Александр Филиппенко - Дифирамб - 2012-05-06
К.ЛАРИНА: Я как раз некоторое время назад вспоминала здесь же по радио «Эхо Москвы» телефонный разговор с нашим гостем, когда звонит и говорит «Вот все говорят, что мы молчим. Мы не молчим», - сказал Александр Филиппенко. (все смеются)
А.ФИЛИППЕНКО: «Мы что-то делаем».
К.ЛАРИНА: «Мы что-то делаем. И говорим».
А.ФИЛИППЕНКО: И говорим. А это и наша работа, извини.
К.ЛАРИНА: Да, конечно.
А.ФИЛИППЕНКО: Не видно. Другое дело, что ее реально как в том анекдоте: «Вам привет» - «А где привет?»
К.ЛАРИНА: Да-да-да. Это народный артист России Александр Филиппенко в нашей студии. Саша, приветствую, здравствуйте.
А.ФИЛИППЕНКО: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Напомню нашим слушателям, что мы в прямом эфире, поэтому можете воспользоваться возможностью задать вопросы Александру. Милости просим на SMS +7 985 970-45-45, телефон, на всякий случай, тоже напомню 363-36-59. Я вам обещала, что, конечно же, там, где Филиппенко, там обязательно будут замечательные тексты и стихи. Уже буквально сейчас вот перед программой он уже дал концерт гостям, которые только что покинули эту студию, отдельный концерт. Я говорю: «Пойдем скорее, чтобы слушателям чего-нибудь перепало». Перепадет?
А.ФИЛИППЕНКО: В том городе, где спят давно, где все вокруг темным-темно, одно как павшая звезда в ночи горящее окно (это про «Эхо Москвы»). Да, там, за густо разлитой многоэтажной темнотой, как бы, на целый мир одно, в ночи горящее окно, как свет звезды далекой свет лампы одинокой. Кромешный мрак и свет живой, свет лампы иль свет свечи. Поэзия, вот образ твой: окно, горящее в ночи. Твой псевдоним и твой пароль, твоя немеркнущая роль, твое предназначенье – полночное свеченье. Когда молчит благая весть и все во мрак погружено, хвала всевышнему, что есть в ночи горящее окно. Что там, за прочно обжитой невозмутимой темнотой как за последнюю чертой свет лампы или свет свечи. На этой улице, на той окно, горящее в ночи.
К.ЛАРИНА: Это чье?
А.ФИЛИППЕНКО: Левитанский.
К.ЛАРИНА: Света, попроси вопросы. Там штук 50 вопросов пришло, надо попросить, наверное – люди же старались, вопросы сочиняли. Значит, у нас есть свидетели вашего триумфа. Мне тут написали в Facebook, люди побывали на том замечательном вечере, про который объявляли по радио. На Таганке, где вы вдвоем с Гафтом читали свои апрельские тезисы.
А.ФИЛИППЕНКО: А для нас был риск, конечно.
К.ЛАРИНА: Да. Но я так поняла, что это был, действительно, триумф, потому что невероятное количество впечатлений я увидела в социальных сетях среди самых разных людей. Они, в общем, в полном восторге.
А.ФИЛИППЕНКО: Ой, спасибо, спасибо. Это очень важно.
К.ЛАРИНА: Так что вот тебе отклик.
А.ФИЛИППЕНКО: А знаешь, еще, ведь, почему было для меня рискованно? Ведь, 40 лет назад я на этой сцене читал того же раннего Вознесенского, то, что вот здесь.
К.ЛАРИНА: На Таганке?
А.ФИЛИППЕНКО: Да.
К.ЛАРИНА: А! В «Антимирах», когда артистом театра был.
А.ФИЛИППЕНКО: Конечно! Рим гремит как аварийный отцепившийся вагон. А сейчас как раз подходит. А над миром – Новый год, человечество хохочет, расставаясь со старьем. Что-то в нас смениться хочет, мы как время настаем. Зачитался я.
К.ЛАРИНА: Как подбирается программа поэтическая на сегодняшний день? Это что такое?
А.ФИЛИППЕНКО: Случай. В итоге Его Величество Случай. Надо быть готовым к этому. Ведь, так вот возникает что-то от друзей «А вот прочти-ка это, это, это, это». Вот, даст бог, мы доберемся до одного рассказа там Зощенко. Ну, случайно, вот, чуть ли не в автобусе: «А посмотрите, Александр». Другое дело, что под рукой сразу эта книжка. Раз – ох ты, ох ты, как интересно. И оказалось, очень точно и именно к сегодняшнему дню. Вот это важно. Как нас учили? Что актер должен и его работа в театре – она как у велосипедиста, колесо впереди должно быть, вот, чувствовать, что же сейчас надо. И при этом, конечно, нужен человек в зале, которому доверяешь.
К.ЛАРИНА: Я просто сегодня утром... Ты говоришь, как возникают стихи к случаю. Открываю Facebook, и на меня вываливается фрагмент из стихотворения Евгения Евтушенко: «Танки идут по соблазнам жить не во власти штампов, танки идут по солдатам, сидящим внутри этих танков. Страх – это хамства основа, охотнорядские хари. Вы – это помесь Ноздрева и Человека в футляре».
А.ФИЛИППЕНКО: Вот оттуда уже... Это же стих «Танк идут по Праге, танки идут по правде». А это вот сейчас?
К.ЛАРИНА: Это, вот, пожалуйста. Отрывок из стихотворения «Танки идут по Праге», написано 23 августа 1968 года. Это как раз тот момент, когда танки ехали вот сейчас по Новому Арбату, возвращаясь с Красной площади.
А.ФИЛИППЕНКО: А у нас у театра Моссовета нашего, когда стояли вот эти автозаки, так было...
К.ЛАРИНА: А скажи, это действует вообще на психику?
А.ФИЛИППЕНКО: Очень!
К.ЛАРИНА: Или это только на некоторых сентиментальных барышень действует?
А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет, дорогая, действует. Это... Ладно. Неприятно.
К.ЛАРИНА: Ну а почему? Казалось бы, гром победы раздавайся. Это же все для победы, все для фронта, как говорится.
А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет. Эти зэки – не для фронта.
К.ЛАРИНА: Автозаки не для фронта?
А.ФИЛИППЕНКО: Да.
К.ЛАРИНА: Тут как-то смешалось.
А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет, там ничего не смешалось, там только, вот, пальчиком погрозили. Ну, не надо мне – я и так все понимаю, все знаю. Ну, так вот как-то... Это, вот... Мы же работаем эмоциональной памятью, где когда оно всплывет. И потом, я думаю, когда-нибудь в каком-нибудь отрывке на меня нахлынет вот тот вечер перед театром, когда я со служебного заходил, а все вокруг было оцеплено.
К.ЛАРИНА: Это когда было?
А.ФИЛИППЕНКО: 31-го. Когда это бывало?
К.ЛАРИНА: 31-го?
А.ФИЛИППЕНКО: Нет, ну не сейчас – давно, тогда. Ну, тут... Так что это...
К.ЛАРИНА: Ну, завтра... Ты завтра играешь Солженицына?
А.ФИЛИППЕНКО: Да, завтра у меня...
К.ЛАРИНА: Завтра – день инаугурации, все будет зачищено в городе. Где ты выступаешь?
А.ФИЛИППЕНКО: Это в «Практике» - я там раз в месяц играю.
К.ЛАРИНА: Прямо на Триумфальной практически.
А.ФИЛИППЕНКО: На Триумфальной.
К.ЛАРИНА: Прекрасно!
А.ФИЛИППЕНКО: Нет, это...
К.ЛАРИНА: Хорошее место. (смеется)
А.ФИЛИППЕНКО: Так мне однажды в Facebook написали. Однажды я, получилось, 31-го играл, не зная. И шли люди из метро мимо в «Практику» в Козихинский. Тоже воздействует. И это интересная история, конечно. И люди в зале на Солженицыне смеются. 2 часа я читаю с листочком, конечно. Хочется передать точно, как написаны эти слова. Если мы еще дойдем, могу и Солженицына сейчас из «Крохоток».
К.ЛАРИНА: Давай.
А.ФИЛИППЕНКО: Из «Крохоток» замечательная... Это, ведь, одна из программ с ансамблем Уткина. Вот случай был. Слово за слово. С Натальей Дмитриевной Солженицыной мы говорили о том, что, вот, хорошо бы «Крохотки» почитать. А Алексей Уткин говорит: «А у нас в ансамбле есть....»
К.ЛАРИНА: Уткин – это музыкант, да?
А.ФИЛИППЕНКО: Да-да. золотой гобой России, как говорится. И О.НОВОЖИЛОВА: «А у нас прелюдии Шостаковича были». Ну и чудно. И они так сошлись... Мы сели, в театр ко мне приехали, в репзал к нам в Моссовета наверх, я Наталью Дмитриевну посадил, у них запись была, включили и поняли, как одно в другое входит. И на афише – вот мы уже были в Таруссе на фестивале Рихтера и еще поедем – на афише «Солженицын, Шостакович. Крохотки и прелюдии». Во дворе у нас один мальчик держит песика, Шарика. На цепи. Кутенком его посадил с детства. Понес ему однажды куриные кости, еще теплые, пахучие. А тут как раз мальчик спустил беднягу побегать по двору. Снег во дворе пушистый, обильный, Шарик мечется прыжками как заяц, то на задние лапы, то на передние, из угла в угол двора, из угла в угол и морда в снегу. Подбежал ко мне лохматый, меня опрыгал, кости понюхал и опять прочь брюхом по снегу: «Не надо мне, мол, ваших костей. Дайте только свободу».
К.ЛАРИНА: Прекрасно.
А.ФИЛИППЕНКО: Вот, в конце всегда поворот, ну, такой неожиданный у него в последнем слове.
К.ЛАРИНА: «Не надо мне ваших костей».
А.ФИЛИППЕНКО: «Дайте только свободу». И после этого Шостакович. Замечательно. Хочу сказать, что вот то, чем я занимался, опять же, 50 лет назад, литературно-музыкальной композицией – музыка, стихи, музыка, стихи. Гармонь... Я Теркина читал, и сейчас опять к Дню Победы очень хорошо Твардовский и с юмором.
К.ЛАРИНА: А в телевизоре ты ничего не заметил?
А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет, пока нет. Ну, будем готовить. И вдруг вспомнил, опять же, финал какой чудный у Твардовского, он рассказывает, как войне конец пришел и, вроде, мы и не нужны стали с тобой, дорогой мой герой. И ты извини меня, читатель, что так вот... Веселил. И там классные строчки: «Иногда я врал для смеха, никогда не врал для лжи».
И вот именно угадывать эти крохи, которые есть... Когда спрашивают «Это что, все Гоголь написал?» Я говорю: «Ребята, ну прочтите. То есть посмотрите». Ну, или Зощенко. Но так же написано с новой строки. Или Александр Исаевич вот так вот это слово написать и тире поставить. Но явная пауза, чтобы я задержал на секунду ваше внимание и потом, ап!
К.ЛАРИНА: Саш, вот мне принесли вопросы и мне жалко, люди очень любят тебя, мы должны как-то услышать их глас народный. «Был на вашем концерте с Гафтом. Замечательно! Здоровья вам и успехов». «Был на ваших выступлениях в Израиле. Крепкого здоровья, творческих успехов. С праздниками вас».
А.ФИЛИППЕНКО: Спасибо.
К.ЛАРИНА: А, вот хороший вопрос: «Ваше отношение к сталинобусам, которые появятся в городах России ко дню победы». Напомню, что это такое – это общественные троллейбусы или автобусы, на которых будет портрет Сталина.
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, не дело это так вот. Если кто-то из начальников в этом городе имеет власть, возможность, не обсудивши, не поговоривши, это запустить, ну, это... Вот, он пользуется этой возможностью. Разное есть отношение. У меня отношение отрицательное. То, что мы играем спектакль... Во-первых, в «Современнике» «Сон Гафта, пересказанный Виктюком». И загорается свет в конце, и я вижу, как люди сидят, думают и практически слышу, как скрипят у них мозговые извилины. Это самое лучшее. А потом они постепенно аплодисменты, потом крики «Браво!» (прости, я так хвастаюсь немножко). Встают. Их никто не заставляет.
К.ЛАРИНА: Ну, гимн, наверное, потому что играет в конце.
А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет.
К.ЛАРИНА: (смеется)
А.ФИЛИППЕНКО: Но вот этот переход от размышлений...
К.ЛАРИНА: Он же там говорит: «Встаете? И встанете как миленькие».
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, это спектакль. А я говорю, что после. Самое важное, что мы передали.
К.ЛАРИНА: Как не встать? Страшно же.
А.ФИЛИППЕНКО: Ой, ну... Да, заиграют и встанете.
К.ЛАРИНА: Вот-вот.
А.ФИЛИППЕНКО: Но это другая история. Гимн – это отдельная история. Главное, выбор чтобы был. Это тоже у меня есть отдельная история.
К.ЛАРИНА: Ну расскажи-расскажи, что?
А.ФИЛИППЕНКО: Спектакль про выборы?
К.ЛАРИНА: Про выборы, конечно. Чего тут? Папочка волшебная, которую принес Александр с собой.
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, я же готовился к тебе. (все смеются) Это тоже возникло неожиданно. Друзья звонят, говорят.
К.ЛАРИНА: Как фокусник достает кролика из цилиндра.
А.ФИЛИППЕНКО: В ЦДЛ вечер к столетию Гумилева. Ну, почему не прочитать? И думал ли он когда-нибудь, что это так вот? Как причудливо тасуется колода (это, вот, у Булгакова). Я сразу сказал «Да», нашел и, вот, замечательные стихи. И называются «Выбор».
Созидающий башню сорвется, будет страшен стремительный лед. И на дне мирового колодца он безумье свое проклянет. Разрушающе будет раздавлен, опрокинут обломками плит. И всевидящим богом оставлен, он на муки свои возопит. А ушедший в ночные пещеры или к заводям тихой реки, повстречает свирепой пантеры наводящие ужас зрачки. Не спасешься от доли кровавой, что земным предназначена твердь. Но! Молчи. Несравненное право самому выбирать свою смерть. И, вот, как будто каждый выбирает для себя, как будто через, опять же, 50 лет Левитанский это слышал. Вот в этом есть, что выбор, выбор есть.
А, ну это тоже. Еще можно?
К.ЛАРИНА: Конечно.
А.ФИЛИППЕНКО: Я думал, эпиграф мог быть у нас к нашей встрече. С парохода сойти современности хорошо самому до того, как по глупости или из ревности тебя мальчики сбросят с него. Что их ждет еще, вспыльчивых мальчиков, чем грозит им судьба вдалеке? Хорошо, говорю, с чемоданчиком вниз по сходням сойти налегке. На канатах, на бочках, на ящиках тени прошлого тихо лежат. И прощальная жалость щемящая подтолкнет оглянуться назад. Пароход-то огромный, трехпалубный, есть на нем и бильярд, и буфет. А гудок его грустный и жалостный, ни Толстого, ни Пушкина нет. Торопливые, неблагодарные. Ну, чепуха это все, дребедень. Внеземные края заполярные полуздешние, тянется тень. Это грустный Кушнер. Как бы, я уже полуздешний, но ему, как бы, в ответ Левитанский: «Все верно, друг, две жизни нам не жить. И есть восхода час и час захода. Но выбор есть. И дивная свобода в том выборе, где голову сложить».
К.ЛАРИНА: Километры текстов, километры стихов. Километры.
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, есть и такие слова, которые приятно говорить, ну что ж делать?
К.ЛАРИНА: И никогда не будет Альцгеймера, я знаю.
А.ФИЛИППЕНКО: Ну а...
К.ЛАРИНА: Вот она, профилактика. (все смеются)
А.ФИЛИППЕНКО: Профилактика. Кстати, да. Имейте в виду, надо запатентовать твой рецепт. Читайте-читайте больше.
К.ЛАРИНА: Ну дорогие друзья, я думаю, что мы еще услышим сегодня несколько стихов обязательно, которые всплывают в памяти замечательные Александра Филиппенко, и то, что он специально принес именно к сегодняшнему дню. Это тоже такой, интуитивный подбор. Я не случайно спросила, как собирается программа. Она собирается, вот, по интуиции, что именно сейчас и здесь обязательно именно это и пригодится.
А.ФИЛИППЕНКО: Нет, к интуиции – ты знаешь, что ты идешь к друзьям, которых можно... «Сеня, сядь, молчи, дай мне 5 минут. Я проверю». А где еще проверять?
К.ЛАРИНА: Правильно-правильно.
А.ФИЛИППЕНКО: Только так вот оно и проверяется с друзьями. Очень важно.
К.ЛАРИНА: Новости у нас сейчас. Через некоторое время вернемся в программу, продолжим наш эфир, прямой эфир. Вопросы ваши принимаются. И напомню, что это Александр Филиппенко.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Александр Филиппенко в нашей студии, я продолжаю так, вопросы иногда задавать Саше, да? «Вам не кажется, что все возвращается на круги своя и страна скатывается во времена застоя, но только еще мрачнее и репрессивнее?» А я не знаю. Может быть, не мрачнее, а, наоборот, веселее, добавлю я от себя. Не знаю. Какие ощущения у Александра?
А.ФИЛИППЕНКО: Нет, ощущения неважные. Все равно воспоминания о застое есть.
К.ЛАРИНА: Свежи.
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, это не значит... Нет, все равно происходит все по-другому, все иное. И чем больше умных людей будут это обсуждать и вместе, только в дискуссии может решиться все и в дискуссии можно отметить, опасные места определить. А они есть.
К.ЛАРИНА: Разделяете ли вы мнение Бродского о том, что великое искусство создают тоталитарные режимы?
А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет, не знаю. Ну, это общие слова, что через асфальт пробиваются. Конечно, я... Ой, боже мой, я вот только что был свидетель, когда у Юрия Петровича Любимова в свое время стали разрешать все. Вот такой был ход начальства – наоборот, не запрещать. Конечно, в борьбе выковывается все. И лучше, когда есть не бой с тенью, а реальный противник. И это же и в театре так должно быть: ты мне, я тебе. А вы приходите в театр за тем процессом, который возникает между двумя. Вот, конфликт в театре – это главное, действие мое против кого-то. За действие, я – за действие обязательно.
К.ЛАРИНА: Но все равно. Вот в этом смысле нужен какой-то обязательно прессинг со стороны то ли власти, то ли общества для того, чтобы у художника окреп голос?
А.ФИЛИППЕНКО: Нет, если он – художник и ему есть, что сказать, тогда он решит, наверное, это. А с художника спросится уж потом, куда он девал свои искры.
К.ЛАРИНА: «Ваши выступления в Екатеринбурге вместе с музыкантами под управлением Уткина как раз нам пришлись по сердцу. Очень ждем с нетерпением, когда будете в следующий раз. Может, привезете к нам «Один день Ивана Денисовича»?»
А.ФИЛИППЕНКО: А это были Крохотки. Вот, как... Спасибо. Вы знаете, это в большом зале мы работали первый раз. И пришли люди только на афишу «Солженицын, Шостакович». И, вот... Спасибо.
К.ЛАРИНА: «Видела в детстве какой-то старый советский детектив из области смешного, где вы играли роль преступника милицейского. Вы так убедительно сыграли, что я до сих пор вас боюсь». (смеется) Это Санько.
А.ФИЛИППЕНКО: Санько, да. Бандиты, злодеи, вурдалаки. Но и были положительные. Вот, забегая вперед, вчера меня наградили, приз от фестиваля военного кино имени Озерова.
К.ЛАРИНА: Это за что?
А.ФИЛИППЕНКО: А вот за то, что я, во-первых... Видите, вот, не знаю, я играл, ведь, командира подводной лодки, прообраз Маринеско в свое время о возвращении, когда еще нельзя было Маринеско называть и с трудом этот фильм пробивался.
К.ЛАРИНА: Это советское еще время, да?
А.ФИЛИППЕНКО: Это советское время, конечно. Командира подводной лодки. Потом я играл генерала в «Торпедоносцах».
К.ЛАРИНА: Это я помню.
А.ФИЛИППЕНКО: Ну и у Озерова у самого, когда Михаил Александрович Ульянов просто сказал «Вот, возьмите Филиппенко для одного эпизода, очень хорошего». «Битва за Москву», играл генерала Павлова. И это памятные какие-то киноработы.
К.ЛАРИНА: С трудом вспоминает Филиппенко положительные роли свои.
А.ФИЛИППЕНКО: Никогда! Все роли помню отлично и ни за что не стыдно.
К.ЛАРИНА: Но так боятся вас, видите?
А.ФИЛИППЕНКО: Боятся – это дело другое, да. «Кощей, привет!» говорят и в сторону отходят. (смеется)
К.ЛАРИНА: Нет, на самом деле, я не устаю повторять эту истину старую о том, что артиста надо смотреть в театре. Как бы ни были прекрасны его кинороли, в театре это то, что настоящее. Напомню, что идет спектакль «Сон Гафта, рассказанный Виктюком» на сцене «Современника».
А.ФИЛИППЕНКО: Да. И в Театре Моссовета «Дядя Ваня», Чехов. И вот сегодня как раз спектакль, мне надо готовиться будет. А, вот, в «Современнике»...
К.ЛАРИНА: А ты... Прости, сейчас скажу про «Современник». А у Кончаловского ты репетируешь в новом спектакле по пьесе «Три сестры»?
А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет, пока нет. Ну, так получилось. Вот это тоже вот.
К.ЛАРИНА: А Чебутыгин же абсолютно ждет. Это же роль для тебя написанная специально.
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, так карта легла, ну что ж такое. Вот это вот... Ничего-ничего. Зато, вот, в «Современнике» сейчас очень ответственная и сложная для меня работа, и, слава богу, такая команда небольшая, но дружная во главе с...
К.ЛАРИНА: Евгений Арье?
А.ФИЛИППЕНКО: Евгением Арье, Женей. Он, к счастью, не первый раз в театре «Современник» и знает уже все ручейки и пригорки. Чулпан Хаматова.
К.ЛАРИНА: «Враги: история любви»?
А.ФИЛИППЕНКО: Да, Сергей Юшкевич. И мы с Дашей Белоусовой. Вот, нас 2 пары. Американская пьеса, Дональд Маргулис. «Скрытая перспектива». Очень интересная.
К.ЛАРИНА: Про что это?
А.ФИЛИППЕНКО: Надеюсь, вы придете, Ксения.
К.ЛАРИНА: А про что, про что, про что?
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, о выборе. Тоже, вот, видите, вот эта тема выбора – она нас с декабря-месяца преследует все. Опять выборы. Это важно. Если «Враги: история любви» – это, конечно, больше личностная, то здесь...
К.ЛАРИНА: Тоже о выборе.
А.ФИЛИППЕНКО: Тоже о выборе. Вот, главная героиня – это фотокорреспондент, ну, военный, в горячей точке. То есть куда-то идти на баррикады, двигаться или как мой герой мы решили дома быть. Не смотрю, занимаюсь домом. Мой дом – моя крепость. Рождение ребенка – вот это. И идти в глянцевый журнал или писать стихи? – главный вопрос. Ну, прочту я, как там в Ираке тяжело. Ну что с этого? Что мне делать, обывателю обычному?
К.ЛАРИНА: Я надеюсь, что это будет интересно, но меня удивляет одна вещь. А почему это про Америку и про Ирак? Нам что, не про что здесь рассказать?
А.ФИЛИППЕНКО: Не знаю, не знаю, дорогая. Вот, опять, отказаться надо было? Ну что мне делать?
К.ЛАРИНА: Это как Генрих Боровик и пьеса «Венсеремос», где играл чилийского журналиста Александр Лазарев замечательно, да? Прекрасно, да-да-да.
А.ФИЛИППЕНКО: Скажи, отказаться было? Нет.
К.ЛАРИНА: Нет! Я просто удивлена.
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, опять же, так легла карта.
К.ЛАРИНА: Это актуальная тема, может быть? Может, это для нас не актуальная?
А.ФИЛИППЕНКО: Так вот об этом Женя нам все время говорит, что мы легко и с юмором. И, конечно же, чтобы опять задумался наш зритель, который придет на Чистые пруды.
К.ЛАРИНА: А он скажет «А, это за рубежом».
А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет.
К.ЛАРИНА: Нет?
А.ФИЛИППЕНКО: Вот это самое главное для нас, вот та Сцилла и Харибда, проскочить опасности эти, чтобы было не про кого-то. Это, прости, реприза чудная у Юрского в «Предбаннике», когда идут дискуссии на эту тему и вдруг главная героиня говорит: «Подождите. С индусами, китайцами все ясно. Нам-то что делать?» (все смеются)
К.ЛАРИНА: Вот!
А.ФИЛИППЕНКО: Ну вот, дорогая, так мы же это и приводим. Нет, это как эпиграф к нашей работе, мы каждый раз об этом вспоминаем сначала.
К.ЛАРИНА: «Я очень-очень вас люблю, - пишет Светлана. – Вы проживаете свою жизнь. Это ясно. А скажите, когда вы лично навсегда выбрали эту свободу и эту независимость?»
А.ФИЛИППЕНКО: Ой. Ну, опять тоже случайно получилось и давно очень. Начало было, конечно же, в хрущевскую оттепель, вот тогда, когда этот первый, даже неосознанный глоток свободы. Потом Долгопрудная, Физтех. 60-е годы. И этот великий вуз всех времен и народов, все, что есть во мне хорошего, я обязан Физтеху. Вот, дух вольнодумства там уже был заложен моими старшими друзьями, аспирантами, 6-курсниками. Потом эстрадная студия МГУ «Наш дом», Рутберг, Розовский, Аксельрод. У нас на флаге студенческого театра всегда написано «Эксперимент», новое, новое, новое.
И, вот, я сейчас вспоминаю и говорю спасибо парткому МГУ, который в 1969 году после Праги закрыл нас. Все со студенческих театров начиналось в Чехословакии! И нас выбросили на улицу. И, вот, надо было делать уже... Я уже старшим инженером работал, надо было делать выбор. Вот когда. Вот, если серьезно (вот сейчас спасибо за этот вопрос), вот тогда был первый серьезный шаг – закончить с физикой и стать лириком. Ну и, конечно же, я попал на Таганку. Юрий Петрович прекрасно про нас знал. И когда ему сказали друзья, что, вот, разогнали театр – «Пусть приходят ко мне». И я читал стихи, опять же, как на худсовете как положено, как сейчас помню, читал Солоухина и Превера. И это лучший театр. И вот тогда дух Таганки, той ранней и этот концерт на Таганке – это было, как я сказал в одном из интервью, надо отдавать долги. Вот тогда это все начиналось. Я и 5-летие театра встречал, и 10-летие, и видел все эти ужасы, когда каждый спектакль убивали. И потом уже взрослым человеком...
К.ЛАРИНА: Убивали – в смысле, когда цензурировали, закрывали, когда сдавали его, да?
А.ФИЛИППЕНКО: Да. И поправки бесконечные, все это. То есть битвы происходили, каждый спектакль. А потом великая академия, Театр Вахтангова, где Ульянов, Борисова, Гриценко, Плотников. Ну что вы! Было интересно наблюдать за ними, как они работают. Но, к счастью, я уже был взрослый человек. И тут же попали все мои бандиты, злодеи, вурдалаки, убийцы. И, кстати, вот следующий этап сейчас тоже, когда я научился этому уже в актерской профессии, это, вот, встреча с Германом, это новая ленинградская школа, которая иначе на актеров смотрела. Авербах, Аранович.
К.ЛАРИНА: Кстати, в «Лапшине» – там же крошечная роль, да?
А.ФИЛИППЕНКО: Но в итоге зато работы было много. Это был великий нюх у Германа, что он меня позвал туда. Я, ведь, пробовался на главную роль туда. Он говорил: «У вас хорошие были пробы. Я хочу, чтобы вы были в команде». И он – великий разрушитель стереотипов. Вот, что я почувствовал. И мы, вся команда, мы знали, во что мы ввязываемся. И какой был Миронов тихенький совсем после «Фантазии Фарятьева». Он знал, во что мы ввязываемся, и что это дает возможность, опять же, нового разворота в твоей актерской профессии. И уже потом, а потом, а потом как раз вот эти великие 90-е, когда вся эта свобода, ну, теперь давай, что ты можешь.
Сейчас расскажу маленькую как раз притчу про это вот. У Райкина я слышал маленькую миниатюру, которая многое объясняет про нашу коллективную безответственность. Вот откуда у нас все растет. Когда на излете советского времени была у него миниатюра: «Мы столько мяса, столько хлеба, столько молока» - «Нет, лично вы что можете?» - «Мы столько угля, столько стали» - «Нет, лично вы что можете?» - «Я? Я могу пиво зубами открывать».
К.ЛАРИНА: (смеется)
А.ФИЛИППЕНКО: И вот когда вдруг выяснилось, что ты-то можешь, лично ты? И, вот, когда вдруг мы мир-то увидели... Ведь, опять же, будет цитата из Аксенова из «Ожога», что не в джазе было дело – мы просто хотели жить общей жизнью со всем миром, с тем самым свободолюбивым человечеством, в рядах которого еще сражались недавно наши старшие братья. Мир мы хотели увидеть. И когда нам мир этот открыл Горбачев, и все мы туда вернули... И, вот, на этих круизах как мы объездили полмира. Культурная программа была, где мы были вместе – Градский, Камбурова, Юрский вместе. И, вот, тогда мы засидели... А что, ну, если ты можешь... И все открывали театры. И, вот, и Ульянов мне подписал письмо, и Ефремов. Но я уже был... Осознанный ход в свободу, что лично ты можешь. И вот этот литературный театр, моно, дуэт, трио, при Москонцерте литературный вот то, чем я занимаюсь. И по договору в разных коллективах. Но тут главное уметь составлять договор, чему нас не учили.
Я вспоминаю на Киностудии Довженко, когда у первой совместной... «Трудно быть богом» я, ведь, снимался и в этом варианте, еще, опять же, в советское время. И мой листочек договора один – я все должен. На одном листе все. А я видел у американца. 500 страниц договор. Все оговорено! Вот.
К.ЛАРИНА: А сейчас у нас? Приближаемся?
А.ФИЛИППЕНКО: Приближаемся. И спасибо, опять же... Это чуть в сторону разговор, почему я снимаюсь и снимался там давно, вот эти, «Бедная Настя» и прочие. Новые технологии. И, вот, когда «Бедная Настя» классически снималась, так американец сидел рядом и через переводчицу, консультант, и останавливал меня: «Нет-нет. Никакого экзюперизма, никакой ипсиновщины, никакой чеховщины».
К.ЛАРИНА: А ты говоришь, «советская власть, цензура» (смеется).
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, не ходи тогда в эти мыльные договоры. И если на этих скоростях среди всего, среди 7 цветов радуги (других красок не надо) у тебя появится гениальная партнерша как Остроумова и ты с ней на этих скоростях про достоевщину сговоришься быстренько, по капельке... И, вот, было интересно мне посмотреть, что это такое.
К.ЛАРИНА: А, вот, Саш, я хотела спросить про театр, все-таки, сегодняшний. Поскольку театр «Практика», если кто не знает, это, все-таки, такой, ориентированный на новую, на молодое поколение, это такой, современный актуальный театр, который не является трендом классическим, да?
А.ФИЛИППЕНКО: Да-да-да.
К.ЛАРИНА: И там публика своеобразная приходит. Мне очень нравится, что ты там уже, считай, ветеран. Вы там, считай, ветеран этого театра.
А.ФИЛИППЕНКО: Да-да-да.
К.ЛАРИНА: Там появился сейчас Вениамин Смехов, ваш коллега по сцене, который тоже работает с текстами. Вот, они сейчас открыли площадку в Политехе.
А.ФИЛИППЕНКО: Вот-вот-вот. И там тоже... У меня там в июне будет. Это Бояков. Важно другое. Что он – стартапер и генератор идей, как в свое время был и Розовский. Ведь, я до сих пор (прости, опять в сторону) вспоминаю, он предложил давно очень. В Литературном музее мы играли моноспектакль поэтический «Есенин без женщин». Вот был ход. Я гражданскую лирику читал, и до сих пор ее читаю. И удивляются: «Это все Есенин написал?» - «Да». 30 лет ему было. А он грандиозно выдал.
Здесь вот вдруг предложил Бояков. Моя программа, вот, «Демарш энтузиастов, или когда мы были молодые». Она была похожа на «Линию жизни». И вдруг он придумывает, что его драматург молодой чуть перепишет мое интервью и сделает это вдруг с другим ходом как Доку-театр, как будто я вижу себя на экране телевизора. И, вот, я пошел туда, и, вот, я перешел из этого театра в этот. Как будто про меня. Это очень другая манера игры, и мне это интересно. А тексты – там и Аксенов, и Жванецкий, и Довлатов, все там будет внутри. Но между ними...
И, вот, из-за этой манеры игры, вот, что эти мыльные оперы, конечно, новое движение есть. Наш театр (прости, я скажу), вот, театр Товстоногова, Эфроса остался в прошлом веке, в пантеоне, все-таки. Это ощущаю.
К.ЛАРИНА: А что изменилось?
А.ФИЛИППЕНКО: Все, дорогая.
К.ЛАРИНА: Скорости? Манера?
А.ФИЛИППЕНКО: Вот послушай. К сожалению, не преподают диалектику актерской профессии, от шептательного магнитофонного реализма Петрушевской... Как в свое время мы бегали смотрели ее спектакли, понимаешь? Перешли вот в этот Доку-театр, в документальный. Или вот этот театр Перис Хилтон такой, все наружу наоборот, открытый. Трудно мне дается вот этот постмодернизм. Все как бы. Мы не настоящее играем, а как бы. Это сложно. Но у молодежи вот это как бы – все это, вот, оно и есть.
К.ЛАРИНА: Кстати, в «Практике» там помимо текстов, которые ты читаешь, там же есть еще и современная поэзия.
А.ФИЛИППЕНКО: Абсолютно.
К.ЛАРИНА: Там Верочка Полоскова выступает, Дима Воденников.
А.ФИЛИППЕНКО: Да-да-да.
К.ЛАРИНА: А насколько тебе интересен вообще современный текст?
А.ФИЛИППЕНКО: Ну, это трудный вопрос, очень. Когда рядом есть Солженицын, и все то, что... Публика этого театра приходит на Солженицына и смотрит и слушает, как будто это про какое-то татаро-монгольское иго.
К.ЛАРИНА: Ну это вот молодежь сегодняшняя?
А.ФИЛИППЕНКО: Да-да-да, и приходят. И каждый раз я спрашиваю, все вокруг девчонки молодые, кто усаживают зрителей, говорят: «Сегодня одна молодежь». Как приятно. И пришли там среднего возраста. Вот это интересно.
А современный театр? Ну, пока не очень знакомо все. Я говорю, мне достаточно было попробовать вот в этой манере мыльных опер, и это большая опасность для актеров. Но это отдельный разговор.
К.ЛАРИНА: Ну, то, что вы делаете с Юрским, это суперсовременный театр.
А.ФИЛИППЕНКО: Да-да. Ну, это и тексты Сергея Юрьевича, понимаешь?
К.ЛАРИНА: Это не для каждого.
А.ФИЛИППЕНКО: Не для каждого. Это, как я говорю, пардон, собираются 100 умных женщин. И, вот, у нас позавчера был изумительный спектакль. И тоже в конце (ведь, никто не просит) встают. А в середине так приятно наблюдать. Смеются-смеются-смеются... Как и у Солженицына у меня. Но я-то знаю, куда их заведу в конце. И я тоже часто говорю, что я как рыбак, который наживку забросил, но когда подсеку, знаю только я. И, вот, мы за кулисами говорим, вот сейчас подходим к моменту, вот эпизод, с которого они затихнут и будут понимать, что куда-то их не туда Юрский с Филиппенко, и вся команда завели. И в конце опять думают, аплодисменты, встают. Спасибо, что заставили подумать. И также пишут в интернете: «Ох, на ваших спектаклях надо думать».
К.ЛАРИНА: Извините.
А.ФИЛИППЕНКО: (смеется) Извините. Ух, отвыкла от стихов.
К.ЛАРИНА: А, вот, подождите-подождите. А вот когда они сидят на Солженицыне, ты это чувствуешь? Им это знакомо все, что рассказывается? Или это все белый лист?
А.ФИЛИППЕНКО: Нет, умоляю, дорогая. Я так, к примеру. Одна из пауз моих: «И, вот, он решил не думать про лагерь, он решил письмо домой (Шухов) писать. Наступил новый, 1951-й год». И я специально в зал: «Ну сколько там вспомнят про март 53-го?» Не знаю. Но я каждый раз делаю. Кто-то, может, потом кто-то скажет. Ой, сейчас на Левитанского чуть-чуть.
К.ЛАРИНА: Пора.
А.ФИЛИППЕНКО: Как раз он об этом сказал.
К.ЛАРИНА: Пора на стихи.
А.ФИЛИППЕНКО: Стихи. Ой, строгие годы, 40-е годы, воистину роковые, 40-е, мною не забытые, словно гвозди в меня забитые. Тихо сегодня живут во мне, в глубине 50-е, 60-е. Смотри как классно. Словно высоты, недавно взятые, еще остывшие не вполне. Тихо сегодня живут во мне, в глубине. А в 1970-м написал, в 1976-м. 70-е годы идущие, годы прошедшие, годы грядущие. Больше пока еще вовне. Но есть уже и во мне. Дальше словно в тумане судно, 80-е, дальше в снегу 90-е. Хотя, и смутно, все же представить еще могу. Но годы 2000-е. И далее. Произношу. Неразличимые мною дали, произношу как названия планет. И вот тут я на зал тоже показываю всегда. Где никого пока еще нет, но где со временем.... И я к залу. (смеется) Ой, как страшно это бывает. Но где со временем кто-то будет, хотя, меня там уже не будет. Их век уже не захватывает. Произношу их едва. Год две тысячи... Ой, сердце падает и замирает душа.
К.ЛАРИНА: Саш, отпустите грехи, пожалуйста, Роману. Он здесь написал покаянное письмо: «Александр, лет 17 назад вы работали в Сургуте на теплоходе в День газовика. И я был пьяненьким подростком, который донимал вас идиотскими вопросами. Прошли годы, я повзрослел. И мне так стыдно. Простите меня, пожалуйста!» - пишет Роман.
А.ФИЛИППЕНКО: Да ну что вы, прощаю, да. А я вспоминаю Сургут, и все, и опять же вспомню, как я приезжал... А, ведь, долгое время губернатором Ханты-Мансийского округа был Филиппенко Александр Васильевич. И я приезжал, и ко мне всегда: «Александр Васильевич?» - «Да нет, Александр Васильевич – это ваш губернатор. А я...» И все боялся афишу пустить по Ханты-Мансийску «Театр Филиппенко» - думал, не так поймут. Так что ему тоже привет и Сургуту привет.
К.ЛАРИНА: Но мы прощаем Роману его милую шутку?
А.ФИЛИППЕНКО: Прощаем, конечно, да.
К.ЛАРИНА: Он был молодой, глупый.
А.ФИЛИППЕНКО: Ничего. Все...
К.ЛАРИНА: Саш, у нас остаются последние 3 минуты. Вот, надо что-нибудь. Дайте нам под финал.
А.ФИЛИППЕНКО: Под финал? Ой, это... Такое... Нет-нет, под финал... Ну, грустное или серьезное, я не знаю. Прямо как дорогая...
К.ЛАРИНА: Серьезное, конечно. Пусть будет напутствие от тебя, конечно.
А.ФИЛИППЕНКО: Ах, ребяточки дорогие, давайте рискну. Солженицын. Только в книгах я читал, сам никогда не видел, как молния раскалывает дерево. А вот и повидал. Из проходившей грозы среди дня да ослепил молненный блеск наши окна светлым золотом и сразу же, не отстав ни на полсекунды, ударище грома. Шагов 200-300 от дома, не дальше. Минула гроза. Так и есть, вблизи на лесном участке среди высочайших сосен избрала молния и не самую же высокую липу. А за что? И от верха чуть ниже маковки прошла молния вдоль, и вдоль ствола через ее живое и в себе уверенное нутро. И силясь, не дошла до низа. Соскользнула, исчезла, иссякла. Только земля изрыта близ подпаленного корневища, да на полсотни метров разбросало крупную щепу. А одна плаха ствола до середины роста отвалилась в сторону, налегла на сучья безвинных соседок. Я все думаю, почему «безвинных соседок»? А другая еще подержалась денек, стояла. Какою силою? Оно же было насквозь прорвано, зияло сквозной большой дырой. Потом и она завалилась в свою сторону, дружливо развилок еще одной высокой сестры. И вот он, поворот. Так и нас, иного. Когда уж постигнет удар кары совести, то через все нутро на прострел и через всю жизнь вдоль. И кто еще отстоится после того, а кто и нет.
К.ЛАРИНА: Последнее, что я прочту сейчас для Саши, тоже смска пришла, мне кажется, очень важная. Там в конце вопрос, но я думаю, что вопрос этот можно оставить без ответа. «Почему в России такой страх перед историей? И той, что позади, и той, что впереди? – пишет наш слушатель. – И кругами, кругами. Такая историческая трусость, страх перед исторической ответственностью заставляет метаться между Сциллой и Харибдой настоящего и прошлого. Спасибо Александру Филиппенко за то, что он так лихо и без ошибок тасует эту колоду, игру времени. Как ему это удается? Вопрос». Но на этот вопрос мы уже отвечать не будем.
А.ФИЛИППЕНКО: Спасибо вам.
К.ЛАРИНА: Спасибо, Саш. Это Александр Филиппенко. Огромное спасибо за этот бесплатный, безвозмездный, бескорыстный концерт для вас, дорогие друзья. Спасибо, Саш.