Александр Филиппенко - Дифирамб - 2010-11-07

К.ЛАРИНА: Начинаем программу «Дифирамб», и те, кто в интернете нас смотрит, уже поняли, кто у нас в гостях, поскольку как обычно эту передачу мы транслируем не только по радио, но и на нашем сайте, в нашей интернет-трансляции. Можете посмотреть и узнать уже, наконец, этого человека. Это Александр Филиппенко.

А.ФИЛИППЕНКО: Добрый день.

К.ЛАРИНА: Саша, приветствую, здравствуйте. У нас пришло много вопросов на наш сайт до начала передачи. И на что я обратила внимание, Александр? Вас любят мужчины. Обычно как-то женщины всегда впереди с какими-то телеграммами восторга, обожания. А тут: «Обожаю. Писатель-переводчик. 25 пойду на концерт». «Обожаю. Спасибо! Бизнес-консультант из Цюриха». (все смеются) Да. Администратор: «Обожаю! Расскажите. Волнуюсь».

А.ФИЛИППЕНКО: «Обожаю»? Так и написано? Я уже волнуюсь.

К.ЛАРИНА: Да. Администратор из Волгограда. «Александр, долгих лет жизни. Люблю, обожаю. Рабочий». (смеется) Саш?

А.ФИЛИППЕНКО: Не знаю. (смеется)

К.ЛАРИНА: Нет, ну, на самом деле, здесь, конечно, есть не только обожание, восхищение, но и прекрасные вопросы, и пожелание здоровья, есть и женщины затесавшиеся в эту мужскую часть поклонников творчества Александра Филиппенко. Так что, дорогие друзья, на вопросы ответим – я надеюсь, успеем. Напомню номер SMS +7 985 970-45-45. И напоминаю, что в интернете можно на нас смотреть.

А.ФИЛИППЕНКО: А где камера? Вот эта, да?

К.ЛАРИНА: Да, вот эта маленькая. Вот она, твоя, можешь помахать.

А.ФИЛИППЕНКО: Замечательно. Тогда я очки уже другие надел.

К.ЛАРИНА: Вот, посмотри, как ты выглядишь.

А.ФИЛИППЕНКО: Изумительно.

К.ЛАРИНА: Саш, давайте мы начнем с главного, потому что мы до главного не дойдем, если мы с него не начнем. То есть нам нужно, во-первых, сказать, что нас ждет впереди, какие встречи. Поскольку всегда большая, к сожалению, редкость все эти выступления, творческие вечера. У нас есть 2 названия, про которые мы скажем – это «Демарш энтузиастов» и «Триумф художественного вкуса». Вот, давайте мы про это скажем.

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, «Демарш энтузиастов» - так называется один из рассказов Довлатова. И, вот, о том времени, о далеких горячих 60-х, где был мой, как я считаю, первый шаг сделан, самый памятный. Мало того, тут уже читаю, конечно, вокруг про те времена. Может быть, вообще это было для Европы такая... Как? Хорошо было сказано: «Теплая летняя ночь Европы и, возможно, последняя». Такой всплеск активности был. И, вот, про эти рок-н-ролльные времена, и на афише я всегда стараюсь, чтобы были авторы видны, и сразу становится все ясно. Подходим и читаем. 9 числа это будет в Питере.

К.ЛАРИНА: 9 ноября?

А.ФИЛИППЕНКО: 9 ноября. В зале филармонии. И написано: «Аксенов, Высоцкий, Окуджава, Левитанский, Жванецкий, Довлатов».

К.ЛАРИНА: То есть такой оркестр.

А.ФИЛИППЕНКО: Оркестр абсолютно, ты права, играет. Во всяком случае, играет, «Демарш» играет Александр Филиппенко. И уже, как бы, все ясно, что и как. «Триумф художественного вкуса» - это литературно-музыкальная симфония, так у Зощенко сказано.

К.ЛАРИНА: Там, кстати, замечательный партнер, Уткин, да?

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, весь оркестр. Эрмитаж, ансамбль солистов. Не первый раз мы уже вместе. Но площадка новая – Новые Черемушки, Оркестрион называется – именно для таких, музыкальных программ. И я скажу, что, вот, чем начинал заниматься в агитбригадах МФТИ еще, литературно-музыкальной композицией, квартет наш знаменитый пел песни, я читал стихи и рассказы Зощенко. Сейчас это очень востребовано. Как и возникла вот эта идея с Уткиным первая, когда мы встретились после спектакля в театре Моссовета, сели и я начитывал им, какие у меня есть блоки, такие, вот, поэтические в основном. А Алексей это все записал и он придумал, что у них в оркестре есть. И вот такой, ну, получился салат, конечно. И там из Жванецкого читаю и Зощенко рассказ, и «Триумф художественного вкуса» называется новелла Ганса Дайбера такая. Все это вместе замешано. Но как, знаешь, хорошие хозяйки салаты много делают, но не у всех получается. Вот, надеюсь, наш продукт – вкусный.

К.ЛАРИНА: А вот интересно, а музыканты в данном случае. Все-таки, это выдающиеся музыканты, Уткин и его компания – они не воспринимают себя здесь в качестве обслуги, таперов таких? Нет?

А.ФИЛИППЕНКО: Нет. Вот, молодец, поскольку следующая работа – и о ней я тоже скажу – это будет в Доме музыки 9 декабря. На афише будет стоять прежде всего 2 фамилии – Солженицын, Шостакович. «Крохотки» Солженицына и «Прелюдии» Шостаковича. И, вот, обсуждая мы все и с Натальей Дмитриевной, и она в курсе, вот, Алексей как раз говорил, чтобы получилось вот это слияние, друг другу нужны были. Знаешь, как передача эстафетной палочки, один за другим.

К.ЛАРИНА: То есть одно другое продолжает?

А.ФИЛИППЕНКО: Продолжает. И, вот, мы один вариант показали, обсудили с Натальей Дмитриевной, сейчас готовимся еще. Это, ну, главная наша задача, актерская, режиссерская, чтобы это было, одно из другого выходило.

К.ЛАРИНА: Это, кстати, очень хорошая сейчас, ну, можно назвать это модой, тенденция, поскольку не ты первый. Михаил Казаков сделал с Игорем Бутманом Бродского, да?

А.ФИЛИППЕНКО: И с Козловым они начинали вместе, и Сергей Юрьевич фортепиано использует Юрский. И в зале Чайковского очень много с оркестром.

К.ЛАРИНА: С оркестром люди выступают, чтецы, да?

А.ФИЛИППЕНКО: Так вот, ты понимаешь... Это вот тебе, пожалуйста, рынок. Хотя, нам не надо было ходить, мы постоянно были в этой работе, что-то новое-новое.

Во-первых, это всегда в хорошем зале. Приходит публика, как говорится, со сменной обувью. И тут, вот, и когда и Бах, и Шостакович, и Прокофьев, и ты в бабочке, в тройке, в костюме, понимаешь? Хотя, вот, я вспоминаю итальянский проект по Данте с итальянским дирижером, когда там было и видео (привлекалось), вот это, видимо, новая вещь. В итальянском проекте они привезли кальку из Италии, и там это давно принято.

К.ЛАРИНА: Такой мультимедийный проект.

А.ФИЛИППЕНКО: Мультимедийный проект. Но! Там это все заложено в компьютер. То есть человек сидел, музыкально грамотный с партитурой и он выводил эти программы, где были не просто слайды, но и были наезды какие-то по этим картинам.

К.ЛАРИНА: Ну, мы только вот этому всему учимся. Пока еще непривычно и кажется, что все должно отвлекать. Но я могу вспомнить тоже для меня поразивший меня пример, реквием, который был сделан Кириллом Серебренниковым на День победы, к 9 мая. Вот это тот самый мультимедийный проект, где был и хор, и оркестр, и видеоинсталляция. И при этом потрясающие актерские монологи, там и Даниэль Ольбрыхский выступал, и Ханна Шигула, из самых разных стран мира, и Олег Павлович Табаков. И это, конечно, поражало воображение, когда, действительно, здесь нет ничего второстепенного, да? Ну, дай бог.

А.ФИЛИППЕНКО: Дай бог. Поскольку, ведь, к каждому отрывку свой звук надо найти, концентрация максимальная. Вот, у нас был, повторяю, один прогон, «Крохотки» Солженицына читал. Я физически ощущал энергетику текста. И после вот этого нашего такого прогона своего... Ну, была, во-первых, легкость как после бани, но и было все отдано. И стихи – это, ведь, все в этом... Ой! Можно сразу?

К.ЛАРИНА: Да-да-да. Все, пожалуйста – вот, все, что сразу рождается, прямо ту же мы выдаем. Давай.

А.ФИЛИППЕНКО: «О, если б знал, что так бывает, когда пускался на дебют, что строчки с кровью убивают, нахлынут к горлу и убьют. От шуток с этой подоплекой я б отказался наотрез, начало было так далеко, так робок первый интерес. Но старость – это Рим, который взамен турусов и колес не читки требует с актера, а полной гибели всерьез. Когда строку диктует чувство, она на сцену шлет раба, и тут кончается искусство, а дышит почва и судьба». И, вот, я с органом это читаю, вот, «судьба» - передача эстафеты и, бум, мощный аккорд идет. И, конечно, ощущение полета есть, признаюсь тебе честно.

К.ЛАРИНА: Саш, скажи, пожалуйста, вопрос совсем другой, из параллельной жизни. А как ты относишься к тому, что солженицынский «Архипелаг» вошел в школьную программу?

А.ФИЛИППЕНКО: Замечательно-замечательно. И это громадная работа Натальи Дмитриевны, чтобы совместить это все.

К.ЛАРИНА: Ты видел, кстати, этот вариант, который она сделала?

А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет, еще нет.

К.ЛАРИНА: Издана книга замечательно. Она, вот, приносила в нашу студию ее, замечательно издана. Ну там надо было, конечно, чем-то жертвовать, но она это сделала меньше, чем за год. Просто молодец.

А.ФИЛИППЕНКО: «Через робость нашу пусть каждый выберет, остается ли он сознательным слугою лжи или пришла ему пора отряхнуться честным человеком, достойным уважения детей своих и современников». Каждое слово! Ты видишь? Как валуны какие.

К.ЛАРИНА: А ты читал манифест Михалкова просвещенного консерватизма?

А.ФИЛИППЕНКО: Я слышал, читал в «Новой газете».

К.ЛАРИНА: Ну и чего?

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, много общего. Уже специалисты под этим высказались.

К.ЛАРИНА: Специалисты по чему? У нас нет таких специалистов. (смеется)

А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет. Есть, все-таки...

К.ЛАРИНА: Да. Есть мастера, правда, только.

А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет.

К.ЛАРИНА: А специалистов маловато. (смеется)

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, литературоведы. Каждый должен своим делом заниматься – вот это важное. Как я слово придумал, что я – переводчик с авторского на зрительский. И когда до концерта меня спрашивают, ребят, я все скажу, вот, своими текстами – там же все написано. И мне так интересно узнать, что говорят после... Вот, выходят, и всех телевизионных корреспондентов я отсылаю: «Ну, выходя, что говорят?» Когда я читаю «Один день Ивана Денисовича» в Практике, близко.

К.ЛАРИНА: Что говорят?

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, там, ты знаешь... Нет, там вообще не могут, там рыдают в конце. Но раз в месяц я читаю и уже, наверное, третий сезон смеются в середине. И правильно. Там тексты такие, там юмор-юмор. Но я-то знаю. Знаешь, как рыбак. Я еще называю себя «Я – рыбак». Вот, я закинул удочку, они наживку схватили, я вожу их, вожу, вожу и только я один знаю, когда я подсеку. И тут происходит просто... Сказать не могу.

К.ЛАРИНА: Случайная публика приходит на такие вещи?

А.ФИЛИППЕНКО: Нет. Родители приходят. Вот, мои друзья звонят. Берут детей, для которых это шоком, какое-то татаро-монгольское иго кажется им, что это все. И главное, знаешь, касса, администраторы – все потом рассказывают, вот, им они говорят «Спасибо, придем еще».

К.ЛАРИНА: То есть, а, вот, дети – они ничего про это не знают?

А.ФИЛИППЕНКО: Нет. То есть, нет. Весь ужас, они, как бы, знают, но это не про нас, это про кого-то. А тут, когда... Ведь, это не о лагерях. Это правила жизни в экстремальных ситуациях, мы каждый раз, когда надо решать... Вот, когда тебя доводят и надо сделать шаг, это раскольниковские проблемы – переступлю или нет, сделаю или нет. И вот там, естественно, фраза одна, замирает зам комбрига, что этот кавторанг, который ходил Великим Северным путем и водил эскадру миноносцев. Даст бог, и капитан жить научится. А пока не умеет. Вот как.

К.ЛАРИНА: А у тебя это записано на звуке?

А.ФИЛИППЕНКО: Нет, к сожалению. Вот, если ты спросишь, какие планы у меня – это, конечно, сделать запись. Но это очень серьезно. Мне чрезвычайно помогает в этом сын Давида Боровского Александр, потому как это одна из последних работ была Давида. Он придумал всю сценографию.

К.ЛАРИНА: Там, где карта ГУЛАГа?

А.ФИЛИППЕНКО: Карта ГУЛАГа и еще детали как важно. И... Ну, наши репетиции совпали уже с днями отпевания его. Я долго ждал, и Саша придумал потрясающее световое решение для этого всего. Наталья Дмитриевна была на самых первых, еще в Библиотеке иностранной литературы, когда были первые показы у меня. Вот сейчас я с удовольствием это играю. Когда-то (НЕРАЗБОРЧИВО) сказал про «Мертвые души»: «Александр, не бросайте. Это ваш Эверест». И я сейчас варианты «Мертвых душ» читаю и каждый раз: «Неужели, это все Гоголь написал?» А что делать? Я думаю, что ничего не изменилось.

К.ЛАРИНА: А «Мертвые души» хотя бы записаны?

А.ФИЛИППЕНКО: А они есть. Но видишь как?..

К.ЛАРИНА: Безобразие.

А.ФИЛИППЕНКО: Безобразие. Ну, вот, обещают, дорогая. Сейчас, вот, «Крохотки», потом еще опять с хором Минина в Петербурге Есенина буду читать. Ведь, вот как интересно. Предлагают еще какие-то предложения. Но о чем речь, что я волнуюсь? Не просто, вот, казалось бы, сели у микрофона, включили, вкл и выкл, и прочитали. Это нет. Чтобы обязательно был человек, режиссер, как говорится, за стеклом. Запись эта... Я, к счастью, застал еще тех мастеров, в Доме звукозаписи, в ДЗЗ. Как Невинный Слава мне объяснял, вводил в эту команду, в которую было трудно попасть, что такое радиоспектакли.

К.ЛАРИНА: У нас сегодня, кстати, есть режиссеры хорошие.

А.ФИЛИППЕНКО: Есть-есть.

К.ЛАРИНА: И, вот, в нашей передаче мы представляли совершенно поразительный проект «Евгений Онегин», который сделал Гафт.

А.ФИЛИППЕНКО: Да-да-да. Вот он рассказывал, Валентин.

К.ЛАРИНА: Это просто фантастически. Но там, вот, парень работал, замечательный режиссер, который с ним работал как с актером. И что удивительно, он его слушался! Как артист он его слушался, он понимал его и чувствовал.

А.ФИЛИППЕНКО: Так, вот, актер должен понимать свое место в формуле – это другая история, радиоспектакль. Именно-именно.

К.ЛАРИНА: Ну, давай... Ты хотел прочесть сейчас? Давай.

А.ФИЛИППЕНКО: «Не позволяй душе лениться. Чтоб в ступе воду не толочь, душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь. Гони ее от дома к дому, тащи с этапа на этап, по пустырю, по бурелому, через сугроб, через ухаб. Не разрешай ей спать в постели при свете утренней звезды. Держи лентяйку в черном теле и не снимай с нее узды. Она – рабыня и царица, она – работница и дочь, она обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь». Приятно: читаешь программы, иногда отклик идет из зала, повторяют вместе с тобой.

К.ЛАРИНА: В смысле наизусть уже знают?

А.ФИЛИППЕНКО: Да-да-да. И в это, как бы... И так я и хотел, чтобы они мне откликнулись.

К.ЛАРИНА: Ну, это везет, конечно, потому что...

А.ФИЛИППЕНКО: Стараюсь. Не случайный зритель – вот это очень важно.

К.ЛАРИНА: Да. Что иногда непопадание, когда народ просто для себя слова слушает. Ну, хотя, на чтецкие программы, конечно, люди приходят понятно зачем – они понимают смысл, ради чего они сюда пришли. А, вот, театральная публика – иногда интереснее смотреть на зал, чем на сцену. Потому что там такие диалоги разыгрываются, такие открытия.

А.ФИЛИППЕНКО: (смеется) Ой, боже... Ну да, это рассказывают.

К.ЛАРИНА: Вот, даже «Дядю Ваню» играет Александр Филиппенко в театре Моссовета, играет в спектакле Андрея Кончаловского и там тоже я слышала такие диалоги в зале, когда народ с таким увлечением следил за сюжетом, и все не мог понять, кто кому кто. Это такие открытия, да?

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, вот, Андрон, ты знаешь, он очень точно определял чувственные места. Вот, что надо вдруг выделить. Или это я, может, понимаю, что такое крупный план в театре. Когда, вот, он это знает и он на этом настаивает, мы это часто репетируем, повторяем вот это место, вот это пауза. Раз – и зритель задумается. Так же, как я иногда читаю, начинает зритель плакать, хлопать, я говорю: «Минутку. У Зощенко есть последняя фраза – ведь, не зря там так поставлены эти слова». Вот об этом и говорят, что вдруг, ну, Чехова неожиданно открыли. Ну, слава богу.

К.ЛАРИНА: У Кончаловского?

А.ФИЛИППЕНКО: Да.

К.ЛАРИНА: Ну да, безусловно. Да. Мы сейчас слушаем новости, потом возвращаемся в программу. Я тоже уже обращусь к вопросам наших слушателей – там есть хорошие вопросы, связанные не только с творчеством Александра Филиппенко, но и с нашей сегодняшней жизнью. Я думаю, что Саша на все ваши вопросы постарается ответить, дорогие друзья.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Я бы, знаешь, какую бы книжку прочитала со сцены? Клауса Манна «История одной карьеры, история одного успеха. Мефистофель». Знаешь такую книжку? Фильм был Иштвана Сабо.

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, замечательный, Иштван Сабо. Ну, как интересно, я часто привожу этот пример. Это уж какого? 80-х годов.

К.ЛАРИНА: Да, 1981-й.

А.ФИЛИППЕНКО: Вот тогда это был для меня удар тоже. Ух как! Нельзя заигрываться. Надо... Ну, слушатели-то не знают, о чем речь, понимаешь?

К.ЛАРИНА: Могу задать вопрос от нашего слушателя: «Глубокоуважаемый Александр Георгиевич, восхищен вашей гражданской позицией настоящего интеллигента, истинного художника, откликающегося на боли людей и страны. Почему так мало деятелей культуры, обладающих колоссальным душевным влиянием на народные массы, да и вообще на людей публично выступает в защиту человеческого достоинства, за права людей, за соблюдение норм цивилизованной страны? Это самоцензура? Это зависимость от работодателей? Это наследие рабского самосознания?» Ну, вот вопрос.

А.ФИЛИППЕНКО: Все вместе. Так, вот и ответ. Это советская власть, которая внутри нас. У Довлатова я это читаю. Каждый выбирает для себя. Вот, моя теория малых дел. Вот, концерты. Есть возможность читать это, говорить с эстрады?

К.ЛАРИНА: Кстати, вот, все, что ты думаешь по поводу того, что происходит, и вообще все твои речи – они в тех текстах, которые ты предоставляешь на суд публике, как ты их компонуешь, каких авторов ты выбираешь, какие цитаты из этих же авторов ты выбираешь. Я просто хочу сказать, что Александра, вот, я видела на митинге памяти Анны Политковской. Там было... Я видела, может быть было еще. Но я видела троих актеров – Александра Филиппенко, Лию Ахеджакову и Женю Редько, актера Российского молодежного театра. Замечательный актер, но он на сцену не вышел, к сожалению, а, вот, Лия Ахеджакова и Александр Филиппенко выступали. И, конечно же, Филиппенко читал. Он подготовил специально выступление, как я поняла, для этого события.

А.ФИЛИППЕНКО: Да.

К.ЛАРИНА: Этот текст, это выступление потом ходило по интернету. Вот, благодаря, кстати, «Новой газете» - они там записали все эти выступления, в звуке их можно послушать. Это что-то невероятное по смыслу, по глубине, по откровенности, по призыву, по посланию, которое заложено в этих словах. Ну, собственно, что я тут говорю? Может быть, Саша прочтет то, что он читал тогда, с чего началось и чем закончилось.

А.ФИЛИППЕНКО: Говорят, после Освенцима невозможно писать стихи. Ну а мы после потьмы и тьмы Колымы, всех этапов и всех пересылок, Лубянок, Бутырок? Выстрел в затылок, выстрел в затылок, выстрел в затылок. Как же мы пишем, будто не слышим, словно мы связаны неким всеобщим обетом не помнить об этом? Я смотрю, как опять у меня под окном раскрываются первые листья, я хочу написать, как опять совершается вечное чудо творения и рождается звук, и сама по себе возникает мелодия стихотворения. Но внезапно становится так неудобно и зябко. В привычном расхожем удобном знакомом размере. И так явственно слышится: «Приговорен к высшей мере». Так что рушится к черту размер и такая хорошая рифма опять пропадает, и зуб на зуб не попадает. Я смолкаю, немею, «Не хочу, - я шепчу, - не хочу, не могу, не умею». Не умею писать о расстреле. Я хочу написать о раскрывшихся листьях в апреле. Ну, что же делать? Ну, да. Ну, конечно. Пока мы живем, мы живем. Но опять истязали, пытали, зарыли живьем. Так и будет ломать мои строки, ломать и корежить меня до последнего дня эта смертная мука моя и моя западня до последнего дня, до последнего дня, до последнего дня... Так быть или не быть? Достойно смиряться под ударами судьбы иль надо оказать сопротивление? Вопрос... Что выше для души: терпеть пращи и стрелы яростного рока или, на море бедствий ополчившись, борьбой покончить с ними и умереть. Уснуть-уснуть – не более! Стоп. Какие сны в том смертном сне приснятся, когда освободимся от шелухи сует. Кто б стал смотреть судьбы насмешки и обиды, презренье гордых, притесненье сильных, любви напрасной боль, не скорый суд и спесь властителей, и более всего насмешки недостойных над достойным, когда так просто сводит все концы удар кинжала. Вот и разгадка. Кто б стал под ношей жизненной плестись, кряхтеть, потеть, когда бы неизвестность после смерти, боязнь страны, откуда ни один не возвращался. Вот и разгадка! Так всех нас в трусов превращает мысль. Так вянет как цветок решимость наша в бесплодьи умственного тупика. Так важные глубокие затеи меняют направленье и теряют названья действий. Нам как аппендицит поудаляли стыд, бесстыдство – наш удел. Мы попираем смерть, но кто из на краснел? Забыли, как краснеть. Обязанность стиха быть органом стыда.

Вот. Спасибо. Вспомнил такое. Тут здесь и Левитанский, и 3 варианта перевода «Быть или не быть», и Набоков, и Пастернак, и великий князь, который написал «Что выше для души?» (так он перевел). И в конце ранний Вознесенский.

К.ЛАРИНА: А как вот это происходит? Ты садишься, раскладываешь перед собой тексты? «Это сюда, это сюда». Как?

А.ФИЛИППЕНКО: Случай. Вот это...

К.ЛАРИНА: Это же отдельная пьеса.

А.ФИЛИППЕНКО: Абсолютно. Вот, как-то приходит. Вот, в «Крохотках» у Солженицына есть понятие «ночные мысли».

К.ЛАРИНА: «Крохотки» - это маленькие...

А.ФИЛИППЕНКО: Маленькие философские и вот такие, как бы, зарисовки, и в конце обязательно фантастический поворот, 1-2 предложения. И вот там, правда, ночные мысли, которые приходят, и как их надо уметь собрать. И, вот так и вдруг что-то раз... Ну, давно я хотел. Ну, я, ведь, в первых спектаклях «Гамлета» участвовал, лучшие годы, 5 лет на Таганке, и 5-летие театра я встретил, и 10-летие.

К.ЛАРИНА: Когда Высоцкий играл Гамлета?

А.ФИЛИППЕНКО: Ну да. Но к этому еще, наверное, вернемся. Я как всегда говорю: «Все лучшее, что есть во мне, - я обязан Физтеху, МФТИ». Первые шаги и первый успех был в эстрадной студии «Наш дом», которую закрыли в 1968 году. Рудберг, Розовский, Аксельрод – вот, наш театр тогда. Закрывал его партком МГУ и говорил: «В Чехословакии в 1968-м все со студенческих театров начиналось». И нас выгнали на улицу, я в Щукинское училище поступил и в театр к Любимову – самые золотые годы. И, конечно, в агитбригадах, уже в концертных бригадах Театра на Таганке мы всегда выступали, были Высоцкий, Хмельницкий, Смехов, Демидова, и Зоя Славина, и Гриша (НЕРАЗБОРЧИВО), и Леня Филатов. Все там было. Прошло много интересного.

К.ЛАРИНА: Как это, вот, так странно вы все объединились. Вот, ты сейчас перечисляешь такие имена. Вот это какое-то чувство слова – оно откуда рождается? Это же невозможно на уроках сценической речи получить, это же что-то другое.

А.ФИЛИППЕНКО: Вот я как раз говорю всем молодым актерам на уроках сценической речи, пока есть педагог, которому ты доверяешь. Как я застал, все-таки, педагогов замечательных в Щукинском училище. И если не все они преподавали, наблюдать за тем, как они работают, было очень интересно. И Михаил Александрович Ульянов, сколько мы вместе на чтецких концертах, филармонических встречались. Он читал Шукшина, а я Зощенко, Гоголя. И, вот, наблюдать, как он работает, это большая школа. И пока есть возможность в училище, с педагогом по сценречи обязательно надо готовить.

К.ЛАРИНА: Еще спектакль, на который хочу порекомендовать сходить всем, и Александру Филиппенко, если не видел, «Вечер с Достоевским» Константина Райкина в театре Сатирикон, то, что Фокин сделал.

А.ФИЛИППЕНКО: Обязательно.

К.ЛАРИНА: Потрясающе! Это моноспектакль, но ты же понимаешь, это проза, это не пьеса, да? Как он работает! Как он чувствует этот звук, эту интонацию!

А.ФИЛИППЕНКО: Я был еще наверху в комнате в Современнике...

К.ЛАРИНА: В 1975-м или 1976-м году, когда они делали, да? «Пойду и пойду».

А.ФИЛИППЕНКО: Да, «Пойду и пойду» замечательно было. И, вот, потом, ты знаешь, играя уже спектакль-дуэт – это Макеев Миша ставил – «Бедные люди» Достоевского, и, вот, опять энергетика текста. Если по-настоящему туда опускаться, в этот театр Достоевского, можно не вернуться. И у Вайды актриса была одна, которая играла у него, и, вот, ее привозили потом из больницы.

К.ЛАРИНА: То есть такой нервный срыв, да?

А.ФИЛИППЕНКО: Это, вот... И я видел, когда партнерша играет и надо прыгать туда, вниз, в бездну Достоевского. Проще отступить и сыграть «Театр» Островского – не та затрата, Сухова-Кобылина. А, вот, там это страшные вещи. Вот, мне с этой точки зрения очень интересно сходить посмотреть. Потому что я ощущал... Хотя, пишет о простых человеческих вещах, письма друг другу пишут двое. Но это, вот... Вот, поэтому Достоевский, Толстой, Чехов и великая классика, к которой надо так быть внимательным, так осторожным и так...

К.ЛАРИНА: А что Высоцкий? Какой Высоцкий у тебя в программе? Я, вот, себе не представляю. Это песни, которые ты читаешь? Или что это?

А.ФИЛИППЕНКО: Нет-нет-нет. Это, вот, его стихи.

К.ЛАРИНА: Неспетые?

А.ФИЛИППЕНКО: И не петые, да. Весь посыл моей программы о том, что про историю реалий того времени лучше скажут произведения Высоцкого. И, вот, есть одно стихотворение, и вот тут я взял с собой сейчас еще одно. Потому что когда вдруг молодежь... Я, вот, слушаю сейчас. Ну как? Ну, мягко сказать. Не то они поют, нет погружения.

К.ЛАРИНА: Высоцкого ты имеешь в виду?

А.ФИЛИППЕНКО: Да. И хорошо, что молодежь не знает, что такое партком, местком и все эти заседания, и прочее. И я обращаюсь к молодежи уже после спектакля. Приходят за кулисы обязательно – это так принято, вот, за кулисы приходить и просить автографы. Я говорю: «Что ж вы так?.. Я про август 1968-го вам рассказываю». Они говорят: «Александр Георгиевич, да у нас в 1968-м родители только еще из детсада пришли. Что мы можем? Как это быть?» (смеется)

К.ЛАРИНА: Ужас. Поэтому можно впарить все, что угодно, в эти головы.

А.ФИЛИППЕНКО: Абсолютно. Так, вот об этом вот... Безответственность и пусть они выбирают. Но говорю об этом: «Вы будете выбирать, о чем подумать, о чем нет». И, конечно, песня «Спасите наши души» - это не о подводниках, понимаешь? А гибнуть во цвете уж лучше при свете. Наш путь не отмечен, нам нечем, нам нечем, но помните нас. И это повторяю там. Я никогда не верил в миражи, в грядущий рай, не ладил чемодана. Учителей сожрало море лжи и выплюнуло возле Магадана.

А прочитать хотел я, еще забегая на какие-то возможные вопросы. И, конечно, страшная история эта с Кашиным совершенно. И, вот, хотел, как бы, не называть автора, но сразу почувствуете, чьи это стихи. «Штормит весь вечер и пока заплаты пенные латают разорванные швы песка, я наблюдаю свысока, как волны головы ломают. И я сочувствую слегка погибшим, но издалека. Я слышу хрип и смертный стон, и ярость, что не уцелели. Еще бы: взять такой разгон, набраться сил, пробить заслон и голову сломать у цели. И я сочувствую слегка погибшим, но издалека. А ветер снов гребни бьет, и гривы пенные ерошит. Волна барьер – она возьмет, ей кто-то ноги подсечет и рухнет взмыленная лошадь, и посочувствует слегка погибший ей издалека. Придет и мой черед, вослед мне дуют в спину, гонят к краю, в душе предчувствие как бред, что надломлю себе хребет и тоже голову сломаю. Мне посочувствуют слегка, погибшему издалека. Так многие сидят в веках на берегах и наблюдают внимательно и зорко, как другие рядом на камнях хребты и головы ломают. Они сочувствуют слегка погибшим, но издалека. Но в сумерках морского дна, в глубинах тайных кашалотьих родится и взойдет одна неимоверная волна, и наблюдающих поглотит. Я сочувствую слегка погибшим, но издалека».

К.ЛАРИНА: Браво. А кто это?

А.ФИЛИППЕНКО: Высоцкий.

К.ЛАРИНА: Да ты что?!

А.ФИЛИППЕНКО: Ну как, ну что? Тут прямо слышится. И песня есть на эту тему, но последний куплет – он не везде есть. А, ведь, тоже было, вот, вспоминаю, откуда пришло, как возникало. Открывались памятники Высоцкому, и мы с Борисом Хмельницким (царство небесное Боречке), мы часто откликались на эти предложения и вот так тоже надо было что-то короткое, что-то сделать, прочитать.

К.ЛАРИНА: Это, вот, у Петровского бульвара?

А.ФИЛИППЕНКО: И у Петровского, и потом было еще. Мариуполь, по-моему, еще. И по России открывали меценаты, бизнесмены на свои деньги памятники. И вот такое надо было короткое что-то сделать, очень сильное. Так же, как, вот, Памятник Грибоедову. В общем, опыт какой-то этого, такого рода выступлений уже есть и важно, что пусть из ста один-два человека придут, то есть подумают, как и что. Они придут домой к родителям и спросят: «Где у нас Гоголь?»

К.ЛАРИНА: Можно еще вопрос задать?

А.ФИЛИППЕНКО: Да-да-да.

К.ЛАРИНА: Как ты думаешь, почему на Русский марш приходит 5 тысяч человек, а на митинги демократические 200-300?

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, это... Опять, умные люди есть, понимаешь?

К.ЛАРИНА: Ну, как ты думаешь? Ведь, на Русский марш приходят также по зову сердца, и там автобусами не привозят нашистов.

А.ФИЛИППЕНКО: Согласен, согласен, да. Опасный трудный вопрос, и каждый решает сам. Это отголоски еще страха и инертности. И самое страшное для меня, что, вот, сейчас коэффициент не активности, не креативности (не хочу это сказать). Люди не верят в возможность исполнения творческих своих каких-то устремлений, вещей. Творческая активность снизилась неимоверно. Не верят. Вот эта добросовестность и отсутствие активности. Как мы можем двинуться.

К.ЛАРИНА: А чем это объясняют?

А.ФИЛИППЕНКО: Ой. Ну, дорогая, для этого есть умные люди.

К.ЛАРИНА: Ну, так, кстати, по поводу творческой активности я с тобой совершенно согласна, это очень видно по всему. И в том числе и по театру, и по литературе, и по всему это видно. И по степени социальной активности. Вот это вот я сочувствую слегка, издалека, да?

А.ФИЛИППЕНКО: Вот. Ты понимаешь, дорогая, я вспомнил вдруг, прости, фразу Юрия Петровича Любимова в свое время, когда он говорил «Что вы пристаете ко мне? Я ставлю, а Бояджиев объяснит». (все смеются) Вот, Афанасьев пусть все объяснит.

К.ЛАРИНА: Я поняла, да-да. Но тем не менее, ты же идешь.

А.ФИЛИППЕНКО: Ну, теория малых дел.

К.ЛАРИНА: Филиппенко приходит на площадь не для того, чтобы прочитать стихотворение, правда? Ты же не пиаришься приходишь. Как там рассказывали, что Шевчук – он пиарился в кабинете с Путиным. Ну, это же не в этом дело.

А.ФИЛИППЕНКО: Нет, абсолютно.

К.ЛАРИНА: Другая же мотивация. Если ты ничего не можешь изменить, все равно.

А.ФИЛИППЕНКО: Некоторая закваска... Нет, я верю, что я могу изменить. Все-таки, что-то. Ты понимаешь? Иначе бы я этого не делал. У людей происходит какой-то катарсис, читая Солженицына, понимаешь? Повторяю, пусть это будет один из ста.

К.ЛАРИНА: Когда Солженицын будет следующий?

А.ФИЛИППЕНКО: 24-го, в декабре 13-го.

К.ЛАРИНА: 24 ноября?

А.ФИЛИППЕНКО: Ноября, да. Вот, 24 ноября Солженицын, 23-го «Предбанник» с Юрским, 30 ноября с Гафтом мы играем замечательный, ведь, тоже спектакль, это отдельная история. Мы до сих пор репетируем с ним.

К.ЛАРИНА: Да мы поняли уже. (смеется)

А.ФИЛИППЕНКО: Ты понимаешь?.. Нет, ну вот, опять же, физически очищают.

К.ЛАРИНА: Виктюк даже знает, что тайком без него репетируют.

А.ФИЛИППЕНКО: Да. Разные актерские школы. Это так чувствуется. Моя вахтанговская и мхатовская – вот это формотворчеством больше надо заниматься, как нас учили, понимаешь?

К.ЛАРИНА: А как спектакль, кстати, вот сейчас идет, «Сон Гафта»?

А.ФИЛИППЕНКО: Другое тебе скажу. Зажигается свет когда в конце, я смотрю на зал. И тишина. И как они думают-думают-думают, и никто не заставляет их... Встают в конце. Встают. Потому что в первых прогонах мы не читали ничего – 2 стихотворения, которые не вошли в первый вариант. И как бы такой на бис, я одно читаю и это как бантик совершенно. И я не знал, что человек, который написал и кто исполняет написанное, это разные люди. Мне казалось, что все Валентин... Ну, вот, автор – он себя отделяет как-то. А мне кажется, все там написано, та ирония. Говорю: «Валентин, смотри, эти 2 слова – это ты же поставил?» А он говорит: «Да нет, мне сверху ночью как раз к вопросу о том, как это приходит». Вот это такие строчки. И я вот эти... Солженицын, Чехов, с Юрским «Предбанник», «Демарш энтузиастов» Довлатов, Аксенов, Высоцкий, Гоголь, Зощенко. Я вот тут читал в Сестрорецке у памятника Зощенко, 2 часа я читал. Ну, у них традиция у этой библиотеки и у городского начальства. И я еще с ними буду делать, и придумал программу – может, после этого я прочитаю вместе. Изумительно было бы.

К.ЛАРИНА: А Аксенова что? Проза или стихи?

А.ФИЛИППЕНКО: Вот, ты знаешь, вот сейчас тоже... Вот, раскрою такую тайну. Давно я не читал уже монолога по мотивам пьесы Виктора Славкина. Потому что неожиданно нашел, мне Козлов подсказал в «Ожоге» у Аксенова.

К.ЛАРИНА: Стихи.

А.ФИЛИППЕНКО: И отрывок на эту же тему из «Ожога». И, вот, будет памяти тоже Аксенова в клубе Эльдар в феврале, я знаю. Вот это...

К.ЛАРИНА: Смотри, 2,5 минуты. Что-нибудь сделаем по финал, Саш?

А.ФИЛИППЕНКО: Ой-ёй-ёй, для финала? А, есть! (смеется) И, вот, скажите, это Левитанского стихи (он писал), и вот первые строчки сейчас я прочту. Ну как можно?.. Это же он написал «В том городе, где спят давно». Ты понимаешь, что это про всех нас? «В том городе, где спят давно, где все вокруг темным-темно, одно как павшая звезда в ночи горящее окно. Да, там за густо разлитой многоэтажной темнотой, когда на целый мир одно в ночи горящее окно, как след звезды далекой свет лампы одинокой. Кромешный мрак и свет живой, свет лампы или свет свечи, поэзия – вот образ твой. Окно, горящее в ночи. Твой псевдоним и твой пароль, твоя немеркнущая роль, твое предназначенье – полночное светенье. Когда молчит благая весть и все во мрак погружено, хвала всевышнему, что есть в ночи горящее окно. Что там за прочно обжитой невозмутимой темнотой как за последнюю чертой свет лампы или свет свечи, на этой улице или на той!» И я так в зал: «Там, там, там окно, горящее в ночи». И орган: «Та-да-да-дам».

К.ЛАРИНА: Саш, спасибо большое. Я просто... У меня личный концерт сегодня был. Я, правда, была не одна, со мной миллионы и миллионы.

А.ФИЛИППЕНКО: Вот, слушай, я извиняюсь перед всеми. И ты знаешь, в этой уютной тихой комнате как будто мы вдвоем на кухне в старые времена...

К.ЛАРИНА: Да-да-да. (смеется)

А.ФИЛИППЕНКО: ...посидели, порепетировали. Спасибо.

К.ЛАРИНА: Ну вот. Так что я надеюсь, что услышали вы то, что хотели услышать, и то, что хотел сказать Александр Филиппенко вам, все это прозвучало в тех гениальных текстах, которые сегодня были прочитаны в этом эфире. Спасибо большое, Саш. До встречи.

А.ФИЛИППЕНКО: До встречи. До свидания.