90 лет со дня рождения Юрия Никулина - Максим Никулин - Дифирамб - 2011-12-18
К.ЛАРИНА: Добрый день. Мы начинаем программу «Дифирамб». Сегодня она посвящена Юрию Владимировичу Никулину, потому что сегодня, 18 числа, 18 декабря исполнилось бы ему 90 лет. И это та самая цифра, та самая дата, которая позволяет использовать такой оборот: «исполнилось бы» Вполне возможно.
У нас в студии сегодня – Максим Никулин генеральный директор и художественный руководитель Московского цирка Юрия Никулина на Цветном бульваре. Максим Юрьевич, естественно.
Здравствуйте, Максим Юрьевич, приветствую тебя!
М.НИКУЛИН: Здравствуйте, здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Действительно, сейчас до записи, до передачи стали говорить о том, что 90 лет - это действительно для сегодняшней жизни – это наш современник, это человек из сегодняшней эпохи. Потому что нет ощущения, что человека давным-давно нет на свете. Он из сегодняшнего дня. Тем более, он таким и остаётся. Он стоит около Цирка на Цветном бульваре, абсолютно живой и настоящий. (Я имею в виду замечательную скульптуру Рукавишникова). И каждый раз, когда проходишь мимо, я всё время смотрю, как там дети. Вот для них, для публики сегодняшней, которая приходит в цирк, Максим, это реальный человек, или это уже история?
М.НИКУЛИН: У меня на днях была съёмочная группа с одного из наших ведущих каналов, и они до того, как снимать в цирке и со мной общаться, они делали подсъёмку перед цирком. И около памятника. Там мальчик, ну, лет 5, может быть, ему, и у него спросили: а ты знаешь, кто это? Он говорит: «Это Никулин». А они говорят: «А откуда ты знаешь его?» Он на них посмотрел, как на идиотов, и говорит: «Вы что? Это же клоунское отчество!».
К.ЛАРИНА: Слышу в первый раз такое. Да! Красивое определение.
М.НИКУЛИН: Да. А потом то, что Вы сказали, это не мистика, на самом деле, но у нас у всех есть такое ощущение у тех, кто работает сегодня в цирке, есть ощущение, что он, может куда-то отъехал, может надолго. Он с нами всё время присутствует. Мы за него пьём, как за живого - чокаемся. И вот та, я не люблю слова «аура», но та энергетика, которая была при нём в цирке, она сохранилась.
К.ЛАРИНА: А в чём это выражается?
М.НИКУЛИН: Это очень трудно объяснить. Совершенно своеобразная система взаимоотношений им построенная. Просто, наверное, человек в силу, как бы мощности внутренней, в силу личности своей и в силу доброты и прочего он собрал вокруг себя людей похожих. Нет, они все разные, конечно, и я ничего не идеализирую. Мы бывает, спорим, мы ссоримся, мы можем иметь разные точки зрения, но у нас никогда не будет конфликта внутри себя. Потому что над нами есть вот это вот имя, и оно нас объединяет, оно нас цементирует.
И это очень важно. У нас в цирке принято со всеми здороваться. У нас в цирке принято со всеми советоваться.
К.ЛАРИНА: Это то, что у вас им заложено, да?
НИКУЛИН: Это самое главное, что вот это мы сохранили.
А новые программы, новые имена, победы на фестивалях – это как бы, это важно, но это для нас вторично. Для нас главное – вот тот мир, в котором мы существуем. И каков он, этот мир.
К.ЛАРИНА: Я вспоминаю своё там детство. И отрочество, когда в школе были такие своеобразные анкеты, мы их все записывали и писали все: «Любимые артисты». Никулин присутствовал всегда. Вот я помню: все мальчики и девочки, все писали: «Юрий Никулин». И тогда у нас ассоциация была, даже были две ассоциации с этой фамилией: это, естественно, цирк - это клоун, и «Кавказская пленница» и «Операция «Ы».
У меня вопрос такой к Вам: когда Юрий Никулин стал большим артистом, вот по Вашим воспоминаниям, по Вашему восприятию? Я имею в виду, когда он перестал быть просто клоуном, или просто Балбесом из Гайдаевского кино? А Юрий Никулин как большая личность, как большой артист? Вот в понимании зрительском, прежде всего?
НИКУЛИН: Я думаю, вот основная, конечно, главная популярность, конечно, «Бриллиантовая рука». А до этого Гайдаевские…
К.ЛАРИНА: «Троица», да?
НИКУЛИН: «Троица», да. Потому что это, в общем, такая. Ну, как Вам сказать? Мне кажется всё-таки, что фильмы серьёзные они не для всех, а комедии – для всех. Потому что, на самом деле, мало людей, у которых совсем нет чувства юмора. И смешное любят. И любят смеяться, и любят отвлекаться от жизни, от тягот, от проблем – так проще. Поэтому, конечно, комедии.
Но для меня, и я думаю, что он сам так считал, конечно, пик – это «20 дней без войны». Это самое главное.
Причём, он не хотел соглашаться. Он долго отказывался.
К.ЛАРИНА: Почему? Он боялся?
НИКУЛИН: Не знаю. Нет, не думаю, что он боялся.
К.ЛАРИНА: Как эта идея возникла? У Германа как возникла эта идея? Они что, дружили? Знали друг друга близко? Нет?
НИКУЛИН: Нет, нет. Дружили, когда Герма с Симоновым обсуждали сценарий, они пришли к выводу, что Никулин должен играть главную роль – вдвоём. И его-то уговорили, собственно, мама моя и Симонов. Потому что мама моя всё время талдычила, что это вот твоя роль, абсолютно твой образ. А Симонов как-то был, и они говорили, и он сказал: «Юрий Владимирович, Вы должны это сделать», потому что Вы должны рассказать правду о войне, в память о тех, кто с Вами воевал. И вот это его как бы… Не то, что он робел, просто он очень трепетно относился к творчеству Симонова. И опасался, сможет ли он в своей роли состояться так, как Симонов видел своего героя. Потому что у отца ведь была, какая черта, с моей точки зрения, актёрская и человеческая? – Он никогда не играл, он существовал в своих ролях. И он играл не вымышленные жизни, а самого себя – как он себя повёл бы в этих обстоятельствах.
Вот один нюанс, мало, кто на это обращает внимание. Вот снимается товарищ Горбунков в фильме «Бриллиантовая рука». Он такой недотёпистый, он такой наивный, неуклюжий, он какие-то вещи не понимает. А только одна фраза там есть в фильме, когда он берёт в руки пистолет и говорит: «С войны не держал боевого оружия». Значит, он воевал, значит, он – фронтовик. А это совсем другой образ. Значит, он прошёл войну и вернулся живым. Не так всё просто.
К.ЛАРИНА: Он про войну рассказывал?
НИКУЛИН: Очень мало. Не то, чтобы закрытая тема. Но Вы знаете, это черта настоящих фронтовиков вот тех, кто на передовой был.
Я очень много встречался с этими людьми, когда мы на радио готовили программу к 40-летию Победы. Очень скупо, очень неохотно делятся.
Те, у кого грудь в медалях, и начинается рассказ о том, как он выиграл войну, это значит, что в самом лучшем случае – при штабе, а то и в тылу где-нибудь. А вот те, кто на передке, они очень… Это внутри всё не то, что потаённое, но достаточно такое личное.
К.ЛАРИНА: Ну, а друзья у него были с фронтовых времён?
НИКУЛИН: Да. Он очень к этому тоже трепетно относился. Но у него вот в Ленинграде были друзья. Главный был друг – Ефим Григорьевич. Они переписывались, перезванивались. Когда он был там, они общались, конечно. И он к этому серьёзно относился.
К.ЛАРИНА: А вот когда были съёмки «20 дней без войны», он каким-то образом корректировал какие-то вещи, которые он знал точнее, чем режиссёр, как участник этих событий, как фронтовик?
НИКУЛИН: Да. Какие-то вещи он рассказывал. И Герман тот, естественно, прислушивался и к нему, и к нему, и к другим, кто, собственно своё, - это очень важно.
К.ЛАРИНА: Ну вот, действительно пик – это «20 дней без войны», хотя до этого был совершенно замечательный фильм «Когда деревья были большими», где он сыграл вот на этой границе – между комедийным и трагедийным уже артистом. Там же это, и то, и другое сочеталось в нём. Да? Вот в этом образе?
НИКУЛИН: Ну, и там та же самая история: он там тоже играл фронтовика, который не нашёл себя в этой мирной жизни. И стал скатываться вниз. Но тематика-то осталась? Душа-то осталась? И вот об этом кино.
А «Ко мне, Мухтар!», и кино показывали по какому-то каналу, я смотрел. Ну, с точки зрения современного кинематографа, кажется, картина-то никакая. Чёрно-белая кинорежиссура, она уже практически, не хочу обидеть никого.
К.ЛАРИНА: Всё держится на собаке.
НИКУЛИН: Закадровый текст архаичный, с таким поставленным голосом, советским таким. А в конце кино – слёзы на глазах.
К.ЛАРИНА: Вот, конечно, действительно, что называется, Бог поцеловал ну, вот талант невероятный какой-то, о чём Вы уже сказали. Невероятно какое-то правдоподобие правды существования абсолютно вот максимально приближенного к реальности, к действительности. И этим подкупал, безусловно, Юрий Владимирович Никулин.
(Исполнение Ю.Никулиным «Песня про зайцев»).
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: У нас в студии Максим Никулин – генеральный директор и художественный руководитель Московского цирка Юрия Никулина на Цветном бульваре.
А то, что касается отношений с социумом? Я имею в виду: и власть, и политика, и коммунистическая идея? – Всё каким-то образом его это интересовало, или это действительно тоже всё было в пространстве ироническом им, скорее, воспринималось?
НИКУЛИН: Смотря, что. Коммунистическими идеями он не был отягощён сильно.
К.ЛАРИНА: Нет? Он же был членом КПСС. Да.
НИКУЛИН: Это немножко другая история. Это не карьерный и не патриотический поступок. Это то, что действительно тогда было необходимо. И с достаточно иронией он относился. Знаете, в те времена и журналисты, и артисты были самые информированные люди, потому что одни выезжали за границу и могли сравнивать. А другие – просто сидели на информации. Поэтому просто он себе отдавал отчёт про всё то, что происходит вокруг Но он никогда… В семье появлялся самиздат периодически, они привозили и книжки запрещённые из-за границы, мы все их читали. Но никогда не было афронта, потому что я так понимаю, что отец понимал, что он находится в этой системе, и он должен играть в эту игру. Если ты не понимаешь правил этой игры, значит, ты должен уходить. Должен вести себя по-другому. А пока тебе система даёт работать, тебя кормят, кормят твою семью. Но некорректно, оставаясь в рамках этой системы, против неё же…
К.ЛАРИНА: Но, тем не менее, его же не использовали? Никаких таких гнусностей ему никто не предлагал, как многим из известных деятелей культуры, так скажем.
НИКУЛИН: Нет, насколько я знаю, нет. И, с другой стороны, он не был таким Кремлёвским артистом. Его не пригласили на эти вот большие концерты, или там закрытые эти банкеты в качестве артиста. Нет. Как-то так это всё его обошло.
Может быть, ощущали какое-то такое вот некоторую ненадёжность внутри - чего-нибудь ляпнет, клоун, знаете? Всякое может быть. А потом … То, что касается отношений с социумом.
К.ЛАРИНА: А ему приходилось вот так, напрямую с системой сталкиваться? Я имею в виду кого-то спасать, кого-то защищать, за кого-то хлопотать из своих артистов, наверное. Да?
НИКУЛИН: Конечно. И своих артистов, то, что артистов цирка, которые кому-то набили морду в ресторане, вытаскивать из кутузки, - это понятное дело, это не вопрос. Но он ещё много старался сделать, чтобы помочь Параджанову, когда он сидел, Коле…, когда того тоже незаслуженно обвинили. Вот это да. Он много делал: он звонил в БУИМ, он звонил в прокуратуру, он звонил там в правительство, чтобы как-то помочь, судьбу им облегчить, и прочее, прочее.
К.ЛАРИНА: Максим, ну, естественно, хочется узнать, хотя мы не в первый раз встречаемся, мы про это говорили, но всё равно, сегодня особенный день. А что такое семья Никулинская? Вот вначале мы говорили о том, что существуют традиции, которые заложены Никулиным в цирке, как лидером, как руководителем. А в семье?
НИКУЛИН: Вы знаете, я слово «традиции» не люблю – у меня прямая ассоциация с понятием «вечная память».
К.ЛАРИНА: Ну, нет! Ну, не знаю!
НИКУЛИН: Ну, не было традиций. Просто как бы человек , не желая того, вот создал то, что он создал. Он не проснулся утром, в смысле: а дай-ка вот я создам такое, чтобы… Нет, это само собой складывалось.
Вы знаете, есть такие люди, к которым тянутся другие и которые вокруг себя создают определённую атмосферу. Вот таким был Папанов, таким был Леонов, таким был Андрей Миронов, таким был отец. Я могу перечислять дальше.
Я помню тех, кто собирался, я маленький ещё был, у нас дома. Это: и Урбанский, и Окуджава, и Некрасов, и прочие. Люди, которые вокруг тебя, которые излучали столько энергии, что это невозможно было не зафиксировать как-то и в себе, и вокруг себя.
Вот именно такая история. А то, что касается семьи, не знаю, у нас всегда были замечательные отношения в семье и с родственниками. Мы жили в коммуналке на Арбате, здесь, недалеко. И не было ни ссор, ни конфликтов, ни разборок там, на общей кухне, или там, в очереди в единственный туалет. То есть, все как-то жили. Я даже некоторое время скучал по этому, когда мы переехали в отдельную квартиру, об этой атмосфере. Это тоже, кстати, благодаря во многом отцу.
К.ЛАРИНА: Когда вот Вы называете такие имена, как Урбанский, и Окуджава, Некрасов, помимо того, что это великие имена, это ещё определённый образ мыслей и определённое мировоззрение, которое сформировалось именно в этом кругу. Не скажу, что диссидентское, наверное, всё-таки не так, но какое-то очень…
НИКУЛИН: Вот то-то и оно! Вот фронт бывал, я уже говорил, но не было вот этого вот выйти на площадь – никому в голову не пришло.
И они, я же говорю, что я же маленький был, они все действительно для меня были дяди и тёти там: тётя Бэла Ахмадулина, дядя Женя Евтушенко. А ещё годы были шестидесятые - оттепель, и совершенно другой взгляд был на жизнь. Они все собирались, там тянулось до утра. сидели. Для нас было самое лучшее, когда о нас забывали о детях. Мы там сидели в уголке и слушали, как они пели, как они спорили, как они читали стихи, как они разговаривали, как они жили, просто. А жили нараспашку, уже, взахлёб. И это очень во многом повлияло на то, каков я сегодня и вообще по жизни. Ну, не могло, потому что такие люди.
К.ЛАРИНА: А как он воспринимал время новое? Я имею в виду вот перестроечное? Уже в этот момент, конечно, уже это был Юрий Никулин – ну как просто масштабная личность невероятная. Я помню прекрасно его появление на телевидении – и «Белый попугай», и вообще восторг! Потому что люди наши ни черта не помнят! Это же было не просто : человек пришёл, сел и рассказал анекдот. Это правда? Это какая-то была невероятная атмосфера
какой-то свободы, и каких-то очень важных смыслов. Акценты были очень точно расставлены. Какая-то компания, в которую хотелось попасть. И хотелось понимать этот юмор. Это тоже. Вот он своей иронией, своим этим взглядом в какой-то степени воспитывал, я уверена, что воспитывал, если говорить о воспитании, воспитывал аудиторию. Да? Прививал ей вкус.
НИКУЛИН: Да время-то он воспринял как-то нормально абсолютно.
К.ЛАРИНА: Как он к Ельцину относился? По-моему, хорошо.
НИКУЛИН: Да, да, да. С однозначной степенью уважения и прочего. А то, что касается, даже был период, когда он пытался баллотироваться в депутаты.
К.ЛАРИНА: Кстати, там целая кампания была.
НИКУЛИН: Это малоизвестный эпизод такой. Кончилось всё плохо, конечно, потому что там начали мухлевавать результаты. Он плюнул и ушёл.
К.ЛАРИНА: А мог бы!
НИКУЛИН: Да не смог бы. Я думаю, что не смог бы. Это такая волна была, когда вот там деятели культуры, искусства думали, что они смогут что-то сделать, начали туда пытаться проникнуть. Но ничего у них хорошего не получилось. Но это был такой эпизод.
К.ЛАРИНА: Но вот он всегда время, как бы он его принимал всегда?
НИКУЛИН: Он, Вы знаете, какая штука? У отца было замечательное отношение к жизни. Он был человеком того времени, в котором он живёт - вот была война, он был в этом времени. Был застой – не знаю там, оттепель, застой, там перестройка, - он не то, чтобы он самоадаптировася, просто он это всё воспринимал и пропускал через собственное мироощущение, собственную философию и отношение к жизни и к людям. Поэтому неважно, в какое время он жил и жил бы, там, не знаю, - в эпоху возрождения, там, или в Средневековье – он бы остался самим собой. Таких людей очень мало.
К.ЛАРИНА: Как на Ваш взгляд, он себя реализовал полностью как творческая личность?
НИКУЛИН: Очень трудно сказать, я не знаю. Может быть, он просто немножко устал в конце, не от жизни, а от того, что очень много в этой жизни спрессовалось. И много было, с моей точки зрения, неплохих предложений – неплохих сценариев, и хороших режиссёров, а он отказывался сниматься. И говорил: «Мне не хочется. Я устал, это не моё. Я не чувствую». И явно при этом слегка лукавил. – Ему просто не хотелось.
И вдруг он согласился у Быкова сняться, в общем, во второй роли. Неожиданно совершенно. Значит, силы –то были ещё. Просто в какой-то момент усталость поднакатилась.
К.ЛАРИНА: Но после этого, после «Чучела» как раз вот были уже перестроечные, или девяностые годы. Это были уже его телевизионные проекты. По-моему, с удовольствием он принимал участие? Или ему это тяжело было?
НИКУЛИН: Нет, ему это нравилось. Какие его телевизионные проекты?
К.ЛАРИНА: «Белый попугай», да.
НИКУЛИН: Это не его проект, его туда пригласили и тоже случайно.
К.ЛАРИНА: Но он стал абсолютно с ним ассоциироваться. Абсолютно его передача.
НИКУЛИН: Это правильно. Потому что человек, которого пригласили в гости, взял всё на себя, не желая этого совершенно. Это само собой получилось.
И, когда бы не стал Гриша Горин, когда в первый раз, когда всё это произошло, всё это закрывать - она без Никулина закончилась. Но был контракт с каналом, поэтому должны были определённое количество ещё доснять. И уже было всё не то. Уже сидели люди, которые лишились стержня, - растерянные. И уже был не естественный, к слову рассказанный анекдот, а такие мучительные воспоминания, вымучивание из себя смешных каких-то историй и анекдотов.
К.ЛАРИНА: А ещё один момент тоже, как мне кажется, невероятно важный для актёра, для творческого человека – это момент ухода со сцены. Мало, кто себе позволяет вот так вот, в абсолютно здравом уме, в трезвой памяти, в полном расцвете сил принять такое решение.
Как он принимал такое решение – уходить со сцены, с манежа?
М. НИКУЛИН: Он его принял задолго до того, как уйти. Он для себя почему-то поставил этот рубеж – 60. И сказал: «Вот мне будет 60, я уйду». И чью-то фразу он приводил, не помню. Он говорил, что для актёра лучше уйти на год раньше, чем на день позже.
Он всё это объяснял: ведь клоун – человек, который смешит людей. А когда смешит людей человек пожилой, его жалко. Не смешно уже. Он очень рано поседел, годам к сорока, наверное, совсем седой был. Он красился. Он говорил: «Седой человек в манеже – это грустно, это нельзя». То есть, вот такие как бы были мысли.
К.ЛАРИНА: Это было просто? Так – раз, прекратилось в 60 лет. Страницу перевернул – и всё.
М. НИКУЛИН: Я думаю, что это было всё очень непросто. Очень непросто, именно поэтому он себя так долго готовил, чтобы это не было как бы такой трагедии. Это не было решением одного дня, это долго всё обдумано было, и он как бы к этому шёл. И все об этом знали.
К.ЛАРИНА: А уговаривали, когда был юбилей, 60 лет?
М. НИКУЛИН: Насколько я помню, нет. Потому что, понимаете, какая штука? У отца – тот же Семён Семёнович Горбунков – мягкость и доброта, и прочее. Но стержень-то был очень серьёзный. И это чувствовалось иногда. Просто он его не обнажал. Во-первых, две войны, это не шутка, и гораздо более трудное мирное время. И, в общем, все привыкли к тому, что, если он решение принимал, он от него не отступался. Вот так, если он обещал, он должен был сделать. И я не помню, чтобы кто-нибудь говорил, что нет, ну, что Вы, ещё нужно поработать.
К.ЛАРИНА: Не отговаривали?
М. НИКУЛИН: По-моему, нет. Ну, при мне, по крайней мере.
К.ЛАРИНА: А вот потом, тоже интересно, через какое-то время там были всяческие праздники цирковые, когда он принимал участие как артист, в том числе. Я тоже это помню. Вот он всегда с лёгкостью на это соглашался, выходить опять туда, на сцену, на манеж?
М. НИКУЛИН: Да, конечно, конечно. Но, насколько я помню, это было один раз, когда открывали новое здание цирка, 20 с лишним лет назад. И вот тогда он вышел и сказал, что я считаю своим долгом выйти именно в этом образе, в этом костюме, потому что на этом манеже я столько времени провёл, и прочее, и прочее.
К.ЛАРИНА: Ещё уникальность, на мой взгляд, этого человека в том, что вот он не стал таким вот барином, таким членом Политбюро от искусства. А мы такие случаи наблюдаем очень часто в жизни. Да? Такое самодовольство, надменность такая, высокомерие. А вот он… Не знаю, сейчас Максим скажет так, или нет?
Мне кажется, он был человеком сомневающимся, или действительно всегда уверенным в себе? Что скажете?
М. НИКУЛИН: Нет, сомнений не было, вот таких метаний:, каких-то там – что? А так ли? А как? Нет. Он был достаточно жёстким человеком для себя, если решение принимал.
К.ЛАРИНА: Нет, я имею в виду по отношению к себе, к своему творчеству он критически относился?
М. НИКУЛИН: Да, он критически относился. Я так и не смог его переубедить, он считал своей неудачей фильм «Старики-разбойники».
Ну, это не самая его выдающаяся роль, понятное дело. Но и неудачей я тоже считать это не могу. Фильм показывали, я посмотрел – фильм-то неплохой.
К.ЛАРИНА: Сейчас кажется всё гениальным.
М. НИКУЛИН: Фильм-то неплохой, и смотрится. И там смешно, и трогательно.
К.ЛАРИНА: Да, может быть, там, в событиях какие-то вещи нарушены? Может, он это имел в виду?
М. НИКУЛИН: Нет, не совсем поэтому. Там был роскошно написанный сценарий. Это была чистая литература. И, в общем, получилась тогда не постановка, а экранизация. А экранизация всегда хуже. И мне так кажется, когда он на выходе посмотрел готовый материал, и сравнил его с тем, на что он настраивался, прочитав повесть скорее, чем роман. Потому что там были прописаны литературно диалоги и ситуация, больше ничего. Там авторский текст большой был. И он расстроился. Но как бы трагедии тоже не было. Он вообще достаточно легко относился ко всяким жизненным ситуациям. Он не такой оптимист-дурачок, а такой действительно реальный, крепкий оптимист, мудрый оптимист. И ну что ж, ну, вот так!
К.ЛАРИНА: А «Они сражались за Родину»? Этот фильм, как у него проходил в его жизни?
М. НИКУЛИН: Но это опять же, тема войны. Она для него была, если не святым, то очень важным.
К.ЛАРИНА: Там компания такая ещё собралась.
М. НИКУЛИН: Да. И компания, естественно, и режиссёр.
Я его посмотрел, тоже не так давно его показывали. Он такой слегка лубочный, но с другой стороны, я думаю, что такая задача и стояла. Фильм-то, в общем, даже не о войне, на самом деле.
Кстати говоря, фильм тоже пытались запретить, несмотря на то, что Бондарчук, и что это Шолохов. Благодаря им только фильм вышел на экраны, потому что к этому и прицепились: а где у вас командование?
К.ЛАРИНА: Да, да, да, такая окопная правда, да?
М. НИКУЛИН: Где у вас победа? Где у вас там Ставка? У вас там старший по званию полковник, в конце появляется, знамя вручает.
Фильм же не об этом совсем. Фильм о людях, об отношениях, о чувствах, о правде, неправде. Поэтому ну, да лубочный слегка. И солдат Некрасов, этот, которого он играет, в белой рубахе. И он тогда сказал Бондарчуку: «Что, мы же в окопах там сидим месяц, а у меня рубаха белая». Он говорит: «Правильно, так нужно. Понимаете? Это образ. Это образ. Вот такой русский солдат, светлый образ должен быть». Женское видение такое.
Ну, ему очень интересно было, потому что и Шукшин, и Бурков. Они очень хорошо общались, и Лапиков.
Ну, вот только трагедия, конечно там, с Шукшиным.
Ему интересно было с Шолоховым встретиться. Не могу сказать, что он был большим поклонником его творчества, но как личность интересно – и время, и рассказывал там всякие истории.
К.ЛАРИНА: Максим, а от Вас он чего-нибудь хотел? Вот он хотел что-нибудь, чтобы вот мой сын стал таким-то, таким-то? Или вот таких у него не было?
М. НИКУЛИН: Если даже он этого хотел, он этого никогда не говорил.
Вот та же самая история: никогда не было в моём воспитании проникновенных бесед ни со стороны мамы, ни тем более – отца: а вот, сынок… Ну, что такое хорошо, что такое плохо? Да?
К.ЛАРИНА: Это понятно, да.
М. НИКУЛИН: Но никогда в жизни и этого не было. Была лёгкая ругань за разбитые стёкла, за драки, за плохие отметки в школе. Но это никогда не представлялось, как трагедия семейная: он получил двойку по биологии, гад. Как-то всё это достаточно легко проходило. Просто воспитание оно в основном строилось на ненавязчивой демонстрации того, как надо себя вести.
К.ЛАРИНА: Это понятно. Но я имею в виду не только воспитание, но вот эту родительскую амбицию, когда хочется, чтобы вот уж мой сын, чтобы лучше меня он состоялся.
М. НИКУЛИН: Наверное, ему хотелось этого. Я как раз вёл программу на телевидении, программу «Утро». Когда у меня был эфир, он вставал в 6 утра и смотрел. Потом я ему звонил, и он мне рассказывал, что ему понравилось, что не понравилось. И разбор полётов, не критика, а вот, как бы отношение. То есть, ему это было интересно, и ему это, конечно, было приятно. Смотреть на своего сына в эфире, сидит в «ящике» там.
К.ЛАРИНА: А почему Вы не стали сниматься больше в качестве артиста, кроме этого знаменательного эпизода, про который все знают: мальчик с удочкой?
М. НИКУЛИН: Ну, какой же из меня артист?
К.ЛАРИНА: Ну, как? Вот потому что я тоже вспомнила один из моих любимых фильмов моей юности подростковой, это «Точка, точка, запятая». Кстати, где тоже, где и мама играла, и Юрий Владимирович играл. А почему Вы там не сыграли главную роль?
М. НИКУЛИН: Потому что тогда не знали, кто я такой. В школе пригласили на пробы.
К.ЛАРИНА: А! Даже так было? Да?
М. НИКУЛИН: Да. И Митта сомневался, и с двумя – ещё с главным героем, и с главной героиней, и там ещё пара пацанов была. Меня даже отправили в летний спортивный лагерь на как бы такое совместное обживание. Но потом он понял, что главный герой из меня никакой. Я там сыграл тоже.
К.ЛАРИНА: Но парень, который там играет сына Никулина, он похож на него.
М. НИКУЛИН: Похож, да. Серёжа Дончиков, похож.
К.ЛАРИНА: А Вы не знаете, его судьба, какая?
М. НИКУЛИН: Не знаю совершенно.
К.ЛАРИНА: Потому что это было удивительно, я вот даже сейчас вспоминаю: вот жесты, его манеру. Он просто был похож в каких-то вот проявлениях. Это тоже удивительная вещь.
Вот ещё один фильм вспомнила. Но там не бог весть что, но, по-моему, фильм очень симпатичный.
М. НИКУЛИН: Хороший, да, хороший – добрый, трогательный.
К.ЛАРИНА: Ну, что? Давайте мы теперь вернёмся в сегодняшний день. Ну, про то, что как Никулинское имя сохраняется, это Вы уже сказали в начале передачи, тем более, что это само собой происходит, как я понимаю, без всякого насилия. Он есть и есть. Да?
А есть какие-то легенды, которые передаются из поколения в поколение? Из уст в уста вот в цирковой среде? И апокрифы про Никулина?
М. НИКУЛИН: Думаю, что нет.
К.ЛАРИНА: Нет?!
М. НИКУЛИН: Нет, нет, нет. Его в цирке за глаза называли дед. Ему это очень нравилось. Ну, как же? – Дед.
К.ЛАРИНА: Ну, а номера, которые остались ещё с тех времён, когда он был руководителем цирка? Остались?
М. НИКУЛИН: Конечно. И работают сегодня.
К.ЛАРИНА: Что называется, именно афиша осталась, кроме имени самого цирка, а именно афиши?
М. НИКУЛИН: Вот первый номер, который вообще мы взяли, что цирк - он работал в цирке. Тогда не было штатных артистов цирка. Когда цирк стал частной структурой, тогда можно было своих артистов выбирать.
Первый номер - это дрессировщики замечательные Оля и Витя Кудрявцевы, народные артисты. Они сейчас работают прекрасно. Это всё продолжается. А истории, как таковых трудно вспомнить.
К.ЛАРИНА: Ну, тем более, я знаю, что такой вопрос дурацкий самый: расскажите что-нибудь, весёлый случай.
М. НИКУЛИН: Весёлых случаев нет, здесь есть другое. Понимаете, я всё время ощущаю. Это уже затиражировали, конечно, такой шаблон, когда звезда погасла, а … идут, и их видно.
Я достаточно много езжу по стране, и по миру и практически в каждом городе находится человек, который ко мне подходит и говорит: «Вы знаете, вот я был знаком с Юрием Владимировичем, . он так нам помог в своё время! Спасибо Вам большое!». Как будто я имею право на благодарность.
Последний раз был в Страсбурге в прошлом году. Мы там тоже были на гастролях. Подошёл человек: «Мы давно во Франции живём. Ну вот, у меня жена болела тяжело, 40 лет назад. Юрий Владимирович, нам так помог.».
К.ЛАРИНА: Видите? А кому сказать спасибо? – Конечно, только Вам. Обязаны. Я тоже Вам говорю: спасибо за то, что Юрий Владимирович был в нашей жизни. Вот теперь лет через 20 можно и ещё раз о нём вспомнить.
Что-то я хотела… А! Вот ещё: значит, книжку он успел написать замечательную, вот свои воспоминания.
М. НИКУЛИН: Да, «Почти серьёзно».
К.ЛАРИНА: Пел. Мне кажется, что он мог записать побольше песен, потому что у него этот талант был безусловно. Как он к этому относился?
М. НИКУЛИН: Он к этому относился достаточно спокойно. Он за собой вокальных способностей…
К.ЛАРИНА: Ну, хорошо получалось, симпатично.
М. НИКУЛИН: Получалось хорошо. Именно поэтому так не много песен – он отбирал те песни, которые ему нравились. Он не хотел петь песни, которые были не егог. Поэтому песни все либо о цирке, либо о чём-то с этим связанные, либо о войне.
К.ЛАРИНА: Может, что-нибудь было ещё в его талантах то, что мы не знаем, если перечислять?
М. НИКУЛИН: Плясал он хорошо. И живопись – комиксы, карикатурки. Он мне в детстве комиксы рисовал.
К.ЛАРИНА: Сохранили?
М. НИКУЛИН: Есть в музее. Он мне диафильмы рисовал.
К.ЛАРИНА: Ой, как здорово! Да, конечно! Раскадровка – это называется так.
М. НИКУЛИН: Да, раскадровка. Так что, в этом плане. Но это, наверное, правильно. Говорят, что, если человек талантливый, он во всём талантлив.
К.ЛАРИНА: Да, да.
М. НИКУЛИН: Танцевать не умел и не любил. Не его. Спорт любил.
К.ЛАРИНА: Ну что, мы должны заканчивать уже программу. Я не знаю – поздравлять, или не поздравлять. Наверное, сказать спасибо, что Юрий Владимирович был в нашей жизни и то, что мы, и я его застала живого и настоящего, и многие наши слушатели. Дай Бог, чтобы это имя ещё продолжалось и продолжалось. Но я так понимаю, что теперь уже точно с ним ничего не случится. С этой памятью точно ничего не случится.
М. НИКУЛИН: Вы не глазливая, нет?
К.ЛАРИНА: Нет, конечно. Остаётся только пригласить всех в Цирк на Цветном бульваре, в Московский цирк Юрия Никулина, директором которого является Максим Юрьевич.
Максим Юрьевич, спасибо Вам.
М. НИКУЛИН: Спасибо Вам! Спасибо!
(Исполнение песни).