Сергей Юрский - Дифирамб - 2013-05-05

К.ЛАРИНА: Начинаем нашу программу. Напомню, здесь в студии ведущая Ксения Ларина, а в гостях у нас совершенно замечательный человек Сергей Юрьевич Юрский, наш большой друг и товарищ, соратник по борьбе. Здравствуйте, Сергей Юрьевич.

С.ЮРСКИЙ: Здравствуйте, Ксения. Христос воскрес.

К.ЛАРИНА: Воистину!

С.ЮРСКИЙ: Вот. Такой день, когда в особых положениях сейчас находятся люди. Одни вспоминают эту ночь, которая была для них важной, а, может, важнейшей, другие разбрелись по дачам, по домам, в городе пустовато, все притихли. А мы что будем, стараться тревожить или, наоборот, гладить по голове и говорить «Тихо, тихо»?

К.ЛАРИНА: Только бить по голове будем.

С.ЮРСКИЙ: Бить по голове?

К.ЛАРИНА: Да. (смеется)

С.ЮРСКИЙ: В такой день? Да? Ну, не знаю.

К.ЛАРИНА: Здесь уже поступают вопросы от наших слушателей. Я напомню номер SMS +7 985 970-45-45. В течение ближайших 45 минут, пока мы будем с Сергеем Юрьевичем здесь в прямом эфире, ждем с нетерпением ваших вопросов любых – конечно же, на любые ответит Сергей Юрский.

Я начну прямо с вопроса, поскольку это тема, с которой я хотела начать наш разговор. Надежда спрашивает вас «Когда состоится премьера вашего спектакля о Шагале? Видите, народ уже в курсе».

С.ЮРСКИЙ: Это я могу ответить при том, что мы еще не вышли на сцену Театра Ермоловой, у нас есть 10 дней. И будем ли мы готовы в материальном смысле, я имею в виду декорации, костюмы, все прочее. Это мои заботы, каждого дня, в том числе и сегодняшнего. Мы сделаем 2 генеральных, которые покажем, так сказать, приглашенной публике 20-го – 21-го. И сыграем 2 спектакля первых премьерных 22-го, 23-го мая, то есть через 2 недели с небольшим.

К.ЛАРИНА: В Театре Ермоловой?

С.ЮРСКИЙ: В Театре Ермоловой.

К.ЛАРИНА: Ну, что за вещь? Немножечко об этом расскажите. Это пьеса оригинальная, да?

С.ЮРСКИЙ: Да. Я давным-давно ставлю только оригинальные пьесы вопреки общему вкусу, который говорит «А где это уже шло? А где это имело успех? А как это играли в Англии, в Америке, во Франции, в Италии, в Японии, где угодно?» Это не играли. Это новая вещь и новый поворот для меня. И театральный поворот. Поэтому привкус эксперимента, а значит опасности, требование к зрителю слышать слова. А слова, по-моему, хорошие. Слова написаны свободным стихом Зиновием Сагаловым.

К.ЛАРИНА: То есть это в стихах пьеса?

С.ЮРСКИЙ: Старым автором, который много работал в своем родном городе Харькове на Украине и ставился. Но такой пьесы и в таком духе пьесы он не писал никогда. Хотя, он очень многих делал героями своих пьес. И Михоэлса, и Чайковского, и Кафку, и разных людей.

А вот такой пьесы он не писал. Он приедет к нам тоже на премьеру посмотреть, как мы превратили в театральное действие его, в общем говоря, поэму на 2 голоса. А это театральное действие, где голосов гораздо больше. Как голоса мужчин и женщин, так и голоса оркестра, который участвует в спектакле как персонаж.

К.ЛАРИНА: И 3 актера – вы, Наталья...

С.ЮРСКИЙ: 3 женщины и один мужчина.

К.ЛАРИНА: А кто 3 женщины?

С.ЮРСКИЙ: Мужчина – это я. 3 женщины – это Наталья Тенякова, Анна Гарнова и Людмила Дребнева.

К.ЛАРИНА: А Дребнева – она в Театре Моссовета.

С.ЮРСКИЙ: Они все были когда-то в Театре Моссовета, но Тенякова давно во МХАТе, Дребнева давно в театре Школа драматического искусства. Гарнова, правда, она в Моссовете.

К.ЛАРИНА: Ну, это ваша труппа.

С.ЮРСКИЙ: И мы все вместе переходим сейчас не на службу в Театр Ермоловой, а на сценическую площадку, которую, спасибо, нам решился предоставить Олег Меньшиков.

К.ЛАРИНА: Хочу вам сказать, что за последнее время это уже второй мой разговор, связанный с Шагалом. Александр Наумович Митта был в нашей студии, и вот он сейчас закончил фильм про Шагала и Малевича.

С.ЮРСКИЙ: Я знаю, да.

К.ЛАРИНА: И это удивительно, как вдруг сегодня этот человек, этот персонаж исторический стал таким востребованным.

С.ЮРСКИЙ: Что-то висит в воздухе. Но я думаю, что с Миттой мы разойдемся. Это будут разные вещи. Я даже сперва собирался назвать спектакль «Шагал». Но коли уже выходит фильм «Шагал и Малевич», мы это название убрали в скобки, во вторую строчку, оставили первое авторское название «Полеты с ангелом». Вот, с этим названием мы и пойдем на встречу с публикой.

К.ЛАРИНА: Вы, действительно, встречались с художником?

С.ЮРСКИЙ: С Шагалом?

К.ЛАРИНА: Да?

С.ЮРСКИЙ: Нет.

К.ЛАРИНА: Нет?

С.ЮРСКИЙ: Я отсутствовал. Он был у нас в гримерной, и мои товарищи с ним встречались, и он расписался у нас на потолке, отказался рисовать что-нибудь. Не отказался, а сказал, что «Могу, но это очень дорого будет стоить». Он был, и Шагала я воспринимаю как нашего современника. Но я имею дело, все-таки, не с реальным Шагалом, а с большим, с его судьбой. А судьба у него, конечно, совершенно уникальная и удивительная. Выразить ее трудно, потому что вся его судьба внутри него. У него, ну да, 2 эмиграции, да, голод, да, он пережил и революцию, и ее взлеты, и ее костенения (России), он пережил и фашизм конкретно, и разные страны. Но особенность его в том, что он в этом многомиллиардном населении земного шара, где все стремятся сгруппироваться, как-то друг друга поддержать, войти в группу. Все группами. Он никогда не вошел ни в одну группу, он не имеет учителей, он не имеет учеников. Он никогда не занимался самовыдвижением или самоутверждением. Он просто непрерывно работал. Это был его... Все содержание жизни. Во имя чего? Во имя любви. Он не мог разобраться, судя по пьесе. Я исхожу только теперь из пьесы. И вот эта любовь... Но любовь играть на сцене – это дело интимное, нельзя. А, вот, покаяние, насмешливость по отношению к себе самому в разные годы, и покаяние перед теми, кого он любил, прежде всего, перед... Вечный долг и покаяние перед матерью и перед своей любимой женщиной. Как была эта любовь, как ушла она и как для него вечным покаянием остается память о ней.

К.ЛАРИНА: Скажите, Сергей Юрьевич, а еврейская тема есть?

С.ЮРСКИЙ: Конечно, есть, но не она определяет спектакль. Это само собой разумеется. Потому что он – человек мира и его искусство стало мировым, и даже в большей степени мировым, чем у него на родине здесь. Здесь он известен, он почитаем, но отраженным светом, как ни странно. Об этом тоже есть насмешливая сцена. Что такое? Почему под картинкой в Лувре написано «французский художник Марк Шагал»? Вот эта проблема остается. Французский ли он? Еврейский ли он? Русский ли он? Потому что он из России, и он пронизан и этими отсветами. Какой? Мировой или абсолютно эгоистично, напрямую говорящий с богом? А бог-то его, все-таки, это Иегова, то есть еврейский бог, библейский бог, который прежде всего запрещает рисовать. Не изображай, ничего никогда не изображай ни того, что наверху, ни того, что внизу, ни того, что под землей. Он именно этим грешил. И это тоже покаяние, потому что смерть пришла и тогда нужно покаяться во всем, что он и делает.

К.ЛАРИНА: Насколько такой глубины работы сегодня востребованы публикой, на ваш взгляд?

С.ЮРСКИЙ: Ксения! Находясь в 2-х неделях от премьеры я скажу публично, потому что для меня радио «Эхо Москвы» – это публичное дело. Не востребовано. Ничего не востребовано, сейчас это большая беда. Востребовано только то, что часто повторяется в виде рекламы и, как я уже сказал, имеет ссылки. Это уже играли там, это уже имело успех там, это уже имеет тираж 15 миллионов пластинок. А тогда автоматически включается «Надо и мне в это включиться». Я взял себе смелость с уже давних довольно времен, начиная с «Фантазий Фарятьева» ставить только девственные пьесы. Не тронутые, первоначальные. Чем и занимался все эти годы, исключая моих самых дорогих и любимых – Островского, Ионеску. Но это вкрапления. В основном, я ставил девственные пьесы.

К.ЛАРИНА: Ну, вы можете себе это позволить в любом случае, потому что у вас имя брендовое, да?

С.ЮРСКИЙ: Не знаю, не знаю. Бренды меняются, а я в какой-то степени подобно Шагалу не занимаюсь, не уделяю времени собственному бренду или его поддуванию, чтоб он не сдувался. Этим не занимаюсь.

К.ЛАРИНА: Ну, смотрите. Это антрепризный спектакль.

С.ЮРСКИЙ: Нет.

К.ЛАРИНА: Нет?

С.ЮРСКИЙ: Антреприза предполагает непрерывное передвижение чисто коммерческое. Тот, кто взялся... Это много я прошел людей, которые по разным причинам либо брались и бросали эту затею. Начиная с Театра Моссовета, которому я, естественно, предлагал это делать. Но по разным причинам – недопонимали, не доверяли, не были уверены, что бренд сработает, по-разному. И разные продюсеры. В результате это Арт-Партнер XXI, то есть Леонид Роберман, вот, он взялся за это дело, прекрасно понимая, что это спектакль для сознательных гастролей. Не для того, чтобы говорить «Покупайте нас, покупайте нас. Кто купит, сразу поедем». Нет. Не сразу поедем или вообще не поедем, а поедем туда, куда считаем нужным, потому что, как вы поняли, это не расхожая вещь.

К.ЛАРИНА: Не бродвейская комедия.

С.ЮРСКИЙ: Да, да. Это и не из еврейской жизни, а это из французской жизни, это и из Витебской жизни. Но это... Это про то, про что говорит плотность стиха. К этому тоже надо привыкнуть. Плотность. Тут нужно слушать, что сказано, кто захочет это сделать, привыкнут ли к этому. Сразу ли примут, не сразу ли примут. Мы идем по острию ножа. Это эксперимент, это опасность. Вот в этом чувстве я пришел к великому празднику христову воскресению. Вот тут-то мы и сидим, потому что в другие дни я просто работаю по 12 часов в день над этим спектаклем.

К.ЛАРИНА: Ну, тьфу-тьфу-тьфу, я плюю через левое плечо и надеюсь, что все будет нормально и премьера состоится обязательно, надеюсь, ее увидим и еще и обсудим, может быть.

Сергей Юрьевич, а вот если далеко от театра не уходить, сегодня... А, собственно говоря, у нас сейчас новости. Давайте я тогда этот вопрос уже задам после новостей. Напомню, что это Сергей Юрский и вы можете свои вопросы тоже присылать – я не собираюсь монополизировать это право. Обязательно ваши вопросы тоже буду передавать Сергею Юрьевичу.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в нашей студии Сергей Юрьевич Юрский. Вот, про театр и публику. Заметила, Сергей Юрьевич последнее время, что публика с особым восторгом и готовностью, давно забытой уже, ловит всякие политические намеки и аллюзии в спектакле. Я вот пока не очень понимаю, как к этому относиться. Это хорошо или плохо? Потому что в советское время, безусловно, этот Эзопов язык, на котором говорили произведения искусства, кино и театр. Ну, в театре это было особенно заметно, что как публика это чувствует, как считывает эти намеки на сегодняшнюю жизнь. Это показатель чего? Как вы думаете? То, что театр стал более актуален или это с чем-то другим связано?

С.ЮРСКИЙ: Нет, это привычка и это интернетная поверхностность.

К.ЛАРИНА: Ах, вот так, да?

С.ЮРСКИЙ: По-моему, да. Вот, про это я знаю, да. Как в галерее или в музее самом лучшем: «Ага, ага, ага. Ой! Это я видел! А, это мне конфеты дарили, на конфетной коробке было, да-да-да. Вот это картина!»

К.ЛАРИНА: Вы думаете, с этим связано?

С.ЮРСКИЙ: Я думаю, что с этим.

К.ЛАРИНА: Мне кажется, что нет. Мне кажется, что это, все-таки, связано с неким общим ощущением несвободы, когда о каких-то вещах вслух уже нельзя говорить, и когда...

С.ЮРСКИЙ: Почему? говорят вслух.

К.ЛАРИНА: да? Вы думаете?

С.ЮРСКИЙ: Да. Говорят. Другое дело, что эти слова, уши замазаны чем-то и они не доходят, не проходят или насквозь проходят и исчезают в безднах нашего сознания. Нет. Говорить говорят. Чего только не говорят. В результате только ритм воздействует. Поэтому из машин несутся, из автомобилей при полуоткрытых стеклах несутся эти страшные ритмические напряженные звуки ударных электронных инструментов, и это человек сидит там и мне... Самому-то мне противно это слушать, но я беспокоюсь за человека, который сидит. По-моему, он безнадежен.

К.ЛАРИНА: (смеется) Скажите, пожалуйста, почему так Совок востребован? Почему так все хотят опять построить то, что уже было?

С.ЮРСКИЙ: А потому что фантазии нет представить что-нибудь другое. Остается представлять то, что уже было, о чем уже люди кто забыл, кто перепутал, а кто никогда и не знал. И говорит, что вот это. А Совок в смысле искусства дал замечательные вещи. То есть то, что называется словом «шестидесятники», оно объединяет не только шестидесятников буквально. И несколько дальше. И вообще были произведения, которые объединяли всех в своем интересе, не обязательно в почитании общем, но в интересе. Какие фигуры были, не буду сейчас перечислять, в литературе, в театре, в музыке.

К.ЛАРИНА: Это просто Ренессанс был, 60-е годы.

С.ЮРСКИЙ: Ну, конечно. Ну, конечно.

К.ЛАРИНА: Оттепель.

С.ЮРСКИЙ: Но это-то осталось, и поэтому когда глядят, часто очень слышишь, говорят «Слушай, вот не могут сейчас делать такие фильмы как, вот, были. Значит, я люблю то время». Это логически, конечно, разорванные вещи, люди это соединяют очень искусственно. Значит, поэтому то время. Но, действительно, тогда под прессом цензуры, под прессом злостного внимания власти ко всему, что делается в области искусства, идеологии, литературы и всего прочего, выковывались колоссальные таланты вопреки этому. И они все живы, и можно посмотреть. И та скоропись или скороделанье, или сериальность, когда как встали на рельсы, так по этим рельсам и едем. А эта железная дорога – обожаемая мною ведь, но к искусству отношения не имеет. Проложенный путь. Второй раз ехать по нему в искусстве нельзя. Или это начинается снижение, кризис. А стремление сейчас: как встали на путь, так и до Владивостока и гоним составы своего успеха.

К.ЛАРИНА: Ваше отношение к возвращению звания «Герой труда»?

С.ЮРСКИЙ: Нейтральное. Если это нравится кому-то... У меня нету ни возмущения, ни восхищения, ни того, ни другого. Ну, вот, решили вернуть Героя труда. Будут ли теперь так люди мучиться и бороться за это звание как боролись (а я это хорошо помню) за то, чтобы стать Гертрудой, то есть Героем социалистического труда, потому что это давало и охранную грамоту для людей искусства, охранную грамоту. Сейчас она, в общем, не нужна. Сейчас это просто знак сближения с высшими эшелонами власти: признан, замечен, присоединен к трудящимся руками. Труд – самое великое, что есть. Но под трудом, все-таки, всегда понималась работа руками. Когда Герой социалистического труда балерина или...

К.ЛАРИНА: Она работает ногами. (смеется)

С.ЮРСКИЙ: ...писатель, это некоторое смещение по органам тела. Поэтому...

К.ЛАРИНА: Ну ладно. Вон дирижер тоже работает руками. Попробуйте постоять вот так помахать.

С.ЮРСКИЙ: А я вообще не представляю ту энергию, которую источает Гергиев. Не представляю, потому что рождественский фестиваль у него прямо переходит в пасхальный, а пасхальный в следующий фестиваль кроме того, что он руководит всем этим. Но, действительно, вот, награда нашла героя, по-моему.

К.ЛАРИНА: Ну смотрите, все равно это же некие символы (все, что я вам предлагаю обсудить). Все равно так или иначе это какие-то вновь взращиваемые заново эти мифы советские, которые живучие и не убиваемые. И мифология – она опять строится заново. Для кого это? Почему ничего другого, никакого другого проекта не может предложить сегодняшняя идеология, если она существует?

С.ЮРСКИЙ: В тайности, в подсознании и другие мифы гораздо более старинные, они пришли в нашу жизнь. Например, ковер-самолет. Это же давняя очень сказка, смешанная и принятая славянством, и по всей видимости, ковер, все-таки, наверное, восточная поначалу сказка. Теперь она осуществлена и это один из явных признаков сегодняшнего успеха, неуспеха и всего прочего.

Ковер-самолет – что это такое? Это, во-первых, большие деньги, потому что надо оплачивать это дело. Во-вторых, громадное количество людей, которые должны участвовать в создании ковра-самолета, то есть самого самолета, ковра, который нужно ткать, и всех удобств, чтобы ветер не дул еще.

Это очень важно. И, наконец, паспорта, который дает возможность пересечения границ. Вот, кто это сделал, тот в сказке. Вот он миф, который сейчас. Ковер-самолет. А еще важнее это сегодняшние проблемы олигархические, зависти к олигархам, ненависти к олигархам. Психологическое состояние самих олигархов, где есть разные люди, очень разные. Это не стандарт, это всегда опасное положение на самом верху, на юру, на ветру.

Это вторая сказка, скатерь-самобранка. Как сделать так, чтобы скатерть была чистая и наполнялась всем тем, что даже представить себе нельзя? Уже люди стали догадываться, что если скатертей много, то не хватит товару и самих скатертей. И, следовательно, придется с чужих столов их срывать и товары, то есть яства, которые выставляются, это у кого-то кто-то только потянул кубок к губам, говорит «Подожди-подожди, там более важные люди на скатерти расположились и требуют». И удивляться тому, что мир богатеет... По радио, по телевидению, в известиях все время звучит слово «миллиарды». Все время как когда-то рубли. Сейчас – миллиарды. Этот задолжал тому столько-то десятков миллиардов, этот нарушил законодательство на столько-то миллиардов. Этот купил что-то за столько-то... Вот такая вот штуковина.

Но это не безбрежно. Значит, где прибывает с такой силой, удивляться нечему, что говорят «Как это так при этом вот столько-то миллионов от голода умерло, столько-то миллионов живет за чертой бедности? Как это так? Как это так?» - «А так. Это и есть осуществление великих сказочных надежд человечества, которые случились». Ковер-самолет! Сколько на нем поместится, на ковре? Ковер ограничен. Скатерть-самобранка. Где собрать нам много скатертей, того, что должно валиться бесконечно? Деньги пухнут сами, голод как буквальный физический, так и интеллектуальный, который тоже наблюдается (это, ведь, и с интеллектом происходит), он усиливается. Усиливается. Интернет, этот крокодил жрет-жрет-жрет, и люди все больше говорят «Мне все принадлежит. Что захочу, то и посмотрю. Вот, я сяду и посмотрю все, что хочу». И постепенно неизвестно, что же я хочу, что я в результате смотрю. И кроме поверхностности, случайных, обрывочных, путаных сведений, которые наползают одно на другое, не остается ничего. И только желать, как бы, присоединиться к тем, у кого скатерть-самобранка и у кого ковер-самолет».

К.ЛАРИНА: Замечательная речь просто. (все смеются) Обвинительная.

С.ЮРСКИЙ: Нет, это просто сегодня я освобожденный, в день Пасхи, так сказать...

К.ЛАРИНА: Почему? Вот, вы не любите интернет. Я уже не первый раз замечаю.

С.ЮРСКИЙ: Но я люблю Пасху!

К.ЛАРИНА: (смеется) Давайте про искусство. Я вам задала вопрос во время перерыва, что вы видели в последнее время, что вам показалось интересным и важным в театре?

С.ЮРСКИЙ: Буду краток, потому что время наше ограничено. Я видел 3 спектакля. По мере того, как я их видел, назову. Первый был в Москве. Это был спектакль «Добрый человек из Сезуана» в Театре Пушкина в постановке Бутусова с очень интересной музыкой и замечательной Александрой Урсуляк. Это актерская работа – редкость такого уровня, такого наполнения, такого напряжения. И весь ансамбль. И хотя к Бутусову, которого я довольно много видел, у меня накопились всякие претензии, здесь я порадовался за драматический театр. Хотя, в основном, я драматический театр просто вижу, что он умирает, его нет. И если я делаю спектакль о Шагале, то это во славу драматического спектакля, где есть конфликт, где есть слово, которое прежде всего слово, а не прекрасные танцы или прекрасное пение, или менее прекрасные танцы и совсем плохое пение.

Драматическое искусство вот там я увидел. Это было первое.

К.ЛАРИНА: Кстати, простите, просто я добавлю тогда, что здесь и пение присутствует, но оно – драматическое пение.

С.ЮРСКИЙ: Да нет, это Брехтовское пение.

К.ЛАРИНА: Да, блестящее, блестящее! На немецком языке они это делают. Это просто...

С.ЮРСКИЙ: Этот спектакль – я бы мог его, так сказать, отрецензировать, но тогда я занял бы все время. Я был в Риге на коротких гастролях, не гастролях даже, а приеме. Город меня принимал, а я выступил там. И в эти 3 вечера, в один из них я пошел на спектакль Херманиса в городской театр «Обломов». Спектакль на, естественно, латышском языке, без перевода. Спектакль «Обломов» Гончарова, на который ходят так, что мы сидели в осветительской ложе, хотя меня принимали на очень таком, уважительном уровне как коллегу, товарища. Попасть на него очень трудно. Билеты покупаются за несколько месяцев, гастролировал он по всему миру. И я увидел совершенно изумительный драматический спектакль, о чем и говорил на встречах и даже на своем концерте, и актер, игравший Обломова, замечательный. Был в этом зале, вышел на сцену, мы с ним приветствовались. На меня сильное впечатление произвел этот спектакль.

И третий спектакль был недавно – это МХАТ, это спектакль «Начнем все сначала». Очень название не манкое.

К.ЛАРИНА: Что это такое? В наш МХАТ?

С.ЮРСКИЙ: Да, это МХАТ имени Чехова. Это американский спектакль. У него сложное название «Трансформация в зеркалах отражений». Они решили дать его вторым титром, а назвали по-русски своим способом. Поставил американец с нашими актерами. Он меня поразил внутренним перевоплощением. Это проблемы американские, психологические проблемы в форме комедии, внутри которой невероятная печаль. И вот это сочетание комических ситуаций и внутренней печали, потому что это психологически тупиковая ситуация. Это люди, которые стараются что-то исправить в себе, чтобы пристроиться к миру и чтобы полной грудью дышать. Оказывается, это очень трудно и все это в иронической форме.

К.ЛАРИНА: А кто там играет?

С.ЮРСКИЙ: Я не узнал актеров, потому что они без грима, они в костюмах, прекрасных, кстати, костюмах, очень изящно сделанных, в пространстве баскетбольной площадки, где периодически, действительно, люди играют в баскетбол, потом начинается действие. Они... Я не узнал свою дочь, потому что это американцы. Они говорят по-русски, но их проблемы американские и их пластика, их ход мысли американский.

Зрителям предлагается либо посмеяться «Ой, какие у них проблемы и как они на них наткнулись», или ощутить, что это проблемы-то всемирные. Рано или поздно все проблемы приходят от них к нам, от нас к ним. Все приходит. И тогда если догадываются до этого зрители, на премьере, на которой я был, мне кажется, зрители догадались. Это был очень активный прием из затаенности. Сперва затаенность «Что происходит? Не узнаем людей», а потом узнаем, а потом в них узнаем и себя.

Вот эти 3 спектакля я выделяю как особенные факты моей зрительской жизни.

К.ЛАРИНА: Ваше отношение к актуальному театру, документальному театру?

С.ЮРСКИЙ: Я его мало знаю, но...

К.ЛАРИНА: Театру публицистическому, скажем так.

С.ЮРСКИЙ: Да, театр, который определенным образом себя ограничивает, я говорю, что спасать надо драматический театр. Растаскивать его в разные стороны – это добивать его. Так добивают пантомимическим театром, театром мюзикла, театром песни.

К.ЛАРИНА: Но это же разные все направления.

С.ЮРСКИЙ: Разные. И еще документальный театр. В принципе, театр, который растаскивается в сторону газеты, репортажа, мгновенной реакции, это тоже не театр. Это не пережеванное, не усвоенное и не сотворенное в результате явление. Театр более медленная и более монументальная вещь. И поэтому я... Просто я последнее время не видел вещей. Наверное, некоторые бы меня очень даже коснулись. Вполне понимаю зрителей, которые стремятся к этой актуализации своего театрального впечатления. Но это не мой путь просто. Не мой, не мой. Пути мне осталось мало. Я делаю свой последний спектакль, на большее у меня не хватит сил, независимо от того, что бог даст дальнейшей жизни. Но сил больше не хватит. На то, что я играю в Шагале, я думаю, что вообще ни у кого бы не хватило сил. Это только мой опыт дает возможность выдержать это, 9 ролей.

Последнее. Всё! Но до конца моего пребывания в театре или в искусстве, или в публичной сфере я буду жалеть о крушении нормального драматического репертуарного театра и бороться за существование его остатков.

К.ЛАРИНА: Ну, давайте тогда разберемся, если успеем. А что вы вкладываете в это понятие «драматический репертуарный театр»? Это же не модель управления, да?

С.ЮРСКИЙ: Это и модель управления, потому что репертуарный театр – это труппа. И публика, которая ходит в этот театр, смотрит не сменяющиеся кассеты, которые ставятся, а вот такой спектакль. Это другой режиссер, другое мышление, другие актеры, все другое. А ходят в театр, в котором знают: вот в этой труппе идет некий творческий либо подъем, либо спуск, но я уважаю их поиск, это их поиск. Это не купленная на это время сцена и не сделанный спектакль. Вот, сделали и поехали по другим городам. Это здесь, на этом месте мы знаем, ради чего мы по этой дорожке ходим. Такая публика была в БДТ многие годы. Не все годы. Это очень трудно держать. Такая публика была в Современнике, такая публика была на Таганке. Репертуарный театр – это моя жизнь, и поэтому за остатки этого я стараюсь бороться.

К.ЛАРИНА: Ну так вы... Я понимаю, о чем вы говорите. Но это же все равно театр лидера, да? Это Товстоногов, это Любимов, это Эфрос, это Гончаров, если мы говорим о конкретных стилистических каких-то вещах.

С.ЮРСКИЙ: Ну, лидеры всегда и везде. Только как?..

К.ЛАРИНА: А сегодня, посмотрите, весь репертуарный театр, большинство репертуарных театров строит свой репертуар по типу антрепризы, как вы описали – кассеты только меняют, понимаете?

С.ЮРСКИЙ: Да, но лидер всегда и везде есть. Иногда это режиссер, художественный руководитель, иногда это актер, который, так сказать, определяет все вокруг себя. Это со времен Мольера так. И драматург. Это бывает важно, что главный нерв создает драматург, потому что театр ставит его, он его открыл, он его ставит, он его предъявляет.

Но сейчас просто это изменилось. Сейчас главное, человек, сильно себя проявивший на экране телевизора, это может быть и актер, и ведущий, и диктор. Кто угодно. Его явление на сцене может быть определяющим. Но актер театральный, то есть перевоплощающаяся фигура, имеющая нутряную энергию воздействия, а не шлейф того, что он всем известен как вот это лицо. Это, все-таки, профессия совсем другая. Это божий дар иного качества. Если этого не станет совсем, то не станет и театра вообще.

К.ЛАРИНА: Это Сергей Юрский, у которого никогда не было своего театра. Но театр Юрского существует, он есть, слава богу. И вот, возвращаясь к началу нашей передачи сегодняшней, я, все-таки, хочу еще раз наших слушателей призвать посмотреть новый спектакль Сергея Юрьевича. Он говорит, что это последний спектакль. Я бы не хотела, конечно, в это верить, но спорить не имею права по этому поводу. Посмотрим, что называется.

А премьера 22 мая должна быть, еще раз повторим.

С.ЮРСКИЙ: Официально 22-23 мая первый спектакль на сцене Театра Ермоловой.

К.ЛАРИНА: Со своей труппой играет Сергей Юрский, которая у него тоже есть, замечательные актеры, которые его чувствуют, которые работают с ним и в спектаклях Театра Моссовета, в «Полонезе» и в «Предбаннике», которые работали в «Провокации». Есть своя труппа.

С.ЮРСКИЙ: И в «Стульях». И те 30 названий, которые мы играли с Теняковой в нашей жизни.

К.ЛАРИНА: А почему вам театра не дали, Сергей Юрьевич?

С.ЮРСКИЙ: А?

К.ЛАРИНА: Почему вам театр не дали свой?

С.ЮРСКИЙ: Во-первых, теперь мне он уже не нужен. А когда я мог бы это делать, у меня были с властями не очень хорошие отношения. Об этом не могло быть и речи. Тогда у меня был план театра. А потом я полагал, что это совершенно для меня не годится уже. Поздно! Поздно, а мне уже не нужно.

К.ЛАРИНА: Спасибо вам большое за разговор.

С.ЮРСКИЙ: Спасибо, Ксения!

К.ЛАРИНА: Удачи и с праздником. Пока.

С.ЮРСКИЙ: С праздником!