Максим Никулин - Дифирамб - 2010-10-10
К.ЛАРИНА: Ну что? Сегодня в программе «Дифирамб» директор Цирка на Цветном бульваре Максим Никулин. Максим, приветствую, добрый день.
М.НИКУЛИН: Добрый всем день.
К.ЛАРИНА: В связи с юбилеем пришел к нам в гости Максим, но не собственным, а своего цирка. Цирку в этом году, даже в этом месяце, 13 октября. 13 октября?
М.НИКУЛИН: Ну, точной даты никто не знает. Но в октябре.
К.ЛАРИНА: В октябре. Исполняется 130 лет. Страшное дело. И цирк до сих пор работает, я вижу. Туда приезжают автобусы с людьми, потом их забирают, этих людей. И там все время какая-то живая жизнь происходит вокруг Цирка на Цветном бульваре. И я уже каждый раз, когда Максима вижу, все время рассказываю, как мне нравится наблюдать за тем, как фотографируются около памятника Юрию Владимировичу Никулину, который стоит около цирка. Это, наверное, одно из самых удачных творений, если говорить о скульптуре городской московской. Скажи, да?
М.НИКУЛИН: Нет, на самом деле, тут, ведь, какая история? Когда Александр Рукавишников предложил вот этот проект, он его сделал, даже не знаю как он успел, потому что он работал над памятником на Новодевичьем, и мы с мамой часто туда ездили в мастерскую, согласовывать какие-то детали, потому что он жаловался: «Я Юрия Владимировича не знал сам, очень трудно лепить человека, которого не знал лично, по фотографиям, по видео, по изображениям. Нужен контакт прямой». А у него не было. Поэтому он все время нас с мамой дергал, говорит: «Вот так вот? Лучше как?» И как-то в один наш приезд он вдруг вынес этот макет пластилиновый и говорит: «Вот, я поработал. Подумал, около цирка». А у нас была мысль поставить памятник, действительно, около цирка. И даже были предложения какие-то. Но когда мы увидели его макет, у нас даже мысли не было о том, что должно быть что-нибудь другое. И совершенно неожиданно для нас... То есть, может быть, это было предсказуемо, но для нас, неожиданно для всех, что памятник через какое-то время начал жить своей жизнью. Не той, которая, как бы, ему была нами предназначена, даже Сашей Рукавишниковым, а именно своей собственной. Ну, то, что там фотографируются, это было ясно предсказуемо. То, что начали приезжать свадьбы, менее предсказуемо.
К.ЛАРИНА: Да ты что?!
М.НИКУЛИН: Да. Ну, в общем, как бы, тоже, на самом деле.
К.ЛАРИНА: (смеется) Здорово.
М.НИКУЛИН: Да. А то, что... Во-первых, 2 раза отпиливали руль.
К.ЛАРИНА: А, все-таки, покушения были, да?
М.НИКУЛИН: Да. Но это не вандализм и это не в пункт цветных металлов. Даже охрана моя видела – там камеры стоят – что просто ночью приехали 2 джипа, гидравликой перекусили и уехали. То есть явно сувенир, кому-то на память в частную коллекцию. Оператор мой Паша Филимонов поздно после монтажа возвращался, из цирка вышел, ну, чего-то 2-й, 3-й час ночи, стоит мужик поддавший. Такой, прилично одетый, не бомж. У него бутылка водки в руке и он с ним разговаривает, рассказывает о жизни, делится, какие-то проблемы у него там, жалуется «Ну вот, видишь, какая жизнь-то, блин». То есть он живет.
Там регулярно старушка появляется вот такая, как раз из бомжих. И она подходит, фотограф стоит, фотографирует около памятника, она говорит: «Сынок, сними меня с Никулиным». Он говорит: «Бабуль, 50 рублей надо заплатить, потому что я же не могу тебя бесплатно. Всех-то я за деньги снимаю». Она встала, тут же развернулась и говорит: «Подайте на фотографию!»
К.ЛАРИНА: (смеется)
М.НИКУЛИН: Собрала деньги, говорит: «Давай, снимай». То есть совершенно какие-то нюансы есть...
К.ЛАРИНА: Там еще анекдот уже есть. Ты знаешь, что эвакуатор пытался неправильно припаркованную машину Никулина эвакуировать оттуда?
М.НИКУЛИН: А, ну да.
К.ЛАРИНА: Там же регулярно расчищают этот Цветной бульвар. Ну, в общем, понятно, что жизнь там идет, продолжается. Но давай мы немножечко поговорим об истории самого цирка. Потому что я не знаю, что такое? История цирка...
М.НИКУЛИН: Я очень плохо помню. Вот, честно говоря, подзабыл все.
К.ЛАРИНА: Да. Это история чего? История Цирка на Цветном бульваре, история русского цирка – вообще, это что? Это история культуры, история развлечений?
М.НИКУЛИН: Что касается меня, для меня однозначно цирк – это часть культуры. Причем, достаточно серьезная часть. И серьезная она, с моей точки зрения, является тем, что эта часть культуры впервые встречается с человеком. Потому что куда маленького человека ведут первый раз? Не в оперу, не в балет, не в библиотеку, не на выставку. Его ведут в цирк. И, вот, он впервые встречается с частью национальной культуры именно в цирке. И это очень важно. Ну, я не буду, конечно, такие, какие-то слова говорить космические, но очень важно: от того, что человек первый раз увидит, каким он станет. Я, вот, не уверен.
К.ЛАРИНА: И захочет ли он еще раз сюда прийти.
М.НИКУЛИН: Это тоже, само собой. Но с другой стороны, для маленького-то человека, в общем, не очень, наверное, важно качество искусства внутреннее. А внешнее – обязательно.
К.ЛАРИНА: Важно. Знаешь как? Человек, если там на плохой спектакль ребенка привести, он на всю жизнь запомнит и никогда в жизни больше в театр не пойдет по своей воле.
М.НИКУЛИН: Нет, я не к тому. Я к тому, что ребенок маленький – он может не понять разницы между тройным сальто-мортале и двойным.
К.ЛАРИНА: Это да.
М.НИКУЛИН: Между рекордным трюком и достаточно проходным. Но внешне, вот, то, что останется картинка в памяти, она должна быть яркой, доброй и очень правильной, потому что, действительно, ну да, первое, с чем ты сталкиваешься. Первый праздник – это цирк.
К.ЛАРИНА: Но, вот, все равно же время очень сильно изменилось. Понятно, что раньше российский цирк и, в частности, Цирк на Цветном бульваре, Цирк Никулина – это входило вот в такой валютный набор, да? Большой театр, балет русский, советский цирк, конечно же, да? И что там еще у нас бывало?
М.НИКУЛИН: Спорт.
К.ЛАРИНА: И спорт.
М.НИКУЛИН: Три кита экспортных.
К.ЛАРИНА: Да.
М.НИКУЛИН: Ну да, само собой. И вот это то, что мы потеряли, на самом деле. Я имею в виду цирк как искусство. Я изнутри сейчас говорю. Мы потеряли внимание со стороны государства – его сейчас просто нет.
К.ЛАРИНА: То есть ставки государство на эту часть культуры не делает вообще?
М.НИКУЛИН: Нет, нет-нет абсолютно и это очень обидно, на самом деле.
К.ЛАРИНА: А почему? Чем ты это объясняешь?
М.НИКУЛИН: Ну, во-первых, знаешь, в слове «цирк», я имею в виду, беру сейчас чисто цирк как слово, как языковая единица, в нем особенно для хозяйственников содержится негатив. «Что вы мне цирк устраиваете здесь? Что клоуна из себя корчишь?» Вот, поэтому, как бы, осторожно к этому относятся. Во-вторых, наш цирк просто не знают люди, которые наверху нами, как бы, делают вид, что руководят, они просто не знают, что такое сегодня наш цирк. Мне, вот, ну, честно говоря, было обидно, немножко противно, когда в прошлом году в первый раз приехал Дюсселей, и люди, властью обличенные, с экрана и в эфире говорили: «Ну вот же, вот оно! А наш-то где?» Мне хотелось спросить: «А вы у нас, вообще, давно были? Вообще, знаете, что у нас происходит в цирке? Вы знаете, что вообще с цирком русским происходит? Вы сначала поинтересуйтесь, потом говорите». Ну, нет пророка в своем отечестве, понятное дело. Но все равно это обидно.
К.ЛАРИНА: А почему такой бум, ажиотаж вокруг цирка Дюсселей? Он, действительно, заслуживает таких восхищений, восторга?
М.НИКУЛИН: Бум вокруг цирка Дюсселей – это грамотно и очень дорого сделанный пиар самим цирком Дюсселей. Понимаете, когда сам себя раскручиваешь до космических высот, дальше делать уже ничего не нужно. Достаточно посмотреть объем рекламы. Я, увы, знаю, сколько это стоит, то, что в Москве сегодня делается. Конечно, они собирают.
К.ЛАРИНА: Ну, подожди. А вокруг него такое же сумасшествие там, на Западе?
М.НИКУЛИН: Нет.
К.ЛАРИНА: Нет?
М.НИКУЛИН: Нет. Гораздо более сдержанно. В Японии, например... Да, понимаете, эстеты в восторге, пресса – да. А люди, которые ходят в цирк, говорят: «Ну, это не цирк. Тем более, для японцев. Это не для детей».
К.ЛАРИНА: Это шоу, да?
М.НИКУЛИН: У них цирк (у японцев) – это прямая ассоциация с детьми. В Европе тоже нет большого ажиотажа. Более того, французы долго их не пускали во Францию. Они не хотели, чтобы, как бы, вот эта чуждая им культура какое-то влияние поимела на нацию. А вообще, понимаете, это, конечно, не цирк. Вот, вчера дети мои ходили, они уж, слава богу, цирк знают и не первый раз ходили на Дюсселей. И тоже младший вчера пришел, я говорю: «Ну как?» Он говорит: «Ну, это не цирк, пап, конечно».
Это все очень здорово сделано. Это все, как говорят, богато. Но, понимаете, если есть такая поддержка и такой подпор, то все, что там, в принципе, есть (это свет, это звук, машинерия, спецэффекты, это постановочная работа), но это все, как бы, ничего грандиозного-то, ничего нового нет. И элементы цирка. Элементы цирка, в достаточном количестве те самые элементы, которые 25 лет назад были из России все вывезены и там реализованы.
Потому что главная заслуга и Ги Лалиберте, и Жиля Сен-Круа – это, действительно, воплощение великой американской мечты. Они генерировали идею и умудрились внушить людям дать денег под эту идею. Вот это самое главное, понимаете? Это то, что я здесь не могу сделать. У меня куча идей, которые я не могу реализовать только потому, что нет бюджета на это.
К.ЛАРИНА: Ну, вообще, в этом есть какой-то парадокс. Потому что, как мы понимаем теперь уже из разговора с Максимом Никулиным, цирка как части современной российской культуры для государства российского не существует. Но при этом само цирковое искусство – оно невероятно популярно. Ведь, давайте обратим внимание, что в любом, там не знаю, заведении каком-нибудь развлекательном, там, начиная от какого-нибудь ночного клуба и заканчивая шикарным рестораном, программа варьете включает в себя обязательные цирковые компоненты, будь то иллюзионисты, будь то акробаты, будь то какие-нибудь эквилибристы.
То же самое мы наблюдаем в различных телевизионных шоу, я имею в виду ту пресловутую «Минуту славы», прежде всего. Это же сплошной цирк кругом и это очень популярно. На всех корпоративах все обязательно заказывают что-нибудь цирковое себе.
М.НИКУЛИН: Конечно-конечно.
К.ЛАРИНА: Например, цирка как индустрии не существует.
М.НИКУЛИН: Не, я вам больше могу сказать, что сейчас явно тенденция за последние 5-7 лет, может быть, когда у нас большие компании, крупные корпорации, банки отмечают какие-то даты именно в цирке. Они снимают цирк, мы по их заказу моделируем какой-то спектакль из того, что у нас есть, из тех, кого они сами приглашают. Там такой микс, как бы, делают, ну, типа варьете. И они отмечают это в цирке.
К.ЛАРИНА: Тогда почему не жить тогда спокойно по законам шоу-бизнеса и не корчить из себя искусство? Может быть, легче было бы?
М.НИКУЛИН: Нет, а легче бы не было все равно. Потому что, что значит «законы шоу-бизнеса»? Закон шоу-бизнеса один: продал билет, получил деньги. У нас то же самое: продал билет, получил деньги. Но плюс к этому-то я должен платить и арендную плату за здание и за землю, и коммунальные расходы, и зарплату сотрудникам, и корма для животных, и гонорары приглашенным участникам спектакля.
Поэтому тут расходов очень много, на самом деле, понимаете? Достаточно просто, я, честно говоря, завидую... Я понимаю, что это, как бы, не пальцами щелкнуть, но достаточно просто договориться, списаться, там, с директором Стинга, снять здесь зал, оплатить его, прокатать 2 концерта и спокойно на этом, как бы, остановиться. А мы-то, ведь, живем только с тех денег, которые мы получаем с билетов. А у нас спектакли каждый день, по 6, по 7 раз в неделю. И вот тут очень сложно заполнять каждый раз этот зал. Но то, что он заполняется в той или иной степени, это уже говорит о том, что людям сегодня цирк нужен. Иначе бы туда просто не ходили, понимаете?
К.ЛАРИНА: Много, Максим, уезжает цирковых артистов?
М.НИКУЛИН: Нет.
К.ЛАРИНА: Нет?
М.НИКУЛИН: Нет. Это всегда было мало, на самом деле. Много... Ну, как «много»? Тоже не тысячи, конечно. Достаточное количество, может быть, сотни полторы и то не самых лучших уехали в годы 90-е, когда было сложно, когда было непонятно, когда вообще неизвестно было, чем все это кончится.
Но все равно они все здесь. Понимаете, сейчас уже по-разному, сейчас уже сместились понятия, и ребята у меня получают практически столько, сколько они бы получали в Европе. Может быть, чуть меньше, да, потому что у нас разные экономические условия. Но, во-первых, у нас платят за спектакль, там – за рабочий день. Количество спектаклей здесь больше, чем там, однозначно. Во-вторых, они все прекрасно понимают, что здесь их дом. Здесь, если они обратятся, им пошьют костюмы, поменяют музыку, с ними будет работать режиссер, хореограф, художники по свету, по звуку. А там этого ничего нет. Там сломался реквизит – приходишь к директору цирка, он говорит: «Ну, чини. Какой вопрос-то? У тебя контракт, вот иди, покупай и вперед».
Поэтому все же сейчас всё прекрасно понимают. Сейчас изменился вообще, в принципе, у молодых особенно артистов изменилось представление о том, что они будут делать дальше. Потому что сейчас очень многие ребята, практически молодые все – они все где-то учатся. Кто-то в ГИТИСе.
К.ЛАРИНА: Чтобы была профессия?
М.НИКУЛИН: Да. Все прекрасно понимают, что жизнь артиста, особенно в жанрах силовых, это...
К.ЛАРИНА: Короткая очень, да.
М.НИКУЛИН: Ну, 35-40 лет.
К.ЛАРИНА: Как в балете.
М.НИКУЛИН: Да. А дальше-то что делать? Понимаете? Сейчас очень многие компьютерами занимаются, программированием, прочим. Поэтому те времена, когда человек рождался в опилках и у него не было другой судьбы кроме как идти в цирк дальше работать, они прошли, эти времена. Потому что тогда я застал часть их маленьким, я помню. И по рассказам отца с мамой. Как у многих артистов тогда не то, что квартиры, у них прописки не было нигде. И они были обречены на то, чтобы колесить всю жизнь, неизвестно где вообще и остановиться. Ну и у детей, естественно, такая же судьба.
К.ЛАРИНА: Как дети военных, да? Вот, которые... То же самое.
М.НИКУЛИН: Да. Только в большей степени количество перемещений. То, что военные, все-таки, несколько лет-то в одном городке, в одном гарнизоне – да. А здесь каждый месяц переезды.
К.ЛАРИНА: Я помню, у нас как раз в школе тоже учились очень много таких детей цирковых, которые жили в гостинице «Арена», которая была только тогда построена, вот, где метро Спортивная.
М.НИКУЛИН: Да-да-да.
К.ЛАРИНА: Вот там очень много таких было детей, цирковых артистов, которые работали по контракту какое-то время здесь в Москве.
М.НИКУЛИН: По разнарядке, называлось. Слова «контракт» не было.
К.ЛАРИНА: Да-да, по разнарядке.
М.НИКУЛИН: Ну, вот, это счастье попасть в Москву, там, на 2, на 3 месяца. Потому что со мной-то было проще, потому что у родителей было преимущество большое перед другими их коллегами, потому что у нас была комната в Москве и бабушка, которая могла со мной сидеть. А так бы сейчас вы меня видели...
К.ЛАРИНА: А никогда не стыдился, что папа – клоун?
М.НИКУЛИН: Да нет. Честно говоря.
К.ЛАРИНА: Нет, понятно, что папа – Юрий Никулин. Это понятно. Но, вот, так, в принципе?
М.НИКУЛИН: Да этого тоже не было. Вот, меня спрашивают, вот, честно говоря, ни в школе, даже ни в институте никаких не возникало вопросов.
К.ЛАРИНА: А не ждали все время шуток от сына Никулина?
М.НИКУЛИН: Нет. Но дожидались, на самом деле.
К.ЛАРИНА: (смеется)
М.НИКУЛИН: Но такого ожидания чего-то такого, нет-нет, такого не было.
К.ЛАРИНА: Конечно, бог спас в том смысле, что вы на манеж сами не выходите и как артист не выступаете в цирке и никогда не пытались. Тогда неминуемо были бы сравнения. А так, все-таки, вроде там же, но совсем другая карьера, другая жизнь.
М.НИКУЛИН: Ну, профессия другая совершенно. Я ее себе в свое время построил и не жалею, как не жалею о том, что попал в цирк случайно достаточно, уже на... Ну, не на склоне, конечно, но в зените лет.
Но я вообще обычно не жалею о том, что сделалось, потому что оно уже сделалось.
К.ЛАРИНА: Нет, чего уж теперь говорить.
М.НИКУЛИН: И резона-то какого.
К.ЛАРИНА: Конечно. Уже дедушка, как я выяснила.
М.НИКУЛИН: Да-да-да.
К.ЛАРИНА: Максим, а вот теперь давайте про клоунов поговорим. Вот, для меня все время был самый страшный момент, который обычно показывали по телевизору в каких-то фильмах про цирк, вот, особенно в фильме «Мой любимый клоун» с Меньшиковым. Смотрел этот фильм, да? «Мой любимый фильм», Олег Меньшиков и Владимир Ильин играют двух клоунов.
М.НИКУЛИН: Да-да.
К.ЛАРИНА: Когда сдавались номера вот этим вот комиссиям. Когда в полной тишине с каменными лицами сидят несколько человек и смотрят клоунскую репризу. Вот, что это такое? Изменилось с тех пор время? Или ты вот так же?
М.НИКУЛИН: Это то же самое я испытал позавчера, когда смотрел промежуточный показ.
К.ЛАРИНА: Да ладно? (смеется)
М.НИКУЛИН: Ребята молодые репетируют у нас, клоуны. Вот также мы сидели и смотрели.
К.ЛАРИНА: Ну, это же ужас!
М.НИКУЛИН: Ну, конечно, ужас. Ну а что делать? А как по-другому? Все равно ж надо сначала посмотреть, прежде чем показывать зрителям-то.
К.ЛАРИНА: Ну и что? И смеяться нельзя? Или не смешно?
М.НИКУЛИН: Да не смешно. Не потому, что это не смешно. Как бы, по жизни не смешно. Потому что атмосфера вся. Все ж смеются вместе. А мы-то о другом думаем – будет ли это смешно? А когда ты это об этом думаешь, тебе уже не смешно самому, ты думаешь совершенно о другом.
К.ЛАРИНА: А как артист? Он же должен понимать, вообще, какую-то реакцию он должен?..
М.НИКУЛИН: Ну, для артистов вообще кошмар, я думаю. Я даже не спрашиваю. Но представляю себе. Папа мне рассказывал, да, когда они показывают репризы. А тогда же другие еще были заморочки этой всей комиссии – выдержано ли это идеологически? А нет ли здесь чего-то еще? То есть компьютер работает. А не накажут ли за это? Поэтому сейчас-то немножко проще. Но позитив – ребята хорошие и есть над чем работать. И, в общем, я думаю, что у них получится.
К.ЛАРИНА: А Юрий Владимирович рассказывал, как они сдавали?
М.НИКУЛИН: Ну, естественно, конечно.
К.ЛАРИНА: И как? Вот именно так это и происходило?
М.НИКУЛИН: Да, да. Под звук собственных шагов.
К.ЛАРИНА: (смеется)
М.НИКУЛИН: Тут-то хоть другое, тут, все-таки, мы в репетиционном манеже это делаем, там артисты вокруг, которые репетируют, стоят, смотрят тоже. Они аплодируют, они поддерживают, само собой. А раньше же никого не пускали – только комиссия.
К.ЛАРИНА: Насколько сплоченное вообще вот это сообщество цирковое? Цеховое, я имею в виду. Есть какая-то солидарность цеховая?
М.НИКУЛИН: Я думаю, что ничего не изменилось, на самом деле. Потому что, опять же, цирк – он накладывает определенные какие-то на психику, очевидно, отпечатки. И когда мне говорят тоже... Был с кем-то у нас разговор, даже, по-моему, в эфире о детях цирка, о том, что дети, лишенные детства. Я говорю: «Наверное, да, наверное, чего-то они лишены». Я до сих пор помню, я маленький был и был маленький Андрей Шуйдин, сын дяди Миши Шуйдина. И мы с ним где-то на гастролях в Сочи, что ли, по-моему, бегали там по цирковому двору, чего-то играли с какими-то пулялками. А в стороне стоял маленький Саша Кис, сын жонглера и, плача, кидал 4 кольца, потому что он должен был 5 часов в день заниматься. А без этого нельзя – у жонглеров, тем более.
Наверное, чего-то цирк лишает, чего-то отбирает. Но с другой стороны, у людей, выросших в цирке и у работающих в цирке, которые пришли, может, чуть позже детства, у них очень быстро формируется отношение такое к себе, что ты все время в ответе за чью-то жизнь. А это очень сильная, наверное, мотивация для формирования менталитета. Где бы ты ни работал, в каком бы номере, ты либо кого-то страхуешь, либо держишь лонжу, либо пассируешь, либо принимаешь трюк. То есть жизнь человека в твоих руках, а это, наверное, действительно, очень сильно. И это меняет людей, это их, действительно, сплачивает.
Ну, были случаи анекдотические, конечно, в истории цирка, был групповой номер канатоходцев. Тогда, да и сегодня, в принципе, часто... Он такой, совершенно фамильный номер, совершенно семейный. Там папа в свое время сделал, и там уже и папа, и дети, и их жены, и мужья дочерей, и какие-то племянники. То есть там обрастает это все такой семейственностью. И, вот, там в номере главные были папа и его старший сын. И они с ним разругались. Причем, разругались до такой степени, что до конца жизни отца не разговаривали вообще с ним – они только переписывались. Но это не мешало им каждый вечер выходить в манеж и друг друга страховать. Потому что это совершенно разные вещи, понимаете?
Когда, вот, этот фильм запускали «Принцесса цирка», сериал-то был, мне принесли сценарий посмотреть. Я говорю: «Там бред полный. Если юноша с девушкой рассорился, а он держит ее в руках на воздушном аппарате, ему никогда в жизни не придет отпустить там или, не дай бог, что-то сделать. Это другие вещи совсем, это цирк». То есть для цирковых эта мотивация совершенно просто бредовая.
К.ЛАРИНА: Невозможная.
М.НИКУЛИН: Да. Это представить себе невозможно. Да и всегда. Понимаете, в цирке, ведь, какая история? Даже в советское время, когда выезжали за границу, практически не было анонимок в главке ни на кого. Многие вообще писать-то не умели. А потом это надо сидеть, писать. А потом, понимаете, когда есть 5 претендентов на то, чтобы спеть или станцевать сольную партию, то здесь-то каждый сам по себе. Это жонглер, это канатоходец.
К.ЛАРИНА: И никто не подсиживает друг друга?
М.НИКУЛИН: Да нет! Они все разные. Даже жонглеры, их там 5 человек возьми, поставь рядом – они все разные.
К.ЛАРИНА: Максим Никулин, мы прервемся на выпуск новостей, потом продолжим нашу творческую встречу и, естественно, с вашим участием, дорогие друзья. SMS для вас работает и телефон мы тоже включим обязательно.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Продолжаем нашу встречу. В программе «Дифирамб» сегодня директор Цирка на Цветном бульваре, Цирка Юрия Никулина Максим Юрьевич Никулин. Напомню нашим слушателям SMS +7 985 970-45-45, телефон прямого эфира 363-36-59. Смешной вопрос пришел: «Кого из цирковых артистов вы сможете заменить в крайнем случае?» Интересный вопрос.
М.НИКУЛИН: Даже не знаю. Я не владею цирковыми дисциплинами. Мог бы поработать дрессированной собачкой или котиком, там, ну, кем-нибудь.
К.ЛАРИНА: А клоуном?
М.НИКУЛИН: Нет, клоуном... Теоретически, насмотрелся же, естественно, и наизусть отцовские репризы помню, и многие другие. Но жалкое зрелище будет, поверьте. Я же не артист.
К.ЛАРИНА: Ну ладно! Нет-нет-нет. Очень артистичный человек. И, кстати, мы про это не говорили, все больше про цирк говорили, а про саму, как бы, творческую профессиональную жизнь Максима не говорили – что он начинал ее и закончил факультет журналистики, начинал как журналист, работал на телевидении. Здесь наши слушатели есть, которые помнят вас на этом поприще. «Максим Юрьевич, помню вас на Первом канале «Утро». Как по-вашему, ТВ сильно деградировало или есть еще куда опускаться?»
М.НИКУЛИН: Пределов совершенству нет, и в низшую сторону тоже, в негативную. К сожалению, да. Но, вы знаете, тут можно тоже, ведь, как какое-то брюзжание все это воспринять «Вот, в наше время...» Не так давно был юбилей одного из моих коллег по прошлой работе, информации и телевидения, и мы собирались в ЦДРИ. Ну, как бы, те, кто работал в то время, от главного редактора до корреспондентов, комментаторов, выпускающих и прочее. И какие-то слова там все со сцены говорили, вспоминали. Я говорю: «Вы знаете, вот мы сейчас здесь все стоим. У нас практически группа, которая может выпустить программу «Время» сегодня в эфир. Вот, если бы нам дали такую возможность, то все бы почувствовали разницу».
К.ЛАРИНА: Все-таки, уровень профессионализма другой, да?
М.НИКУЛИН: Уровень другой, уровень профессионализма другой. Наверное, техника сейчас больше заменяет. Я когда начинал, еще снимали на узкую пленку, потом только видео появилось. Как и на радио – там помню пленку клеили грушевой этой эссенцией, скотчем. Потом уже появились какие-то... Даже цифры не было еще при мне.
Но изменилось другое – изменилось отношение. Почему-то все время (при мне еще было) говорили, что надо работать как CNN. Вот, был эталоном CNN. Почему CNN? Непонятно. И все говорили: «Хорошо, дайте нам вертолеты, дайте нам машины, камеры хорошие. Мы будем работать как CNN». Просто другая была история. Я еще начинал работать на радио младшим редактором в «Маяке». И, естественно, разговора о том, чтобы меня до эфира допустить, не было в принципе. Тут младший редактор. Куда? Но я обязан был 2 раза в неделю посещать занятия по технике речи, семинары по русскому языку, мастер-классы. А мастер-классы нам читали и Левитан, и Высоцкая, как бы, киты, монстры. Русский язык нам вел, на минуточку, Розенталь. То есть все по полной. Голоса и речь нам ставили, из Большого театра люди приходили, из МХАТа люди приходили.
То есть даже тех, кто, как бы, к эфиру-то еще не готов, все равно их дрессировали, уже затачивали под эфир. И потом у нас уникальная была совершенно история в журналистике, у нас был жанр, которого сегодня нет. А тогда не было ни в одной кроме нас мировой журналистике. У нас был жанр информационной журналистики. То есть мы писали наши сюжеты и снимали наши сюжеты, и на радио писали материалы по принципу драматургического как маленький рассказ, как очерк, как эссе. А сегодня все по учебнику.
Что такое репортаж? Репортаж – это отчет о событии с места события с участником, героем события. Все, привет. Ни литературы, ни публицистики, ни своего отношения. А у нас к этому привыкла аудитория. Всем хотелось подробнее, всем хотелось чего-то «А что там еще?» А тут... Да, CNN, сухо. Так у нас на это ТАСС есть – пожалуйста. Бери «тассовку» любую, озвучивай и пиши.
К.ЛАРИНА: Ну, собственно, так и делают сейчас.
М.НИКУЛИН: Да. Судя по всему, да.
К.ЛАРИНА: Поэтому фамилии и имена ведущих информационных программ не запоминаются.
М.НИКУЛИН: Да, за редким исключением. Я уж не говорю про русский язык, там, ударения и слово «волнительно», от которого меня корежит постоянно. Ну, многое есть. Грустно, на самом деле.
К.ЛАРИНА: Максим, еще такой вопрос, возвращаясь к цирку: «Скажите, пожалуйста, на ваш взгляд, а может быть цирковое искусство актуальным?»
М.НИКУЛИН: Да.
К.ЛАРИНА: Или это вещи 2 несовместные?
М.НИКУЛИН: Нет, почему? Оно должно быть актуальным.
К.ЛАРИНА: Каким образом этого добиться?
М.НИКУЛИН: Понимаете, здесь, ведь, как бы, что такое цирк? Цирк – это, как говорил один в старом цирке администратор, которого спрашивали «Какая программа?» Он говорил: «Какая программа? Дрессированные собачки, слоники, разные трюки». Вот, с одной стороны, тоже должно быть. А с другой стороны, должен быть тот самый подход больше в сторону драматургии, в сторону театрализации. И в этом случае это именно артист цирка – это не просто жонглер, канатоходец и прочее. Он рассказывает свою историю выразительными средствами того жанра, которым он владеет. Это сложно достаточно.
К.ЛАРИНА: Кстати, простите, вопрос задала и сразу же подумала о том, что, собственно, этим занимался всю жизнь Юрий Никулин. Потому что все его репризы клоунские – они были невероятно актуальны. Чем они запомнились-то, прежде всего. Очень узнаваемым сегодняшним, очень острым взглядом на современную жизнь.
М.НИКУЛИН: Да ничего, на самом деле, подобного. Просто они о вечном.
К.ЛАРИНА: Ну, нет. Ну, не скажите.
М.НИКУЛИН: Хорошо. Фильм «Бриллиантовая рука», который насквозь состоит из аллюзий того времени, из намеков, подшучивание над теми ситуациями, которых сегодня просто быть не может. Он сегодня актуален?
К.ЛАРИНА: Актуален.
М.НИКУЛИН: Правильно. А почему, когда этого нет ничего? Сегодня абсолютно другая страна, а фильм смешной.
К.ЛАРИНА: Ну, потому что человеческие типы – они выживают.
М.НИКУЛИН: Вот.
К.ЛАРИНА: Они переживают социальное устройство общества, да?
М.НИКУЛИН: Правильно. О вечном. Мы об этом и говорим. Когда артисты рассказывают в своем номере, допустим, воздушном о любви друг к другу, это читается, если это настоящие артисты. А любовь – это, как бы, вечная тема, понимаете? Ну, мне трудно, как бы, что именно актуально. Понимаете, цирк – он актуален тем, что он говорит о жизни, что он живой, что он честный. А честность – это та вещь, которой всегда мало, к сожалению. И когда приходят люди и видят, что другие люди в манеже, которые умеют делать то, что не умеет делать никто другой, себя всего этому отдают, сжигают себя практически перед аудиторией и все это честно – это без фонограмм, без спецэффектов, без фотошопа и прочего. Это все живое. Тогда это достойно уважения.
Понимаете, что значит «актуально»? В свое время, я помню хорошо, собрали какой-то Худсовет в Главке, в Союзгосцирке. Ну, советские еще годы 70-е, конец. И говорят, что «перестаньте, что клоуны занимаются отплясыванием классических реприз. А почему у нас нет актуальной, на злобу дня политической репризы какой-то? Надо, товарищи, сделать. Есть указание». Ну, сказано, значит, надо сделать, хотя, все к этому относились скептически. Была придумана история, написана реприза клоунская. Она называлась «Похороны атомной бомбы» (тогда это было актуально). Изготовлен реквизит. Реприза заключалась в следующем. Выходит в манеж клоун, такой, традиционно одетый и выводит ишака живого. А, нет, наврал. Выводит бутафорскую корову – знаете, шкура, в которой 2 человека сидят там внутри. Бутафорская корова. Корова впряжена в возок, где лежит атомная бомба. А сзади идет осел, живой осел, одетый в черный цилиндр, черный фрак. И ведущая спрашивает: «А что такое? В чем дело? Что происходит?» Он говорит: «Это то, о чем мечтают все прогрессивное население нашей планеты – это похороны атомной бомбы». Ну, показывают на осла, говорят: «А почему же он в трауре?» - «Да потому что он осел». Ну, вот такая реприза, понимаете? Ну, сделана, значит, надо ее, как бы, обкатать. Ее приняли. И, вот, на утреннике решили ее показать в московском цирке. Все стоят в проходах, я в том числе. Выходит клоун, выводит всю эту канитель и говорят: «Что это такое?» - «Это то, о чем мечтают все прогрессивные люди нашей земли». В это время осел непонятно по какой причине вдруг полез на корову на эту.
К.ЛАРИНА: (смеется)
М.НИКУЛИН: Причем, это все в манеже происходит, полно народу, все его оттаскивают. Он озверел, кусает того, которого сзади за спину, копытами лупит. Перевернули эту самую тележку, бомба упала, те в шкуре тоже перевертелись, рухнули, они там не могут разобраться между собой. В общем, всех с манежа убрали. Так никто и не понял, о чем мечтает прогрессивное, как бы, человечество. Но Местечкин сказал: «Через мой труп. Все, - говорит, - больше никогда». И так все, похерили репризу.
К.ЛАРИНА: Ну, подождите. А цензура в цирке была?
М.НИКУЛИН: А чего там, собственно цензурировать?
К.ЛАРИНА: Вот, не было цензуры?
М.НИКУЛИН: Я думаю, что не было. Потому что, в принципе, когда Никулин и Шуйдин выпустили репризу, самую, наверное, смешную репризу с бревнышком, то это прямая совершенно ссылка на коммунистический субботник. Никому в голову-то не пришло. Причем, почему не пришло, я не понимаю – там все читалось просто крупными печатными буквами. Там идиотам все было понятно, особенно когда он кепку еще назад сдвигает. Ничего. Вот, странная вещь.
К.ЛАРИНА: Странная вещь, потому что тут же параллельно невероятная цензура царила в сопредельных видах искусства – и в театре, и в кино, и в литературе. Ну, даже доходило до смешного. Я сейчас вспомнила один из смешных моментов, когда запрещали фильм «Добро пожаловать, Или посторонним вход воспрещен», потому что бабушка, которую хоронили, была похожа на Хрущева, да?
М.НИКУЛИН: Ну, там много было фильмов, которые запрещали.
К.ЛАРИНА: Вот здесь не было таких вот идиотизмов? То есть вообще не цензурировалось никак?
М.НИКУЛИН: Да нет. Вот, странно... Может, кого-то там, конечно, постарше спросить. Но на моей памяти этого не было. А, собственно, что в цирке цензурировать? Только клоунаду, на самом деле.
К.ЛАРИНА: Почему? Я не знаю, может быть какой-нибудь тайный смысл, там, не так медведь одет или свинья похожа на кого-нибудь. Когда вот эта знаменитая история с Дуровым, когда он там свинью выводил, какая-то была аллюзия с царским режимом.
М.НИКУЛИН: Да, чуть ли не сословие.
К.ЛАРИНА: Да-да-да.
М.НИКУЛИН: Знаете, отец-то говорил, что клоунам больше прощается. Потому что клоун в восприятии людей... Ну, чего уж там говорить, правили-то нами люди не слишком далекие. Так вот, в их понятии клоун – дурачок. Ну а чего с дурачка взять-то? Ну, чего-то сказал, ляпнул... А медведь... Я помню, были где-то на гастролях летом, был очередной юбилей советской власти, я уж не помню какой, такой, круглый достаточно. И отцу – он был членом Худсовета главка тогда Союзгосцирка, и ему прислали на согласование сценарий юбилейного спектакля, по-моему, на Проспекте Вернадского планировали сделать его. И он получил, сценарий привезли ему, он сел читать и через буквально 5 секунд я слышу дикую ругань его. Я к нему подхожу, говорю: «Что такое?» Он говорит: «Ну, почитай сам. Вот, почитай сам, чего они написали все». И я беру этот сценарий, читаю. Вот, честное слово, все это было, я цитирую текстуально. Это начало программы. «Под звуки государственного гимна СССР на манеж выбегают 15 обезьян, одетые в национальные костюмы союзных республик».
К.ЛАРИНА: (смеется) Да ладно!
М.НИКУЛИН: Я клянусь!
К.ЛАРИНА: (смеется)
М.НИКУЛИН: Я клянусь. Да. И большего идиотизма представить себе невозможно. Ну, кто-то, ведь, писал, наверное. А другие, которые потом все это принимали, тоже чем-то думали, наверное. Это сейчас, понимаете, когда у Азиза Аскаряна там обезьяна танцует еврейские танцы, там...
К.ЛАРИНА: А, кстати, тоже была история. Письма же писали еще какие, я помню.
М.НИКУЛИН: Жаловались, да.
К.ЛАРИНА: Да. Это надо просто напомнить нашим слушателям, кто не знает, что обвиняли Азиза Аскаряна чуть ли не в антисемитизме. Что издевательство над еврейским народом, что, действительно, обезьяна... В чем там она была? С пейсами, да?
М.НИКУЛИН: Ну, да, с пейсами, да, в кипе.
К.ЛАРИНА: Да-да-да. Что безобразие, издевательство, обвиняли в разжигании национальной розни.
М.НИКУЛИН: Ну, вообще, понимаете, это самая обидчивая нация на свете, на самом деле, мне так кажется. А тут еще был какой-то внутренний конфликт у них, поэтому кто-то был более сионистски настроен, кто-то менее. Потому что другие поддерживали как раз.
К.ЛАРИНА: (смеется)
М.НИКУЛИН: Один главный раввин говорил, что это замечательно, а второй, что это ужас, это антисемитизм и прочее.
К.ЛАРИНА: Ну, это понятно, из области абсурда, безусловно. Но! Есть такое мощное движение в мире как Гринпис в защиту животного мира. Есть целое движение, которое протестует вообще против использования животных.
М.НИКУЛИН: В цирке, да, я знаю.
К.ЛАРИНА: В цирке, в представлениях. Ваше отношение к этому?
М.НИКУЛИН: Мое отношение к этому отрицательное. Я объясню почему. Потому что мне приходилось с некоторыми из этих, вот, индивидуумов встречаться и общаться. И, понимаете, вот, я много раз говорил, что меня одержимость привлекает. А фанатизм пугает. Вот это фанатики. Это люди, у которых никаких аргументов, никаких про и контра они не понимают, у них совершенно глаза застланы. Но над ними стоят люди, которые делают себе на этом политический и другой капитал. Это абсолютно нормально. Это люди, которые организуют остальных в толпу и начинают борьбу за какие-то там порой мифические права.
Но я не очень понимаю. Понимаете, животных можно чего-то заставлять делать, не заставлять – ладно, это другой разговор. Но, например, я своими глазами видел в Европе номер с жирафом цирковым. Ну, жирафа дрессировать нельзя – его можно там даже убить, он ничего не сможет делать все равно. Животное не дрессируемое. Но выходит этот жираф, он идет по манежу, по кругу, а по проходу идет ассистент и раздает детям бананы. И они этого жирафа кормят бананами.
К.ЛАРИНА: И все.
М.НИКУЛИН: Мы видели их лица, этих детей. Восторг полный. Во-первых, жираф – это такое трогательное животное, дурацкое, нелепое с этими рожками, с лиловым языком и глазками. Ну, очень смешное все. Но восторг полный совершенно.
Ну, как бы, собаки и лошади – они не считаются животными. Сейчас во Франции работали собаки. Дети рвутся потом за кулисы, чтобы погладить этих собак. Казалось бы, понимаете? Жестко, жестокость.
К.ЛАРИНА: Да. Существует, факт насилия же – он не отрицаем, он все равно есть.
М.НИКУЛИН: А детей воспитывают как? По заднице никто не хлопает? Подзатыльник не дает никто?
К.ЛАРИНА: Ну, тоже запрещено законом, да?
М.НИКУЛИН: Ну, законом столько запрещено...
К.ЛАРИНА: Жестокое обращение.
М.НИКУЛИН: Ну да. А потом, есть жесткость и жестокость. Я, естественно, могу говорить только о наших артистах, с которыми я работаю, которых я знаю. Но никому в голову не придет бить его, там, до крови. Потом говорят «Вот, тигра ударить». Вы тигра когда-нибудь трогали, нет?
К.ЛАРИНА: Нет, конечно.
М.НИКУЛИН: Ну, заходите, потрогайте.
К.ЛАРИНА: Нет, ну мы знаем, что бывают такие...
М.НИКУЛИН: У него шкура такая, что у слона там, пнуть слона.
К.ЛАРИНА: Вопрос задаем. А то не успеем вопросы задать от слушателей. «Почему самый выдающийся клоун СССР Олег Попов не работает в вашем цирке?»
М.НИКУЛИН: Я с большим уважением отношусь к Олегу Константиновичу, но то, что он делает сейчас – я видел не так давно – это никому нельзя показывать. Это... Понимаете, человека жалко. Это старый человек, который валяет дурака в манеже. Ну, это уже не цирк, понимаете? У себя в своем маленьком там шапито, может быть. А здесь, на этой площадке, ну, это... Я был свидетелем тому, как последний свой сезон работал Карандаш здесь же, на Цветном бульваре у нас. Это было больно просто до слез, потому что человека жалко. Ну, определенный, как бы, возрастной ценз – он должен все равно присутствовать, он у каждого в голове должен быть, понимаете? Это очень индивидуально. Потому что, не знаю там, Клинту Иствуду, и сегодня на него с удовольствием можно смотреть. А на другого-то там уже в 45 никак. Отец говорил, он кого-то цитировал из классиков жанра, он говорил, что лучше для артиста уйти на год раньше, чем на день позже.
К.ЛАРИНА: А для него это было тяжелое решение, когда он понимал, что надо уходить?
М.НИКУЛИН: Тяжелое решение, но он его принял. Он его принял, он поехал в Тверь, отработал там финальный свой...
К.ЛАРИНА: Сколько ему было лет на тот момент?
М.НИКУЛИН: Ему – 65.
К.ЛАРИНА: Ну, это совсем не возраст.
М.НИКУЛИН: Ну, он, как бы, для себя это почувствовал. Ему говорили: «Юрий Владимирович, вы что! Вы еще можете работать». Он говорил: «Мальчик, нет, я все достаточно, я уже поработал, мне уже...»
К.ЛАРИНА: Ну, я скажу, все-таки, про Попова. Я не ожидала такого ответа, потому что для меня... Я, естественно, помню его как советский человек, помню прекрасно Олега Попова, советского клоуна, лучшего клоуна СССР. Вот, для меня это 2 абсолютно параллельных направления в клоунаде – то, чем занимался Юрий Никулин, и то, чем занимался Олег Попов. И из этих двух направлений я, например, всегда выбирала Никулина, потому что то, что делал Олег Попов, солнечный клоун так называемый, у меня вызывало ощущение неловкости. Мне можно, я говорю то, что я помню еще по своему детству. Это никогда не было смешно, это никогда не было обаятельно, в этом чувствовалась какая-то фальшь. Я не знаю, согласится со мной Максим или нет – может быть, вряд ли – но мне кажется, что все равно это такое тонкое искусство, оно только на первый взгляд кажется очень простым. Правда же?
М.НИКУЛИН: Да это совсем не простое. Это единственная дисциплина цирковая, которой нельзя научить. Им просто нужно сначала быть, а потом стать. У отца была история, у него был приятель, директор магазина, по-моему, минеральных вод еще в советское время. И они там за кулисами у него в магазине сидели, чего-то там рассказывали, и отец вдруг ему говорит: «Знаете, а, вот, вы могли бы быть клоуном, я считаю. Вы смешной. И по пластике, и по натуре, и анекдоты там, и то, и сё. Ну, вот, в вас есть какая-то данность». И вдруг тот побледнел как бумага и сказал: «Юрий Владимирович, это же было мечтой всей моей жизни. А сейчас не поздно?» Ну, куда за 50? Понимаете? Вот. У человека не состоялось, понимаете? Была мечта, но не получилось. Это жизнь. А самое главное, чтобы это все воплотилось. Нужно родиться, в себе это чувствовать, нужно пронести через какое-то время жизненное это, вот, ощущение, эту мечту. И нужно постараться сделать так или чтобы сделалось так, чтобы это воплотилось. И видите, сколько составляющих. Это очень сложно. Можно на акробата выучить, на гимнаста. А на клоуна – нет.
К.ЛАРИНА: А как учат, кстати, сегодня на цирковых артистов? Вас удовлетворяют выпускники эстрадно-циркового училища?
М.НИКУЛИН: Нет. Эстрадно-цирковое училище – это грустная история нашего циркового мира, потому что там единственное позитивное, что у них есть, - это директор. Это Валя Савина, человек невероятной энергии. Только благодаря ее энергии сейчас, как бы, все это держится. Потому что там все в печальном состоянии находится. И находилось. Там и здание само. Ну, безумно сложно, потому что это, ведь, к цирку не относится, на самом деле. Это Минвуз. А там, понимаете, какое финансирование. Вот. Мы пытаемся чем-то... Ну, как «чем-то помогать»? Мы, допустим, какого-то артиста себе выбираем, видим, что он интересный, начинаем его вести – платим ему стипендию, платим гранты. И в конце концов, может быть, что-то там мы и получим. Естественно, выпуск там гомеопатический.
Сейчас много из спорта приходят к нам. Все равно много приходит, достаточно носильщиков – это, вот, продолжателей дела родителей. Огромный позитив то, что, все-таки, при всей этой жизни сохранились сумасшедшие далеко от Москвы, которые вокруг себя таких же сумасшедших собирают и делают цирковые школы, цирковые кружки, какие-то секции. Есть цирки народные, все-таки сохранились при каких-то больших комбинатах как в Марксе, как в Череповце. Там цирком занимаются. Да, на своем, конечно, уровне, Мы поэтому уже 9 лет подряд проводим для таких ребят фестиваль в Москве, чтобы они приехали и имели возможность себя показать, и что-то, может быть, мы можем оттуда взять. И что-то мы оттуда и берем.
К.ЛАРИНА: Много получают цирковые артисты?
М.НИКУЛИН: Не много, не много. Но много хорошего тоже плохо. Много хорошего – такого не бывает. У нас же очень жесткий отбор, у нас очень серьезная селекция.
К.ЛАРИНА: Ну, подожди, а, вот, если, не дай бог, травма или еще что-нибудь страшнее? Есть какая-нибудь гарантия социальная у циркового артиста?
М.НИКУЛИН: Только наше слово.
К.ЛАРИНА: Ничего нету, да?
М.НИКУЛИН: Только наше слово.
К.ЛАРИНА: То есть никаких профсоюзов, никаких, ничего нету?
М.НИКУЛИН: Нет. Есть Союз цирковых деятелей, но это такая организация, вялотекущая. Страховки самые обычные, нет специальных. Потом сейчас чья-то очень мудрая голова выпустила очередное распоряжение о том, что звание «Заслуженный артист» человек может получить, только 30 лет проработав на одном месте. А как человек, артист, акробат, он 30 лет проработает? Ему всего 15 лет работать жизни. Причем, балет – там оговорены, цирковые – нет. Вот, опять, наплевательское отношение к цирку. Да, мы сейчас будем, конечно, пробивать, будем там жаловаться. Как в свое время с льготными пенсиями – всем льготные пенсии кроме цирковых. Нет, всем льготные пенсии кроме работников частных компаний. Государственным – пожалуйста.
К.ЛАРИНА: Ну, при такой ситуации, Максим, человек никогда не уйдет из цирка, он будет пытаться остаться кем угодно, там не знаю, капельдинером.
М.НИКУЛИН: Так нет, так и не уходит никто. И в охрану идут, и в униформу идут. У нас в униформе заслуженный артист сейчас стоит, и ничего. Нормально. Ассистентами. Ну, чтобы остаться в цирке. Вот, из цирка не уходят – из цирка уносят.
К.ЛАРИНА: Ой. У нас время заканчивается, я так телефон не включила. Давайте это сделаем. Возьмите наушники. Может быть, один звонок прозвучит в честь вас. Алло, здравствуйте, алло?
СЛУШАТЕЛЬ: Алло?
К.ЛАРИНА: Да-да?
СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день.
К.ЛАРИНА: Здрасьте.
М.НИКУЛИН: Здрасьте.
СЛУШАТЕЛЬ: Я не хочу себя называть. Максим Юрьевич, хочу пожелать здоровья, во-первых. Но здоровья – это все желают. Я просто считаю, что вот эта генетика, заложенная вашим папой, дает вам вот этот оптимизм, эту мудрость житейскую. И я поэтому хочу, чтобы вы поборолись за счастье всех артистов цирка, потому что это, действительно, удивительный народ и удивительные артисты. Дай вам бог здоровья. Всем счастья.
М.НИКУЛИН: Спасибо.
К.ЛАРИНА: Спасибо.
М.НИКУЛИН: Здоровья вам.
К.ЛАРИНА: Вы знаете, кто это звонил? Нет? Инкогнито?
М.НИКУЛИН: Ну, могу догадываться. Но это не я инициировал, нет.
К.ЛАРИНА: Ну, возьмите еще наушники. Давайте еще один – у нас время есть. Алло, здравствуйте. Алло?
СЛУШАТЕЛЬ: Алло?
К.ЛАРИНА: Да, пожалуйста.
М.НИКУЛИН: Здрасьте.
СЛУШАТЕЛЬ: Алло, добрый день. Я бы хотела задать вопрос.
К.ЛАРИНА: Да, пожалуйста.
СЛУШАТЕЛЬ: Алло? Это «Эхо Москвы»?
К.ЛАРИНА: Да-да-да. Говорите уже.
СЛУШАТЕЛЬ: Как, вот, вы относитесь, ну, к содержанию диких животных? Вот, вы говорили. Вот, не могли бы вы рассказать, как они содержатся в цирке?
К.ЛАРИНА: Спасибо.
М.НИКУЛИН: Вы знаете, это очень долго придется рассказывать. Могу сказать одно, есть нормы. Есть нормы наши, которые еще при советской власти были утверждены, есть нормы европейские. Сейчас мы переходим на нормы европейские, потому что они, действительно, во многом удобнее для животных того, что было и в СССР, и в России после. Есть нормы, как бы, идиотские – мы им, естественно, не можем следовать. А, вот, то, что касается комфортности, то, что касается удобства содержания, безусловно, мы за этим следим. Как и за рационами питания – они тоже утверждены, разработаны. Куда ж деваться? Это артисты.
К.ЛАРИНА: А артисты как содержатся, люди?
М.НИКУЛИН: Да люди нормально, по-моему, содержатся. Никто не жаловался еще. (все смеются) Нет, ну, предела, опять же, нету, как бы. Всех-то мы их не можем поселить.
К.ЛАРИНА: Ну что? Мы на этом должны заканчивать уже нашу творческую встречу. Напомню, что это Максим Никулин, звездный период переживает сейчас Цирк на Цветном бульваре, звездный в смысле юбилея... И в смысле юбилея тоже – 130 лет исполняется. Программа идет сейчас под каким названием? Что сейчас идет в цирке?
М.НИКУЛИН: Программа сейчас формируется, мы откроемся в конце этой недели.
К.ЛАРИНА: Это будет премьера, да?
М.НИКУЛИН: Да, это будет премьера. 15 октября мы открываем юбилейный сезон. Программа будет интересная, достаточно любопытная. И что главное для меня, это не юбилей цирка Никулина, это юбилей Старого московского цирка. Поэтому там будут номера из компании Росгосцирк, и из цирка Проспект Вернадского. Это юбилей всего российского циркового сообщества. И мы будем рады всех видеть у нас в цирке.
К.ЛАРИНА: Спасибо большое, удачи.
М.НИКУЛИН: Спасибо.
К.ЛАРИНА: Счастливо. До встречи.