Марлен Хуциев - Дифирамб - 2011-05-01
К.ЛАРИНА: Уже приятные слова произнесены. Марлену Хуциеву нравится здесь больше, чем в том закутке.
Мы сегодня в большой студии. В нашей студии Марлен Мартынович Хуциев, кинорежиссёр, сценарист, народный артист Советского Союза, даже актёром побывал несколько раз. Да? Здравствуйте, Марлен Мартынович, приветствую Вас!
М.ХУЦИЕВ: Здравствуйте, Ксения.
К.ЛАРИНА: Напомню нашим слушателям, что вы можете нас не только слышать, но и видеть – компания «Сетевизор» транслирует наш эфир прямой на нашем сайте, на сайте радиостанции «Эхо Москвы».
Кроме этого, конечно же, работает ещё другая трансляция в нашем Ру.ТУБе, традиционная.
Есть все средства связи, доступные вам. Это: телефон прямого эфира: 363-36-59; это sms, который я ещё раз напомню: +7 (985) 970-45-45.
Ну что ж, начинаем наш разговор. Вопросов пришло очень много до начала программы в адрес нашего гостя. Я к ним обязательно обращусь чуть позже.
Ну, а пока давайте вот с чего начнём.
Самый главный вопрос, который Вам все задают, Марлен Мартынович, обычно его задают в конце. Но я хочу с него начать, потому что на эту тему не хватает времени.
М.ХУЦИЕВ: Я не знаю, задают ли мне этот вопрос?
К.ЛАРИНА: Задают, потому что речь идёт, грубо говоря, о творческих планах. Но к Вам-то есть конкретный план, который никак не воплотится. Я имею в виду фильм про Чехова.
М.ХУЦИЕВ: Это не творческий план, это работа, творческий долгострой.
К.ЛАРИНА: Что это такое?
М.ХУЦИЕВ: Должен Вам сказать, что, ну, так как ком не уже некоторые люди предвзято относятся, что, дескать, это всё зависит от… Вовсе не от меня, Это зависит от системы финансирования. Потому что изначально вот выделили
какую-то сумму, и, не сообразуясь с тем, что снимается…
К.ЛАРИНА: А выдали это бюджетные деньги, да?
М.ХУЦИЕВ: Бюджетные деньги. А дальше – доставай сам. А это не так просто, впрочем, Вы сами понимаете.
К.ЛАРИНА: И сколько Вы уже работаете над этим фильмом?
М.ХУЦИЕВ: Давно, не хочу даже говорить.
К.ЛАРИНА: В какой стадии сейчас он находится?
М.ХУЦИЕВ: Ну, мне надо кое-что доснять. То, что я не мог в условиях работы снять. Потому что я снимал в основном, назовём это – в мемориальных местах: в квартире Чехова, на даче графини Паниной. А там условия очень сложные. И потом всё зависит от времени, когда впустили. А, например, на веранде, где мы снимали, зависит от солнца. Там медицинский корпус, там пускают позже. Поэтому нормально снимать я не мог. И это было запланировано изначально, что будет сдублирован павильон. Я сниму и серьёзные связки с натуры, а в павильоне на более длинной оптике, длиннофокусной сниму важные текстовые куски.
Я часть из них естественно снял. Но это мучительная работа – отработать кадр, портрет. И так, так сказать, мы всё-таки добились очень многого.
К.ЛАРИНА: Фильм называется «Невечерняя». Да?
М.ХУЦИЕВ: Фильм называется «Невечерняя», по той самой песне из «Живого трупа». Так она и называется. Песня там звучит, и здесь.
К.ЛАРИНА: И замечательный актёр «Современника»: Влад Ветров в роли Чехова. Да?
М.ХУЦИЕВ: Влад Ветров в роли Чехова. Но не менее замечательный актёр – Михаил Пахоменко из Калужского театра драмы играет Толстого. Причём, Вы знаете, каков он?
У нас там был смешной случай: во время обеда, мы там снимаем на веранде, обедаем там. Подъезжает обед, внизу там, и, поскольку он в бороде, в гриме, ему очень сложно – это всё, грим занимает много времени, поэтому он не обедал. Так, иногда там что-то он там выпьет соку.
К.ЛАРИНА: Чтобы грим не испортить?
М.ХУЦИЕВ: Потому что там очень долго снова делать грим. И вот он там прохаживается, я был просто свидетель. Вдруг идёт эта женщина, всплеснула руками и говорит: «Ой! Лев Николаевич, как хорошо, что Вы приехали! Как Вас здесь не хватало!». И начинает жаловаться на порядки.
К.ЛАРИНА: На полном серьёзе.
М.ХУЦИЕВ: Которые здесь вот, начала. Он говорит? «Ну, хорошо, хорошо, я разберусь, я помогу».
К.ЛАРИНА: То есть, он сохранил образ этот для неё.
М.ХУЦИЕВ: Да. А потом выяснилось, что это разные корпуса.
Есть санаторий на территории бывшей дачи графини Паниной. И там есть неврологический корпус.
К.ЛАРИНА: А! То есть, это просто пациентка!
М.ХУЦИЕВ: Пациентка, да. (Смеётся).
К.ЛАРИНА: Слушайте, у нас так всё перепутано, что уже никто не знает, что есть норма, а что ненормально. Где пациенты, где врачи.
М.ХУЦИЕВ: Так и бывает.
К.ЛАРИНА: Вот послушайте. А, кстати, какая интересная всё-таки вещь. Вот Вам показатель сегодняшнего времени. Я не знаю, видели ли Вы эту работу, или нет – «Последнее воскресенье», или « Последняя станция» про Толстого?
М.ХУЦИЕВ: Вы знаете, я что-то успел посмотреть, но не стал.
К.ЛАРИНА: Американо-английский, по-моему, фильм.
М.ХУЦИЕВ: Не стал, не стал, потому что не хотел огорчаться.
К.ЛАРИНА: Нет, Вы знаете, фильм неплохой. Но дело не в этом: что он-то есть, а Вашего фильма нет!
М.ХУЦИЕВ: Да, это безобразие.
К.ЛАРИНА: И на него идут и смотрят.
М.ХУЦИЕВ: А потом я Вам объясню, почему мне это не нравится.
К.ЛАРИНА: Ну?
М.ХУЦИЕВ: Потому что это фильм, связанный с ситуацией. Понимаете? Вот, он ушёл из дома. Взаимоотношения с женой.
Я делаю совсем другую картину. И там, заметьте, два действующих лица: Толстой и Чехов. Это властители дум того времени.
Один из них, так сказать, уже Саваоф, а другой, правда, не молодой писатель, как сейчас у нас любят говорить, но мы ещё на этот счёт поговорим. Бывает ли художник, определяется ли возрастом?
Ну вот, понимаете, и поэтому здесь скрещиваются очень серьёзные темы. И это я решаю отнюдь не так сказать, скучно, назидательно, но так. Там и юмора хватает. Но абсолютно серьёзная тема: зачем живёт на этой земле человек? Что такое жизнь, смерть, бессмертие, искусство? То есть, это серьёзнейшая вещь. А то, что сняли они, это близко к этому …
К.ЛАРИНА: То есть, в основе – это какие-то философские споры двух больших личностей. Да?
М.ХУЦИЕВ: Безусловно. А как можно делать фильм о Толстом, минуя вот это философское содержание.
К.ЛАРИНА: Вот смотрите, у нас, к сожалению, во всё мире сегодня, это очевидно, можно как угодно к этому относиться, разные фильмы выходят, разного качества. Но, тем не менее, очень популярен жанр, так называемый бай-о-пик, или фильмы-биографии. Короче говоря, фильмы, в которых действует реальный исторический персонаж.
М.ХУЦИЕВ: Но это не фильм-биография. То, что я делаю.
К.ЛАРИНА: Неважно. Важно то, что здесь у Вас реальные, исторические люди. Ь из нашей истории.
М.ХУЦИЕВ: Я Вам могу привести один пример, почему то, о чём я сейчас только говорил, мне совершенно не по душе.
Когда я начинал, к сожалению, не реализованную картину о Пушкине, то я пошёл к министру финансов, чтобы добавить денег на картину.
К.ЛАРИНА: Правильно.
М.ХУЦИЕВ: О чём он меня спросил? Он меня спросил: кто будет играть Пушкина? Кто будет играть Натали, и кто будет играть Дантеса? – Вот что интересует! Понимаете? А та картина была тоже философская.
К.ЛАРИНА: Вы ему ответили на этот вопрос?
М.ХУЦИЕВ: Ну, ответил.
К.ЛАРИНА: И что? Он денег не дал после этого?
М.ХУЦИЕВ: Ну, Вы знаете, картина вскоре, так сказать, она была отложена, потом грянула перестройка. И уже, так сказать, всё поменялось начальство. Я уже не стал возбуждать этот вопрос: я понял, что всё, толка не будет. А здесь я всё-таки надеюсь, что кто-то откликнется и поймёт, что нам эта картина необходима. И обществу, и нашему, так сказать, престижу, так сказать, и в мировой культуре. Потому что эти имена, слава Богу, - это гордость России. А уж плохо я эту картину не сделаю, можете не сомневаться.
И то, что я долго делаю не потому, что там, просто вот обстоятельства.
К.ЛАРИНА: Как Вы вообще оцениваете сегодняшнее состояние киноиндустрии российской?
М.ХУЦИЕВ: Видите, Ксения, вопрос вот Вы мне задаёте такой же, как обычно задают. Все говорят о киноиндустрии, никто не говорит о кинематографе, об искусстве кино.
Вот мы сейчас толкуем – сколько кинотеатров, сколько кинозалов там, то, другое. А что показывать? Причем ведь главное же – это всё-таки искусство.
Я очень, так сказать, ну, не знаю, может быть, это можно назвать отсталым взглядом, но для меня все эти, понимаете, «Домби», или «Д-3», или там 4, 5, «ЗД» не имеют значения.
Давайте, вспомним классику советского кинематографа, такие фильмы, вот сегодня была, кстати, передача о Дунаевском, те же там «Весёлые ребята», «Чапаев», «Пётр Первый». Они снимались на совершенно другом уровне.
К.ЛАРИНА: Ну, а киноиндустрия-то была советская?
М.ХУЦИЕВ: Была. Я не против. Но нельзя толковать только о киноиндустрии, совершенно забыв о главном, о творческом кинопроцессе. Понимаете? Это самое главное.
К.ЛАРИНА: Понимаю. Творческий кинопроцесс обеспечивает состояние киноиндустрии. Что я Вам объясняю? Вы сами только что про это сказали.
М.ХУЦИЕВ: Нет, нет, не совсем.
К.ЛАРИНА: Масса есть обстоятельств, которые мешают творчеству.
М.ХУЦИЕВ: Нет, не будем путать организацию и индустрию. – Это разные немножко вещи.
А организация тоже, Вы знаете, вот, ну это в нашем национальном характере – мы так легко отбрасываем прошлое. Ещё, так сказать, вспомним того же Маяковского, который всё хотел сбросить Пушкина с корабля современности.
И мы так всё… Почему в толпе вроде было много хорошего, нужного. И опыт прошлого.
К.ЛАРИНА: Конечно.
М.ХУЦИЕВ: Мы не просто должны, а мы обязаны использовать. Уверяю Вас. В том, как было организовано кинопроизводство, как оно смыкалось с творческим процессом. Это очень важно. Сейчас этого нет.
К.ЛАРИНА: А почему сегодня этого нет? Это же одним движением руки можно это всё сделать.
М.ХУЦИЕВ: Ксения, да мы сами виноваты в этом.
К.ЛАРИНА: Ну?
М.ХУЦИЕВ: Вы понимаете? Давайте вспомним, что V Съезд, так сказать, начал крушить. И мы называем его революционным. Конечно, если там смысл революции – знак равенства с разрушением, допустим.
Там отменять стали прокат, одно, другое. Там была очень слаженная цепочка. Там были свои недостатки, и много. Но было и положительное.
Никогда нельзя отбрасывать так огульно.
К.ЛАРИНА: 25 лет прошло уже с тех пор. 85-й год, по-моему? Да?
М.ХУЦИЕВ: Вот, поэтому мы не можем. Нет, я не всё, так сказать, списываю на V Съезд. Я просто говорю о том, что там уже ростки эти были посеяны.
К.ЛАРИНА: А как сегодня выстраивать? Вот у Вас есть свои предложения? Потому что об этом сегодня все говорят.
Потом, обратит внимание, у нас сегодня лидеры нации – и Владимир Путин, и Дмитрий Медведев они очень сильно интересуются именно этой сферой искусства, хотя они как раз тоже это называют всё-таки, кинобизнес, индустрия кино, мало говорят о качестве.
М.ХУЦИЕВ: Это хорошо, что эти деятели интересуются. Я, так сказать, одобряю их интерес. Но…
К.ЛАРИНА: Ну вот, я просто Вам задам конкретный вопрос. Простите, Марлен Мартынович, вчера буквально, или позавчера, когда Путин встречался с деятелями искусства в Пензе, там зашёл спор об авторском кино. Лёша Герман-сын, младший Герман задал вот этот вопрос: почему у нас так поддерживается так называемое, такое коммерческое кино, кино такого уровня массового, да? И не поддерживается авторское кино?
Путин задал ему резонный вопрос: а что такое авторское кино? И вот тут-то эти деятели чуть не передрались друг с другом в определении.
М.ХУЦИЕВ: Я готов задать тот же вопрос, что и Путин.
Дело в том, что, что такое авторское кино, на самом деле?
К.ЛАРИНА: Ну?
М.ХУЦИЕВ: Кино как искусство всё авторское. Понимаете? Потому что режиссёрское. Потому что во всём мире называют: фильм режиссёра такого-то.- Феллини, Кармена, Форда, и так далее. Потому что специфика постановки фильма – это режиссёр. Он, так сказать, строит картину. А сценарист – это всё необходимо.
К.ЛАРИНА: А продюсер?
М.ХУЦИЕВ: Продюсер, если он настоящий продюсер, он должен понимать роль режиссёра.
Другое дело там чисто коммерческое кино. Но я говорю о серьёзном кинематографе, понимаете? И вот, кстати, нам сегодня этого не хватает – кинематограф должен быть помощник общества. Сейчас всё время говорят слово «государство», но, чтобы не иметь в виду, что где это государство, давай там, я говорю о сути, о содержании. Вот чем отличалось советское кино? - Там была идеология. – Это всё понятно. Но оно работало на общество. Вы понимаете?
К.ЛАРИНА: Там, кстати, и на государство неплохо работало.
М.ХУЦИЕВ: И на общество. Но заметьте: народ любил кинематограф. Народ любил героя в кино. Это реплики с экрана, они шли в народ. И знаете, что сейчас, вот замечательная была картина. Она, правда, сериал, но всё равно, замечательно, блистательно исполненная роль.
К.ЛАРИНА: Какая?
М.ХУЦИЕВ: Сейчас скажу: Машкова, «Ликвидация». Ну, это картина маслом.
К.ЛАРИНА: В традициях хорошего советского кинематографа, качественного.
М.ХУЦИЕВ: Конечно. А раньше тексты, песни шли в народ. И что обидно? Что совершенно ушёл человек труда. Странно. Это я говорю со знанием дела, сам занимался этим.
К.ЛАРИНА: Да. Я понимаю Вас прекрасно. Но Вы знаете, эта тема, которая очень серьёзна, и об этом можно поговорить всерьёз.
М.ХУЦИЕВ: Об этом и надо говорить всерьёз.
К.ЛАРИНА: Реальность очень тяжёлая: у нас человек труда, если мы говорим в широком смысле этого слова, не предприниматель, ни олигарх, там, я не знаю, не рантье.
М.ХУЦИЕВ: Нет, рабочий!
К.ЛАРИНА: Рабочий, шахтёр.
М.ХУЦИЕВ: Шахтёр, человек, так сказать, земли.
К.ЛАРИНА: Но Вы же видите, в каком состоянии находятся эти люди? Значит, что мы снимаем в кино?
М.ХУЦИЕВ: Правильно, значит, назрели проблемы, о которых можно говорить.
К.ЛАРИНА: Про борьбу человека с системой мы снимаем кино. Тогда у нас так получается. Про то, как люди выживают. Так получается? Это трагедия!
М.ХУЦИЕВ: Нет, нет, не только в этом дело, понимаете? Ведь до сих пор человек труда, в каком бы он положении не был, всё равно, он гордится своей профессией. Это я знаю.
Я там года два, или три, а, может быть, больше, был в Запорожье, там снималась картина «По следам «Весны на Заречной улице». Там всё на месте. Ребята так же прекрасны и красивы в своих, так сказать, рабочих мест, и так же любят эту профессию и гордятся.
К.ЛАРИНА: Я с Вами соглашусь в главном: в нашем сегодняшнем кино вообще никто не работает. Там вот люди действуют, они там выясняют отношения, любят, расстаются, - пожалуйста! Сюжетов море! Они все одинаковые: влюбился, расстался, там не знаю, изменил, и прочее, и прочее, если мы говорим о мелодраме. Но непонятно, чем эти люди занимаются?
М.ХУЦИЕВ: Нет, понятно. Но они занимаются какими-то там, понимаете, так сказать, их интересы сосредоточены на коммерции, на зарабатывании денег.
Ну, раньше я мог услышать на улице, как молодой человек читает стихи девушке. А сейчас вот попадаются люди, только говорят о каких-то коммерческих делах, о том-то, о том-то. А, в каких-то, так сказать, даже и слова-то мне малознакомые.
К.ЛАРИНА: Марлен Мартынович, у нас сейчас перерыв небольшой на Новости. Потом продолжим программу.
М.ХУЦИЕВ: Хорошо.
НОВОСТИ
М.ХУЦИЕВ: (Говорит по-немецки).: «Wohlen Sie Klage, volen Sie Herzen».
К.ЛАРИНА: Сейчас, наверное, народ обалдел. Скажут: боже мой, прока шли новости и реклама, они перешли на немецкий язык. (Смеётся). Следующая часть нашей программы будет на немецком. Ну, нет, это просто Марлен Мартынович Хуциев из своей памяти достал застрявший там текст арии. Да?
М.ЪУЦИЕВ: Я в юности лежал в больнице, там был немецкий парень, ещё до войны лежал тоже там. Фамилия его была Бидуйнмайер, но его дразнили все Гитлермайер. Он ещё обижался. И вот он напел это.
К.ЛАРИНА: Смотрите, как всё остаётся в памяти!
М.ХУЦИЕВ: Молодая память оставила, да, это.
К.ЛАРИНА: Вот смотрите, как интересно, да?
Вот наш слушатель, Влад, спрашивает, совершенно справедливый вопрос Вам задаёт: «Почему человек живёт в прошлом? Новая эпоха, новая экономическая формация. Почему нет современности в новом кино? Не по зубам?».
М.ХУЦИЕВ: У меня спрашивает?
К.ЛАРИНА: У Вас спрашивает, да. Не у Вас лично, а у вас…
М.ХУЦИЕВ: Нет, почему я живу прошлым? Да потому что,
во-первых, я делаю картину, которую я давно хотел её сделать вообще.
К.ЛАРИНА: Нет, нет, он не про Вас, а мы все живём в прошлом? Почему современности в кино нет сегодня? Она как бы пытается создать какую-то видимость.
М.ХУЦИЕВ: Может быть, как раз, связь между бесконечными разговорами о киноиндустрии, а не о киноискусстве тоже одна из причин.
Если раньше у нас были семинары, посвящённые творческим вопросам, сейчас их нету, понимаете? Вот он поднял вопрос, который достоин быть вопросом творческого семинара, например. А сейчас только мы озабочены тем, как вырваться из этого сложного положения производственного. Я понимаю, что да, это тоже очень важно. Но нужно обязательно думать о том, что ты собираешься делать. Что тебя учит.
К.ЛАРИНА: Среди молодых кинематографистов Вам интересен кто-нибудь? Вообще, что такое сегодня профессия кинорежиссёра?
М.ХУЦИЕВ: Вообще, я никогда не поддерживал понятия: молодой режиссёр, или молодой кинематографист. Скажу Вам больше: когда я начинал, меня задевало это, что меня называли молодым режиссёром. Я снял первую картину, мне было 30 лет уже, так. Раньше не получалось. Но вообще художник не может иметь возраста. Понимаете? Можно сказать: начинающий, дебютант. Вот он снял первую работу, он – начинающий, он дебютант. А дальше он уже никакой не молодой, он уже полноправный. И возраст тут ни при чём. Вы можете себе представить: молодой писатель, написавший «Героя нашего времени»? Он молодой, потому что ему 26 лет.
К.ЛАРИНА: Начинающий писатель, - скажем так.
М.ХУЦИЕВ: А, скажем, Лев Николаевич Толстой уже, так сказать, в завершение своей жизни, написал великое произведение, шедевр - «Хаджи Мурат». Так что, возраст, анкетные данные здесь ни при чём. И меня, Вы знаете, несколько это задевало. Нет возраста у художника. Он молод, или стар в своих произведениях. Понимаете, если он, так сказать, талантлив, если это взрывно, трогает человека, то он молод.
А если он там чего-то такое наклепал, то никому не нужно, он старый.
К.ЛАРИНА: То есть, стариком можно быть и в 30 лет. Согласитесь, Вы сами знаете.
М.ХУЦИЕВ: Конечно. Понимаете, что нам не хватает?
Зритель не узнаёт себя. Вот это. Он хочет себя узнавать, он хочет видеть себя на экране.
Когда я говорил о том, что мы не снимаем фильмы о людях труда, я не имел в виду вовсе отбойный молоток, и так далее.
А их жизнь, со всеми их тяжкими проблемами. Это очень важно.
К.ЛАРИНА: Абсолютно с Вами согласна, тем более, в этом секрет живучести и Ваших, в том числе фильмов.
Фильмы, которые я обожаю, говорю это.
М.ХУЦИЕВ: А какие, собственно?
К.ЛАРИНА: Мои любимые? «Июльский дождь», «Застава Ильича». Фильмы, которые я могу смотреть с любого места.
М.ХУЦИЕВ: А «Месяц май» Вы не любите?
К.ЛАРИНА: Ну, «Месяц май», конечно же, тоже. Но это всё-таки военное кино, я просто заговорила про эти фильмы, которые тогда были современным кино. Да? В то время, когда они были сняты. Это абсолютное отражение тех настроений, той атмосферы, которая была в обществе.
Почему мои родители эти Ваши фильмы так же обожали? Они с ними прожили, они это смотрели, когда им было столько же лет, сколько Вашим героям.
М.ХУЦИЕВ: Я встречаю сегодняшних 18-летних людей, которым эти картины интересны.
К.ЛАРИНА: Да. Потому что они настоящие. Потому что я вижу, что это настоящее время, которое было тогда.
А сегодня оно какой-то фальшак нам подсовывают. Вроде попытки есть.
М.ХУЦИЕВ: А вот, кстати, это относится к разговору об авторском кино.
И я совершенно не приемлю любое, так сказать, художественное рукоделие, когда человек наслаждается способом изложения.
Понимаете, что чаще всего понимается под авторским кино? – Манера, форма изложения. Понимаете? Как он мезансценирует! И прочее, и прочее.
К.ЛАРИНА: Тарковский – это же всё-таки особый язык, согласитесь.
М.ХУЦИЕВ: Особый язык, да.
К.ЛАРИНА: Или хотя бы Ваша «Застава Ильича» тоже не совсем простое кино, там тоже свои условности. Правда же?
М.ХУЦИЕВ: Ну, конечно, Но там (закашлялся). Я простужен.
К.ЛАРИНА: Не страшно.
М.ХУЦИЕВ: Дело в том, что там другое – мы на разных этих самых исповедуем художественные принципы. Но цель у нас всё равно одна – сказать о человеке.
Но я как бы исповедую традиции Пушкина, о котором так же, как о самом себе сказал Твардовский: «Вот стихи, там всё понятно, всё на русском языке». То есть, понимаете, можно глубокие мысли излагать доступно. И образность она абсолютно разная. Поэтому авторское кино, если уже мы его затрагивали, оно может быть совершенно разным. Нет каких-то вот критериев. Сделать что-то такое особое, не похожее ни на что снял. Поэтому это авторское кино.
Для меня авторское кино по-прежнему это всё-таки суть художественная – вот это авторское кино. Выражение и тем более связь с жизнью.
К.ЛАРИНА: Ну, и при наличии, всё-таки, как мне кажется, хотя нет, я думаю, что я права, Марлен Мартынович. Плюс к тому ещё свой язык должен быть. Я не говорю, что он должен быть какой-то совсем непонятный. Но свой почерк. Ведь Ваше кино же можно узнать, понятно, кто это снял. – Это снял Хуциев. Потому что у него есть свой режиссёрский почерк.
М.ХУЦИЕВ: Ну, он с виду прост, но на самом деле…
К.ЛАРИНА: Понятно. Но всё равно, это рука мастера, рука автора видна. Не нужно подписывать. Представляете, как на картине – не нужно подписывать, мы знаем, кто.
М.ХУЦИЕВ: Простите. Я вернусь, мы заговорили о понятии «молодой художник». И Антон Павлович Чехов очень огорчался, что его очень долго считали молодым писателем.
Потом появился Горький. И Антон Павлович очень обрадовался, и сказал: «Вот теперь его будут называть молодым писателем, а от меня, слава Богу, отстанут». Вот Вам пример из прошлого.
К.ЛАРИНА: Так. Ну, давайте я Вам несколько вопросов задам от наших слушателей, поскольку вопросов много.
Вот вопрос неожиданный. Я его прочту. Он пришёл из Лондона.
М.ХУЦИЕВ: Из Лондона?
К.ЛАРИНА: Но Вы сейчас поймёте, про что.
М.ХУЦИЕВ: Боже мой! Надеюсь, не от принца Вельского?
К.ЛАРИНА: Нет, нет, нет. Это, видимо, от Вашего земляка, похоже: «Уважаемый Марлен Мартынович! Вас очень любят, уважают в Грузии. Используйте Ваш авторитет (я читаю медленно, потому что написано иностранными буквами). Используйте Ваш авторитет для примирения Осетии и Грузии. Стыдно нам быть в ссоре!».
М.ХУЦИЕВ: Конечно. Нам и с Грузией-то стыдно быть в ссоре. Это зависит от обоих. Понимаете, здесь нет кого-то одного, от кого зависит – там от России, или от Грузии только. Это обоюдный процесс. Россия и Грузия столько лет жили, так сказать, в мире, в взаимной любви. Вообще, грузинская земля всегда была вдохновением для русских поэтов. Сколько Пушкин об этом писал! Лермонтов, Пастернак. Несть числа перечислять их. Этого не должно быть,
Вообще, этот раздор он не помогает ни одним, ни другим. В том числе и проблемы Грузии и Осетии тоже.
Я это очень тяжело переживаю.
К.ЛАРИНА: Ещё один вопрос уже про кино: «Как Вы относитесь к раскрашиванию фильмов?».
М.ХУЦИЕВ: Я понимаю, почему этот мне задан вопрос.
К раскрашиванию я плохо отношусь. И вот сейчас мы сделали вариант в цвете «Весны на Заречной улице». Мне предложили.
К.ЛАРИНА: А Вы участвовали в этом, да?
М.ХУЦИЕВ: В том-то и дело. Я вначале отказался. Меня уговаривали. А потом, когда я увидел, как серьёзно выглядит этот процесс. Мне приносили образцы тканей, чтобы решить, как будут выглядеть костюмы. То есть, вот как бы повторился подготовительный период.
К.ЛАРИНА: Интересно. То есть, Вы сами утверждали цветовую гамму – так, или не так.
М.ХУЦИЕВ: Да. И постепенно я втянулся. И с очень большим интересом я это делал, стараясь, чтобы это не было аляповато. И вот по некоторым отзывам уже результат есть. Да и в Одессе, где мы показали, там просто на ура приняли. Хотя, казалось бы, они привыкли к той версии.
Понимаете, почему, мне кажется, неудача постигла замечательную и любимую мною картину «17 мгновений весны», это цветовое решение?
Дело в том, что мы привыкли видеть чёрно-белую хронику.
Мы привыкли её видеть. Там была и цветная хроника. Но мы её никогда не видели. Поэтому они для нас, фашисты, так сказать, эсэсовцы, все, так сказать, вот только так мы их представляли. Поэтому, когда вдруг это мы увидели, да ещё не очень хорошо исполнено, то, конечно, это был для зрителя шок. О чём там говорить?
К.ЛАРИНА: А это меняет картину вообще, когда в ней появляется цвет?
М.ХУЦИЕВ: Вы знаете, вот в «Заречной» обнаружилась одна очень интересная подробность: глаза героини заиграли больше, чем, скажем, в чёрно-белом варианте.
Я вдруг увидел нюансы её поведения – ведь она непрофессиональная актриса. Она стала ещё приятнее. Так что, я с большим интересом этим занимался долго. Это не то, что тяп-ляп – и всё!
К.ЛАРИНА: То есть, можно так покрасить и «Заставу Ильича», и «Июльский дождь»?
М.ХУЦИЕВ: Не знаю, вот «Заставу Ильича» - это очень тяжёлый процесс, и мне не хочется.
К.ЛАРИНА: Но Вы же снимали чёрно-белое, а тогда была уже возможность снимать цветное кино?
М.ХУЦИЕВ: Да. Была, была, да.
К.ЛАРИНА: А почему не снимали?
М.ХУЦИЕВ: Ну, во-первых, я тогда считался ещё молодым режиссёром. А нам это…
К.ЛАРИНА: А это как бы не для всех была роскошь, да?
М.ХУЦИЕВ: Нет. Но это пусть остаётся так, как есть.
К.ЛАРИНА: А смысл не меняется фильма? Вот Вы сейчас его посмотрели в цветном варианте «Весну на Заречной улице»,
М.ХУЦИЕВ: Да нет, почему же? Нет, не меняется нисколько.
К.ЛАРИНА: Нет? Не захотелось что-нибудь изменить по дороге?
М.ХУЦИЕВ: Нет, но мне, кстати, по поводу «Заставы» говорили: «Вы знаете, заиграет демонстрация».
Да, она, конечно, заиграет. Тем более что я этот эпизод очень люблю, как и вообще саму демонстрацию первомайскую, на которую я очень часто ходил, с радостью, с удовольствием. Потому что это был праздник. Это вот там где-то был политический момент. А, когда мы шли, встречаясь друг с другом, когда колонны обменивались участниками, знакомства возникали, как у меня в картине, кстати, если Вы помните. Так что, жалко, что этого нет.
Вот сейчас мы ехали к вам. Сегодня первое мая, тихие улицы.
К.ЛАРИНА: Скучаете по этим праздникам? Да?
М.ХУЦИЕВ: Да. Скучаю.
К.ЛАРИНА: Должны были, по идее, новые появится. Почему-то не появились.
М.ХУЦИЕВ: Ну, видите лит, ну мы, так сказать, страна экспериментов, потому что я часто обращаюсь к примеру Французской революции. Ведь это была кровавая страница Якобинской диктатуры. То есть, головы летели под ножом гильотины, ой-ой-ой!
Прошло время. Трёхцветный флаг, «Марсельеза». И никто не хает.
К.ЛАРИНА: Очень много горя было. И оно живое было. Что Вы передо мной сидите, у Вас же своя семейная трагедия, связанная со Сталинским временем, конечно.
М.ХУЦИЕВ: Да, да с отцом. 37-й год.
К.ЛАРИНА: Конечно, чего там говорить?
М.ХУЦИЕВ: Но понимаете, ну нельзя это без конца бередить. Представляете, вот Наполеон, скажем, он обескровил в значительной степени Францию призывами в армию. И принёс ей много, так сказать, и величия, и горя.
Но когда смерть Сталина была в 53-м году. 50 лет прошло, больше! Вы можете себе представить, что в 189-каком году французы ещё сотрясают воздух и всё твердят и спорят о Наполеоне? А мы всё время оглядываемся в прошлое.
Не надо всё время оглядываться в прошлое. Только в той степени, чтобы извлечь из этого уроки.
К.ЛАРИНА: А куда деваться?
М.ХУЦИЕВ: А, если мы будем без конца бередить свои раны…
К.ЛАРИНА: Извлекать уроки можно, когда ты всё знаешь. Правда же?
М.ХУЦИЕВ: Да.
К.ЛАРИНА: У нас слишком много вещей, которые до сих пор остаются загадками. До сих пор очень много тайн, к сожалению, которые хочется открыть. Да?
М.ХУЦИЕВ: Вы знаете, это очень большой разговор. И мы сегодня его не исчерпаем, точно так же, как, скажем, я могу Вам только сказать, например: сейчас бытует такое прочно укоренившееся мнение, что вот ХХ съезд всё перевернул.
А это не так ведь!
Дело в том, что сразу после смерти Сталина, уже через месяц его имя исчезло из газет. А перед этим газеты, знаете, как оспа, - вся была в этих жирных: «Великий Сталин», исчезло из газет. Уже появился термин: коллегиальное руководство. Уже было преодоление культа личности.
Мы снимали картину. До этого мы были безработными. Кончили институт – ничего. В разгаре шли съёмки «Весны на Заречной улице», когда прошёл Февральский съезд.
Поэтому я думаю, что если бы мы тогда так решительно не начали бы, то всё равно бы этот процесс уже начался. И он прошёл бы, может быть, менее болезненно. И, может быть, сегодня этих рецидивов бы не было.
К.ЛАРИНА: А посмотрите, мы так переживаем сейчас такое время – за последние годы очень много людей уходят из жизни. И вот, опять же, на Вас смотрю, вспоминаю «Заставу Ильича», и вспоминаю этот знаменитый кадр из Политехнического музея, из Большого зала. Один там остаётся, только Евтушенко остался, да? Римма Казакова?
М.ХУЦИЕВ: Риммы нет.
К.ЛАРИНА: Бэлла Ахмадулина.
М.ХУЦИЕВ: Бэлы…
К.ЛАРИНА: Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Булат Окуджава.
М.ХУЦИЕВ: Ну, слава Богу, я считаю для себя одной из заслуг в своей профессии, и, может быть, выходя из своей профессии, что я их сохранил молодыми.
К.ЛАРИНА: Вы тогда понимали вообще, что этот кусок станет невероятной ценностью для истории? Да?
М.ХУЦИЕВ: Я не задумывался над этим, потому что просто это было необходимо в ткани, так сказать, картины.
Кстати, должен Вам сказать, что этому очень помогла Екатерина Алексеевна Фурцева.
Когда мы сдавали картину, там был такой огрызок этой сцены.
Я начал снимать это в другой аудитории. И только потом, когда я закончил картину, я понял, где это надо было снимать – в Политехническом музее. И там я придумал способ, как снимать, не переставляя свет. И она очень поддержала, когда она принимала картину. И, таким образом, нам добавили деньги, и мы это сняли. Это пять дней по восемь, или девять часов съёмочной смены. Приходили, уходили поэты, а зрительный зал был битком набит.
К.ЛАРИНА: Ну, это что, это была документальная съёмка, на самом деле был вечер? Или Вы снимали свой эпизод?
М.ХУЦИЕВ: Это мы целиком придумали для картины это ставили, отталкиваясь от традиций двадцатых и тридцатых годов.
Потом у меня эту сцену вырезали из картины, переделали в другое. А поэтические вечера укоренились.
К.ЛАРИНА: У нас через неделю будет 9 мая. Как Вы этот праздник обычно отмечаете? Тоже тоскуете? Хотя где-то то парады остались.
М.ХУЦИЕВ: Как я отмечаю? Я в Минуту молчания с рюмкой водки встаю, выпиваю. Произношу про себя все слова признательности тем, кто ушёл.
Вот недавно был вечер, посвящённый памяти Виктора Некрасова, с которым я был достаточно хорошо знаком. Просто мы дружили. И недавно была картина, тоже ведь оттуда.
Мы познакомились как раз, когда даже такую невинную картину, как «Два Фёдора», там щипали, значит, при сдаче.
И он мне подарил свою книгу знаменитую – «В окопах Сталинграда», с надписью: «Держись. Можно удержаться».
К.ЛАРИНА: А я, кстати, помню, принимали участие в этом фильме, который сейчас вот был показан.
М.ХУЦИЕВ: Да, да, да.
К.ЛАРИНА: Можно удержаться?
М.ХУЦИЕВ: Можно.
К.ЛАРИНА: А что же он не удержался?
М.ХУЦИЕВ: Отчего тон уехал? Ну, я тоже в этой картине говорил об этом. Это вот Киев, который он обожал, но там была очень скверная атмосфера взаимоотношений писательских.
Но, если бы он был в Москве, он бы не уехал. Вообще это трагедия – автор «Окопов Сталинграда» покидает свою страну.
Я его навестил дважды в Париже. Тайно, - тогда это нельзя было делать. Ну вот, и он очень тосковал, конечно.
К.ЛАРИНА: Многих потеряла тогда наша страна художников.
Скажите, пожалуйста, Марлен Мартынович, а вот в чём-то есть похожесть сегодняшнего времени с советским? Или это вообще два разных пространства? На Ваш взгляд?
М.ХУЦИЕВ: В чём-то, наверное, есть.
К.ЛАРИНА: Ну, а в чём?
М.ХУЦИЕВ: Ну, хотя бы в том, что многие люди по каким-то, там от привычного, советского тоскуют.
Потом Вы знаете, многое было налажено. Многое не надо было разрушать, а модернизировать. Это слово сейчас очень, так сказать, на слуху. Но главное, что похоже, всё-таки люди любят свою страну. Понимаете? И этого не хватает, кстати, нашему киноискусству.
Я, когда делал картины, я совершенно не думал о том, какой, так сказать, манерой я их поражу.
К.ЛАРИНА: Конечно.
М.ХУЦИЕВ: Я делал то, что я люблю.
Мне было очень трудно делать «Июльский дождь», потому что там то, что происходило, я это не любил. И пока я не нашёл в себе, знаете, вот этот поворот, когда я вот почувствовал, что вот это я не люблю, а не просто. Вот я не могу пристроиться, потому что тогда у меня возник этот внутренний, так сказать, пафос. И картина пошла. Но многое я там люблю, тем не менее.
К.ЛАРИНА: Ну, как же? Там финал один чего стоит!
М.ХУЦИЕВ: А Вы знаете, что такое этот финал?
К.ЛАРИНА: У Большого театра с Визбором?
М.ХУЦИЕВ: Этот финал, это было время, когда не праздновалось 9 мая.
К.ЛАРИНА: То есть, это не было выходным днём и большим праздником?
М.ХУЦИЕВ: А тогда ещё снималась «Застава», у «Метрополя» там был один кадр, в режиме, ждали мы вечера, настраивали аппаратуру. И я заметил там оживление у Большого театра. Пошёл и увидел эту историю. И поэтому так появилось это в «Июльском дожде». Это реальная съёмка. Только вот мы подсняли Визбора, а остальное мы сняли документально, вот во время происходящего там. Это было снято раньше, чем съёмки «Июльского дождя» начались, во время подготовительного периода. Вот эти кадры они абсолютно реальные. Так что, вот это документальная история. Для меня это тоже предмет гордости, что я это сохранил.
К.ЛАРИНА: Ну что, мы должны уже заканчивать. Мне остаётся сказать Вам только огромное спасибо. Я здесь не читала всякие телеграммы с благодарностями в адрес конкретных фильмов. Хотя, фильмов не так много сделал Хуциев. Но это всё абсолютно золотой фонд. И они до сих пор есть, и живы, и смотрят их с огромным удовольствием, когда их показывают по телевидению.
М.ХУЦИЕВ: А я очень хочу, чтобы с огромным удовольствием…
К.ЛАРИНА: Чтобы «Невечерняя» появилась.
М.ХУЦИЕВ: Чтобы, наконец, зритель увидел мою картину, в которую я вложил очень много сердца, усилий, размышлений. И надеюсь, что всё-таки справедливость повернётся к этой работе лицом, и зритель её увидит.
К.ЛАРИНА: Я хочу обратить внимание наших слушателей, что за время нашего разговора Марлен Хуциев ни разу не произнёс очень популярное слово: «патриотизм». Он его заменил совсем другим словом, которое сегодня реже употребляется – словом «любовь». Это очень о многом говорит, Марлен Мартынович, когда человек любит то, чем он занимается, и любит своих героев, любит свою страну. Любит людей в этой стране. В этом всё-таки есть разница, правда?
М.ХУЦИЕВ: Понимаете, у меня есть всё-таки достаточное количество друзей. Вот, когда мы возвращались с Запорожья, я там передружился со многими людьми с завода «Запорожсталь». У меня там есть друг – начальник мартеновского цеха, Костя Арнода. Надеюсь его скоро увидеть.
К.ЛАРИНА: Ну что ж, огромное Вам спасибо. Здоровья! Терпения! И всё-таки, давайте попробуем пожелать, чтобы завершилась уже работа над «Невечерней», чтобы мы этот фильм увидели.
М.ХУЦИЕВ: Терпения мне не занимать. Я терпеливый.
К.ЛАРИНА: Спасибо.
М.ХУЦИЕВ: Спасибо.