Купить мерч «Эха»:

Зоя Богуславская - Дифирамб - 2013-06-02

02.06.2013
Зоя Богуславская - Дифирамб - 2013-06-02 Скачать

К.ЛАРИНА: Добрый день. У микрофона – Ксения Ларина, начинаем нашу программу. Сегодня в нашей студии Зоя Богуславская, драматург, литератор, директор благотворительного фонда имени Андрея Вознесенского. Ну и, конечно, вы все знаете, дорогие друзья, что Зоя Богуславская – это муза, жена, вообще спутник и вообще вторая половина Андрея Вознесенского. Здравствуйте, Зоечка, приветствую вас в студии.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Спасибо.

К.ЛАРИНА: 1 июня 2010 года Андрей Вознесенский ушел из жизни, и вот 3 года уже мы живем без него. И за это время Зоя Борисовна открыла фонд имени Вознесенского, и за это время она организовала новую премию, как я понимаю, вместо почившей премии «Триумф». Вот эта премия, которая называется «Парабола» из Вознесенского, да? Это его книга «Парабола», да? Так называется эта премия, которая, собственно, и существует на деньги фонда. Сейчас мы все расскажем, как это все устраивается. Но самое главное, что хочется сказать, что первая «Парабола» уже вручена. И к большой моей радости стал лауреатом этой премии Кирилл Серебренников, театральный режиссер, Владимир Панков, тоже театральный режиссер, Андрей Гришаев, поэт. Да? Еще кого я забыла? А, Алексей Костанян, издатель и редактор.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Вот, самая, да. «Прожилки прозы» книжка. Дальше у нас Вера Полозкова – это номинант. У нас 3 номинанта еще даются.

К.ЛАРИНА: Верочка Полозкова. Верочка – так мы ее называем. Это поэт современный. Сергей Лобан, режиссер и Нина Краснова.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Да. 3 номинанта. Давайте с номинантов, да? Краснова – она попала в список... У нас же тайное выдвижение, поэтому я не говорю...

К.ЛАРИНА: А кто в жюри-то у вас там?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: А?

К.ЛАРИНА: Кто у вас в жюри?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Жюри, пожалуйста. Значит, все, кто имел отношение к Вознесенскому, разных поколений и всё. Значит, жюри у нас. Олег Табаков, который был председателем нынешнего года. Алла Демидова. Ну, Табаков очень много читал Андрея и очень много, как бы, был рядом в момент, когда ему было очень плохо. То есть человеческие качества этого намоленного и такого персонажа в столь многих ипостасях удивительные для меня оказались. Вот, 2 человека, которые с человеческой стороны, а не только с артистической, - это он и Дима Быков.

Ну, про Диму Быкова я уже много раз рассказывала, как он вынес, помог мне упавшего и окровавленного Андрея, когда вся делегация шла, не повернув в нашу сторону, как он его подхватил на руки как пушинку.

К.ЛАРИНА: Это когда было?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Это был салон Париж-Москва, где присутствовал Владимир Владимирович Путин, Ширак. 50 письменников было, мы оба были с ним в этой делегации. У него был стенд с новой книгой, переведенной на французский. И этой ночью он упал, что следовало из его болезни. Его болезнь, я уже говорила, у него не было дрожания, он был атипичный Паркинсон, потому что это было беганье вперед, пропульсие и беганье назад, ретропульсие. То есть невозможно остановиться, когда ты бежишь. Поэтому он спотыкался на все и разбивался. И это был кошмар. Ну, так вот 15 лет, которые, все-таки, удавалось его воскрешать к жизни писать стихи.

Ну и там он упал. Это долго рассказывать. Он там упал. Ночь, Франция. И, значит, мы приезжаем в госпиталь и видим 14 носилок до меня. Ну и я прошла, все-таки, по интеллигентному, говорю «На фестиваль russian поэт». Это я все им рассказываю, они идут со мной. Немедленно с носилкой и при мне зашивают 14 или 12 швов и мы едем обратно.

Но это все было бы прелестно, если бы не то, что на другой день его стенд, продажа его книг. Утром, перевязанный с промокающей этой штукой он мне говорит «Поехали на стенд». Я говорю «Ты что вообще? Понимаешь, чем это чревато? Швы, всё». Он сказал «Я поеду на стенд». Я сказала «Через мой труп» (ну, это знаменитое). Он сказал «Значит, через твой труп». Всё.

И мы едем. И, вот, Ирэн Сокологорская, которая у меня выступала и представляла переводы его на открытии фонда, она с нами была, катили коляску, эту каталку. Ну, пока он не подписал все до последней книги, он не ушел тогда.

А дальше был такой эпизод. Вот, я его про Диму рассказывала, может, я его даже перехвалила (нечего так рассказывать заслуги), потому что некоторые говорят «Нормально».

Значит, идет такая вот струйка к автобусу наших любимых моих писателей, от Маканина до Ерофеева, кто был в этой делегации. Даже была Маринина. Вот, она была более человечна. И все так оборачиваются, и как будто я не попадаю в их поле зрения. Точно после крика Хрущева. Они все смотрели на Андрея, как будто они его не видели, он один совершенно шел. Почему он так высоко оценил мои заслуги, что сказал, что только одна женщина (он это все записал) не побоялась, подошла, хотя, это было очень опасно для него.

И, в общем, короче говоря, мы стоим. Скорая подъехала. И я понимаю, что они должны дать носилки, потому что он к скорой подойти не может сам. И вдруг Дима, который стоял в очереди со всеми, так, полуобернулся, увидел нас. У него секунды не было, он подбежал, подхватил Андрея как пушинку. И пока мы его не уложили на эти носилки в скорую, пока мы не отъехали, он не пошел и не побежал. Хотя, мы потом еще и поспели. Ну, в общем... Я просто говорю, в этом весь его прекрасный характер.

Ради поэзии он не щадил ни себя... Почему, вот. возникает «Помогите Ташкенту». Это ж (НЕРАЗБОРЧИВО) открывают полюс. Хотя, он нигде это не пиарит, не записывает, никогда. Это только ради того, что потом где-то, вот, уляжется и напишет.

Ну, если ближе к барашкам, то я расскажу про фонд.

К.ЛАРИНА: Да, про фонд и про премию. А как вы собирали людей? Ведь, давайте сейчас просто, чтобы понимать. Значит, ушел из жизни Андрей Андреевич, прошло 3 года, ушел из жизни Борис Березовский. Премия «Триумф» последний раз вручалась...

З.БОГУСЛАВСКАЯ: В 2010-м.

К.ЛАРИНА: В 2010-м году. То есть после как раз ухода Андрея Андреевича.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Андрей ушел 1 июня, как вы видите, 2010-го, но мы выдали все в январе.

К.ЛАРИНА: У вас эта идея сидела в голове? Вы хотели сделать такой аналог «Триумфа»? Не хотелось вам расставаться с этой замечательной идеей?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Ну, если вы хотите поговорить об этом, хотя у нас не сегодняшняя тема, то кратко я могу сказать так. Премия «Триумф» не закрыта при его жизни, в том числе потому что он меня умолял в те 3 раза, в которые вообще с ним говорила после того, как он там, и 2 раза видела. И вот сейчас на похоронах была, конечно.

Он повторял все время фразу. Хотя, я уже видела, что это не человек, это овощ. После суда это стал другой человек.

К.ЛАРИНА: Березовский, да?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Да. Вот, после того, как он так любил Глостера, о чем я написала в Forbes, он говорил «Это же замечательная женщина, судья Глостер. Она меня так полюбила. А я ее как полюбил». У него была полная... Я его видела, вот, накануне суда. Вот, на завтра он шел на суд. Так получилось, что мы какие-то, вот, зализывали раны «Триумфа».

Ну вот. И я ему сказала, что «Ну, почему вы так уверены?» А поскольку он ничего не понимал в людях вообще (это был его тотальный сбой, знаете, как в коде каком-то генетическом)... Всегда я ему. Он приближал к себе самых, как вам сказать, отчаянно авантюрных. Вот, даже вы посмотрите по его биографии. Ну, не важно – мы не о нем сейчас говорим.

И поэтому последний его звонок уже из нервной клиники, он сказал «Не бросай «Триумф», не закрывай».

И сейчас, когда я была на похоронах... Может быть, я не имею права говорить, не знаю. Спрошу у нее. И, вот, старшая дочка Лиза, отчаянная, которая очень любила Монро и сожгли квартиру здесь, на минуточку (она сейчас убивается). Я ее второй раз в жизни видела на этих похоронах. Она мне рассказала. Она сказал «Зоя Борисовна, чтоб вы знали, как он любил «Триумф», я вам расскажу». Он разделил какой-то остаток денег на детей, в том числе и на нее. Он очень счастлив в детях, во внуках, все его любят и, я не знаю, молятся на него и до сих пор не видят никаких возможных изъянов – он был самый добрый, самый гениальный и всё. Вот.

Она сказала, что он приехал к ней до этой клиники, прежде чем лечь, и сказал ей «Я тебе дал деньги. Отдай часть денег заплатить лауреатам «Триумфа», 2010-й год». Она говорит «И я отдала, и переложила там...» Он сказал, на чей счет и как это было. Кстати, это мне сказали по-другому, а, вот, от нее узнала правду.

Вот. Так что надо сказать, что он не закрыт. Не закрыт. У нас есть такой официальный, как бы, президент фонда, потому что я же 10 лет была генеральным директором, а потом я сказала, что я не буду больше этим заниматься и я буду художественный руководитель, автор проекта всего «Триумфа» и, вот, как бы, заниматься и жюри тоже.

К.ЛАРИНА: А вот интересно, Зоя Борисовна, а за это время, пока Борис Березовский был в опале, в эмиграции, когда он стал таким исчадием ада для российского истеблишмента, никто не отказался от премии «Триумф»?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Вот самое потрясающее. Это я всегда привожу. Спасибо, что спросили. Понимаете, он настолько был любим всеми жюри... Во-первых, он никогда... Ну, я вам говорю, это был единственный из меценатов, который платил за музыку, никогда не заказывая ее. И я даже, вот, говорила где-то о том, что я на него обижалась. «Борис Абрамович, нам совсем не интересно». Нет, ну я же была столь принципиальна же до ужаса. Мы друг перед другом не знали, кого мы выдвигаем. И сейчас эта сетка сохранилась. Тайно друг от друга, тайно голосуем, всё. Потому что я уже знаю, что сообщество людей (вот, я не договорила, потом скажу, кто в жюри), оно не может... Ну, я не знаю, вот любимый нами Вася Аксенов, вот он сидел всегда на «Триумфе» у меня рядом. Но я уже знала. Если я знаю, кого он выдвинет, я не могу сказать «Вася, это халтура, это это». А у нас такие люди, понимаете? От Табакова до, я не знаю, Жванецкого или до Нины Ананиашвили. До Меньшикова, все они.

Это было очень большое разнотравье, и моя одна из немногих заслуг в этой жизни, которые я вижу, что мне многие говорили «Как вот ты умудрилась, чтобы 20 столь разномастных людей в столь сложной ситуации, когда все лаются и ругаются очень сильно, никогда никто ни с кем не поссорился?» Никто не пожелал отделиться. Жванецкий каждый раз произносил тост после того, как мы уже отмечали это с лауреатами, и говорил, что «Я жду весь год того дня, когда будет «Триумф». То есть это было сообщество и есть еще пока сообщество людей, которые очень обогащали друг друга, понимали. И я очень многих свела в работе.

Ну, допустим, Кисин стал с Гребенщиковым, там, не знаю, Нина Ананиашвили с какой-то музыкой. Это было такое переплетение, что они имели эту паузу в течение года во время гастролей и всего, чтобы поделиться чем-то более существенным, чем обсуждение.

К.ЛАРИНА: Я еще хотела, все-таки, раз уж мы заговорили про Березовского. Конечно же, я не могу пройти мимо этого сюжета. Вы уже о нем сказали. То, что вы поехали на похороны. Вы как принимали это решение?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Это откуда вы знаете? Вот, я у всех... Но я спросила уже.

К.ЛАРИНА: А, Зоя Борисовна, во-первых, мы сейчас живем в мире, где ничего скрыть невозможно. Потом, я не думаю, что вы специально скрывали.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Нет, там никого не было.

К.ЛАРИНА: Во-первых, есть фотографии, во-вторых, вас даже по телевизору показывали, по федеральному каналу. Правда, сказали, что вы – мама Березовского, вас перепутали. Но тем не менее.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Нет, ну я подошла к маме.

К.ЛАРИНА: Да. Но тем не менее. Знаем. Да, конечно же, знаем. Но вот сам факт вашего присутствия – мне кажется, это сродни какому-то поступку очень честному и мужественному.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Ой, я вас умоляю.

К.ЛАРИНА: Ну, потому что вы прекрасно понимаете, что вы ехали в логово врага.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Нет, нет.

К.ЛАРИНА: Рядом с Закаевым стояли.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Ксюшечка, дорогая моя. Это абсолютно моя жизнь. Это... Ну хорошо, я подписывала и 6 лет не печатали Синявского, Даниэля и Бродского. Я много чего делала. Я даже не люблю никогда об этом говорить. Я поступаю исключительно по совести. Мне легче. Мне никакого труда не составит, у меня минуты не было, когда они позвонили.

К.ЛАРИНА: Они вас позвали, да?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Они не звали никого. Они сообщали, что это случилось. Это же тоже было тайной. Там ворвалась одна из трех жен внутрь и все думали, что, может быть, это охранник. А он же отпустил охранников, он отпустил всех. У них нет сомнений, что это он сам сделал.

К.ЛАРИНА: Что это самоубийство?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Да, только.

К.ЛАРИНА: То есть он был в таком состоянии, что он был готов уйти?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Он был не человек. Вот, состояние депрессии. И я-то, имея собственный анализ, как бы, его состояния, он заключается в том, что люди, которые с чем большей высоты они падают, тем сильнее они разбиваются. Для него. И убила его эта судья, с моей точки зрения, которая... Я о ней не сужу, потому что она не виновата, она не может знать эту проклятую особую нашу душу. Она не понимает, что для него названным было, что он лгун, что он путает, что он не достоин доверия, то есть что он перестал быть не только элитой Великобритании... Он же ездил. У меня есть одна из фотографий немногих, он ездил на скачки по приглашению королевы. И у меня есть фотография, он в цилиндре с Леной (женой) и мы двое с Андреем. Это было в день, когда он поехал на скачки, а мы побежали по своим важным писательским делам.

И последний раз я его видела (рассказываю для вас), это я поехала на выпускной вечер моей внучки, дочки Леонида, Насти, которая там колледж кончала. Она работает, как бы, здесь, но она там подучивалась. И она не могла выехать. Там выпускной бал и все. И я поехала, я и Леонид. И когда я поселилась в гостинице, я осознала, что я первый раз в Лондоне, но как-то так он здесь живет и я делаю вид, что я его не знаю. Я набрала. Говорю «Борис Абрамович, я хочу сказать, что вот у меня семейное торжество, я в Лондоне. Если вы хотите, давайте увидимся». Он сказал «Ты где остановилась?» Он вообще... Я его всегда на «вы» и «Борис Абрамович», я его вдвое старше (ну, не вдвое, чуть поменьше). Он меня мог, когда он был в эксайтинге, когда он был в такой эйфории, надо было, он переходил на «ты» и «Зоя». Ну, что я могу сделать?

И я говорю «Мы здесь. Может, повидаемся? Я была бы рада». Он мне сказал «Ты где остановилась? Я буду через час». Он через час приехал. Это уже была очень серьезная пора его. Но никакой депрессии, потому что завтра начинался суд. Понимаете? Вот тут он мне рассказывал. И потом я ему опять из совести сказала «У нас семейное вечером событие. Мы будем в каком-то там японском ресторане. Знаю, как вы перегружены, но если хотите...» Он не только приехал, он держал площадку весь вечер с такой яркостью, с таким очарованием, я не могу сказать. Все эти дети влюбились и так далее. Рассказывал случаи, всё. То есть держал площадку. Это было накануне суда с Абрамовичем. Когда суд кончился и она его так назвала, это началось с тяжелейшего какого-то приступа, потому что его увезли в клинику. Все думали «Ха-ха. Еще он прячется», да? Знаете, как у нас? Бюллетень берут, чтобы не уволили. Ничего. И, вот, он... Последний раз он позвонил из клиники: «Всё». Но я была так рада, что я его повидала. Поэтому когда они сказали... Я знала только его маму. Столь он ее любил. Он же всегда говорил «Главная женщина в моей жизни, несмотря на жен, детей и все это, моя мать».

Это кладезь мудрости. Все любили, к ней заезжали. Я была. Это тоже было где-то 2 года назад. Все было до. Все было до суда. А потом случился вот этот обвал. Для истории можете это оставить. Я говорю абсолютную правду, никогда не приукрашиваю.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: У микрофона – Ксения Ларина. Сегодня в нашей студии – Зоя Богуславская. А вас никто не отговаривал, когда вы собрались ехать на похороны?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: А я никого не спросила. И Леонида не было в Москве. Он должен был где-то там совет директоров вашего телевидения. Он же Рунет. Вот. И Яндекс, и все на свете. Поэтому я собралась, поехала. Я поняла, что никто не едет. Единственный человек, которого я могла бы спросить, это Владимир Владимирович Познер, поскольку он бывал редко у нее, в частности, он мать навестил, когда они были во Франции. Он же там, как бы, как свой. Так он заехал туда и потом мне рассказывал. Он вел со мной концерт. Тоже, как бы, по той старой творческой соединенности, которая вошла в «Триумф». Мы же все фестивали, все эти вели именно с ним. И тут не член жюри, никто. И спросила. Я была одна.

К.ЛАРИНА: Ну вот завершая эту тему Березовского, раз уж мы так подробно о нем говорим, все-таки, вы могли бы сказать, что это вообще за человек в истории российской культуры и российской политики? Он останется вообще в истории, на ваш взгляд?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Я вообще считаю, что он останется обязательно. Он останется. Я советую вам почитать последний Forbes. Это поразительно, как эти ребята опросили всех. У меня там только одна фраза, когда я говорю, что он был в восторге от голоса. Вот. И второй – это Сноб, где написал этот Гольдфарб, который уже его альтер-эго, которого поносят все, кто хочет. Я не знаю, истинного, я с ним не знакома. Я вообще с теми, кто был там, не знакома. Я стояла возле матери. Вот, почему... Богуславская и Березовская, как интересно.

Но я знала, вот, мать и знала нескольких... Ну, жену Лену его знала, с которой была. Там были все 3 жены, которые совершенно не общаются друг с другом. Вообще это мне казалось такой вот крестный отец, но наизнанку, потому что там семья – это важнее всего, их убивают, их допрашивают, но они вместе. А здесь, конечно, это очень трудно было детям заставить прийти всех женщин.

А дети подружились. Это потрясающе! Внуки его. Настолько любят, настолько счастливы, что у них есть вот такое сообщество, где они объединены, ну, не только дедушкой, но и всей легендой вокруг.

Значит, возвращаясь к вашему вопросу. Я считаю, что в нем было намешано настолько много всего, настолько. С одной стороны, у него была гениальная способность создавать действительность. Вот, он придумывал действительность, он придумал, что должны быть вторые выборы Ельцина, он придумывал, что надо создать семибоярщину или как, банкирщина. Он придумывал, что надо слетать туда-то для того-то.

У него абсолютно личное бесстрашие. Вот это я могу свидетельствовать. Я помню первый раз, когда он вылетел в Чечню. Ну, я говорю, я его все легенды, потому что я знала просто тысячу лет. Я его первый раз увидела, может быть, мельком только в Ленькиной квартире, когда это. Но они от меня это скрывали, что они в нашей квартире. Мы жили в Переделкино. Я его увидела после того, как он позвонил по телефону и сказал «Я накопил небольшое количество денег, у меня есть маленькая организация под названием...» Даже не помню. Автомобильная, но он не сказал Логоваз. «Зоя Борисовна, мне вас рекомендовали как настоящего эксперта по искусству. Я хотел бы, чтобы вы проконсультировали, что спонсировать». Я говорю «А сами не можете догадаться?» Он мне сказал «Ну вот я спонсировал Белые ночи в Петербурге. Но оказалось, это не моя чашка чая», Я говорю «А что вы-то?..» - «Я хочу спонсировать высокое искусство». Вот, он так сказал.

Я абсолютно не обратила внимания на его. Это все описано в «Литературке», в самой первой статье такой Тани Рассказовой, которая написала «Сначала было слово».

Это длилось долго. Он 3 раза звонил. Наконец, в третий раз, поняв, что он серьезен и что это... Это я не имела представлений ни о масштабах его, ни о его личности, ни о том, стоит ли вообще мне разговаривать с каким-то дядькой, который создал компанию. Ну, я вас умоляю. В моей жизни это запятая.

Ну вот. И когда он в третий раз мне уже позвонил и сказал «Вы обещали. Ну, напишите хотя бы», и я написала вот этот проект. В нем были, конечно, чудовищные требования при советской действительности: тайное выдвижение, тайное голосование, полное нецензурование выбранного мною жюри. Жюри должно быть независимо от власти, от всего, потому что оно иначе будет слушать то, что ему сверху предсказывают, а не быть свободным в выборе.

Мы же дали всем... Ксюша, мы дали всем, кого несправедливо выкинули из культурного проекта. Это, собственно, моя была миссия, почему я согласилась на это. Ну, возьмите первую пятерку: Аверинцев, Шнитке, Нина Ананиашвили. Всех выкинули уже из страны. Они где-то работали, хотя, не были... Ну, их не изгоняли, но не давали работать как Ростроповичу. Вот. Краснопевцев – это бульдозерная выставка. Вот 5 моих лауреатов. Додин, которого тоже уже изгнали, театра не имел.

И вот это же был такой, как бы сказать, сразу, когда мы так сделали, это же тайна... Это было сразу такое удивление, шок элиты всей культурной, что это можно наградить, публично давать и такие деньги, что вот с этого и началось вот такое.

К.ЛАРИНА: Ну вот возвращаясь к Параболе и к Андрею Андреевичу. Правильно я понимаю, что, в принципе, все жюри, вот, основной костяк из «Триумфа»?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Давайте договорим. Хотите назвать его до конца?

К.ЛАРИНА: Демидова, Табаков...

З.БОГУСЛАВСКАЯ: ...Богуславская, Быков, Гришковец, Елена Пастернак, Рыбников. То есть все люди, которые кусок творчества отдали... Я была абсолютно беспристрастна.

К.ЛАРИНА: А чьи деньги?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Деньги наши с Леонидом. Ни одной копейки.

К.ЛАРИНА: То есть частные ваши вклады?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Да мы частные... Мы создали независимый фонд. Все, что я получаю в наследство от Андрея Андреевича. А я получаю... Ну, там, все-таки, солидно это всё. А поскольку мне ничего не надо, я очень к жизни не требовательна вот в этой протекающей даче... Когда узнали, что мы жили 46 с Андреем Андреевичем лет на Котельнической и все говорили «Архив должен быть там, музей должен быть там»... Пожалуйста, я говорю, 46 метров, 49. Значит, 46 лет мы жили, и у нас не мелькнуло мысли оттуда что-то расширяться.

Я вообще не люблю недвижимость. Вот, я вам говорю. Потому что недвижимость – это как собака, это как приемная. Это забота. А я – свободный человек, совершенно независимый. Вот, я должна располагать свой день без необходимости думать там вот это. Поэтому я отдыхаю всегда, ну, никогда не имею частных никаких... Мне не интересно. Ну вот. Но не важно, это я уже так, похвасталась.

Значит, деньги. Я даю все, унаследованное от Андрея Андреевича. А это «Миллион алых роз», «Юнона и Авось», так что прилично.

К.ЛАРИНА: То есть авторские отчисления, да?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: А?

К.ЛАРИНА: Авторские отчисления.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Все. Как душеприказчицы. Я даже это не получаю. Сейчас у нас счет фонда, и я сразу кладу. Леонид кладет. По первоначалу 300 тысяч рублей я клала, 300 тысяч он. Потом его доля значительно увеличилась в связи с объемом премии. Премия у нас 20 тысяч долларов в рублевом эквиваленте. 4 премии и 3 номинации. 3 номинации – 5 тысяч.

К.ЛАРИНА: Молодцы.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: И дальше я собираюсь весь год, чтобы занимался, ну, не так, как, не в этих масштабах как «Триумф», но вот каким-то, которым бьются там сквозь стену и не могут пробиться. Вот сейчас эти 2 поэта (они еще этого не знают), я им сделаю 2 творческих, может быть, совместных, Гришаев, Полозкова, сделаю им творческие вечера. Кто их куда когда позвал?

У меня уже есть предложений много. Вчера я была на премьере Серебренникова, через 2 дня иду на премьеру Панкова. Иду не в связи с тем, что они получили, потому что, может быть, частично я за них голосовала, потому что... Я не говорю, кто их выдвинул. Вот. Потому что я всегда на них ходила. Я же театральный человек, это вы знаете. Я хожу, на что могу. И вчера была на Кирилле.

И Кирилл сразу же, как только он получил... Вообще, как я их вызвала, как я им сказала, что они не могут не быть, ничего не получат. Это отдельная книга рассказать, как у Лены Пастернак отобрали в Баку паспорт. Если она не вернется. Как мне сказал Панков, это было потрясающе, он сказал «Зоя Борисовна, откуда я мог знать, что я выдвинут, что я получил?» Они узнали за 2 дня до приезда. То есть, например, 12-го или 13-14-го мы заседали, 17-го выдавали. Я говорю «Ничего не знаю. Вы должны быть» - «Зоя Борисовна, у меня послезавтра премьера. Я в Ташкенте именно в этот день». Я говорю «Какая разница в Ташкенте?» Он говорит «3 часа». Я сказала «Значит так, вы вылетаете в этот день, здесь я вас выпускаю первым, вручаю. Это будет в 7. Туда вы прилетаете обратно, там это будет 10. Ваш спектакль кончается, на аплодисменты вы выходите». Так и было. Ну, представляете?

Ну и вот с Еленой и с ним. Остальные были как солнышки и сразу мне (я не буду это засвечивать) сказал потрясающее предложение с фондом Кирилл. И все так будут. Вот, они все пойдут ко мне, если я так выдержу и захочу.

То есть я хочу кооперировать фронт... Фонд...

К.ЛАРИНА: Фронт именно.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Да. Фонд.

К.ЛАРИНА: Это не случайная оговорка. (смеется)

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Да. С театром каким-то.

К.ЛАРИНА: Культурный фронт.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Вот, с чем-то, чем я обрастала в «Триумфе». У меня же была громадная команда, я говорю, из 100 человек, которых мы выделили, из ряда. Особенно молодые. Их, значит, по 20 штук давали в год и давали с 2000 года. Это было новое предложение, которое поддержал Борис Абрамович, а предложение было, что давайте молодым.

И я выработала новый проект по отношению к ним. Мы им давали, не объявляя... Ну, мы не объявляли никого, у нас нет шорт-листа. Не объявляя... То есть объявляя, кто это выдвинул, и без голосования.

Вот, например, условно говоря, Битов. Он имел право выдвинуть свое, мы не обсуждали. И тем самым 20. Но каждый же перед другим выпендривался, понимаете?

К.ЛАРИНА: Зоя Борисовна, я хочу успеть, все-таки, еще поговорить про наследие Андрея Андреевича. Скажите, пожалуйста, есть ли, что еще издавать из того, что хранится в архивах, то, что еще не издано?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Издавать почти нечего, потому что, вот, как я много раз говорила, это не был человек, созданный для тайного творчества.

К.ЛАРИНА: Сразу выдавал, да?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Нет, он должен был быть услышанным. Вот, он пойдет на стенд, он будет окровавлен, он будет торчать где-то голый, болеющий, только быть... Он не мог ждать. И поэтому он попадал в очень многие странные передряги, которые я очень не одобряла. Вот я говорила, что если я играла какую-то роль музы и все это ладно прекрасно, но я была в какой-то мере нравственным барометром, понимаете? Он считал и, вот, наблюдатели это сказали, что искусство выше нравственности. Что поэзия выше нравственности. Что имеет право там наш великий поэт не заехать к матери, если у него там звенит в голове.

И он очень много сделал в своих стихах для того, чтобы... Ну, не поломать жизнь – это громко будет сказано. Но с ним поссорились люди из-за того, что он это говорил, хотя, это ему доверяли.

Самая яркая история с Лилей Брик. Мы ее отложим на следующую передачу, потому что она сама по себе историческая. Как поссорили его с ней. Вот.

Он нуждался в аплодисментах, в успехах, но еще больше всего в понимании его стихов. Потому что непонимаемость его стихов была тотальной. Не привыкли. Почему Катаев говорит «Депо метафор»? Почему говорит Асеев «Что делать с Вознесенским?» Первая громадная полоса «Литературки» не потому, что что делать, что его надо убивать. Как раз некоторые прочитывают так «Что делать? Выкинуть». Нет. Он понимал, что это большой талант, всё. И, конечно, самое главное поощрение, которое осеняло его всю его жизнь, - это слова Пастернака, которые у меня фигурируют документальные. В двух словах они такие: «Я лежу в больнице. К сожалению, эти приступы стали учащаться. Но я так счастлив, что я дожил до вашего успеха. Я всегда очень ценил вашу ритмику или метафоры (я уж не помню точно) и счастлив, что вы состоялись». Ну, в общем, такое благословение. Державин, да? И в гроб сходя, благословил. Сам он недолго после этого жил.

Потом весь этот навет, что он не был на похоронах (Андрюша). Это же легенды вокруг его имени и травля – они были до Хрущева. Но его это, наоборот. Вот, понимаете? Вот это вот. Он или в стихах, или что-то был непримирим и абсолютно примирим с жизнью. Вот, он мог вчерашнего человека, который, я не знаю, какую-то подлянку сказать, ну и что? Ну, подумаешь, у всех бывают ошибки. Всегда. И абсолютно непримирим, если сказали, что, там я не знаю, это не строчки, а он у кого-то стащил. Ну, не важно, что.

К.ЛАРИНА: Зоя Борисовна, а вот скажите, у меня такой вопрос, как он вообще оценивал действительность в последний год своей жизни? Я просто помню совершенно потрясающий фильм Пети Шепотинника, да?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Ну да. Он сделал сейчас для открытия тоже.

К.ЛАРИНА: Тоже, да? Потому что тогда были большие споры. Я помню, что про это даже спорили потом, стоило показывать это по телевидению? Потому что, все-таки, человек в таком тяжелом состоянии. Но меня тогда поразило, насколько ясная голова у него (у Андрея) и как он точно ставил оценки времени, какой у него был точный образ, совершенно безошибочный. И многие вещи прозвучали как какое-то откровение.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Пророчески даже.

К.ЛАРИНА: Да, да, да, да.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Ксюшенька, все дело в том, что он в таком был страшном стрессе после этого фильма. И я запретила этот фильм. Я очень дружу и с Петей, и с Асей, давно. И они всегда про «Триумф» писали тоже.

Я сказала, категорически, Петя, если вы не хотите, чтобы я с вами поссорилась. «Ну что вы, Зоя Борисовна, это же потрясающе. Это документы, это свидетельства, это последнее интервью». Я сказала «При жизни никогда. Как вы можете? Как может он, ощущавший себя принцем, которого обожали, который всегда повторяет «Не показывай меня так, не делай там голос, когда я не говорю». Он хочет остаться в сознании по правде миллионов (это не метафора) не только, но всего мира. Там, не знаю, какая-то тут на этом Лайза Минелли, на том же Кеннеди, во Франции Франсуаз Саган и так далее. Он хочется остаться таким, каким они его запомнили, он вошел с этим лейблом, с этой меткой, с этим образом. И вдруг все увидят, боже мой, да во что ж он превратился». И я говорю «И я не могу. Я вот не могу смотреть на это». Я ухожу в комнату и рыдаю. Понимаете?

Для меня это была драма. Ну, я его вижу и вижу. Я же знаю, что он нормальный, он говорит, мы общаемся. Мы много смеялись весь последний год. Чего-нибудь расскажешь и всё, я, как бы, служила и коверным, и Сирано де Бержерак. Вот.

А тут это такая угрюмая невозвратность молодости, понимаете? Такой страшный уход человека в его физической оболочке. Это вот портрет Дориана Грея как будто увидели.

Они жутко возмущались, не ссорились со мной, сказали «Ладно». Я говорю «Я вас умоляю. Вы хотите его убить? Если кто-то придет и скажет, что видел его таким, это будет ужасно. Он – публичный человек, всё». Они сделали вид, что они не показывали (но это не передавайте), показали в Каннах, где они, как вы знаете, главные по общественным связям, еще где-то. И мне сказали люди, которые видели. Я так расстроилась. Но в России не было, действительно. Где-то ночью однажды они показали.

Вот, когда его не стало... И они меня просили показать на открытии фонда и вообще. Я сказала «Теперь показывайте». То есть я только из-за него. Что я расстроюсь, ладно. А из-за него – я понимала, это его убивает. То есть это подмена идет того, чем он хочет казаться в написанном. Ведь, писал-то как до портрета Дориана Грея, понимаете? Вот, последние его стихи «Лестница». Вы не видели? Ну, вы его прочитаете, когда молодой неопытный архитектор. Я ему выстроила лестницу, чтобы он не ощущал, что он инвалид, потому что по этой лестнице он под руку мог идти. Синяя, красивая очень.

К нам приехали, Ксюш.

К.ЛАРИНА: Скажите, Зоя...

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Подождите. И последние 2 стиха его – это «Лестница», потом «Боль» и «Теряю голос», и самое последнее, ну, кроме того, что «Что ты отчаиваешься?», он же написал... Так это вообще какая-то... Не знаю, символика. Он сказал «Мы оба падаем, обняв мой крест». Его крест. Я с ним тяну тоже в эту пропасть. Ну, это не совсем так, но что делать?

К.ЛАРИНА: А вы говорили вообще о смерти с ним? Нет? Он же понимал, что он уходит

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Он понимал, но считал, как бы, божественным провидением то, какой он есть и как он пишет стихи. Он считал, что то, что у него не отнято право писать... Он много написало за последний год, а уж не говоря за последние 15. И выступал до тех пор... Последнее его выступление, когда был его 75-летний юбилей, он стоял, что он сам будет читать стихотворение. Но я понимала, что не получится. Он не мог смириться не идти. Почему падал-то? Что он не может один. Он ночью падал много раз, потому что он перешагивал даже решетку эту. Ему казалось по его состоянию, что он может... Он так перешагивал с лестницы. Ну, это потом я все прекратила, потому что уже такое было наблюдение за ним, чтобы он не видел.

Вот. Я к чему говорю? Поэтому он не понимал, что это отнято. И последний юбилей он открывает рот, я толкаю Юру Арабова, говорю «Юра, бегите, я вас умоляю, читайте за ним. Ну как это?» Сидит зал, юбилей, Первый канал, все это снималось.

Юра стоял и в это время мне Юра шлет записку (прочитал полстиха) «Зоя, у меня дома несчастье – у моей жены инсульт, я должен быть». Он его кидает. Вообще много с ним связано. Абсолютно непостижимое. Как в моей жизни. У меня оба мои мужа родились 12 мая, вот я и бегаю от одного к другому. Мы с Андрюшей родились в одном роддоме. Мы едем по Лялиному переулку вместе, я говорю «Андрюшка, между прочим, повернись, тут родилась я». Он говорит «Ты шутишь». Я говорю «Я шучу? Я не могу вспомнить, как я рождалась, но есть свидетели». Он мне говорит «Так и я тут родился».

А вот это мамины слова «Любовь не татарское иго». Вот, всё это. Вот, шло всегда какой-то особенной, особенной тропой, которая была всегда очень тяжела. Но я где-то сказала эту фразу и повторяю: у нас не было плохого времени с ним. Все репрессии, Хрущев не был. Может быть, потому что мы сбежали и воспринимали жизнь как частично приключение, понимаете? Вот.

То есть мы никогда. Ну, он, Хрущев какого-нибудь Стасика Куняева ненавидел за то, что тот его травил из номера в номер. Он был там в «Новом мире», в «Современнике» и так далее.

Но мы приходили вечером, могли хохотать, могли обсуждать. Мы были чужды, как вам сказать, потери собственности, потери чего-то. Вот, не потерять тело и не потерять людей, которые любят его творчество. Всё. И как-то мы шутили, пропускали через себя. Вот это странно, но факт. Потом были гораздо более несчастные, когда все было хорошо.

К.ЛАРИНА: Ну, на самом деле, конечно же, вы счастливый человек. Это просто тьфу-тьфу-тьфу. Дай бог, дай бог.

6-го числа, 6-го июня в Пушкинский день (тоже не случайно день вы выбрали, да?) будет открыта памятная доска мемориальная, да?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Случайно.

К.ЛАРИНА: Случайно?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Я вот сейчас вам скажу тоже. Хотите скажу приключение? Или они меня убьют (московские власти)? С датой перепутали. Вот сейчас сняли доску, переделывают. Бронзовую, представляете? Москва. Ну как это может быть, чтобы у нас 17 лет отняли... Написано на доске «Он жил в этом доме», «Андрей Андреевич, великий поэт современности или XX века». Ни разу туда еще не ходила, видела все эскизы Андронова. «Жил здесь с 1982 по сегодняшний». Значит, в 1982-м. Все было позади. И уже Кеннеди у нас побывал в доме и во всех фильмах, какие тусовки ну, вот, с (НЕРАЗБОРЧИВО). Все это было. Это все выкинули.

Леонид, который кончил школу, живя...

К.ЛАРИНА: А на самом деле, с какого года вы там?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: С 60... Естественно, это у меня первые...

К.ЛАРИНА: Но в итоге правильно будет написано на доске?

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Ну, конечно. Я сломаю.

К.ЛАРИНА: 6-го июня зато будет.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Да, 6-го.

К.ЛАРИНА: Хорошо, что 6-го числа. Это Пушкинский день. Очень знаковый день, прекрасный.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Да, да, да.

К.ЛАРИНА: Зоя Борисовна, мы должны заканчивать уже нашу творческую встречу. Мы успели сегодня поговорить о многом. Но я так рада вас видеть, что должны... Приходите к нам почаще. Всегда есть повод, да? Желаю вам здоровья.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Вы меня зовите про другие. Потому что вот то, что я могу вспомнить про некоторых...

К.ЛАРИНА: А вы книжку должны написать уже.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: А у меня это половина написана.

К.ЛАРИНА: Вот. Давайте.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Ну, я вам подарю, где есть невымышленные рассказы, где у нас Аксенов.

К.ЛАРИНА: Спасибо вам.

З.БОГУСЛАВСКАЯ: Всё.


Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2025