Евгений Князев - Дифирамб - 2011-11-06
К.ЛАРИНА: Начинаем программу «Дифирамб». Ещё раз добрый день, приветствую вас. В студии ведущая программы – Ксения Ларина и в нашей студии народный артист России и актёр Театра имени Вахтангова, актёр кино, ректор Театрального училища имени Щукина, Евгений Князев. Добрый день, Евгений, здравствуйте.
Е.КНЯЗЕВ: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Мы, так или иначе, получается, продолжаем тему предыдущей передачи, поскольку обязаны поговорить и о смене поколений, только уже применительно к театру.
И хочу напомнить повод для сегодняшней встречи - грядущий юбилей Театра имени Вахтангова. Вот 90-й сезон открыл Театр Вахтангова, и буквально вот на следующей неделе, 13 числа будет вот официальный день рождения отмечать. Будут играться премьеры спектакля «Пристань», в котором, как я понимаю, тоже Евгений так же занят, как и многие другие звёзды. Театра Вахтангова.
И как раз Театр Вахтангова славен, прежде всего, своими традициями. Я помню, когда пытались выяснить отношения с Римасом Туминасом, художественным руководителем Театра Вахтангова. Ему некоторые недоброжелатели вменяли в вину, что он, якобы не соблюдает традиции Вахтанговского театра.
И вот у меня первый вопрос к Евгению как к хранителю, в какой-т о степени традиций: а что такое «традиции Вахтанговского театра»?
Е.КНЯЗЕВ: Ответить на этот вопрос невозможно. Традиции Вахтанговского театра? Ну, давайте начнём там изначально. Театр был организован из студии, которая была организована раньше театра на 7 лет, в 14 году. Театральному училищу имени Щукина, которым я руковожу, 100 лет. А Театру Вахтангова, который вышел из стен Щукинского училища, тогда оно не было Щукинским училищем ещё, естественно, была только студия, он вышел и образовался в 21-м году. И с тех пор в труппу Театра Вахтангова поступали только те ученики, которые учились у самого Вахтангова, или у учеников, непосредственных учеников Вахтангова.
К.ЛАРИНА: Скажите, а исключения были за все эти 90 лет?
Е.КНЯЗЕВ: Они были, но их было так немного. Это: Лукьянов, который пришёл из МХАТа, Толчанов, который учился в ГИТИСе (он тогда тоже не ГИТИС назывался, а по-другому), вот там он учился. Но они стали по духу Вахтанговскими артистами, и они существовали.
Но парадоксальная вещь: все те, которые уходили и предавали Театр Вахтангова на сторону, а потом возвращались, они не состоялись как артисты, несмотря на то, что они были большими артистами.
К.ЛАРИНА: Какие вещи Вы говорите!
Е.КНЯЗЕВ: Такие жестокие вещи! И Театр Вахтангова не особенно ещё и… Ой, я сейчас говорю, конечно, очень жестокие вещи, и у меня даже есть пример, который, наверное, я не приведу. Но Театр Вахтангова, когда к нам насаждают, ну там, в силу разных обстоятельств артистов в Театр Вахтангова, они у нас на нашей почке не приживаются.
Так трудно к нам прижиться с нами, потому что мы традиционно – одни и те же учителя, традиционно мы разговариваем на одном и том же языке, традиционно. Нет ничего такого особенного, к нам может поступить любой изначально, но тогда ты, ну я не знаю, ну, пропагандируй, что ли, или тогда ты живи тем уставом, который предлагается здесь.
К.ЛАРИНА: Нам рассказывали в своё время, что Щукинское – это школа перевоплощения, или представления. Да! А ГИТИС и МХАТ – это школа переживаний.
Е.КНЯЗЕВ: Нет, это всё немножко от лукавого. Это нужно было каким-то образом… Чем отличается Вахтанговская школа от других школ? – Ну, какой-то яркостью. Так, как Вахтангов поставил в своё время «Принцессу Турандот» - очень яркий спектакль. И создал Вахтангов своё направление, которое называется «Вахтанговское направление».
Вы же не станете отрицать и думаю, что зрители тоже, которые ходят в театры, не станут отрицать, что такое слово им часто встречается - : «Вахтанговская».
И, если видят яркий, радостный, наполненный спектакль, это говорят: «Вахтанговский спектакль».
К.ЛАРИНА: Правильно. Острая, яркая форма очень!
Е.КНЯЗЕВ: Да. И пусть это будет не в Вахтанговском театре! Я не говорю, что владеем этой манерой только мы. Нет! Это может быть любой театр.
Разве спектакль Стреллера «Слуга двух господ», где играл блистательный Ферруччо Салери.
К.ЛАРИНА: Кстати, ему исполнилось 75 лет тоже.
Е.КНЯЗЕВ: Больше уже ему. Да, да, да, Ферруччо Салери, я почему его вспомнил, разве это не Вахтанговский спектакль? Разве это не торжество яркости, необычности? В своё время Ферруччо Салери получил «Золотого Венецианского Льва» в номинации «За прошлое». А Театральный институт имени Щукина получил «Золотого Венецианского Льва» за будущего. Я ездил в Италию и получал этого Льва. Мы гордимся этой наградой, потому что театральные биеннали 2005 года вели эту номинацию единственный раз за всю историю биеннале итальянского и Венецианского. И провели опрос, какое-то своё собственное, независимое исследование, обследование, рейтинг театральных школ мира. И первой школой было Театральное училище имени Щукина. Мы гордимся этой наградой. Вот я про Вахтанговское, про яркое.
К.ЛАРИНА: Если уж мы пока со школы начали, давайте я ещё один вопрос Вам задам.
Е.КНЯЗЕВ: Давайте.
К.ЛАРИНА: А сегодня вообще существует такое разделение на школы? Есть разница между школой Вахтанговской, Малого театра школой, Студией МХАТ и ГИТИСом?
Е.КНЯЗЕВ: Я бы хотел, чтобы было. Я хочу, чтобы это было.
Мы так ли, не так ли, по-разному получается. Не получается – вот ты начал работать, и у тебя вот всё складно получилось. У молодых людей, которые только-только пришли обучаться, ну такая позиция иногда существует: а вот вы покажите нам Вахтанговского! Этому надо очень долго учиться, чтобы владеть этим в полной мере.
Там: давайте, артистов Театра Вахтангова возьмём те, которые продолжают существовать на Вахтанговской сцене, - Юрий Васильевич Яковлев. Не блистательный ли это артист, который ярчайшего, глубинного содержания и необыкновенной формы перевоплощения?
Артистов, которые ушли из жизни: Николай Олимпович Гриценко, о котором там потихонечку забывают уже о таких великих артистах. Это что?! Когда смотришь его фильмы с его участием, или рассказы наших старших педагогов, товарищей-артистов, как он играл неистово, ярко, с переживаниями, со слезой в глазу, и в то же время это было ярко.
К.ЛАРИНА: И хочется сказать, что это гений.
Е.КНЯЗЕВ: Гений, да, талант!
К.ЛАРИНА: А вот это сочетание ремесла и таланта?
Е.КНЯЗЕВ: Это я тогда Вам отвечу от Островского. В пьесе «Без вины виноватые» Незнамов говорит Кручининой: «Ну, конечно, некоторые могут там назвать своё искусством. Мы вам того запретить не можем. Я считаю, что наша профессия – ремесло, и ремесло довольно низкого сорта». Так вот, некоторые могут своё ремесло поднять до уровня искусства. И тогда это будет грандиозно! Тогда это то, ради чего люди приходят в театр. Тогда они будут приходить, смеяться
по-настоящему, хохотать, заливаться, радоваться за полученную радость. Они будут плакать настоящими слезами, потому что разбередили их струны нежности. Ну, в общем, смысл театра, наверное, в этом и состоит. Настоящего театра. Я же не говорю ширпотреб. А его много.
К.ЛАРИНА: Вот про ширпотреб, который сегодня, к сожалению, побеждает искусство. Я говорю так высокопарно, но, тем не менее.
Вот смотрите, спустимся с небес на землю.
Вот вы все работаете, учите детей, выискиваете талантливых мальчиков и девочек.
Е.КНЯЗЕВ: Находим.
К.ЛАРИНА: Тратите на это свою энергию и силы, нервы – жизнь. А они потом выходят и идут в сериалах сниматься. И всё это прахом идёт! Никому это то, чему Вы их учите, это никому не нужно.
Е.КНЯЗЕВ: Неправда, не так. Не так, не так, и не так!
К.ЛАРИНА: Так, конечно, существовать, и больше ничего не надо!
Е.КНЯЗЕВ: Да, да, существуют и снимаются в сериалах. Да, играют в антрепризе, да, да, да.
Значит, скоро, - есть такая пословица – только кошки родят. Для того чтобы стать мастером…
К.ЛАРИНА: Родятся, а не родят. (Смеётся).
Е.КНЯЗЕВ: Родят!
К.ЛАРИНА: Родятся.
Е.КНЯЗЕВ: Скоро только кошки родят. Очень быстро у них происходит это всё.
К.ЛАРИНА: Ладно. Потом проверим.
Е.КНЯЗЕВ: Проверьте, проверьте, ну, не важно. Вот вопрос телезрителям: пусть они ответят на правильную пословицу.
Ну, так вот, пусть что делают – родят, или родятся, но, во всяком случае, для того чтобы стать мастером своего дела, нужно время. Ну нельзя научиться обжигать горшки. Вот тебе дали кусок глины – и ты уже обучился этому ремеслу. Незамысловатое ремесло. Правда? Но я не владею им, и для меня это кажется таким сложным, и до такой степени невозможным, что я никогда не возьмусь это сделать. А иногда бывают такие вещи, которые слеплены из глины, обожжённые, что это является произведением искусства. А всё это – вроде как пустяк.
Но для того чтобы стать мастером своего дела, нужно очень много и долго тренироваться и репетировать.
Для того чтобы стать мастером сцены, для этого нужно очень много учиться речи, танцу, движению, пластике. Ну, слово, - я уже сказал. Ну, мастерство актёра – одним словом.
К.ЛАРИНА: Это театр.
Е.КНЯЗЕВ: Это театр, конечно. И для того, чтобы стать уже мастером, для того чтобы получить и сыграть большую роль, для этого ты должен это всё в полной степени освоить, для того чтобы чуть-чуть ремесла твоего превратилось в какой-нибудь кусочек…
К.ЛАРИНА: Но есть же разные пути. А есть рядом путь лёгкого успеха, который предпочитает большинство.
Е.КНЯЗЕВ: И пусть идут себе! И пусть идут! Потому что, понимаете, какое дело? – Все же не могут быть одинаково талантливыми. И, если все одинаково талантливы, то будет
кто-то более талантлив, а кто-то – менее из этих талантливых.
Естественно, потому что в пьесах, которые написаны авторами великими и менее великими, и современными тоже талантливыми драматургами, бывает ну, 5, 7, 10 действующих лиц. Из них – две только роли главные. А остальные – второстепенные, а ещё более остальные – массовые сцены. Поэтому нужно два человека, которые должны играть главные роли. Вот их и отбирают. И вот те, у которых хватает на больше терпения, у которых на длинную дистанцию, на стайерскую дистанцию он подготовил себя. Не на короткий вот путь, который вот сейчас я пробежал, я сейчас быстренько... Ой! Здорово! Меня позвали в сериал. «Я сейчас пойду, поснимаюсь, я сейчас стану, – он говорит себе, - звездой! И вот у меня сейчас всё получится!».
К.ЛАРИНА: И на обложку журнала.
Е.КНЯЗЕВ: И ничего не получается, и ничего не случается. Он снялся, а так, как сериалов на каждом канале снимается их очень много. И, если ты плохо играешь, то кнопкой просто переключаются с канала на канал, и останавливают свой взгляд на чём-то интересном.
Боже мой! Я вчера утром включили телевизор, тоже попереключал каналы, а остановился на «Кавказской пленнице». Потому что это было интересно смотреть. Потому что играют здорово! Потому что продуман диалог.
К.ЛАРИНА: И Владимир Абрамович Этуш.
Е.КНЯЗЕВ: И Этуш там, в том числе.
К.ЛАРИНА: У нас сейчас выпуск Новостей.
Мы продолжим наш разговор с Евгением Князевым через несколько минут.
«Но скоро только кошки родятся», - говорят нам наши слушатели.
Е.КНЯЗЕВ: Я виноват.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Продолжаем нашу встречу с Евгением Князевым.
Я смотрю на вопросы, которые пришли на наш сайт до начала программы. И вот, в продолжение темы, о чём мы говорили до начала перерыва, нам пишет Андрей: «Я часто смотрю по телевидению различные передачи о кино. И, когда показывают молодых артистов, наших молодых артистов, в том числе и выпускников Щукинского училища, то эти актёры на вопрос об их любимых актёрах, кумирах всегда называют иностранные имена, и почти никогда не называют отечественные. Такое впечатление, что фамилии Царёва, Кенигсона, Гоголевой, Андровской и других им вообще неизвестны! Отчего это происходит? И насколько в сегодняшних театральных вузах сохранена преемственность традиций русского театра?».
Ну, хорошая тема, тут несколько вопросов в одном.
Е.КНЯЗЕВ: Это целая тема, о которой стоит разговаривать. Вы знаете, Андрей, это ужас, когда мы отбираем абитуриентов для того чтобы они с тали студентами, мы проводим такой коллоквиум их общего уровня образования. И задаём им вопросы: кто такой Товстоногов? Кто такой Олег Борисов? Кто такой Гриценко? И ни на один из этих вопросов из вновь поступающих практически никто ответить не может. Вот это вот ужас!
Начинаю тогда пытаться ответить на Ваш вопрос.
На сегодняшний день вот это молодое поколение, поколение там девяностых годов, вот сейчас мы про них говорим, они в сложные годы России, когда вообще рухнул Союз, началась новая жизнь.
До этой новой жизни до людей дело не было, в общем-то, никакого. Люди были предоставлены сами себе, чтобы они выживали.
Я помню этих родителей, а я руководил курсом, вот эти вот дети пришли ко мне в институте, когда родители вынуждены были бросать свои места работы.
К.ЛАРИНА: Девяностые годы, да?
Е.КНЯЗЕВ: Девяностые годы. Они были вынуждены бросать свою работу. Они были вот эти челночники. Я не могу даже к ним оскорбительно относиться, но они тогда работали – вот эти вот возили товары для того чтобы накормить и воспитать и поднять своих детей в чисто физическом смысле.
Я помню тот случай. У меня в 91-м году родилась дочь. В роддоме в тот год родилось всего два человека. Два человека родили. Это ненормально, это противоестественно. Почему говорят «демографический спад» у нас в девяностые годы?
К.ЛАРИНА: Яма была просто, да?
Е.КНЯЗЕВ: Яма. Вот было два человека, которые родились в эту ночь.
К.ЛАРИНА: До 96-го года, по-моему, была эта яма?
Е.КНЯЗЕВ: Да, да, так оно и было. Хорошо, пусть два человека родились, но я помню, как мы были вынуждены с женой пройти в ЖЭК для того чтобы дали нам талоны на приобретение пелёнок. И этими детьми практически никто не занимался.
Школа разрушалась, менялись там законы, стандарты, требования – всё, что угодно менялось. Дети перестали слушаться. Что они смотрели? Они смотрели только наводнённые американские фильмы.
К.ЛАРИНА: Но мы же с Вами мечтали об этом! Мы же из подполья доставали эти видеокассеты, когда у нас ничего не было. «Крёстного отца» смотрели все по квартирам.
Е.КНЯЗЕВ: А видите, чем это закончилось? Рынок-то открылся. Вот и получается, что какая-то доля справедливости в отборе была, когда на рынок всё-таки поступали лучшие фильмы, а сейчас показывают всё подряд. И чем ярче, чем больше ты там с пистолетом на картинке нарисованный, ну молодёжи, что нужно схватить? Вот они и хватают это, и смотрят. Поэтому это и есть поколение пепси, несчастные люди.
К.ЛАРИНА: Сейчас не пепси, сейчас колу дети пьют.
Е.КНЯЗЕВ: Ну, я не знаю, что. Ну, это так, я не знаю тоже, как сказать. И поэтому вот это вот несчастье, которое обрушилось на страну. То есть, виноваты-то взрослые, виноваты-то там, оттуда.
К.ЛАРИНА: Вопрос: когда Вы поступали в Щукинское училище, что, другой был уровень общей культуры у Ваших коллег по поступлению? У абитуриентов, какого там года? – 75, 76?
Е.КНЯЗЕВ: Я поступил в 78-м году. Да, был другой уровень, но мне трудно судить, потому что мы были всё равно тем же самым поколением. Но уровень «тройки» в школе он соответствовал «тройке». А «четвёрка» - она была «четвёркой», и на «четвёрку» знания твои были гораздо выше. Это так.
И Вы понимаете, я ничего плохого не хочу сказать про поколение. Я просто хочу сказать об уровне, о том, как у нас учат.
К.ЛАРИНА: В школе Вы имеете в виду?
Е.КНЯЗЕВ: И в школе, и в институтах, в большинстве своём.
К.ЛАРИНА: Мне кажется, какое-то общее, вот какая-то болезнь – они стали какие-то нелюбопытные. Им неинтересно. То, что было до меня – неинтересно!
Е.КНЯЗЕВ: Совершенно верно. У нас идёт вышезация общества. И, если когда-то там, во времена советской власти в институт было поступить престижно, и не всякий мог туда позволить себе поступить, У нас не было никакого платного образования, и были только те квоты, которые давало министерство на получение высшего образования. И поэтому поступали лучшие из лучших. Ну, может быть, ну там кому-то удавалось поступать.
К.ЛАРИНА: Ну, блатные всё равно были.
Е.КНЯЗЕВ: Наверное, наверное, были, но, наверное, не в таких масштабах. Всё равно это было видно. И человек, который не учится и который двоечник, он всё равно вылезал. И поэтому там особенно прикрыться нечем.
Происходит вышезация общества: любой человек имеет право получить высшее образование. Сумел ты поступить на бюджетное образование, - отлично! Нет? – Плати деньги и получай это высшее образование.
И не очень-то. Я сейчас себя не беру, я сейчас смотрю как бы со стороны. Можете задавать мне вопросы, я тоже честно отвечу на все вопросы, которые будут. Но платишь деньги – пришёл ты на занятия, не пришёл ты на занятия, пришёл сдавать зачёты, сдал, сумел ты сдать зачёты, - ну, и получайте своё высшее образование.
Всё равно, получив это образование, не обладая знаниями, умением, сноровкой, и, обучившись, ты всё равно хорошим там не станешь специалистом.
Плохо, когда это касается медицины, когда так учатся.
Плохо, когда это касается космонавтики, ну, хотя я там не знаю каких-то технических вещей, но туда просто так не поступишь, туда никто и не пойдёт.
К.ЛАРИНА: Нет, можно и поступить, и купить. Но просто дальше-то у тебя ничего не будет. Посмотрите, у нас самолёты же падают.
Е.КНЯЗЕВ: Но ты ничего не сможешь сделать. Да, да, да, да, да! В артисты – то же самое. Да, но падают они по другой причине.
К.ЛАРИНА: И по этой в том числе.
Е.КНЯЗЕВ: И по этой, в том числе. Но там всё-таки обучают вот этих пилотов. Это сложная тема, я боюсь её трогать.
К.ЛАРИНА: Сейчас общее идёт падение профессионального уровня во всех сферах жизни.
Е.КНЯЗЕВ: Да, совершенно верно. А высокопрофессиональные люди, люди, у которых получается и которые умеют что-то делать, их не так много.
Вот мы говорили про артистов. Их нужно пяток, семь, восемь человек, а остальные нужны массовку играть, для того чтобы создавать, приходить, огромное количество фильмов снимается. Только нужно приготовить себя к длинной дистанции.
Любое другое учебное заведение возьмём – юристов. Все юристы, они, что, высокого уровня и знаний? – Совсем нет! Хорошо, если из потока выйдут два, три, пять человек, которые могут составлять звёзд юриспруденции.
К.ЛАРИНА: Остальные будут иметь крепкий профессиональный уровень – юридическую консультацию.
Е.КНЯЗЕВ: Хорошо бы! Хорошо, потому что любой конторе сейчас нужен юрист, который будет там делать. Но они же тоже плохо работают. Я тоже с этим сталкивался неоднократно.
Любую область возьмите – талант он должен быть талантлив в любой области.
К.ЛАРИНА: И вывод, всё-таки? Вывод, какой?
Е.КНЯЗЕВ: Вывод: места под солнцем хватает всем. Учитесь, пожалуйста, молодые люди. Побеждайте, пожалуйста, молодые люди. Становитесь, пожалуйста, станьте такими, какими не были до этого ваши предшественники. Будьте лучше – будьте образованнее, знайте больше, тем более что у вас больше оснований для этого. – Есть средства. Понимаете, в ваших руках весь мир. Вы можете кликнуть там любую фамилию, любую формулу, там теорему, и тебе Интернет выбросит эту теорему, но это не значит, что ты владеешь ею.
К.ЛАРИНА: Но на вопрос простой всё-таки не ответили: почему сегодня знает любой студент Щукинского училища, кто такой Роберт Де Ниро, Джек Николсон, или Марлон Брандо, но совсем не обязательно, что он будет знать, кто такой Товстоногов? Почему?
Е.КНЯЗЕВ: Мы у себя, когда учим, мы говорим о наших выдающихся артистах, мы показываем фильмы, и я с этим не сталкивался. Если это так, мне очень стыдно за них. Значит, плохо мы учим, и я на это обращу обязательно внимание. .
К.ЛАРИНА: Тут нет ответа. У нас журналистка приходила, мы говорили о театре, вот смотрите. Журналистка, которая работает в отделе культуры солидной газеты. То есть, она делает материалы по культуре. И мы говорили о режиссуре о театральной,. Я произнесла имя Анатолия Васильева, и вижу в глазах у неё смятение.
Е.КНЯЗЕВ: Ужас!
К.ЛАРИНА: И я говорю: «Вы понимаете, вот Анатолий Васильев, Вы понимаете, про кого я говорю»?
Она так замолчала и говорит: «Это из старых»? Ну, говорю, ну да, наверное, в какой-то степени из старых. Ну, вот, о чём тогда говорить-то? Ну? Я вот про это говорю. Что здесь происходит? Здесь какой0-то сбой произошёл. Сбой!
Е.КНЯЗЕВ: Сбой, сбой. Правильно.
К.ЛАРИНА: Имитация каких-то знаний, имитация кругозора. Да?
Е.КНЯЗЕВ: Да, да, да, это проблема. Это очень серьёзная проблема. Я не знаю, как из этой проблемы выходить. Нужно учить. Учителя должны заниматься серьёзно своим делом, пытаться обучать.
Вот опять то, что касается нашей профессии. В Москве было четыре большие театральные школы: ГИТИС, МХАТ, Щепкинское училище и мы. И мы готовили тогда на всю страну. И были ещё в Ленинграде, в Ярославле, в Нижнем Новгороде, в Екатеринбурге, ну, и собственно, всё! И всех вот специалистов готовили здесь. Правильно это было? Наверное, правильно, потому что люди приезжали в Москву, они здесь учились. Ну, предполагаем, что столица собирает лучшие силы. Московские театры – это высокого уровня. Они могли учиться на высоких образцах. Они могли обучиться здесь правильной речи, ликвидировать говор, обучиться этому всему. И, поехав на места, нести культуру в массы, говорить на русском языке.
К.ЛАРИНА: Сейчас на места никто не хочет возвращаться.
Е.КНЯЗЕВ: А сейчас, во-первых, никто не возвращается. Учат в каждом городе, в каждом… Я без оскорблений говорю, везде академии театральные. И в каждом университете есть театральный кружок. Кажется всем, что они могут этому учить, у них есть опыт. А я-то знаю, что найти педагога по актёрскому мастерству – это такая проблема. За те 7 лет, что я работаю ректором, я нашёл, может быть, 4-5 людей, которые воспринимают методологию и понесут её дальше. Четыре! А это нужно открыть было целые вузы для того чтобы всё это. Ну вот, сейчас это всё будет.
Конечно, конечно, разговаривают чудовищно! Конечно, если… (не буду города называть), но я приезжаю, там иногда приезжаешь играть спектакль, приходишь в театр, а там разговаривают так же, как разговаривают люди на рынке. Вот так же они, с таким же говорком разговаривают, играют
какую-нибудь Аркадину, или какого-нибудь этого. Стыдно! А что делать? – Если бы я знал, что делать!
Да, если бы президентом был я, что бы я сделал? – Да не знаю!
К.ЛАРИНА: Ой, не дай Бог!
Е.КНЯЗЕВ: Их только пожалеть можно.
К.ЛАРИНА: Значит, смотрите, давайте мы в театр успеем войти всё-таки в Вахтанговский.
Е.КНЯЗЕВ: Да, у нас юбилей!
К.ЛАРИНА: Расскажите про спектакль, который вот будет.
Е.КНЯЗЕВ: Вот сейчас у нас идёт прогон. Я убежал сюда, потому что мне хотелось бы. Ну, так как во всех средствах массовой информации говорят о нашем театре, и мне тоже хотелось бы сказать, что вот нашему театру 90 лет! Большой праздник. Мы прожили огромную жизнь в течение 90 лет.
Создал нас Вахтангов, и до сих пор это имя мы, как знамя держим в руке. Вахтанговское называем его. И Вы там в начале передачи говорили…
К.ЛАРИНА: О традициях.
Е.КНЯЗЕВ: Не традиции. Туминас, да, что мы его не принимали. Такого не было, принимали Туминаса.
К.ЛАРИНА: Я не сказала, а «есть некоторые недоброжелатели».
Е.КНЯЗЕВ: Недоброжелатели. Я вообще сейчас не о себе, я сейчас о другом. И Римас действительно в какой-то период времени, когда он пришёл в театр, он пришёл, - для него, что Театр Вахтангова, что любой другой театр, ну, в общем, ну, он пришёл в театр, он сам – творческая единица. И зачем ему какие-то традиции продолжать, чтить и проникать в них? – Не надо. И вот он и говорил, что «Ну, что такое Вахтанговское? – Нет! Этого ничего нет!». А, поработав в театре год, два, три, и на открытии девяностого сезона он говорит: «Мы, Вахтанговский театр, мы должны чтить и понимать традиции. Мы должны вспомнить всех, всех, которые создавали этот театр». И он это делает, и мы ему за это чрезвычайно благодарны. Потому что есть Вахтанговский театр. И развиваются люди, тогда они могут двигаться дальше. Тогда, когда у них есть традиция.
Скажите, пожалуйста, праздник какой-нибудь в семье – день рождения, он когда бывает? Тогда, когда мама, или папа они говорят: у нас сегодня день рождения у ребёнка. Мы должны собрать стол, мы должны накрыть стол, мы должны пригласить гостей – у нас праздник!
А можно этого не сделать, и тогда этот день пройдёт обычным днём, и тогда у ребёнка не будет Дня рождения. Правильно?
Не будет нового года, можно семьёй не собраться. Поэтому это очень важно, чтобы были традиции, чтобы мы собирались.
Почему там Де Ниро, или там Вы говорите, почему в какой-нибудь Швейцарии, или, ну, не в какой-нибудь, а в Швейцарии.
К.ЛАРИНА (сквозь смех): Какой-то Бога Швейцарии…
Е.КНЯЗЕВ: Ну, нет, нет, я не это имел в виду. Почему в Швейцарии, во Франции у них бывают праздники своей собственной улицы. Когда они собираются, выносят столы, ставят, эти же люди, которые живут на улице, и радуются, что у них сегодня праздник нашей улицы! А мы берём и разрушаем это всё. Зачем же?
Поэтому я очень рад, что мы продолжаем называться Вахтанговским театром. Что у нас есть братство своё Вахтанговское, что мы любим друг друга. И Римас придумал этот спектакль, который получится, или не получится – это трудно очень судить. Но что такое пристань? И театр? Театр – это, как корабль, который плывёт, бороздит со своими страстями, со своими ролями, с разными…
К.ЛАРИНА: Со своими драмами.
Е.КНЯЗЕВ: И с разными драмами. И вот они плывут и приплывают к остановке – 90 лет. И выходят на берег артисты. Те, которые живут на сегодняшний день в театре, и играют они какие-то роли, которые им даже хочется сыграть и из того, что им предложил Римас – маленькие кусочки из этих ролей. Садятся в этот корабль и снова продолжают жить дальше.
И театр, если относиться к этому ещё и как бы так глубоко, ту же, там я не знаю, Францию берём, берём «Комедии Франсез». Те, которые не попали в театр, закончили Парижскую академию, они говорят: «Ах! Это старьё! Это театр такой неинтересный. Он со своими старыми традициями, это никому не надо!».
К.ЛАРИНА: Музейный, театр.
Е.КНЯЗЕВ: Музейный театр! А когда я бывал, и, если мне удавалось попасть в «Комедии Франсез», я видел битком набитый зал и стоя аплодирующую публику прекрасному французскому языку, прекрасно работающим – двигаются, говорят на французском языке, прекрасно фехтуют. Замечательные артисты!
И я, тайно общаясь с одним артистом, спросил: «А если бы тебя позвали в «Комедии Франсез», ты пошёл бы?». Он растерялся и сказал: «Да.». А до этого он мне только говорил, что, в общем-то, это всё никому не нужно.
Нужно сохранять. А где его сохранять? Только таким образом можно сохранить.
Я за то, чтобы был Малый театр с его…
К.ЛАРИНА: Ну, кстати, вот тут Вы отвечаете на вопрос, который я Вам не задала, но хотела на эту тему успеть проговорить по поводу судьбы вообще репертуарного театра русского. Поскольку мы очень часто возвращаемся к этой теме. Насколько дееспособна эта система, не устарела ли она? Не нужно ли оставить там два, три театра, как «Комедии Франсез», а остальные сделать исключительно на контрактной основе, и с репертуарным театром распрощаться?
Е.КНЯЗЕВ: Не знаю я, как это будет. Но, как-нибудь, наверное, да будет. Потому что там дотации давать для театров. Когда даёшь деньги, то за них нужно спрашивать.
Если тебе дали деньги театру, ты должен…
К.ЛАРИНА: То к тебе должны ходить зрители.
Е.КНЯЗЕВ: Должны ходить зрители. Ты должен выпускать качественную продукцию. А как его определять это качество? Кто его будет определять?
Если Вы говорите про ту девочку, которая не знает, кто такой Анатолий Васильев, кто? Она придёт экспертом и скажет? – Ей это не надо.
К.ЛАРИНА: Или чиновники.
Е.КНЯЗЕВ: Либо чиновники. Как это определить? А определяют зрители. Опять же, я не хочу оскорблять и говорить про зрителя плохо, потому что я работаю в театре. Я играю роли совсем даже не комедийной направленности. Там, «Маскарад», «Пиковая дама», там «Без вины виноватые», «Царская охота», «Посвящение Еве», - с Лановым играет вдвоём. У нас полный зал. Там совершенно не смешно. Мы не раздеваемся, не оголяемся. А зал сидит и слушает. А иногда и благодарят.
К.ЛАРИНА: Но с другой стороны, Вы сами говорите, что приходят и на дешёвку, на попсу, приходит полный зал. И тоже эти зрители тоже считают, что это театр.
То есть, мы всё равно ходим вокруг главной проблемы, что коммерческий успех, кассовый успех – это не есть гарантия качества. Правда же? Что-то другое определяет качество спектакля.
Е.КНЯЗЕВ: Вот у нас Римас, нам повезло, что к нам пришёл Римас. Вот Вахтанговский он? - Да Бог его знает! Но по своим ярким спектаклем он очень Вахтанговский. У него спектакли до такой степени яркие и необычные, что я думаю: как правильно, что он руководит Вахтанрговским театром – Вахтанговский он режиссёр. Думаю: ну, Вахтангов-то, он тоже был тогда осетин с армянским уклоном.
Симонов нами руководил тоже не русской национальности, а армянин, и, наверное, правильно, что нами уже нерусские руководят. Значит, это не традиционно.
К.ЛАРИНА: Мне кажется, что он такой русский уже стал, он сам удивляется.
Е.КНЯЗЕВ: Русский, русский, он любит русский театр.
И вот ещё, что я хочу про Римаса сказать: может быть, он – один из последних тех людей, несмотря на то, что он хочет сказать, что он – новатор и реформатор театра, он – один из тех людей, которые поддерживают настоящий русский репертуарный театр .
Он воспитан был, учился в ГИТИСе у Гончарова в то время, когда российский театр, русский театр блистал. Когда блистали, были театры у Эфроса, у Гончарова, у Плучека, у Ефремова, Любимова. Посмотрите, и он это всё впитывал.
К.ЛАРИНА: Товстоногова.
Е.КНЯЗЕВ: Тогда режиссёры – и Голубовский, и Дунаев, и Равенских. Мощная какая режиссура была!
К.ЛАРИНА: Куда всё ушло? - Задаю Чеховский вопрос: куда всё ушло?
Е.КНЯЗЕВ: Так вот, он впитал в себя всех их. Так я Вам это и говорю, что нам повезло, что он у нас есть такой.
Ведь понимаете, он делает этот спектакль, он делает сложнейшую вещь. Дай тебе Бог здоровья, Римас! Серьёзно. Потому что он не спит ночами сейчас, он мучается. Он делает спектакль, который неизвестно, придут, или не придут на этот спектакль? Будут ли они воспринимать его, или не будут они воспринимать?
И я желаю театру зрителей, серьёзных зрителей, хороших зрителей! Приходите к нам в театр! Мы хотим, чтобы в нашем театре было немножко искусства.
К.ЛАРИНА: На одном дыхании сегодня прошла передача, благодаря такому уникальному гостю: замечательный артист, красавец, с таким голосом роскошным! С такой харизмой, с таким обаянием мужским!
Я просто счастлива, что сегодня мы провели эти 45 минут вместе с Евгением Князевым.
Ну, я не буду поздравлять заранее. Напомню, что 13 числа сам день рождения Театра Вахтангова. Я думаю, что много будет поздравлений.
И мне кажется, я почти уверена, что Михаил Александрович Ульянов был бы счастлив, если бы сегодня заглянул бы в репетиционный зал, или заглянул бы на какой-нибудь спектакль, который он не успел увидеть. Потому что он очень хотел, чтобы Театр Вахтангова дальше жил. Он и живёт.
Спасибо Вам, Женя!
Е.КНЯЗЕВ: Спасибо!