Лев Прыгунов - Дифирамб - 2012-10-14

К.ЛАРИНА: 13 часов 16 минут. Начинаем программу «Дифирамб», и я с большой радостью представляю вам нашего сегодняшнего гостя – это актер, художник, писатель, поэт Лев Прыгунов.

Л.ПРЫГУНОВ: Это «Дифирамб», оказывается? Я не знал, что «Дифирамб».

К.ЛАРИНА: Поэтому можно сказать сразу «Я люблю вас, Лев Георгиевич». (смеется)

Л.ПРЫГУНОВ: Спасибо. Я люблю вас тоже.

К.ЛАРИНА: Ну что же, дорогие друзья. Мы в прямом эфире, поэтому все для вас. Напомню номер SMS +7 985 970-45-45 и Twitter-аккаунт @vyzvon тоже для вас. Здесь же я смотрю, уже пришли вопросы до начала программы, которыми я обязательно воспользуюсь. Здесь очень много восторженных отзывов о фильме «Сердце Бонивура». И как нам сейчас не хватает такого героического кино. С тех пор, как я прочитала книгу Льва Прыгунова «Сергей Иванович Чудаков и др» у меня совсем другое отношение ко всем этим героям, потому что мы все жили в плену абсолютных мифов. И в этой книге Прыгунов раскрывает все секреты, развенчивает все мифы. Потому что, на самом деле, вот я сегодня говорила, когда анонсировала нашу сегодняшнюю передачу, что по первому плану абсолютно такая вполне себе благополучная жизнь востребованного советского артиста. Много снимался, любим девушками и всеми зрителями до сих пор и вспоминают все замечательные фильмы из самых юных лет и заканчивая недавними работами, и в сериалах хороших снимались. Короче говоря, все прекрасно. На самом-то деле, человек жил всю жизнь двойной жизнью абсолютно.

Л.ПРЫГУНОВ: Ну да-да. Такой, двойной агент был, да.

К.ЛАРИНА: Двойной агент.

Л.ПРЫГУНОВ: Но дело в том, что каждая роль, она была абсолютно случайной, совершенно. Это совершенно, это вопреки было. У меня ничего никогда не было вместе, у меня все было вопреки как у многих, кстати, как у очень многих людей в России и в Советском Союзе. У нас вся культура вопреки, между прочим.

К.ЛАРИНА: Да, это правда.

Л.ПРЫГУНОВ: Так что не только. А насчет Бонивура я могу сказать одну вещь.

К.ЛАРИНА: Вы расскажите, кто это на самом деле был-то? Как возник этот герой?

Л.ПРЫГУНОВ: Да нет, его вообще не было. Я очень знаком с его дочкой Ирой Нагишкиной, мы просто хорошие приятели.

К.ЛАРИНА: Писателя. Дмитрий Нагишкин – автор повести.

Л.ПРЫГУНОВ: Да-да-да. Вернее, она – жена сына, вот так. Как называется, не знаю.

К.ЛАРИНА: Невестка.

Л.ПРЫГУНОВ: Да. А я все время ее называю дочкой все равно. И мы с ней потешались над этим фильмом, сидя в Национале. На самом деле, я вообще отказался от этой роли. Когда я прочитал сценарий, мне показалась чудовищно скучная роль. Режиссер мне очень не понравился. И я отказался. А тем более, что я должен был ехать на съемки, меня Калатозов утвердил на роль в фильме «Красная палатка». Но кгбисты меня не пустили...

К.ЛАРИНА: А кто сыграл в итоге эту роль?

Л.ПРЫГУНОВ: Я не помню... А! Саша... Забыл фамилию.

К.ЛАРИНА: Рассказывайте – я пока найду. Даже интересно.

Л.ПРЫГУНОВ: В общем, надо было ехать в Италию. Меня не пустили, поэтому я... Да я даже и не хотел сниматься. Но ко мне приехал директор Борис Михайлович Жолков с бутылкой коньяка, директор объединения, не картины. Он сказал «Я специально буду директором картины. Режиссера мы к тебе близко не подпустим, будем делать только то, что хотим». Я говорю: «Первое. Чтобы ни одного слова про советскую власть не было. Чтобы я не читал полностью песнь о буревестнике». Там надо было читать полностью, я сказал «Только начало. Вот, первую строчку я прочитаю и все». И на самом деле, если посмотреть, фильм... Вот, самое поразительное, что народ его воспринял, а власти – совершенно нет.

К.ЛАРИНА: А почему? Абсолютная такая почти религиозная история как Павка Корчагин.

Л.ПРЫГУНОВ: Нет. У них чутье фантастическое. Он получился живым героем. Советская мертвечина живых не воспринимала никогда. Через 2 года после выхода фильма был фестиваль телевизионных фильмов (их было всего 3) и наш фильм не взяли на фестиваль. Можете представить? вы не найдете нигде ни одной статьи про этот фильм. Только в каких-то маленьких городах были статьи и все. И в анонсных. Больше ничего. Его замалчивали либо показывали его только потому, что закидывали письмами зрители. Вот и все.

К.ЛАРИНА: Но самого героя не было, да? Он случайно на него наткнулся, на это имя, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Нет, он увидел в списке «Виталий Баневур», а он сделал Бонивур, вот и все. Это какой-то молдавский еврей был. Там даже непонятно: то ли его расстреляли казаки, то ли его расстреляли белые, в смысле войска. И непонятно было.

Сразу после войны его туда направили. Он просидел там, потом уехал. У него были неприятности, потому что он все деньги потратил – на Дальнем Востоке там икра, спирт, молодой. Потом вернулся в 1954 году и написал, вот это все выдумал. Сейчас есть деревня Баневурово, сейчас есть родственники всего отряда Топоркова. Ну, как водится.

К.ЛАРИНА: Мистификация такая, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Ну да. Но и с Чапаевым точно так же, и с Щорсом. Вы знаете, что Сталин позвонил на Украину «У нас есть Чапаев, почему у вас нет Щорса?» И была насмешка. Фамилия Щорс – это Щастье чего-то там рабочим и селянам.

К.ЛАРИНА: Аббревиатура.

Л.ПРЫГУНОВ: Аббревиатура на знамени, было написано «ЩОРС». Это абсолютно выдуманная история. Ну как, господи, как Матросов.

К.ЛАРИНА: А Которовский – то же самое.

Л.ПРЫГУНОВ: Как Матросов, извините меня. Любой военный – у меня братья, мужья моих сестер прошли войну – чтобы телом закрыть пулемет, это... Пулемет откидывает тело на 5 метров и им закрыть невозможно амбразуру. Ну, как идти на таран – это же тоже от того, что не было, чем стрелять, так они пускали на таран. А каждый летчик знает, что таран – это идти на самоубийство.

К.ЛАРИНА: Камикадзе, да.

Л.ПРЫГУНОВ: Это просто сразу его расстреливают и все. Так что тут очень много вещей.

К.ЛАРИНА: Ну, слушайте, много. И Зоя Космодемьянская – знаем.

Л.ПРЫГУНОВ: Это кошмар! Просто мне страшно говорить.

К.ЛАРИНА: Ну посмотрите. А вот тогда вопрос, если уж мы с этого начали наш разговор. А почему так не хочется от этих мифов отказываться?

Л.ПРЫГУНОВ: А потому что мифы намного интереснее, чем реальность. Это нормально. И они правы, что сейчас не хватает таких героев. Потому что Бонивур в мифе – он боролся с несправедливостью. Сейчас единственный герой, которого никогда не позволят наши, самый классный положительный герой – это тот, который будет бороться с властью, который будет бороться с коррупцией, который будет с системой бороться. Это единственный. На чем американцы сделали фильмы? У них все герои борются с системой, и в открытую, причем. Их гнобят-гнобят, потом они побеждают. Очень много таких фильмов. И всегда ЦРУ – это главный враг, всегда в ЦРУ обязательно есть свои какие-то... Ну и так далее, и так далее.

К.ЛАРИНА: А сегодня, когда пытаются опять какие-то героические фильмы снимать по заказу, там, МЧС или пожарной службы, или по поводу милиционеров хороших, получается фальшак абсолютный, потому что люди прекрасно видят реальность, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Ну, вообще все советские фильмы, если так вот, мой замечательный пример всегда. Снимается фильм про медицину. Все врачи плюются, все врачи. Народ кушает, да? И актеры получают премии, прочее. Снимают фильм про милицию. Народ в восторге, милиция плюется. Про военных снимают – военные плюются. Про физиков сняли «9 дней одного года».

К.ЛАРИНА: Какой фильм замечательный!

Л.ПРЫГУНОВ: Фильм отвратительный.

К.ЛАРИНА: (смеется)

Л.ПРЫГУНОВ: Вы сейчас посмотрите: это махровое вранье.

К.ЛАРИНА: Но какие актеры работают в этом фильме!

Л.ПРЫГУНОВ: Актеры – замечательные.

К.ЛАРИНА: Какой Смоктуновский потрясающий!

Л.ПРЫГУНОВ: Пошлый монолог о дураках – это сейчас стыдно его слушать. Я недавно смотрел – стыдно смотреть просто. Это все произошло тогда, когда в Челябинске был Чернобыль, между прочим. Вот это подмена, это идет замена такая. И сейчас посмотрите. Мне нравится, когда актер, ничего не понимая, говорит «Режим восемь». Какой восемь? Понимаете, да? И вот все это... Физики плевались тогда – это я очень хорошо знаю, у меня потому что в Курчатовском институте были приятели.

К.ЛАРИНА: А что же тогда все это спустить в унитаз, всю советскую культуру?

Л.ПРЫГУНОВ: Нет-нет. Не советскую культуру. Я повторяю, советское кино всегда было пропагандистским. Всегда. Это самый основной стержень советского кино. Все остальное – ерунда.

«Летят журавли», «Баллада о солдате» чудом пришли на экран. Чудом. Их запрещали и они пришли с Запада. И Тарковского фильм «Иваново детство» пришел с Запада. Все приходит с Запада.

К.ЛАРИНА: Когда они получали там призы.

Л.ПРЫГУНОВ: Когда они получают, наши, значит: «А!» Фильм, я снимался в «Три дня Виктора Чернышева», назывался «Простые парни». Они же зачеркнули «Простые парни». Это гениальное название «Простые парни», которые стоят в подъездах, нечем заниматься, они издеваются над людьми, над старушками. Ну вот такой бред советский, да? В подвалах, там...

И вот каким-то чудом какой-то комсомолец подумал, а не захватить ли этот фильм и не использовать ли его? И ЦК Комсомола придумало грандиозную совершенно кампанию по возвеличиванию этого фильма, но по возвеличиванию героя, то есть антигероя. И этот фильм прозвучал – его дали. А его не пускали. Но вот они придумали, как. И точно также и ЦК Комсомола тоже. Ну, у нашего режиссера хватило ума вставить в фильм Красную площадь, где Бонивура вместе с другими героями поминали. Вот и все.

К.ЛАРИНА: Я открыла «Красную палатку», мне даже интересно. Кого вы должны были?

Л.ПРЫГУНОВ: Январев Саша.

К.ЛАРИНА: А, Январев, Александр Январев.

Л.ПРЫГУНОВ: Да-да, Саша Январев.

К.ЛАРИНА: Хороший актер.

Л.ПРЫГУНОВ: Да. Замечательный.

К.ЛАРИНА: Я хотела вернуться к книжке, поскольку не все ее знают. Она очень маленьким тиражом вышла, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Да ее нигде... Она только у меня.

К.ЛАРИНА: Я – счастливица, потому что эту книгу мне автор подарил и я долго ее читала, так долго, что Прыгунов уже отчаялся и бросил мне звонить в какой-то момент. (все смеются) Прошли годы, я ее прочитала. Потрясающая книга.

Л.ПРЫГУНОВ: У меня все обычно читают мгновенно.

К.ЛАРИНА: Мгновенно, потому что главное – открыть ее. Я когда прочитала название «Сергей Иванович Чудаков и другие», я подумала...

Л.ПРЫГУНОВ: «И др» там.

К.ЛАРИНА: Да, «И др». Подумала: «Наверное, это какой-то вымышленный персонаж». Потом я открываю фотографии, там есть Чудаков. Но это какие-то фотографии странные, думаю «Нет. Точно. Наверное, это какая-нибудь мистификация». Когда я читала книгу, я поняла, что это настоящий живой человек. Потом я стала искать его в интернете и нашла целое сообщество поклонников Сергея Чудакова – в интернете есть целое комьюнити, представляете?

Л.ПРЫГУНОВ: Да, там все фотографии ложные, там ни одной его фотографии нет.

К.ЛАРИНА: Нет? Это не он?

Л.ПРЫГУНОВ: Нет. В компьютере не он.

К.ЛАРИНА: Там есть фотографии из вашей книги.

Л.ПРЫГУНОВ: А, вот это...

К.ЛАРИНА: Да-да-да. Они там про вашу книгу пишут.

Л.ПРЫГУНОВ: Да. Вот это мои фотографии, то есть это точно.

К.ЛАРИНА: Ну, расскажите про героя, чтобы народ знал.

Л.ПРЫГУНОВ: Был уникальный человек. Он еще более прославился, когда в 1972 году он объявил себя мертвецом. Мы полгода его оплакивали. Когда мы начинали говорить о Чудакове, ну, обычно это занимало 2-3 часа, невозможно было остановиться. Он был уникальной личностью, он был подонок, он был мерзавец, но он был фантастически эрудирован, фантастически образован и невероятно остроумен.

К.ЛАРИНА: И почти уголовник, я так поняла. У него все время такие вот...

Л.ПРЫГУНОВ: Нет, в конце концов, он стал уголовником, да. Но вначале, когда мы... И его хорошо знал Бродский, очень любил его стихи. А я, так получилось, что я почти 6 лет ночевал у него и мы были близкие друзья. Его очень не любили многие, очень многие. Его любило только 3-4 человека – это я, Толя Брусиловский (художник) и Миша Еремин, мой друг и замечательный ленинградский поэт. Вот 3 человека, пожалуй. Но это мое мнение.

К.ЛАРИНА: Потому что я так смотрю, да, там какие-то были моменты, когда он просто вас мучил, особенно в последней трети книги, когда он уже стал из психушки писать письма еще и вашему сыну. И вы сами испугались.

Л.ПРЫГУНОВ: Ну да. Нет, ну, он не мучил, просто он... Это и была... Он писал Евтушенко, он писал Михалкову письма, он закидывал всех, он писал несметное количество. Но он был уникальный. И Бродский в 1972 году, когда он уже был в Америке, он написал замечательные стихи На смерть друга»: «Имяреку тебе, потому что не стоит...» Я его никогда не мог запомнить. Извините.

К.ЛАРИНА: Мы сейчас новости слушаем, потом вернемся в программу. Напомню, что у нас сегодня в гостях Лев Прыгунов.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Смеется Прыгунов – название его очень веселит, название передачи.

Л.ПРЫГУНОВ: Да-да-да. (все смеются)

К.ЛАРИНА: Так вот. Возвращаясь к советскому времени. Вы же тоже простой парень?

Л.ПРЫГУНОВ: Не совсем.

К.ЛАРИНА: Нет? Не совсем? Откуда у вас это все взялось? Откуда взялась вот эта диссидентская история? Откуда? Кто вас научил?

Л.ПРЫГУНОВ: Знаете, в чем дело? Я родился на границе с Китаем в 300 км от Китая. И я никогда не был... У меня какое-то отвращение было всегда к коллективам. У нас была гениальная история, кстати, напоминающая Pussy Riot – без них уж нельзя никак, да? Я учился в Пединституте в Алма-Ате на Биологическом факультете. На первом курсе нас вдруг снимают с лекции и большое комсомольское собрание. В комсомол тогда принимали просто всех по спискам.

К.ЛАРИНА: Чохом.

Л.ПРЫГУНОВ: Чохом, да. И нас снимают. Мы обрадовались, что на снимают. Какое-то большое комсомольское собрание, будут обсуждать какую-то девицу, которую накрыли, поймали, чего-то. Был в Алма-Ате, приехал на концерты, такой был замечательный артист Михаил Кузнецов, красавец голубоглазый, его женщины очень любили. И ее накрыли, когда утром она выходила из его номера. Тут же позвонили в институт...

К.ЛАРИНА: Это который матроса Чижика играл?

Л.ПРЫГУНОВ: Да-да-да. И нас собрали в большую аудиторию, там человек 250, наверное. И наши эти хунвейбины, комсомольцы (сейчас бы я сказал «православные»), они потирали руки, они жаждали крови. И когда она вышла, и они сказали «Ну, рассказывай, что ты делала сегодня ночью?» Она говорит «А с чего я буду вам рассказывать?» - «Как с чего? Мы, ведь, можем тебя исключить из комсомола, можем выгнать из института». И вдруг она говорит – это первые 5 секунд разговора – она говорит «Я плевать хотела на ваш комсомол и на ваш институт», повернулась и ушла. Что было там! Наша часть молодежи, наш первый курс был более-менее такой, стиляжный, мы заорали в восторге. А все остальные просто готовы были ее уничтожить, топали ногами, визжали и кричали, что ее надо распнуть. Сорвалась рыбка, понимаете? Сорвалась.

К.ЛАРИНА: И дальше что с ней было?

Л.ПРЫГУНОВ: Она исчезла. Где она, что она... Но она плевать хотела на институт и на комсомол. И правильно сделала.

К.ЛАРИНА: Тут в вашей книжке вы еще рассказываете историю, которая меня совершенно поразила, школьная история про мальчика, который расстрелял нквдшников.

Л.ПРЫГУНОВ: Это была великая история.

К.ЛАРИНА: Роберт, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Роберт. Он немец был. Это гениальная история, страшная история. Это было, наверное, в 1951 году. У него отец был расстрелян, он был немец. Советский генерал, но немец по национальности – его расстреляли в начале войны. А жена у него была, то есть его мать была знаменитым московским венерологом. И они приехали в Алма-Ату, и она лечила всю верхушку этих нквдистов.

К.ЛАРИНА: То есть такая элита по сути, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Да, да, да. И она лечила всю элиту. А он был отличником, он был невероятно красив, фантастически образован, немецкий он знал свободно. И, вот, его решили почему-то это самое.

К.ЛАРИНА: Его решили арестовать, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Его решили арестовать. Но он прекрасно знал, чем это кончится. А у нас тогда после войны было очень много оружия. В нашей школе над нашим классом восьмиклассники стали друг в друга палить из Браунингов, из настоящих с настоящими пулями. У нас была вообще фантастическая школа мужская 33-я Алма-атинская. Просто роскошная школа – я безумно люблю ее. А он учился в первой школе рядом с нашей. А мой друг ближайший учился в той школе и очень хорошо его знал. Но он был постарше меня, и поэтому я был там помладше. И, вот, ночью в 3 часа пришли, а мать всех их знала, говорит «Роберт, за тобой пришли» (там потом все восстановили). Он поставил стол, положил 2 пистолета, говорит «Пускай». И убил, значит, сначала начальника отделения милиции, потом нквдшника, потом третий нквдшник убил его мать и смертельно ранил его. А он еще смертельно ранил... Нет, не смертельно. Двух он убил, одного ранил. Вот так вот. Ему было 17 лет, десятиклассник.

К.ЛАРИНА: А как-то эта история освещалась в газетах?

Л.ПРЫГУНОВ: Нет.

К.ЛАРИНА: Ничего не было вообще?

Л.ПРЫГУНОВ: Никто ничего. Только были похороны этих... Говорили, что он готовит убийство Сталина.

К.ЛАРИНА: Ну понятно.

Л.ПРЫГУНОВ: Что у него был громадный арсенал оружия, что у него были пулеметы, гранаты и прочее. Мы все знали, что это все вранье.

К.ЛАРИНА: Лев Георгиевич, а почему вы не уехали вообще? У вас же, наверняка, были возможности.

Л.ПРЫГУНОВ: Нет. У меня не было возможностей.

К.ЛАРИНА: Нет?

Л.ПРЫГУНОВ: Если бы у меня были возможности, я бы уехал. Потому что я всегда говорю «Я – самый потрясающий патриот своей страны, я безумно люблю Россию, безумно люблю свою страну». И я хотел уехать только из тюрьмы, только из лагеря я хотел вырваться, потому что было невозможно дышать. Но когда я стал учить английский язык, когда я стал читать книжки свободно, тогда уже было полегче. И когда я оброс замечательными друзьями, которым плевать было на все и мы шикарно прожили молодость, просто шикарно, свободно, легко...

К.ЛАРИНА: Но это же без конца каким-то опасностям вы себя подвергали.

Л.ПРЫГУНОВ: В Советском Союзе не надо было мешать жанры. Известный режиссер мог быть антисоветчиком, но не больше. Но одновременно торговать бриллиантами, одновременно быть гомосексуалистом, одновременно поливать всех это самое – это уже статья.

К.ЛАРИНА: Перебор.

Л.ПРЫГУНОВ: Это перебор, да.

К.ЛАРИНА: (смеется)

Л.ПРЫГУНОВ: Но известный актер мог болтать все, что угодно. Мне говорили «Лев Георгиевич...» У меня был начальник отдела Гуревич Адольф Михайлович, замечательный был человек, хотя про него говорили «Хорошего человека Адольфом не назовут». Он делил людей на своих и на чужих. Я был сначала чужой, он меня гнобил чудовищно просто. Но когда я стал своим, он меня стал обожать и давал мне роли, и я его умолял только чтобы не давать мне плохие роли. Вот, только одно я пользовался им, да? Так вот он говорил «Лев Георгиевич, Адольф Михайлович считает, что вы очень много болтаете. Я вас предупреждаю». Но он мне рассказал... А он был сыном знаменитого какого-то там Гуревича, который был заместителем Дзержинского. И он сказал мне всех актеров, которые были стукачами, всех директоров, всех. Он говорит «Вот этого, этого, этого, этого...» Поэтому я как-то так мог лавировать.

К.ЛАРИНА: Но вас тоже вербовали пару раз, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Меня вербовали, да. Один раз 9 часов держали. Ну, я там пишу смешно, как я второй раз их надул. Выпил Элениум и...

К.ЛАРИНА: Все было пофигу.

Л.ПРЫГУНОВ: Мне было пофигу. Я чего-то говорил... Это была очень смешная история.

Но они мне отомстили и даже уже не выпускали после 1976 года, они меня не выпускали ни в ГДР, ни в Венгрию, ни в Монголию, все полностью закрыли. Ну, повторяю, я всегда говорил, настолько у нас большая страна и так много мест, где я еще не был... Хотя, актерам очень повезло, кстати. Это единственное меня господь спас, это единственная профессия, где человек чувствовал себя практически свободным – можно было ездить, куда угодно. Вот так вот.

К.ЛАРИНА: Но все равно от каких-то...

Л.ПРЫГУНОВ: Нет, ну, естественно. Мне не дали сниматься в Италии в фильме «Тристан и Изольда».

К.ЛАРИНА: Другая была бы ваша жизнь совсем, если были бы другие условия, да?

Л.ПРЫГУНОВ: Мне не дали сниматься в «Красной мантии» - 3 раза за мной приезжали. Мне не дали сниматься в Америке, не дали во Франции сниматься. Всё главные роли были. Вот. Ну, ничего. Я считаю, что это очень хорошо, потому что зато я стал заниматься другими делами.

К.ЛАРИНА: Ну вот смотрите. Все-таки, еще интересно, как формировался именно этот ваш ближний круг, да? Это такая богема, художники и такие, художники-акционисты (так бы сказали сегодня). А почему, все-таки, не актерская это была среда? Почему, все-таки, художники?

Л.ПРЫГУНОВ: Ну, актеры мне не то, что были неинтересны. Во-первых, я работал в театре, в одном из самых худших театров – это был Театр Станиславского. Более страшного театра я в своей жизни не знал.

К.ЛАРИНА: С тех пор он не изменился.

Л.ПРЫГУНОВ: Абсолютно не изменился. Я встречаю как-то через 10 лет после того, как я ушел из театра, встречаю прелестную Лизу Никищихину (я ее очень любил – она замечательная актриса и очень хороший человек), я говорю «Лиза, ну как вы? Как этот режиссер?» Она говорит «А мы его сожрали» - «А этот будет?» - «Да и этого сожрем». (смеется)

К.ЛАРИНА: Ужас.

Л.ПРЫГУНОВ: Они вот так вот все время сжирали.

К.ЛАРИНА: Сейчас я вам скажу. Можно?

Л.ПРЫГУНОВ: Да.

К.ЛАРИНА: Буквально просто, вот, про Никищихину. Я когда показывалась после института тоже в театры, и в Театр Станиславского показывалась. Там смотрели все меня. И Лиза села Никищихина. И, вроде, как бы, я понравилась – тогда был там у них Сандро Товстоногов главный режиссер. И после показа меня начали все поздравлять, и вдруг она ко мне подходит и говорит «Деточка, бегите отсюда». (все смеются) Вот, что такое Театр Станиславского.

Л.ПРЫГУНОВ: Да-да. Это напоминает замечательную... Это написано у Репина в дневниках: «Приезжал Корнюша Чуковский, привез от правительства приглашение со всякими благами. Очень долго меня уговаривал ни в коем случае не ехать». (смеется)

К.ЛАРИНА: Ну вот так.

Л.ПРЫГУНОВ: Это да.

К.ЛАРИНА: Ну так вот, про ближний круг. Как он формировался? Это случайно получилось, что с художниками?

Л.ПРЫГУНОВ: Это получилось и со знакомства с Чудаковым, который пригласил меня к себе в комнату. Потом через 2 недели он меня выгнал оттуда, потому что приезжают 2 великих поэта. Потом через неделю он меня встретил в Национале, говорит «Шери, почему ты не у меня?» Я говорю «У тебя ж 2 гениальных поэта». Он говорит «Да я их вышвырнул. Ну, приходи». И я с ними прожил 2 или 3 месяца, мы вчетвером прожили. Это была очень смешная жизнь. И мы с ними подружились – это были Миша Еремин и Леня Виноградов. А это были друзья Леши Лившица, потом он стал Лев Лосев, Володей Уфляндом. Были ближайшие друзья. Были друзья Бродского.

К.ЛАРИНА: А как Бродский появился в вашей компании?

Л.ПРЫГУНОВ: А Бродский появился еще до того, как его сослали. Он не в нашей компании, это в их компании. А мы его встречали в 1965 году после возвращения из Норенской. Он приехал в Москву сначала, и мы его... У нас была встреча у Дома книги, а потом мы перешли в ресторан и хорошо там напились в честь освобождения Иосифа. А я к тому времени уже наизусть знал все его стихи, которые тогда были.

А их компашка уже распалась. Найман увел жену у Рейна, Бобышев увел жену у Бродского, и вот так они распались. И в Ленинграде остался один Бродский, ему было некуда... И он пришел к нам, потому что Леша Лившиц был уникальный человек совершенно. И мы собирались в «Костре» у Леши Лившица, который был зав отделом юмора и спорта. У него был свой кабинетик замечательный.

К.ЛАРИНА: Могу себе представить, что вы там говорили вообще про советскую власть.

Л.ПРЫГУНОВ: И я не знаю, куда делся... Там замечательный стоял шкаф, где Иосиф приходил и каждый раз дописывал какую-то новую рифму к слову «костер». И у него был громадный список. Вот это уникальный был бы сейчас артефакт вот этот...

К.ЛАРИНА: Это как кабинет Любимова на Таганке, который расписан.

Л.ПРЫГУНОВ: Да-да.

К.ЛАРИНА: А скажите, они как относились к вашим работам в кино?

Л.ПРЫГУНОВ: О, замечательно.

К.ЛАРИНА: Не издевались?

Л.ПРЫГУНОВ: Нет, нет. Они издевались надо мной, когда меня пригласили в Ленинград на пробу на роль молодого Ленина. Вот тут они полностью. Но я знал, что я играть не буду. Я знал. Но потерять возможность жить в Ленинграде 2 недели в шикарной гостинице...

К.ЛАРИНА: Это на кинопробы когда поехали.

Л.ПРЫГУНОВ: На кинопробы. Причем, кинопробы оплачивались тогда. И я жил с друзьями, мог с ними выпивать и гулять по Эрмитажу. Это дорого стоит. Но они издевались, особенно Володенька Уфлянд – это вообще.

К.ЛАРИНА: Ну вот смотрите, в этой книжке вы публикуете фрагменты из своих дневников того времени. И они, конечно, производят какое-то невероятное впечатление, потому что я вижу, что человек находится все время в пограничном состоянии, какое-то отчаяние бесконечное – депрессии, безденежье, ни квартиры, ничего нету.

Л.ПРЫГУНОВ: Депрессии не было, депрессии не было.

К.ЛАРИНА: Ну вот вы там маме пишете, что «у меня депрессия».

Л.ПРЫГУНОВ: О, это я очень любил депрессии и до сих пор говорю всем, какая у меня замечательная депрессия, какое счастье, что у меня такая прекрасная депрессия. Это так она лечится.

К.ЛАРИНА: Там же есть вещи, которые никому не скажешь, ни с кем не обсудишь. Это же опасно просто.

Л.ПРЫГУНОВ: Да, да, да. Нет, ну, мы ничего не боялись. И мы знали всех стукачей. У нас даже стукачи бывали.

К.ЛАРИНА: А тогда такой вопрос. А почему, с другой стороны, вы целиком не ушли вот в эту вот подпольную антисоветскую жизнь?

Л.ПРЫГУНОВ: Да, меня Алик Гинзбург все время приглашал к себе на сборы. Но я всегда, повторяю, я боялся и боюсь до сих пор любого коллектива, любого сбора, потому что там всегда провокаторы, там всегда стукачи. Это 100%. Генрих Сапгир меня всегда приглашал – у них сборища были. Ну а я не хочу, потому что у меня профессия, я не уверен был, что меня выгонят. И поэтому я, все-таки, был актером и поэтому я понимал, что это ни к чему совершенно. Но я не боялся. У нас в нашей компании, как ни странно, революционеров не жаловали, не любили. Мы говорили «Нам достаточно одних. Хватит!» Поэтому...

У меня, например, очень такое, позитивное отношение к тому, что ждет нас впереди, несмотря ни на что.

К.ЛАРИНА: Ой, ну наконец-то! Давайте поподробнее. А то совсем уже жить не хочется. Расскажите.

Л.ПРЫГУНОВ: Да-да, я вам расскажу.

К.ЛАРИНА: Давайте.

Л.ПРЫГУНОВ: Во-первых, если посмотреть на историю России, то за всю историю России Россия никогда не жила так роскошно, как она живет последние 20 лет. Это не заслуга Владимира Владимировича.

К.ЛАРИНА: Вы имеете в виду по материальному благосостоянию?

Л.ПРЫГУНОВ: Нет, по всем, абсолютно по всему. У меня замечательно начинается книжка, моя любимая строчка. В 1962 году в Москве было всего 3 места, где можно было выпить кофе и коньяк, и встретиться с друзьями или познакомиться с новыми. Всего 3 места. Сейчас их тысячи. Понимаете, я про что? Сейчас для молодежи невероятные возможности. Тогда для молодежи не было ничего. Там молодой режиссер в 55 лет был. Это еще молодой. Не было никаких книг. Я не знаю, я читал Кафку в 20-м перепечатании на папиросной бумаге. Мы переписывали Марину Цветаеву, мы переписывали Анну Ахматову, потому что купить в антикварном магазине было очень дорого – она стоила 20 рублей, 15 рублей. Для нас это были большие деньги тогда.

Ну, в общем, это вот так вот. И я так счастлив, что я в 1963 году взял и выучил английский язык. И я прочитал несметное количество книг на английском языке, потому что записался в Иностранную библиотеку – все журналы.

К.ЛАРИНА: Хорошо. Так чего же людей не устраивает тогда сегодня? Вот та самая молодежь, о которой вы говорите, она сегодня не очень довольна.

К.ЛАРИНА: Нет, сегодня... Я очень хорошо их понимаю. Сегодня людей не устраивает ложь. Как всегда, кстати. Нас тоже не устраивала ложь, но мы понимали, что лезть на рожон или лезть на баррикады тогда было невозможно. Вот, пожалуйста, Бродский ни слова не написал о политике, ни одного слова, а его судили. Понимаете? А люди вышли после Чехословацких событий (шесть), и их всех в психушки, в тюрьмы и загнобили, да? И все боялись.

Конечно, страх большой был. Но я еще верю в реинкарнацию абсолютно. Я точно знаю... Я занимался тибетской медитацией, я занимался несколько лет. Я чуть не сошел с ума, потому что я дошел до очень высоких таких в медитации уже, чуть ли не надо было проткнуть и выйти в нирвану (вот до такой степени). И я узнал несколько своих предыдущих жизней. И я точно знаю, что я в предыдущей жизни был большим человеком в политике, но меня расстреляли в 1937 году. Я был в Испании, я видел эти картины, сидя. Я видел людей, я знаю людей, кто меня расстрелял.

К.ЛАРИНА: То есть вас так уносило сознание туда?

Л.ПРЫГУНОВ: Да. Сидя. Я видел все картины. Я ходил по госпиталям, видел свои сапоги, видел оружие, которое у меня было, видел тачки, которые я таскал.

К.ЛАРИНА: Это как-то изменило ваше отношение к жизни, это знание?

Л.ПРЫГУНОВ: Естественно. Конечно-конечно. Во-первых, нам страшно не повезло, что мы оказались. Мы не приняли ни настоящего христианства... У нас почему-то православие ставится впереди христианства, да? Это яйцо впереди курицы. Они забыли, что они – христиане? Главное – что они православные, да? И мы не приняли... Если бы мы приняли вот эту теорию реинкарнаций, то каждый бы понимал, что он потом родится в том дерьме, которое он оставляет. И там другое отношение, там другое отношение к людям. Любой человек, который верит в реинкарнацию, он относится как к возможному Будде к любому человеку. К возможной реинкарнации будущего Будды. И это вот такое внимание. И там совершенно другое отношение, другие дела. И у них там нет покаяния. Там есть только покаяние одно – один раз навсегда. Потому что закон кармы чудовищный. Любая мысль накручивает тебя, и ты потом понимаешь, что ты все время ухудшаешь и ухудшаешь свою карму. Поэтому для меня непонятны очень многие вещи, которые происходят у нас сейчас.

К.ЛАРИНА: Я думаю, хотела бы я знать, кем я была в прошлой жизни. А вдруг меня не устроит этот образ.

Л.ПРЫГУНОВ: Но повторяю, посмотрите, 20 лет такого промежутка... В истории России никогда не было, чтобы были открыты границы, чтобы можно было читать любую книгу, можно было писать любую книгу, можно было говорить все, что угодно, можно было выйти на «Эхо Москвы» и сказать, что 8-й дан Владимира Владимировича при всем при том он, все-таки, злорадствовал, когда двушечку влепили. Вот, ведь, «двушечку влепили» - это воровской жаргон, и это говорит президент громадной страны! У меня волосы дыбом встали. Ну, он всегда говорил самодовольный, всегда говорил цинично. Но он никогда не говорил злорадно, вот так злорадно.

За ним МВД, КГБ, ФСБ, я не знаю, за ним армия, за ним все государство и он торжествует, он злорадствует над победой над тремя этими самыми Пуссями. Господи! Какой кошмар!

А, ну еще посмотрите на нашего Святейшего. Злобные глаза, злобное лицо, злобный голос. Я все время вспоминаю строчку из Осипа Мандельштама про Сталина: «Бабачит и тычет». Он бабачит и тычет. Понимаете?

И есть гениальная строчка из Евангелия: «Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» Вот, что такое, понимаете?

К.ЛАРИНА: И откуда тогда ваш оптимизм? Вы говорите, что впереди-то всё... Свет впереди.

Л.ПРЫГУНОВ: Оптимизм очень простой. Мы отстаем от Америки примерно на 100 лет. В начале 20-х годов в Чикаго правила итальянская мафия братьев Генна, это теперь мафиози. И они выбирали своего мэра. И у каждой кабинки стоял человек с Кольтом и приставлял к виску избирателя, и он писал вот этого мэра. И этот мэр был 5 лет в Чикаго, и поэтому в Чикаго развилась такая... Это было законно, это было по закону.

К.ЛАРИНА: Такая Кущевка американская.

Л.ПРЫГУНОВ: Да, совершенно верно. И там был полный беспредел в 20-х годах. Но потом Гувер всем им свернул шею к 1929 году, когда он посадил Аль Капоне. И это было долго. Но американцы все время бились за свои права, они отстаивали. И наша молодежь сейчас то же самое потихонечку.

Я не знаю, вот, взять тех же Пуссей. Они вынуждены были это делать. Вот, представьте себе, если бы они пришли бы и сказали, прочитали... Никому в голову это не приходило и даже и адвокатам сказать, если бы они сказали не «Богородица, Путина прогони», а «Жириновского прогони», предположим. Ну, он бы побушевал-побушевал, но двушку-то не влепил бы им. Понимаете? Ведь, это же настолько просто, настолько ясно.

Или там Михалков, например – «Михалкова прогони». Он бы, конечно, еще бушевал бы больше...

К.ЛАРИНА: Он бы бушевал бы больше.

Л.ПРЫГУНОВ: Да, он бы больше бушевал, но двушку все равно бы не влепили. Он очень кровожадно сказал, кстати, недавно (я посмотрел): «Я бы им придумал, конечно, другое. Я бы их заставил поехать в Мекку».

К.ЛАРИНА: Да-да-да.

Л.ПРЫГУНОВ: Помните?

К.ЛАРИНА: «Войти в мечеть», да.

Л.ПРЫГУНОВ: Ну, это кровожадное желание, понимаете? Какое православие, господи! Вот, самый православный человек, два самых православных человека – это апостолы Петр и Павел, это правая и левая рука Христа. И в Евангелии от Матфея Петр спрашивает «Учитель, сколько мне надо раз прощать согрешившего передо мной? До семи ли раз?» И Иисус Христос говорит «Не до семи раз, а до семидежды семи». А грандиозная есть фраза у апостола Павла, который говорит, что «если я говорю человеческим языком и ангельским голосом, но не имею любви, то я – медь звенящая. Если я могу передвигать горы, если я обладаю талантом пророчества, я знаю все законы веры, но не имею любви, я ничто. И если я раздам свои имения, если я отдам свое тело на сожжение, но не имею любви, нет мне от этого пользы». Любовь и так далее. Он говорит «Любовь всепрощает, любовь не глумлива, любовь не заносится, любовь не имеет зависти» и так далее, и так далее.

К.ЛАРИНА: Это была проповедь Льва Прыгунова.

Л.ПРЫГУНОВ: (смеется) Я читаю Евангелие.

К.ЛАРИНА: Надеюсь, зерна попали в нужные места. (все смеются) Спасибо большое, Лев Георгиевич, мы на этом заканчиваем нашу сегодняшнюю встречу.

Л.ПРЫГУНОВ: Спасибо.

К.ЛАРИНА: Жалко, времени не хватает.

Л.ПРЫГУНОВ: Ничего страшного.

К.ЛАРИНА: Ну, еще даст бог встретимся. Спасибо.

Л.ПРЫГУНОВ: Спасибо.