Александр Галибин - Дифирамб - 2011-01-09

Л.ГУЛЬКО: Сейчас время скажу, 14 часов 12 минут, в гостях у нас народный артист России, художественный руководитель Московского драматического театра имени Станиславского Александр Галибин. Здравствуйте, Александр.

А.ГАЛИБИН: Здравствуйте.

Л.ГУЛЬКО: Ровно, ну, практически ровно год назад без каких-то двух дней вы были у нас в этой студии у Ксении Лариной. Тогда вы только приступали к управлению театром Станиславского, насколько я помню, да? Ну такое, начало такое.

А.ГАЛИБИН: Ну, тогда я продолжал, я бы так сказал. Продолжал.

Л.ГУЛЬКО: Да. Прошел год. Что случилось?.. Знаете как? Отчетный доклад. Что случилось, что изменилось и в вашей жизни, и в жизни театра? Может быть, это параллельно, а, может быть, как-то связано?

А.ГАЛИБИН: Ну, вы знаете, я хотел бы воспользовавшись такой возможностью, поздравить радиослушателей с прошедшим Новым годом, с Рождеством. Потому что это замечательные праздники, которые я очень люблю, праздники из моего детства, праздники, которые несут много позитивного, запах мандарин, хвои, игрушек, подарков и каких-то новых ожиданий. Вот, я поздравляю всех радиослушателей и желаю, чтобы все пожелания, все, что было задумано и желанно, сбылось.

Что касается вашего вопроса, то я могу сказать, что, вот, все, что было заложено в мой первый приход в театр 2,5 года назад, то, что довольно трудно пробивало себе дорогу, оно сейчас имеет свои плоды. То есть вот только сейчас мы начинаем ощущать все то, что было заложено тогда мной и всеми теми, кто мне помогал. Ну, естественно, актеры, естественно, цеха, естественно, те, кто рядом и те, кто верил в то, что мы выстоим, выдержим. Потому что ситуация была непростой, она была тяжелой. Но мы, как мне кажется, движемся, и сегодня театр, мне кажется, имеет очень хорошие позиции. И все то, что происходило, и все, что туда закладывалось, сейчас имеет свой результат.

Л.ГУЛЬКО: А чем определяются хорошие позиции театра? Мне кажется, это какие-то такие вещи, которые каждый воспринимает по-своему.

А.ГАЛИБИН: Да, я думаю, что, все-таки, нужно было понять ту ситуацию, в которой ты оказался, придя в театр. И я был достаточно одинок, потому что надо было разобраться во всем том, что делать дальше и как дальше вести весь этот корабль, да? И через какое-то время мне стало понятно, стало ясно, как нам надо двигаться дальше, и я стал идти в том русле, которое сам себе и выстроил.

Конечно, на этом пути возникают рифы – это абсолютно нормально. Но это я считаю абсолютно нормально, и мне только кажется, что если бы их не было, все равно не было бы легче, поскольку театр, как мне кажется, с такой историей, театр с таким замечательным прошлым и все, что в нем происходило, мы к этому относимся очень бережно и сейчас пытаемся как-то эту историю восстановить. И архив, который сейчас...

Л.ГУЛЬКО: Чуть не продали когда-то.

А.ГАЛИБИН: Да.

Л.ГУЛЬКО: Через антикварные магазины.

А.ГАЛИБИН: Ну, частично, скажем так.

Л.ГУЛЬКО: Частично, да.

А.ГАЛИБИН: Благодаря, опять, нашим усилиям, мы эту историю восстанавливаем, пишем о ней, пишем и стараемся сделать так, чтобы эта история стала достоянием большого круга людей.

Л.ГУЛЬКО: То есть будет какая-то книжка, будет что-то?.. Что-то будет?

А.ГАЛИБИН: Да, мы хотим что-то издать. Пока это такая перспектива, но сейчас, может быть, мы отдельные очерки печатаем для того, чтобы было понятно, что у театра, все-таки, есть такая, очень крепкая основа и в нем происходили очень большие, серьезные вещи.

Но вы знаете, вопрос, который вы задаете, он довольно непростой, потому что он, ведь, связан с такой, с внутренней жизнью театра, да? Театр – это всегда люди, театр – это всегда отношения, театр – это всегда не так просто «здрасьте-здрасьте».

Л.ГУЛЬКО: Да, один мой (к сожалению, уже нет его на этом свете), мой очень близкий друг Костя Кравинский, артист работал в Театре на Малой Бронной, там ходила такая шутка актерская: «Главный режиссер – это не профессия, это степень нравственного падения». Но это шутка такая была у них. Но в каждой шутке...

А.ГАЛИБИН: Знаете, я с этим глубоко не согласен. Я, все-таки, как человек такой, наверное, формации и закалки классической, я, все-таки, думаю, что театр – это такой, добровольный диктат, как говорил Товстоногов. И если человек, который приходит в театр, имеет, все-таки, какую-то художественную цель, идею... Она формируется не в одночасье, она, конечно, формируется со временем. И если эта личность, которая приходит в театр, это транслирует, если театр начинает жить, двигаться, развиваться, то, конечно, люди, которые тебя окружают или его окружают – они, конечно, должны быть соучастниками этого процесса, созидателями этого движения. Не видеть того, что сегодня театр, благодаря тому, что в него было заложено 2,5 года назад, имеет довольно резкий скачок позитивный, может только слепой. То есть мы буквально за эти полгода – я не говорю сейчас о прошлом сезоне – вот, буквально за эти полгода мы съездили на гастроли и в Петербург (свозили спектакль), мы были в Сочи, мы были в Риге, мы съездили в Сан-Паоло. Была огромная поддержка оказана конфедерации, и, вот, Чеховский международный центр, который вывез нас в Сан-Паоло, спектакль «Братья Ч.». Я очень им благодарен, потому что у театра был очень тяжелый период, когда просто часть какая-то, такая, ну, энергии театра, что ли, такая, отрицательная вдруг вспыхнула. Но вы знаете, на сегодняшний день, мне кажется, что большинство или, как сказать, вот этот объем энергии театральной, который связан с людьми, люди понимают, что театр начинает вставать просто на ноги и что теперь нужна просто помощь для того, чтобы это окрепло и двигалось дальше. И я, вы знаете, глубоко убежден, те выпады, которые продолжаются... Во-первых, этих людей можно пересчитать просто на одной руке на сегодняшний день, и я думаю, все-таки, что гордость театра – это его позиция, это его движение и это его те успехи, которые очевидны.

Л.ГУЛЬКО: Мне бы хотелось задать вам вопрос в продолжение нашего разговора не то, что о кризисе каком-то, а о смене поколений вообще. Вот, художники говорят, что смена поколений идет у них – там, 35+ - оно уходит, приходит 25+ поколение, которое совершенно по-другому смотрит на жизнь. Музыканты говорят то же самое. Киношники, телевизионщики, вот это молодое поколение, у которого очень быстро меняются, понимаете, эти их гаджеты, если говорить их словами. Вот эти жизненные гаджеты – они очень быстро меняются, и быстро жизнь переходит в совершенно иное качество. Как это отражается на театре? Кто приходит в театр? Вот это поколение нынешнее, которое приходит, его можно привести в театр? Что для них надо ставить? Он остается таким театром, каким был, полностью таким, классическим вот?

А.ГАЛИБИН: Вы знаете, конечно, меняется жизнь и, конечно, меняется театр. Театр, как мне кажется, не меняется в своей позиции. Театр, я считаю, это отражение не только отдельного какого-то района, в котором театр существует, или города, в котором театр живет и благодаря чему он финансируется, но это еще отражение и страны. То есть театр – это маленькое государство. И если плохо в театре, то, значит, нехорошо в государстве. Театр, который был в 90-е годы просто отпущен в вольницу, на свободу и был вынужден выживать, конечно, претерпел изменения и, конечно, те, кто это понимают, и те, кто понимают, что все равно поколение должно меняться, оно должно меняться естественно... Люди, которые приходят сегодня в театр молодые – они другие.

Я преподаю в Щукинском училище. К сожалению, я не могу уделять то огромное количество времени, которое уделяют педагоги курса, но, все-таки, я вижу свой курс, я вижу, как он развивается. И я вижу педагогов, которые очень много привносят в эти мозги, мозги молодых людей, которые приходят в институт абсолютными неофитами. Я вижу людей, которые не очень много знают с точки зрения литературы. Я вижу людей, которые не очень много знают с точки зрения искусства. Я вижу людей, которые не ориентируются в каких-то вещах художественных. Так вот, задача, как бы, педагога и задача наша – помочь им в этом. Потому что я, прежде всего, вижу желающих людей, я вижу людей, которые хотят заниматься театром, которые хотят в него прийти и которые хотят что-то сделать.

Л.ГУЛЬКО: А это хотение? Потом из этого хотения что-то вырастит?

А.ГАЛИБИН: Вот. Дальше встает вопрос, кто их поведет за собой. Потому что человек, брошенный вот в эту пучину различных соблазнов, которые касаются актера, он вынужден просто теряться в этом или искать путь, там, простой, банальный, там, заработка, чтобы выжить. Если говорить о какой-то системе, то театр всегда был, ну, что ли, такой кузницей и для радио, и для телевидения, и кино. И всегда человек, и всегда актер – он воспитывался в театре. И всегда в театре был художественный руководитель, который вел за собой труппу, который очень точно знал, куда он идет. И я считаю, и убежден в том, что театры, которые на сегодняшний день имеют вот такую позицию, они выживают.

Другой вопрос, что мы потеряли этот институт. И что такое художественный руководитель? И где его взять, этого руководителя? Откуда он возьмется? Он же не возьмется ниоткуда. Жизнь как-то, вот, предоставляла такие личности, которые тоже очень тяжело входили и в труппу. И это можно перечислить, там, тоже, на двух руках можно уместить таких людей. Но я вижу, что театр, который ухожен, театр, который приглажен, это не театр интендантский, это не западная модель, это театр, который имеет под собой совершенно определенного лидера, за которым идут или не идут актеры. Понимаете, не может такого быть, что, вот, в нашем театре сменилось 15 художественных руководителей за короткий срок и актеры говорят: «А дайте нам такого, который нам понравится». Этого не может быть, понимаете?

Л.ГУЛЬКО: Он, наверное, и не должен всем нравиться.

А.ГАЛИБИН: Да. И он и не должен всем нравиться, и не надо его любить. Надо уважать и совместно двигаться вперед. И, вот, как только бóльшая часть труппы у нас в театре, и, я думаю, что вообще в принципе это понимает, происходит созидание, то есть происходит творчество. Происходит движение вперед и происходит, как бы, развитие, происходит дальнейший шаг театра. Вот, то, что молодежь должна приходить и молодые люди должны видеть эту культуру, театральную культуру, которая, конечно же, есть и эти, может быть, вещи не записаны там буквально по строчкам. Но возьмите, я не знаю, книгу Эфроса.

Л.ГУЛЬКО: Многотомник, четырехтомник.

А.ГАЛИБИН: Да. Ну, возьмите книгу Эфроса, прочтите ее. Или возьмите книгу Юрского, прочтите. Или возьмите книгу любого человека, который с уважением, с любовью, иногда с болью говорит о театре. Но там столько, знаете, тепла, столько энергии позитивной и по отношению к человеку, который ведет за собой труппу. Мне кажется, это очень важный момент – уважительное отношение друг к другу. Только тогда может быть работа.

Л.ГУЛЬКО: Скажите, пожалуйста. У нас есть вопросы наших уважаемых радиослушателей – они прислали тут все, так сказать, на наш эфирный сайт. Но если чуть-чуть продолжить разговор о театре и о современной жизни, вот как-то совместить это дело. Поскольку в театре... Ну, куда деваться? Появляется, конечно, политика и театр откликается на все, что творится в этой жизни за пределами театра. Насколько это должно быть однодневно, что ли. Черт его знает? Актуально.

А.ГАЛИБИН: Не, Лев, я думаю, что театр вне политики, конечно. Театр вне политики. Театр – это тема. Вот, всегда большие режиссеры, большие театры – они всегда не занимались политиканством, или большие драматурги. И те пьесы, которые остались у нас как классика, они не говорят о своей политизации, они говорят о теме. Они говорят о теме, которая время от времени возникает, всплывает, и тема, о которой надо говорить. Вот, например, как бы, спектакли нашего театра – они были выстроены таким образом, чтобы звучали темы, которые сегодня волнуют, да? Ну, тема семьи, скажем, да? Тема взаимоотношения взрослых-детей, родителей-детей.

Л.ГУЛЬКО: Это вечная тема.

А.ГАЛИБИН: Совершенно верно, вечная тема. Тема, я не знаю, тема войны, тема, там не знаю, героя. Меня, например, очень волнует тема героя сегодня. Вот, я считаю, что сегодня в драматургии очень мало или практически нет такого понятия как герой, который был при социализме. Этот герой был очевиден. Герой, который совершал поступки, боролся, герой, к которому мы стремились, которого мы должны были показать.

Л.ГУЛЬКО: Но сейчас же нет идеологии.

А.ГАЛИБИН: Совершенно верно.

Л.ГУЛЬКО: Там была идеология, а сейчас нет идеологии.

А.ГАЛИБИН: Вот, совершенно верно. Но при этом, когда я включаю кнопку телевизора и вижу, как мне показывают человека, который расстреливает там в машине каких-то бандитов, взрывает самолеты, расстреливает своих врагов, такой, качок, да? И я думаю, что, вот, человек молодой, который смотрит на это, он думает, что, вот, я должен быть таким. Театр – это другое. Театр – это вообще другое, театр – это дух. Это не значит, что в театре не должно быть вещей, на которые ходит зритель отдыхать, развлекаться, смеяться, получать удовольствие. Но политику художественную надо выстраивать так, что, прежде всего, театр несет в себе совершенно другие ценности. К нему нельзя относиться потребительски – к театру надо относиться с любовью, с уважением, в том числе и властей. Это абсолютно нормальна позиция, это не идеология. Так должно быть.

Л.ГУЛЬКО: Вы говорили, что вас волнует тема героя нынешнего. У вас есть его видение, этого нынешнего героя? Он каким должен быть?

А.ГАЛИБИН: Вы знаете, никто не отменял...

Л.ГУЛЬКО: А! Нам показывают, что мы должны прерваться на новости. Конечно. Заговорились. 14 часов 30 минут, мы прервемся на новости и вернемся в студию, обязательно продолжим разговор.

НОВОСТИ

Л.ГУЛЬКО: Я напомню, что у нас в гостях народный артист России, художественный руководитель Московского драматического театра имени Станиславского Александр Галибин. Сейчас мы отвлечемся на пару минут буквально, поскольку задавал вопрос от Ксении Басилашвили. Для изготовления невиданного для России сооружения был такой особый, розового оттенка гранит, он добывался на каменоломни в одной из бух Финского залива. Монолит весил 4 тысячи тонн, для его доставки построили специальное судно, он чуть было не потонул на пути в Петербург, куда и прибыл, в конце концов, 1 июля 1832 года. Что было создано из этого гранита? Вот, ответ дала правильный первой Инна, 7916358, она и получает замечательную книжку. А правильный ответ: Александровская колонна, или Александрийский столб. Это, в общем, такая штука.

А.ГАЛИБИН: Я хотел получить этот приз, потому что я знал ответ. (смеется) Очень хотел получить.

Л.ГУЛЬКО: Ну, вы второй были. Инна была первая, вы были второй.

А.ГАЛИБИН: Да, я промолчал.

Л.ГУЛЬКО: Да. А мы возвращаемся к нашему разговору. Так, что с героем? Это кто?

А.ГАЛИБИН: Ну вы знаете, мне кажется, что все равно сегодня, может быть, и не так просто это определить. Но я считаю, что никто не отменял очень простых вещей, никто не отменял слова «любовь», никто не отменял слова «порядочность», никто не отменял слова «нравственность», никто не отменял слова «твоя позиция», в том числе и гражданская. Никто не отменял слова «мужество», никто не отменял массу слов, которые связаны с внутренним миром человека, который меня интересует всегда. И все свои работы я, собственно, посвящаю вот этому внутреннему миру, будь то работа, связанная с Чеховым, или будь то «Троянской войны не будет», где Гектор, конечно, является героем. Или, там, не знаю, авария, где просто идет манипуляция человеком, и что есть, и во что может превратиться человек, и что может стать с ним в результате подобных действий. То есть независимо ни от чего, мне кажется, что есть такие, вечные ценности, вечные истины, о которых театр должен говорить. И я думаю, что это связано с понятием героя. И, все-таки, это отдельная тема, да?

Л.ГУЛЬКО: Конечно.

А.ГАЛИБИН: Довольно отдельная тема, потому что современная молодая драматургия есть, и тому...

Л.ГУЛЬКО: То есть пишут, вы хотите сказать?

А.ГАЛИБИН: Да. И тому примером, скажем, вот, последняя премьера, которая грядет, это спектакль «Не верю», который делает Марат Гацалов по книге Станиславского «Моя жизнь в искусстве». Пьесу написан Миша Дурненков, известный, которому сейчас на конкурсе мы дали первое место. И по праву это один из талантливых драматургов. Он написал пьесу по этой книге, как раз вот таким понятием героическим в том числе. Это не то, что о молодом Станиславском, но это тема времени, тема эпох, тема и XIX, и XX, и XXI века. И что такое мучающийся герой, творческий человек, и его соотношение и с сегодняшним, и с прошлым, и взаимоотношения с людьми – с родителями, с женой, внутри тех людей, с которыми он работает в театре. То есть это пьеса и о театре тоже. И о людях, и о человеке, и о театре. Вот, мне кажется, что там очень интересное решение, и я приглашаю наших слушателей на нашу премьеру.

Л.ГУЛЬКО: Когда она состоится?

А.ГАЛИБИН: Она состоится 28-29 января.

Л.ГУЛЬКО: Да. А скажите, пожалуйста, а в семье вы главный режиссер? Художественный руководитель, главный режиссер.

А.ГАЛИБИН: Вы знаете, все-таки, семья – это другое. Когда ты приходишь в семью, ты, все-таки, стараешься не говорить о работе и не говорить о тех проблемах. Другой вопрос, что этого сложно избежать, потому что мы работаем в одной профессии и все равно мы так или иначе возвращаемся. И был у меня довольно тяжелый период, в который моя семья меня поддерживала. И дочка Ксения, которой 7 лет – она, вот, пошла в школу в Москве, она переехала сюда вместе с Ирой. Ира работает в театре Станиславского, и они меня поддерживали как только могли. И я за это им очень благодарен.

Л.ГУЛЬКО: Вы – сумасшедший отец? Ну, в хорошем смысле, вы понимаете, о чем я говорю.

А.ГАЛИБИН: Да. Я, наверное, да, чрезмерно очень. Я себя одергиваю иногда, потому что у меня есть старшая дочь Маша, которую я очень люблю. И когда я ушел из семьи, тогда ей было 13 лет и, в общем...

Л.ГУЛЬКО: Возраст такой, серьезный.

А.ГАЛИБИН: Да, серьезный возраст. Я понимаю, что это такой, тяжелый довольно был для всех период. И я это понимаю, и иногда себя одергиваю в своем отцовстве по отношению к Ксюше.

Л.ГУЛЬКО: А такой, знаете, банальный вопрос, естественно. Вы хотели бы, чтобы младшая дочка, чтобы Ксюша пошла в профессию? Поскольку мама, да? Папа, да? Ну, куда еще идти?

А.ГАЛИБИН: Вы знаете, я не могу сказать «Нет» и я не могу сказать «Да». Я думаю, что это будет ее выбор, потому что она вместе с нами...

Л.ГУЛЬКО: Она растет в театре, как говорят.

А.ГАЛИБИН: Она растет и бывает часто в театре. Но вообще, она долгое время хотела быть гаишником, потому что у него есть волшебная палочка и его все слушаются. Потом она хотела продавать мороженое, потом она хотела быть воспитательницей детского сада. Но потом она передумала, потому что воспитательница детского сада очень рано встает. Потом она хотела быть поэтессой. Сейчас она пишет стихи. Стихи, которые пишет на салфетках, на клочках бумаги. И, вот, куда ее литературный талант выведет, я не знаю. Но это ее выбор, она учится в творческой школе, где, в общем, это поощряется и через творчество делается очень много.

Л.ГУЛЬКО: К собственному ребенку, конечно, трудно относиться объективно. Это понятно всем, да? Нет, ну это не то, что студенты, которым можно сказать... Ну, видно сразу, когда человек талантлив, правда?

А.ГАЛИБИН: Ну, запретить я не смогу.

Л.ГУЛЬКО: Нет, конечно.

А.ГАЛИБИН: Это было бы нелепо, потому что мой папа очень не хотел, чтобы я был актером.

Л.ГУЛЬКО: Почему?

А.ГАЛИБИН: Ну, вот, вот он не хотел, да. Он считал, что это не профессия, он хотел, чтобы я реально мог зарабатывать какие-то деньги, будучи инженером. Радиоинженером причем.

Л.ГУЛЬКО: Ну, тогда это престиж, конечно.

А.ГАЛИБИН: Я очень много занимался этим делом и любил, и умел, и собирал сам приемники. Но не случилось.

Л.ГУЛЬКО: Ну, вот, смотрите, сейчас Щукинское училище. Прохожу мимо. Когда идет набор, ну, толпы народу стоят, несмотря на то, что жуткая профессия, тяжелая, сложная, нервы ни к черту, работы нету, если говорить уж честно и откровенно, после окончания училища, правда? Это ж неизвестно, что, куда и к кому.

А.ГАЛИБИН: Ну, не просто, да.

Л.ГУЛЬКО: И не просто, и не все такие талантливые, да? Но романтика... Толпы народу стоят.

А.ГАЛИБИН: Это правда. Молодежь как-то так, вернулась вдруг и повернулась вдруг в эту сторону.

Л.ГУЛЬКО: Да она никогда не уходила, скажем так.

А.ГАЛИБИН: Нет, был период, когда было не так много желающих поступать. Это были, конечно, 90-е годы, середина – я помню этот момент. Но сейчас – да, очень много. Очень много. И при этом выбор не велик.

Л.ГУЛЬКО: Не велик?

А.ГАЛИБИН: Нет, выбор не велик, все-таки. Это, все-таки, по крохам отбираешь. По крохам. И стараешься эти крохи вести. И педагоги училища – они большие умницы, они очень правильно, что ли, ведут детей. И те, кто это понимает, и те, кто идут за педагогом, в общем, имеют шанс вырасти в интересную личность.

Л.ГУЛЬКО: А интересно: заходишь в Щукинское училище, все здороваются. И встают.

А.ГАЛИБИН: Да, и все встают. Это очень приятно.

Л.ГУЛЬКО: Да, это такой вот...

А.ГАЛИБИН: Это одна из основ воспитания.

Л.ГУЛЬКО: Это воспитание такое, да?

А.ГАЛИБИН: Уважение к педагогу, к взрослому человеку. Независимо от того, кто туда приходит.

Л.ГУЛЬКО: Это правда.

А.ГАЛИБИН: Это да.

Л.ГУЛЬКО: Да. А скажите, пожалуйста, вот, насколько я понимаю, что вы и не забываете об актерской профессии, и во всех интервью об этом говорите, да? Что, в общем, главный режиссер – это одно, а актерская профессия – вот, она актерская профессия. Я, собственно, об эмоциях, которые человек испытывает на сцене и в жизни. Они как-то совместимы друг с другом? Можно, скажем, ну вот так в жизни испытать те эмоции, которые вы испытываете, скажем, там, на сцене? Есть какие-то такие?

А.ГАЛИБИН: Ну, это разные, все-таки, вещи. Я думаю, что там сопоставлять это не надо. Все, что происходит в жизни, это тот опыт, который ты накапливаешь и которым ты потом можешь воспользоваться на сцене.

Л.ГУЛЬКО: Да, это со стороны кажется. Вы же понимаете.

А.ГАЛИБИН: Но иногда это и придумано. Потому что, например, как молодому человеку в этюде объяснить, что такое развод, 18-летнему? Довольно сложно. Но если у него был такой опыт, связанный, не дай бог, с близкими людьми, то он может это понять, почувствовать и передать, хотя бы на уровне передачи эмоциональной, да? Поэтому сцена – это сцена, сцена – это, все-таки, чистота чувств и чистота жанра, и умение эту чистоту передать, и передать эту эмоцию так, если твой организм развит и правильно воспитан, чтобы эта эмоция была воспринята зрителями, прочувствована и ты включился в этот момент сопереживания, в это чудо сопереживания, которое происходит только в театре. Вот, то непосредственное сопереживание, которое, когда в человеческий ты вступаешь контакт с тем, что происходит на сцене, это есть только в театре. И это чудо театра. Поэтому это будет всегда.

Л.ГУЛЬКО: А как актеры уходят? Мне всегда было интересно, как они уходят из образа? Как они выходят из образа? Они входят в образ, а как они выходят потом из образа? Это же...

А.ГАЛИБИН: По-разному...

Л.ГУЛЬКО: Вот, заканчивается спектакль. Эмоции просто...

А.ГАЛИБИН: Ну, по-разному. Если это спектакль, который идет, там не знаю, 200 с лишним, 300, 500 раз, то это одно. А если это первые какие-то шаги, там, 10 спектаклей...

Л.ГУЛЬКО: То есть это ремесло, вы хотите сказать, да? 200 спектаклей – это ремесло уже?

А.ГАЛИБИН: Ну, конечно, конечно. Но с другой стороны, все равно ты, я считаю, что ты на сцену выходишь умирать.

Л.ГУЛЬКО: Я же про это и говорю. А как потом воскреснуть-то? Это же какие-то должны происходить внутри...

А.ГАЛИБИН: Это совершенно исключительные свойства актера, и это абсолютно индивидуально. Здесь нет рецептов.

Л.ГУЛЬКО: И в Щукинском училище этому тоже не научат.

А.ГАЛИБИН: Этому научить нельзя. Потому что если ты выдерживаешь тот марафон обучения, который есть, и если ты правильно выставлен внутренне как актер, и если говорить о той планке, которую ты себе задаешь, то это длинный довольно шаг, профессия. Потому что получившись один раз, это не значит, что в следующий раз у тебя получится то же самое. Так же как режиссура. Режиссура – это очень длинный ход, это не сиюминутность так же, как руководство театром – это не сиюминутность, приходи и делай шедевры. Так не бывает. После того как ты сделал удачу, ты должен ее обязательно проанализировать, чтобы двигаться дальше. И, может быть, у тебя впереди будет, ну не знаю там, 2 неудачи для того, чтобы была следующая опять удача. Чтобы был тот момент сопереживания не только зрителя, который сидит в зале, но и отклик изнутри. Потому что театр обязательно должен слышать улицу, он должен слышать город, он должен слышать страну, он должен слышать мир. И в этом есть задача художественного руководителя.

Понимаете, как этому научиться? Научиться этому невозможно. Кто может в это поверить... Ну, сложно. Я, вы знаете, считаю, что нельзя хотеть жить как при капитализме и иметь социалистические мозги.

Л.ГУЛЬКО: Это уже понятно, это же видно.

А.ГАЛИБИН: Да. Так, в театре то же самое. И я говорю, что это маленькая модель. Театр – это маленькая модель. И если начать анализировать это, нам просто с вами передачи не станет. Вот, скажите мне, пожалуйста, вот, вы мне ответьте на вопрос: как руководитель и не только театра, допустим, а страны или города терпит все те, ну не знаю, хамские, терпит все те наветы, письма, разговоры, которые происходят в связи с тем, что он начинает делать, придя на новое место?

Л.ГУЛЬКО: А он, поскольку он человек такой вот, на всех на виду, он должен быть к этому готов?

А.ГАЛИБИН: Совершенно верно. То есть он не только должен к этому готов быть, он должен это не замечать. Потому что если у человека есть своя позиция, которую ты ведешь, эта позиция может быть доказана только делом. Вот и все. Поэтому ты движешься дальше – как собака лает, а караван идет.

Л.ГУЛЬКО: Ну, естественно.

А.ГАЛИБИН: Вот. И это, мне кажется, очень важный момент.

Л.ГУЛЬКО: Тут, ведь, главное чего? Главное не сорваться, вот еще. Потому что терпеть-то можно долго, а потом, когда человек срывается, он делает много глупостей.

А.ГАЛИБИН: Понимаете, вот это... Ну, как сказать? Те люди, которые остались на одной ладони и которые по-прежнему пишут письма и пытаются какую-то уголовку приписать, это же желание увидеть человека, размазанного, сорванного, идущего не туда, чтобы человек проявил свою слабость, накричал. Но руководитель не может себе этого позволить. Потом я считаю, что театр – это, все-таки, хотим мы этого или не хотим, это государственное учреждение.

Л.ГУЛЬКО: Все-таки, государственное?

А.ГАЛИБИН: Это государственное учреждение, в котором есть...

Л.ГУЛЬКО: В широком смысле?

А.ГАЛИБИН: Конечно, в широком смысле.

Л.ГУЛЬКО: Не в смысле финансирования, а в смысле...

А.ГАЛИБИН: Ну, и в смысле финансирования тоже, да. Но я имею в виду, это государственное учреждение. Все, кто входят в театр, они подписывают договора, и я в том числе. У меня прописано, что я могу делать, а что я делать не могу, за что я отвечаю, а за что я не отвечаю.

Л.ГУЛЬКО: Ну, это правила игры, называется, законы.

А.ГАЛИБИН: Совершенно верно. То же самое у актера, то же самое у бухгалтерии, то же самое у билетного стола, то же самое у любой постановочной части. У всех есть договора.

Л.ГУЛЬКО: То есть если мне не нравится, я не подписываю, да?

А.ГАЛИБИН: Ну, конечно. Но коли ты подписал, то, пожалуйста, хотя бы на уровне этическом, на уровне обязательств ты должен это выполнять. Я, например, не понимаю, почему у меня в театре, ну... Знаете, я не делаю репрессивных каких-то действий, но я, например, не понимаю, почему в театре по-прежнему есть несколько человек, которые не подписываются в вызывном листе. Я этого просто не понимаю, так упорно не хотят это делать.

Л.ГУЛЬКО: Надо только объяснить, что такое вызывной лист.

А.ГАЛИБИН: Вызывной лист – это когда актер приходит на спектакль, он должен расписаться о том, что он пришел на спектакль. Чтобы люди, которые отвечают за спектакль, знали, что он здесь.

Л.ГУЛЬКО: Что он здесь и что можно действовать дальше.

А.ГАЛИБИН: Конечно, и что можно работать дальше. Понимаете, театр – это все равно не шарашкина контора. Театр – это дисциплина. Ну ладно, там на сегодняшний день можно бороться какими-то, ну не знаю там, судами, за клевету можно подать в суд и, наверное, можно этот суд выиграть. Но просто я не сторонник этих методов. Я считаю, что надо двигаться дальше, и что в агрессивной ситуации в любой, в ней нет созидания, там нет ничего – там есть только агрессия, которая не ведет ни к чему. Поэтому, конечно, было не просто, конечно, было сложно. И вы знаете, удивительно: как только возникает какая-то такая сенсация, о ней начинают сразу писать, да? А когда жизнь в театре входит в норму, когда она начинает развиваться, двигаться...

Вот, например, сейчас мы планируем очень большие гастроли в несколько городов – там, в Киев, во Львов. Мы хотим, чтобы выехали наши последние премьеры и мы, вот, на грани подписания этого договора с тем, чтобы пока у нас будет гастролировать петербуржский театр, Антреприза Андрея Миронова, театр Рудика Фурманова, театр, который в Петербурге очень любят, и театр, у которого у юбилей, эти гастроли, в общем-то, посвящены уже двум совершенно потрясающим людям – это Андрюшиной маме и Андрею. И это люди, которые вписали свои имена просто золотыми буквами в русский, советский театр. И эти гастроли посвящены этому, и мы хотим тоже поехать, пока театр будет у нас, в театре поехать в другой город и показать себя. И много лет театр не выезжал, и не выезжал за границу.

Вот, я уже сказал, что мы были в Сан-Паоло. Там, понимаете, люди, которые ничего не понимают, по-моему, в нашей русской жизни. Ну, русские – странные люди, у них 2 Рождества, 2 Новых года, огромное количество праздников. При этом куча страдающей интеллигенции. Ну, все знают, что такое Чехов, да? И, вот, мы вывезли, благодаря чеховскому фестивалю, спектакль. И люди плакали. Наверное, бразильцы – сентиментальный народ.

Л.ГУЛЬКО: Да просто человеческие страсти – они везде одинаковые.

А.ГАЛИБИН: Да, вот совершенно верно, Лев. Я и хотел сказать. Но при этом человеческие отношения...

Л.ГУЛЬКО: Конечно.

А.ГАЛИБИН: Человеческие взаимоотношения – они везде одинаковые. Люди любят также, страдают также, проблемы те же. И поэтому когда говорят, «вот, молодые годы Чехова, вы сделали спектакль, вы написали пьесу с Леной Греминой». Ну да, мы трудились год бок о бок для того, чтобы все те страсти, которые есть, они выплыли. Но не в связи с тем, что это Чехов, а в связи с тем, что это человек Чехов, а потом уже Чехов. Такие же проблемы как у меня в детстве были, как у вас, наверное.

Л.ГУЛЬКО: Конечно. Абсолютно.

А.ГАЛИБИН: А такая... Это сначала так, было, ведь, определенным образом встречено в театре, все ждали, что же будет, что же будет, мол, провалится, не провалится? Но когда мы работали, мы не думали о том, провалится это или нет. Мы просто работали. При этом, знаете, я еще успел параллельно выпустить фильм, который называется «Комедианты» на канале «Культура» по рассказам Куприна, об актерах. Ну вот, такая картина. Получить приз за это и двинуться дальше. То есть двинуться дальше, потому что, в общем, сезон надо продолжать.

Л.ГУЛЬКО: Потому что движение – это жизнь. Потому что.

А.ГАЛИБИН: Да, движение – это жизнь. Вы знаете, как, вот, обращаешься к старцам, да? И я читаю фразу о том, что зло – оно реальной силы не имеет, что надо все равно творить добро. Потому что лучше по крупицам творить добро и нанизывать это на ниточку дальнейшей жизни и дальнейшего движения вперед, чем, вот, участвовать во всей этой возникшей ситуации. А люди – они понимают, где есть истина, а где есть то, что не может быть достойно и театр в том числе.

Л.ГУЛЬКО: У вас есть кумиры?

А.ГАЛИБИН: Вы знаете, у меня есть люди...

Л.ГУЛЬКО: Вот, человек, которому вы говорите: «Ну как у меня? Получилось? Не получилось?»

А.ГАЛИБИН: У меня есть люди, которых я очень люблю, которых я уважаю. Вот, я всегда говорю одну вещь – что мои родители научили меня очень многому. Но одно несомненно я усвоил с годами, что они научили меня уважать труд других людей и трудиться самому. И, вот, я, видя труд других людей даже на театре, я могу назвать этих людей, начиная от, не знаю там, Немировича-Данченко, Станиславского, Кнебель, Любимова, тех, кого с нами нет, я не знаю там, Товстоногова, Эфроса, Захарова. Я могу перечислять эти имена, которых я безмерно уважаю, ценю и прислушиваюсь к тому, что происходит. И я не понимаю, когда возникает вдруг у человека с огромной судьбой, человека, который заслужил всей своей жизнью право внутри театра делать какие-то вещи (я имею в виду Юрия Петровича Любимова), когда выходит человек и говорит болезненные вещи. Это отдельная тоже тема, да? Я не понимаю, как можно не слышать того, что наши старейшины, которые выстрадали, которые вели за собой театры, вели людей, слышат какие-то недостойные вещи в свой адрес. Такого не может быть. Если ты не высказываешь уважения, если в тебе этого уважения нет, дальше пути нет.

Л.ГУЛЬКО: Я вам хотел задать один вопрос – осталось у нас полторы минутки. Ну, наверное, вы на него успеете ответить, мне так кажется. Вы – свободный человек?

А.ГАЛИБИН: Я считаю, что...

Л.ГУЛЬКО: И что такое свободный человек? Полторы минуты.

А.ГАЛИБИН: Вы знаете, наверное, я свободный человек. Я – человек, который связан определенными обязательствами, которые я выполняю, обязательствами, которые у меня есть на сегодняшний день – они связаны с театром. Но при этом я свободен с точки зрения выбора той ситуации, в которой я нахожусь. Я всегда могу выбрать: или пойти дальше, или уйти. Вот в этом и заключается моя свобода. Мне нравится на сегодняшний день, чем я занимаюсь, мне нравится этот театр и я люблю этих людей, которые в этом театре. Мне нравится, что театр развивается, вот, ну, как бы, по тем человеческим законам, которые должны быть в театре. И мне нравится, что люди это понимают. И в этом смысле моя свобода привнесена туда, для того чтобы это понятие было.

Л.ГУЛЬКО: Спасибо вам большое. Я напомню, что у нас в гостях в нашем «Дифирамбе» был Александр Галибин, народный артист России, художественный руководитель Московского драматического театра имени Станиславского. Спасибо огромное.

А.ГАЛИБИН: Спасибо вам большое. Я очень люблю вашу передачу.

Л.ГУЛЬКО: Спасибо.

А.ГАЛИБИН: Спасибо.