Владимир Мирзоев - Дифирамб - 2012-04-15
К.ЛАРИНА: Начинаем программу «Дифирамб». Сегодня у нас в студии режиссер Владимир Мирзоев, театральный режиссер и кинорежиссер. Добрый день, Володь, здравствуй.
В.МИРЗОЕВ: Добрый день.
К.ЛАРИНА: Напомню нашим слушателям средства связи. Номер SMS +7 985 970-45-45, также телефон прямого эфира 363-36-59. Замечательные пришли вопросы самые разнообразные. Но так или иначе все они оправдывают название передачи, потому что люди, которые вопросы присылали, явно любят Владимира Мирзоева. Это очень приятно. Ну, могу просто прочитать несколько вопросов или просто реплик. «Уважаемый Владимир, мне повезло, я смотрела «Бориса Годунова» в кинотеатре в новогодние каникулы. Какой же многогранный актер Мерзликин! Сила в его таланте, выплескивающемся во взгляде, мимике, жестах. Давно наблюдаю за Максимом Сухановым. Неоднозначный, не всегда понятный, принято мною, но талантливо безмерно». Ну, дальше идут вопросы, я чуть позже к вопросам перейду. А, вот, интересно: «Володя, привет. Сергей Домбровский из Канады. Извини, был в Москве, но не успел тебе позвонить. Виноват. Два вопроса». дальше вопросы пошли. Ну, про Канаду тоже, я думаю, мы сегодня вспомним, тем более что есть повод. Давай начнем, все-таки, с Ники.
Многие очень кинокритики и журналисты. когда писали свой отчет в газетах о тех, кому, собственно, присужден был этот приз, как-то никто не обошел вниманием это невнимание со стороны академиков в отношении фильма «Борис Годунов». Вот как я сейчас уточнила у Владимира перед началом программы, было 2 номинации на Нику. Но ничего не получил. Вообще фильм как-то незамечено прошел. Как ты думаешь, почему? Они тоже в кино не ходят?
В.МИРЗОЕВ: Да нет, я думаю, что все это ожидаемо вполне. Потому что у нас история фильма началась с того, что мы побывали на нескольких внутренних фестивалях (сейчас даже не упомню, на скольких – 6 там их было или 7). На Кинотавр нас сначала пригласили, потом не взяли. На фестивалях я давал там многочисленные интервью – эти интервью нигде не появлялись. При том, что были пресс-конференции и так далее, и так далее. Например, на фестивале в Выборге «Окно в Европу» главный приз не получил ни один фильм в итоге. О нас не было даже упоминаний в номинациях.
К.ЛАРИНА: Но участвовали, вот, полностью фильм участвовал в конкурсной программе, да?
В.МИРЗОЕВ: Да-да-да. Где-то приглашали в конкурс, и в буклете мы стоим в конкурсе, вдруг оказывается, что мы идем вне конкурса, как было, например, на «Золотом Фениксе». Ну и так далее. А потом там от некоторых членов жюри я узнал, что просто были звонки сверху с рекомендацией призов не давать, в прессе не упоминать.
К.ЛАРИНА: А рекомендация от кого?
В.МИРЗОЕВ: А вот это я не знаю. Сверху. Ну, не знаю. Уж какой там верх, да? Что это за чердак такой?
К.ЛАРИНА: Ты веришь в это?
В.МИРЗОЕВ: Ну, не знаю. А зачем им меня обманывать, тем, кто это говорил? Чтобы что?
К.ЛАРИНА: Хорошо. Кому ты помешал так?
В.МИРЗОЕВ: Не знаю.
К.ЛАРИНА: Хорошо. Допускаем, допустим, что это правда, что, действительно, есть такое некое распоряжение не пускать, не давать и вообще нет такого режиссера, нет такого фильма. Чем это можно объяснить? Может быть, какую-то ты задел?.. Либо такова сила твоего таланта и творчества?
В.МИРЗОЕВ: Я думаю, что это сила Пушкина, Ксения, всего лишь.
К.ЛАРИНА: (смеется) Все-таки.
В.МИРЗОЕВ: Да. Пушкин – как-то, вот, он пророчествует и все время попадает в цель. Не только в рифму, как бы, но и в цель пишет. Поэтому я не знаю. Ну, тут можно гадать. Но стоит ли? Наверное, эти люди, которые дают распоряжение, они, наверное, могли бы ответить на эти вопросы, да? Когда-то казалось, что Борис Годунов это неизбежно будет сатира на Бориса Ельцина, да? Потом кому-то, может быть, стало казаться что Дмитрий-самозванец – это уж обязательно про нашего нынешнего уходящего президента, да? Ну и так далее. Ну, кто их знает? Я не знаю, что в их головах творится, Ксения.
К.ЛАРИНА: Знаешь что? Фильм Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» был снят с проката, потому что кто-то усмотрел в сцене похорон бабушки сцену смещения Никиты Сергеевича Хрущева.
В.МИРЗОЕВ: Например, да. А я еще одну смешную историю помню, когда фильм Ролана Быкова «Внимание, черепаха!» запретили, потому что на худсовете какой-то человек, видимо, в погонах встал и сказал «Вы понимаете, о чем речь вообще? Ч – черепаха, на букву «ч». Маленькая на букву «ч». Танки идут по ней. Это же Чехословакия».
К.ЛАРИНА: Вообще как здорово...
В.МИРЗОЕВ: Да.
К.ЛАРИНА: А, ведь, не дураки.
В.МИРЗОЕВ: Да. Вот так.
К.ЛАРИНА: А красивый образ.
В.МИРЗОЕВ: Да.
К.ЛАРИНА: Слушай, я никогда не знала.
В.МИРЗОЕВ: В общем, это люди с глубоко поэтическим мышлением или мифологическим, если угодно.
К.ЛАРИНА: Нет, это, конечно, лестно, особенно сегодня, но мне кажется, что сегодня настолько это не является никаким механизмом влияния на человеческий мозг (искусство как таковое – будь то книжка, будь то фильм или спектакль), что даже смешно об этом говорить.
В.МИРЗОЕВ: Ну вот здесь я с тобой не соглашусь.
К.ЛАРИНА: Да?
В.МИРЗОЕВ: Да. Я думаю, что как раз если что-то и влияет в нашем пространстве, в нашем обществе, так это именно культура, это именно искусство. Вот, все остальное не очень влияет, по-моему.
К.ЛАРИНА: Как ты относишься к фильму «Жила-была одна баба»?
В.МИРЗОЕВ: А я его не смотрел.
К.ЛАРИНА: Хороший ответ. Хорошо, тогда я не буду фильм обсуждать с тобой, тем более что ты его не видел. Но там есть еще одна история, если говорить о конспирологических версиях. Мне тут сказал один режиссер, что, якобы, в номинации в тройке финалистов присутствовал и Алексей Серебряков за фильм как раз «Жила-была одна баба», он там, по-моему, сыграл замечательную роль – посмотри хотя бы ради него, он прекрасно там работает. Короче говоря, порекомендовали, как ты говоришь, убрать его из этой тройки финалистов и ничего ему не давать, потому что он взял и эмигрировал в Канаду, о чем сказал во всеуслышанье в своем интервью, которое стало просто таким, скандальным, что, типа, здесь ловить нечего, я всю семью перевез в Канаду и сам туда уже уехал. Он уже, как бы, не наш человек.
Я почему спрашиваю тебя об этом. Вот, что такое Канада сегодня? Это такое Эльдорадо?
В.МИРЗОЕВ: Ну, ты понимаешь, я, вот, как из Канады уехал в 1995 году, я с тех пор там ни разу не был. Поэтому...
К.ЛАРИНА: Почему так? Это такая театральная страна, да?
В.МИРЗОЕВ: Ну, Торонто считается да, очень театральным городом, третий в англоязычном мире. То есть там, действительно, множество маленьких компаний. Но я не могу сказать, что североамериканский драматический театр меня как-то чем-то удивил, покорил или я его полюбил. Это, в общем, довольно все антиэстетично, политизировано и скучновато. Плохая актерская школа.
Другой вопрос, что там есть, например, из сценических искусств совершенно замечательное явление – современный танец, или постмодерн-балет. Это тот театр, который я, в основном, там смотрел, который я полюбил с тех пор. И, в общем, по-моему, если чему-то в Канаде и поучиться, так это вот современному танцу.
К.ЛАРИНА: А ты сам там работал как режиссер?
В.МИРЗОЕВ: Работал.
К.ЛАРИНА: Ну так, достаточно успешно?
В.МИРЗОЕВ: Ну, я не знаю, что в этой ситуации считать успехом.
К.ЛАРИНА: Но работал? Работать по своей профессии – это уже счастье.
В.МИРЗОЕВ: Да. Но дело в том, что театральное, как бы, комьюнити в Торонто – она большая, но она замкнута на себя. То есть, в общем-то, люди, которые не снимаются на телевидении или в кино и не зарабатывают большие деньги, считаются в филистерской, довольно буржуазной Канаде бездельниками. Как правило, они вынуждены заниматься чем-то еще, то есть эта профессия не кормит. Ну и вот так, да.
К.ЛАРИНА: А сегодня, если б такая была возможность, ты бы уехал?
В.МИРЗОЕВ: Сегодня – нет.
К.ЛАРИНА: Почему?
В.МИРЗОЕВ: Ну, потому что, мне кажется, я, как бы, этот кусок хлеба эмигрантский, горький достаточно я его распробовал.
К.ЛАРИНА: А в чем горечь его?
В.МИРЗОЕВ: Горечь в том, что хочется домой. Ну, вот, элементарно хочется домой, к своим, как бы, хочется жить внутри своего языкового пространства, культурного пространства. Ну, как бы, нельзя питаться одними апельсинами. Вот, если перевести это, как бы, на язык еды, я очень люблю экзотические фрукты, но ими невозможно все время питаться. Там, клубники много не съешь, понимаешь? Она очень интенсивная. Вот так же эмиграция: это очень интересный опыт, расширяющий сознание... Я, кстати, всем рекомендовал бы россиянам, особенно молодым чуть-чуть пожить за границей хотя бы года три-четыре, поучиться или просто пожить, поработать. Это, на самом деле, очень помогает, прежде всего, дает какую-то правильную дистанцию по отношению к своему отечеству.
К.ЛАРИНА: К родине.
В.МИРЗОЕВ: Да. То есть ты начинаешь правильно его, как бы, читать.
К.ЛАРИНА: Ну, ты стал более критично относиться к отечеству или нет?
В.МИРЗОЕВ: К чему-то да, к чему-то нет.
К.ЛАРИНА: Или приступ патриотизма такого? Ты не замечен в этом, кстати.
В.МИРЗОЕВ: Я скажу, что к чему-то да, к чему-то нет. То есть там, например, какие-то вещи, которые меня раньше раздражали, ну, какая-то, вот, неустроенность бытовая, какая-то там грязь на улицах или в лесу – это меня раздражать перестало.
К.ЛАРИНА: Здесь?
В.МИРЗОЕВ: Здесь, да. Как-то... Ну, не знаю, вот, перестало и все. Я как-то к этой родной грязи стал по-другому относиться, потому что она, как бы, оказалась частью почвы в широком смысле слова. А что-то, например, вот такое мифологическое мышление, склонность, как бы, не только наших руководителей, но вообще большой части населения постоянно мифологизировать и собственную реальность, и, там, зарубежную реальность, вот это меня перестало устраивать абсолютно. То есть когда люди вслух бредят, мне кажется, что это плохо, нужно чуть-чуть в каких-то вещах подключать рацио.
К.ЛАРИНА: Возможность что-то изменить – насколько она сегодня вообще ощутима?
В.МИРЗОЕВ: Что-то изменить в чем?
К.ЛАРИНА: В стране.
В.МИРЗОЕВ: В стране?
К.ЛАРИНА: Да. В системе.
В.МИРЗОЕВ: Ты имеешь в виду сознательные усилия общества?
К.ЛАРИНА: Да.
В.МИРЗОЕВ: О чем ты говоришь?
К.ЛАРИНА: Именно общество.
В.МИРЗОЕВ: Именно сознательные усилия общества?
К.ЛАРИНА: Да-да-да. С помощью гражданского какого-то давления.
В.МИРЗОЕВ: Я думаю, что, во-первых, уже меняется и будет меняться. Сопротивление номенклатуры будет – оно неизбежно совершенно, оно никуда не денется, потому что, ну, было бы странно, если бы они не сопротивлялись. Потому что если бы они понимали, что сопротивление исторически бесполезно, они бы сами в ту же сторону шли. Понимаешь? У них бы, как бы, срабатывал здравый смысл, понимание исторического процесса и так далее.
К.ЛАРИНА: Чувство самосохранения, да?
В.МИРЗОЕВ: Самосохранение, как бы, государства, самосохранение культуры. Но поскольку люди мыслят вообще в других категория, видимо, в основном, и заняты другим... Там, деньги, власть являются единственной ценностью. Это у нас одно и то же, что деньги, что власть, да? В этой ситуации получается, что они неизбежно будут сопротивляться, конечно. Но по мере того как... Ну как сказать? Действие рождает противодействие, да? а противодействие вынуждает развивать еще большую энергию. Это простые физические законы. Поэтому я вижу, что людей разумных в России очень много. Я совершенно не согласен, что их меньшинство. Потому что вес этой части общества, которую социологи оценивают процентов в 30, то есть это, в основном, люди европейских ценностей, в основном, живут в больших городах, да? 30% - это очень много, особенно учитывая, что это самые умные, самые образованные, самые энергичные, самые харизматичные, то есть люди, которые не количеством, но качеством перевешивают всю остальную Россию многократно. Поэтому вот.
К.ЛАРИНА: Владимир Мирзоев в нашей студии. Естественно, о политике, конечно (а куда же?). Сейчас - новости, потом вернемся в программу.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Напомню, что сегодня у нас в студии режиссер Владимир Мирзоев, мы разговариваем обо всем на свете и вот я возвращаюсь к вопросам, которые пришли в интернет до начала передачи и возвращаюсь как раз к Сергею Домбровскому из Канады, который задает очень интересный вопрос. Это мой любимый вопрос. «Возможен ли в России Гавел?» - спрашивает Сергей Домбровский. Ну а дальше возможные варианты перечисляет. «Ты, - обращается к Владимиру Мирзоеву, - Акунин, Быков, современный Достоевский, Толстой, Солженицын». Вот, хороший вопрос? Возможно ли это в России?
В.МИРЗОЕВ: Хороший вопрос. Ну, конечно. Конечно. Зимние события в декабре-феврале показали, что, конечно, возможен. Именно писатель опять становится нравственным, моральным авторитетом и ориентиром для общества. Так было всегда и это правильно, прекрасно. Мне кажется, люди понимают, что писатель является человеком независимым, у него есть своя автономная профессия, следовательно он, как бы, по определению не коррумпирован, он не встроен ни в какие номенклатурные игры, он просто сидит у себя дома и пишет, да? Его инструмент – это его воображение, его чувство слова, его язык. А язык, я думаю, для любого россиянина – это и есть его, как бы, главная надежда. Потому что мы можем сколько угодно рассуждать о том, что деградирует советская инфраструктура, что это портится, то портится, что у нас дефектная элита, ухудшающая отбор, опять полным ходом идет в стране, социологи в ужасе, мы все в ужасе. А язык-то развивается, язык-то живет. Сколько б мы ни ахали, ни охали, есть замечательные поэты, есть замечательные литераторы, которые пишут прозу, драматургию. И язык развивается, живет. Значит, все в порядке.
К.ЛАРИНА: Ну подожди. Но если мы говорим про Бориса Акунина как про одного из лидеров вот этого протестного движения, ну, все-таки, беллетрист Акунин – не Солженицын же, не Достоевский. Ничем не хочу обидеть никого. Очень люблю, уважаю. Там, Леонид Парфенов – прекрасный, замечательный, умница, совестливый парень. Но все равно, ну, как-то хочется: уж если уж журналист, так уж ух чтобы был, да?
В.МИРЗОЕВ: Так я тебе скажу, что для писателя это тоже вызов определенный. Вот, ты представляешь, какие надежды на него возлагает общество, да? Значит, он когда в следующий раз к письменному столу сядет и подумает «Чего бы мне такое написать?», может, он не беллетристику будет писать, а напишет великий русский роман, например.
К.ЛАРИНА: То есть это, как бы, одно с другим связано.
В.МИРЗОЕВ: Ну а как же?
К.ЛАРИНА: Как бы, одно другое толкает.
В.МИРЗОЕВ: Конечно! Конечно!
К.ЛАРИНА: Так. А тогда Ксения Собчак должна кем быть?
В.МИРЗОЕВ: Ну, вот, на наших глазах она становится чрезвычайно интересной общественной фигурой, да?
К.ЛАРИНА: Ты как вообще к этому относишься? У тебя нет такого скепсиса по отношению к Ксении?
В.МИРЗОЕВ: Никакого вообще.
К.ЛАРИНА: Или подозрения, что она засланный казачок? Нет?
В.МИРЗОЕВ: Нет. Никакого у меня скепсиса нет. Я вижу, что человек понимает, что делает, понимает, что говорит, очень внятно судит о вещах, обладает невероятной смелостью и харизмой при этом. Я вообще верю, что люди меняются, люди, как бы, ну, особенно пока это молодые люди, они имеют возможность двигаться от простого к сложному, и они меняются часто в лучшую сторону. Это прекрасно.
К.ЛАРИНА: А ты в юности был не такой как сейчас?
В.МИРЗОЕВ: Ну, не знаю. Какие-то черты, наверное...
К.ЛАРИНА: Более смелым или более осторожным?
В.МИРЗОЕВ: Нет, я не был более осторожным. Я думаю, что я был более безбашенным, чем сейчас. Но в то же время какие-то есть и обретения. Я, вот, был менее артикулированным, я не так владел русским языком, я вообще не владел английским, например. А оказывается, что второй язык избавляет человека даже от старческого слабоумия.
К.ЛАРИНА: Да.
В.МИРЗОЕВ: Я вот недавно в интернете обнаружил информацию. То есть это как работа.
К.ЛАРИНА: Профилактика Альцгеймера.
В.МИРЗОЕВ: Ну да. Как это работает? То есть второй язык ложится в какой-то другой участок мозга, и его активизирует, да? Поэтому, конечно, второй язык или третий, четвертый невероятно расширяет сознание. Поэтому, юноши и девушки, учите иностранные языки.
К.ЛАРИНА: А ты, вот, Володь (просто мне интересно), а ты вообще советским человеком был при советской власти? Или антисоветским?
В.МИРЗОЕВ: Нет, конечно, я был абсолютно антисоветским. Но в таком хипповом смысле слова, да? То есть я не был диссидентом, я жил в своем пространстве, благо театр дает такую возможность и литература. И я не хотел, как, наверное, многие молодые люди сегодня, я не хотел иметь никакого отношения ни к политике, ни к советской власти, ни к чему бы то ни было вообще. У меня был мой театр, мне этого хватало.
Но я могу сказать, что я был советским человеком, тем не менее, потому что видел мир как сказку. Конечно, я представлял себе, например, Запад совершенно мифологически. Это абсолютно была какая-то невероятно сказочная картина, не имевшая к реальности никакого отношения. Поэтому опыт – сын ошибок трудных, да? Все развеял, рассеял, мифологическое мышление пропало именно в момент эмиграции. Причем, оно пропало не только по отношению к Западу, но и по отношению к России.
К.ЛАРИНА: Ну а ты уезжал, ты, все-таки, был, скорее, выбор, что называется, «я выбираю свободу»? Чего тебе хотелось?
В.МИРЗОЕВ: Ну, конечно.
К.ЛАРИНА: Да?
В.МИРЗОЕВ: Ну, конечно-конечно. Мне казалось, что это... Заметь, это был 1989-й год, да? Мне казалось, что еще веками ничего не будет меняться.
К.ЛАРИНА: Но все равно атмосфера была совсем другая. Было абсолютное ощущение, что скоро что-то произойдет. Разве нет?
В.МИРЗОЕВ: Ну, вот, знаешь, вот, казалось, что что-то произойдет, но произойдет, тем не менее, не принципиально, да? Метаморфозы какие-то будут, но мелкие. А, вот, в основном, все останется на своих местах. Все-таки, не было ощущения, что все здание рассыпется вот так на наших глазах. Да его и сейчас, вроде бы, нет. Многие люди говорят «Да нет, это все... Вот то, что мы сейчас имеем, это все еще на десятилетия и так далее». Но вещи так не работают. Нужно рассматривать любую систему, нужно рассматривать ее в особенностях, да? Я думаю, что особенности нынешней системы как и советской, которую она наследует, по сути, они все те же. Это система без обратной связи, это система, которая не отвечает ни на какие сигналы со стороны общества, ни на какие сигналы извне локальные, принципиально не отвечает. Есть теория Пригожина на эту тему, что такие системы обрушиваются мгновенно от любого чиха в любой момент. Локальный прокольчик – и все, и обрушивается вся система. Локальная санация невозможна. Поэтому это может быть что угодно, да? Как в 1917 году в Петербурге хлеб не завезли, да?
К.ЛАРИНА: То есть как детонатор, да?
В.МИРЗОЕВ: Конечно. Это все... Вот, достаточно любого чиха. Мы должны отдавать себе в этом отчет. Это может быть что угодно. Любая глупость, любая какая-то несообразность может привести к немедленному обвалу всего государственного агрегата.
К.ЛАРИНА: Ну, собственно, 1991-й год так и случился, август 1991-го года, да?
В.МИРЗОЕВ: Конечно. И в 1917-м было то же самое. Это каждый раз одно и то же. Система без обратной связи, замкнутая сама на себя, она не жизнеспособна.
К.ЛАРИНА: Ну, если это ты понимаешь, то, наверное, кто-то еще это понимает?
В.МИРЗОЕВ: Конечно. Многие понимают. Многие понимают.
К.ЛАРИНА: Ну? А выводы?
В.МИРЗОЕВ: Ну, видимо, те люди, от которых зависит обратная связь, этого не понимают.
К.ЛАРИНА: Еще вопрос, возвращаясь к вопросам наших слушателей, про театр. «Хотелось бы вам создать собственный театр? Если да, то каким бы он стал? Сделали бы его на пустом месте или взяли бы уже существующий? Помнится, что-то у вас не вышло с театром Станиславского. Может быть, есть заговоренные театры, в которые приходить руководителям опасно?» Я в этом убеждена, что есть заговоренные театры, в которые, в принципе, приходить опасно, а не только руководителю.
В.МИРЗОЕВ: Нет, ну, я думаю, что в театр, имеющий давнюю традицию, но при этом разложившийся, приходить, конечно, не стоит. Это очень трудный выбор. Вернее так. Можно прийти, но только полностью своей командой, привести свою администрацию, может быть, набрать еще там какую-то небольшую актерскую команду. То есть, вот, если начать так, как, например, Юрий Любимов начинал свою Таганку, пришел со своим курсом, театр был ветхий, влачил жалкое существование, вся команда обновилась административная...
К.ЛАРИНА: Как Товстоногов приходил также.
В.МИРЗОЕВ: Да, да. Вот так можно прийти в старый театр. Но вообще, конечно, было бы интересней построить и здание, и придумать какую-то уникальную архитектурную концепцию театра. Но сейчас же театры не строят, да? Кому они нужны? Театры, скорее, будут закрывать, чем открывать, да? Мыслящий человек, мыслящий зритель, который ценит, любит искусство, разбирается в политике, он, в общем-то, не очень нужен номенклатуре. Такой человек неудобен, его трудно заморочить, его иногда легко купить, но мозг ему свернуть труднее. Ну, в общем...
К.ЛАРИНА: Как говорил, опять же, Хрущев (второй раз его вспоминаю), что в Венгрии тоже начиналось все с кружка Шандора Петефи, да? Вот именно с них.
В.МИРЗОЕВ: Да, совершенно верно. Конечно. Поэтому я не думаю, что будут открываться новые театры или киностудии. Не похоже.
К.ЛАРИНА: А тебе не обидно, что у тебя нет своего театра? У всех есть. Даже у маленьких детей. А у тебя нет.
В.МИРЗОЕВ: Ксюш, ну, я могу сказать, что я не очень хочу быть частью номенклатуры, я тебе честно говорю. Дело в том, что в трудовой книжке художественного руководителя написано не «Художественный руководитель», а написано «Государственный чиновник». Если ты – часть номенклатуры, ты должен играть по правилам номенклатуры. А я не уверен, что я готов это делать.
К.ЛАРИНА: Все играют по этим правилам руководители государственных театров?
В.МИРЗОЕВ: Ну, конечно. Вот, осмотрись вокруг – все увидишь.
К.ЛАРИНА: Ну, это же совершенно тупиковый путь, это не развивает вообще ничего. Многое объясняет. Рано или поздно это сказывается на творчестве.
К.ЛАРИНА: Ну, конечно. Если человек лжет, он же себя разрушает. Поэтому лгать просто так безнаказанно не получается. Ты себя разрушаешь, ты разрушаешь свой дар. Поэтому я лгать не могу и не хочу. Посему не очень рвусь в начальники.
К.ЛАРИНА: Я стала вспоминать, в советское время, раз уж у нас такие аналогии, были такие случаи свободного, мыслящего внутренне свободного человека, который занимал пост художественного руководителя советского театра. Ну, пожалуй, Товстоногов, ну, пожалуй, тот же Юрий Петрович Любимов. Но это жизнь в борьбе в вечной.
К.ЛАРИНА: Ну да, ну да. Но при этом Любимов был членом партии и, как бы, выступал отчасти как, ну я не знаю, правое или левое крыло.
К.ЛАРИНА: Троцкистское.
В.МИРЗОЕВ: Да-да-да. Такая фракция. Поэтому не знаю. Все это довольно запутанно. И сложно.
К.ЛАРИНА: Не могу этот вопрос не задать. Связан, опять же, с последней кампанией выборной, когда вот такой случился водораздел, целиком разделился цех творческий. Условно называем мы его «интеллигенция», хотя там 50 на 50, что называется – кто-то интеллигентный, кто-то не очень, да и дерьма порядочного полно, да? Но все равно, будем считать так: творческий цех. И обрати внимание, как, по-моему, впервые за многие-многие годы вдруг такое возникло противостояние очень жесткое, что одни стали нападать, а другие защищаться, а потом тоже нападать. И до сих пор этот раздел существует внутри.
В.МИРЗОЕВ: Вопрос – хорошо это или плохо?
К.ЛАРИНА: Нет, наверное, это неправильно, что-то в этом есть неправильное.
В.МИРЗОЕВ: Я думаю, что это абсолютно нормально.
К.ЛАРИНА: Нормально?
В.МИРЗОЕВ: Ну, конечно. Потому что этот процесс происходит не только внутри интеллигенции, да? Этот процесс в обществе происходит. То есть люди определяют для себя, с кем мастера культуры.
К.ЛАРИНА: А если я хочу творить, писать, рисовать, сочинять музыку и не хочу заниматься политикой? Дайте мне это право – я не хочу ни с кем быть. Я могу себе такое позволить?
В.МИРЗОЕВ: Вот это Достоевского тут поминала. Ну, конечно, можешь и так, наверное. Можешь сидеть в своей башне.
К.ЛАРИНА: Быть над схваткой.
В.МИРЗОЕВ: Да. Ну, над схваткой в башне можно, да? То есть отгородившись. Там еще желательно песочек туда затащить и зарыться с головой в песочек, совсем будет хорошо. Понимаешь, ну, так не получается, да? То есть, опять же, это вопрос внутренней честности и необходимости, желания говорить правду. Ты же все равно миллионами каких-то связей связан с обществом и с другими людьми. Если твой разговор, не важно, через театр, через литературный текст, через что-то, что угодно, в кино, если ты говоришь со своим зрителем честно, то ты не можешь сегодня, живя в России, обходить политику.
К.ЛАРИНА: Но подожди. Есть честность твоя, а есть честность, там не знаю, условно Василия Семеновича Ланового. Он очень честен и искренен в своем желании служить, да? Он никогда этого не скрывает. Он – человек имперского сознания, это его убеждения. Он честен в этом? Честен. Ну, просто так, в голову пришло. Ну, кто угодно. Калягин честен в этом? Честен.
В.МИРЗОЕВ: Ну хорошо, ну хорошо, пусть. Но тогда нужно садиться и разговаривать про империю, например, да? Империя – это как? Это что? Это когда есть император? Или империя – это когда без императора?
К.ЛАРИНА: Это когда мы большие и сильные, и все нас боятся.
В.МИРЗОЕВ: Ну хорошо. А кто руководит-то этим большим и сильным?
К.ЛАРИНА: Конечно же, вождь.
В.МИРЗОЕВ: Конечно же, вождь.
К.ЛАРИНА: Да. Там как угодно назови.
В.МИРЗОЕВ: Итак, мы опять возвращаемся к проблеме самовластия, самодержавия, да? Значит, один человек опять решает судьбы огромной страны, определяет судьбы миллионов. Захотел – в войну втравил, захотел – еще что-то сделал. А потом что-то с ним случилось... Ну, мало ли. С людьми всякое происходит, да? Они иногда стареют, иногда вдруг их что-то начинает пугать. Вообще человек, который, как бы, находится на вершине власти, он живет довольно странную жизнь. Я думаю, любой из нас бы немножко стал бредить, находясь просто в этих вот физических условиях, да? Когда из бронемашины в броневертолет, потом, я не знаю, даже если ты с кем-то общаешься, ты общаешься из-за какого-то занавеса специального и так далее. Понимаете? Это же странная вещь. Это особая совершенно физическая реальность. Поэтому надо ли, чтобы гигантская страна, как бы она ни называлась (империя, не империя) зависела от одного человека? По-моему, это страшно. Ну, Пушкина это пугало, декабристов это пугало. Я думаю, что нас это, в общем-то, тоже должно пугать. Когда мы смотрим на свою историю, на историю других стран, мы видим, что, в общем-то, это заканчивается всегда довольно плохо в том или ином смысле. Поэтому давайте, может, по Конституции будем жить нашей?
К.ЛАРИНА: Ну, ты же видишь. Если мы говорим уже о конкретном человеке, как мне кажется, он тоже понимает, что точка невозврата уже пройдена, вот, им лично, да?
В.МИРЗОЕВ: Ну, внутри...
К.ЛАРИНА: Теперь остается только молиться, чтобы все кончилось хорошо.
В.МИРЗОЕВ: Да. Внутри его сознания, может быть, так оно и есть, да?
К.ЛАРИНА: У тебя же Суханов это играет замечательно.
В.МИРЗОЕВ: Да. Но, Ксюш, но это сознание одного человека. Оно может быть... Он, как бы, субъективно может думать что угодно и он, может быть, 100 раз для себя прав. Но мы же все тоже взрослые люди, мы не дети, да? И мы должны, как бы, не искушать человека абсолютной властью, а все время ему говорить, что «вот смотри, есть Конституция, никакой абсолютной власти у тебя по Конституции нет и быть не может». Правильно? Ну, как бы, проходили все это уже. Ну, зачем же опять на эти грабли и опять всем народом? Ну, зачем? Я этого не понимаю. Убей меня, не понимаю.
К.ЛАРИНА: Но ты же сам говоришь, что людей, которые так вот мыслят, их меньшинство в стране. В основном, все равно мы на те же грабли опять выходим так или иначе. Нет?
В.МИРЗОЕВ: Нет.
К.ЛАРИНА: Вообще ощущение от выбора, все-таки, людей. Им нравится такая жизнь? Им нравится ставка на одного человека?
В.МИРЗОЕВ: Нет, это все проблема элиты. Это все проблема элиты, которая является у нас и большим бизнесом, и в то же время номенклатурой, то есть партией начальников. Им это удобно. Просто элементарно удобно. Им легче иметь дело с одним человеком, допустим, чем с парламентом – это известный механизм. Поэтому если мы говорим о заблуждении сегодня, то можно говорить о заблуждении только очень небольшого количества людей, а именно партии начальников, которая из корыстных соображений готовы этот режим...
К.ЛАРИНА: Потеряют все.
В.МИРЗОЕВ: Нет, они потеряют все, если они будут продолжать в том же духе. Потому что тогда будет очередной цивилизационный срыв, тогда мы опять провалимся в какой-то хаос, и тогда они все потеряют, ну, кроме того, что они складировали за рубежом, да? Ну, может, и это разыщут.
К.ЛАРИНА: Нет, я думаю, что там тоже, наконец-то уже всё, примут меры.
В.МИРЗОЕВ: Ты понимаешь, ну поэтому...
К.ЛАРИНА: Там тоже мы всем надоели.
В.МИРЗОЕВ: Да. Поэтому здесь можно сказать только те же слова, которые были обращены, как бы, к российской аристократии в свое время: «Господа, отдайте часть своих земель государству, часть своих латифундий, чтобы мы могли отдать эту землю крестьянам, которым земли не хватает. Отдайте. Отдайте треть хотя бы. Потеряете все в итоге». Но нет, они же этого не хотели сделать. В итоге народ там был отправлен в Сибирь и так далее, многие люди вернулись (ну, я сейчас говорю про Столыпинские реформы).
Но все это бред сивой кобылы, да? Потому что в итоге эти люди потеряли все земли, всю свою недвижимость. Ну, часть состояния, может быть, удалось увезти за границу. Но это все равно все смехотворно по сравнению с теми материальными потерями, которые они понесли. Но, ведь, все алчность и жадность, и глупость. С этими будет то же самое, это неизбежно. Поэтому мягкие, спокойные эволюционные реформы – это то, что сохранит им собственность. Они никак не могут этого понять. Ну, это просто...
К.ЛАРИНА: Типа «Вам же будет лучше».
В.МИРЗОЕВ: Ну, естественно.
К.ЛАРИНА: Про искусство в конце. Три минутки буквально осталось. Хочется спросить, что сейчас-то происходит в жизни творческой Владимира Мирзоева?
В.МИРЗОЕВ: Ну вот я только что закончил делать такой небольшой фильм-спектакль, или телефильм (не знаю, трудно определить – это такой, третий вид искусства) для канала «Культура», это пьеса Мрожека «Контракт». Такая, небольшая вещица, там 6 актеров.
К.ЛАРИНА: Это такой так называемый телетеатр, да?
В.МИРЗОЕВ: Это телетеатр, да. Это не кино и не театр, какой-то третий вид искусства, который я люблю.
К.ЛАРИНА: Это когда будет?
В.МИРЗОЕВ: Я не знаю, когда они поставят в сетку, но вот работа завершена.
К.ЛАРИНА: Кто там занят?
В.МИРЗОЕВ: Там? Ну, только не смейся, там занят Суханов, там занят Фима Шифрин, Леня Громов, Петя Федоров, Захар Хунгуреев и, вот, замечательный молодой актер Театра Вахтангова Дима Соломыкин, который в «Принцессе Ивоне» играет главную роль.
К.ЛАРИНА: Про «Принцессу Ивону» спрашивают: «Она что, снята с репертуара?»
В.МИРЗОЕВ: Пока, вроде бы, нет.
К.ЛАРИНА: Идет?
В.МИРЗОЕВ: Да. Пока, вроде бы, нет. Не знаю.
К.ЛАРИНА: Так. А на театре что будешь делать?
В.МИРЗОЕВ: А на театре собираюсь делать Островского.
К.ЛАРИНА: Что?
В.МИРЗОЕВ: «На всякого мудреца довольно простоты» в Театре на Таганке.
К.ЛАРИНА: В Театре на Таганке? Вот в этом, золотухинском?
В.МИРЗОЕВ: Золотухинском, любимовском.
К.ЛАРИНА: Интересно. А если предложат театр, возьмешь?
В.МИРЗОЕВ: Ну, еще раз, каковы будут условия игры. Да, я с удовольствием бы построил самый лучший театр в Москве (я имею в виду не как здание, а как институцию), но мне очень важно понимать, какие условия игры. И, знаешь, я бы, пожалуй, подписался только на 3 года. Вообще мне кажется, что ротация худруков так же важна, как ротация президентов, да? Вот это очень важно. Пришел с творческой программой, 3 года поработал, сделал какое-то количество шедевров и отвалил. Отвалил честно, спокойно. Не потому, что ты сразу на 4-й год будешь коррумпирован, да? Не в этом дело. Но просто чтобы энергия жизни не настаивалась, да?
К.ЛАРИНА: А ты видишь, как сложно? Мы же знаем прекрасно и знаем лучшие, звездные годы и Театра Ленинского комсомола, Ленком, и Театра на Таганке, любимовского театра, да и Театра на Малой Бронной, в конце концов, и многих других московских театров, которые можно сегодня назвать. Но ты посмотри, как трудно уйти. Ну, ты же видишь, как трудно. Это невозможно самому взять и сказать «Я ухожу».
Вот сейчас это сделал Владимир Андреев. Честь ему и хвала, что, наконец-то... Ему сколько? 82 или 81 год. Сказал, что «я больше, всё, я должен уйти, вот давайте Меньшикова».
В.МИРЗОЕВ: Ксюш, ну, я знаю, что это трудно, но я это сделал, например, да? Я отработал год в Театре Станиславского, я дал себе год и сказал, что «если мне захочется переподписать контракт еще на 2 года, я это сделаю», но я через год ушел, потому что это дело принципа. Ведь, я не остаюсь после этого без работы, да? Я могу, допустим, если у меня получается и я талантливый худрук, я могу еще какой-нибудь коллектив осчастливить, тоже его превратить во что-то замечательное за следующие 3 года, да? Наймите меня, там, в другой театр. Это нормально, это хорошо для всех.
К.ЛАРИНА: Какой хороший человек у нас в гостях. Умный, талантливый. Спасибо тебе большое, дорогой Владимир Мирзоев.
В.МИРЗОЕВ: Спасибо.
К.ЛАРИНА: Время пролетело просто, вот, совершенно, просто в одну секунду. Прошу прощения, что не включила телефон, но воспользовалась вашими вопросами, которые пришли до начала программы. А Володе желаю удачи, и еще много-много-много наших встреч впереди будет, я надеюсь. Спасибо.
В.МИРЗОЕВ: Спасибо, Ксюш.