Лев Прыгунов - Дифирамб - 2014-02-02

К. ЛАРИНА – 13 часов 16 минут, начинаем нашу передачу. И сегодня у нас в гостях замечательный артист, художник, поэт и писатель Лев Прыгунов. Здравствуйте, Лев Георгиевич.

Л. ПРЫГУНОВ – Здравствуйте. Правда, я не понимаю, почему я в «Дифирамбе», потому что ничего особенного в последнее время не было.

К. ЛАРИНА – Потому что мы вас любим. Этого недостаточно?

Л. ПРЫГУНОВ – За два года у меня было всего 4 съемочных дня. Но, правда, в других областях что-то произошло.

К. ЛАРИНА – Конечно. Ну, и стихи пишете, и картины пишете.

Л. ПРЫГУНОВ – Да, что остается делать.

К. ЛАРИНА – И даже получили звание Народного артиста Российской Федерации в прошлом году.

Л. ПРЫГУНОВ – Да, хорошо, что не посмертно.

К. ЛАРИНА – Но все-таки справедливость восторжествовала наконец-то. Вообще ужас какой-то, ужас.

Л. ПРЫГУНОВ – Это смех.

К. ЛАРИНА – Но хоть так.

Л. ПРЫГУНОВ – Лучше так… лучше поздно, чем за что-то.

К. ЛАРИНА – Дорогие друзья, конечно же, ваши вопросы приветствуются. Я напомню номер телефона, по которому можно СМС отправлять - +79859704545. У нас много тем для разговоров, поскольку у нас, естественно, программа «Дифирамб» давно уже превратилась в особое мнение. Поскольку наши гости, а гости у нас отборные, предпочитают говорить не о себе, а о том, что происходит вокруг них. И мне кажется, что это самое правильное, правда же?

Л. ПРЫГУНОВ – Да.

К. ЛАРИНА – Вот, мы с вами сегодня сидим на фоне событий, которые разворачиваются вокруг телеканала «Дождь». Я напомню нашим слушателям и зрителям «Дождя», что сейчас с 12 часов идет телемарафон на «Дожде», посвященный теме патриотизма, как его понимают разные граждане Российской Федерации. И, конечно же, про Дождь мы обязаны поговорить со Львом Георгиевичем, поскольку он тоже понимает, что там произошло. Немножко о вашем видении ситуации и о том самом злополучном вопросе-опросе, который сыграл такую роковую роль в судьбе телеканала.

Л. ПРЫГУНОВ – Удивительно, как совпало, потому что я совершенно был в восторге от одной книги. Прочитал ее с ужасом, правда, но и с восторгом, потому что в 2002 году выпустили книгу. Когда Ельцин открыл архивы, это было недолго, но очень многое успели оттуда все-таки выудить. И замечательный человек – Ломагин, по-моему, Никита Юрьевич, я не помню, забыл отчество – он выпустил двухтомник «Неизвестная блокада». Знаете, еще почему скандал произошел? Вот об этом еще никто не говорил. Всего лишь из-за того, что они испугались, что если такой вопрос зададут, то 90% людей, слушателей «Дождя» скажут: «Надо было оставлять».

К. ЛАРИНА – Ну, там бы не 90% было. На том моменте, когда программа закончилась, там было, насколько я помню, 54%. Это огромное количество людей. 54% - больше половины.

Л. ПРЫГУНОВ – А, все-таки это произошло?

К. ЛАРИНА – Да, голосование произошло. Конечно, эта плашка висела в течение всей передачи на прямом эфире, и люди голосовали.

Л. ПРЫГУНОВ – Но все равно, 54% - тоже прилично, между прочим. Так вот, слушайте. Об этом тоже никто не говорит. У Ломагина в первом томе есть несколько листов, довольно большая глава о том… и в этих книгах нет ни одного слова автора. Ни одного слова.

К. ЛАРИНА – То есть одни документы.

Л. ПРЫГУНОВ – Только документы НКВД. И там представляются совершенно секретные письма рабочих к солдатам о том, что надо поднять восстание и надо оставить город, отдать, потому что мы все сдохнем. И так далее. Красноармейцы пишут солдатам: «Мы не можем. Начните вы, мы вас поддержим». Солдаты… рабочие пишут: «Мы не можем, потому что у нас нет оружия. Начните вы, мы вам поможем». Их всех, естественно, расстреливают. Но разговоры о свободном городе ведутся на протяжении всего первого тома, во всех этих самых… плюс сколько было съедено, и так далее.

К. ЛАРИНА – Как вы сейчас рассказывали до передачи, там есть, даже опубликовано меню наркомовской столовой.

Л. ПРЫГУНОВ – Совершенно верно. Опубликовано меню райкомовской нквд-стской столовой. И там прекрасно – икра красная, мясо, рыба и так далее. Они жили совершенно замечательно. У меня была соседка – жена то ли полковника НКВД, что-то как-то я давным-давно заикнулся об этом. Она говорит: «А я прекрасно жила, я прекрасно жила. Я была пухленькая, толстенькая. Со мной всегда ходили 4 солдата, чтобы меня не съели. И мы прекрасно жили» - она говорит. Вот это ее слова.

К. ЛАРИНА – Получается, что боятся-то не оскорбления чувств ветеранов, а боятся правды.

Л. ПРЫГУНОВ – Вообще должен вам сказать, что русский человек очень и очень не любит правды. Он любит все что угодно, но правду – не дай Бог. Не дай Бог сказать ему правду, у него какая-то аллергия на правду. Понимаете? Это замечено даже по семьям, даже по друзьям.

К. ЛАРИНА – Не очень приятную правду, скажем так.

Л. ПРЫГУНОВ – Как ни странно, любую правду. Потому что любая правда – она разоблачает. И когда говорят… на этом же попались все военачальники, потому что они врали себе, они врали Сталину. Почему такой был шок в начале войны? Я сейчас очень много читаю книг про войну. Мое хобби сейчас. Так вот, каждый человек в Советском союзе от мала до велика был убежден, что никакой войны на территории страны не будет. Война будет только на территории врага.

К. ЛАРИНА – Малой кровью на чужой территории.

Л. ПРЫГУНОВ – Малой кровью на чужой территории. И первый шок был – это финская кампания, когда объявили, что за 2 недели мы ее возьмем, и один генерал… У меня есть «Зимняя кампания» книга, очень хорошая, документ... Забыл его фамилию, у меня на фамилии очень плохая память. Он сказал, что «Две недели – это что-то как-то…» Так его тогда заклевали, обвинили в пораженчестве и чуть ли не выгнали. Встал вопрос его чуть ли не арестовывать. И по советским, только по советским данным, 130 тысяч было убитых солдат, 200 тысяч – якобы в госпиталях от ранений и от обморожений, и 39 тысяч пропали без вести. Даже по советским данным получается 400 тысяч. А реально, как многие думают – около миллиона человек положили на маленькой пустой зимней кампании. Единственный, правда, положительный – был впервые показан людям и правительству, насколько не готова страна к войне. Хотя оружия было несметное количество. У финнов было 20 танков, а у этих было 2600 или что-то такое. То есть в 10 раз больше. И во всем остальном – людей там было до 700 тысяч, в самый пик войны было.

И та же история с Великой Отечественной войной. Они потеряли все аэродромы, все самолеты, все танки в первые два дня. Все были разбиты. Вот и все. И 12 часов Сталин молчал.

К. ЛАРИНА – У вас отец воевал?

Л. ПРЫГУНОВ – Отец воевал. Отец был Ванька-взводный. И он гордится тем, что у него во взводе никто не погиб. Он прошел до Кенигсберга всю войну. Правда, когда он вернулся, его тут же сослали, нас всех вместе – и маму, и нас с сестрой сослали на границу с Китаем, в Павлодарские степи. Там был детский дом детей врагов народа. Мне было 8 лет, но я очень хорошо это помню. Это было что-то страшное, они все были больны туберкулезом… вши…

К. ЛАРИНА – Почему вашу семью туда отправили?

Л. ПРЫГУНОВ – Вот так… мой отец был вейсманист-морганист. Он был биолог, и он ненавидел академика Лысенко. И не скрывал этого. А потом, когда он вернулся оттуда, на наше несчастье, счастье, сестра заболела туберкулезом. Мать нас вывезла, а когда он вернулся в Алма-Ату и попал в школу, в первый год он был настолько популярен, вся школа просто на него молилась.

К. ЛАРИНА – Он учителем работал?

Л. ПРЫГУНОВ – Да, биолог. Причем практик. Он должен был перейти в Академию наук, потому что его обожали академики, которые там… Он нем, кстати, пишет, упоминает моего отца автор, знаменитый алма-атинский писатель Домбровский. Недавно вышли его книжки, и он упоминает человека, который… а отец работал с ним в музее естественной… до войны еще, он был с ним знаком. Но неважно. А потом он приезжает когда туда, через год он при странных обстоятельствах, в 49 году, погибает в горах.

К. ЛАРИНА – Он в экспедиции был?

Л. ПРЫГУНОВ – В экспедиции, да. На руках у меня умер. Но уже мы его… И тут у меня закралось давно странное такое… потому что неизвестного учителя непонятно почему хоронили, как Кирова. Весь город. Он всего год проработал, а его как героя хоронили. Представляете? Он погиб на посту. Вот это такое лицемерие – как раз любой перебор сразу показывает ложь. Вообще я должен сказать, что КГБсты – они перепутали хитрость с умом. Есть такая гениальная книга – «Книга об уме» французского философа… неважно, да. Потом вспомню. Он пишет о том, что ни хитрость, ни остроумие никакого отношения к уму не имеют. Потому что древние китайцы органом ума считали сердце, а голова – это хитрость. А хитрость, как китайцы говорят, «ум не может предусмотреть всего». И вот, смотрите, потрясающе. Все наши действия в советские времена все были безумны, глупы, бездарны. И всегда они проигрывали, полностью проигрывали.

Ну, начнем с Польши. Они освободили от фашистов страны, и потом вводят танки и расстреливают людей – в Германии, в Польше, в Будапеште. Освобожденные страны. Первое. Имидж, как сейчас говорят, упал.

К. ЛАРИНА – Испорчен. То есть освободили и превратились в оккупантов.

Л. ПРЫГУНОВ – Ведь все испортили западные люди. Это все они, испортили имидж. Дальше. Летит самолет над… кому он мешает? Все, что у нас есть – все снято давным-давно спутниками, до спичечного коробка. Нет, стреляй. Он говорит: «Там люди, нормальные люди, живые. Корейцы». А тем более, корейцев, давай. Корейцы не люди. Сшибают 264 живых человека, можете себе представить? Не думая, что – а вот сейчас…

Дальше идет ложь, одна за другой… оправдывается, оправдывается… И имидж страны благодаря какой-то провокации корейцев и американцев – он рухнул. А что же вы такие идиоты? Что же, вы не могли его посадить, что ли? Два истребителя сажают любой самолет, принуждают. Нет. Надо сбить. Он попал в нашу сферу.

К. ЛАРИНА – Как тогда продержалась эта империя 70 лет? На таком, как вы говорите, бездарном руководстве.

Л. ПРЫГУНОВ – На страхе, на ГУЛАГе, на этом самом… Вот, могу прочитать вам.

К. ЛАРИНА – Давайте тогда после новостей. Перейдем, у нас будет лирическое отступление, поскольку Лев Прыгунов сегодня принес стихи, распечатанные на компьютере, то есть совсем новые стихи. И мы сегодня их услышим в авторском исполнении. После новостей.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА – Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в нашей студии народный артист России, поэт, художник Лев Прыгунов. Пока шли новости и реклама, я уточнила, кто написал «Книгу об уме», а то Лев Георгиевич тут сетует, что у него память плохая на фамилии. Поэтому у нас рядом есть компьютер, поэтому мы тут же все и вспоминаем. Гельвеций. И еще, отвечая на вопрос наших слушателей, еще раз назвать имя и книжку по поводу блокадной книги – «Неизвестная блокада», Никита Ломагин. Кстати, эта книга есть в Либрусеке, в библиотеке, здесь, в открытом доступе здесь, в Интернете. Так что можете ее прочесть и ознакомиться. Действительно, здесь уникальные документы в этой книге собраны. Она издана в 2002 году абсолютно легально в нашей стране.

Л. ПРЫГУНОВ – Я вспомнил одну строчку такого известного комсомольского поэта советского – Анатолия Фирсова, 60-х годов. Тогда он был известным. У него было стихотворение, я его не помню, но первая строчка была гениальна: «Как ни печально, но пора признать: враги чего-то все-таки добились». Это очень смешно, но это правда.

К. ЛАРИНА – Давайте, мы хотели прочесть стихотворение.

Л. ПРЫГУНОВ – Я называю нынешний период началом агонии палачей.

К. ЛАРИНА – Это оптимистично звучит.

Л. ПРЫГУНОВ – Это оптимистично, да. Вот у меня такие стихи:

Палачи устают и стареют,

Воруют, жиреют, тупеют,

Забывают свое ремесло.

И грозят им из ада Дзержинский,

Сталин, Берия и Вышинский,

Вдохновляя на новое Зло.

Но вожди во главе с Джугашвили

Не ведали, что творили.

На Руси был славный закон:

На палача по две жертвы – не больше,

Как на каждого шляхтича в Польше

Вороной и арабский конь.

Разорили чекисты, как грядки,

Вековые России порядки.

Тысячелетний порушен баланс.

Бей своих, чтоб чужие боялись,

И уж так они перестарались,

Как не ведал ни Фриц, и не Ганс.

Но проходит полвека, и поросль

Всех распятых, расстрелянных порознь

Собирается в общий кулак.

И на чудо белому свету

Коммунистическую телегу

Скинул в адскую пропасть ГУЛАГ.

Вот и все. И пойдет так поныне –

То победа будет за ними,

Перерожденцами прошлых жертв,

То опять заиграют плечами

Палачи с тупыми мечами,

Их все меньше, и вождь их мертв.

Вождь гниет, и сгнила их идея,

И никак не найти им злодея

Кто бы снова свернул всех в рог.

ВЧК, КГБ перебрали.

Кончен бал. Палачи проиграли.

Но пошел ли им впрок урок?

К. ЛАРИНА – Я вас наблюдала на какой-то программе на телевизионной типа, что ли, «Поединок» какой-то был, или что-то…

Л. ПРЫГУНОВ – Я не участвовал в «Поединке».

К. ЛАРИНА – Или в какой-то другой передаче, общественно-политическом ток-шоу. Вы там были.

Л. ПРЫГУНОВ – Мне не дали сказать.

К. ЛАРИНА – И я помню – у вас в глазах был ужас от этого всего крика. И я понимала, почему. Вот, сидит человек, который жизнь прожил в этой стране. И сейчас – на колу мочало, начинай сначала. Опять об одном и том же. По-моему, там Жириновский, что ли, был…

Л. ПРЫГУНОВ – Нет, нет, нет…

К. ЛАРИНА – С чем это было связано?

Л. ПРЫГУНОВ – Все это было связано с телевизионным фильмом про Советский союз. Я назвал его «советский фильм про Советский союз». Он такой же фальшивый, как и все фильмы Советского союза. И они мне не дали рассказать замечательную историю. Меня как-то пригласил молдавский режиссер играть главную роль секретаря комсомольской городского райкома. Я говорю: «Слушай, ну у тебя же чудовищный сценарий». «Да ты что?! Он же здесь бьет морду партийному секретарю города!»

К. ЛАРИНА – Об этом только мечтать можно.

Л. ПРЫГУНОВ – Это же надо мечтать… Я говорю: «Дорогой мой, послушай меня. Ты вот эти… а вот эти чудовищные сцены?» Они меня поразили, чтобы был такой баланс, чтобы на это вот это… Я говорю: «Вот что, ты снимешь фильм, а они где морду бьет секретарю… секретарь райкома, секретарь обкома… эту вырежут, и ты останешься с этими дерьмовыми сценами, вот и все». Так оно и вышло. И я ему говорю: «А у вас как раз получился этот фильм, где получилась возможность бить морду прокурору, что совершенно исключено на Мосфильме». И вторая там чудовищная была…

К. ЛАРИНА – А, это вы про «Оттепель».

Л. ПРЫГУНОВ – Да.

К. ЛАРИНА – Вам не понравился этот фильм? О! Мы здесь фанаты все «Оттепели».

Л. ПРЫГУНОВ – Фальшивый, чудовищный фильм. Фальшивый.

К. ЛАРИНА – Ну, расскажите, почему.

Л. ПРЫГУНОВ – Во-первых, играют советских… там главный герой, кстати, единственный похожий на советского человека. Оператор – единственный. У него какая-то мрачность есть. А все, знаете, в советское время, если заходит пара, два человека, и громко смеются, и свободно говорят – это уже враги народа, потому что мрачные, страшные люди. Мы с Чудаковым мечтали снять документальный фильм, который был бы страшнее всех документальных фильмов о Советском союзе. Поставить камеру в метро, чтобы 2 часа снимать только людей, которые едут вниз. То есть просто вот так, крупно. И это было бы что-то… на пятой минуте люди бы сходили с ума.

К. ЛАРИНА – Ну, подождите. Здесь все-таки другая совсем цивилизация. Это богема. Вы же сами к ней принадлежали. Вы сами писали, как в «Национале» вы сидели и водку пили.

Л. ПРЫГУНОВ – В «Национале» сидели, водку пили.

К. ЛАРИНА – И улыбались подозрительно, небось.

Л. ПРЫГУНОВ – Да. Нет.

К. ЛАРИНА – И морду били друг другу.

Л. ПРЫГУНОВ – Совершенно верно. Но я говорю про другое. Я говорю про это… это такое, знаете… как советский марш. Всю картину звучит советский марш, та-та-та, та-та-та-та-та. Или про Сталина какая-то песня. Вот такое. И мне говорят: «А вы же не смотрели всю картину». Я говорю: «Не смотрел. Я не могу смотреть. Я настолько насмотрелся фильмов… Я знаю, что достаточно посмотреть мне две части, чтобы понять, что будет…»

К. ЛАРИНА – Лев Георгиевич, я все-таки рискну сказать, что вы не правы. Этот фильм надо посмотреть.

Л. ПРЫГУНОВ – Может быть. Может быть.

К. ЛАРИНА – Я вам лично готова передать все диски с этим фильмом, чтобы вы его посмотрели до конца. Потому что кино, которое надо смотреть в развитии. Я понимаю, о чем вы сейчас говорите. Ну, мне не хочется об этом спорить. Это другая история. Давайте лучше поговорим про другого героя 60-х годов, в том числе и 60-х – это ваш друг Иосиф Бродский.

Л. ПРЫГУНОВ – Да-да-да. Я видел чудовищную тоже передачу… Вообще сейчас пошло такое возвеличивание советского времени. И они подумали, почему все знают антисоветского поэта Иосифа Бродского, да еще нобелевского лауреата, и совершенно забыли… ну, никто не знает Евтушенко, никто не знает.

К. ЛАРИНА – Да, его забудешь, пожалуй. Слишком яркий человек.

Л. ПРЫГУНОВ – Нет, только взрослые, только старые. Молодежь – подойдите, спросите, никто не знает, кто такой Евтушенко. И стихов его никто не знает. Я читал его очень много, знаю только «постель была расстелена».

К. ЛАРИНА – Ты спрашивала шепотом…

Ты спрашивала шепотом: "А что потом? А что потом?" Постель была расстелена, и ты была растеряна...

Л. ПРЫГУНОВ – Чудовищные… и все стихи у него…. Как ни крутите, не вертите, существовала Нефертити. Это все Евтушенко и Вознесенский. Он талантливый человек, талантливый. Но, извините меня… Идет передача, 57-й год.

К. ЛАРИНА – Это, я напомню, чтобы люди понимали, речь идет о программе Соломон Волков. Диалоги с Евтушенко.

Л. ПРЫГУНОВ – Три вечера подряд. Первое – Соломон долго спрашивает: «А вас когда-нибудь вербовали в КГБ?» «Да, вербовали, конечно, вербовали. Вот, в 57-м году или в 56-м вербовали». «И как?» «Ну, знаете, я их обманул. Я сказал, что я во сне разговариваю». Так вот, я вам говорю честно – это штамп любого стукача. Я знал многих стукачей, я спрашиваю: «А как тебя вербовали?» «Да, вербовали». «А что ты сказал?» «Да я сказал, что я во сне говорю». И вдруг после того, как он сказал, и он не завербован, вдруг у него ракетой взрывается его карьера. Он становится первым поэтом России, перед ним открываются все двери.

К. ЛАРИНА – Это ваши подозрения? Или есть доказательства, кроме этого штампа?

Л. ПРЫГУНОВ – Вы знаете, что? Доказательство одно – человек, который отказался содействовать и служить на КГБ, он зачеркивался. Это 100%. Я знаю всех, кого зачеркнули. Перед вами я. Я был зачеркнут, я был вычеркнут. Меня даже не выпускали в Монголию, даже не выпускали в ГДР, где я расписывался за 800 марок, а получал 60 и был счастлив, потому что это было в 5 раз больше, чем в Советском союзе. Но даже и туда меня не пускали, хотя знали, что я никуда не смогу убежать.

К. ЛАРИНА – А может быть, его вообще не вербовали? Может быть, он просто это придумал?

Л. ПРЫГУНОВ – Нет, нет. Его вербовали, его завербовали. Не может человек ехать разговаривать с Робертом Кеннеди без колоссальной лекции в ЦК партии людей, американистов, которые знают все… Не может человек быть посланцем во всем мире, не будучи агентом КГБ. Не может быть.

К. ЛАРИНА – Это очень сложный разговор. Мне неловко, потому что, во-первых, здесь нет Евгения Александровича Евтушенко. Он не может вам ответить. А во-вторых, знаете, я знаете, что вспомнила сейчас, когда вас слушала? Михаил Козаков признался, признался в этом – в том, что он был не то что завербован… это, наверное, по-другому называется. Он дал подписку о сотрудничестве. И он с этим грехом всю жизнь жил, но при этом, я так понимаю, он никого не заложил, все-таки.

Л. ПРЫГУНОВ – Когда он был с этих грехом, я был свидетель, он напивался, он устраивал дикие дебоши. Когда он признался, он стал свободным, спокойным, прекраснейшим человеком. Просто я с ним перед смертью, за год до этого был на фестивале… господи, какой же это был замечательный человек. До этого, пока он не написал это все. Он был… Так вот, Евтушенко – у него две занозы, вот эта КГБ и история с Бродским. Но чтобы встретиться на Лубянке, на Лубянке встретиться в высших эшелонах, на третьем, или на втором, или на пятом, или на четвертом этаже, выходя из одного кабинета, вдруг он встретился с Бродским, который пришел только получить документ на выезд, его вызвали туда. Это, знаете… это называется – это иллюстрация китайской Книги Перемен И-Цзин, где говорится, что вся Вселенная находится в одной булавке. И вот такие случаи – это как раз иллюстрация этой И-Цзин, когда вдруг со всей Вселенной два человека встречаются в эту секунду здесь. В эту секунду. Но самое смешное, что Соломон Волков говорит: «Да, да, да. Он пришел книги… выручать свои книги…»

К. ЛАРИНА – Которые на таможне якобы отобрали, да.

Л. ПРЫГУНОВ – Кто в 72-м году мог бы подойти к Евтушенко и сказать: «Откройте ваш чемодан»? Никогда в жизни, когда его лучший друг был… Но Соломон Волков тоже мерзавец еще тот.

К. ЛАРИНА – Это все ваши слова.

Л. ПРЫГУНОВ – Хотя его здесь нет. Да, хотя его здесь нет. Но я могу сказать открыто. Но он тут же выдает, он был другом заместителя Андропова. Все думали, что он с Андроповым разговаривает, а на самом деле – с заместителем Андропова. Генерал какой-то лейтенант, забыл фамилию его. Кстати, это тот самый человек, который его агитировал или вербовал в 56-м году. Значит, он остался с 56-го года до … представьте, остался его лучшим другом. Что это такое?

Кстати, и наивным зрителям нашим показывают Евтушенко с чемоданом. Фотографию, как будто это снято документально, что он выходит из Лубянки с чемоданом книг. Дальше.

К. ЛАРИНА – Это невозможная ситуация.

Л. ПРЫГУНОВ – Это чудовищная. Это просто чудовищная, и, главное – это опять пошлятина. Вот что… ложь с пошлостью, когда показывают вот эту фотографию Евтушенко с чемоданом – ну, даже за гранью.

К. ЛАРИНА – Там вторая история с письмом, которое якобы написал Бродский… где он призывает, просто я напомню, там якобы было письмо, где он требовал, чтобы Евтушенко не брали на работу в американский университет.

Л. ПРЫГУНОВ – Да. Дальше. Тот начальник этого университета, как говорит Соломон, лучший друг Евтушенко, и он же – агент ЦРУ. Тот – агент ЦРУ. Лучший друг Евтушенко. И вот на похоронах Тодда… А почему этот Тодд, моложе Евтушенко, был убежден, что умрет раньше Евтушенко? Он сказал: «Это письмо только после моей смерти передавать ему». И тут ко мне подходит такой веселенький… фамилия Соловьев его. Я сверился на моих ленинградских друзей. Они очень хорошо помнят. Это был чуть ли не скрывавший, что он агент КГБ. И он уехал в Америку, Соловьев, какой-то такой литературный человек. И он говорит: «Мне Тодд дал письмо перед смертью, чтоб только после смерти передал ему». И Соломон Волков открывает это письмо и говорит: «О, все понятно. Машинка Бродского, подпись Бродского». Господи, какой он эксперт, чтобы установить машинку Бродского – это надо с громадным микроскопом, с увеличительным стеклом сверять соотношение букв. Какая буква какую зазубрину имеет. Это колоссальный труд – доказать, что это… Понимаете, про что я говорю?

К. ЛАРИНА – То есть вы считаете, что этого письма не было?

Л. ПРЫГУНОВ – Это абсолютная КГБистская дрянная, подлая подделка. Просто подделка.

К. ЛАРИНА – Я, кстати, хочу сказать, что я после этой передачи, естественно, стала искать, был ли где-нибудь еще разговор об этом письме. И я нашла про это письмо Бродского. Про это письмо Бродского до этой программы только со слов Евтушенко было известно – во всяких интервью он про это говорил. Он его не демонстрировал, но говорил про это письмо. Больше никаких источников не было.

Л. ПРЫГУНОВ – Естественно. Письмо написал сам Евтушенко – это 100%. Послушайте, я так хорошо знал отношение Иосифа к Евтушенко, которому было совершенно на него наплевать, в высшей степени. Да будь он президентом Америки, он бы палец о палец не ударил. Чтобы Бродский, который ценил свое время, у которого было несметное количество замыслов, несметное… у него голова пухла от слов и от стихов… чтобы он стал переводить на английский язык стихотворение Евтушенко, которое написал 20 лет назад, да еще бездарное, еще какие-то… ну никогда в жизни. Да и чтобы он еще писал донос, да еще на двух страницах – Господи! Это, я не знаю, опять глупость Евтушенко и глупость тех людей, которые ему помогали. А подпись Бродского даже я могу подделать. У него такая яркая, такая броская…

К. ЛАРИНА – Сколько времени прошло со времен этой передачи. А почему вы сразу тогда не отреагировали после программы, не написали где-то?

Л. ПРЫГУНОВ – У меня не было возможности нигде ни написать, ни сказать. Я пытался написать, но потом что-то…

К. ЛАРИНА – Потому что, конечно, то, что мы с вами сейчас об этом говорим – наверное, это ваше право. Но мне все время неловко, что человек другой… Как там была ситуация идиотская, когда они с магнитофоном разговаривали. Помните? Когда Волков включал голос Иосифа Бродского. Это что за диалог такой?

Л. ПРЫГУНОВ – Самое поразительное, что на фоне этой патетической сладкой лжи, патоки, которую ввел Евтушенко и Соломон Волков, слова Бродского, который никогда не врал – они показались каким-то диким хамством. Ведь вы почувствовали, какая разница просто? А там ничего нового, он просто сказал правду. И еще хочу сказать, что… ах ты, блин… ну, неважно.

К. ЛАРИНА – Но, тем не менее, вы с собой принесли томик стихов Евтушенко. Настольный.

Л. ПРЫГУНОВ – У меня получилось так, что мой приятель хороший взялся выпускать восьмитомник Евгений Евтушенко, и выпустил первый том. Я пришел к нему, и в это время там был Евтушенко, и мне подарил том с надписью «Леве и Оле – друзьям моих друзей». Я ему не сказал, что я знаком с… А, вот еще. Мои друзья сейчас собираются снимать фильм про Сергея Чудакова, про которого я написал книгу. И они дозвонились до Евтушенко. А они были в хороших отношениях, Сережа Чудаков с ним. Дозвонились до него. «Что вы можете сказать?» И вдруг… это мне рассказывают… и он вдруг начинает все время говорить о Бродском. «Бродский», «Бродский». У него заноза эта сидит. Заноза. Нет чтобы ее вытащить. Но он уже…

К. ЛАРИНА – Заноза. Тем более что было понятно, что эта программа была задумана и затеяна только ради того, чтобы проговорить этот сюжет.

Л. ПРЫГУНОВ – Только ради этого. Так вот, я открываю первый том, 37-й год – 58-й год… И оказывается, у него около 30 стихов – дата 13 марта 1953 год, и 1987 год. Это похороны Сталина. Первые 4 строфы – они, как бы, того времени. А дальше идет уже 87-й год, когда уже поменялось отношение:

Напраслиной вождя не обессудим

Но суд произошел в день похорон,

Когда шли люди к Сталину по людям,

А их учил идти по людям он.

13 марта он, конечно, этого написать никак не мог.

К. ЛАРИНА – Ну поэтому оно, видите, и писалось 30 лет, стихотворение.

Л. ПРЫГУНОВ – Какой 30 лет, вы что?

К. ЛАРИНА – А сколько?

Л. ПРЫГУНОВ – Да, 30. 35. А вот про нас с вами тут у него есть замечательное стихотворение. Называется «Партизанские могилы», которое 55-96. Тоже приличное время. В 55-м он пишет:

А надо всем торжественная надпись:

«Погибли смертью храбрых за марксизм».

Вот на этом кончается 55… Дальше уже 96-й год.

Они, конечно, Маркса не читали,

И то, что Бог на свете есть, считали,

Но шли сражаться и буржуев били.

Но кто же эти самые буржуи,

Каким они пускали кровь большую?

Так часто называли в сварах, кознях

Крестьяне однокозлые трехкозлых,

Прихлопывая насмерть, как слепней,

Всех тех, кто был чуть менее бедней.

И дальше:

Каким же получился этот мир?

Совсем не по мечтательному Марксу.

Марксизм в своей крови, в крови марксистов измарался.

Крестьянской крови с рук еще не смыл.

Не прочитать «Архипелаг ГУЛАГ» до выстрела Авроры, до гражданки,

До самообманки, самобранки.

Кто мог тогда из вас…

К. ЛАРИНА – Ну, понятно.

Л. ПРЫГУНОВ – Нет, дальше.

Прощайте, убиенные марксисты.

И вам не суждено услышать, к счастью,

Потомок, упоенный сладострастья,

В разоблаченьи мертвых и живых.

Вот мы чем занимаемся. Мы разоблачаем мертвых и живых. Но если бы разоблачали все воинские ошибки наши военные боссы, если бы написали настоящую историю войны, мы всегда были бы готовы к войне. Но мы никогда не будем готовы к войне, пока о войне не будет написана чистейшая правда.

К. ЛАРИНА – Смотрите, мы с вами проговорили уже практически всю передачу, и жалко, что столько мы отдали людям, которые, наверное, этого заслуживают и достойны. Но мне жалко, что время так быстро прошло.

Л. ПРЫГУНОВ – Последний коротенький стишок.

К. ЛАРИНА – Я хотела… да, потому что вы все Евтушенко цитируете, а вы-то… У вас нет таких долгоиграющих стихов? Вы их пишете не 30 лет, наверное, а здесь и сейчас?

Л. ПРЫГУНОВ – Я пишу быстро.

К. ЛАРИНА – Давайте. Давайте прочтем.

Л. ПРЫГУНОВ – Вот. Два стиха. Успею?

К. ЛАРИНА – Да.

Л. ПРЫГУНОВ –

Путь жертвы трогателен, нежен

И от рожденья своего

Она все знает: неизбежен

Конец насильственный ее.

Путь палача прямой и твердый,

Готов всегда рубить с плеча,

А жертва, оказавшись мертвой,

Судьбу меняет палача.

И вот уж сам палач на плахе.

Но чует палача палач,

Как третий и ему с размаху

Снесет башку его, как мяч.

Это касается и европейской и французской революции, и особого лагеря, и всего архипелага ГУЛАГа, как три слоя палачей были уничтожены. И, наконец, последний, кто эту бучу заварил. Вот такое последнее стихотворение.

Как быстро тело оцепенело.

С душком, не разогнуть колени.

А ведь вчера еще ходило, пило, ело,

Лежит, как висельник Есенин.

А Ленин – нетленен.

К. ЛАРИНА – Это правда. Кстати, вот ответ на все вопросы. Слушайте, Лев Георгиевич, а почему вы книжку больше не напишете. Все, что вы сегодня говорили и то, что мы не успели проговорить – у нас была масса планов на сегодняшний день. Но это все, несмотря на то, что у вас плохая память на фамилии, у вас хорошая память на правду, как я понимаю. Для вас это важно, вам важно это проговорить, сказать. Почему вы не напишете?

Л. ПРЫГУНОВ – Ну, может напишу когда-нибудь. Мне всего 75 лет, это ерунда собачья. Даосы китайские говорили, что настоящая жизнь начинается после 70 лет. Я с этим полностью согласен.

К. ЛАРИНА – Ну, судя по вашему задору, так оно и есть. Спасибо большое, мы на этом заканчиваем нашу передачу. Это Лев Прыгунов, который был гостем вашим сегодня. Спасибо, дорогие друзья.