Аркадий Инин - Дифирамб - 2013-02-03
К.ЛАРИНА: 13 часов 15 минут. Добрый день еще раз. В студии Ксения Ларина, ведущая программы. А в гостях у нас сегодня замечательный писатель, кинодраматург Аркадий Инин. Здравствуйте, Аркадий Яковлевич.
А.ИНИН: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Большой хулиган. Он так, скромно держится, на самом деле, хулиган. Здрасьте.
А.ИНИН: Очень скромно.
К.ЛАРИНА: Дорогие друзья, напомню номер SMS +7 985 970-45-45 – это для ваших вопросов. Посмотрим, может быть, телефон включим – напомню номер +7 495 363-36-59. Я прямо сразу начну с вопроса слушателя, который, похоже, знает вас очень давно. Но здесь у нас ник, не очень понимаю, как его расшифровать. «Алик, привет».
А.ИНИН: Алик, да. Это меня так зовут.
К.ЛАРИНА: «Ты доказал, что Харьковский политехнический, действительно, кузница кадров. Мне посчастливилось с тобой делать вечер студотрядов в Доме студентов, дай бог памяти, в 1965 году. Вопрос простой. Ты написал много плохих и много хороших сценариев для кино. А есть фильмы, за которые стыдно?»
А.ИНИН: За которые стыдно? Не-а. Нет. Есть фильмы, за которые радостно. А чтобы стыдно, нет, нет. А я ничего такого дурного не писал, чтобы это можно было так измерзавить, что стыдно. Просто фильм плохой, да, есть.
К.ЛАРИНА: Неудачно когда воплощается фильм на экране, да?
А.ИНИН: Нет, почему? Может быть, и сценарий был такой.
К.ЛАРИНА: А резали много? Вот я имею в виду, по цензурным соображениям? Заставляли что-то менять?
А.ИНИН: Меня не резали.
К.ЛАРИНА: Нет?
А.ИНИН: Мне так вот, царство ему небесное (недавно ушел), бывший зампред Госкино Борис Павлёнок, он меня всегда называл «Инин – главный оптимист советского кино». Поэтому ничего мне... Я же пишу про любовь и разлуку, чего меня резать? Я же не пишу... Когда меня представляют сатириком, я всегда опровергаю, я не сатирик, я – лирик, я – юморист, может быть. Я пишу про любовь и разлуку с улыбкой. А чего там резать?
К.ЛАРИНА: А сегодня можно писать вот так, так же, как и тогда? Ничего не мешает?
А.ИНИН: Для кино нельзя. Полностью, как говорил, Феллини, мой кинозритель умер. Умер тот кинозритель, который ходил на «Одиноким предоставляется общежитие», на «Однажды 20 лет спустя», на «Отцы и деды» и так далее, на любимые фильмы тогда миллионов. Сегодня это бессмысленно. Мне говорят «Почему ты опять не напишешь «Одиноким»?..» Потому что там 14-летние пацаны с поп-корном, им вся эта история, кто кого женил, кому помог избавиться от одиночества, им это все нафиг. Потом для кино так писать уже невозможно. А для телевидения – да, я пишу активно.
К.ЛАРИНА: То есть зритель, все-таки, не умер? Тот зритель, который раньше ходил в кино, он сидит сегодня дома?
А.ИНИН: Нет, кинозритель, то есть зритель, посещающий кинотеатр, умер. Но он, слава богу, еще жив и сидит дома у телевизора.
К.ЛАРИНА: А почему жанр лирической комедии остался далеко в прошлом? Сегодня этого жанра вообще нету.
А.ИНИН: Это у тебя, может быть, тут нету, а у нас есть.
К.ЛАРИНА: Ну-ка?
А.ИНИН: На телевидении я все время пишу лирические комедии.
К.ЛАРИНА: Ну а что там было последнее из вашего?
А.ИНИН: Ну, это же сейчас я начну называть, но это же пустое. Вот, к Новому году была премьера картины, которая так и называется «Люблю, потому что люблю». Вот, казалось бы. Ну, кто ее знает? Никто. Второй канал, все очень хорошо прошло, хороший рейтинг. Но их же сейчас миллионы. Поэтому...
Это раньше выходила картина, смотрело 70 миллионов зрителей и она становилась популярной. А сегодня так.
К.ЛАРИНА: То есть лирическая комедия есть, она просто тонет в этом, как бы, общем вареве, которое существует?
А.ИНИН: Да, да, да. Потому что ее же всегда трудно писать.
К.ЛАРИНА: А комедиографы существуют, которых вы могли бы назвать? Уровня Гайдая, конечно, нет.
А.ИНИН: Нет. Конечно, нет.
К.ЛАРИНА: Почему?
А.ИНИН: Ну, откуда я знаю? Этого я не знаю. Вот так вот. Это очень сложно. Почему мы не можем делать хорошую обувь, например?
К.ЛАРИНА: (смеется) Нет, ну, мы ее никогда не могли делать. А комедии, все-таки, делали.
А.ИНИН: А комедии делали, да. Ну, потому что было другое восприятие жизни. Может быть, наивное, но очень оптимистическое. Верилось в хорошее людям (народу). Верилось в хорошее. Сегодня народу не верится ни во что хорошее, так мне кажется. И поэтому предлагать им, ему, зрителям рождественские истории, которые я пишу, в кино невозможно. А на телевидении, слава богу, можно.
К.ЛАРИНА: А почему не верится в лучшее?
А.ИНИН: Ну, почему. Потому что мерзость вокруг. Сейчас мы перейдем с тобой на политику вместо Гайдая. Потому что мерзость вокруг.
К.ЛАРИНА: Не, ну давайте уже конкретизировать. Что такого мерзостного кругом вы видите?
А.ИНИН: Ну, ты – странный человек. Вся жизнь омерзительная вокруг. Что тебе еще сказать? Я не знаю. Нас коммуняки, помнишь, пугали, что вот капитализм придет и там будет человек человеку волк, да? Мы смеялись над этим. Сегодня мы видим, что, действительно, человек человеку волк. Нас коммуняки пугали, что при коммунизме будет власть денежного мешка и бабки будут решать всё. Мы смеялись. Теперь мы видим, что они всё решают. Нас коммуняки пугали (особенно, вот, важная вещь), при капитализме у человека нет уверенности в завтрашнем дне. Мы смотрели на ихние хаусы, машины на фотографиях, думали «Нам бы такую неуверенность в завтрашнем дне». Сегодня мы видим, простая вещь: оказалось, правда. Ни один из нас, даже я, вроде бы, уже успокоившийся, нет уверенности в завтрашнем дне.
Начну тебе рассказывать, что при советской власти каждый понимал, что будет пенсия 3 копейки, но она будет и все спокойно, и с работы его не выгонят и так далее. Сегодня весь народ в стрессовом состоянии и не имеет уверенности в завтрашнем дне. А раз нет уверенности в завтрашнем дне, то соответствующая нервозность в обществе существует.
К.ЛАРИНА: Кошмар.
А.ИНИН: А то нет, а то нет? А то ты сама не знаешь?
К.ЛАРИНА: Ну, понимаете, в чем дело?..
А.ИНИН: Нет.
К.ЛАРИНА: ...Конечно же, когда вспоминаешь годы советской власти, конечно же, вспоминается масса всяких унижений отвратительных со стороны власти, со стороны государственной машины, да?
А.ИНИН: Да.
К.ЛАРИНА: Но для меня все время загадка. Вот, моя любимая тема. Почему тогда при таком разгуле тотальной цензуры по всем фронтам все равно советская культура, ну, скажем так, не советская культура, а культура советского времени – это был какой-то ренессанс, да? Ну, можно говорить, и театр, и кино, и литература. Все-таки, масштаб личности был другой. Вот, мой вопрос: чем это можно объяснить?
А.ИНИН: Я тебе отвечаю. Разве вопрос только в литературе и в этом? На все вопросы... Я часто встречаюсь с аудиториями разными, ну, сейчас реже, конечно. И на все вопросы я даю только один ответ. Меня спрашивают «Почему у нас омерзительная культура, почему жуткие фильмы, почему гадость идет на экране? Что нужно сделать?» Я отвечаю «Надо вернуть советскую власть». Когда у меня спрашивают «Что ж сделать, чтобы наш спорт снова был замечательный? (другая, вроде, сфера) Чтобы наш спорт был замечательный, чтобы снова наши спортсмены боролись за идею, за честь родины, а не за бабки?», я отвечаю «Вернуть надо советскую власть». Меня спрашивают «Что сделать, чтобы школы не превращались в этот рассадник, как сейчас, наркоманов, чудовищный уровень образования, упал ниже плинтуса и так далее?» Я отвечаю «Сделать можно только одно – вернуть советскую власть. А так как вернуть советскую власть невозможно, то и ничего с этим хорошего не будет – ни со школой, ни со спортом, ни с культурой». Вот такой оптимистический вывод я тебе выскажу.
К.ЛАРИНА: Слушайте, ну это какая-то жуткая... Апокалипсис такой.
А.ИНИН: Жуткая, но реальная ситуация.
К.ЛАРИНА: Но подождите. Есть много стран в мире...
А.ИНИН: Мы пришли говорить про Гайдая или нет?
К.ЛАРИНА: Подождите. Есть много стран в мире, где не было советской власти.
А.ИНИН: Да.
К.ЛАРИНА: Но тем не менее, там есть и культура, и шедевры, и образование, все это есть. Почему сегодня тогда отправляют учиться своих детей люди, которые могут себе это позволить, в Англию или в Америку?
А.ИНИН: Потому что это понты. Потому что это чистой воды понты.
К.ЛАРИНА: То есть там не лучше образование?
А.ИНИН: Конечно. Поговори с ними. Я говорил с десятками людей, которые отправили в Англию и так далее. Они за головы хватаются. Они говорят «Пришла моя девочка, она училась у нас до 4-го класса. Пришла туда (в Англию), боже мой, в 4-м классе они учат то, что она в первом». Они вообще не понимают ничего. Они... Ну, в общем, наверное, у тебя тоже были такие разговоры. Там абсолютно убогий уровень. То есть он очень хорош как специализированный. Вот, если у него есть специализация – там, химия, там, молекулярная, там докопаются до последних этих самых. Но про «Волга впадает в Каспийское море», про «Иван Грозный убил своего сына»...
К.ЛАРИНА: Их вообще Волга не интересует. И Иван Грозный.
А.ИНИН: ...про «Дважды два равняется четыре», про это речи нет. Нету. Ну, десятки людей мне говорят «Какой ужасный уровень». Ну, кто-то забирает, понимая, что нельзя ребенка губить окончательно, а кто-то говорит «Ну, ничего. Зато язык усвоят, зато, может быть, там в какую-нибудь фирму пристроится». Это все такое.
К.ЛАРИНА: То есть правильно ли я понимаю, что всем самым лучшим в себе вы обязаны советской власти?
А.ИНИН: Ну, однозначно-однозначно.
К.ЛАРИНА: И что культура лучше была при советской власти?
А.ИНИН: Все было лучше.
К.ЛАРИНА: И образование?
А.ИНИН: Значит, я рассказываю. Для того, чтобы очень коротко сказать. Ну, мы не о Гайдае. Мы же о Гайдае собрались говорить.
К.ЛАРИНА: Подождите-подождите.
А.ИНИН: Хорошо. Очень коротко постараюсь. Советская власть – это было... Я имею в виду, кстати, советскую власть не вообще, а советскую власть периода застоя.
К.ЛАРИНА: Брежневское время, не сталинское.
А.ИНИН: Да, брежневское. Это было большое зло. Тотальный дефицит еды, обслуживания, тотальный дефицит. Чудовищная политическая цензура, власть одной партии, железный занавес, через который мы не выпускались. Это было зло.
Сегодняшняя власть советская, немецкая (как ты хочешь), это тоже зло.
К.ЛАРИНА: «Немецкая» - это хорошая оговорка. (смеется)
А.ИНИН: Да, да. В общем, нынешняя власть, рыночная экономика – это тоже зло. Это вместо политической цензуры цензура денег, дикое количество наркоманов и организованная преступность, пенсионеры, роющиеся по помойкам. Ну, что я буду перечислять? Ты все знаешь. Та самая ненависть чудовищная омерзительных богатых и нищих людей, вот этот разрыв чудовищный.
Вчера мне Паша (не буду называть фамилию), я привожу ребенка в школу, трое приезжают... Обычная школа, трое приезжают на Бентли. Поэтому... Я повторяю, не прекрасная была советская. Это было зло. Сегодняшняя – тоже зло. Дальше каждый для себя делает выбор из двух зол. На мой взгляд, советская власть была гораздо меньшим злом, но масса моих друзей, которые при советской власти там чахли в каких-то НИИ, там, всё, сейчас они бизнесмены, предприниматели, они говорят «Ты что, идиот? Как ты можешь это сравнивать?» Для них выбор – сегодняшний. Это выбор каждого человека.
К.ЛАРИНА: Но идеальной модели мира для вас не существует?
А.ИНИН: Нету, нету. Для меня нету. Как Черчилль там говорил? По-моему, Черчилль, что демократия – это чудовищное вообще устройство, но ничего лучшего человечество не придумало. Поэтому я не знаю идеальной. Я знаю только, что тогда было лучше, чем сейчас. Вот и всё, что я могу сказать. Я о себе.
К.ЛАРИНА: Может быть просто потому, что мы были моложе?
А.ИНИН: Нет, вот это самый глупый довод, самый идиотский довод, что мы тогда были молодые, поэтому... Во-первых, я был очень немолод, мне уже 100 лет в обед.
К.ЛАРИНА: Во-первых, вы прекрасно выглядите, не надо.
А.ИНИН: Выгляжу я неплохо, да, потому что все время халява. Прекрасно живу сейчас – халява, фуршеты-муршеты, кормят за казенный счет, премьеры, то да сё. Так что, вроде, грех жаловаться.
Знаешь, как говорил, опять же, не помню кто. Все время ж приписывают всякие цитаты разным людям. То ли Светлову приписывают Михаилу, то ли Сергею Владимировичу Михалкову. Говорит «Сижу в президиуме, а счастья нет». Вот у меня сегодня такая ситуация – сижу в президиуме, а счастья нет. То есть мне не на что жаловаться, в этом все и дело.
К.ЛАРИНА: Так конечно, вы востребованы, вы занимаетесь любимым делом.
А.ИНИН: Да-да.
К.ЛАРИНА: Ваш труд оплачивается.
А.ИНИН: Оплачивается, гораздо лучше.
К.ЛАРИНА: Чем при советской власти.
А.ИНИН: Да, да. Но не в этом же дело.
К.ЛАРИНА: А счастья нет.
А.ИНИН: Если у тебя есть время, еще одну байку, над которой мы смеялись в советские времена, а сейчас я ее понимаю. Значит, Володя Солоухин – помнишь, такой замечательный поэт был, так вот «окал» - Дом писателей, его встречают. Говорят «Володя, чего ты такой грустный? Чего у тебя там? Книжку зарубили, что ли?» - «Да нет, только что вышел четырехтомник в «Советском писателе» - «А чего ж, квартиру, может, не дают?» - «Нет, вот на Высотке дали, 5 комнат, все хорошо» - «А что, может, с дачей?» - «Нет, Переделкино, двухэтажную дачу дали, все хорошо» - «А чего ж ты такой грустный?» - «А народ плохо живет».
Значит, мы и я смеялись над этим. Сегодня я абсолютно понимаю эту ситуацию. Мне не на что жаловаться. Но видеть омерзение вокруг я не могу. Кроме тебя, ты – красавица.
К.ЛАРИНА: Надо с этим бороться. Бороться надо.
А.ИНИН: Бороться – нет. Как бороться?
К.ЛАРИНА: Никогда не было такой мысли?
А.ИНИН: Не, никогда. Я не борец.
К.ЛАРИНА: Взять дрын и пойти бороться.
А.ИНИН: Нет. Причем, жизнь показывает, что борьба только приводит почему-то к ухудшению. Как? Ведь, мы ж боролись. Ведь, мы же как боролись? Ну, кто-то сильно боролся, кто-то меньше. Но как мы были одухотворены Перестройкой, как мы мечтали свергнуть эту идиотскую советскую власть, которую я сегодня защищаю, которую я в те времена поливал на кухнях вместе со всеми. Как мы мечтали. И чего? Хотелось как лучше, получилось как всегда – великая фраза Черномырдина.
К.ЛАРИНА: Ну что? Наше лирическое отступление закончилось...
А.ИНИН: Про Гайдая мы будем говорить или нет? (смеется)
К.ЛАРИНА: Да. У нас сейчас будет выпуск новостей, а потом будем говорить совсем уж о хорошем, будем вспоминать о том, какие раньше были замечательные люди.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Продолжаем нашу творческую встречу печальную с комедиографом Аркадием Ининым. Еще раз напомню номер SMS +7 985 970-45-45. Какое-то такое настроение у нас получилось печальное, действительно. Я вот пока шли новости и реклама, я тоже вспоминала, как бы, всю эту советскую жизнь. И думаю, что, наверное, все-таки, действительно, все равно самые счастливые были люди – это люди, которые занимались творчеством и тогда, и тогда тоже. Потому что это была попытка, все-таки, жить в свободном пространстве. Вот, как бы, ты сам себе этот уровень свободы выстраиваешь и устраиваешь круг людей, с которыми ты общаешься, правда же? Все равно какой-то момент внутренней миграции присутствовал. Может быть, от этого кажется, что тогда было лучше. Сегодня это невозможно, потому что сегодня если кому-то повезло, то уж повезло. А если нет, так это полная задница совсем.
Вот, ваш ближний круг из кого состоял в то время, в советское?
А.ИНИН: Ну, естественно, из тех же, из кого и сегодня, слава богу, кто живы. Это, в основном, были коллеги по кино, коллеги по юмору, прежде всего, клуб «12 стульев» «Литературной газеты» знаменитейший, который объединял очень многих, не просто объединял, а был такой колыбелью многих юмористов, писателей. Не все мы были, конечно, друзья и братья, но многие как-то и были, и остались моими друзьями, прежде всего, мой тезка Аркадий Арканов. Замечательный мой друг, к сожалению ушедший, Гриша Горин, Толя Трушкин, Миша Мишин, Сеня Альтов. Вот это, так сказать... Ну, это наше поколение. Кто-то помоложе меня, кто-то постарше, наоборот, как Аркан. Это, вот, писатели-собратья.
И в кино это тоже драматурги, потому что у нас, ведь, работа такая, особая. Кино-то вообще дело коллективное, как известно. Но все варятся на студии – режиссеры, актеры, там, операторы, а драматурги, сценаристы – мы, все-таки, такие, домашние, одинокие волки, на машиночке и отдаем. Поэтому у нас не было, в нашем цехе невозможна была вражда, конкуренция типа как в актерском, предположим. Нет, в основном, мы были...
К.ЛАРИНА: У каждого была своя какая-то линия жизни.
А.ИНИН: Была своя ниша, и мы встречались не так часто. Ну, если встречались, то дружески. И были прекрасные... Вы понимаете, я, ведь, буду называть фамилии драматургов, и в советское время это было понятно. Это замечательный драматург Валентин Черных, Володя Валуцкий, Евгений Григорьев, Александр Бородянский и так далее. Это все фигуры и это все товарищи, хотя кто-то уже ушел. Эдик Володарский, вот, недавно ушел, замечательный драматург. Но это были персоны. Сейчас, ведь, нету сценаристов, которых я бы назвал, а вы бы их знали. Ну, я цехово кого-то знаю, да?
К.ЛАРИНА: Арабов.
А.ИНИН: Ну, Арабов, да, это наш завкафедрой, кстати, во ВГИКе, прекрасный Арабов. И то это ты его знаешь.
К.ЛАРИНА: Миндадзе.
А.ИНИН: Миндадзе тоже. Но это все, опять же, из той же школы. С Миндадзе я живу в одном доме, с Мережко Витей. Вот, еще Витя Мережко прекрасный. Я же говорю, это старая школа. Да, эти, конечно... Называют «Мережко», сразу «Полеты во сне и наяву», всё понятно. Называют «Арабов», и понятно, «Фауст» и так далее. И он – завкафедрой наш, я – профессор на этой кафедре, между прочим.
К.ЛАРИНА: Во ВГИКе?
А.ИНИН: Да. Не так просто. Ты со мной как-то так, панибратски, а я – профессор, между прочим. (смеется) Вот эта школа.
Сегодня в титрах на телесериалах – там же братские могилы.
К.ЛАРИНА: Там – да, человек 5 в лучшем случае.
А.ИНИН: Хотя, есть яркие ребята, есть. И я их знаю, потому что я во ВГИКе 20 лет уже профессорствую, поэтому я, конечно, знаю. Но так, как раньше знали сценаристов и как это были фигуры, сейчас этого нет.
К.ЛАРИНА: А почему?
А.ИНИН: Опять «почему». Сменилась ситуация.
К.ЛАРИНА: Ну подождите. Есть ВГИК, вы – профессор, у вас там вся замечательная кафедра имя на имени и именем погоняет.
А.ИНИН: Да. Эти имена остались, а эти – нет.
К.ЛАРИНА: А почему?
А.ИНИН: А потому что все другое, сместилось кинопроизводство, все другое. Теперь это, особенно телепроизводство – это же... Как машины на конвейере Форда или обувной конвейер. Вот, как раньше, если тебе интересно? Я работал с Гайдаем, я работал с Володей Бортко, ну, с замечательными режиссерами. Приезд сценариста на площадку – это было счастье, ну, если мы на одной волне. Ну, как правило, на одной. Мы садились, мы смотрели отснятый материал, видели что-то не так. Мы смотрели съемку. И что-то оба понимаем, что-то не так. «Давайте подумаем», - мы говорили. Останавливали съемку, шли в гостиницу, думали, на другой день все опять.
Сегодня приезд сценариста на площадку – это катастрофа, потому что слова «Давайте подумаем» - они совершенно невозможны на конвейерном производстве что на телевидении, что в кино. Это одно и то же, что идут по конвейеру башмаки, а автор подходит и говорит «Вот, что-то шнурок, мне кажется, у этого не очень хороший. Давайте шнурки поменяем, давайте подумаем. Останавливаем конвейер». Это невозможно! Невозможно. Поэтому от меня как... А я – дотошный, я люблю на съемках быть. Не потому, что я хочу что-то давать указания, просто душа болит. От меня скрывают, где съемки идут, меня не зовут на съемки.
К.ЛАРИНА: Чтоб не мешался, да?
А.ИНИН: Да. Потому что это несчастье. А если автор приедет, он обязательно скажет «Давайте подумаем». А это для продюсеров – это убийственная фраза, понимаешь? Убийственная. Поэтому всё меняется.
К.ЛАРИНА: То есть изменился, как бы, сам способ производства.
А.ИНИН: Способ кинопроизводства, который раньше подчинялся идеологии... Да, это ужасно, идеология, всё – опять возвращаемся к вопросу о советской власти. Конечно, ужасная идеология, диктат, там, все это самое. Но все равно это же была какая-то идеология, как бы тебе сказать, построенная на гуманистических принципах. То есть мы говорили о любви, о человеческом достоинстве, о том, что герой должен быть герой и так далее. Не важно, что...
К.ЛАРИНА: Правда это или нет.
А.ИНИН: ...правда или неправда. Не важно, что идеология у нас была, предположим, ложная, хотя, тоже можно поспорить. Но это была идеология.
К.ЛАРИНА: Идеология была прекрасная! Но способы достижения цели были чудовищные, античеловеческие.
А.ИНИН: Это да. А сейчас идеология одна – надо смену, надо 9 часов, 12 часов, сколько положено, иначе отставание, иначе мы теряем бабки. Вот и всё. Так как этому подчинено... Ну, кроме редчайших. Конечно, все равно остался Герман, который там 10 лет уже делает кино, остался наш любимый Марлен Хуциев, который у нас называется Дедушка русской пролонгации, который много делает, еще кто-то. Но таких единицы. А остальные вынуждены жить или да, или они из конвейера выбрасываются, вот и все.
К.ЛАРИНА: Но все равно мне кажется, что талантливых людей все равно много сегодня.
А.ИНИН: Много.
К.ЛАРИНА: И среди молодых ребят много.
А.ИНИН: Обязательно. Это неиссякающе. Вот, я все поругал-поругал, потом мне говорят «Так что, таланты закончились?» Да никогда в жизни! Никогда в жизни. Таланты происходят, они есть, они рождаются. Но им просто проявляться гораздо труднее в этой ситуации.
К.ЛАРИНА: Ну вот как раз вопрос о государстве тогда. Оно должно этим заниматься, да? Обеспечить эту возможность человеку совершенно спокойно делать то, что он умеет, и умеет это делать качественно.
А.ИНИН: Да нет-нет, это опять наив. Это опять наив. Я со свойственной мне жесткостью и жестокостью повторяю, государство ничем в ситуации рыночной экономики, государство ничем помочь не может. Оно может миллионы туда вбухивать в это дело, оно ничего не сделает. До тех пор, пока во главе будет рубь, а не идея, до тех пор будет все так.
К.ЛАРИНА: Послушайте, но и раньше также было.
А.ИНИН: Есть один путь – вернуть советскую власть. Другого пути...
К.ЛАРИНА: Ну, как вы можете вернуть советскую власть без...
А.ИНИН: Нельзя.
К.ЛАРИНА: То есть вы хотите, чтобы была советская власть, но без цензуры, без КПСС, да? Без чего там еще? Без идеологии страшной, да?
А.ИНИН: Нет-нет. Я хочу, чтобы была советская власть, цензура, с идеологией...
К.ЛАРИНА: Но тогда это не советская власть, это что-то другое.
А.ИНИН: Нет, с цензурой, с идеологией, со всеми делами.
К.ЛАРИНА: С цензурой?!
А.ИНИН: Потому что этот ужас... Повторяю, это ужас. Цензура, железный занавес...
К.ЛАРИНА: И железный занавес хотите вернуть?
А.ИНИН: И кость, за которой мы стояли 8 часов.
К.ЛАРИНА: Да, и бросались, когда вывозили в гастрономе тележку.
А.ИНИН: Да. Это ужас, повторяю. Но этот ужас для меня, только для меня (не для всех) лучше сегодняшнего кошмара. Вот всё, что я тебе могу сказать.
К.ЛАРИНА: Вы какой прямо эгоист.
А.ИНИН: Ну, я... Ну, я тебе честно рассказываю. Я готов снова стоять 8 часов в очереди за колбасой, если при этом не будет в стране наркомании, чего никогда не было при советской...
К.ЛАРИНА: Но это невозможно сегодня.
А.ИНИН: А невозможно, поэтому, ну, что ты хочешь от меня?
К.ЛАРИНА: То есть и колбасы не будет, и наркомания будет. Вот, что будет, вы понимаете?
А.ИНИН: Я вынужден привести слова нашего любимого президента Владимира Владимировича Путина, который сказал «Тот, кто...»
К.ЛАРИНА: «С мечом придет».
А.ИНИН: Не-не-не, он сказал очень правильную вещь. «Тот, кто не печалится по поводу развала Советского Союза и советской власти, у того нет сердца. А тот, кто надеется, что можно вернуть советскую власть, у того нет ума». Это абсолютно правильно: вот, у меня есть сердце, но нет ума.
К.ЛАРИНА: Ну хорошо. Давайте про Гайдая.
А.ИНИН: Давайте про Гайдая любимого.
К.ЛАРИНА: 90 лет исполнилось со дня рождения.
А.ИНИН: 90 лет Леониду Иовичу.
К.ЛАРИНА: Гению совершеннейшему. Вот, бессмертные вещи. Казалось бы... Опять же про советскую власть. Казалось бы, абсолютно советское кино.
А.ИНИН: И он – человек совершенно, абсолютно советский.
К.ЛАРИНА: Да. Казалось бы, те вещи, которые сегодня показываются в этих фильмах, когда мы их смотрим по телевизору, это совсем другая эпоха, вообще какой-то позапрошлый век. И люди... Выросло уже не одно поколение, которое вообще не понимает, что это такое. Но почему это опять стреляет? Почему это опять востребовано? Почему опять все хохочут? Почему все понимают, про что? В чем секрет?
А.ИНИН: Потому что это про людей, а не про олигархов, там, бомжей, там, этот, офисный планктон и так далее. А это просто про людей. Про людей с их проблемами. Все равно опять возникает то, о чем я говорю, о чем я пишу. Любовь, разлука, измены. Всё – понятные вещи.
К.ЛАРИНА: Но юмор-то какой замечательный.
А.ИНИН: И юмор замечательный.
К.ЛАРИНА: «В соседнем районе жених украл члена партии». (все смеются)
А.ИНИН: У нас был вечер, вот, был 3 дня назад в Доме кино, 90-летие Гайдая, там начинали мы с афоризмов, такой сделали бобслей. Зал умирал, хотя он знает каждый наизусть.
К.ЛАРИНА: Это культурный код страны вообще, вот, фильмы Гайдая, да?
А.ИНИН: Да, да. Потому что он, ведь, как говорил? Вот, когда мы начали с ним делать, вернее, он начал со мной делать «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон Бич опять идут дожди», он сказал «Аркадий Яковлевич (он был на вы только), Аркадий Яковлевич, мы будем писать сценарий (и третий – Юра Волович, мы втроем это делали), Аркадий Яковлевич, Юрий Самсонович, мы будем писать сценарий для детей». Ну, как-то у нас замысел был совсем другой, ну, все эти дела там... Мы не поняли. Он сказал «Все очень просто. Если мы сделаем так, что дети поймут и будут сниматься, и почувствуют, и заплачут, и засмеются, и испугаются, то взрослые как-нибудь постепенно тоже до этого подтянутся». И у нас даже титры, если помнишь, в этом фильме, «Это фильм для детей младшего, среднего, старшего и пожилого возраста».
Вот в этой детскости что-то, может быть. И второе, я всегда говорю... Вот, печально, кстати, повторять эти слова. Я всегда говорю, потому что Леонид Иович ушел 20 лет назад. Поэтому за 20 лет уже все переговорено, все байки рассказаны. Поэтому я вынужден опять говорить, я всегда говорю, что Леонид Иович был уникален. 5 лет мы вместе последние провели, 2 картины сделали, 3-ю замышляли. Я пытался научиться – этому научиться невозможно. Он был человек из зала. Понимаешь? Я, вот, по ту сторону экрана, все-таки, я смотрю в зал. Наверное, несколько высокомерно, наверное, несколько снисходительно. А он был абсолютно человек из зала. И он чувствовал, что нужно залу. Этому я пытался научиться, повторяю, но невозможно – это надо родиться.
К.ЛАРИНА: То есть он снимал так, как чувствовал, нужно именно человеку, который здесь сидит, да?
А.ИНИН: Да, он понимал, что поймут, почувствуют, над чем заплачут, над чем засмеются. Ну, это... Мы же говорим о гениальном? Ну вот гений.
К.ЛАРИНА: Он повторялся, как вы считаете?
А.ИНИН: В каком смысле?
К.ЛАРИНА: Ну, вот, как художник он повторялся?
А.ИНИН: Да по-моему, нет.
К.ЛАРИНА: Нет?
А.ИНИН: Нет. Он только любил рассказывать, что он то слямзил у Чаплина, это слямзил у Чаплина. Мы всегда смеялись, говорили «Ну где? Покажите». Он показывает, мы говорим «Да ничего общего. Ну, какой-то там крючок оттуда». А это был его кумир абсолютный (Чаплин).
К.ЛАРИНА: А дружили они друг с другом вообще, вот, все комедиографы?
А.ИНИН: Нет-нет. Это были абсолютно... То есть у них были ровные добрые отношения, но дружбы – нет, нет, нет. Ну, во-первых, была великая троица и есть, слава богу, ну, без Леонида Иовича – Эльдар Рязанов, Георгий Данелия и он. И, конечно, они очень ревностно... Они все трое замечательные, все. Но все разные. Ну, мне кажется, они достаточно ревностно относились к творчеству друг друга. А так у них были добрые, очень хорошие отношения.
К.ЛАРИНА: Он всегда любил себя снимать, камео такие делал в каждом фильме.
А.ИНИН: Нет.
К.ЛАРИНА: Или не во всех?
А.ИНИН: Нет, нет. Это я всегда в своих фильмах. Как ты говоришь, «камео»?
К.ЛАРИНА: Камео.
А.ИНИН: Красивое слово. Я запишу.
К.ЛАРИНА: (смеется)
А.ИНИН: Я это называю «мелькнуть лысиной».
К.ЛАРИНА: Ну вот камео, да-да-да.
А.ИНИН: Я в своих фильмах, там, сижу на остановке, пройду через ресторан, там не знаю, вот такое. Это я. А он – нет, он был потрясающий актер. Мы, опять же, на этом вечере показывали, он играл главную роль в молдавском фильме, который Борис Барнет снимал, «Ляна» назывался.
К.ЛАРИНА: Он играл главную роль?
А.ИНИН: Главную роль. Он такой смешной, он такой трогательный. Ну, вообще он актер по образованию, в Иркутском театре играл. Потом он играл у себя в «12 стульях», играл Коробейникова, архивариуса. И последний был его вот такой крохотный эпизод – это «На Дерибасовской хорошая погода».
К.ЛАРИНА: Когда из ресторана его выносят.
А.ИНИН: Он из ресторана, да... Не он выходит, а его выносят с оторванной ручкой автомата, потому что это... Это у меня.
К.ЛАРИНА: Телефон.
А.ИНИН: Извините, я выключу.
К.ЛАРИНА: Музыка такая, красивая.
А.ИНИН: Ну, у меня, конечно, навзрыд.
К.ЛАРИНА: Такая еврейская скорбь вся в этой музыке. (смеется)
А.ИНИН: Нет, это армянская какая-то.
К.ЛАРИНА: Армянская?
А.ИНИН: Да. Ну, они же все смахивают. Да перестань, Дима! Давай послушаем?
К.ЛАРИНА: Красивая.
А.ИНИН: Это скрипки. Сейчас еще больше заплачут. А я пока буду говорить. Значит, вот этот...
К.ЛАРИНА: Не слышно так. Вас не слышно. Наоборот, вы ближе, а телефон подальше. Вот.
А.ИНИН: Видишь, заплакали скрипки? (говорит по телефону) Не могу, извини, в эфире. Через полчаса. Всё.
К.ЛАРИНА: Ну?
А.ИНИН: Извините, забыл выключить. Это, опять же, его умение посмеяться и над собой самим. Дело в том, что у него была мания игры на этих самых, на автоматах. Он был сумасшедший. У него не было никаких этих, только одна у него была – он играл на одноруких бандитах. Тогда их не было. Было 2 автомата на старом аэровокзале, помнишь, на Ленинградке? Ну, старый аэровокзал. Там стояло 2 автомата всего, хилых каких-то 2 автомата. Он ехал с Мосфильма на аэропорт домой, заезжал туда и 2 часа дергал эти самые ручки. Приходил домой, Нина говорит «Руки черные». И он еще 2 часа ей рассказывал «Если бы у меня вот эта вишенка совпала с каким-то апельсинчиком, вот тогда бы мы выиграли. Вот тогда, понимаешь, Нинок?» Она говорит «Леня, я тебя умоляю» - «Нет, ты послушай. Вот я тут ошибся, надо было...» Вот, он такой.
И вот, представляешь, вот эти 2 автомата, мы приезжаем в Атлантик-сити снимать «На Дерибасовской хорошая погода» на Брайтон-Бич. И он попадает в море... Ну, сегодня вы все уже видели у нас казино. Море этих автоматов. Тысячи этих автоматов. И он просто сошел там с ума. Он ходил, дергал, пока готовилась группа. А он – очень тщательный человек. Он такой режиссер старой школы, он прорисовывал каждый кадр, он залезал в тубус (или как он называется), в камеру смотрел, прежде, чем сказать «Мотор!»
И, вот, я впервые за 5 лет работы увидел, как Вадик Алисов говорит «Леонид Иович, все готово. Можем снимать». А он стоит, дергает автоматы. И он не подошел к камере, не заглянул в глазок, вот так одной рукой дергает автомат, другой сказал «Мотор!» Это первый раз я такое видел. И вот он, смеясь над самим собой, вот такой крохотный эпизод – вот, сумасшедший этот дергал-дергал, оторвал рукоятку...
К.ЛАРИНА: Игроман.
А.ИНИН: Игроман, да. И его выносят, и он поет «Люди гибнут за металл».
К.ЛАРИНА: Да-да-да.
А.ИНИН: Вот это его, к сожалению, последняя роль в кино.
К.ЛАРИНА: Слушайте, а вы сами не снимали ничего?
А.ИНИН: Нет.
К.ЛАРИНА: Как режиссер?
А.ИНИН: Мне много раз предлагали...
К.ЛАРИНА: А почему?
А.ИНИН: Ну, много не много, но несколько раз. Ну, это лучшая в мире профессия. Сидишь в тепле, шрайбен-шрайбен на компьютере, всё. Мой сосед, брат, товарищ, там, крестный отец моего младшего сына Витя Мережко, он в 67 лет пошел в режиссеры. Я ему говорю «Вита, ты идиот!» А у нас рядом мастерские. «Смотри, как мы сидим в тепле, тюк-тюк-тюк. Что ты пойдешь там лежать в болотах? Оператор напился, забыл дома камеры, а у актрис истерики. Зачем тебе это надо?» - «Ты не понимаешь», - он говорит. Он уже штук 15 фильмов снял, он абсолютно счастлив. Независимо от результата, но абсолютно счастлив и говорит «Нет, я, вот, понял». В 65 или в 67 лет начал это делать. А я – ни за что! Что ты?
К.ЛАРИНА: Ну, есть вещи, которые мы ежегодно смотрим на церемонии вручения премии Ника – это знаменитый кинокапустник, легендарный. Там у вас коллективное творчество, да?
А.ИНИН: Да, конечно. Потом это я не режиссер, я – руководитель группы. Но там монтаж, в общем.
К.ЛАРИНА: Вы обратили внимание, что его практически никогда не показывают в телетрансляции?
А.ИНИН: Не практически, а вообще не показывают.
К.ЛАРИНА: А почему?
А.ИНИН: Первые лет 5-7 показывали оскопленный, а сейчас вообще не показывают.
К.ЛАРИНА: А почему?
А.ИНИН: А это вы у них спросите, почему. У нас же нет цензуры. Вот и всё.
К.ЛАРИНА: Потому что, действительно, это уникальная вещь, которую могут увидеть только люди в зале. Вот это та самая настоящая политическая сатира, которой у нас и тогда не было, и сегодня нет. Вот вам еще один пример того, что, в принципе, мало что изменилось. Власть осталась той же.
А.ИНИН: Ну, это любая власть не хочет сатиры на себя.
К.ЛАРИНА: Она не антисоветская, она по-прежнему советская.
А.ИНИН: Конечно.
К.ЛАРИНА: А вам не жалко, что вот так вот в сумку делаете такие замечательные вещи?
А.ИНИН: А как это в сумку? Мы делаем, во-первых, для своих собратьев-кинематографистов...
К.ЛАРИНА: Но это очень жестко.
А.ИНИН: ...на престижнейшем конкурсе, вернее, церемонии Ника. Потом это показываем в Доме кино, на Новый год...
К.ЛАРИНА: А это хранится где-нибудь?
А.ИНИН: ...на вечере Гайдая мы показывали в тритысячном зале и так далее. И уже сам факт, что ты знаешь об этом.
К.ЛАРИНА: А они хранятся где-нибудь, эти кинокапустники?
А.ИНИН: Конечно. Ну а как же?
К.ЛАРИНА: Когда-нибудь настанет время, чтобы их можно было показать по телевидению?
А.ИНИН: Да нет-нет, я не думаю. Я как раз не прогнозирую это дело, нет. Нет. Я считаю, что мы делаем дело неплохое, но вовсе не для широкого всенародного показа.
К.ЛАРИНА: Возвращаясь к Гайдаю. У вас есть любимое кино Леонида Иовича? Вот, не ваше, конечно, не то, в котором вы принимали участие, а вообще из всех его фильмов? Или вы все любите?
А.ИНИН: Нет, ну, все по-разному, конечно. Наверное, самая, все-таки, смешная и трогательная «Бриллиантовая рука», на мой вкус. Вот, я бы так сказал.
К.ЛАРИНА: Есть вещи, которые сегодня даже себе и представить невозможно, мне кажется. Вот, что такое сегодняшняя власть и сегодняшняя атмосфера. Вот, допустим, «12 стульев» в том виде, в каком его снял Гайдай, собственно говоря, в том виде, в котором их написали Ильф и Петров, я имею в виду, прежде всего, пародию на священнослужителя (это отец Федор), мне кажется, что сегодня вызвало бы массу вопросов, если бы сегодня кто-нибудь такой образ придумал бы в кино.
А.ИНИН: Наверное, наверное. Я где-то читал на эту тему не помню кого, то ли нашу подругу Иру Петровскую. Вот, вспоминают Володю Высоцкого и говорят «Боже мой, сегодня бы он пел там не церковь, не кабак, нет, ребята, все не так, и в церкви все не так и так далее». Как бы сегодня это воспринималось нашим этим самым, да? Наверное, да.
К.ЛАРИНА: То есть, все-таки, наверное, это не капитализм никакой, то, что, возвращаясь к определению нынешней жизни, и, конечно же, никакая не демократия, безусловно. Это такой, коррумпированный режим. Вот, где такое возможно как у нас сегодня, да? Где-нибудь в Венесуэле.
А.ИНИН: Не знаю. В Венесуэле не бывал.
К.ЛАРИНА: Но видели же товарища Чавеса?
А.ИНИН: Чавес – очень симпатичный, мне очень нравится. Я вообще люблю людей убежденных, понимаешь?
Вот смотри, если уже всерьез. Ну, наверное, для всерьез у нас же и времени, наверное, уже нету. Но почему я еще за время советской власти? Потому что я абсолютно убежден, что при советской власти, при равенстве в нищете, которое так все поливают, я считаю, что это как раз один из способов, чтобы 90, а, может быть, 95 процентов населения было счастливо.
К.ЛАРИНА: В нищете?
А.ИНИН: Да. При равенстве в нищете.
К.ЛАРИНА: Ну какое же равенство в нищете?..
А.ИНИН: Это можно говорить, что они дебилы, можно...
К.ЛАРИНА: Минуточку. Аркадий Яковлевич, вот, мы переходим к серьезной вещи за минуту до окончания.
А.ИНИН: Мы же говорим про Венесуэлу.
К.ЛАРИНА: Минуточку. Была каста...
А.ИНИН: У них равенство в нищете. 90% счастливы в Венесуэле.
К.ЛАРИНА: У кого в нищете равенство? У народа, который валяется в грязи?
А.ИНИН: У народа в Венесуэле, они все...
К.ЛАРИНА: А там сидит номенклатура, которая купается в деньгах. О чем вы говорите?
А.ИНИН: Это ты про кого говоришь? Ты про кого?
К.ЛАРИНА: Я говорю про Венесуэлу и говорю про советскую власть. Вы что, не знали, что 95% населения были равны в нищете, а были остальные 5%, которые сидели, руководили этими нищими?
А.ИНИН: Знаю! Ксюш, о чем ты сейчас говоришь? Мы говорим об одном и том же.
К.ЛАРИНА: Я говорю о том, что это было общество социального неравенства и всё.
А.ИНИН: Да послушай меня. Я говорю, 95%... Да, 5% там были. 95%... Вот, ты совершенно не понимаешь, что я говорю.
К.ЛАРИНА: Я понимаю.
А.ИНИН: 95% при равенстве в нищете были счастливы.
К.ЛАРИНА: Послушайте, но и бараны счастливы в стае.
А.ИНИН: Вот! Вот я и говорю, значит, можно их назвать баранами.
К.ЛАРИНА: Конечно.
А.ИНИН: Можно. Пожалуйста. Можно их назвать дебилами. Но это люди, которые были счастливы, которые были лишены сегодняшнего чудовищного расслоения.
К.ЛАРИНА: Они были лишены всего!
А.ИНИН: Их не грызли комплексы. Ну, как тебе объяснить?
К.ЛАРИНА: Какие комплексы? Люди жили в нищете, без прав!
А.ИНИН: Да всё у них было!
К.ЛАРИНА: Как это? Они...
А.ИНИН: Да всё было в нищете.
К.ЛАРИНА: Да о чем вы говорите?
А.ИНИН: Да всё было.
К.ЛАРИНА: И что? Это счастье?
А.ИНИН: Образование было...
К.ЛАРИНА: И это счастье?
А.ИНИН: Ты знаешь, что такое счастье?
К.ЛАРИНА: В нищете?
А.ИНИН: Нет, ты знаешь, что такое счастье?
К.ЛАРИНА: Знаю.
А.ИНИН: Нет, ты не знаешь.
К.ЛАРИНА: Знаю. Почему?
А.ИНИН: А, ну у тебя, может быть, свое счастье.
К.ЛАРИНА: Да.
А.ИНИН: А я больше с поэтом согласен. На свете счастья нет, а есть покой и воля.
К.ЛАРИНА: Вот!
А.ИНИН: Так вот они были в покое.
К.ЛАРИНА: Нет! Не было ни покоя, ни воли. Это были...
А.ИНИН: Ну, никогда мы с тобой, Ксюш, не договоримся.
К.ЛАРИНА: Не договоримся.
А.ИНИН: Нас, советских не терзали эти самые... Наши, когда мы смотрели американские фильмы, мы хохотали над какими-то идиотскими фигурами психотерапевтов. Кто это такие, народ не понимал. Сегодня наши счастливые нынешние, 90% или 70%, или 60% ходят к психотерапевтам.
К.ЛАРИНА: Да ну, что вы выдумываете? Никто не ходит...
А.ИНИН: Да еще как ходят!
К.ЛАРИНА: Их только по телевизору показывают.
А.ИНИН: Да еще как ходят.
К.ЛАРИНА: Значит, смотрите. Мы уже зашкаливаем время...
А.ИНИН: А тогда вообще не понимали люди, что это такое.
К.ЛАРИНА: Дорогой Аркадий Яковлевич Инин, все, что вы говорили, это чудовищно просто.
А.ИНИН: Я понимаю, да.
К.ЛАРИНА: Я надеюсь, что это была ваша большая 40-минутная шутка.
А.ИНИН: Нет, это не шутка, это правда. Мы с тобой, как говорится, доспорим.
К.ЛАРИНА: Пойдемте, ответим на звонок.
А.ИНИН: Доспорим.
К.ЛАРИНА: Ответим на звонок и, надеюсь, встретимся.
А.ИНИН: А у нас есть ответ на вопрос?
К.ЛАРИНА: На звонок.
А.ИНИН: А, не, я ж выключил его.
К.ЛАРИНА: Всё. Пока, спасибо.
А.ИНИН: Спасибо.