Памяти Андрея Панина - Александр Феклистов, Александр Атанесян - Дифирамб - 2013-03-17

К.ЛАРИНА: Добрый день еще раз. У микрофона – Ксения Ларина. Мы начинаем программу «Дифирамб», сегодня она посвящена памяти Андрея Панина. В эти дни исполнилось уже 9 дней со дня его трагической гибели, и сегодня нашли мы в себе силы собраться в этой студии и вспомнить замечательного артиста, очень сложного, яркого, противоречивого человека. В нашей студии Александр Атанесян, продюсер, режиссер и сценарист. Здравствуйте, Саш.

А.АТАНЕСЯН: Добрый день.

К.ЛАРИНА: И Александр Феклистов, актер театра и кино. Здравствуйте, Саша, вам тоже.

А.ФЕКЛИСТОВ: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Нашим слушателям напомню номер SMS +7 985 970-45-45. И, естественно, ваши вопросы, я буду смотреть, что вы нам присылаете, обязательно какие-то вопросы ваши задам нашим сегодняшним гостям. Но первый вопрос и самый главный все равно связан с вот этим страшным уходом. Верите ли вы в то, что это несчастный случай? Я могу вас это спросить. У вас у самих какие ощущения?

А.АТАНЕСЯН: Ну, это в равной степени может быть и несчастный случай, и результат какой-то драки. Сейчас это непонятно и гадать не хочется по этому поводу, потому что идет следствие и следователи очень серьезные, и, в общем, те травмы, которые были у Андрея по заключению медицинской экспертизы, они, повторюсь, в одинаковой степени могут быть и самостоятельно нанесенными, то есть в результате падения, или насильственными. Поэтому гадать здесь крайне неразумно.

А.ФЕКЛИСТОВ: Я ничего не знаю. И тоже гадать не хочу. Но следствие, как оно говорит, склоняется к тому, что это, все-таки, не могло быть просто несчастным случаем. К сожалению. Это очень горько осознавать, но это так. Пока так. Мы не знаем. Будем ждать.

К.ЛАРИНА: Когда происходят такие трагические вещи, начинаешь вспоминать, что были какие-то знаки, какие-то приметы, было какое-то предощущение какой-то беды. Вот, в отношении Андрея не было такого чувства?

А.ФЕКЛИСТОВ: Знаете, я очень давно не видел Андрея (я сразу оговорюсь). Мы очень плотно общались на заре его карьеры и даже пытался как-то его продавать в кино, как-то не получалось. Но не в этом дело. А в последние годы мы не виделись. Это в нашем мире обычное дело, с одной стороны. С другой стороны, теперь я уже понимаю, что это ужасно грустно и обидно, что мы не виделись. Так что я не знаю про это ничего.

А.АТАНЕСЯН: Ну, никаких знаков не было таких. Я вообще не склонен мистифицировать чью бы то ни было смерть. Это, на мой взгляд, всегда система неких совпадений. Но за несколько дней до этой трагедии он прилетел с Крыма, где он снимался у Бахтияра Худойназарова, и звонил мне прямо с аэропорта, потому что он извинялся – он должен был озвучить там маленький кусочек в картине моей. Извинялся, что «Вот, не смог пораньше вырваться». Веселый, радостный, как всегда с шутками, прибаутками. Просто из машины сказал «Все, да, мы с девочками договорились уже, вот тогда-то я приду». Я надеялся, что там... Я не хожу на озвучания обычно технические, потому что это актеры справляются сами, а тут ради Андрея я думал пойти – давно не виделись, месяца 3. И никакого, в общем, ощущения будущей трагедии не было ни в голосе, ни в настроении.

К.ЛАРИНА: Он закрытый был человек вообще, да?

А.АТАНЕСЯН: Ну, относительно. Знаете, он – человек, который не общался с кем попало. Вот, я бы так сказал. У него был свой определенный принцип выбора людей для общения и очень такой... Я бы сказал, высокая планка, да? В этом смысле он мог считаться закрытым, потому что он... Хотя, при этом общался с людьми на улице, если его узнавали, был улыбчив. Не прятался, не убегал. Не искал этого и не радовался, когда его узнавали. Но при этом вполне достойный. Вот, с журналистами он не любил общаться.

Я его как-то спросил «Почему ты не любишь?» Он говорит «Да они все одни и те же вопросы задают. У меня нет такого многообразия ответов. И выгляжу глупо, когда отвечаю одинаково. Не хочу общаться».

К.ЛАРИНА: Конечно же, он много очень успел сделать. Какая-то невероятно плотная у него была жизнь. Хотя, как я понимаю, не сказать, чтобы прямо карьера с самого начала складывалась удачно. Мне повезло (я про это тоже говорила, когда вспоминали мы Андрея здесь в студии), я видела его в театре. Конечно, и «Смертельный номер» в Московском художественном театре, и то, что вы играли с ним «Трое на качелях», и, конечно же, «Академия смеха» с Николаем Фоменко. Это какой-то просто восхитительный артист был именно театральный, ужасно мне нравилось и как-то было жалко, что он мало в театре работал. Как я понимаю, не очень, что ли, любил театр или ему казалось, что ему там не везет, не знаю. Саш, ну, расскажите немножечко о том, как ваши отношения складывались? Вы же как-то в одно время начинали? Или вы постарше?

А.ФЕКЛИСТОВ: Я постарше немножко, да. Я впервые увидел его в спектакле «Бобок» Долгачева по Достоевскому. И это то, что все отмечают. Это есть какие-то там азы профессии, есть какая-то, там, белая полоса истинная в профессии. Есть то, чем владеет только этот человек. Есть дорога штампов, которой можно пойти, есть дорога собственных штампов. У Андрея было все не так, все нелепо, все смешно. Он никогда не был, как говорит один мой хороший режиссер, он никогда не был один к одному. Вот, один к одному к роли он не выставлялся, на роль так. Если он улыбался, то он улыбался одной частью лица и это совсем не означало, что он улыбается. У него не было отдачи вот такой, обычной. И все штампы, которые существовали у Андрея, они сделаны им самим.

Так что тут это все еще долго нам разгребать и понимать его, всю его жизнь и его работу. А дальше... Как сказать? Он так хорошо понимал все про жизнь, как мне кажется, и пытался ее через себя... У него очень удачные ингредиенты вообще построения его биографии. Он, с одной стороны, учился, там, пантомиме с Гришковцом, мы знаем, в Кемерово. Потом он учился у Калягина, который такой, истинный щукинец. Но при этом он учился в школе-студии МХАТ, где на педсоветах говорят «Вы знаете, у него стали другие глаза». То есть там особое внимание. Это же 25 человек с курса, поэтому это все особое внимание было.

Потом он... Многие не знают, он учился в Англии какое-то время даже и прекрасно при этом говорил по-английски.

К.ЛАРИНА: В театральной школе?

А.ФЕКЛИСТОВ: Он стажировался у какого-то очень хорошего режиссера (он мне рассказал про это). Поэтому очень много он набрал, то, чем пользоваться. А дальше уже подключал то, о чем он не рассказывал никому и невозможно рассказать. Ну, это так.

К.ЛАРИНА: Саш, а ваше знакомство?

А.АТАНЕСЯН: Ну, «24 часа» – это мой режиссерский дебют, и у Андрея первая главная роль. До этого в кино у него были эпизоды.

К.ЛАРИНА: Вы именно его хотели?

А.АТАНЕСЯН: Нет. Я вообще не знал, кого я хотел. Я вообще не очень понимал, как выбирать актеров, но выбирал по типажу, по фотографиям. А потом, когда он пришел на пробы, оказалось, что он совершенно уникален. Причем, то, что он годится на роль, было понятно сразу. А то, какой он актер, стало понятно в течение 2 недель, потому что я пробовал брата, младшего его брата для него же по фильму. И человек 12-15 молодых ребят было, 3-4 курс. И Андрей сделал 12-15 рисунков своей роли под брата. И он одновременно показал свои совершенно невероятные возможности с точки зрения диапазона актерского, а с другой стороны поставил меня в тупик, потому что все братья оказались очень хорошими. Он так на них работал и в конце был выбран по принципу совершенно другому – там нервный брат, поскольку по фильму он нюхает кокаин (этот мальчик). И в этом смысле я не знал, кого выбирать.

Но говорить о нем как об актере почти невозможно, потому что... Я всегда понимаю, как актер делает роль или сцену, или эпизод, как он к этому готовится. В случае с Андреем я вообще никак не понимал. Объяснить, как он это делал, я не могу.

Знаете, когда-то давно Роман Балаян сказал «Хорошее кино – это то, которое невозможно рассказать» (одно из определений). Так вот о Панине рассказать невозможно, как он это делал. Это необъяснимо словами. Только можно видеть и как-то удивляться.

К.ЛАРИНА: Но вы же какие-то задачи ему ставили на площадке?

А.АТАНЕСЯН: Минимальные. Я говорил, характер, ну, вход в сцену, с какой эмоцией он входит и с какой он выходит. Собственно, это практически было достаточно.

А.ФЕКЛИСТОВ: Андрюша еще, я прошу прощения, в пандан, он, так сказать, умел очень брать в кавычки и сами задачи режиссерские, и роль, и характер. Да и всю жизнь вообще, если так обобщать. Он умел это брать в какие-то чудесные свои собственные кавычки. Поэтому там нельзя было определить, ему нельзя было поставить сверхзадачу.

А.АТАНЕСЯН: Не, никогда. Сверхзадача – вообще глупость. Сверхзадача – вы без меня склеите на монтажном столе. Как он это делал, я не могу объяснить. Он никогда не ошибался. Может быть, в редчайших случаях. Вот у нас картина, которая выходит, мы хотели назвать как раз его репликой «Я хочу увидеть, как она умрет». Он эту реплику никак не мог выговорить. Точно. И так нервничал, знаете, как спортсмен, который может поднять 200 кг и вдруг не может поднять гантель. Он так переживал, потому что очень простая реплика. Я ему говорю «Андрюш, скажи это очень бытово». Он так задумался, говорит «А, ну да. Чего это я стараюсь?» И перестал стараться. Вот так он относился. Как-то очень странно было.

Вот, наверное, за последние 5 лет это была единственная режиссерская задача, которую я ему поставил.

К.ЛАРИНА: Это фильм, который вы последний сделали с ним, да?

А.АТАНЕСЯН: Да, да. Который только закончили монтировать, сейчас копию печатаем.

А.ФЕКЛИСТОВ: Вообще Андрюшина дикция – это предмет отдельной темы. И как когда-то говорила чудесный педагог, когда у вас здесь все встанет на место, тогда вы перестанете заикаться и не выговаривать какие-то слова. Вот, в результате так оно и случилось. И последнее, что я видел, как Андрей читает стихи. Вот, был такой проект, я там тоже участвовал, «Лето господне», по-моему, называется. Андрей читает стихи. Каждая буковка ясна и понятна. Он, правда, удивлялся, несколько лет назад рассказывал мне как, тоже царство небесное, Герман позвал его от автора читать. Я говорю «Что? Ты ничего не путаешь?» Он говорит «Я сам спросил, вы не путаете меня ни с кем? У меня 38 букв не выговаривается».

А.АТАНЕСЯН: Это отдельная история, потому что я лично свидетель этой всей истории. Мы дружили очень с Алексеем Юрьевичем Германом. И он мне звонит и говорит «Шура, а вот у тебя в картине твоей первой играл там артист какой-то». Я говорю «Какой?» - «А он такой, лысый». Я говорю «Суханов?» Он говорит «Я не знаю, ну вот маленький такой, которого убили». Я говорю «Панин». Он: «Ну, может быть, и Панин». Я говорю «Ну и?» Он говорит «Очень мне нужен. Я вот помню, что, вроде, он хорошо разговаривал». При этом отдельная история, что продюсеры утвердили его на роль в фильме «24 часа». Не очень хотели, но потом согласились при одном условии, что мы его переозвучим. Потом я как-то уговорил, говорю «Давайте озвучим. Не получится – потом переозвучим». Ну, получилось. И тут вот он говорит «Вот этого артиста привези мне, пожалуйста, в Петербург». Я говорю «Зачем, Лёш?» Он говорит «Мне надо закадровый текст от рассказчика через всю историю, то есть авторский». Я совершенно обалдел. Я звоню Андрею, говорю «Андрей, тебя Герман просит приехать в Питер». Он говорит «Я не поеду». Я говорю «Почему?» Он говорит «Я боюсь его». Я говорю «Ну как? Глупость какая. Проба обычная. Прочитаешь текст». Он говорит «Нет, Шур, я не поеду». А потом так, робко говорит «Может, ты со мной?» И мы поехали вместе.

Во-первых, мы убились оба 40-минутным материалом, который Герман нам показал. А потом Панин читал минут 15-20 текст за автора. И это было совершенно потрясающе. Это другой человек был. То есть то, что он говорил в коридоре Герману, он говорил мало, потому что, действительно, боялся Германа, было невразумительно. А то, что он говорил на экране, было совершенно...

К.ЛАРИНА: Но не утвердил?

А.АТАНЕСЯН: Думаю, что нет, потому что больше не пригласил.

К.ЛАРИНА: Мы сейчас новости слушаем, потом возвращаемся в программу.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Сегодня мы вместе с Александром Феклистовым и Александром Атанесяном вспоминаем Андрея Панина. И вот перед тем, как продолжить наш разговор, я хочу обратиться к тем словам, которые нам слушатели прислали до начала программы. «Считаю уход Андрея Панина просто невосполнимой утратой. Таких самобытных актеров у нас единицы. Даже посредственному фильму его участие, его работы придавали непередаваемый шарм и оттенок. Смотрел их только из-за него. Очень жаль. Вечная ему память». «Какой талантливый был артист Панин, мы знаем». Это, наверное, к Александру и к Александру вопрос. «Расскажите, какой он был человек?» Вообще я бы так сформулировала вопрос: насколько его экранный образ отличался от Андрея в жизни? Это были разные люди или в чем-то они были похожи?

А.ФЕКЛИСТОВ: Ну, дело в том, что Андрюша... Вот, Школа переживания – он ее, конечно, принял. И, вот, я в предлагаемых обстоятельствах, если говорить нашим языком, он меня принял, но дальше этого не отпускало, эту школу не нес в себе бесконечно. Я повторяюсь, но он открывался такими гранями, такими нестеснениями в кадре, что просто оторопь тебя брала.

Ну, во-первых, у него был какой-то свой особый, очень тихий голос, может быть, от учителя Калягина – он тоже так, тихо любит говорить. И через какое-то время ты понимаешь, что ты с этим человеком только что совершил какое-то преступление, вы вместе украли ящик динамита и вот-вот вы его должны куда-то продать. Вот это ощущение, что он тебя втягивает своей тональностью, своей вязью куда-то в какое-то странное пространство, какое-то метафизическое, совершенно не отражающее эту сцену, этот текст идиотский, который мы играем.

Поэтому вот тут... Мы опять повторяемся и ходим вокруг одного и того же. Бесконечные секреты, бесконечно можно было наблюдать, просто открыв рот, на это.

К.ЛАРИНА: Саш?

А.АТАНЕСЯН: Ну, вообще это неправильно искать в актере отражение или в ролях отражение актера.

К.ЛАРИНА: Но мы же влюбляемся в этот образ и нам кажется, что он такой же и в жизни (мы, зрители).

А.АТАНЕСЯН: Безусловно. Но мы точно так же верим в эту историю и плачем, которую видим на экране или в театре, или смеемся. При этом понимаем, что это происходит череда картинок на простыне и что это все выдумано.

Вот, мой сын, который периодически смотрит кино, он, с одной стороны, верит, его захватывает, но все время у меня на площадке он говорит «Ой, убили, сколько варенья разлили» (он на кровь так вот реагирует).

Но это неправильно. Знаете, об этом мы как-то с Андреем одинаково, одновременно прочли Генри Миллера «Улыбка у подножья лестницы» и там об этом очень много говорится, что нельзя идентифицировать актера или автора с его произведениями, потому что это совершенно разное. Андрей, создавший в кино, в театре, ну, я не знаю сколько, ну, 3-4 я знаю только роли (может, больше), в кино 60 ролей разных... Ну, настолько разный. Ну, какой он? У меня в «На измене» он играл безумно ревнивого дантиста, очень смешно играл, бегал голый. В «Сволочах» такого, трагического полковника Вишневецкого, в «24 часа» бандита, в «Истории ядов» - Цезаря Борджиа. Ну, кто он? Никто. Он одновременно всё это вместе взятое. Поэтому, конечно же, он был совершенно самодостаточный, мощный, яркий как личность. И это всё в работе, безусловно, находило отражение, но искать его в его ролях – и да, и нет.

К.ЛАРИНА: Саш, но вы же не со всеми артистами, которые у вас снимались, потом в качестве друга выступаете, да? Вы же не со всеми дружите так близко как с Андреем. Значит, на чем-то ваша дружба была основана? На чем? Сразу.

А.АТАНЕСЯН: Ну, признаюсь, ни с кем не дружу так, как с Андреем.

К.ЛАРИНА: Вот.

А.АТАНЕСЯН: Но там 2 обстоятельства. Первое, наш общий дебют и мы утром проснулись, в день премьеры знаменитыми – я как режиссер, а он как актер. А второе, одинаковое миропонимание. Мы, в общем, довольно специфически относимся к окружающему нас миру, пространству. И мы понимаем, что кино и вообще искусство для нас обоих – это был не образ жизни как многие в нашей стране путают. А это работа.

Андрей точно так же относился. Он вообще не воспринимал актеров и режиссеров, которые делают из своей профессии образ жизни. Его это раздражало ужасно. Он понимал, что это работа тяжелая. Сейчас меня проклянут, но я был один из тех, кто уговаривал его уйти из театра. Он сомневался... То есть не то, чтобы долго уговаривал, я ему сказал «Ну брось. Что ты мучаешься?»

К.ЛАРИНА: А что его там не устраивало?

А.АТАНЕСЯН: Отсутствие ролей, отсутствие возможности содержать свою семью. Они очень нуждались в конце 90-х, у него не было достаточного количества ролей.

К.ЛАРИНА: Это когда он из МХАТа уходил, да?

А.АТАНЕСЯН: Да. И у Наташи не было, и жили они с родителями Наташи. Это было очень тяжело физически. Они не могли себе позволить завести ребенка из-за отсутствия жилплощади элементарно. И вот он говорит «Ну вот я жду-жду, а ролей нет и нет». Я говорю «А ты не жди. Повернись, уйди. Надо будет – они тебя позовут, а не надо – у тебя большое будущее в кино». То есть это было настолько очевидно. И в один год у него сразу несколько огромных ролей – ну вот и «24 часа», и «Свадьба» Лунгина, и «История ядов» Карена, и Стасов в «Каменской». То есть, ну, сразу просто он улетел, одновременно вот это все в 1998-й, 1999-й год произошло.

И вдруг он почувствовал себя свободным. Купили квартиру вот эту вот самую, где он, собственно, погиб. Они первое время там с Наташей жили. Родился мальчик замечательный Сашка. Но вот его стесняла вот эта необходимость зарабатывать деньги таким образом. Ну, это мучило.

Меня это тоже мучает. Мне не нравится работать за деньги. Ну, вообще нормальному человеку не нравится работать за деньги, особенно в искусстве хочется работать, не оглядываясь. Ну, мы же люди живые с ответственностью, с обязательствами за свои семьи. Иногда приходится снимать и сниматься там, где в другом случае и не стал бы. Но надо жить как-то. И, вот, Андрея это очень угнетало. И в этом смысле мы похожи, потому что меня это тоже угнетает. Не все, что я снимаю, мне хочется снимать. Ну, а что делать?

К.ЛАРИНА: Саша, а ваша компания как родилась в театре Пушкина? Это была чья инициатива, Козака?

А.ФЕКЛИСТОВ: Да, это был Роман Козак, который таскал нас к себе в работы и когда мы еще все прижились у Олега Николаевича Ефремова в 90-х. И мы участвовали там оба в спектакле «Женитьба», потом Роман занимал Андрея в роли Скупого в «Маленьких трагедиях». И мы, кстати, беседовали на эту тему много с Андреем, как-то пытались работать с ролью. И потом мы пытались сочинять спектакль однажды с Андрюшей, Гарсиа Лорка. То есть было очень много каких-то попутных работ.

К.ЛАРИНА: «Трое на качелях» - это была первая?

А.ФЕКЛИСТОВ: «Трое на качелях» - это была вторая работа. Мы сделали с Козаком «Черный принц» в театре Пушкина. Потом Андрей сделал «Академию смеха» с Романом. И потом мы соединились втроем. И, конечно, с Паниным тяжело было на сцене, и с ним и соревноваться-то невозможно. Потому что у меня ощущение, что вот эта из юности его пантомима, которая в нем сидела, клоунада, она была здесь так, на поверхности и он готов был ее в любую секунду применить и применял. Но ощущение, что он вообще любую свою роль мог или пантомимой, или танцем сделать.

К.ЛАРИНА: Из текста.

А.ФЕКЛИСТОВ: Да. Но никогда не позволял себе, просто бил себя по рукам и не позволял себе. Но это чувствовалось. Я это вижу даже в самых серьезных ролях его. Ну, он как-то умел проходить по этому лезвию, по этой струнке. И то, что он - прирожденный, так сказать, клоун, и наше братство шутов, как говорят теперь, потеряло самого большого из них, это несомненно.

К.ЛАРИНА: А как вы его режиссерские работы оцениваете в кино?

А.ФЕКЛИСТОВ: Я же был как раз свидетелем начала его режиссуры. Ну, ему стало это интересно. Он никаких амбиций в этом смысле не высказывал. Он не был там романтичным, мечтательным человеком, но он был очень конкретным и очень не лживым человеком. Он был адекватен сам себе абсолютно. И он понимал, что сейчас пройдет какая-то вот эта каша, которую он должен хлебать с пробами, с ответами на вопросы бесконечные всей группе, с работой с какими-то еще неумелыми статистами. То есть вся эта каша, которая существует на площадке, он ее как-то так расхлебывал страстно. Страдал от этого, потому что столкнулся с тем, что никакого там высокого слова «творчество» не может быть – это был очень конкретный путь, конкретная работа, как сказал Александр.

К.ЛАРИНА: Ну и как он как режиссер себя вел на площадке?

А.ФЕКЛИСТОВ: Да никак он себя не вел. Он понимал, что мы на равных, что мы можем и сами что-то сделать. Он подсказывал что-то, опять же, какими-то своими...

К.ЛАРИНА: Ну, я напомню, там «Полный вперед» назывался один фильм, такой, как бы, римейк «Верных друзей» по атмосфере, по всему, да? И, конечно же, «Внук Гагарина» - я именно так называю этот фильм, потому что я его таким увидела и таким его воспринимаю. Потрясающая работа. Парнишка, кстати, приходил тоже на прощание с Андреем, вот этот главный герой, темнокожий мальчик.

И мне кажется... Вот я не знаю, сейчас, может быть, вы расскажете. Мне кажется, что вся эта история с гагаринскими дочками как-то сильно его расстроила, потому что невозможно просто по живому вот так взять и уничтожить совершенно замечательное произведение. Я видела его потом в таком, отредактированном варианте, когда стал он «Внук космонавта». И там какие куски переозвучены. Напомню, что после выпуска этого фильма родственники Гагарина, в частности, дочь, по-моему, его подала иск в суд на то, чтобы запретить использовать имя Гагарина в контексте этого художественного фильма. И суд она выиграла, и фильм таким образом был изуродован. Это был, по-моему, единственный случай в нашей истории, в современной истории кинематографа, когда на почве таких странных взаимоотношений вдруг и фильм порезали. Ну вот я хотела, чтобы Саша про это рассказал немножко Атанесян.

А.АТАНЕСЯН: Не, он, слава богу... Это его расстроило, но это не было определяющим, потому что прокат уже, в принципе, закончился на тот момент, картину уже увидели все, кто должен был увидеть. Ну, это такая, несусветная глупость.

К.ЛАРИНА: Глупость, да.

А.АТАНЕСЯН: Свобода не означает распоясанность, да? У нас, ну, глупо было запрещать это название.

К.ЛАРИНА: Тем более там никакого негативного оттенка не носило это имя, никто над ним не издевался. Наоборот.

А.АТАНЕСЯН: Ну, знаете, люди все разные, по-разному реагируют. Но Андрей как режиссер – он, на самом деле, очень стеснялся ставить актерам задачу. Феклистов сейчас деликатно об этом промолчал, но ему было неловко своим коллегам что-то объяснять, чему-то их учить, потому что это его всегда смущало, поэтому он брал к себе в напарники сорежиссера Тамара Владимирцева, которая могла орать там, бегать на площадке, шуметь. Она из вторых режиссеров. Он этого делать не умел, он насилие на съемочной площадке не понимал вообще никогда. И с режиссерами так, очень осторожно себя вел, которые авторитарны на площадке, с которыми, если бы была возможность, и не работал бы. Но в этом смысле он, действительно, не был ни фанатиком, ни романтиком. Он хотел себя попробовать в этой профессии, потому что в профессии актера ему было тесно, очень тесно. И вот эти 2 картины, которые он делал... Вот, в Шерлоке Холмсе он не рискнул стать режиссером, хотя был продюсером и исполнителем роли Ватсона.

К.ЛАРИНА: Он – продюсер на этом фильме, да?

А.АТАНЕСЯН: Да, да.

К.ЛАРИНА: А ему предлагали быть и режиссером?

А.АТАНЕСЯН: Нет, не предлагали, но он мог попробовать себя или предложить себя. Но он даже не думал об этом, поскольку понимал, что материал очень большой, и пригласил режиссера, который, ну, сверхпрофессиональный и много раз доказавший свое право делать большую форму. Но в актерской профессии, повторюсь, ему было тесно. Ему хотелось, конечно, уйти в режиссуру. Но при этом все знают уже, что он прекрасно рисовал, просто замечательно.

К.ЛАРИНА: Вот это не все знают. Вот про это расскажите, потому что как-то люди обычные (ну, зрители), они мало про эту сторону его жизни знают. Там, действительно, был талант к рисованию, к живописи?

А.ФЕКЛИСТОВ: Как описать рисунок? Это надо показывать.

К.ЛАРИНА: Нет, ну он в каком стиле? Он что, шаржи рисовал или что рисовал?

А.ФЕКЛИСТОВ: Он рисовал просто ручкой, вот то, что я видел. Он рисовал некие шаржи, неких людей, у которых что-то растет из головы, а потом превращается в корабль.

К.ЛАРИНА: Такие, абстрактные рисунки, да?

А.ФЕКЛИСТОВ: Он рисовал какие-то свои фантазии. Но это было очень необычно, очень странно. То есть такой... А.АТАНЕСЯН: Нет, это не фантазии. Знаете, вот представьте себе, что рисунки Феллини, вот, в степени выразительности, если их видели, они еще и дополнены таким, сюрреалистическим образом вокруг. Причем, он рисовал, не отрывая ручки, все, так сказать, в одну линию. Это удивительная графика, очень редкая по форме, по смыслу и по степени эмоционального давления. Я думаю, что когда-нибудь надо будет...

К.ЛАРИНА: Выставку.

А.АТАНЕСЯН: Выставку.

К.ЛАРИНА: То есть там есть какие-то работы, которые можно показать?

А.ФЕКЛИСТОВ: Это находка для психотерапевтов, конечно.

А.АТАНЕСЯН: Да, да. Это такой мощный психоанализ можно сделать.

А.ФЕКЛИСТОВ: Но это очень интересно.

К.ЛАРИНА: А чем? Только ручкой рисовал или?..

А.АТАНЕСЯН: Ручкой, карандашом. Но, в основном, ручкой, да.

К.ЛАРИНА: И есть? Эти работы сохранились?

А.АТАНЕСЯН: Да, конечно.

А.ФЕКЛИСТОВ: То есть трудно себе представить вообще Андрея, взявшего холст, краски.

К.ЛАРИНА: Мольберт. (смеется)

А.ФЕКЛИСТОВ: Невозможно, да.

А.АТАНЕСЯН: Нет, нет.

А.ФЕКЛИСТОВ: Выходящего на природу.

А.АТАНЕСЯН: Нет-нет.

А.ФЕКЛИСТОВ: Невозможно.

А.АТАНЕСЯН: Только разве что в роли художника.

К.ЛАРИНА: А не писал сам сценарии?

А.АТАНЕСЯН: Не знаю, не знаю.

А.ФЕКЛИСТОВ: Нет. По-моему, нет. Я не знаю.

А.АТАНЕСЯН: Ну, он такой был, знаете? Он никогда не афишировал ни своих желаний, ни свою работу. Он не делился, не рассказывал.

А.ФЕКЛИСТОВ: Не хвастался, ничего. Невозможно было узнать. Я сейчас многое узнал нового для себя.

А.АТАНЕСЯН: Может, и писал. Но никому об этом не рассказывал, потому что или стеснялся, или не считал законченным. Или не писал.

К.ЛАРИНА: Последние его работы, вот, мы назвали, незавершенные, «Шерлок Холмс и Доктор Ватсон», да? И второй фильм как называется-то? Гетеры?

А.ФЕКЛИСТОВ: «Гетеры майора».

А.АТАНЕСЯН: «Гетеры», да.

К.ЛАРИНА: Что-нибудь видели? Какой-то материал смотрели?

А.АТАНЕСЯН: Нет, конечно.

К.ЛАРИНА: И Ватсона не видели, да?

А.АТАНЕСЯН: Нет, и Ватсона не видел, ничего. Кроме фотографий ничего не видел. Про Ватсона видел несколько фотографий, но они не дают представления о работе.

К.ЛАРИНА: Просто я слышала, что люди, которые работали с ним на этих фильмах, говорят о том, что это совершенно другой Панин, какая-то новая грань таланта, особенно как раз именно в «Гетерах». Говорили о том, что это какая-то совершенно невозможно важная работа в его жизни. Но мы про это пока не знаем ничего, да?

А.АТАНЕСЯН: Ну, Ксень, где вы видели не другого Панина?

К.ЛАРИНА: Он везде, да.

А.АТАНЕСЯН: Многие мои знакомые говорят «Панин везде одинаковый». Я говорю «Ровно на столько же одинаковый, насколько одинаковы Роберт Де Ниро или Джек Николсон». То есть, вроде бы, они одинаковые, но в то же время они совершенно разные. Поэтому я не удивлюсь, что в этих ролях он – новый. Во всех ролях он новый.

А.ФЕКЛИСТОВ: Андрей такой путь проделал, как мы видим, за 10 лет буквально с самого начала, когда он начал сниматься во всех сериалах подряд... Я говорю «А чего ты?.. Ты что? Куда ты рванул-то? Подожди-подожди. Не надо во всем-то уж совсем». Он говорит «Ну, вы же давно это все начали, а я-то ждал этого очень долго». Но потом он нашел в себе мужество просто человеческое и такое, художественное отказаться от многого, от потока просто. И мы наблюдаем просто за эти 10-12 лет, как вырос этот человек, как у него изменилось вообще лицо, фигура.

Я вот так смотрел на эти его фотографии, которые были на большом экране во МХАТе на прощании. Ну, мы не сговариваясь с женой, с дочкой, мы были все разных поколений, разные у нас вкусы. Какое красивое лицо. То есть человек если улыбается, то он улыбается. Если он думает, то он думает. Он удивительно был адекватен сам себе. Вот это, конечно, большой подарок природы, так сказать. И надо сказать, что последние фотографии (я его давно не видел), они меня тоже очень порадовали, конечно. Потому что это такая мощь, такая энергия и такой сложившийся, зрелый, чудесный человек... Конечно, очень жалко.

К.ЛАРИНА: Ужасно жалко. Саш, а про ваш фильм скажите тогда несколько слов, последний. Он когда появится?

А.АТАНЕСЯН: Мы планировали его осенью, но сейчас я буду пробовать ко дню рождения Андрея 28 мая сделать премьеру. Ну, это нуар по жанру. Мне все время интересно пробовать разные жанры, вот решил попробовать нуар, который в нашей стране не снимали. Андрей играет человека парализованного в инвалидной каталке, старика 70-летнего.

К.ЛАРИНА: Интересно.

А.АТАНЕСЯН: Поскольку он не может двигаться и поскольку он старый, он даже рукой не может сильно двигать, он все сделал глазами. Это надо видеть, как он это делал. Сейчас картина называется «Пока еще жива», она выйдет в прокат под этим названием. Ну вот постараемся 28 мая выпустить.

К.ЛАРИНА: Но он там целиком все успел? И отсняться, и озвучить, да?

А.АТАНЕСЯН: Ну да. Не, отсняться, естественно, потому что мы снимали в мае-июне. А озвучить там... Мы чистый звук писали. Ну, там надо было поправить, но это не принципиально – это мы почистим технически.

К.ЛАРИНА: Как вообще страшно, когда человека нет, а картина еще доходит после его смерти. Вот, мы после каждой смерти это наблюдаем. Это ужасное чувство, как меняются сразу акценты. Сразу же. Всегда будут меняться. Это было и с Владом Галкиным, когда он ушел и после его смерти были премьеры его фильмов, и Краско так же уходил, после его смерти была премьера фильма. Это просто, конечно, какая-то трагедия. Очень в молодом возрасте.

Я все время думаю, почему? Тут наши слушатели тоже пишут про это, что, видимо, это такой закон природы, что актер, он много тратит, не восстанавливается и какой-то ресурс исчерпывается, и что именно, может быть, кризис среднего возраста какой-то люди переживают. Почему такой тяжелый возраст для мужчин, для артистов?

А.АТАНЕСЯН: Ну, не знаю. Обычный возраст. По-разному уходят. Уходят и молодые очень, если вспомнить Даля. Уходят и очень старые. Дай бог им здоровья. Царев почти 100 лет прожил. Мы многих знаем. Это все по-разному. Как люди уходят, так и актеры. Они – такие же люди. Можно это мистифицировать, говорить, что «вот, он там горел». Ну, все горят. Это профессия.

К.ЛАРИНА: Ну, не все. Нет, все равно...

А.АТАНЕСЯН: Все. Ксюш, все. Это такой горький хлеб. Я вот последние несколько фильмов не делаю проб.

К.ЛАРИНА: Чтобы не унижать актера, да?

А.АТАНЕСЯН: Ну, если это дебют и, я не знаю что, но это вообще унизительно. Это одна из причин, почему я на телевидении не могу работать. «Сделайте пробы». Я говорю «Ну, какие пробы? Вы с ума сошли? Там 50-летний, 40-летний, 60-летний, даже 30-летний человек, за которым уже 10 ролей, ну, какие ему делать пробы?» Это же не старика пробовать или не какой-то исторический грим, похож он или не похож. А актерскую пробу делать очень унизительно. Им тяжело это. Им, действительно, очень... И мне неловко их приглашать на пробы, и им это обидно очень. Потому что, ну, посмотрите 20 ролей у актера, ну, понятно, что он может сделать или не может. А уж когда пробовать таких знаменитых и известных, это просто пощечина, да? «Приходите на пробу».

Я не знаю. Тяжело они живут все. В нашей стране вообще отвратительно они живут. С утра на съемку, потом на озвучание, потом в театр, потом на репетицию. Я не могу на это смотреть просто. И потом мы говорим «Они уходят, они умирают». Потому что они работают на износ и платят им отвратительно мало.

К.ЛАРИНА: И никаких авторских прав нету, никаких отчислений. Ну вот тут у нас актер сидит. Саш, согласен с такой картиной страшной?

А.ФЕКЛИСТОВ: Да бог ее знает. Как к этому относиться. Мне кажется, Панин умел как раз относиться к этому более философски и пытался выпрыгнуть из этой колеи, что ему не всегда удавалось. Пытался узнать себя в других каких-то качествах. Иногда очень далеко уходил в знании, в узнавании этих качеств.

К.ЛАРИНА: Но можно себя сберечь, что называется, когда ты в такой гонке находишься бесконечной, в таком конвейере?

А.ФЕКЛИСТОВ: Ну, тут очень трудно об этом говорить, потому что иногда ты попадаешь к очень неумелым людям. И я, кстати, у Андрея это прочел в интервью. Он говорил о том, что очень много фильмов появилось. А откуда появилось столько фильмов? Где такое количество специалистов? Где такое количество актеров, которые могли бы соответствовать этим высоким требованиям? Их нету. Появляются люди, которые я вижу, как люди разговаривают с говором, как люди, вообще не имеющие никакой школы. Это мы же все наблюдаем. Это унизительно и для зрителя, и для актеров. И участвовать в этом тоже сложно. Поэтому... Хочется оттуда выпрыгнуть или иметь кого-то, с кем ты будешь на какой-то одной волне.

К.ЛАРИНА: Говорить на одном языке.

А.ФЕКЛИСТОВ: Таких людей мало, снимают они редко. А в театре еще реже, мне кажется, это встречается. Поэтому...

К.ЛАРИНА: Ну вот Андрею повезло – он встретил Атанесяна на своем пути.

А.АТАНЕСЯН: Ну, я не тот режиссер, который...

К.ЛАРИНА: Но все равно много сделал с вами.

А.АТАНЕСЯН: Да. Во всех моих фильмах снялся.

К.ЛАРИНА: Все, мы должны заканчивать уже. Я благодарю вас за то, что вы пришли сегодня к нам. Александр Феклистов, Александр Атанесян. А Андрей Панин, конечно же, остается. Тем более, как я уже говорила, еще нас ждут премьеры, и их как минимум сегодня 3 мы насчитали, а, может быть, и того будет больше. Уже посмертных премьер. Спасибо большое вам.

А.ФЕКЛИСТОВ: Спасибо.

А.АТАНЕСЯН: Спасибо.