Роман Карцев - Дифирамб - 2012-11-18

К.ЛАРИНА: 13 часов 16 минут, начинаем программу. Здесь в студии «Эха Москвы» ведущая передачи Ксения Ларина, а в гостях у нас сегодня Роман Андреевич Карцев. Здравствуйте, Роман Андреевич. Приветствую вас.

Р.КАРЦЕВ: Здрасьте. Добрый день.

К.ЛАРИНА: Дорогие друзья, напомню, что мы в прямом эфире, поэтому напоминаю номер SMS, по которому можно присылать ваши вопросы. +7 985 970-45-45. У нас сегодня много будет тем для разговора, но начать я бы хотела, все-таки, с события, которое сегодня отмечается в культуре в российской – сегодня 85 лет исполняется Эльдару Александровичу Рязанову. Я так понимаю, что для вас это тоже человек не случайный в вашей жизни, поэтому давайте мы его поздравим, Роман Андреевич.

Р.КАРЦЕВ: Да, обязательно.

К.ЛАРИНА: Тем более, он нас слушает точно совершенно.

Р.КАРЦЕВ: Обязательно. Дело в том, что я звонил и ночью, и утром, и днем, и не могу дозвониться никак. Поэтому я сейчас прямо с вашей помощью поздравлю этого потрясающего человека и режиссера. Он в самом деле, ну не знаю, как назвать, крестный отец или какой, но я у него начал сниматься по его просьбе. Представляете? Он мне вдруг звонит и говорит «Роман, ну, вы бы не хотели у меня сняться?» Я говорю «А кто это?» - «Рязанов». Я говорю «Хотел». Он говорит «Прислать сценарий?» Я говорю «Не надо. Я уже согласен».

Дело в том, что, знаете, обычно звонит второй помощник третьего режиссера и чего-то говорят, прислать сценарий. А тут он сам позвонил, поэтому я просто был... И, вот, 3 фильма я снимался у него. И как-то так подружились, и он был у меня дома, я был у него на даче. Так что здоровья вам, здоровья и здоровья. Вот все, что я могу вам пожелать. Держитесь, сколько можете.

К.ЛАРИНА: Это поздравление Эльдару Рязанову от Романа Карцева. А я напомню, кстати, фильмы, про которые мы должны, все-таки, вспомнить – это «Небеса обетованные», это «Старые клячи» и «предсказание», вот 3 фильма.

Р.КАРЦЕВ: Там эпизод – мне он очень нравится – с Басилашвили, когда он приходит с канистрой и предлагает сжечь себя на Красной площади.

К.ЛАРИНА: Очень актуально.

Р.КАРЦЕВ: А он говорит «А почему вы сами себя не сожжете?» А он говорит «Это будет не тот резонанс». Это актер. Пришел к нему... Хороший эпизод – мне он всегда нравился.

К.ЛАРИНА: Сегодня комедии совсем другие, не те, которые снимал Эльдар Александрович Рязанов. Как вы думаете, почему нет таких больше?

Р.КАРЦЕВ: Потому что появился Павел Воля, появился Мартиросян, появились люди совершенно другие.

К.ЛАРИНА: Это плохо?

Р.КАРЦЕВ: Они занимаются комедией, они делают большие комедии, зарабатывают большие деньги. Ну, что делать? Ничего не поделаешь. Это пока не переболеешь, ничего не будет. Ну, комедий сейчас вообще нет. Только вот такие комедии – «Лучший фильм», «Лучшая комедия», «Лучший артист», это всё... Поэтому нету, комедий нет. Да и вообще комедии всегда были редкий жанр. Трагедию сыграть легче гораздо или драму. А комедию хорошую сделать – это даже за рубежом я могу назвать, там не знаю, 5-6 комедий, которые по-настоящему были комедиями. Это очень сложный жанр. Я в нем всю жизнь, поэтому я знаю, что такое делать спектакль юмористический, сатирический, чем сыграть даже «Гамлета». Поверьте мне. Я бы мог Гамлета сыграть, но было бы смешно.

Но, в принципе, как-то на выпускном экзамене в ГИТИСе заболел наш главный герой, который играл Гамлета, Макбета, ну, главный герой трагический. И меня попросила Михоэлс (она была у меня начальник курса, Нина Соломоновна), попросила за всех прочитать по книжке, ну, подыграть. Я был очень такой, хороший ученик. Ну, можете себе представить, какой там хохот стоял, когда я... Я на полном серьезе все играл, я Дездемону щекотал, там она хохотала. Ну, в общем, это было очень смешно, я играл трагедии. И в самом деле я бы не смог играть по-настоящему трагедию.

К.ЛАРИНА: Нет, не обманывайте. Вы – прекрасный артист, и даже в том, что вы успели уже сделать, и в том, что, я надеюсь, еще сделаете, угадываются какие-то невероятно пронзительные вещи, трагические в том числе. Я, кстати, вспомнила, замечательный Евгений Павлович Леонов. Вот, тоже все говорили, что он – комик и ничего не сыграет. А я помню, когда была его первая работа в театре, все просто были потрясены – он сыграл Иванова... Трагическую работу в театре я имею в виду. Он сыграл Иванова в спектакле по Чеховской пьесе. Это была блестящая работа, блестящая!

Р.КАРЦЕВ: Ну, Леонов – это выдающийся человек. Это уникальный актер. Это человек, которому не нужен грим, которому не нужен костюм, ему ничего не нужно. Он выходит – и все, и ты ему отдаешься. Я его помню еще в Театре Станиславского, когда он играл.

К.ЛАРИНА: В «Антигоне».

Р.КАРЦЕВ: Нет, по-моему, (НЕРАЗБОРЧИВО) он играл или что-то. И я его помню много лет. Знаете, у меня даже была идея (я ее не осуществил). Вот, я с ним никогда не встречался. Ни с ним, ни с Марией Владимировной Мироновой никогда. Ни на ВТО, ни на капустниках. Ну, мы везде бывали и никогда. И я решил прийти к ним домой. И я случайно ходил на пароходе, и там была Голубкина. Я говорю «Дай мне телефон». Она чего-то так, замялась, говорит «Я приеду в Москву, я тебе дам». И я только пошел после круиза домой, мне звонит Миронова и говорит «Роман, здравствуйте. Вот, это Миронова, я бы хотела вас увидеть». Я говорю «Ой, здрасьте. Я тоже хотел бы вас увидеть» - «Вы знаете, вы недавно так хорошо говорили о своем партнере, о Вите Ильченко и это очень хорошо, и все». И я пришел к ней домой, и часа 3 говорил. И взял... У меня там дома жена делает закрутки всякие, всякие вишни, черешни. Она говорит «Мне нельзя». Потом она через 2 дня позвонила и говорит «Роман, у вас есть еще это варенье?»

И я хотел к Леонову также пойти. Домой зайти, сказать «Здрасьте. Вот, я хочу с вами поговорить». Но, к сожалению, не успел. Очень мало осталось таких актеров. Собственно, мы с Витей и с Мишей Жванецким выросли на них.

Я сейчас скажу жуткую фразу, но вы уже не вырежете ее? Ну ладно, не буду говорить. Мы выросли на театре - на Смоктуновском, на Товстоногове, на Акимове. Мы были в театре в 1962 году в Ленинграде и мы ходили на все спектакли. Тогда был дикий расцвет. Юрскому было 25 лет, и все спектакли мы видели и были знакомы, и выступали у них после премьеры всегда, банкеты. И театр Акимова, и театр Пушкинский, Комиссаржевский, Владимиров. Все театры мы обходили. Потом Москва, Эфрос, «Современник», еще когда он был на Площади Маяковского, и Таганка. Мы просто там ночевали на всяких...

Я не ходил никогда на эстрадные концерты, поверьте мне. Я не вру. Да и меня не тянет ходить. Я мог пойти на Утесова, там скажем. Но так – только театр. И я театру благодарен, мы учились у них. Райкин же тоже не учил никого – этому научить нельзя. Мы с ним работали, партнеры были и прекрасно себя 7 лет чувствовали. Поэтому театр, только театр. Поэтому я сейчас не хожу в театр, извините. То есть кое-где иногда хожу, но не могу – я остался в том веке, в том театре и с теми актерами.

К.ЛАРИНА: А правда действительно или так кажется, что раньше был масштаб другой у личностей, у художников, у произведений?

Р.КАРЦЕВ: Ну, что значит «кажется»? Это так оно и есть. Ну, разве вы можете Леонова кем-то заменить или Смоктуновского, или Стржельчика, или Борисова, или Лебедева? Или Симонова в Пушкинском театре? Кто? Как? Нет, это навсегда исчезло.

У меня есть такой рассказ – я сейчас пишу – у меня есть рассказ такой, «Реквием по СССР» называется. Я перечисляю, как нам нужно опять вернуться в СССР, выбросить все, что у нас сейчас есть, там, Ашаны, Шмошаны, все это выбросить. Но! Я говорю, все-таки, была какая-то дружба, была любовь и был Гагарин, и начинаю перечислять фамилии из XX века, фамилии, начиная со всех актеров, всех физиков, там, Зельдовича и кого только я не вспомнил. Это сотни людей, гениальных людей. Вопреки режиму они были, и это нельзя забывать.

К.ЛАРИНА: Почему сегодня нет таких людей? У вас есть ответ на этот вопрос?

Р.КАРЦЕВ: Есть. Потому что идет смена эпох. Как оно и было, там скажем, в 1917 году. Ведь, до 1930 примерно года тоже мало чего было у нас, потому что воевали, потому что голод был, то-сё. А сейчас то же самое, идет смена режима, смена жизни, я бы так сказал. Поэтому и такой юмор, поэтому и такие самолеты, поэтому все остальное. Так что это... Это кончится, но когда? Я думаю, лет 100 нужно.

К.ЛАРИНА: Ну, конечно. Потому что одно дело – смена, это еще не так страшно. А если конец как в том же?.. Очень часто цитируется, Роман Андреевич, спад-подъем, спад-подъем, подъем и конец. (смеется)

Р.КАРЦЕВ: Да и конец. Но есть же, все-таки. Есть и Машков, есть и Миронов, есть и тот же Безруков. Я видел его спектакль Пушкина в Одессе, прекрасный.

Есть актеры. Конечно, они ниже на голову даже ростом.

К.ЛАРИНА: Масштаб другой.

Р.КАРЦЕВ: Масштаб другой, да. К сожалению, да. Но актеры есть хорошие, но их мало. И они не то играют.

К.ЛАРИНА: Сказали уже, произнесли это имя Виктора Ильченко. 20 лет в этом году, в начале года исполнилось, как человека нет на свете.

Р.КАРЦЕВ: Да, 21 января.

К.ЛАРИНА: И буквально на этих днях, когда ушел из жизни Илья Олейников, мы как раз вспоминали ваши слова, что такое для вас партнер. Это человек, больше, чем родственник, да?

Р.КАРЦЕВ: Да, конечно.

К.ЛАРИНА: Больше, чем близкий человек, человек, с которым прожита жизнь творческая. И сколько прошло лет, и вы до сих пор не можете оправиться от этой потери.

Р.КАРЦЕВ: Конечно. Я родственника могу послать, если я с ним чего-то разругаюсь, а тут это невозможно. Это настолько спаянный... Дело все в том... Я не люблю слово «партнер», я не называю его «партнером» - это в постели, в картах может быть партнер.

К.ЛАРИНА: Почему? Сценический – почему нет?

Р.КАРЦЕВ: Нет, это дуэт, дуэт двух актеров и автора, естественно (тут Мишу Жванецкого никуда не денешь). Потому что если бы не было Вити, я бы не состоялся. Если бы не было Миши, мы бы не состоялись. Если бы не было Райкина, с которым мы 7 лет работали, наверное бы... Я не знаю, что было бы, я даже не хочу думать об этом, потому что я в 1961 году провалился в цирковое училище, которое, кстати, Олейников кончал и Хазанов. Я там провалился. Ну, не я, а меня провалили. И я уже всё, я был в отчаянии. И вдруг Райкин пригласил меня в театр в 1963 году, и я 7 лет наблюдал этого мастера и работал с ним, и играли и на английском, и на румынском, и на венгерском. Ну что вы! Это такая школа.

Ну и учился в ГИТИСе, уже читал пьесы, читал современные пьесы и зарубежные, и изучал очень серьезно. И был на очень хорошем счету в институте.

К.ЛАРИНА: Ну, про Ильченко расскажите. Как вы встретились?

Р.КАРЦЕВ: А Витя – конечно. Ну, 38 лет примерно мы с ним, вы знаете, и почти ни разу не поругались. Он был уникальный человек. Я – сумасшедший, я – психованный, я спорил даже с Райкиным и говорил Райкину, что я юмор понимаю больше, чем он. Было всякое. А Витя меня все время уравновешивал, все как-то осаждал, потому что он был совершенно интеллигентный человек, хотя, один раз слышал, как он матом выругался – это была комиссия, Киевская комиссия, в Киеве ЦК партии заставляли нас играть. Это целая история.

Ну, конечно, это и до сих пор. 20 лет прошло и я сейчас начал с ним переписку. Он мне пишет оттуда, а я ему пишу туда. Он же не знает, что у нас происходит – ему, наверняка, интересно. А он мне оттуда пишет, как он с Гердтом встречается, как он встречается с людьми, которые там, что они там делают. Это уже 6 писем я написал.

Недавно я выступал в программе «Ностальгия» (я очень ее люблю), и там мне разрешили, я прочел одно письмо Вите Ильченко ко мне, первое письмо. Так что иногда я там... Мне нравится эта программа «Ностальгия», потому что там и про Гердта рассказывают, и про того... Про тех людей, которых нельзя забывать. Это же уникальные люди, они никогда не повторятся.

А с Витей – ну что вы! Это была... Ну, вот, до сих пор, 20 лет прошло, а я продолжаю с ним переписку, продолжаю с ним говорить, спорить, там, рассказывать ему.

К.ЛАРИНА: Я так понимаю, что это рождение книги, наверное, да? Вот, ваши письма, которые вы пишете.

Р.КАРЦЕВ: Я не знаю. Наверное. Может быть. Я не знаю. Еще это пока 6 писем, это еще не книга, но, в принципе... Дело в том, что... В самом деле, нельзя рвать нити. Я думаю, что Юра Стоянов, который сейчас потерял своего друга, он должен что-то... Единственный способ – это выступать. Выступать, писать что-то все время.

Я помню, как Аркадий Исаакович Райкин... У него умерла мама, он в этот день работал. Я так думал «Господи! Как так можно?» Оказывается, спасение только в работе. Только в работе.

К.ЛАРИНА: Это Роман Карцев. Мы сейчас слушаем новости и потом продолжаем нашу встречу.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Смотрю я на вопросы, которые пришли до начала программы нашему гостю Роману Андреевичу Карцеву. Давайте несколько вопросов задам от наших слушателей. «Здравствуйте, уважаемый Роман Андреевич. Ваше творчество – это эпоха в нашем искусстве. Скажите, пожалуйста, что у нас творится в политике? – спрашивает Григорий. – Почему политики стали вести себя как клоуны, но зарабатывают миллионы и миллиарды?»

Р.КАРЦЕВ: Так, стоп-стоп-стоп. Я прошу клоунов не обижать.

К.ЛАРИНА: (смеется)

Р.КАРЦЕВ: Знаете, я серьезно это говорю. Я обожаю клоунов, у меня коллекция клоунов, 250 клоунов и это мои самые любимые артисты. Это единственные люди, что бы ни делали, я всегда смеюсь. Я сейчас уже давно не смеялся, я вам клянусь. Я даже смотрю, иногда так попадаю на юмористические передачи, мне становится грустно. Но клоунов не трогайте. Часто называют каких-то депутатов «клоунами» - я обижаюсь, потому что нельзя. Называйте как хотите, только не клоунами, потому что это самые достойные люди (клоуны), которые радость приносят людям. А что приносят депутаты?

К.ЛАРИНА: (смеется) А как вы их называете, депутатов?

Р.КАРЦЕВ: Да никак не называю. Дело в том, что я просто вообще не смотрю. Да их и не показывают. Ну, если показывают, 2 слова скажет и уйдет. Сейчас же перестали показывать всякие там заседания или какие-то... Ну, это, как мне нравится, председатель правительства принял такого-то, а они сидят и диктор за него говорит, о чем они говорили, и сразу убирают. Я не понимаю. Это... Я не смотрю никогда. Меня интересует футбол и канал «Культура». В самом деле, я клянусь, я смотрю «Культуру» с удовольствием. Хотя, на «Культуре» лежат мой моноспектакль «Моя Одесса», моноспектакль «Престарелый сорванец», моноспектакль какой-то еще, спектакли с Витей Ильченко «Птичий полет» и «Одесса, Ленинград, Москва» (фильм), и про Чаплина я написал рассказ, его сняли. И «Фрак народа». Вот эти передачи все лежат на телевидении и ничего не показывают. Поэтому очень жаль.

Ну, показывали одно время там «Склад», там не знаю, еще пару миниатюр старых и все. А жаль, очень жаль. «Культура» могла бы показать, тем более, что мне кажется, у них тоже юмора не хватает. А если они показывают «Вокруг смеха», то чуть-чуть, немножко и все.

Поэтому ну как же, как же? Ну, есть же еще люди, которые могут нести культуру. У нас на телевидении, я считаю, один Жванецкий, «Дежурный по стране». Больше ни мыслей, ни юмора я ни от кого не слышу.

К.ЛАРИНА: Про футбол тоже есть вопрос: «Роман Андреевич, знаем, что вы – футбольный болельщик. Не кажется ли вам, что сегодня стыдно не только за искусство и за культуру, но и за футбол тоже? Чем вы объясняете растущую агрессивность и что футбол стал частью криминала?»

Р.КАРЦЕВ: Во-первых, я сейчас не болельщик, я уже ни за кого не болею. Могу там выделять кого-то, но, в принципе, не болею. Я болел когда-то за киевское «Динамо», когда они были чемпионами, и за «Черноморец» в Одессе болели, ходили, семечки лузгали, брали рачков маленьких. Сейчас, знаете, сколько стакан рачек стоит на Привозе? 15 гривен. Вот такой стаканчик. Мы их лузгали как семечки, они стоили копейки. Ну ладно, бог с ним, это другая тема. Футбол. Значит, смотрю. Хорошо, что хоть показывают итальянцев, показывают немцев, показывают испанцев, какие-то игры, те игры показывают.

Что касается нашего футбола, его нет. Пока его нет, потому что то, что есть, это меня лично не устраивает. Хотя, хотелось бы, чтобы как-то болеть за кого-то. Мне нужно болеть. Ну, я переживаю за них, но не очень. Потому что не вижу пока. Хоть они сейчас 2:2 сыграли последнюю игру сборная России, с кем они играли уже забыл. И вдруг тренер говорит «Была потрясающая игра. Я ею доволен», - он говорит. Они пропустили гол на последних секундах. Ну, в общем, что там говорить?

Конечно, что касается фанатов, это вообще ужас, это вообще кошмар.

К.ЛАРИНА: Вчерашняя история какая-то жуткая с вратарем.

Р.КАРЦЕВ: Это культура, которая перешла в массы. Они ломают стулья. Им делают стадионы прекрасные. Мы же сидели на каких-то лавках, у нас все отпечатывалось на заднице, мы сидели на жутких лавках и болели, и ходили.

К.ЛАРИНА: Такого вандализма не было в то время?

Р.КАРЦЕВ: Да в жизни никогда! Ну, могут 2 человека подраться и тут же сесть и поцеловаться.

К.ЛАРИНА: А откуда это взялось?

Р.КАРЦЕВ: Оттуда.

К.ЛАРИНА: Оттуда?

Р.КАРЦЕВ: Это было там, да. Итальянцы, там, какие-то футбольные фанаты, которые устраивали все эти пожары там. Это все оттуда. А то, что у нас перенимают, это переходит в десятую степень. Поэтому у нас вот так и происходит на футболе. И люди не понимают, что для них это все делают, для них стараются. Ну как? Я считаю, что это вандализм жуткий.

Потом они дерутся после матча. Мы после матча в Одессе шли на Соборную площадь, толпа ходила и все рассказывали о том матче, который только что происходил, и рассказывали, и показывали, и шумели, и анекдоты, и смех, и юмор. Ну, что вы! Этого никогда не было нигде. Какие фаеры? Вообще не знали, что это такое.

Сейчас у нас так развилась эта промышленность, которая выпускает...

К.ЛАРИНА: Китайская.

Р.КАРЦЕВ: Да, китайская, которая выпускает эти фаеры. Я бы вообще запретил их выпускать. Потому что, вот, ранили вратаря – ну, что это такое?

К.ЛАРИНА: Ужас, ужас.

Р.КАРЦЕВ: Ой. Не хочу даже об этом говорить. Противно. Есть нормальные люди, которые ходят посмотреть футбол.

К.ЛАРИНА: Но опасно туда уже ходить на эти футбольные соревнования.

Р.КАРЦЕВ: Опасно. Конечно, опасно. Конечно.

К.ЛАРИНА: Кстати, вот вы помните, раньше у нас тоже была попытка как и в Европе на больших экранах транслировать футбол как во всем мире. И помните, чем она кончилась? Этот матч с Японией знаменитый, когда машины переворачивали, жгли, когда просто устроили какой-то погром, побоище в центре города. Чем это объяснить?

Р.КАРЦЕВ: Ксения, я вам скажу, что это все общая культура. Общая. Это не только фанаты – это все. Это и те же депутаты, это и те же чиновники, которые едут там за границу.

Мне нравится сейчас то, что показывает «Наша Раша». У них есть там такие, где наши там пьют, Тагил Рулит, они напиваются там, это всё. Это уже сатира, они уже показывают, как мы там себя ведем. Еще многие до этого не доперли, извиняюсь. Но они это со смыслом. Или там больницу они показывают за деньги и без денег, и показывают какого-то старика, который стреляет всех из ружья.

Они перешли на новую ступень. Они, мне кажется, лучше стали. И Галустян – очень хороший актер, прекрасный. Единственное, что, конечно, это немножко такой, разгульный юмор, но что-то у них уже появилось, потому что раньше ничего этого не было. И я их приветствую, потому что мне нравится, особенно этот старик, который всех стреляет. Ему там что-то справку не дают, он идет, берет гранату и взрывает этого учетчика. Ну, смешно это в самом деле.

К.ЛАРИНА: Хорошо. А политическая сатира возможна?

Р.КАРЦЕВ: Нет.

К.ЛАРИНА: Почему?

Р.КАРЦЕВ: Ее никогда не было. Она даже в те времена... Райкин не был сатирик и Жванецкий не был сатирик, и мы не были сатириками. Были острые вещи, но мы никогда не боролись с советской властью и мы не кричали «Давай, пошли вперед на Кремль» и так далее. Не было.

Аркадий Исаакович – это великий...

К.ЛАРИНА: Но это невозможно было в то время.

Р.КАРЦЕВ: Невозможно было. Хотя, знаете что? Был и Котлован, был Ильф и Петров, был и Войнович, были писатели, и тот же Булгаков, которые занимались сатирой. Это сатира самая настоящая. Но они проходили, их печатали, но с трудом и так далее.

К.ЛАРИНА: Минуточку. Но тем не менее, и Жванецкий, и ваши выступления – это тоже все было полулегально. Когда-то попадали, а когда-то и нет. Я помню прекрасно время, когда мы как Высоцкого слушали монологи Жванецкого на магнитофоне, потому что они передавались из рук в руки, переписывали друг у друга, потому что невозможно больше было нигде не услышать.

Р.КАРЦЕВ: Да. Мы с Витей сделали 12 спектаклей Жванецкого, из них нам пропустили первый, потому что в Одессе была холера и нас выпихнул Обком партии ногами, чтобы мы ехали на гастроли, чтобы мы говорили, что одесситы еще живы. Слухи ходили, что там трупы валяются. Мы в холеру сделали свой первый спектакль. Так что...

Но вы знаете что? Нам запрещали все.

К.ЛАРИНА: А за что?

Р.КАРЦЕВ: Нам запрещали «Ликероводочный завод» играть, в Киеве говорили «Что, у нас все в стране пьют?» и так далее. Но они ни за что. Просто как-то к нам относились... В Москве нас называли «бандитами одесскими», а в Киеве вообще 18 спектаклей первых сняли просто ни за что. Там был «Авас», там было «Как это, как это», «Кассир и клиент», ну, масса миниатюр, в которых совершенно никакой сатиры не было. Да и вообще я вам говорю, что мы не сатирой, мы театром занимались, мы были ближе к театру. Мы могли сделать какой-то монолог Жванецкого, где он был гораздо сильнее, чем какую-то фразу сказать «Долой, там я не знаю, Брежнева». Мы играли и Райкин играл такие персонажи, которые, да, были страшны. И поэтому когда мы играли с Витей первый раз... Ельцин уже пришел. Играли на складе миниатюру, там, где все есть, но не у нас, и они сидели и мы играли в гробовой тишине. Они даже не улыбнулись.

К.ЛАРИНА: Да вы что?

Р.КАРЦЕВ: Да. А поварихи стояли, хохотали там. Так что, нет-нет, сатиры не было и нет. Только писатели, только пленки, только кассеты какие-то. И то какие кассеты были у Жванецкого? Что он, специально писал кассеты? Нет. То, что он читал, то и записывали.

К.ЛАРИНА: Записывали на магнитофоне на концерте, а потом друг другу передавали.

Р.КАРЦЕВ: Конечно.

К.ЛАРИНА: Ну, как Высоцкий один раз концерт какой-нибудь давал, его записывали на магнитофон и все.

Р.КАРЦЕВ: Подпольно ничего не делали. Это подпольно издавали, другое дело. Но сейчас я вас ошарашу, потому что через 4 дня исполняется 50 лет с тех пор, как я вышел на сцену. Вот, 22 ноября 1962 года я с чемоданчиком и в костюме Бельц цвета морской волны появился в театре Аркадия Исааковича Райкина. И вот прошло уже 50 лет.

Недавно, 10 дней назад в Питере состоялся большой концерт – это мне устроил Ленинград. Там у меня была Лариса Долина, одесситка, Гришаева, новая волна.

К.ЛАРИНА: Тоже одесситка, да.

Р.КАРЦЕВ: Да. Света Крючкова. Должен был быть Басилашвили, но его не было, он не смог. Потом Жванецкий, потом Альтов, потом Квартет «И», потом Гвердцители, потом Галкин. Представляете, вот такой был коллектив, они все согласились играть безвозмездно. И публика так принимала, и так тепло... Я не знаю, как их отблагодарить. Я, конечно, отблагодарил, всё. Потому что они пришли из уважения, из уважения к нам с Витей, с Мишей. Потому что мы все втроем, мы неотделимы. И это было так приятно, это было так здорово. Одесса думает еще.

К.ЛАРИНА: А Москва?

Р.КАРЦЕВ: А Москва вообще не думает – Москва занимается политикой, выборами. Поэтому нет-нет-нет, Москва – это отдельный разговор.

К.ЛАРИНА: То есть невозможно сегодня такой концерт устроить?

Р.КАРЦЕВ: Нет, надо денег много. Надо Театр Эстрады или какой-нибудь зал снять, надо миллионы денег. И реклама стоит миллион, только одна реклама. Ну где же, что же? Что же, мы же, мы же что же? Тут уж, что уж тут? Что уж?

К.ЛАРИНА: Минуточку. А у нас есть, вот, Театр, допустим, Райхельгауза, тоже человек из Одессы. Что, не даст?

Р.КАРЦЕВ: Какой театр? Там 400 мест. Кто там поместится?

К.ЛАРИНА: Ах, вам нужен стадион?

Р.КАРЦЕВ: Не стадион, а зал хотя бы на 1500 мест. Хотя бы, потому что иначе... У меня только родственников или знакомых придет 400 человек. (все смеются) Вот. Так что... Ну а как же? И в Питере было человек 200 приглашенных. Ну а как же? Остались еще друзья (к сожалению, их очень мало), пришли и актеры театра Райкина, которые, ну, уже тоже старенькие, но пришли. И был такой вечер теплый. Потом банкет был и Миша Жванецкий. Ну что вы! Это была такая радость. Ну, я до слез просто.

К.ЛАРИНА: Это 21 ноября у вас будет?

Р.КАРЦЕВ: У меня – 22-го.

К.ЛАРИНА: 22 ноября.

Р.КАРЦЕВ: 22 числа я вышел на сцену в первую культуру Пятилетки в Ленинграде. Аркадий Исаакович играл миниатюру... Знаете, врач вызывал 12 человек, слушал последнего и говорил «У четвертого – сухой плеврит, остальные здоровы». Я был четвертым. Вот так я начал.

Но потом, конечно, мы представляли в театре довольно приличную силу – и Миша, и я с Витей. И мы играли в Венгрии на венгерском. Венгрия на ушах ходила. На румынском, на английском, на чешском. Аркадий Исаакович был очень доволен, хотя, спектакль страдал, потому что венгры... Мы 20 минут играли миниатюру вместо пяти.

К.ЛАРИНА: Почему так?

Р.КАРЦЕВ: Ну, они хохотали, не давали. Мы в паузах...

К.ЛАРИНА: Говорить не давали.

Р.КАРЦЕВ: Не давали говорить. В паузах. Чем больше мы держали паузы, тем больше они хохотали. На венгерском, где нет ни одного слова, идентичного русскому. Если в Англии там один у нас говорил вместо «литтл» говорил «литр» - это есть идентичное слово. А там ни одного.

Ну и, к сожалению, когда мы с Витей сделали спектакль на английском языке и должны были играть с двумя американцами, над чем у них смеются, над чем у нас, мы уже поехали в Америку, уже репетировали с режиссером, мы выучили. Год мы работали на английском языке. Ну, если на венгерском могли, английский – это как семечки.

Но, к сожалению, Витя там заболел, нам пришлось уехать и все это. Мы бы вышли на англоязычную публику – у них нет такого. Поверьте мне, мы смотрели американские записи с 30-х годов кроме Чаплина, всех юмористов – даже близко никого нет.

К.ЛАРИНА: Неужели, природа смешного одинаковая в таких разных странах?

Р.КАРЦЕВ: Настоящий юмор – да.

К.ЛАРИНА: Да что вы?

Р.КАРЦЕВ: Абсолютно. «Авас», ну, это переводилось, там, «And yours» по-английски или по-румынски, или по-венгерски. Ну, главное, чтобы переводилось «А вас». Настоящий юмор понятен всем.

Вот, в Англии мы сделали на час программу, одну миниатюру они не приняли. Я читал монолог: «Здравствуй, дедушка. Как ваше здоровье, дедушка?» У меня был шлягер здесь такой. «Дедушка?» - «Дай умереть спокойно». Но потом дед приставал к нему. Они не смеются. Мы спрашиваем, в чем дело? Они говорят «Вы знаете, у нас не принято приставать на улице к дедушке незнакомому» и всё. Вот такие тонкости, которые надо...

К.ЛАРИНА: А что касается всяких реалий советских, они это понимали?

Р.КАРЦЕВ: Не было советских реалий.

К.ЛАРИНА: Нет? Или вы это не использовали?

Р.КАРЦЕВ: Мы не брали «Ликероводочный завод», мы брали только общие вещи.

К.ЛАРИНА: Дефицит и прочее-прочее, то, что вообще непонятно нигде.

Р.КАРЦЕВ: Ничего. Я читал монолог «Я никогда не буду высоким, красивым и стройным». Они говорили, что это гениальный монолог – это у них то же самое. «Я не буду руководить крейсером и так далее» – это они просто потрясающе принимали.

Ну и с Райкиным один раз я был (Витя болел). Я за неделю выучил миниатюру, играл с Райкиным, тоже очень хорошо принимали. Во всяком случае, Аркадий Исаакович дал нам такой толчок для взлета, и мы через 7 лет ушли втроем, выступили на конкурсе артистов эстрады, там второе место взяли и показали нас по телевизору. И вот мы проснулись знаменитыми. Это был 1970-й год.

К.ЛАРИНА: Сегодня со Жванецким вы ничего не делаете вместе?

Р.КАРЦЕВ: Сегодня – нет, сегодня не делаю. Дело в том, что... Во-первых, Миша уже миниатюры не пишет, а если пишет, то только для себя. Он выступает как артист, и я на него не наседаю. Я 50 лет его использовал, я не наседаю. Я уже кое-что читаю свое.

К.ЛАРИНА: Вы сами пишете, конечно.

Р.КАРЦЕВ: То, что у меня есть, есть у меня уже шлягеры, я их исполняю. И, конечно, играю его классику, миниатюры, там не знаю, «Государство и народ» или «Салат деревянной ложкой снизу вверх, снизу вверх». Играю его классические миниатюры, которые публика прекрасно принимает и которая этого ждет. Они соскучились по настоящему какому-то слову. Поэтому ничего, еще есть публика, которая ходит, которая со мной шла всю жизнь, и они прекрасно принимают. И слава богу. Я поэтому пока держусь.

К.ЛАРИНА: Кстати, тут очень много вопросов от русскоязычной публики из других стран, из других республик: «Как часто у вас бывают гастроли?» И, естественно, про Израиль спрашивают и про Америку спрашивают. Там бываете?

Р.КАРЦЕВ: В Америке был года 4 назад. Вы знаете, уже тяжело. Лететь 8 часов, 8 часов разница – очень тяжело. Но там есть родственники, поэтому приезжаю, чтобы с ними повидаться, банкет устроить и посидеть, выпить и поесть. И вообще эта публика, которая там, она уже смотрит, как я выгляжу, как я одет. Она уже почти не воспринимает. Ну вот должен сейчас ехать в Израиль. Не знаю. Видите, что там творится в начале декабря? Не знаю. Надеюсь, что все успокоится, потому что ехать, во время войны выступать – это... Посмотрим, чем кончится. Поэтому сейчас не очень часто.

Я бы хотел еще в Австралию заехать – там у меня брат двоюродный, с которым мы выросли вместе. Но это 25 часов лететь. Ну, уже, все-таки... Сейчас в Украине 2 часа разницы. Вот, я недавно приехал и уже спать не могу, уже встаю раньше, чем они, и ложусь позже, чем они. Поэтому... Я даже на Дальний Восток на наш не еду, хотя хотел бы поехать.

К.ЛАРИНА: Но в Одессе бываете, да?

Р.КАРЦЕВ: В Одессе – да, периодически. Во-первых, там мне город квартиру подарил и я приезжаю домой. Я приезжаю, раз, рубильник включаю, свет включаю, холодильник включаю, все, бычки в томате, с Привоза продукты и пельмени. Вот. И пока сижу и ем там. И с видом на море, и 300 метров до моря, и напротив Театр Оперетты и 3 остановки до Привоза. И пешком 15 минут до Дерибасовской. Что может быть лучше? Это я просто тронут был. Они хотели сейчас сделать мне юбилейный вечер, но пока что-то тихо. Я не знаю. Может быть, даже бы гражданство я бы хотел украинское, потому что я там родился. Но пока это сложно. Ну, бог с ним. Что делать?

К.ЛАРИНА: Роман Андреевич, все, что вы здесь говорите, все сбывается. Вы имейте в виду.

Р.КАРЦЕВ: Я остался, все-таки, одесситом. Я Москву люблю, Москва – Витина идея (Ильченко) переехать в Москву, потому что мы 8 месяцев гастролировали. Детей я почти не видел – они выросли без меня. Нам надо было хотя бы 500 рублей зарабатывать в месяц по тем временам и содержать семью. А в Москве можно было не ехать никуда – здесь все рядом. Здесь столько было клубов. Сейчас похуже стало. А раньше это Дворцы культуры и клубы...

К.ЛАРИНА: Сейчас сплошные клубы. О чем вы говорите?

Р.КАРЦЕВ: Ну, клубы – это совсем другие.

К.ЛАРИНА: Ночные.

Р.КАРЦЕВ: Ночные. Это другое, да. Я иногда выступаю в Альма-матер. Сейчас меня пригласили в какой-то клуб Шагала. Ну, сидит там 100 человек, но это приходит публика, от которой ты получаешь удовольствие. Я им читаю свои вещи, потому что, ну, только такая публика может выдержать мои вещи.

К.ЛАРИНА: У вас сын – артист, все-таки, да?

Р.КАРЦЕВ: Ну, он в кино снимается. Он бандитов изображает. Он мог бы быть артистом, но, к сожалению, не захотел пойти в театральный институт. И я его ногами пихал. Можно было в какое хочешь училище – там меня все знают, я бы его пристроил. И он в самом деле способный. Но не захотел – пошел в медицинский, потом бросил. Сейчас снимается, бандитов изображает. Вот, говорит, что сейчас, вроде, в «Универ» попал куда-то, 15 серий. Не знаю, чего он там будет делать. Ну, это все молодежные такие.

К.ЛАРИНА: А дочка?

Р.КАРЦЕВ: Дочка – она закончила медицинский.

К.ЛАРИНА: Все по врачебной у вас все линии, да?

Р.КАРЦЕВ: Да. Вот, он пошел за ней, она пошла... Она тоже хотела быть артисткой, но она небольшого роста и она героические стихи и песни... Она была такая, знаете, патриотическая, а тут надо что-то смешное.

Я тоже, кстати, начинал в детском саду с патриотических стихов. Я читал тогда во время войны патриотические стихи «Послушайте вы, господин Уолл-Стрит, хозяин хиреющих сити», ну и так далее.

К.ЛАРИНА: Посмотрите, как все помните.

Р.КАРЦЕВ: Да-да-да. (смеется) Ну, не все – кусочки.

К.ЛАРИНА: А внуки?

Р.КАРЦЕВ: А внуки. Внучка учится в Англии, у нее отец довольно состоятельный, он ее послал туда учиться, она учится на, по-моему, режиссера больших концертов. Она пока не очень четко, но тоже хочет быть артисткой. С ума посходили.

К.ЛАРИНА: Ну, видите?

Р.КАРЦЕВ: А вот только внук не хочет быть артистом – он в футбол играет серьезно в какой-то команде. Я ходил, смотрел. Ну... Тоже не хочет быть футболистом.

К.ЛАРИНА: А, кстати, вот такой вопрос, Роман Андреевич. А если бы вам сегодня было 17 или 18 лет, вы бы что выбрали, вот, в сегодняшней жизни, в 2012 году?

Р.КАРЦЕВ: Ничего. Я кроме как кривляться или что-то изображать...

К.ЛАРИНА: Все равно вы пошли бы в артисты?

Р.КАРЦЕВ: Да. Я ничего не умею. Я серьезно. К технике я не приспособлен, ни к чему. Вот, так началось с детского сада. В Омске мы были во время войны, и я там в детском саду выступал. И потом приехали в Одессу, в школе я в самодеятельности. Все Дворцы культуры, которые были в Одессе, я там участвовал, от всех проходил на всеукраинские, всероссийские конкурсы самодеятельности и поступал 5 раз в театральные институты и не проходил. И вот Райкин меня спас.

К.ЛАРИНА: Значит, резюмируем наше сегодняшнее выступление на радиостанции «Эхо Москвы». Во-первых, канал «Культура» должен достать все передачи, которые лежат там на полке, и спектакли с участием Романа Карцева, Виктора Ильченко и Михаила Жванецкого. Достать отдельные работы, которые там существуют в архиве, и, наконец, показать их, да?

Второе. 22 ноября исполняется 50 лет творческой деятельности (извините за выражение) замечательного артиста. Значит, мы обязаны, все-таки, обратиться к господам, у которых есть такая возможность, чтобы провести концерт, вечер, посвященный Роману Карцеву с участием прекрасных артистов, которые, конечно же, выступят бесплатно как и в Петербурге.

И третье, получить украинское гражданство. (все смеются) Всё? Я ничего не забыла.

Р.КАРЦЕВ: Нет, но в самом деле, я, все-таки, остался одесситом и я очень люблю Украину. И чего там говорить? Я клянусь, что у нас 3 города были – Одесса, Ленинград, Москва – которые нас сделали и мы им благодарны, и все. Но все равно я в Москве, я не стал одесситом. Спасибо вам за это все.

К.ЛАРИНА: Ждем результатов.

Р.КАРЦЕВ: Да.

К.ЛАРИНА: Тогда сообщите, когда результаты будут.

Р.КАРЦЕВ: Обязательно. Как анализы я сообщу. (все смеются)

К.ЛАРИНА: Спасибо вам огромное. Здоровья и с наступающими замечательными праздниками вашими личными.

Р.КАРЦЕВ: Спасибо.

К.ЛАРИНА: Спасибо вам.