешер».

К. ЛАРИНА – А вы до этого были там?

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет, это был первый раз.

К. ЛАРИНА – Первый раз?

Л. КАНЕВСКИЙ – Первый раз я поехал в Израиль.

К. ЛАРИНА – А помните свои первые впечатления?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, помню, помню. Я до этого объездил и был много за границей: и в Америке, и в Швеции несколько раз. И в Швеции я даже два месяца вёл мастер-класс в театральной школе в Мальме. И у меня ни разу не рождалась мысль: «Вот интересно бы здесь пожить». Нет. Я понимал, что я всегда буду всё равно восьмым сортом, даже если разбогатею (что мне не грозит). А вот в Израиль мы приехали в 1990 году, приехали в декабре, и мы всё почувствовали себя очень комфортно. Ну, наверное, ещё потому что русская речь. Как у Володи Высоцкого, знаете?

К. ЛАРИНА – «Здесь – на четверть бывший наш народ». Да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да. И полные залы, и благодарность зрителей, потому что соскучился по русскому театру, по артистам, говорящим на русском языке. И идея воссоздания русскоязычного театра просто расцвела пышным цветом.

К. ЛАРИНА – А до этого там не было, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Были отдельные попытки, всё такое, но на таком уровне, который мы как бы сразу предложили и подтвердили его потом уже первыми нашим спектаклями, не было. Мы первое время думали: «Ну, через пару лет перейдём на иврит». Нет. Это было понятно, что невозможно, потому что жить в стране, где говорят на одном языке, и играть постоянно на другом – это театр такой группы. И мы через полгода где-то нырнули в иврит, ещё ничего не зная, постепенно его уча. Но тем не менее освоили.

К. ЛАРИНА – То есть вы играете на двух языках?

Л. КАНЕВСКИЙ – Сейчас, к сожалению, уже практически нет, не играем. Но мы 15 лет играли постоянно на русском и на иврите одни и те же спектакли. Сначала мы даже выпускали спектакли по-русски, потом переходили на иврит. Ну, то есть работали по-русски. Но постепенно пришли уже молодые израильские актёры, и мы начали выпускать уже и на иврите спектакли. А первые годы было смешно. Ну, не смешно, а драматично. Было нестрашно, если ты не скажешь реплику – ладно. Но если партнёр не скажет тебе реплику, а ты на неё ответишь – будет понятно, что нихрена не понимаешь. Но тем не менее мы справились с этой задачей и победили.

К. ЛАРИНА – Сколько, 50 лет вам было, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – А?

К. ЛАРИНА – В 50 лет вы начали действительно сначала жизнь и творческую, и географическую, и всё.

Л. КАНЕВСКИЙ – Чудо.

К. ЛАРИНА – И язык с нуля учили практически.

Л. КАНЕВСКИЙ – С нуля.

К. ЛАРИНА – Как вам это удалось?

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, я и сейчас его, конечно, знаю.

К. ЛАРИНА – Вы же говорите на нём?

Л. КАНЕВСКИЙ – Я знаю его на бытовом уровне. Я знаю его, конечно.

К. ЛАРИНА – Наверняка газеты читаете, телевизор смотрите. Понимаете?

Л. КАНЕВСКИЙ – Понимаю, да, конечно. Как удалось?

К. ЛАРИНА – Фантастически.

Л. КАНЕВСКИЙ – Есть такое место, знаете, которое ниже копчика.

К. ЛАРИНА – Высидели.

Л. КАНЕВСКИЙ – Вот на нём надо сидеть и учить так, как ты роли учишь. Так что… Так мы учили и слова, и развешаны были по квартире, писали бумажки. Ну, не знаю, я ни разу не пожалел об этом решении. У нас была смешная однажды история. Мы так говорим симпатично, Ксюша, просто мне нравится, воспоминательно. Где-то через пять лет я первый раз приехал в Москву, меня пригласила Наташа Крымова, жена Анатолия Васильевича покойная, и Дима, сын его. Был юбилей со дня его ухода – пять лет. Это был 1995-й, по-моему.

К. ЛАРИНА – В 1987-м он умер. Значит, считайте.

Л. КАНЕВСКИЙ – Или 1996-й.

К. ЛАРИНА – 87 плюс 5 – сколько это будет?

Л. КАНЕВСКИЙ – 87 плюс 5 – 93-й. То есть в 1993-м. А мне друзья, когда я уезжал, говорили: «Ты сумасшедший! Ты в порядке? Что ты?» Я говорил: «Я еду работать в театр. Что вы меня… Я же не рву не корни, не режу». Это не 70-е годы, когда люди уезжали и не возвращались.

К. ЛАРИНА – Навсегда.

Л. КАНЕВСКИЙ – Я же ехал работать. Оставалась здесь квартира, я оставлял всё.

К. ЛАРИНА – Никто не требовал отрекаться от советского гражданства.

Л. КАНЕВСКИЙ – Никогда в жизни, ничего совершенно.

К. ЛАРИНА – Другое время было, конечно.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну да. И все говорили: «Ну как? Зачем?» Я всем говорил: «Ну ладно, что за глупости? Еду, интересное дело, работа». И вот через три года я приехал в Москву. Замечательно погуляли, встретили. Прощальная вечеринка: застолье, все друзья собрались, мы сидим, треплемся. Я говорю: «Эх, чёрт, как неохота уезжать из дому!» Все заорали: « Ну так вот! Мы же тебе говорили!» – «Но как хочется домой». Понимаешь? Вот такая история. Потому что – что такое дом? Близкие, друзья, работа, востребованность, атмосфера – вот это дом. Это же не Родина, о которой говорят: «Как? Предатель! Что ты? Глупости!» Люди мира есть же.

К. ЛАРИНА – О чём вы говорите, что вы? Леонид Семёнович, мы сейчас сделаем небольшой перерыв на новости. Я напомню, что в гостях у нас Леонид Каневский. Через несколько минут продолжим наш разговор.

Л. КАНЕВСКИЙ – Только я прошу, чтобы новости были положительные.

К. ЛАРИНА – Это уж точно я вам не обещаю, к сожалению.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА – Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в нашей студии Леонид Семёнович Каневский, замечательный актёр. Мы сегодня так всё ностальгируем, вспоминаем прекрасное время, когда и театр был прекрасен, все были молодые, многие были живые и здоровые, а сейчас многих уже нет. А вот про новости тоже заговорили перед новостями. Я себе не представляю, как сегодня чувствуют себя люди с вашей судьбой, потому что у вас все три страны, которые сегодня переживают невероятно тяжёлое время по разным причинам – они все в вас.

Л. КАНЕВСКИЙ – Какие три?

К. ЛАРИНА – И Украина, и Израиль, и Россия.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, это да.

К. ЛАРИНА – Это что же такое? Я прекрасно понимаю, какие чувства человек должен вообще испытывать. Наверняка там у вас есть и друзья близкие, а может быть, и родные остались – я имею в виду где-нибудь там в Украине. Как это всё переживать? Вот вы расскажите, как вы для себя…

Л. КАНЕВСКИЙ – Ксюшенька, у меня такая просьба… Ксюша, Ксюша! Прости.

К. ЛАРИНА – Да.

Л. КАНЕВСКИЙ – Я бы не хотел…

К. ЛАРИНА – Я не хочу вас про политику заставлять говорить. Ну что вы?

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет-нет-нет, не про политику. Просто это настолько больная тема…

К. ЛАРИНА – Тяжело.

Л. КАНЕВСКИЙ – Я сам родился в Киеве, прожил там 17 лет. И там похоронен и папа, и дедушка, и бабушка. Так что это очень больно и трагично, когда гибнут мирные люди. И обсуждать это я не могу. Это просто очень больная тема, и очень трудно об этом говорить. Я не политик. Я только знаю, что неправы и те, и другие, вот у меня такое ощущение, потому что гибнут просто мирные люди. Всё. Давай больше не будем.

К. ЛАРИНА – А если говорить об Израиле? Как быстро вы вообще привыкли к тому, что все время эта страна…

Л. КАНЕВСКИЙ – О, это уникальная страна.

К. ЛАРИНА – Вот всё время такая, как кулак. Да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, да. Знаете, есть такой старый анекдот. Жалуются какие-то северные люди, говорят: «Господи, что ж ты нас поселил здесь? Ледовитый океан – здесь льды, здесь белые медведи. А вот евреев ты поселил у моря, в тёплые края поселил их». – «Да. Но зато каких соседей я им дал».

К. ЛАРИНА – Это, конечно, страшно. Горький анекдот.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, но тем не менее. Страна замечательная, и народ потрясающий, который воссоединяется просто в такой единый кулак, когда происходят какие-то события. И при этом полны рестораны, полны театры, люди веселятся, смеются – при том, что понимают, что где-то буквально в нескольких километрах происходят драматические события, могут погибнуть наши молодые люди, что и происходит. Но там каждый человек на учёте, и поэтому это все знают и понимают. И сохранение страны, сохранение людей, сохранение солдат – это главная, первая задача, понимаете. И вот уже столько лет, слава богу, справляются – и правительство, и народ. И вот сейчас последняя эта история…

К. ЛАРИНА – Поразительно. Я вот сейчас смотрю, с каким воодушевлением туда в армию идут служить все – и девушки, и юноши.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да. Ну, это всё уникально.

К. ЛАРИНА – Никому в голову не придёт откосить, что называется.

Л. КАНЕВСКИЙ – Я помню, приехал тогда и увидел в День независимости почти на всех машинах флажки. Я думаю: что, заставляют? Нет, нифига.

К. ЛАРИНА – Сами.

Л. КАНЕВСКИЙ – Сами просто вешают. Гордость за страну, гордость за создание такой страны. А когда я увидел трубочки по всей стране, по земле идущие, которые на компьютере включают воду и поливают всё, и когда с пустыни сделали сад.

К. ЛАРИНА – Это рукотворное всё.

Л. КАНЕВСКИЙ – Рукотворное всё. Вот это, конечно, потрясает! И когда ты приезжаешь в любую страну мира, а там фрукты и овощи из Израиля…

К. ЛАРИНА – Даже и здесь, кстати, у нас, по-моему. Редиска из Израиля у нас, между прочим.

Л. КАНЕВСКИЙ – Конечно. Редиска, зелень, всё. Так что страна интересная, комфортная, и я туда езжу с удовольствием всегда.

К. ЛАРИНА – Я бы очень хотела, Леонид Семёнович, чтобы вы немножко рассказали про своего замечательного тестя. Дело в том, что я много-много лет назад увидела вдруг фильм, посвящённый Ефиму Березину. Он был там главный герой, это было как раз в Израиле.

Л. КАНЕВСКИЙ – В Израиле снимали, да.

К. ЛАРИНА – Я так поняла, что он только приехал, наверное. Был 90 какой-то там год, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, 1993-й.

К. ЛАРИНА – Вы наверняка знаете этот фильм, потому что там вся семья была, участвовала вся семья.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, конечно.

К. ЛАРИНА – Но меня поразило то, что мы здесь прожили с этим героем… Штепсель он в этом дуэте «Штепсель и Тарапунька» был?

Л. КАНЕВСКИЙ – Штепселя играл, да.

К. ЛАРИНА – Мы прожили с ним всю жизнь, и мы этого человека не знали. Я просто была поражена, во-первых, удивительной мудростью и глубиной этого человека. Он настоящий философ. Как он говорил о жизни, о смерти, о любви, о войне! Это что-то невероятное. Я пожалела, что вот он книжку не написал. Наверняка мог бы, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, конечно. Это был вообще замечательный друг мой. Ну, его дочка – моя жена, как вы догадываетесь, хотя я её называю «дочка Тарапуньки и Штепселя». Он был удивительно мудрым и тончайшим человеком, интеллигентности высокой. Он одессит, родом из Одессы. И папа его был (дедушка Анькин) билетёром в цирке одесском, проработал всю жизнь, лет 60. Его все знали, Одесса его знала. И бабушка Зина. Они были простые люди. Ефим Иосифович стал просто уникальным человеком. Во-первых, он был талантлив необыкновенно, а во-вторых, был умён, тонок, начитан.

К. ЛАРИНА – Какая-то внутренняя интеллигентность природная. Вот вы говорите, простая семья.

Л. КАНЕВСКИЙ – Потрясающее. Откуда это всё? Непонятно. Значит… Ладно, я вспомню. Такая шутка. Баба Зина, мама его, он её как-то встречает на вокзале, приезжает поезд. И из соседних вагонов, и из её вагона все в окнах смотрят, поглядывают – идёт Штепсель! Он встретил маму: «Мама, я тебе просил, ну зачем ты всем говоришь?» – «Фимочка, они меня узнали!» Он был замечательный дядька. Произошла такая история. Он приехал в Израиль к нам в гости где-то через два года после того, как мы переехали с Анькой и с дочкой, и у него случился инфаркт.

К. ЛАРИНА – То есть он не собирался оставаться? Он приехал в гости.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, не обсуждали это, не говорили, как бы это не обсуждалось. Но всё, что ни делается – всё к лучшему. Знаете, такая грустная поговорка.

К. ЛАРИНА – Даже такие несчастья.

Л. КАНЕВСКИЙ – Даже такие несчастья. Потому что, конечно, он не выдержал бы здесь, в Киеве, потому что время было тяжёлое – и невостребованность, и дефолт – в общем, всё было грустно. И мы, естественно, оставили их там, и они получили гражданство. И через четыре дня после случившегося инфаркта он уже вставал, там это быстро лечится.

К. ЛАРИНА – В итоге он большую жизнь прожил. Он же ушёл в 2004 году, по-моему, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да. Его знали, любили, он выступал там, и его узнавали на улицах, хотя он болел, у него был Паркинсон, к сожалению.

К. ЛАРИНА – А кто придумал снимать этот фильм с вами? Не помните?

Л. КАНЕВСКИЙ – Я не помню, кто его задумал, но я знаю, что мой брат в этом участвовал сильно, потому что он писал со своим соавтором, Каневский и Виккерс писали для них много лет. Последние все спектакли – это были Шурка и Роберт Виккерс.

К. ЛАРИНА – Давайте напомним опять в скобочках тем, кто не знает, что ваш брат Александр Каневский…

Л. КАНЕВСКИЙ – Александр Каневский, писатель.

К. ЛАРИНА – Известный писатель, сатирик, можно сказать и так.

Л. КАНЕВСКИЙ – Писатель-сатирик, да. Драматург, сценарист, замечательный писатель и мой брат. Он со своим соавтором Робертом Виккерсом писал много лет для них – для Тимошенко и Березина. И в этом фильме Шурик принимал, конечно, такое активное участие, потому что съёмки были в Израиле. Во-первых, он там делал ему юбилейный вечер большой, потрясающий был, в Синематеке, по-моему, куда приехало очень много народу, чествовали Ефима все друзья и зрители. Он получал удовольствие, живя там. Вот что я могу сказать. Потому что он видел: я работаю в театре, и Наташка замечательно учится, дочка, и Аня тоже работает. Было комфортно, было хорошо.

К. ЛАРИНА – То есть такой подарок под старость, человек заслужил, потому что жизнь-то была…

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, к концу жизни.

К. ЛАРИНА – Всё равно это такой видимый… Мы же видим только верхушку – успех невероятный, востребованность этого дуэта, бешеная популярность во всём Советском Союзе.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, конечно, это было.

К. ЛАРИНА – Но я помню, как он рассказывал о таких… Вообще о войне когда рассказывал. Просто у меня прямо сейчас мурашки. Он, конечно, какой-то невероятный человек. И я подумала: «Боже мой, когда такой человек рядом с тобой живёт, он наверняка не может не оказывать на тебя какое-то влияние, что-то важное тебе передаёт». Да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Он никогда не лез в личную жизнь нашу, но при этом настолько тактично давал и советы, и участвовал в нашей жизни, что без него не обходились никакие решения, понимаете. Однажды он сказал Ане, когда мы только поженились… Ну, я всегда играл плохо в карты и как бы так всегда злился, когда проигрывал (а проигрывал всегда). Значит, в преферанс играли. И когда-то как мы с ним… А он был потрясающий игрок.

К. ЛАРИНА – Надо же.

Л. КАНЕВСКИЙ – Уникальный совершенно. У него мозг был, он помнил всё, ему везло ещё очень сильно. Он был такой спокойный, потрясающий. Он вообще был в этой паре мудрец. Юра всегда рвал и метал, если что-то не нравилось и что-то такое происходило где-то в администрации. И Ефим в этом смысле говорил: «Юра, спокойно», – и выходил, и всё умиротворял, и создавал атмосферу опять мира и благополучия. Он был потрясающий человек.

Так вот, как-то мы с ним играли в карты. И Аня потом говорит: «Знаешь, Лёне не надо играть в карты никогда». Он говорит: «Почему?» – «У него в глазах прочитывается всё, что у него на руках, все карты. Поэтому пусть даже не вздумает играть». И я с тех пор никогда больше не играл в карты. Не потому, что жалко десятку.

К. ЛАРИНА – Понятно, да.

Л. КАНЕВСКИЙ – Просто понимал, что это только нервное потрясение.

К. ЛАРИНА – Конечно же, не обойдём мы в нашем разговоре и телевидение, которое столько для вас сделало, для вашей судьбы. Хотя я тоже вспоминаю наши разговоры с замечательным вашим партнёром и, наверное, товарищем Георгием Мартынюком, который с большой иронией говорил об этом периоде жизни под названием «Следствие ведут ЗнаТоКи» и с большой горечью признавал, что если бы этого не было в его жизни, он бы сыграл очень много замечательных ролей. Это действительно так? Вы в какой-то момент стали заложниками этих образов?

Л. КАНЕВСКИЙ – Я немножко не согласен с Герой.

К. ЛАРИНА – Нет?

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет. Наша профессия актёрская очень зависимая, естественно, от режиссёра, от драматурга, от сценариста, и тем не менее надо быть всегда готовым к случаю. Я не могу так сказать, что я потерял множество ролей из-за Томина. Я к нему отношусь с большой симпатией.

К. ЛАРИНА – Ну, 20 лет жизни, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, 20, больше даже.

К. ЛАРИНА – Ужас!

Л. КАНЕВСКИЙ – И сейчас. Но надо просто понимать эфемерность этой популярности. Если это всё есть, состоялось, то это может исчезнуть в мгновение ока. Год – и тебя нет, и всё.

К. ЛАРИНА – То есть если это кончается, то это неизбежно кончится совсем, и забудут.

Л. КАНЕВСКИЙ – Вот тут важно не то, что ты популярный, а сохранить это в последующие 20, 30, 40 лет. Вот это важно. Понимаете, чтобы это была не популярка, а уважение зрителей. Вот это очень важно.

К. ЛАРИНА – Ну, не ругались? Эфрос не ругался на вас за это?

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет, никогда, потому что это никогда не мешало театру. Никогда. В первую очередь был театр, а потом уже было телевидение – и «Следствие…», и другие. Я могу сказать, что я потерял, может быть, из-за «ЗнаТоКов», и то – из-за режиссёра, который испугался. «Собака на сене». Ладно, я скажу. Я был уже утверждён, и уже костюм шили.

К. ЛАРИНА – Фильм.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да. То, что потом Армен сыграл, который, когда узнал, что я должен был играть, сказал: «Что ж ты мне не сказал? Я бы их всех послал к чёртовой… Я не знал. Они мне позвонили и предложили – ну, я начал сразу сниматься». И мне прислал письмо режиссёр, что ему…

К. ЛАРИНА – Это Ян Фрид, по-моему, снимал, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да. Что ему не порекомендовали. Вы знаете, были списки, кто играет вождей, генералов и так далее.

К. ЛАРИНА – Кому можно, а кому нельзя.

Л. КАНЕВСКИЙ – А были списки, которые не рекомендовали играть положительные роли. Вот я был там, в этом «не рекомендовали». Не положительные, отрицательные роли.

К. ЛАРИНА – Отрицательные. Потому что вы играете майора советской милиции.

Л. КАНЕВСКИЙ – Потому что я играю майора Томина. И тем не менее вот он так. А Юнгвальд-Хилькевич, когда ему тоже, я знаю, на худсовете сказали: «Вы знаете, ну, что это?»

К. ЛАРИНА – «Три мушкетёра».

Л. КАНЕВСКИЙ – «Этот самый будет играть…»

К. ЛАРИНА – Бонасье.

Л. КАНЕВСКИЙ – Бонасье. «Майор Томин? Ну, как-то…» Он сказал: «Вы знаете, он мне нужен, Каневский. Я хочу, чтобы он сыграл». – «Да? Ну, смотрите. На ваше усмотрение». И всё. Понимаете? И я сыграл Бонасье. Тем не мене замечательный фильм.

К. ЛАРИНА – Замечательная комедийная роль, прекрасная.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, и чудная роль. Так что я не могу сказать, что я потерял множество ролей из-за этого.

К. ЛАРИНА – Вот это очень интересный момент. И тоже для людей, которые не знают условностей всех этих, в которых мы жили, для них тоже будет удивлением, что если ты сыграл уже Ленина… Вот как у Каюрова, кстати, я помню. Тоже прекрасный же артист, замечательный артист.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, конечно.

К. ЛАРИНА – И вот даже в театре у него были из-за этого проблемы, ему не давали роли, которых он хотел, потому что у него уже печать Ленина. А вот вы… Я не могу не сказать нашим слушателям, какой шок испытывали зрители один раз, когда пришли на спектакль «Обвинительное заключение»…

Л. КАНЕВСКИЙ – Да, это было.

К. ЛАРИНА – А это был расцвет «ЗнаТоКов», когда все знали эти замечательную команду.

Л. КАНЕВСКИЙ – А действие происходило…

К. ЛАРИНА – В тюрьме.

Л. КАНЕВСКИЙ – В тюрьме, в камере.

К. ЛАРИНА – Открывается занавес – и сидят в тюрьме майор Томин и Пал Палыч Знаменский!

Л. КАНЕВСКИЙ – Мартынюк и Каневский. В зале небольшой шумок. Вы знаете, шумок всегда был, когда мы выходили с Геркой на сцену. Но дальше уже была наша задача, чтобы через минуту этот шумок исчезал и зритель уже шёл за нами – уже в новом качестве, в новом образе и в новой роли. Поэтому я не могу сказать, что нам это не удавалось. Удавалось, скажу я без ложной скромности. И Герка – замечательный артист, играл в театре потрясающие роли. И я сыграл очень много в театре ролей. Да, раздавался шумок – ну и что? Ну и что? Такая профессия. Если зритель тебя фиксирует в какой-то роли знаковой, так сказать, но при этом он же не плюётся, а наоборот – улыбается. И вот тут уже важно, чтобы, когда он тебя провожает, он тоже провожал с улыбкой тебя. Встречает с улыбкой – и провожает с улыбкой. Это очень важно, понимаете.

К. ЛАРИНА – Вот ещё про роли в театре. Перед передачей я рассказывала Леониду Семёновичу то, что я успела посмотреть. И я вот очень любила спектакль «Весельчаки», который вы играете как раз с Дуровым.

Л. КАНЕВСКИЙ – С Лёвой Дуровым, да.

К. ЛАРИНА – Он какой-то был необычный для нашего театра. Я даже не помню, кто его ставил?

Л. КАНЕВСКИЙ – Костя Худяков. Ну, это была такая совместная работа, потому что мы там работали, как сказать, в полном кайфе и от ролей, и друг от друга, и от Кости. Он замечательный режиссёр, я у него и в кино снимался в нескольких картинах. И вот этот спектакль мы сделали с Лёвой. Это о двух актёрах.

К. ЛАРИНА – Очень близкие внутренне наверняка образы актёрские, да?

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, нам было тогда поменьше лет, где-то под полтинник.

К. ЛАРИНА – А играли стариков.

Л. КАНЕВСКИЙ – А играли 75-летних. Ну, я не могу сказать «стариков». Не надо. Потому что мне сейчас 75, и я сейчас играю такой спектакль «Поздняя любовь», играю старого перца такого, с Кларой Новиковой мы играем. Но я там тоже сначала старик-старик, старый перец, а потом, во втором акте – окрылённый новой любовью я поживаю. Поэтому дело не в возрасте, скажем так.

К. ЛАРИНА – Да нет, выглядите вы блестяще.

Л. КАНЕВСКИЙ – А «Весельчаки» был…

К. ЛАРИНА – Могу сделать комплимент. И хотя я понимаю, что мужчине, может быть, не стоит этого говорить, но, мне кажется, для вас это важно. Потому что вы возраст свой назвали, а люди должны понимать (мы же по радио выступаем), что вы блестяще сохранились. Молодой прекрасный человек.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да о чём речь? Красавец.

К. ЛАРИНА – Так что любовь, может быть, и не поздняя, а вполне себе даже.

Л. КАНЕВСКИЙ – Да-да-да. Поздней любви не бывает, я говорю.

К. ЛАРИНА – Вот мы сказали про Дурова, который, дай бог ему здоровья, ещё надеемся, поработает.

Л. КАНЕВСКИЙ – Уникальный человек.

К. ЛАРИНА – А если говорить о партнёрах (знаю, как для актёров важно вот это чувство партнёра), кого вы вспоминаете, кто был самым близким?

Л. КАНЕВСКИЙ – Мне в этом смысле, по-моему, потрясающе везло. Я вообще, наверное, везунчик в смысле партнёров, потому что не знаю, как им, но мне везло с партнёрами, понимаете. А как им со мной? Это были… Ну, в театре (мы уже называли) это были и Лёва Дуров, и Коля Волков, и Миша Козаков, и Оля Яковлева, и Гера Мартынюк, и Тоня Дмитриева. Это все артисты уникальные, понимаете. И сейчас в «Гешере» у меня потрясающие ребята все: Саша Демидов, Наташа Войтулевич, Женя Додина, Лиля Хейловски, Женя Терлецкий – это все артисты замечательные. А в кино это Юра Никулин, это Андрей Миронов…

К. ЛАРИНА – Вы называете таких вообще звёзд.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, это всё партнёры, понимаете. Мы же друг от друга ловили энергию. Вот делают фильм про Мишу Козакова и спрашивали: «Что такое Миша был?» Это был сгусток энергии положительной, уникальной, творческой. И поэтому когда ты с ним находился в общении – на сцене или в студии, где-то там – ты от него ещё заряжался, и от этого происходил совместный результат. И то же самое было… Мне почему везло? С Андрюшей мы играли вот «Продолжение Дон Жуана». Это был кайф, это был праздник, понимаете, когда Лёва Дуров, Андрей Миронов и Оля Яковлева – таких три партнёра. Что это такое? Это же просто… Ты приходил в театр, как на праздник, потому что понимал, что сейчас будет что-то.

К. ЛАРИНА – А провалы были в вашей жизни?

Л. КАНЕВСКИЙ – Сплюньте.

К. ЛАРИНА – Тьфу-тьфу-тьфу.

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет, я не знаю, что такое провалы.

К. ЛАРИНА – Нет? Слушайте, вы просто счастливый артист. Ну, я не имею в виду, что освистывают и кричат: «Позор! Позор!» Хотя я на таких спектаклях тоже бывала.

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет, не дай бог.

К. ЛАРИНА – Сильное впечатление, наверное, для артиста. Ну, когда вы сами понимали, что вот не получилось.

Л. КАНЕВСКИЙ – Какой-то спектакль лучше, какой-то хуже. Что значит «не получилось»? Я же вам говорю, что у меня мой режиссёр главный в жизни был Эфрос Анатолий Васильевич, поэтому не получиться у него не могло. А уже после того, как мы расстались, я уже работал с другими режиссёрами… Сейчас Женя Арье, который его духовно-душевный и художественный ученик – тоже не получиться у него не может, потому что всегда он доводит до результата положительного. Я не знаю, вот такого, чтобы стыдно мне было… Нет, нет.

К. ЛАРИНА – Я знаю, бывают такие страшные истории, когда артист идёт на спектакль, как на пытку.

Л. КАНЕВСКИЙ – Не дай бог.

К. ЛАРИНА – Не было такого?

Л. КАНЕВСКИЙ – Нет.

К. ЛАРИНА – Особенно репертуарный театр, такая система конвейерная: ты хочешь, не хочешь – а давай.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну, как-то мне в этом смысле везло, я не получал таких… Я же играл в театре мало главных ролей, можно перечесть по пальцам: «Дон Жуан», «Весельчаки», «Вальпургиева ночь», «Обвинительное заключение». У меня были эпизоды, но это были эпизоды в спектаклях Эфроса, понимаете. И поэтому это были не просто эпизоды, это были роли. Обязательно был срез какой-то такой человеческой судьбы, человеческого характера.

К. ЛАРИНА – Ваше возвращение, по сути, конечно, как я чувствую по массовому…

Л. КАНЕВСКИЙ – Ксюша, это не возвращение. Я приехал…

К. ЛАРИНА – Нет, я имею в виду в метафорическом смысле.

Л. КАНЕВСКИЙ – Ну да.

К. ЛАРИНА – Оно возникло всё-таки, опять же, благодаря телевидению. Прошло какое-то время, и я думаю, что наверняка многие вас запомнили по кино, естественно, по «ЗнаТоКам», по «Бриллиантовой руке» – таким вот блестящим каким-то работам, которые остались, безусловно, в истории кинематографа советского. А потом вдруг вы – раз! – и появились в телевизоре уже в виде ведущего «Следствие вели…».

Л. КАНЕВСКИЙ – «Следствие вели…».

К. ЛАРИНА – Да. То есть вот этот опыт вам вообще как-то пригодился в жизни? Это совсем другая же история. Вы же раньше не работали ведущим.

Л. КАНЕВСКИЙ – В Израиле у меня было две программы, которые я вёл. Одна называлась «Хочу всё съесть», похожая на «Смак» Андрюши.

К. ЛАРИНА – И вы там готовили, что ли?

Л. КАНЕВСКИЙ – Повар готовил, а я рассказывал истории, из-за чего эта еда появилась, и как меня встречали с этой едой. Это были замечательные… Это не был «Смак», это был как бы рассказ о моих поездках, обо всём. И ещё была такая развлекательная. Но это совсем другая история. Как я сейчас финалю каждую программу. Мне предложили, позвонили в Израиль.

К. ЛАРИНА – А, даже прямо туда позвонили и предложили?

Л. КАНЕВСКИЙ – Да. Это было девять лет назад. Девять лет идёт программа уже. Принять участие вот в такой программе, ещё не было названия, но о криминальных самых шумных историях советского периода, начиная с 20-х годов. И я сказал: «Советского периода? До 1990 года? Готов. Подписываюсь», – потому что это уже была история. И вот я приехал сюда.

Мы с продюсерами нашли общий язык, потому что мне разрешают высказывать своё мнение, интонации, как сказать, подминать текст немножко под себя и рассказывать про время. Для меня же важны не криминальные там эти все дела, а для меня важен рассказ про время. И что потрясающе? Что люди смотрят и это слышат. Дети смотрят. И подходят ко мне дети 13-15 лет и говорят: «Ой, вы знаете, как интересно. Мне бабушка рассказывала, папа рассказывал, мама, вот именно так, именно как общались, как жили, как разговаривали, как ели, как пили, как гуляли, как ругались, как ходили по улицам». Вот это рассказ про время. И вот это очень важно, что люди слышат. А для меня важно, что я имею право про это рассказать, потому что я прожил это время.

У меня есть возможность каких-то людей поднять в памяти людей, их авторитет, и вернуть им положительную память. Потому что я знаю, почему эти люди ушли, почему они были наказаны, как это происходило несправедливо. А есть какие-то, которых, наоборот, я имею право опустить. Как в Минске какой-то милиционер, из-за него там даже расстреляли каких-то людей, он подбивал, чтобы у него были положительные результаты работы. Его выпроводили на пенсию, он замечательно спокойно жил. Но я имею право своей интонацией сказать, что он был скверный человек, и опустить его ещё, как говорится.

К. ЛАРИНА – Мы должна заканчивать уже нашу программу. Мне очень жаль, что мы мало успели поговорить про сегодняшний и про завтрашний день. Но зато, в конце концов, можно прийти в Театр на Малой Бронной и вас увидеть.

Л. КАНЕВСКИЙ – Конечно.

К. ЛАРИНА – Хотя бы на спектакле «Ревизор».

Л. КАНЕВСКИЙ – Приходите, пожалуйста. Очень хороший спектакль.

К. ЛАРИНА – И надеюсь, что вы ещё сыграет, очень хотим, Леонид Семёнович.

Л. КАНЕВСКИЙ – Тьфу-тьфу. Я тоже.

К. ЛАРИНА – Большой поклон вашей семье.

Л. КАНЕВСКИЙ – Спасибо, спасибо.

К. ЛАРИНА – Спасибо вам большое!

Л. КАНЕВСКИЙ – Спасибо! До свидания!