Марк Захаров - Дифирамб - 2013-04-21
К.ЛАРИНА: 13 часов 16 минут, начинаем программу. Здесь в студии ведущая передачи Ксения Ларина, а в гостях у нас Марк Анатольевич Захаров. Здравствуйте, Марк Анатольевич.
М.ЗАХАРОВ: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Нашим слушателям напомню средства связи. SMS +7 985 970-45-45, этим пока и ограничимся. Повод для нашей встречи, как я уже говорила, премьера в театре Ленком, премьера, которую вам дарит сам главный режиссер театра Марк Захаров, называется спектакль «Небесные странники», и в нем намешано много чего. Ну, если говорить об авторах, наверное, все-таки, их 2. Или 3? Получается, Аристофан, Чехов и Захаров. Так, наверное, да?
М.ЗАХАРОВ: Да.
К.ЛАРИНА: Просто несколько слов скажу, кто там занят. Спектакль только начинает свою жизнь, вот буквально на прошлой неделе состоялась премьера. В главных ролях Александра Захарова и Александр Балуев – это его дебют на сцене Ленкома, раньше, по-моему, он там ничего не делал, да? Впервые?
М.ЗАХАРОВ: Нет, нет. Он очень давно не работал в театре вообще.
К.ЛАРИНА: Я напомню, что еще в спектакле заняты и Иван Агапов, и Виктор Раков. Ну, кого я еще забыла?
М.ЗАХАРОВ: Гизбрехт.
К.ЛАРИНА: А-а-а. Совершенно замечательный парень Дмитрий Гизбрехт. И кого-то я еще забыла. Анна Якунина, по-моему, еще занята.
М.ЗАХАРОВ: Якунина еще, да, Якунина.
К.ЛАРИНА: Ну, пожалуй, я по ролям сказала. Ну, естественно, молодые актеры, которые там выступают в роли и небесных странников, в смысле птиц, да? И гостей в доме Дымова. Ну, давайте мы уже немножечко поговорим о том, из чего сложился этот спектакль. Действительно, безумная затея, как в одном из интервью говорил Марк Анатольевич, соединить Аристофана и Чехова. Чехов там присутствует в виде попрыгуньи, в виде хористки и черного монаха. Ну, Аристофан, его комедия «Птицы», которая, собственно, и начинает спектакль, дает ему некую форму.
Ну, немножко расскажите о том, как эта идея безумная пришла вам в голову? Что? Сон приснился?
М.ЗАХАРОВ: Вы знаете, бывает, что, так сказать, рождаются самым странным образом идеи. Потом, правда, с удивлением обнаруживаешь, что твоя идея, которая у тебя как-то пронеслась в голове, она постепенно обретает какой-то вес, значимость и в нее вовлекаются другие люди. Я до сих пор не могу понять, как меня удивляет связь по мобильным телефонам, так меня удивляет то, что я не могу это представить, как, так сказать, мысль одного человека вдруг обретает такую сложную конструкцию, экономическую форму. Обязательные большие средства, которые должны быть затрачены для реализации этой идеи, которая залетела ко мне очень давно. Эта идея... Мне уж очень нравилось название «Птицы». Вот. И я ничего не могу поделать. Я вообще прежде считался формалистом, сейчас консерватором, по-моему. Поэтому... Как формалист мне очень это понравилось, «Птицы», вот. Правда, я ее никак дочитать до конца не мог долгие годы.
К.ЛАРИНА: Аристофана?
М.ЗАХАРОВ: Аристофана, да. Честно вам признаюсь, только вам. А остальные когда спрашивают, я делаю вид, что я знаток вообще Древней Греции и этой литературы.
Но вообще это 2,5 тысячи лет назад первый комедиограф, который начал острить, который начал, так сказать, использовать какие-то сатирические идеи, моменты, интонации. А Чехов – это наша вершина комедийного мышления вместе с горьким привкусом печали, которая рождается от того, что во многой истине много печали. Он, конечно, дальше... Ну, там уже Булгакова можно, конечно, назвать еще. Ну, в общем, это один из таких пиков нашего современного комедийного существования в театре, очень любимого режиссерами особенно. Зрители меньше радуются Чехову. Но режиссеры с удовольствием, так сказать, бросаются на чеховские образы. Вот, от Аристофана до Чехова какой-то такой есть формальный промежуток времени, который мне кажется закономерным. Это я, вроде как, оправдываюсь. (все смеются) И так, вот... Это, конечно, в основе лежит «Попрыгунья», судьба женщины и судьба человека, который оказался ничего не значащим, очень скромным, не приносящим никакой пользы человеком. Он оказался человеком серьезным, большим, значительным и даже великим.
К.ЛАРИНА: Но это все выяснилось после того, как его не стало.
М.ЗАХАРОВ: После того, как не стало. Но вы знаете, это, действительно, там есть такая одна ядовитая фраза наша, что в России часто людей начинают ценить после смерти. Ну, может быть, так устроен... Или это наша ментальность, или это вообще свойство человеческого сознания, что утрата – она приводит к какой-то переоценке подсознательной и сознательной того человека, которого мы теряем. И познаем истинную его значимость после кончины. Ну, наверное, не всегда бывает, но в России это часто случается.
К.ЛАРИНА: А кто вы в этом спектакле, Марк Анатольевич?
М.ЗАХАРОВ: Я? Ну, я, наверное, сочинитель. Так, с большой буквы как, вот, был сочинитель, волшебник в «Обыкновенном чуде». Я, значит, привлекал какие-то идеи чужие. Потом я добавлял какое-то свое сегодняшнее восприятие этих идей, вот, расширял это. И мне казалось, что некоторые фантазии... Может быть, не все, естественно, но мои фантазии режиссерские и режиссерские идеи моего сопостановщика, замечательного Грицая Сергея Ивановича из Санкт-Петербурга. Он – балетмейстер, но я считаю, что у него режиссерский талант есть, поэтому у нас считается он и режиссером-сопостановщиком. Вот, мы играли, играли идеями.
Чтобы продолжить тему своего оправдания, я еще скажу, что, знаете, вообще это очень давно зародилось и это неизвестно кто это открыл, что можно играть со смыслами. Вот, скажем, Гоцци «Принцесса Турандот», в общем... Вот, знаете, бывает, у нас сейчас в театральной практике выяснилось, что наследники прав какого-то умершего драматурга или писателя – они проявляют очень большую строгость, резкость. Завышенные экономические требования очень часто возникают, и по этому поводу даже некоторые названия очень трудно реализовать. Во всяком случае, я сталкивался с этим, когда искал, мы вместе искали тему для молодого режиссера Богомолова, который у нас в ближайшее время начнет работу.
К.ЛАРИНА: Прекрасный выбор.
М.ЗАХАРОВ: Да, и прекрасный выбор. Максим Горький, «Дачники». Будет немножко по-другому называться, но не важно.
А играть со смыслами начал, например... Вот, я уж... Вот, пришло мне в голову, ну, действительно, «Принцесса Турандот» в постановке Евгения Багратионовича Вахтангова – это, в общем, чистая игра. И если это написать все на бумаге, напечатать, дать родственникам почитать, ну, они могут сказать, что это не имеет никакого отношения к нашему Карлу и это выдумки режиссера малоизвестного, Вахтангова, который, в общем, играет какими-то теми объектами, которые придумал великий Карл Гоцци.
Ну, поэтому мы считаем, что мы можем иногда, когда есть силы, когда есть запас энергии и какое-то провидение... Ну, на провидение всегда сваливают поэты и писатели. Я не считаю себя поэтом и писателем. Но какое-то режиссерское провидение подтолкнуло меня к этой идее.
К.ЛАРИНА: Вот тут переходим к важной теме, как мне кажется. Сегодня это одна из самых острых тем для обсуждения именно в театральном сообществе. Вот эта вот мера допустимого в отношении с литературным первоисточником, что можно, что нельзя. Где граница между авторским прочтением и надругательством? Вы могли бы как-то сформулировать это, Марк Анатольевич?
М.ЗАХАРОВ: Я думаю, что это так, математически точно, четко, алгебраически сформулировать нельзя. Талант – это высшее мерило в нашем деле, не только в нашем, в литературе, во всех смежных искусствах. И то, что талантливо, то имеет право быть.
Я помню, не так давно в нашем театре происходило совещание Владимира Владимировича Путина с группой ведущих театральных деятелей Москвы, Санкт-Петербурга. И кто-то из присутствующих (не буду говорить кто) в присутствии министра культуры сказал «Вообще давайте как-то составим список плохих театров и хороших».
К.ЛАРИНА: (смеется)
М.ЗАХАРОВ: Вот. И у меня первого родилось ощущение, что это невозможно сделать и не нужно, и даже вредно. Понимаете? Есть театр какой-то... Ну, возьмем какой-то маленький город (об этом говорил очень хорошо Соломин Юрий Мефодьевич), вот, где театр является центром, очагом культуры, особенно если туда ходит еще губернатор, что очень важно. Тогда, так сказать, театру не дают погибнуть и он...
К.ЛАРИНА: А если там жена губернатора еще играет.
М.ЗАХАРОВ: Да-да-да, если жена губернатора. Но это... Его нельзя. Ну хорошо, с точки зрения какого-то театроведа мудрого он, скажем, этот спектакль уступает всем столичным спектаклям. Но он имеет значительное, огромное значение и его никак нельзя записывать в какие-то такие, второстепенные деяния.
Ну а вообще эта тема, конечно, для России – она очень больная. Огромная страна. И, понимаете, если сделать очень хороший спектакль в Южно-Сахалинске, замечательный с потрясающими открытиями, что, вообще говоря, маловероятно, но все допустим, это все равно не станет событием для огромной страны с ее коммуникациями, с ее средствами, так сказать, обмена информацией и прочее, и прочее, и прочее.
К.ЛАРИНА: А почему? Золотая маска же есть и какие-то лучшие спектакли по мнению экспертного совета привозятся.
М.ЗАХАРОВ: Ну вот сейчас в Золотой маске, по-моему, там происходят некоторые какие-то такие, некая турбулентность, связанная с тем, что... Я тоже заседал в жюри довольно много премии фонда Станиславского и, в общем, ощущал все сложности выявления какого-то интересного спектакля в России как таковой. Трудно очень.
К.ЛАРИНА: А почему? Действительно, провинция отстает в этом смысле от московских и от питерских работ?
М.ЗАХАРОВ: Вы знаете, отстает. По-моему, отстает. Хотя, там есть замечательные артисты, там встречаются и интересные режиссерские имена. Но вы знаете, здесь вот подавляет наше расстояние, наша гигантская государственная протяженность. Ну, знаете, как в Польше, если очень грубо и примитивно. В Кракове у тебя не пошла жизнь, как-то не удалось тебе сыграть, а ты очень талантливый, переехал в Варшаву. Ну, в Варшаве не получилось, ну, там, еще в какой-то близлежащий город. Они все приблизительно на одинаковом уровне находятся. И так как в Германии Мюнхен есть замечательный, там театр Каммершпиле, ну и хорошо. Ну, не захотелось играть в Каммершпиле, переехал в Берлин. Сел на машину там... Недолго ехать по хорошей дороге. В России этого не существует пока.
К.ЛАРИНА: Это Марк Захаров. Мы слушаем новости, потом возвращаемся в передачу и, естественно, также отвечаем и на ваши вопросы тоже.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня у нас в гостях главный режиссер московского театра Ленком Марк Анатольевич Захаров. Повод для нашей встречи – премьера «Небесные странники», спектакль, который придумал и поставил Марк Захаров. Рекомендую всем нашим слушателям, кто сможет достать билеты на эту премьеру, обязательно этот спектакль посмотреть. Ну а наш разговор идет дальше. Вот я открыла перед глазами выступление одного театрального критика, который предлагает запретить театрам становиться площадками для педофилических перформансов. «Аморальное действие на сцене, - говорит критик, - перетекает в реальную жизнь и прививает мысль о нормальности разврата, наркотиков и алкоголя, что разрушает принятую в России систему ценностей и нарушает правовые и морально-этические нормы, принятые в цивилизованном обществе. Если мудрости театрального саморегулирования для отказа от участии в подобных морально неприемлемых проектах не хватает...» Ну, типа, а дальше мы поможем. Это я цитирую речь депутата Государственной Думы господина Железняка, вернее, даже не речь, а его обращение к театральным деятелям. Вот эти вот бесконечные попытки, которые последнее время участились, попытки каким-то образом регулировать духовное пространство русской Евразии, как вы к ним относитесь, Марк Анатольевич?
М.ЗАХАРОВ: Я очень настороженно и с большой опаской отношусь к этому, потому что очень, так сказать, большая часть жизни у меня прошла под цензурным прессингом и я знаю, что такое цензура, как она уничтожала людей, уничтожает и сколько есть еще пожеланий как-то прикрикнуть и помешать людям, которые что-то сочиняют, и как-то их уложить в какие-то обязательные нормы. Я вместе с тем допускаю, что есть граница, за которую не надо переходить и нельзя переходить. И я думаю, что это должна быть, о чем я говорю да и не только я, некая хартия, некие добровольные, взятые на себя обязательства. Но вот всякое такое вмешательство казачье, которое наблюдалось, или какое-то другое в ткань сочинения театрального, это очень похоже на то, что мы имели в советское время. И я бы этого очень остерегался.
К.ЛАРИНА: Ну, здесь же конкретные вещи. Давайте немножечко на этом остановимся, потому что важно. Как мне кажется, не очень многие понимают, как вот принятые уже законы могут отразиться именно на культурном пространстве России. Я имею в виду и закон о запрете пропаганды гомосексуализма и педофилии, закон об оскорблении чувств верующих, закон о запрете мата в СМИ. Но вот господин Говорухин, ваш коллега по цеху, по сути, он настаивает на том, чтобы нецензурная лексика была запрещена и в литературе, и в театре, и в кинематографе. Вот, как это может отразиться на творчестве?
М.ЗАХАРОВ: Вы знаете, если большой драматург или такой серьезный мастер, который пользуется всеобщим уважением как человек талантливый, допускает, вот, какое-то нецензурное выражение как Шолохов, например, кое-что допускал в своде «Тихом Доне», значит, это ему так надо. Значит, это вовсе не для подражания. Есть вообще вещи, которые радуют глаз, в цирке, например. Но подражание – оно будет связано с реанимацией в центре Склифосовского. Это не надо все, что происходит в искусстве, обязательно делать каким-то достоянием поведенческих норм человека.
Я думаю, что грань очень тонкая между тем, что можно и должно, и тем, что нельзя. Мне кажется, что имеющегося законодательства которое вполне устраивало Сталина и его идеологическое окружение, и они, так сказать, достаточно умело этим пользовались, хотя иногда и страшным образом, вполне хватает. Вполне хватает для того, чтобы оберегать людей от каких-то излишних, ненужных травм моральных.
К.ЛАРИНА: Ну а искусство, в принципе, может оскорбить кого-то?
М.ЗАХАРОВ: Ну, я не знаю. Могут быть крайности, которые могут нанести какой-то вред. Вы понимаете, я боюсь это сейчас вам в эфире транслировать некоторые свои мысли. Ну, например, ну... Ну, очень талантливый человек очень талантливо описал свою любовь к козе. Вот, есть такая, кстати, пьеса.
К.ЛАРИНА: Олби, да.
М.ЗАХАРОВ: Да. Кваша со мной советовался и говорил «Вот, я, все-таки, думаю отказаться от любви к козе». Я говорю «Да, пожалуй, да, мне тоже как-то идея...»
К.ЛАРИНА: Но это же метафора, Марк Анатольевич.
М.ЗАХАРОВ: Вы знаете, да, но можно с этими метафорами дойти до очень неприятных вещей. Я просто не хочу фантазировать, чтобы не казаться человеком, которого черные, садистические мысли обуревают. Можно додуматься в плане сексуальном до очень таких затей адских.
К.ЛАРИНА: Ну вот вам Лолита, пожалуйста. В Петербурге, вы знаете, что на стене музея Набокова уже пишут «Педофил» и запрещают спектакль по его повести.
М.ЗАХАРОВ: Ну, это какие-то крайности, которые лично меня возмущают как и большинство людей, занимающихся искусством. Это, конечно, такие перегибы в законотворчестве у нас вот последние месяцы. Несколько месяцев в стране возникло такое желание распланировать человеческую жизнь. Вот, если я, условно говоря, сделаю какую-то глупость, ну, например, разожгу костер в троллейбусе, понимаете? Во-первых, нету закона, который запрещает. И если я возьму, предложу им и возьмутся помогать мне такие адвокаты как Падва, как такие знатоки права, то, вообще говоря, можно этот костер в троллейбусе, во всяком случае, довести до какого-то условного срока в полгода человеку, который решился на этот поступок.
К.ЛАРИНА: Ну вот смотрите, тот же Константин Богомолов, которого вы пригласили в свой театр на постановку «Дачников», он в своих работах позволяет себе просто пограничные вещи, которые не всякий человек сочтет, опять же, за художественную метафору. Там, не знаю, ну, взять там «Год, когда я не родился», спектакль, где у него пионерка устраивает стриптиз около Вечного огня. Или там в том же спектакле поют блатную песню на мотив гимна Советского Союза, да? Ну, это я то, что сейчас вспомнила. Или, вот там, «Идеальный муж» - я не знаю, видели вы или нет этот спектакль. Не видели, да?
М.ЗАХАРОВ: «Идеальный муж» еще не видел.
К.ЛАРИНА: То есть там, действительно, вещи, которые кто-то скажет «А ничего, нормально. Почему нет?» А кого-то это оскорбит. Оскорбит чувства, не знаю, ветерана, оскорбит чувства пенсионера. Вот, как здесь быть? Коммуниста. У нас коммунистическая партия, между прочим, не вне закона, это вполне себе люди.
М.ЗАХАРОВ: Да. К сожалению, так, да, у нас. И здесь мы можем терпеть название улиц, которые названы в честь террористов и людей, совершающих преступления против человечности. К сожалению. Ну, знаете, это некоторое несовершенство нашего правового мышления, которое, в общем, в России не на высоте, наверное, в целом и общем. Огромная страна, много всяких традиций и ментальности разные, различные. И понимаете, для нас, все-таки, многоженство – это вещь такая... Ну, не то, чтобы запредельная, но мы к этому относимся нормально. Но там, где это принято, в тех, так сказать, краях и регионах, ну, если так вот представить в Москве, допустим, это было бы, конечно, таким вызовом общественному мнению и нарушение какой-то общественной морали и этики.
К.ЛАРИНА: А однополые браки? Сейчас я вас тогда и про это спрошу.
М.ЗАХАРОВ: Да... Вы знаете, я бы не стал бы раздражать Австралию там, Англию тем, что, вот, столько энергии бросить на разоблачение этих браков. Это не такая уж большая угроза общественным нравам. Просто спокойно подождал бы. Время все постепенно лечит, ставит на свои места. И мы все равно не договоримся, вот, до того, чтобы составить список, чтобы у министерства был список хороших художников, как я уже сказал, на этом совещании, о котором я упоминал, с Владимиром Владимировичем Путиным. И, вот, давайте рядом был списочек слева, плохие художники, хорошие художники.
Вот, если мы вспомним судьбу импрессионистов или отношение к «Черному квадрату» Малевича или там... Ну, очень много всяких есть примеров, связанных с импрессионистами. То мы понимаем, что время – оно тоже есть фактор очень важный в оценке и суждениях людей. Ну что же? Великая книга нашей цивилизации Библия – она содержит некоторые сообщения о вещах, которые мы не хотели бы употреблять в нашей жизни и практике. Там, сожительство отца с дочерью, например. Но к этому надо спокойно отнестись. Ну, Библия, да, это документ, это великий памятник культуры. Ну, мало ли, что в нем...
К.ЛАРИНА: Но это не Уголовный кодекс, да?
М.ЗАХАРОВ: Это не Уголовный кодекс, совершенно верно. Вы точно сказали. Нельзя жизнь человека и сочинителя особенно распланировать, вот так вот все по полочкам расставить, как нужно, что нужно или что нужно...
Вот, я сдавал спектакль, связанный с ленинской темой Шатрова, мне сказали «Вы знаете, надо чтобы кулисы были другого цвета. У вас вот эти черные кулисы – это мрачно очень. Вот, давайте их сделаем...» И потом темно-красные мы повесили. В конце концов, спектакль у нас пошел. До этого, конечно, маразма доходить нельзя ни в коем случае.
К.ЛАРИНА: Не могу вас также не спросить о политике. Хотя, у нас сегодня граница здесь все прозрачней и прозрачней. Непонятно. Вы сами уже имя президента 2 раза упомянули, а я молчу, да? Вы 2 раза сказали «Владимир Путин» в нашем эфире, да?
М.ЗАХАРОВ: Да.
К.ЛАРИНА: Но тем не менее, я вас спрошу не о Путине, а задам такой вопрос. На ваш взгляд, когда, все-таки, представитель творческого цеха, театральный деятель, художник в широком смысле обязан вмешиваться в политику, каким-то образом высказывать свой взгляд на события? Есть ли для вас эти критерии, для вас лично, когда вы знаете, что тут вот я молчать не буду?
М.ЗАХАРОВ: Ну, вероятно, есть какие-то ужасы, которые, не дай бог, случатся в нашей жизни, которые выведут меня из равновесия и я присоединюсь к людям, которые будут протестовать против этого. Но я, и понимая, что я руковожу не только собой и собственным сознанием, я еще несу ответственность за государственный театр. И я вам просто честно скажу, что я прежде чем что-то такое совершить или сделать, я, все-таки, должен очень серьезно подумать, чтобы не получилось у меня так, как с подписью в отношении Николая Цискаридзе, когда просто мне сказали «Вот, есть письмо замечательное, вот его уже подписал и один человек, второй, третий», называют мне фамилии, «Вы как?» Я говорю «Да я, пожалуй, тоже. Пожалуй, тоже». А оказалось, что это письмо связано с изменением руководства главного театра Москвы или вообще нашей страны, на что я просто права не имею. Это, так сказать, моя какая-то... Мое какое-то легкомыслие. И потом бывают такие телефонные звонки (я уже об этом говорил), когда понимаешь, что ты говоришь по телефону, о чем. А иногда бывает что-то на ходу. Потому что наша жизнь такая суетная, взбалмошная. И бывает, что где-то на лестнице телефон звонит и что-то люди говорят. И бывает какое-то не совсем ответственное отношение к этим звонкам. Хотя, теперь, конечно, я буду это пропускать через много фильтров в сознании.
К.ЛАРИНА: А были в вашей жизни случаи, когда вы отказывались от каких-то своих поступков публичных или извинялись за них?
М.ЗАХАРОВ: Извинялся перед актерами, когда понимал, что, вот, вчера я повысил голос на женщину, которая, в общем, на которую я не имею права кричать. И в нашем театре есть определенные этические нормы, через которые переступать нельзя. И я в присутствии обязательно свидетелей, актеров приносил такие извинения. Это было.
К.ЛАРИНА: Кстати, а как вы относитесь к актерским бунтам? Вообще форма управления в театре – она какая должна быть?
М.ЗАХАРОВ: Вы знаете, театр – он очень... Как бы это сказать? Очень рискованным образом построен. Театр – вообще это вещь опасная очень. Он может искалечить жизнь, он может внести какие-то ненужные ноты в жизнь. И... Знаете как? Мне еще разочек ваш вопрос.
К.ЛАРИНА: Как вы относитесь к актерским бунтам? И какая форма управления кажется вам самой приемлемой для театра?
М.ЗАХАРОВ: Самое приемлемое для театра, если есть художественный лидер и у него есть заслуженный какой-то авторитет. То тогда вспоминается мне один наш худсовет, круглый стол. Люди говорят разные впечатления о спектакле, которые я поставил. А потом говорят, ну, такой, наиболее неформальный лидер говорит «Знаете, Марк Анатольевич, вот, как вы просили, мы высказали все, что мы, действительно, думаем. Теперь вы принимаете решение и мы его поддержим». Вот только таким образом может быть театр, где существуют художественные лидеры. Театр, когда что-то решается большинством голосов, я совершенно в это не верю, в долгую жизнь такого, в долгое существование такого творческого организма, который, ну, принят и любим в России сообразно с нашими традициями, с нашими какими-то распространенными, часто психическими ощущениями. И должен быть... Надо верить.
К.ЛАРИНА: Диктат?
М.ЗАХАРОВ: Диктат, да. Потому что, знаете, вот так вот собрать несколько хороших режиссеров и сказать им «Давайте вместе поставьте спектакль хороший», не получится. Это закон нашего театрального дела.
К.ЛАРИНА: Ну да. Если уж Станиславский с Немировичем не разговаривали в течение десятилетий, чего тут говорить? Да.
М.ЗАХАРОВ: Да.
К.ЛАРИНА: Ну вот смотрите, у нас сейчас пошла мода последнее время, у нас артисты снимают режиссеров, назначают режиссеров. Хочу этого, не хочу этого. И вот как-то тут все их боятся. А вы боитесь артистов своих?
М.ЗАХАРОВ: Вы знаете, я когда пришел в Ленком, первые месяцы я помню, меня немножко... То есть меня подготовили, что это будет страшное что-то, нечто страшное. Ну, действительно, там были переборы с алкоголем, там была такая неотрегулированность, как я называю, в своих взаимоотношениях с алкоголем, там были опоздания, там была такая расхлябанность. И я довольно резко даже не похоже на мой некий спокойный уравновешенный характер, как мне кажется лично... Вот, я произвел несколько таких резких поступков и потом у нас установилась и организовалась постепенно и с помощью таких людей как Леонов, Пельтцер, Абдулов. Янковский сыграл очень большую роль в создании такого климата, ну, нормального, без каких-то тех всплесков эмоций, которые могут быть у актера в силу того, что он играет на собственных нервах. Скрипач играет на скрипке, которую он бережет и содержит в порядке. Артист – он играет на струнах своего организма, своего интеллекта, своего сознания, подсознания. Вот поэтому немножко может быть некоторая расшатанность и некоторая неуравновешенность, неадекватность даже у артиста. Это надо... Теперь-то я понимаю, что надо терпеть. Терпеть и постепенно вырабатывать какую-то систему отношений – кому-то прощать, кому-то не прощать – и доводить это до какой-то обязательно прозрачности, что все знали, что вот я как руководитель театра поступаю так, хотя произошло то-то и то-то. Я немножко запутал вопрос, но, в целом, наверное, вы меня поняли.
К.ЛАРИНА: Ну, вас еще, конечно, за давностью лет, уже вы знаете наизусть друг друга, я имею в виду и вы, и ваши актеры. Это некий уже... Тут трудно разделить, провести эту черту, где кончается работа и начинается товарищество, поскольку, все-таки, такие артисты, которые с вами целую жизнь прожили.
Конечно, здесь спрашивают про многих актеров (я уже обращаюсь к нашим слушателям, к вопросам). Спрашивают, как здоровье Леонида Сергеевича Броневого? Потому что вот люди говорят, что вот он получал Золотую маску, а его не было на церемонии. Как его здоровье? Вышел ли он на сцену? Расскажите.
М.ЗАХАРОВ: Он в Киеве находится. Ему стало лучше. Он стал ходить. У него были такие, тяжелые там пролежни, тяжелое состояние трудное, отягощенное еще какими-то старыми болячками. Но сейчас, слава богу, он почувствовал себя лучше, хотя такого оптимизма в голосе мне еще немножко не достает, когда я с ним разговариваю (с его стороны).
К.ЛАРИНА: Спрашивают про Александра Збруева, которому недавно исполнилось, страшно сказать, 75 лет. Будет ли какая-нибудь новая работа Александра Збруева?
М.ЗАХАРОВ: Она будет обязательно, потому что это есть какое-то, ну, обязательство в отношении некоторых ведущих артистов, чтобы они через какое-то время обязательно были заняты в новых работах театра. Поэтому Збруев, так сказать, первый человек, который стоит, как бы, в этой мысленной очереди, воображаемой очереди и он обязательно будет что-то играть.
К.ЛАРИНА: Спрашивают про спектакль «Визит дамы». «Почему он не идет? Такая актуальная пьеса как никогда сегодня».
М.ЗАХАРОВ: Вы знаете, нам показалось, что в том состоянии, в котором был спектакль, в момент, когда мы пришли к решению с директором снять его, он был ниже тех требований, которые мы предъявляем спектаклю, и планка, так сказать, была недостаточно высока. Он просто (спектакль) имеет тенденцию разваливаться, кстати, как и театр тоже. Театр тоже не очень прочное сооружение. Очень многое зависит от настроений художественного лидера, от его самочувствия, от состояния его здоровья, что совершенно несправедливо, когда 300 человек зависят от того, как стучит сердце у человека и как он вообще, насколько он дееспособен. Вот, все вместе – это образует такой сложный клубок.
К.ЛАРИНА: Я возвращаюсь в конце к спектаклю «Небесные странники». И хотела задать вам такой вопрос, Марк Анатольевич. Там вот в сюжете с черным монахом ваш герой Дымов в исполнении Александра Балуева находит в себе силы отказаться от этого сумасшествия, творчество, в которое его пытается втянуть черный монах. Почему вы так построили этот сюжет? Почему у вас герой отказывается осознанно от этого?
М.ЗАХАРОВ: Может, потому что я, все-таки, в душе, в сознании и, на самом деле, я являюсь представителем православной веры, и я слушаю и внимаю тому, что говорят и говорили великие наши деятели церковной культуры. Вы знаете, человека окружают... Как бы сказать это? Кто-то недавно мне сказал «Ваши птицы – они как бесы». Ну, бесы, да, есть, вот. Если в редакции «Эха Москвы» все уйдут на ночь, никого не останется и будут работать фотоаппараты, то очень возможно, что один фотоаппарат зафиксирует какое-то существо ненужное и не входящее, так сказать, в штатное расписание вашего канала.
К.ЛАРИНА: Да они с нами круглые сутки, Марк Анатольевич. (все смеются)
М.ЗАХАРОВ: Круглые сутки? Поэтому, понимаете, вот, можно этим очень серьезно увлечься и уйти в эти, так сказать, вещи, которые находятся на той грани, когда наука не очень может понять, что это такое. Достаточно вспомнить полтергейст. Вот это – это всё... Вот, не надо туда лезть в эти дела. Вот, надо быть, оставаться здоровым человеком и бороться за свое психическое здоровье.
К.ЛАРИНА: Ну что ж, на этом мы и закончим. Замечательный призыв. Марка Анатольевич Захаров – наш сегодняшний гость. Спасибо вам большое за то, что пришли.
М.ЗАХАРОВ: Спасибо вам большое.