Валерий Гаркалин - Дифирамб - 2012-04-22
К.ЛАРИНА: Начинаем программу «Дифирамб». Сегодня в нашей студии – Валерий Гаркалин. Народный артист России?
В.ГАРКАЛИН: Народный.
К.ЛАРИНА: Здравствуй, Валерочка. Очень рада видеть.
В.ГАРКАЛИН: Здравствуй, Ксюш. Я тоже.
К.ЛАРИНА: Здесь мы будем разговаривать в прямом эфире с Валерием Гаркалиным и с вами. Я напомню, можно пользоваться SMS +7 985 970-45-45, телефон прямого эфира 363-36-59. Но начать я бы хотела с голоса актера, которого нет с нами уже год. Сегодня, 22 апреля ровно год со дня смерти Михаила Михайловича Козакова. Год назад мы его проводили в последний путь, и мне кажется, будет правильно, если именно эту передачу мы начнем с голоса этого замечательного артиста.
М.КОЗАКОВ: «В Рождество все немного волхвы. В продовольственных слякоть и давка. Из-за банки кофейной халвы производит осаду прилавка грудой свертков навьюченный люд: каждый сам себе царь и верблюд. Сумки, сетки, авоськи, кульки, шапки, галстуки, сбитые набок. Запах водки, хвои и трески, мандаринов, корицы и яблок. Хаос лиц, и не видно тропы в Вифлеем из-за снежной крупы. И разносчики скромных даров в транспорт прыгают, ломятся в двери, исчезают в провалах дворов, даже зная, что пусто в пещере: ни животных, ни яслей, ни Той, над Которою – нимб золотой. Пустота. Но при мысли о ней видишь вдруг как бы свет ниоткуда. Знал бы Ирод, что чем он сильней, тем верней, неизбежнее чудо. Постоянство такого родства – основной механизм Рождества».
К.ЛАРИНА: Ну вот видишь? Каждый задумался о своих потерях, услышав голос Михаила Козакова. Как раз Валера сказал, что вчера исполнилось бы 60 лет жене Валериной замечательной. Но зато есть внук.
В.ГАРКАЛИН: Да, внук.
К.ЛАРИНА: Которому оказалось 23 дня. Вот сейчас буквально. Я знала, что внук родился, но поскольку казалось, что внук уже родился, уже все поздравили, что ему уже лет 5. (все смеются) А оказалось-то ему всего 23 дня.
В.ГАРКАЛИН: Ему еще даже и месяца нет. Он несколько дней как живет этой жизнью. Но он прекрасный, он замечательный. Все изменилось в нашей жизни. И я знаю, что в жизни дочери и в жизни моего зятя, замечательного артиста Паши Акимкина. Сын похож на отца, а отец на сына. И я где-то прочел, что, оказывается, это закономерно. Ученые уже подтвердили этот важный фактор: когда рождается, не важно, ребенок или детеныш животного, он обязательно должен походить на отца прежде всего, потому что отец должен быть уверен, что он воспитывает именно своего ребенка. Поэтому в этом случае, так сказать, природа нам не изменила, и вот так.
К.ЛАРИНА: Валер, ну поскольку начали с таких высот, вот я так тебя спрошу. А твои авторитеты какие были и остаются и в профессии, и в жизни? Вот, люди, которых ты готов помнить всегда. Может быть, это учителя? Может быть, это друзья?
В.ГАРКАЛИН: Ну, конечно, учителя, которые еще живы. И Леонид Абрамович Хаит, в Израиле проживающий, и Вячеслав Анатольевич Шалевич, который вел курс режиссуры.
К.ЛАРИНА: Это же эстрада?
В.ГАРКАЛИН: Эстрадный факультет, да. Эстрадный факультет. Это было очень давно, он тогда назывался «Факультет эстрады и массовых представлений». Так что, Ксюша, я сейчас могу устроить массовую похлеще вот этого хождения по Москве с иконами.
К.ЛАРИНА: Акцию устроить, перфоманс, да?
В.ГАРКАЛИН: Акцию, да. Я бы покрасивее все это сделал. (смеется)
К.ЛАРИНА: Ну, тогда должен оценить уже как режиссер массовых представлений.
В.ГАРКАЛИН: Не, мне не нравится.
К.ЛАРИНА: Нет?
В.ГАРКАЛИН: Да. Оно не массовое.
К.ЛАРИНА: А с белыми лентами? Ты был? Видел это?
В.ГАРКАЛИН: Нет, а мы же с тобой трусливо сбежали.
К.ЛАРИНА: Когда были белые ленты. Как это? Кто трусливо сбежал?
В.ГАРКАЛИН: Когда все выходили. Я был на гастролях и мы встретились с тобой, помнишь, в аэропорту?
К.ЛАРИНА: Да-да-да.
В.ГАРКАЛИН: То ли выборы были. И мы так с тобой хорошо...
К.ЛАРИНА: А, на выборы! Мы бежали с выборов с Гаркалиным из Москвы.
В.ГАРКАЛИН: (смеется) Да, да!
К.ЛАРИНА: Точно-точно!
В.ГАРКАЛИН: Мы давали паспорт дрожащими руками, давали паспорт этому офицеру таможни. (смеется) И так, перемигивались заговорщически «Долой, долой, долой из страны». Обоз дрожал трусливо.
К.ЛАРИНА: Да-да-да. Это был тот самый момент, кстати, да. Вот, когда мы уехали, все это и началось.
В.ГАРКАЛИН: Да.
К.ЛАРИНА: Все первые выступления, да.
В.ГАРКАЛИН: Туда ходил мой тесть, туда ходят мои дети, они очень политически в этом смысле организованы. Нет, а я, к сожалению, такой трус оказался в семье. Ну, не без урода.
К.ЛАРИНА: Ничего-ничего. Будет еще.
В.ГАРКАЛИН: Они меня будут воспитывать.
К.ЛАРИНА: Заставят, заставят, да. Будет момент, когда ты скажешь «Не могу молчать». «А вот тут, извините, не могу молчать».
В.ГАРКАЛИН: Да. Нет, иногда бывает, прорывает.
К.ЛАРИНА: Ты вообще смелый человек?
В.ГАРКАЛИН: Да нет. Я когда играл в белых одеждах Дежкина, я считал, что это мужественный человек, и вот он так выписан, человек со вторым дном, который проводил опыты по селекции тайно от сталинских догматов, рискуя жизнью и так далее. Мне казалось, что на это может пойти, ну, какой-то герой, который... Я не знаю, воспитала ли эта страна таких героев? В основном, она воспитала трусов. Ну, воспитывала, во всяком случае. Страх формировал советских граждан. А вот этого человека – нет. Я стал частью советского общества. Я воспитывался в советской стране и я, конечно же, труслив, я, конечно же... Я иногда перенаполнен страхом, страхом, который порожден мозгом, головой. Потому что природа не знает страха.
К.ЛАРИНА: А те, которые после нас, что называется, всякие студенты, молодежь?
В.ГАРКАЛИН: А, вот, наши дети – нет. Они...
К.ЛАРИНА: Не пороты.
В.ГАРКАЛИН: Вот эта история с девочками – я считаю, что это... Да, это можно их осудить и можно...
К.ЛАРИНА: Пусси Райот ты имеешь в виду вот этих вот девчонок, да?
В.ГАРКАЛИН: А мне кажется, что это требует, как бы, определенного мужества и смелости, отваги. Ну, я не могу это квалифицировать как...
К.ЛАРИНА: Это не уголовное преступление уж точно.
В.ГАРКАЛИН: Да. Но это мужество. Это, наоборот, победа над собой, над своим рабством, над своим страхом. И иногда я смотрю и думаю, что... И вот я вот так странно и чудовищно смотрю на такой факт, который всеми порицаемый.
К.ЛАРИНА: А скажи, есть для тебя какие-то критерии, которые отделяют, когда ты можешь сказать, что это факт искусства, а это уже хулиганство, вот, что можно, что нельзя? Особенно это касается, конечно, современного искусства, будь то музыка, будь то живопись или какие-то инсталляции современные. Или даже театр, в конце концов, да?
В.ГАРКАЛИН: Ну, хулиганство я люблю в искусстве. Вообще я люблю, когда хулиганство этого хорошего толка, безобразное такое, знаете... Как вам сказать? Потребность художника веселиться внутри. А без хулиганства здесь не обойдешься, здесь надо, так сказать, не градировать «Это можно, а это нельзя». Здесь никто не знает, что можно...
К.ЛАРИНА: Но есть же какие-то вещи. Знаешь, как говорят?
В.ГАРКАЛИН: Да. Нет-нет, никаких вещей не надо. Потом, в конце концов, мы закроем аудиторию на ключ – это я говорю о своих студентах, они недавно показали мне контрольный урок в Гитисе, замечательно проведенный Софой из Израиля, которая владеет своей школой биомеханики, ну, по наследию Мейерхольда. Она, вот, прошла через их сознание своей системой координат, своей эстетикой театральной. И, вот, они так хулиганили, что они вытворяли, я их просто не узнавал. Мне казалось, что, вот, когда приходит человек и предлагает хулиганить, это замечательная задача. Но, конечно же, существует то правило... Как вам сказать? Ну, любому творческому человеку свойственно, прежде всего, при том, что он занимается исследованием жизни, художественно осмысливая ее (извините за красивые слова), но, все-таки, иногда он выпендривается.
К.ЛАРИНА: Ну а как же? Да, да, да.
В.ГАРКАЛИН: Да. И вот иногда вот этот процент выпендрежа...
К.ЛАРИНА: Такого сознательного эпатажа, да?
В.ГАРКАЛИН: Кича, да. Вот, это уже не хулиганство, это самоутверждение. За этим ничего не стоит, за этим стоит пустота и, так сказать, озлобленное сердце художника, невостребованного человека. Понимаете? Мне вот там известный персонаж Треплев Костя, я считаю, что он не выпендривался, он пытался рассказать о новых формах, как он чувствует этот мир. Но он был не понят ни любимой женщиной, ни... Вот, мне кажется, когда больной человек вот этим болен, это можно увидеть, что это подлинное. Он может хулиганить. Эти рогатые олени – это все хулиганство.
К.ЛАРИНА: Но все равно, ты понимаешь, я хочу получить ответ вот на этот вопрос, который меня мучает последние годы. Почему общество наше столь консервативно в восприятии именно акта творчества? Почему оно всегда очень ханжески настроено, что вот это можно, а это нельзя, это надругательство, а это праведное искусство? Ну, можно на конкретном примере. Вот, последний пример – он абсолютно абсурден. Слава богу, что не состоялось судебного заседания на эту тему, но факт есть факт – женщина подала иск в суд на спектакль «Руслан и Людмила» Большого театра, предъявила просто претензии, что оскорблено ее эстетическое чувство. Она потребовала материальной компенсации за надругательство над классикой.
В.ГАРКАЛИН: И морального, наверное.
К.ЛАРИНА: Да. И потребовала, чтобы этот спектакль, естественно, сняли с репертуара и чтобы ей дали возможность посмотреть классическое произведение в этом же театре. Понимаешь? Вот тебе, пожалуйста. Смешно, да? Но уверяю тебя, что огромное количество людей готово ее поддержать вот в этом абсурдном требовании, что это нельзя, это на национальной сцене невозможно, нельзя.
В.ГАРКАЛИН: Ну вот именно, нельзя. Вот понимаете, вот это самое страшное, что движет этими людьми. Они знают точно, что нельзя. Вот, я до сих пор, пройдя не маленькую человеческую жизнь, я до сих пор не знаю, что можно, что нельзя. Мне иногда кажется, что терпеть нельзя, угнетения терпеть нельзя, нельзя терпеть диктат и нравоучения. Вообще, так сказать, если кто-то из зала предлагает свой вариант, я могу послушать этого человека. Но как мой учитель мне говорил, «ты будь интеллигентным, даже в таких вопросах. В вопросах жизни, когда с тобой разговаривает интеллигентный человек, ты можешь выслушать это мнение, но и забыть о нем, потому что ты тоже интеллигентный человек. Дай возможность ему быть выслушанным». Но мне кажется, все-таки, все художники-творцы, которые занимаются этой неблагодарной профессией, они точно знают критерий. И их учить этому не надо. Даже если он начинает выпендриваться... Я знаю таких творцов. За этим больше ничего не стоит. Я могу только на это улыбнуться. И вообще любая реакция этого человека на искусство – это мнение только одного человека. Вот, мнение этой женщины – оно только одно, оно одиноко.
К.ЛАРИНА: А я не думаю, что оно одиноко.
В.ГАРКАЛИН: Нет, она найдет поддержку, конечно. Если кинуть клич в этой стране, знаете, какой бунт начнется?
К.ЛАРИНА: Да, да.
В.ГАРКАЛИН: Бессмысленный, да? Мы же знаем.
К.ЛАРИНА: У нас сейчас новости, потом мы продолжим нашу встречу с Валерием Гаркалиным. Напомню, что мы в прямом эфире, поэтому приветствуются все ваши вопросы. Присылайте, пишите, звоните.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Продолжаем программу «Дифирамб». Напомню, что сегодня в нашей студии народный артист России Валерий Гаркалин. И вот пока шли новости и реклама, я спросила Валеру про театральную работу «Лес», где он играет Несчастливцева. А Гурмыжскую играет Маша Аронова.
В.ГАРКАЛИН: Тоже народная артистка.
К.ЛАРИНА: Да. Очень много слышала про этот спектакль хорошего. А сейчас, вот, в связи с предыдущей темой подумала, нет ли там надругательства?
В.ГАРКАЛИН: Есть. (все смеются) Эта дама, которая осталась недовольной русской традицией, я имею в виду «Руслана и Людмилу», она отыщет и здесь. Самгин постарался.
К.ЛАРИНА: Да? Есть?
В.ГАРКАЛИН: Сестрам по серьгам. И для тех, кто любит Островского, и для тех, кто его не любит, понимает больше, чем артисты и художники.
К.ЛАРИНА: Ну, ты вообще человек свободных нравов, да?
В.ГАРКАЛИН: Абсолютно.
К.ЛАРИНА: И ты готов воспринять все, что угодно, если говорить опять же о сцене, о каких-то театральных вещах. Я просто еще напомню, что Валера работает и с замечательным режиссером сегодняшним, тоже, кстати, считай все еще молодым, Дмитрием Крымовым.
В.ГАРКАЛИН: А, да. Юный мальчик. (все смеются) А знаешь, мы ровесники с ним.
К.ЛАРИНА: Да вообще, удивительно.
В.ГАРКАЛИН: Мы с одного года. 58 лет и ему, и мне.
К.ЛАРИНА: Молодые люди. И молодой актер, и молодой режиссер.
В.ГАРКАЛИН: Поросль молодая.
К.ЛАРИНА: Чего ты так мало работаешь на сцене?
В.ГАРКАЛИН: Ну, сейчас это связано, прежде всего, с тем, что был нездоров и, конечно, надо было уже отсеивать какие-то работы, которые способствуют только перегрузки сердечной. Ну, во всяком случае, по совету врачей я поступил именно так. И это еще связано, увы, с такими печальными событиями в моей жизни, оно связано еще с тем, что я стал активно работать в институте, и вот уже я набрал 3-ю мастерскую. И сейчас очень много энергии и времени уходит на работу с ребятами, с детьми. Потом в моей семье же произошли изменения, а дочь моя требует, чтобы я не забывал о том, что ей нужен живой и здоровый.
К.ЛАРИНА: Ну, то есть беречь себя, да?
В.ГАРКАЛИН: Да. Но я не хотел бы так говорить. Как нас же воспитывали? Что не надо себя беречь, жалеть себя не надо, надо рваться на площадку, на сцену, то, что предлагают играть, не отказываться. Это был период в моей жизни очень длительный и большой, он длился почти всю мою сознательную жизнь. Но, вот, видимо, наступил конец ему. И теперь... Но теперь я выбрал «Лес». Мне очень понравилось, как Самгин, замечательный режиссер интерпретировал до боли известную историю. Одна из лучших пьес Островского, на мой взгляд, из всего, что было.
К.ЛАРИНА: И, кстати, очень актуальная.
В.ГАРКАЛИН: Да, очень актуальная. Очень. Вообще, так сказать, взаимодействие искусства и жизни, реальности и иллюзии, как это у нас все переплетается. Ведь, мы даже не догадываемся о том, как мы живем на стыке всего выдуманного и подлинных реальных фактов, как мы можем освещать или осмысливать этот факт жизни и делать его событием нашей жизни или, наоборот, отказываться. Ну, это я сказал уже, что это гимн театру, гимн его назначению, его, так сказать, миссии.
К.ЛАРИНА: Ты вот когда работаешь сейчас уже много достаточно количество лет со студентами, с молодыми, ты вспоминаешь свои студенческие годы?
В.ГАРКАЛИН: Только этим и занимаюсь.
К.ЛАРИНА: Да? А ты бы что-нибудь бы изменил в своей жизни студенческой? Или?.. Ты вообще был хорошим студентом? – так тебя спрошу. Правильным?
В.ГАРКАЛИН: Правильным.
К.ЛАРИНА: Да?
В.ГАРКАЛИН: Да, правильным. Нет, я был активным студентом. Вообще учиться тому, чему учился я и чему я пытаюсь научить своих сегодняшних учеников, это вещи совершенно бессмысленные. Понимаете? Этого ни одна театральная школа не знает.
К.ЛАРИНА: Как? А как же система Станиславского?
В.ГАРКАЛИН: Она отвечает на вопрос не учить, а научиться. Вот, научиться этому можно. Это, кстати, один из постулатов Константина Сергеевича. А научить этому нельзя. Потому что если человек сам не захочет проверить на себе, на своей психофизической природе, как же возникает органическая жизнь в условиях сценической, вот как же сделать так, чтобы она была такой же, как если бы это не была сцена.
К.ЛАРИНА: Ты знаешь, я вот буквально совсем недавно посмотрела премьеру в театре Фоменко – очень рекомендую, если не видел – «Театральный роман». Совершенно замечательную работу сделали ребята под руководством Петра Наумовича. Но инициаторами и, как я понимаю, основными разработчиками темы были Кирилл Пирогов и Никита Тюнин. И там как раз когда вот это все возникает, этот текст потрясающий совершенно же, произведение булгаковское, когда он там говорит про теорию воплощения Ивана Васильевича, да?
В.ГАРКАЛИН: Да, да.
К.ЛАРИНА: Что, вот, Пряхина это кричит там: «Листочки, солнышко, весна-весна!», а глаза у нее мертвые. А вот тому черненькому, маленькому – ему никакая теория не нужна. Он выходит и играет, да? Вот здесь, действительно, вопрос.
В.ГАРКАЛИН: Но это так оно и есть. Система была и создана Константином Сергеевичем (это известный факт) для того, чтобы уравнять все градации театральной многошумной, многоликой публики. Артисты, ведь, разные, как и все мы. Мы же, каждый из нас неповторим. Такая же история и с актерской братией. Поэтому это попытка, так сказать, дать ответы на вопросы усредненному такому, которому, действительно, нужна система образования, нужна организация. И тогда он будет стремиться к лучшему, к совершенству. А что касается тех, кому, действительно, не нужна эта система, они и не учатся.
Вот, очень многие, я знаю... Сейчас такая эра дилетантская. Потому что я могу смело назвать эту эпоху так, потому что это царит уже во всех сферах, особенно художественной жизни. Снимают операторы, которые никогда не учились этому искусству. Снимают режиссеры, которые никогда не учились во ВГИКах и в других учебных заведениях, которые...
К.ЛАРИНА: Знаешь, мы академиев не кончали. (все смеются)
В.ГАРКАЛИН: Да! Вот-вот-вот. Наивно полагая, что если у тебя есть деньги, любой ценой. Вот я подчеркиваю. Мне очень понравилось высказывание одного ведущего по телефону, он сказал, что вот эта бацилла, которая живет в нас, теперь уже в нашей стране, вот, она определяет все идеи и все смыслы человеческой жизни.
К.ЛАРИНА: А как по-другому?
В.ГАРКАЛИН: Они считают, что деньги есть, тогда можно поставить спектакль или снять фильм. Но на самом деле, это глубокое заблуждение. Вот это та сфера деятельности, которая никогда не зависит от наличия денег. Вот так сложилось в жизни человечества.
К.ЛАРИНА: Но и от образования тоже не всегда зависит.
В.ГАРКАЛИН: Но нельзя его купить, понимаете?
К.ЛАРИНА: Это понятно.
В.ГАРКАЛИН: Нельзя купить хорошо снятую сцену. Нельзя купить актрису, которая, действительно...
К.ЛАРИНА: Но распилить...
В.ГАРКАЛИН: Распилить можно.
К.ЛАРИНА: Можно. (все смеются)
В.ГАРКАЛИН: Да. Дима Крымов за деньги небольшие это сделал в спектакле по новеллам Ивана Бунина. Кстати, он сейчас возвращается из Америки, где он завершает спектакли с Барышниковым, и рвется в Москву, потому что именно 16 или даже 14 мая мы приступаем к выпуску спектакля «Сна в летнюю ночь».
К.ЛАРИНА: Ты будешь там играть?
В.ГАРКАЛИН: Да. Шекспира.
К.ЛАРИНА: Ты будешь играть?
В.ГАРКАЛИН: Шекспира. (смеется) Я хотел бы всей стране объявить.
К.ЛАРИНА: Шекспира?
В.ГАРКАЛИН: Да. Что у нас родится скоро Шекспир.
К.ЛАРИНА: Потрясающе.
В.ГАРКАЛИН: И там будут опять мои ученики, огромное количество ребят, которые вновь приглашены Димой на эту работу. И очень много артистов театра драматического искусства.
К.ЛАРИНА: Кстати, Шекспир же был уже в твоей жизни крымовской – это был Гамлет.
В.ГАРКАЛИН: Гамлет, да. Но я играл его как драматурга. А теперь я буду самого Шекспира играть, самого. Вильяма нашего дорогого. (смеется)
К.ЛАРИНА: Потрясающе. Ну, я так понимаю, что, зная Дмитрия Крымова, я понимаю, что там не будет просто, вот, спектакль по пьесе «Сон в летнюю ночь».
В.ГАРКАЛИН: Нет-нет, никогда.
К.ЛАРИНА: Это будет безобразие очередное.
В.ГАРКАЛИН: Да, безобразие, хулиганство.
К.ЛАРИНА: Хулиганство.
В.ГАРКАЛИН: Ну, надеюсь, не выпендреж.
К.ЛАРИНА: Так. Ну вот, возвращаясь к этой теме, теме дилетантства. Когда ты говоришь, значит, любой, у кого есть сегодня возможность заплатить, он может стать режиссером, оператором, певцом, артистом. Ну, пусть хотя бы на 15 минут или на 10, но все равно он может себе это позволить.
В.ГАРКАЛИН: Да, может.
К.ЛАРИНА: Ну а как это по-другому? Как от этого избавиться? Как бороться с дилетантством? Никак. Народ выбирает, к сожалению, безобразное, да? Это же тебе так хочется крикнуть «Товарищи, не смотрите этот фильм – он ужасен!» - кричишь ты. А туда стоит очередь, лом.
В.ГАРКАЛИН: Да, да.
К.ЛАРИНА: Ну?
В.ГАРКАЛИН: Что с этим делать?
К.ЛАРИНА: Как вот с этим? Что с ним делать?
В.ГАРКАЛИН: Ну, здесь можно только одним. Вот, вы знаете, там поступок Анны Ахматовой в период ее гонения, тогда то известное постановление, вот, Зощенко и Ахматова. Ну, она где-то высказалась, что неужели этой стране, победившей фашизм, понадобилось раздавить сердце старухи. Но потом она замолчала. Она молчала лет 20. Вообще. Она не издавалась. Я даже знаю такой факт, что Фаина Георгиевна Раневская, которая, известно, очень дружила с нею, называла ее своей Ребе, они были на «вы», и она, общаясь с ней, заучивала стихи, которые она читала на память. Приходила домой и записывала. Вот таким образом некоторые стихи сохранились для нас, для потомков. Так она даже не записывала их.
К.ЛАРИНА: Это было, как бы, ее стояние, что называется, да?
В.ГАРКАЛИН: Да. Она ушла. Она жила, но она ушла из страны. Ушла от народа. Мне это показалось потрясающим поступком. Потрясающим. А что можно сказать на гадость, на пошлость?
К.ЛАРИНА: Что противопоставить?
В.ГАРКАЛИН: Как Ахмадулина говорила, прекрасная у нее метафора потрясающая: «Куда уйти? Уйду лицом в ладони». Вот только так можно отреагировать на пошлость. Во всяком случае, не вступать с нею ни в какие союзы, ни в какие договоренности, компромиссы. Потому что секунда, как ты не заметишь, что она перескочит на тебя и уже ты точно не отмоешься.
К.ЛАРИНА: Ну подожди. Пространство, в котором ты работаешь даже со своими студентами, тут, как бы, куда ни завернешь, везде тебя поджидает какая-нибудь гадость и пошлость. И у них эта жизнь впереди, она полна этих искушений. Как их обезопасить?
В.ГАРКАЛИН: Это замечательный вопрос, Ксюш, замечательный. Потому что именно об этом я чуть ли не каждый день твержу на уроках. Я их предупреждаю об этом, что вы должны бояться не только пошлости, которая будет вас ожидать после окончания института. Вас будут окружать не самые умные люди, не самые добрые люди. Как правило, нашим делом занимаются не самые порядочные люди. (смеется) Я должен признаться вам вот в этом страшном. И даже я, ваш покорный слуга, ваш учитель не всегда хорошо поступаю по отношению к другим. Но после того, как я это им говорю, «Но бойтесь пошлости в себе – вот это самое ужасное, если вы будете нести ее в себе и распространять как что-то лучшее и прекрасное. Вот это самое страшное».
Ведь, многие люди, которые занимаются шоу-бизнесом, они даже не подозревают, насколько они отвратительны. Они думают, что они делают великое, доброе, вечное, сеют. А смотреть на это невозможно. Невозможно! Потому что без физического рвотного состояния трудно иногда смотреть иную программу. Я иногда просто ловлю себя на том... Это я набираюсь такого мужества и такой силы, я начинаю превращаться в садомазохиста, который... Ему нравится, когда гадость.
К.ЛАРИНА: «Давайте-давайте! Ну! Еще!»
В.ГАРКАЛИН: «Ах, как ты сейчас! Поразил мое воображение!»
К.ЛАРИНА: Ну, я могу тебя только еще раз спросить. А что с этим делать? Потому что это пользуется невероятным... Ты говоришь «Они не представляют себе, какой степенью пошлости они обладают сами по себе, вот этот сам факт их существования, некоторых, так называемых артистов или персонажей скорее там эстрадных или телевизионных». Но у них есть... Они на это тебе скажут: «А вот цифры, Валерочка. Посмотри, сколько людей меня любит, сколько людей меня смотрит вот в это отведенное время. Вот цифры рейтингов. Столбики видишь какие?» Вот, что на это ответишь? Зритель голосует рублем, да?
В.ГАРКАЛИН: Да, да. Но мне кажется, надо прекратить эту практику говорить об искусстве и высказываться о нем, вот, языком этих рейтингов. Как это называется? Это не медийное лицо. Надо как можно чаще всякий раз об этом говорить. Я думаю, что это не является критерием, оно не должно вообще являться критерием того, что делается на сцене или в кадре. Цифры ни о чем не говорят. Я хочу вам сказать, вот, «Ширли-Мырли» - это меньшовский шедевр с точки зрения народной комедии.
К.ЛАРИНА: А ты знаешь, что я его ненавидела?
В.ГАРКАЛИН: Да, да. Это мы с тобой на эту тему уже говорили.
К.ЛАРИНА: Да. А потом прошли годы, и я теперь считаю, что это шедевр народный. Вот, Света тоже говорит.
В.ГАРКАЛИН: Да. Подросла, подросла, что-то стала понимать больше (все смеются) о народе, о стране, в которой происходят эти события. Извини, пожалуйста.
К.ЛАРИНА: И капустка. Все. Все полюбила.
В.ГАРКАЛИН: Капустка – дело хорошее. Но в доме нужно держать...
К.ЛАРИНА: Вкус мой испорчен окончательно. (все смеются)
В.ГАРКАЛИН: И мясные закуски. Я хочу сказать, что тут был юбилей Веры Валентиновны...
К.ЛАРИНА: Да, Веры Алентовой.
В.ГАРКАЛИН: Да, Веры Алентовой. Она смешно... Лет так 10 прошло после выпуска картины, она мне или я позвонил Меньшову, сказал что-то (что-то нужно было сказать ему) по поводу очередной демонстрации картины. И взяла трубку Вера Валентиновна. И я: «Ой, Вера Валентиновна, дорогая, здрасьте». Она говорит: «Я должна тебе сказать, что сегодня я играла гораздо лучше». (смеется) Так и восприятие искусства тоже меняется с годами.
К.ЛАРИНА: А ты смотрел, кстати, их работу, которую они сделали? Юлия Меньшова поставила спектакль.
В.ГАРКАЛИН: Нет, я никак не могу попасть.
К.ЛАРИНА: Называется «Любовь. Письма». Вот, советую, рекомендую. И, вот, пользуясь моментом, вот и Валере рекомендую, и всем нашим слушателям. Если не видели спектакль «Любовь. Письма», который поставила Юлия Меньшова для своих родителей, спектакль, в котором играют 2 человека, Владимир Меньшов и Вера Алентова, в театре Пушкина идет на большой сцене, приходите обязательно. Это, безусловно, зрительская работа. И я за долгие годы вообще впервые себя поймала вот на таком вот, что называется, на одном дыхании. Настолько человеческая история, настолько искренняя, очень честная. Ну, просто молодцы все.
В.ГАРКАЛИН: Но здесь артисты были хорошие, конечно. Юльке повезло с родителями.
К.ЛАРИНА: Но еще и придумать надо.
В.ГАРКАЛИН: Но она молодец, конечно. Мы с ней сделали одну работу по Чехову и соприкасались. Вот, я впервые с ней встретился как с художником. Она удивительно пытливая, она глубоко чувствующая и очень остро думающая. В этом смысле ей надо заниматься режиссурой просто, вот, сейчас вот, с завтрашнего дня начинать, продолжать-продолжать-продолжать.
К.ЛАРИНА: Надеюсь, что будет. Потому что у нее получилось, ей это очень идет. Ну, давай тогда еще кого-нибудь похвалим.
В.ГАРКАЛИН: А похвалим? Крымова. Потому что и он – то яблоко, и Юля – то яблоко, которое недалеко откатилось от яблони.
К.ЛАРИНА: А казалось бы. Вот, кстати, тоже феномен Дмитрия Крымова. Ведь, по сути, человек это второй половины жизни. Ведь, не скажешь, он же не с 20 лет стал.
В.ГАРКАЛИН: Нет, конечно.
К.ЛАРИНА: Он занимался совсем другим, другой жизнью. А потом все равно в театр пришел.
В.ГАРКАЛИН: Он был сценограф.
К.ЛАРИНА: Да. Видишь, какой молодец? Это сочетание.
В.ГАРКАЛИН: Да, он сценограф. Он и Гамлета когда ставил, он часто говорил мне, что он взволнован тем, что никогда не сможет повторить то, что делал Анатолий Васильевич, его отец, великий Эфрос. Но я ему всегда говорил, что надо следовать не идеям, там, того или иного режиссера, который, ну, так или иначе проповедовал свою эстетику, свою культуру театральную. Товстоногов никогда не походил на Эфроса, Эфрос никогда не делал то, что делал Олег Николаевич Ефремов, или то, что делал Любимов, никогда не делал Эфрос. Ну и так далее. Ведь, в этом же. В этом и состоит неповторимость, непохожесть каждого из нас. А если ты пойдешь через свой мир, через мировоззренческую художническую самую настоящую примитивистскую, вот, каким ты художником родился и стал.
Он мне однажды позвонил ночью и сказал, что «я завтра улетаю в Рим, в Ватикан. Я получил заказ от местной католической конфессии, заказ на портрет тогда еще жившего Иоанна». Ну, известно, что он был уродец и больным человеком. Но удивительно духовно великим. Глаза эти голубые на поллица. И ночью он позвал меня посмотреть, единственного своего друга в Москве, он говорит «Приди, посмотри. Мне очень важно твое мнение. Я покажу тебе работу, портрет Иоанна». Я пришел. Он тогда отодвинул тряпку, очень пафосно и торжественно, и я увидел страшное зрелище, чудовищное. Урода с какими-то холмами, не членами физическими или человеческими, а античеловеческими членами. Я не знаю, откуда-то какие-то руки, ноги, какая-то, извините, каракатица. Это не Папа Римский, а что-то страшное и поражающее мой мозг. Но когда я оценил, успел оценить уродство, но тут же я увидел эти 2 голубых глаза, откуда исходят просто сами небеса. Вот, та духовность, о которой я сейчас говорил. Я понял, а сумеет ли Папа и его окружение вообще вот этот контраст, этот парадокс, который Дима передал в работе?.. Портрет изумительный. Он, с одной стороны, страшен, а с другой стороны, он великолепен. Вот, знаете, 2 несовместимых ощущения стали жить во мне. Я говорю: «Дима, я так за тебя боюсь. Знаешь что? Ты мне отзванивай каждую секунду, когда ты идешь, вот, говори «Я иду по Ватикану». Звони мне, я буду переживать каждую минуту, как произойдет встреча Папы с его портретом». Он сказал: «Иду по Ватикану. Вот, я вошел в резиденцию». Потом телефонные звонки перестали поступать, и он недоступен. 2 часа, 3. Я думаю: «Ну все, убили. Пытают». Я не знаю. (смеется)
К.ЛАРИНА: Инквизиция, да. Вырывают ногти.
В.ГАРКАЛИН: Ну да, как они любили это делать в свое время. И, вот, значит, я думаю, Дима, мой друг, как же мне выручить его? А, ведь, он недоступен. Может, позвонить как-то друзьям в Италию, чтобы они приехали спасать, призвать общество? (смеется)
Через несколько часов раздается звонок и он мне рассказывает: «Валера, я не мог тебе ничего написать или позвонить, потому что я был потрясен Папой и его окружением» - «А что? Как прошла встреча? Ты оставил меня в таком состоянии тяжелом». Он мне говорит: «Мы вошли в один зал, там было много-много кардиналов и епископов. Потом эти епископы и эти кардиналы повели меня в другой зал, там еще была группа епископов и кардиналов. И эта группа с той группой объединились и повели меня в третий зал, где было еще больше...»
К.ЛАРИНА: Так?
В.ГАРКАЛИН: В общем, там какое-то шествие.
К.ЛАРИНА: Да, и он с хоругвей шел.
В.ГАРКАЛИН: Да, с этим окутанным тряпкой портретом впереди планеты всей. А сзади шли епископы с этими причиндалами. «И вот тогда мы вошли в зал, где сидит Папа». Ну, естественно, весь собранный в этом кресле, в этом троне. И все его приспешники сели не с ним рядом, а напротив Папы, чтобы видеть не картину, а на реакцию Папы. Вот, они все туда переместились в сторону зрителей. И получилось, что Папа и Дима были действующими лицами, артистами на сцене. И, вот, он так же торжественно убрал тряпку и воцарилась тишина. Папы смотрели на Папу, а Папа смотрел на свой портрет. И тогда... «Это была самая страшная и самая потрясающая пауза в моей жизни, - Дима говорит. – Я даже, если бы картина не понравилась, мне понравилось то, как люди могут объединиться в тишине. Люди, которые там сидели с той стороны, они с замиранием сердца смотрели на этого великого человека. А великий человек с замиранием сердца смотрел на свой чудовищный портрет». И тогда он в этой тишине сказал на Латыни: «Не бойтесь, это я». Понимаете? Он процитировал Иисуса, который ответил тогда, когда он воскрес, он сказал своим ученикам: «Не бойтесь, это я».
К.ЛАРИНА: Валер, спасибо тебе большое за эту историю. Потрясающая. Вот, абсолютно история для сегодняшнего дня.
В.ГАРКАЛИН: Да.
К.ЛАРИНА: Абсолютно. И этот финальный текст... Спасибо автору за то, что он сказал это когда-то.
В.ГАРКАЛИН: Да-да. Спасибо.
К.ЛАРИНА: Спасибо, Валер, тебе. Мы на этом должны заканчивать нашу сегодняшнюю творческую встречу. Ты провел творческую встречу просто, ты понял это?
В.ГАРКАЛИН: Да, да. Конечно.
К.ЛАРИНА: Сейчас пойду за гонораром.
В.ГАРКАЛИН: Да.
К.ЛАРИНА: Как мы договаривались. (все смеются) Спасибо тебе большое. Я желаю тебе здоровья, желаю тебе радостей. Привет тебе большой от всех твоих поклонников, которые меня провожали в сегодняшнюю передачу, и поклон твоим близким.
В.ГАРКАЛИН: Спасибо.
К.ЛАРИНА: И Нике, и Тимофею, да?
В.ГАРКАЛИН: Обязательно.
К.ЛАРИНА: Обязательно.
В.ГАРКАЛИН: Спасибо.
К.ЛАРИНА: Мы тебя любим.
В.ГАРКАЛИН: До свидания.