Леонид Ярмольник - Дифирамб - 2013-11-24

К. ЛАРИНА – Ну что, начинаем нашу программу. Напомню, что здесь в студии ведущая Ксения Ларина, а в гостях у нас сегодня Леонид Ярмольник – артист, продюсер… что еще добавить? Общественный деятель, наверное, да?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Муж, политик.

К. ЛАРИНА – Политик. Здравствуйте, Леня. Приветствую вас.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Здравствуйте. Добрый вечер.

К. ЛАРИНА – Напомню нашим слушателям средства связи. СМС, прежде всего, +79859704545 для ваших вопросов. Обязательно буду задавать, если будут вопросы интересные. Ну а начать я хочу с события, которого долго ждали не только в России, но и в мире – это с премьеры фильма «Трудно быть богом», которая прошла в рамках кинофестиваля в Риме. И на этой премьере Леонид, естественно, был как исполнитель главной роли. Я много уже читала всяких отзывов критиков. Но критики, в основном, пишут о фильме, что и правильно, наверное. Мне интересно, как это кино было воспринято публикой. Вообще – какая была атмосфера во время этого показа?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Мне, наверное, трудно судить. Публика, все-таки, была, надо отдать должное, специальная. Действительно, это те люди, съехавшиеся со всего мира, которые ждали эту картину много лет, которые знакомы с творчеством Германа. Поэтому по этому залу, по этому просмотру трудно оценивать публику объективно. Она была специальная. И я невероятно благодарен и нашим специалистам – и Андрюша Плахов был, и многие другие. И очень внимательно и очень точно оценили все это. Я думаю, что самый большой приятный показатель – это то, что были очень интересные пресс-конференции. То есть не формальные, что принято пресс-конференции. На всех присутствовал Марк Мюллер, и были интереснейшие вопросы и интереснейшие ответы. И я даже там… я не самый большой специалист, потому что я вообще считаю, что про кино не надо говорить, кино надо смотреть. Но были вопросы. И, когда я отвечал, я сам для себя что-то наконец формулировал, скажем так.

К. ЛАРИНА – Но шок был?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Шок, наверное, был. Эмоциональное потрясение было. Но все было достаточно сдержанно и спокойно. Зал аплодировал минут, наверное, 7 после окончания. Но, опять-таки, мы же не в России, там это принято. И в Каннах аплодируют, и в Венеции аплодируют. Это как бы ритуал фестиваля. Так надо себя вести. Поэтому это тоже нельзя принимать за чистую монету, это форма. Это я не к тому, чтобы сказать о том, что я так ничего и не понял. Я вам должен честно сказать, что, несмотря на то, что эта картина делалась 14 лет, и я все время был или там, или рядом, но со звуком, с шумами, с музыкой я в первый раз посмотрел в Риме. Здесь мне так и не удалось.

К. ЛАРИНА – Я напомню нашим слушателям, что пока в Москве было несколько показов – были совсем закрытые и был более-менее открытый показ этого фильма на юбилее «Новой газеты» в апреле этого года. Но там был звук не сведенный, было очень тяжело.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, это был «черный звук» и закадрово объяснялось, что происходит и кто о чем говорит на экране. Объясняла Светлана Игоревна Кармалита в микрофон. Я был противником этого показа и долго уговаривал Муратова, чтобы этого не делать. Потому что это очень опасно и очень трудно. Даже специалисты-киношники с трудом могут выдержать. Собрались все.

К. ЛАРИНА – Он с вами разговаривает после этого, Муратов?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да.

К. ЛАРИНА – А со мной – нет. Но он сказал об этом тоже…

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я его очень уважаю, он невероятно талантливый и умный. Но здесь была какая-то… все-таки, день рождения победил фильм. Скажем так.

К. ЛАРИНА – Атмосфера, да?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да, атмосфера. И вот только что при вас, когда мы шли в студию, наш уважаемый гость спросил, надо ли второй раз смотреть со звуком? На что я ему ответил: «Без звука не надо было смотреть».

К. ЛАРИНА – Действительно, тогда вопрос, естественно, возникает – вы, все-таки, действующее лицо главное, и впервые видели в таком сведенном виде уже картину. Сильно меняется впечатление после того, как..?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Ну, конечно, конечно. Во-первых, становится все яснее, понятнее, хотя рассчитывать на то, что в фильмах Германа можно понять все – это безумие, и неправильно. В этом и есть, что ли, стиль или манера, или вообще традиция Германа. Он делает кино так, чтобы там не все было понятно. Так же, как и в жизни мы не всегда все понимаем, хотя все видим и слышим. Это есть только у него, он действительно такой один в мире. Поэтому у меня лично – я не хотел бы отождествлять себя буквально с создателями картины. Я все равно артист.

К. ЛАРИНА – Но вы все равно из тех артистов, как я вас понимаю и чувствую, для которых важно, про что вы играете и про что это кино. И ваша роль – она не ограничивается просто исполнением роли.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Безусловно. Спасибо. Но я могу вам сказать, что все наши ссоры, про которые много говорено за 14 лет, и ссоры, и драки, и разногласия, были связаны в основном с тем, что Алексей Юрьевич предлагал делать вот так, так и так, а я просил и предлагал делать по-другому. Я всегда преследовал цель, чтобы было понятно, что делает Румата, почему он так поступает, и так далее, так далее. Для меня очень важна была эта психофизическая мотивировка. Меня так воспитали как артиста. И очень часто коса на камень находила. И могу честно сказать, что и сегодня, когда я смотрю готовое кино, есть вещи, которых мне не хватает. Не хватает и с точки зрения того, чтобы зритель точно понимал, какой месседж ему в эту минуту отправляют, и с точки зрения того, что Румата – это Румата. Это такой герой на все времена, это прототип человека, который хочет переделать мир. В разные периоды жизни все мы что-то пытаемся на своем уровне переделать. И на пресс-конференции в Риме из меня как-то выскочило. Я говорю: «Разве не удивительно, что каждое следующее поколение хочет переделать жизнь?» Никогда или почти никогда ничего ни у кого не получается. Но люди почему-то не прекращают снова и снова это делать. Эта цикличность и эта бесконечность – надо? Ну, конечно надо. Это бессмысленно? Да, бессмысленно. Но все равно будем. Вот это и есть Румата.

К. ЛАРИНА – Леня, когда вы в первый раз смотрели картину в таком уже виде, более-менее сведенном, у вас не было эмоционального потрясения, которое испытали все, кто это видел? Или вы понимали, что это будет именно так, как и задумывал Герман. Так страшно.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я не считаю, что это страшно, во-первых.

К. ЛАРИНА – Это очень трудно.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Новости, которые мы смотрим по телевидению на всех каналах каждый день – они много страшнее. Это так, для начала. Картина Германа – это своеобразный рентген, то, что мы видим на экране – это форма. Он нарочно выбрал такую жесткую, откровенную форму для того, чтобы объяснить… только через эту призму можно объяснить то, про что это кино. Наша жизнь, несмотря на машины, компьютеры и все блага – она все равно… надеюсь, меня правильно поймут… она уродлива. Она уродлива с точки зрения того, что в любых обстоятельствах люди остаются людьми – неопрятными, грубыми, злыми, агрессивными подонками, негодяями, героями. Людьми, которые отдают свою жизнь за идею, и так далее и так далее. Но все это происходит вот в такой кутерьме и неразберихе. Мы ведь очень многое, что происходит, понимаем потом. И очень часто с сожалением понимаем, что тогда, когда нужно было поступить вот так, ты поступил по-другому. Ну, если быть честным. И конечно, человек счастлив, когда что-то происходит, и он поступил так, как надо, соответственно, себе. Не ошибся, не испугался, не сдрейфил и не спасовал.

К. ЛАРИНА – Вот еще интересный феномен – вы сказали про новости, про все ужасы, которые без конца льются на нас с экрана и с новостных каналов. К сожалению, это сегодня не пробивает вообще аудиторию.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Уже иммунитет выработался.

К. ЛАРИНА – Но при этом художественное произведение, исполненное в таком же жанре – ужаса и кошмара, быта – оно потрясает, и люди готовы сопереживать вымышленным персонажам, плакать над убитым котенком, которого в фильме показали, но совершенно отключают все эти рецепторы во время просмотра новостей.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я понимаю, о чем вы говорите. Так, чтобы подтвердить правоту ваших слов, я могу вам сказать, что в этом и есть разница между газетой и книгой. Вот и все, абсолютно. Потому что то, что показывают новости – это газета. А художественное кино, переосмысленное человеком – это художественное произведение, это книга.

К. ЛАРИНА – Но я все равно не пойму. Здесь же живые, настоящие люди, реальные – в новостях, в новостной хронике, которую мы смотрим. И вчера еще они были живые, сегодня они мертвые, в кустах лежат…

Л. ЯРМОЛЬНИК – Если бы вам эту хронику показали 20 лет назад – вы бы сошли с ума. Нас постепенно приучили это есть и никак не реагировать. У нас в это время желудок не работает. Ну, желудок, который называем мозгом. Это уже то, от чего мы защитились. Но я все равно это смотреть не могу. Может быть, потому что я всегда все смотрю, как в первый раз. И, может быть, потому что я повышенно эмоционален или в силу профессии. Но это смотреть невозможно не потому, что это страшно, а невозможно, потому что жить не хочется, когда это смотришь. Не хочется идти на работу, не хочется утром просыпаться. И тем более в такое трудное время, когда такое количество проблем и когда такое количество конфликтов. Я бы создавал атмосферу того, чтобы люди все-таки больше думали о детях, о солнце, о жизни, о том, что… У меня нет конкретных предложений и способов, как это сделать. Мы же часто говорим – нужна цензура или нет? И мы слова «цензура» боимся, мы из него выросли. И всю жизнь были в цензуре. Это слово для нас – страшный раздражитель. Опять железный занавес, опять ничего нельзя. Но честно могу сказать, что с годами я понял, что, когда я смотрю наше телевидение, то я искренне и честно говорю: «Цензура нужна». Но цензура не в смысле запрета, а в смысле того, что людям нужно для того, чтобы жизнь продолжалась.

К. ЛАРИНА – У нас просто законы существующие не работают. Мы тоже про это часто говорим. Потому что, в принципе, все сделано для того… но это не цензура называется, а есть вещи, которые нельзя. Понимаете? Как во всем мире это принято. Есть уголовные статьи, есть запреты, которые зафиксированы в законе о средствах массовой информации, есть понятие «детское время» условно. Но у нас же ничего это не работает.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Ничего не работает. Но я хочу, чтобы вы не расстраивались, Ксения, потому что у нас не только в этой области законы не работают.

К. ЛАРИНА – Смотрите, по поводу того, как все-таки изменилось общество. Или, черт его знает, может, так всегда было? Ситуация, которую недавно обсуждали, когда произошла эта трагедия в Казани – разбился самолет, и все обсуждали потом эту Твиттер-ленту, когда на Первом канале отменили выпуск развлекательной программы КВН, потому что такие события происходят в стране. То преданные зрители КВН-а начали писать в Твиттере: «Что за безобразие?» «Что за фигня?» «Почему отменили?» «Подумаешь, самолет упал, а меня моей любимой программы лишили». Как вы это расцениваете – как проявление некого цинизма, в котором сегодня погрязло общество и такая его активная часть – молодая, которая является потребителем развлекательного жанра? Или это тоже некая защита, как вы думаете?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Если просто ответить – я считаю, что можно было КВН не отменять. Отменить его нужно было тогда, когда объявляется траур. Наверняка все те люди, которые смотрят и любят КВН – они сопереживали и слышали эту информацию. Но в этом есть какая-то искусственная показуха, когда что-то мы начинаем… как бы галочку поставить, что мы проявили внимание к этому. Я не уверен, что это правильно, не уверен. Вернее, это почти безрезультативно. Я не знаю, зачем это. Наверное, так.

К. ЛАРИНА – Да. Потому что все равно та аудитория, которая КВН смотрит, она таких…

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да они такие же, как все. Я думаю, что «упал и упал самолет…» я думаю, что вряд ли они так говорили. Я думаю, что это как-то передернуто. Вряд ли. Очень не хотелось бы думать, что кто-то… Я думаю, что всегда, когда что-то происходит, и если человек не реагирует на это – это получеловек. Потому что всегда можно смоделировать и представить себе, что в этом самолете мог сидеть кто-то из твоих близких, и тогда тебе все становится ясно, как к этому относиться.

К. ЛАРИНА – Ну, это опять та же самая тема, как совместить трагизм реальной жизни с естественным желанием человека увидеть свет в конце тоннеля. Как вот этот баланс найти? Это очень трудно. Тут, конечно, спорный вопрос по поводу КВН. Меня, наоборот, как-то тронуло это решение руководства Первого канала, в этом было какое-то проявление человеческое. Черт его знает…

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я еще раз говорю, что… Я как-то не думал до нашего разговора. Я просто считаю, что как-то для меня это неважно – отменили или не отменили. Если честно.

К. ЛАРИНА – Важно, чтобы самолеты не падали.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Важно, чтобы самолеты не падали. Важно, чтобы этот трагический, ужасный случай на что-то в дальнейшем повлиял. У меня есть ощущение, что все равно сейчас это как-то замылится. Как набросились на Собчак, которая… совершенно ее неправильно истолковали. Она написала… я-то понимаю, что Ксения хотела сказать. Она хотела сказать, что, может быть, из-за того, что погиб сын, наконец-то этим займутся серьезно, чтобы этого не происходило. Ее тут же истрактовали по-другому. Тоже это…

К. ЛАРИНА – Леонид Ярмольник в нашей студии. Сейчас мы новости слушаем.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА – Возвращаемся в программа. Напомню, что сегодня в нашей студии Леонид Ярмольник. Еще раз напомню нашим слушателям номер СМС для ваших вопросов - +79859704545. И самый часто повторяющийся вопрос, конечно же, когда фильм «Трудно быть богом» можно будет увидеть уже в России. Есть ли у вас информация по этому поводу?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Какая-то приблизительная есть, поскольку я не продюсер этой картины, и у нас очень бойкие новогодние праздники, потом – Олимпиада. И, естественно, нужно найти такое время, когда это будет уместно. Пока в планах – февраль – выход в прокат. Даже, по-моему, пока ориентировочно назначено 13 февраля. А что касается премьерных показов – они могут быть, наверное, и в декабре, и в январе. Такие, предпремьерные показы. А прокат планируется с 13 февраля. Надеюсь, что так оно и будет. И очень надеюсь, мы начали об этом, Ксения, с вами говорить… конечно, я буду счастлив, если зритель посмотрит это кино. Оно ведь не похоже на другие фильмы. Это другое кино. И я далек от мысли… я могу только спровоцировать на то, чтобы это кино посмотреть. Уговаривать я не стану. Потому что я всегда говорю, что смотреть хорошее кино или читать хорошую книгу – это труд. И, конечно, это резко отличается от того, чем почти ежедневно в течение многих лет пичкают нашего зрителя. Мы же все равно выглядим своеобразной такой колонией, где царствует на экране американское кино. Я люблю американское кино, но, наверное, то, которое принесло мировую славу. А мы покупаем фильмы пакетами, и прокатчики нас кормят очень средним трешем. И молодежь уже к этому привыкла. И привыкла-то – ладно, но они отвыкли понимать другой язык, другую глубину. И я тут тоже в каком-то интервью сказал о том, чем отличается Герман. Ну, обычно все ныряют с маской и трубкой, а кино Германа – это такое погружение в батискафе на очень большую глубину.

К. ЛАРИНА – Но действительно, по-моему, Умберто Эко об этом написал в своем эссе, что трудно быть зрителем, как бы играя с названием. Действительно это кино, которое дается… не всякий его способен досмотреть, это уж точно я вам говорю. Это большой труд, огромный труд.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Марк Мюллер в РИА Новостей процитировал Умберто Эко. Он сказал, что фильмы Тарантино по сравнению с фильмами Германа – это продукция Уолта Диснея. Я тут же, там же, на конференции его… я сказал… продукция Тарантино, а я Тарантино очень люблю. Просто это другое кино. Оно другое.

К. ЛАРИНА – Скажите, у вас же юбилей в январе, получается?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да вы что?! И сколько мне? Кошмар, напомнили. Было хорошее настроение с утра.

К. ЛАРИНА – Мы вчера с Леонидом Исааковичем столкнулись на юбилее Юлия Соломоновича Гусмана. Я подумала как раз – «А Ярмольник тоже закатит себе?»

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да никогда.

К. ЛАРИНА – Лошадь белую выведут под уздцы.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я могу вам сказать, я от некруглых дат всегда сачковал. Я не то, что не люблю – я не умею и не очень понимаю. Я думаю, что день рождения – это, все-таки, очень семейный праздник, почти как Новый год. Что-то в этом есть такое, что хочется оставить себе, хочется скрыть. И я ужасно стесняюсь повторяющихся комплиментов, на которые обречены гости. Я вообще считаю, что день рождения – это ужин, на котором ты хочешь видеть тех, кто не будет говорить глупостей.

К. ЛАРИНА – Разные есть вариации отмечания юбилеев. Вот, буквально на прошедшей неделе у Миши Ефремова, тоже вашего товарища, был юбилей, ему исполнилось 50 лет. Так прекрасную сделали историю в «Крокус-Сити холле» - «Запой с Михаилом Ефремовым». Но туда продавали билеты. Это потрясающе. Люди, которые, может быть, вообще не входят в ближний круг – они практически присутствовали на семейном празднике.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я думаю, что в этом больше шоу, потому что, во-первых, это было не день в день. И его 50-летие стало поводом для того, чтобы придумать такое шоу, на которое можно пригласить всех, кому не все равно, как друзья отмечают день рождения с Ефремовым. Это идея неплохая. Я там, к сожалению, быть не мог. Я был занят, поэтому ничего не знаю.

К. ЛАРИНА – Давайте теперь поговорим о продюсерской деятельности Леонида Ярмольника. Поскольку здесь есть тоже солидный багаж из хороших, сильных картин. Естественно, там Валерий Тодоровский лидирует по количеству фильмов. Напомню, это «Мой сводный брат Франкенштейн», это «Стиляги», это «Тиски». Вот три работы, которые сделаны вместе с продюсером Ярмольником. А «Барак», по-моему, тоже вы продюсировали? И сыграли там блестяще совершенно.

Л. ЯРМОЛЬНИК – «Барак» я продюсировал. Это было до того, как наши судьбы с Валерием Петровичем Тодоровским пересеклись. Я надеюсь, что это надолго. Во всяком случае, мы, насколько я понимаю, друг друга не раздражаем. Взаимопонимание есть. И как-то нам одного и того же хочется от кино.

К. ЛАРИНА – «Оттепель», про которую мы чуть-чуть уже поговорили также до начала программы, обменивались впечатлениями. Я задала Леониду вопрос, который, как я поняла, ему постоянно задают. Работал ли он на «Оттепели» в качестве продюсера?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я хочу внести ясность, очень просто и коротко. Дело в том, что, когда писался сценарий, это вообще давнишняя Валерина мечта – снять вот эту «Оттепель», про 60-е годы. И писался сценарий, и Валера и хотел, и не хотел, потому что он понимал, что это сериал. Не оскорбительно – «сериал», это очень длинная работа. И он боялся, что он ее физически не потянет как режиссер. И это писалось трудно, переписывались все серии. И я все читал. И я заставлял Валеру это делать, потому что это было уже на уровне сценария невероятно, замечательно, интереснейшая история. И я сказал, что «как бы ни сложилась окружающая жизнь, я тебе говорю, что я буду продюсером. Это кино будешь снимать. И не думай про это. Думай про свою работу».

К. ЛАРИНА – А изначально была идея именно кино? Или изначально телевидение?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, сразу сериал. Там невозможно эту историю рассказать в полном метре. Это другой формат. Другая история. И я, в общем, один из тех людей, кто его заставил. Он очень сомневался, боясь… нельзя было использовать такой принцип, как бывает в Америке – там Эдди Уайнер снимает 2 серии, а потом 2 серии снимает его единомышленник. Нет такого единомышленника здесь у Валеры, нет такого человека, которому бы он доверил это, чтобы потом все… ну, не получилось. И получилось замечательно. Он еле выжил, Валера. Он дико устал на этой картине, но он снял ее. Я не продюсер, я близкий родственник, что называется, этого процесса. Потому что в свое время, когда уже сценарий был готов, и надо было запускаться, мы решили показать пару серий написанных Константину Львовичу. Нашему старому другу.

К. ЛАРИНА – Эрнсту, имеется в виду.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Эрнсту имеется в виду, да. Он прочел две серии, чуть ли не в тот же день сказал: «Все-все-все-все, беру». Но он не стал продюсером, он заказчик. И я потом еще задавал вопрос: «Константин Львович, ты дашь такое количество денег, которое нужно, на эту картину? Или мне помочь?» Он сказал: «Все будет нормально». Поэтому Константин Львович Эрнст – заказчик, и это первая картина, и я очень рад, Валерия Петровича Тодоровского, где написано «Валерий Тодоровский представляет». Он и продюсер, он и режиссер, и соавтор идеи.

К. ЛАРИНА – А как актер вы тоже там не задействованы?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, он не дал мне там роли. Там единственная роль, которую я хотел бы играть, но играет эту роль и идеально к ней подходит Миша Ефремов.

К. ЛАРИНА – Режиссера.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да-да-да. Когда Валера озвучил, что это будет Миша Ефремов, я сразу поднял руки, потому что он там настолько в десятку, поскольку еще возникает ассоциация с Олегом Николаевичем Ефремовым, с этим временем. Это там идеально.

К. ЛАРИНА – А для вас – про что это кино, «Оттепель»?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Это кино про желание жить, любить. В этом кино столько света и столько любви… Таких фильмов у нас… я не могу сказать «не было», но очень давно мы ничего подобного не смотрели. У меня абсолютный восторг. Это просто как глоток не то что свежего воздуха, а который наполнен тем, что меняет мозги. Меняет отношение к жизни, ко всему… это настолько элегантно, красиво, точно… как играют артисты, как сделана Москва, про что это кино… И я не знаю, можно ли говорить. Обычно Валера очень не любит, когда до выхода картины что-то рассказывают, но это фильм про киношную среду. Но это только у людей, которые не имеют никакого отношения к искусству или кино, это только первые полсерии. Это про всех. Это может быть в любой среде. Просто есть вещи, которые в нашей среде больше обострены. И профессия публичная, людная, поэтому все переживается сложнее, острее и больнее. Ну, вот так, наверное.

К. ЛАРИНА – Я добавлю, что здесь, все-таки, важны очень предлагаемые обстоятельства – я имею в виду эпоху и время, в которое все это происходит, и, естественно, среда, в смысле что это творческая среда, профессия. Люди с невероятными творческими амбициями, талантливыми. И здесь очень тонко вдруг возникает, казалось бы, совершенно случайно, эта тема компромисса, которая сопровождает всегда человека творческого, когда он живет в стране, в которой есть свои предлагаемые обстоятельства. Это очень тонкий момент. Мне очень интересно, как развернется эта тема дальше. Она там присутствует, я ее увидела в первых двух сериях.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Знаете, Ксения, я думаю, что… почему-то сейчас я подумал: мы, естественно, я сегодня пришел, потому что у вас были вопросы по поводу мировой премьеры «Трудно быть богом», и я с волнением жду выхода этой картины. Я очень хочу надеяться, что эта картина будет принята, понята. И то, что она для вечности и то, что это история мирового кинематографа – в этом я не сомневаюсь. Мне интересно, какой контакт произойдет с сегодняшним зрителем. И в этом смысле картина «Оттепель» сродни этому языку, потому что это настоящий талантливый язык художника. Я имею в виду, в данном случае, Тодоровского и Германа. Он немножко не привычен, он немножко забыт сегодняшним зрителем. И, может быть, эти две картины, как не странно, я соединяю, проделают ту работу, чтобы наш зритель стал умнее, добрее, ассоциативнее. Очень хотелось бы… я не люблю это слово – чуть-чуть перевоспитать. Но подарить новые горизонты, новые глубины. Нельзя только есть попкорн, хохотать. И уходишь в туалет или отрываешься от телевизора – и ничего не пропустил в том кино, которое смотришь. И все равно все понятно. Понятно, когда еще идут начальные титры. Я не люблю такое кино.

К. ЛАРИНА – Мы с вами ругались на американское ширпотребное кино.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я ругался.

К. ЛАРИНА – Нет, я с вами тут согласна. У меня тогда вопрос – почему тогда наши снимают сегодня кино для проката – оно точно такое же, оно абсолютно бессмысленное?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Объясняю очень просто. Раз такое американское кино смотрят, и зритель любит – тут же мы, как всегда, вторым эшелоном выстраиваемся: «А, вам надо вот это?» Это больше не искусство, это больше бизнес. Мы вообще сошли с ума на зарабатывании денег. Мы предаем сами себя – свои традиции, свою самобытность. Сейчас это, слава Богу, вызвало большое беспокойство Министерства культуры. Я буквально сегодня или завтра должен писать такой ролик, будет Бондарчук писать, Хабенский, Машков, я. Такие медийные лица, кого узнают. Будем спрашивать и предлагать зрителям все-таки смотреть наше кино.

К. ЛАРИНА – А какое наше?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Есть у нас…

К. ЛАРИНА – Смотрите, они проваливаются все в прокате. Все лучшие фильмы, которые получают у нас призы на международных фестивалях, их не смотрят здесь.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Их не смотрят, потому что мы сегодня с вами уже час говорим, что зритель почему-то это кино не понимает.

К. ЛАРИНА – Потому что там подростки, в основном, сидят в кинозалах.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Значит, подростков нужно потихоньку тоже подтягивать к себе. Мы же их не насилуем и не уговариваем. Просто мы хотим, чтобы они больше удовольствия получали от кино. Удовольствие получаешь, когда сострадание тебе знакомо, сопереживание, когда ты чуть-чуть умнее и глубже, ты будешь получать больше удовольствия от жизни и от художественных произведений. Поэтому снимают наши такое же кино, как американцы. И нужно, безусловно, в этом смысле дистанцироваться. И от того, что фильмов снимается сегодня много, ничего не изменилось. И 20 лет назад так же было. Было в год 5-6 невероятных, замечательных американских фильмов, и всегда было 5-6 российских. Всегда. Просто общее количество увеличилось. Но КПД снизилось, а количество осталось. Поэтому просто надо уметь находить. Мы великая кинодержава, но для того, чтобы гордиться нашим кино, его надо хотя бы посмотреть.

К. ЛАРИНА – Ну и снимать нужно так, как мы умеем, а не копировать ужасные какие-то вещи, которые давным-давно уже… и невозможно здесь, на этом поле, конкурировать… про что я хочу сказать… с Голливудом.

Л. ЯРМОЛЬНИК - Ксения, вы говорите о банальности и пошлости.

К. ЛАРИНА - Пусть они делают своего «Аватара». Ради бога. Мы будем им восхищаться, это прекрасно. Но нельзя это повторить в наших условиях.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, нельзя. У нас и технологии…

К. ЛАРИНА – Почему я говорю банальность и пошлость? Взял обидел…

Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, я говорю, вы не хотите кино, которое банально. Банально и пошло с точки зрения что мы видели на среднем уровне. Это, я все время говорю про это кино знаете как? «Еще одно кино». Вот, «еще одна история», которую ты видел уже 1000 раз в зарубежном кино и в нашем кино. И видел в лучшем варианте. Вот против этого кино, я в этом смысле сказал «банальность и пошлость».

К. ЛАРИНА – А вот еще кино, про которое я хотела спросить. Я не знала, что вы там тоже продюсер, «Ку! Кин-дза-дза» мультфильм. Да?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Данилиевский? Да.

К. ЛАРИНА – А его будут показывать на большом экране?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Оно прошло.

К. ЛАРИНА – И как?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Оно прошло… я не могу как продюсер похвастаться тем, что мы удивили кассу. Я думаю, что это тоже вопрос прокатчиков, проката, рекламы. У нас же все сегодня… мы ненавидим рекламу, но мы стали от нее зависимыми. Нужно было просто к такому замечательному данелиевскому произведению, любимому… много лет этой истории, нужно было придать большее внимание средств массовой информации. В этом смысле, конечно, должно помогать государство. Конечно. В процессе воспитания, на это, к сожалению, нужны деньги. Нужны деньги, чтобы бороться с другой рекламой, которая заполняет все эфиры. Но мы-то с вами лучше всех это знаем, в этом живем. И я был продюсером. И я очень легко в один день создал команду, и этим горжусь.

К. ЛАРИНА – К вам обратился Данелия с предложением?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Данелия обратился ко мне, потому что там были проблемы, да. Тормознулось, кончились деньги, и все. А я… что объяснять про Данелию? Если бы мог, я бы звезды с неба для него снял. Мы все состоим из Данелии, и, может быть, это лучшее в нас.

К. ЛАРИНА – «Я так думаю».

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я так думаю, да. И я предложил объединиться с супер-профессионалом, один из лучших продюсеров – Сергей Сельянов и Константин Эрнст. И я третий. И мы втроем сделали, чтобы этот мультфильм увидел мир. Он, по-моему, будет в январе по телевидению.

К. ЛАРИНА – По Первому каналу?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да.

К. ЛАРИНА – Это тоже надо обязательно смотреть, потому что это какая-то очень совершенно необычная вещь.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да, замечательная. В этом столько Данелии, столько юмора, столько нежности, тоски, света и радости…

К. ЛАРИНА – Так, у нас остался еще театр – и все.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Быстро прочесть пьесу на память?

К. ЛАРИНА – В театре Ярмольник играет в театре «Современник» в спектакле, который называется «С наступающим». Да. Спектакль, в котором работают они в партнерстве с Сергеем Гармашом. Это история про себя во многом…

Л. ЯРМОЛЬНИК – Пьеса была написана с учетом того, что это Сережа и я. Да, она была конкретно Родионом Овчинниковым написана. Спектакль идет уже три сезона, идет… сейчас я уже, не стесняясь, могу сказать, с невероятным успехом, с невероятными аншлагами, с записями на билеты. И я очень горжусь, мне очень лестно, что Кваша Игорь Владимирович и Гафт Валентин Иосифович, когда увидели этот спектакль, они сказали: «Вот это и есть «Современник». Этого лет 20 не было». Ну, пьеса современниковская во всех отношениях. Многие приходят смотреть по два, по три раза. По два, по три раза, притом люди, у которых не так много времени. Искушенные.

К. ЛАРИНА – Но вам хорошо на сцене? Вы себя чувствуете…

Л. ЯРМОЛЬНИК – Я очень люблю этот спектакль. Он очень тяжелый с точки зрения психофизики, я очень устаю. Но это та усталость, которая тебя заряжает невероятной силой. Я очень люблю этот спектакль, с удовольствием его играю. И Сережа его очень любит, и зрители его любят. Поскольку я много лет, так сложилась моя судьба, в театре не работал, хотя я по диплому артист театра и кино, но так сложилась моя судьба после Таганки, после отъезда Любимова. И тут, как бы, Боженька меня отметил, пожалел и подарил мне это счастье, когда я на сцене понимаю, что я не зря там нахожусь.

К. ЛАРИНА – Насколько я знаю, это не первый ваш театральный проект за последние несколько лет. Просто я помню, что во МХАТе вы хотели что-то делать.

Л. ЯРМОЛЬНИК – Это пример того, что мы делали-делали…

К. ЛАРИНА – А потом пришел лесник, да?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, не лесник. Пришел Ярмольник, с другой стороны зашел Ярмольник. Мы делали «Свадьбу Кречинского».

К. ЛАРИНА – Почему не получилось?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Не получился спектакль. Уже когда спектакль надо было показывать, что называется, папам, мамам и премьеру, я встал на колени перед Олегом Павловичем Табаковым и сказал, что спектакля нет, спектакль не получился.

К. ЛАРИНА – Вы сами это решили?

Л. ЯРМОЛЬНИК – Да, я собрал всю труппу, артистов и руководство, и Смелянский был. И я действительно встал на колени, извинился перед всеми. И, по-моему, Олег Павлович, конечно, дико расстроился как руководитель театра, он говорит - Лёнь, ну оно потом наиграется, сыграет. Я говорю - нет, там нет того, что наиграться может. Это не от количества повторов или готовности и знания текста, или ещё чего-то. Там нет чего-то того, что называется придумкой. Почему во МХАТе в таком составе делается гениальное произведение. Там не было изюминки - почему это сегодня, почему это... Я говорю - получится, что это плохой спектакль, Вова пригласил этого Ярмольника во МХАТ, и нафига? Моя бы жизнь на этом не закончилась, но мне ужасно не хотелось, чтобы это было... Слишком я Олега Павловича люблю и слишком уважаю.

К. ЛАРИНА - Очень редкое вообще качество для...

Л. ЯРМОЛЬНИК - Авангард Леонтьев сказал - я всю жизнь работаю в театре, я не помню, чтобы исполнитель главной роли во МХАТе сам закрыл спектакль. Все всю жизнь делают, чтобы быть в главной роли и в любом варианте выходить. Это был неудачный, но хороший опыт.

К. ЛАРИНА - Несколько вопрсов, ну, 2-3 я успею задать до конца за последние минуты. Здесь был очень хороший вопрос по поводу репутации. "Как сохранить свою репутацию, если есть столько соблазнов? Важно ли для вас это понятие?".

Л. ЯРМОЛЬНИК - Каких соблазнов? Я не очень понимаю.

К. ЛАРИНА - Испортить репутацию можно в секунду. Мы же это понимаем.

Л. ЯРМОЛЬНИК - Я вам так скажу. Поскольку Ксения уже сказала, что через пару месяцев мне 60. Вы знаете, я за столь долгую жизнь научился не поддаваться соблазнам. Я это умею.

К. ЛАРИНА - А научите. Есть рецепт?

Л. ЯРМОЛЬНИК - Есть рецепт. Оставаться самим собой.

К. ЛАРИНА - Типа "мне ничего не надо"?

Л. ЯРМОЛЬНИК - Нет.

К. ЛАРИНА - Ни от кого ничего...

Л. ЯРМОЛЬНИК - Наоборот, мне всё надо, но смотря каким путём ты хочешь добиться того, что надо.

К. ЛАРИНА - Вы человек независимый? Как творческая единица вы независимый человек?

Л. ЯРМОЛЬНИК - Я даже такой одинокий волк. Неуловимый ковбой. Помните анекдот?

К. ЛАРИНА - Да.

Л. ЯРМОЛЬНИК - Который никому нафиг не нужен.

К. ЛАРИНА - Это не так, конечно. Но всё равно. Это же качество, о котором все мечтают. Что такое независимость? Насколько независимость связана с материальным благополучием? Связана?

Л. ЯРМОЛЬНИК - Безусловно. Когда у человека есть своя профессия, своё дело, и он это делает лучше других, естественно, он и зарабатывает больше. Естественно, в деньгах только одна прелесть: они дают тебе независимость и право выбора того, что ты будешь делать завтра.

К. ЛАРИНА - А что вы будете делать завтра? Традиционный вопрос для финала.

Л. ЯРМОЛЬНИК - Есть какие-то предложения в кино, в каком-то кино сейчас снялся.

К. ЛАРИНА - Таких масштабных, важных для вас.

Л. ЯРМОЛЬНИК - Ну, есть ещё одна у меня... я не люблю наперёд говорить. Есть идея сделать ещё один спектакль. Если я подберу ту команду, которую хочу, то тогда есть произведение, которое мне очень хочется сделать.

К. ЛАРИНА - В Современнике?

Л. ЯРМОЛЬНИК - Не думаю, что это будет Современник. Не уверен. Для меня это, поймите меня правильно, не очень важно. Я же не артист театра Современник. И в Современнике это мне достаточно часто дают понять. Я приглашённая звезда. Я звезда! Вот, Гармаш - он ситизен, а я иммигрант. У меня там не ПМЖ. Поэтому для меня важно будет создать команду. Если команда у меня получится, то с этой командой я могу высадиться хоть на Луне и сделать спектакль.

К. ЛАРИНА - Дай Бог, чтобы всё произошло. Спасибо Леониду Ярмольнику за то, что нашёл время для сегодняшнего эфира.

Л. ЯРМОЛЬНИК - Спасибо, что у вас нашёлся эфир для меня.

К. ЛАРИНА - И хорошо, что мы не поговорили сегодня про политическую деятельность Леонида Ярмольника. Но я думаю, что она...

Л. ЯРМОЛЬНИК - Вы ещё услышите об этом. Ещё мир содрогнётся.

К. ЛАРИНА - Спасибо, Лёнь.

Л. ЯРМОЛЬНИК - Спасибо.