Ефим Шифрин - Дифирамб - 2010-09-26
К. ЛАРИНА - Мы начинаем программу «Дифирамб», и сегодня у нас в гостях артист, писатель, общественный деятель.
Е. ШИФРИН - Ой, я бы сейчас через запятую много чего предложил. Ну, артист, наверное.
К. ЛАРИНА - Это Ефим Шифрин. Добрый день, Ефим, здравствуйте.
Е. ШИФРИН - Добрый день.
К. ЛАРИНА - Мы работаем в прямом эфире не только по радио сегодня, но и в Интернете. Поэтому, дорогие друзья, если хотите посмотреть на своего кумира, он здесь, он ваш, пожалуйста, на сайт «Эхо Москвы» заходите, открывайте нашу страничку, и там идёт прямая видеотрансляция. Конечно, прежде всего это будет интересно не только поклонникам творчества Ефима Шифрина, но и его многочисленным друзьям по живому журналу, которые активно его читают, там уже целый клуб создан поклонников, да, которые оценивают именно литературное творчество нашего героя. И, мне кажется, там немало открытий происходит за всё это время, сколько Ефим Шифрин ведёт живой журнал. Я хотела… думаю, эпиграфом к сегодняшней передаче может стать фраза «Зачем вы позвали этого идиота?».
Е. ШИФРИН - Да, как вчерашний пост, это я с перепугу не знал, какой анонс дать. Ну, чтобы слушали, всё же хотелось. А потом вспомнил, что дед покойный действительно страшно возмущался, когда кто-то там неугодный ему вещал на «Эхе», он говорил – «Зачем они позвали этого идиёта», и почему-то громче делал приёмник.
К. ЛАРИНА - Ну, я надеюсь, что мы будем соответствовать этой формуле.
Е. ШИФРИН - Я-то точно.
К. ЛАРИНА - Там меня ещё напугали друзья, которые написали Ефиму пожелания на сегодняшний эфир – желаем вам умных вопросов. Тут я поняла, что мне конец сегодня, потому что я не умею задавать умные вопросы.
Е. ШИФРИН - Мне проще сейчас попрощаться. У меня нет готовых ответов.
К. ЛАРИНА – Разойтись. Давайте мы начнём с хорошего в смысле с книжек, которые у нас тут есть, они не для вас, сразу вас расстрою, дорогие друзья. Одна книжка – моя, которую я читаю, а вторая книжка – которую принёс Ефим Шифрин к нам в студию.
Е. ШИФРИН - А, вот, та что-то в закладочках вся.
К. ЛАРИНА - Да, я её читаю её с закладочками, с карандашом, как говорят умные люди.
Е. ШИФРИН - Ммм.
К. ЛАРИНА - Да. Я хочу показать… значит, ребят, показываю вам первую книжку. Вот, смотрите, видите – на обложке Шифрин.
Е. ШИФРИН - Меня закрыла.
К. ЛАРИНА - «Река Лета». Вот, вторую книжку показываю, актёрская книга, это серия… это издательство…
Е. ШИФРИН - АСТ.
К. ЛАРИНА - АСТ, всё-таки уже которая…
Е. ШИФРИН – Ну, на самом деле одна и та же книжка вышла под разными обложками, там покупатели уж под цвет обоев покупают, одна такая беленькая.
К. ЛАРИНА - Вот, скажи: всё что здесь написано – это то, что у нас опубликовано в живом журнале или нет?
Е. ШИФРИН - Нет. Вообще, как получилось.
К. ЛАРИНА - Вот, как получилось?
Е. ШИФРИН - Получилось так, что я кропал, кропал какие-то дневники и кропал себе и кропал. Потом однажды набрался смелости – выложил их в Интернет на своём сайте, там было какое-то количество читателей, а потом на этот сайт забрела редактор сначала одного издательства, потом – другого, потом – третьего. И я, как Агафья Тихонова, я выбирал. Ну, потом как-то сложилось всё в пользу АСТ,
К. ЛАРИНА - То есть, уже предложили в книжку это всё, да?
Е. ШИФРИН - Да. А когда предложили в книжку, за этим предложением последовало другое предложение. А, вот, блог был в Интернете – а как это перемешать? И предложили такую формулу, которую я без раздумий согласился. Вот, предложили. Как-то всё равно в жизни вертится вокруг одних каких-то тем. И получилось так, что вот эти темы просто в разные годы жизни какими-то разными словами определялись. И, вот, так, как колода, тусовали-тусовали, там ища какие-то знаковые верные слова, и вокруг этих слов и тем как-то и сложилась эта книжка. Ну, я много путешествовал, поэтому, ну, там, часть моих дневников и записей всяких путешествий, часть, там, книжки занимает работа.
К. ЛАРИНА - Там есть и люди. Там есть портреты.
Е. ШИФРИН - Там люди какие-то есть рассекреченные и люди под инициалами. Потому что жить же ещё…
К. ЛАРИНА - Это понятно. Конечно же, тех, кого интересует изнанка шоу-бизнеса, назовём это так, они тоже получат свою порцию удовольствий.
Е. ШИФРИН - Ну, я-то им не дарю. Я так осторожно думаю, что пройдут как-то мимо полок.
К. ЛАРИНА - Ну, вообще…
Е. ШИФРИН - Что-нибудь другое выберут.
К. ЛАРИНА - Почитав некоторые зарисовки вот этой вот… закулисных будней артистов эстрады, поняла, конечно, что там существовать достаточно сложно. Нужно в себе выработать какую-то… свой стиль, свою манеру поведения именно за кулисами в общении со своими коллегами по цеху, это сразу удалось, Ефим, малой кровью или были какие-то случаи, когда приходилось переживать какие-то неприятные моменты?
Е. ШИФРИН - Ну, вот, в советские годы этот круг определялся, да, работой в творческой мастерской сатиры и юмора Госконцерта. Это была организация, в которую надо было, помимо того, что сдавать худ.совету номера, ещё как-то общаться на каких-то собраниях, с перестройкой всё это рухнуло, наше общение сводится только к трёпу за кулисами, потому что мы же не живём в одном кондоминиуме, не ходим к друг другу за солью, и это общение, ну, там, на съёмках, за кулисами, во время репетиций театральных спектаклей, а больше нас не объединяет ни парт.собрание, ни проф.собрание, ни даже худ.совет.
К. ЛАРИНА - Ну, подожди, а кто за кем, когда сборный концерт, я знаю, что там такие бои происходят.
Е. ШИФРИН - Кто за кем, это время, когда стреляли за кулисами и из-за этой очерёдности, тоже миновала.
К. ЛАРИНА - История с Тальковым.
Е. ШИФРИН - Теперь наоборот, как бы пораньше рвануть с концерта, а раньше это… концерт должен венчать самый главный номер, вот из-за этого все эти перестрелки выходили.
К. ЛАРИНА - Там очень смешная зарисовка про государственного певца, просто замечательная, государственный певец, которого остановить невозможно. Ну, ещё там много чего, не хочет, не хочет говорить, ну, написал уже, всё.
Е. ШИФРИН - Кивок – это же тоже ответ, правда?
К. ЛАРИНА - Да, да, да. И всё-таки, я всё время жду, поскольку мы не в первый раз встречаемся, и все знают, кто читает Шифрина, что это литературный гений, не побоюсь этого слова, может написать про всё.
Е. ШИФРИН - Передаёт ли камера, как я зарделся, вот эту краску.
К. ЛАРИНА - То есть, может написать про всё. Вот, так, посмотрит. Я уверена – даже сегодня посмотрим на эту студию, родит какой-нибудь образ и обязательно что-нибудь напишет. Потому что это такая проза очень поэтичная. Нет ли желания, или, может быть, уже готовности сделать книгу уже абсолютно художественную?
Е. ШИФРИН - Ну, что-то сейчас меня отвлёк Интернет, а Интернет – это такая зараза, когда, в общем, пишешь не совсем о том, как-то поддаёшься какой-то этой волне интернетовской, которая и тебя накрывает, и вдруг ты замечаешь, что тема, которую как-то ты затронул – она уже пошла девятым валом в остальных журналах, и делается от этого дико неловко, потому что, ну, как же, каждый человек, да, такое исключение из правил и вдруг он становится подверженным этому общему правилу и пишет о том, что его, на самом деле, наверное, не волнует, но вот это вот… локоть к локтю, плечо к плечу – это такая ЖЖ-шная солидарность. Конечно, ну, лишает тебя какой-то свободы воли, и злишься из-за этого на себя, а зависимость уже это род болезни, и я себе запретил вот эти перепосты давать, да, вот, такие популярные сейчас в Интернете.
К. ЛАРИНА - Когда что-то нравится.
Е. ШИФРИН - Только запретил – и тут же нарушил. Сегодня я ушёл из дому, дав какой-то пост про интеллигенцию, потому что увидел, что весь Интернет затрясло от последней речи Дормана, зачитанной на «Тэффи», и я понимал, что можно было просто дать ссылку на сам текст, там, пару ссылок на трактовщиков, а потом понял, что и самому что-то на эту тему хочется сказать, потому что нынешнее отношение того, что мы по инерции называем интеллигенцией, интеллигенции к народу, что-то меня в этом смущает, мне всё время хочется крикнуть – слушайте, ну, мы же представители одного биологического вида, откуда это такая аристократическая брезгливость к тем, кто живёт и делит с тобой лестничную площадку, общий двор, и по-прежнему многие культуру воспринимают только как искусство, и сразу в голове вертится пример о том, как немецкие чиновники, бюргеры, там, однажды утром оделись потеплее и пошли на восточный фронт. Наверняка до этого играли и «К Элизе», и наверняка слушали Вагнера. В общем, культуру определяет, наверное, не это. Ну, не знаю, как там удалось сформулировать в посте, там не очень получилось, но засвербило, и я понял, что я поддался всё равно общей волне.
К. ЛАРИНА - То есть, правильно ли я понимаю, что этот акт Олега Дормана ты воспринимаешь как некое явление высокомерия?
Е. ШИФРИН - Нет, я воспринимаю, как подумать. Нет, не так. Там страшно полярные мнения, все разделились на этот счёт. Слушайте, у нас был в школе мальчик, который… его страшно смешили балерины. Вот, смешили балерины, и всё. Если она появлялась в пачке на экране, это был повод для того, чтобы зайтись от смеха. Если она вставала на пуанты, его можно было просто выносить из комнаты. Он себе замечательно родил троих детей, ни разу не развёлся с женой, замечательный такой хороший, крепкий семьянин. И я уверен – сколько бы его ни пичкали и Жиклером, и Морисом Бежаром, и дети его не будут ходить, смотреть какие-то концептуальные премьеры, и наверняка ни разу не появятся в оперном театре, а предпочтут этому лунапарк. Мне кажется, что вот это интеллигентское надсадное желание пичкать культурой… культура – это же не только фильмы, не только пьесы, не только книги. Культура – это что-то такое безмерное и воспринимать этот светящийся экран как большой толстый учебник, который должен учить жизни, мне кажется, что это какое-то лукавое, такое заблуждение.
К. ЛАРИНА - То есть, что? Слишком много мы ему навязываем, слишком много смыслов, он этого не заслуживает. Потому что, опять же, если мы про это заговорили, про Олега Дормана. Я напомню нашим слушателям, мы, собственно, про это в каждых новостях говорим сегодня, что вчера на церемонии «Тэффи», она с этого началась, Олег Дорман прислал письмо, в котором отказывается от приза «Тэффи», от этого Орфея, объясняет, почему. Суть в том, что телевидение, которое довело народ до нравственной катастрофы, оно не имеет права вручить приз этому фильму, и, вообще, говорить о заслугах этой женщины, героини этого фильма Лилианы Зиновьевны Лунгиной. Ну, понятно, что многие на это обиделись, но, тем не менее, обратили внимание, что зал всё-таки с аплодисментами встретили этот текст.
Е. ШИФРИН - А что такое нравственная катастрофа? Что это такое? Как это ощутить?
К. ЛАРИНА - Когда стирается разница между хорошим и плохим, между моральным и аморальным. Я так это воспринимаю. Когда аномалия становится нормой, когда то, что вчера считалось неприличным, сегодня вполне уместно и даже нормально.
Е. ШИФРИН - А когда вчера? В каком году? В 2000 году было лучше?
К. ЛАРИНА - Ну, нет.
Е. ШИФРИН - В 93-ем было лучше? Вот, я так себе и представляю наш сидящий дружно класс, в котором было 30 человек. По телевидению тогда шли совершенно другие программы, был Ленинский университет… было много просветительских программ. Из радиоприёмников лился замечательный тенор Лемешева. И что стало с классом? Что стало с классом? 4 человека у меня оказались в тюрьме. Один из них там и сгинул. Двое стали кандидатами наук. Остальные растворились, вот, с точки зрения, там, высоколобого интеллигента это просто вообще биомасса, но это люди, которые стоят за прилавками, что-то взвешивают, что-то пакуют. Когда разразилась эта катастрофа, в каком году, и мы пример с Германии тоже, ну, такой, он такой плакатный, но очевидный. А там не нравственная катастрофа? Вот, слушали Вагнера, играли «К Элизе», я повторюсь, а дальше что? Ну, вот, эти стенания по поводу катастрофы.
К. ЛАРИНА - Ты убежден, что произведения искусства – они никак не влияют на человека?
Е. ШИФРИН - Ну, я повторюсь, культура – это же не только искусство.
К. ЛАРИНА - Согласна, но я вспоминаю, может быть, действительно, была права советская власть, когда отправляла вас, артистов всяческих жанров в колхоз с грузовиков выступать во время…
Е. ШИФРИН - Ну, а царская власть никого не отправляла, и народовольцы толпами шли в народ, и дальше что?
К. ЛАРИНА - Да, да, да.
Е. ШИФРИН - Ну, мне кажется, что этот баланс сил, который существует в любом социуме, да, здесь, там, почернее, здесь – побелее, он же веками, веками будет , и не нарушится этот баланс, пока какой-нибудь очередной любитель гвоздики и флоксов не сожжёт, по выражению Вознесенского, в Майденеке полглобуса. Мне странно, там, читают люди, там, «Ортега и Гассет. Восстание масс», а причину вот этих самых катастроф, этих нравственных землетрясений почему-то видят в том, показали им по телевизору, там, подстрочник или нет. Ну, я упрощаю, огрубляю, но я как-то ещё сам не сформулировал свои мысли на этот счёт, но стенания очень огорчают, и, потом, в чём я вижу лукавство? Дорман знал о том, что фильм номинирован?
К. ЛАРИНА - Он отказался. Он просил…
Е. ШИФРИН - Не номинировать. Тогда это прибавляет уважение к нему, а это могло пойти в обход.
К. ЛАРИНА - Он один раз уже об этом говорил о своей позиции, когда ему вручали приз на «Нике», потом, когда его фильм взяли на фестиваль документальных фильмов «Лавр», тоже сказал, что не надо, я не хочу, не надо.
Е. ШИФРИН - Просто я ещё утром думал. В 80-каком-то затёртом году мне предложили послать звание заслуженного артиста, и до сих пор почему-то жалеют меня и огорчаются по поводу того, что я без звания. Меня, честно говоря, это смешит, потому что я искренне совершенно вне этих забот. Мне как-то смешно это. И я думаю, вот, утром ещё думал, пока ты не сказала – а, вот, я бы тогда слукавил, Театр эстрады бы послал на заслуженного, а дальше бы я на каком-то вручении взял и сказал – весь этот институт этих вручений этих всяких.
К. ЛАРИНА - Я вас всех ненавижу.
Е. ШИФРИН - Да, народных артистов, заслуженных, он пережил себя, он не имеет никакого отношения к реальности. Люди, которые получают эти звания, большей частью их не заслуживают, или, там, меньшей частью, или не знаю, сейчас какие-то случайные слова летят. Но что это вообще как-то пережиток советский, дурацкий, совершенно не соответствующий, несоразмерный реальным заслугам того или другого артиста, но, вот это знание о Дормане, о том, что он отказывался и от номинаций.
К. ЛАРИНА - Последовательно себя ведёт.
Е. ШИФРИН - Да, потому что в Интернете неразбериха, потому что многие его подозревают в лукавстве, мне кажется, что это…
К. ЛАРИНА - Нет, нет, нет. И Михаил Швыдкой, кстати, которому досталось вчера по полной программе, он не первый раз сталкивается с такой реакцией Олега Дормана, я думаю, что это предсказуемо.
Е. ШИФРИН – Тогда… я всё сказал по этому поводу.
К. ЛАРИНА - У нас сейчас новости. Потом продолжим. Я забыла сказать, что у нас работают всякие средства связи – телефоны, факсы, прочие, пожалуйста, присылайте, дорогие друзья любые вопросы Ефиму Шифрину.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА - Пока вы спали, нам Шифрин рассказывал о своих творческих планах, творческих взлётах, я бы так сказала, потому что помимо литературной деятельности и размышлений о текущем моменте, он ещё иногда выходит на сцену.
Е. ШИФРИН - Да.
К. ЛАРИНА - И что-то иногда получается, да, собирает полные залы, иногда люди говорят ему спасибо, кричат «браво», причём, не только на эстрадных концертах, но и на театральных площадках. Ну, скажи, чтобы далеко не ходили, сразу же…
Е. ШИФРИН - Нет, сначала похвастаюсь, потому что буквально новость недельной давности, там, Саша Галибин, режиссёр телеспектакля «Комедианты», которые прошёл на 5-ом канале, Культура, получил приз за лучшую режиссуру на кинофестивале, как ни странно, хотя это телеспектакль.
К. ЛАРИНА - А что это такое? Я даже не…
Е. ШИФРИН - А «Комедианты» - это…
К. ЛАРИНА - Упустила. А когда…
Е. ШИФРИН - А уже было. А пошлю ссылочку на видеоресурс. Сейчас же просто – ушёл, послал ссылку. Это пьеса, которую написала Ольга Погодина-Кузьмина по театральным рассказам Куприна. Они так не называются – Театральные рассказы, это просто рассказы про театральный быт, про… и так как там из рассказа в рассказ кочуют персонажи с одинаковыми фамилиями, она сделала такую пьесу, и, вот, собрались, там, за столом Игорь Скляр, я и Саша Семчев, и, вот, такой родился спектакль, часть мы снимали в настоящем поезде начало прошлого века, часть – в студии. Ну, мне кажется, очень трогательная работа получилась, потому что эти три актёра провинциальных очень похожи, очень много всяких таких аллюзий и, вообще, всего того, что связано с нынешним бытом и всех этих кочующих с антрепризами актёров. Встречаются в поезде, едут куда-то, хвастаются своими успехами, выпивают. И где-то к концу фильма выясняется, что все трое едут в один и тот же дом престарелых. И такая… получилась, по-моему, удачная и душещипательная история. У меня много работ на эстраде, и для меня ничего в этом смысле не поменялось, я езжу с сольным концертом и прямо везде, куда можно достать билет. И, вот, сейчас в театре Вахтангова начал репетировать спектакль «Иона, …», ты знаешь…
К. ЛАРИНА - … принцесса Бургундская», да.
Е. ШИФРИН - Да. Этот спектакль…
К. ЛАРИНА - Гомбрович, по-моему.
Е. ШИФРИН - Гомбровича, да, Витольда Гомбровича. Ну, такая пьеса абсурда, и, в общем, совсем…
К. ЛАРИНА - Любимый жанр Мирзоева, пьеса абсурда.
Е. ШИФРИН - Совсем не странно, что за эту пьесу взялся Володя Мирзоев, ну, пока очень интересно. Только я с годами всё сетую, что текста больно много. Раньше на это не обращал внимания, я его так фотографировал, теперь я понимаю, что мне уже придётся его учить.
К. ЛАРИНА - Ну, ещё с Таней Васильевой…
Е. ШИФРИН - А, с Таней Васильевой мы выпустили свой… Ой, подождите, а что ж я так мало расхвастался. Сейчас. Ещё с Таней Васильевой выпустили спектакль… это мы сделали с Витей Шамировым спектакль, который называется «Торговцы резиной».
К. ЛАРИНА - А там почему-то презерватив изображен на рекламе, на рекламном объявлении.
Е. ШИФРИН - Ну, а чем хуже марлевой повязки, например. Просто разная область применении. Речь идёт о торговце, действительно, презервативами, но понятно, что ни Шамиров, ни я, ни Таня не взялись бы за эту пьесу, если б всё дело было только в этом.
К. ЛАРИНА - При поддержке Министерства здравоохранения?
Е. ШИФРИН - Нет, там речь не об этом. Там речь идёт о… ой, даже не знаю, как это сформулировать. В общем, там один из персонажей, получив в наследство 20000 презервативов, не знает. как ими распорядиться, и в треугольнике, который складывается по ходу пьесы…
К. ЛАРИНА - Это «Кот в сапогах» получается.
Е. ШИФРИН - И в этом треугольнике, в общем, всё: и любом, и несчастье, и невозможность остаться вдвоём только из-за того, что этот рюкзак, тюк этот с презервативами никак невозможно продать, все торгуются, все выставляют свои условия, и за этой скупостью и обставлением условий, при котором продастся этот рюкзак, все забывают о том, что чувства подлинные, в общем, совсем не имеют эквивалента стоимости.
К. ЛАРИНА - То есть, это такая некая метафора?
Е. ШИФРИН - Да, да. Ну, она такая… она даже не грубоватая, всех пугает название, и какая-то предыстория этой пьесы, она в России ставилась не однажды, а в постановке Дитятковского…
К. ЛАРИНА - Дитятковского.
Е. ШИФРИН - Получила даже «Золотую маску», но я, чтобы не остановиться в этом безудержном хвастовстве, скажу, что на последнем спектакле был переводчик, да, Валентин Красногоров, сказал, что это лучший спектакль, который он видел поставленным по этой пьесе. Ну, всё. Даже не покраснел. В общем, список побед весь обнаружил, список неудач и провалов оставим за скобками.
К. ЛАРИНА - Скажи, пожалуйста, профессия откладывает отпечаток на характер человека? Ты чувствуешь какие-то свои актёрские проявления в частной непубличной жизни?
Е. ШИФРИН - Ну, вчера у меня был эфир в программе «Девчата» на канале «Россия».
К. ЛАРИНА - О, мой любимый эфир.
Е. ШИФРИН - И когда надо было сказать какое-то заключительное слово, меня вдруг осенило, что, там, ну, из того, как складывался эфир, и, там, из всяких других мыслей на этот счёт, у меня возникло пожелание к телезрителям, особенно, к молодым, вот, постараться быть естественным по мере возможности, потому что на самом деле это простое пожелание за собой оставляет какой-то путь, это так непросто, вообще, эта отвага быть самим собой – она приходит с годами, и, там, мне говорят – а зачем вы так волнуетесь перед… вы же актёр, там. А я понимаю, что эта болезнь с годами прогрессирует, и я ничего не могу с собой делать, потому что это… я теперь понимаю эту профессию как ответственность. Не как раньше, там, любое сорвавшееся слово-жемчуг, да? Я понимаю, что это слово, что это слово размножится, от Twitter’а до Facebook’а, что за этим словом что угодно – от обвинения до… я как-то стал…
К. ЛАРИНА - Осторожно, да?
Е. ШИФРИН - Не то, что… а там, да. Меня часто ещё, там, попрекают – а что же вы так осторожно формулируете свои мысли, если они есть? Но мне кажется, что задеть, обидеть человека – это проще простого, попытаться выйти в диалог – это сложнее, и вот эта попытка диалога для меня мучительно рождается, она рождается из каких-то касаний, мне так трудно стало со временем, вот, найти этот тон разговора, я призываю себя к естеству, я… вот, единственное, что экать и мекать я себя запрещаю, но поздоровался, я, кстати, уверенно, всё остальное дальше – междометия.
К. ЛАРИНА - Ты призываешь себя к естеству, а если тебя окружает обстановка фальшивая.
Е. ШИФРИН - Ну, я не бываю на тусовках, я не бываю на тусовках не потому, что, ах, там нечего делать и там пустые люди и вся эта светская жизнь. Светская жизнь – это тоже ритуал, она имеет отношение к профессии, но я клянусь, я до сих пор не научился там себя вести, я испытываю страшный дискомфорт от этих вот дежурных приветствий, обнимок, как дела…
К. ЛАРИНА - Роскошь принудительного общения.
Е. ШИФРИН - Роскошь принудительного общения – она меня повергает в какой-то… во-первых, что надеть. Если дальше я мог дразнить кого-то пестротой пиджаков и стоящими воротничками, теперь я понимаю, что если бы была моя воля, я бы на любую тусовку пришёл так, как на этот эфир, меня ничего не теснило. Таня Васильева недавно сказала, что-то оглядела презрительно через губу – это что, твой любимый цвет. Я вдруг окинул себя с головы до ног, и вдруг понял, что брюки серые, маечка серая, куртка что-то серая с чёрненьким, такие… думаю, а как же, как же я к этому пришёл, я же как-то выбрал это несознательно, да, вот, какая-то штука, которая для меня решает вот это отношение к тому, чем меряется моя профессия, совсем не чистотой, там, появлений в глянцевых журналах. У меня однажды в Милане такой случай. Меня водила такая замечательная экскурсовод Сандра, то рассказывала, это, и я вдруг впервые увидел Ла Скала, и я так поник, мне казалось, что Ла Скала это Ла Скала, вот, прямо Ла Скала это что-то такое, вот, прямо не знаю. Казанский собор. Мне показалось, что он такой невзрачный, и я ей говорю – а как же вот это… и это всё, я ей говорю. Она говорит – да, она говорила по-русски, но он примечателен не тем, что снаружи, а внутри. И вот эта фраза её такая простая, банальная, у меня заняла какую-то отдельную полочку. Вот, то, что внутри – как-то важнее.
К. ЛАРИНА - Про «Девчат» ты меня как-то расстроил, потому что, мне кажется, эта программа какая-то очень неумелая и неестественная.
Е. ШИФРИН - Ну, я же там, осторожно выражаясь, как говорил Райкин…
К. ЛАРИНА - А это уже было в эфире?
Е. ШИФРИН - Да. Я же там отвечаю за себя.
К. ЛАРИНА - А было уже это в эфире?
Е. ШИФРИН - Да.
К. ЛАРИНА - А ты смотрел?
Е. ШИФРИН - Ну, мне кажется, это был удачный эфир, потому что эта заповедь себе – быть естественным, мне кажется, там как-то я себе внушил с толком, там как-то получилось, потому что дело не в том, в какой форме они задают вопросы – дурачась или нет, но вопросы материализовались, они же мне их задали, по поводу отношения к тем событиям, к этим. Ну, и, как мог ответить, получился даже, как Голубкин говорил, непринУжденный, совсем непринУжденный эфир.
К. ЛАРИНА - Ну, вот, ты говоришь, что ты отвечаешь за себя.
Е. ШИФРИН - Не место красит человека.
К. ЛАРИНА - Но есть же вещи, за которые ты несёшь ответственность. Ты записался в телевизоре, тебя записали, ты прочитал свой какой-нибудь искромётный монолог.
Е. ШИФРИН - Да.
К. ЛАРИНА - А его потом – бац – и ставят, не знаю…
Е. ШИФРИН - В контекст.
К. ЛАРИНА - Да. Вот, когда…
Е. ШИФРИН - Ну, мне из-за контекста очень много доставалось в жизни.
К. ЛАРИНА - Когда были какие-то трагические события в стране, а телевидение это собачье, оно никаких трауров не объявляет, и там появляется твоё роскошное талантливое улыбающееся лицо, и ты шутишь нам в эфир, когда мы сидим все, рыдаем.
Е. ШИФРИН - Получил за это.
К. ЛАРИНА - Что делать?
Е. ШИФРИН - И получал, и получаю. Из-за контекста получаю. Но, с другой стороны, ну, да, так профессия – она, в общем, на эту штуку распространяет ответственность. Ну, да, я отвечаю за контекст, получается. Но тогда, если, там, этот принцип стерильности соблюдать… вообще тогда нигде не надо появляться, тогда нельзя появляться в грязной подъезде, нельзя входить в протухлый лифт, вообще, тогда жить нельзя. Мне кажется, что человек… да будет он судим по поступкам его.
К. ЛАРИНА - Ну, просто народ у нас простодушный, ему же не объяснишь, что это было записано 13 лет назад, да.
Е. ШИФРИН - А я потерял охоту оправдываться, меня уже ничто не заставит.
К. ЛАРИНА - А было сначала, когда звонили, говорили – как ты мог в такой день, как ты мог, вообще, появиться на телевидении?
Е. ШИФРИН - Ну, я читал об этом. Понятное дело, ну, конечно, и расстраивался, и огорчался.
К. ЛАРИНА - Профессия, конечно, незащищённая совершенно.
Е. ШИФРИН - Да, вот, пожалей.
К. ЛАРИНА - Жалею. Ужасно жалко, жалко, зависим. Ты хоть пишешь, молодец. Пиши уже для себя.
Е. ШИФРИН - Да.
К. ЛАРИНА - Значит, товарищи, время-то почти 7-8 минут, давайте-ка мы принимать звонки.
Е. ШИФРИН - Да ладно? Это столько прошло.
К. ЛАРИНА - Да. Телефон наш 3633659.
Е. ШИФРИН - А, ты знаешь, что я сейчас вспомнил.
К. ЛАРИНА - Говори.
Е. ШИФРИН - Почему-то я продолжаю думать, несмотря ни на что. Вот, когда…
К. ЛАРИНА - Несмотря на мои умные вопросы.
Е. ШИФРИН - Многие радиослушатели или мои телезрители или мои подписчики или просто корреспондент спрашивает меня, почему я сократил меня в эфире, отчасти – по этой же причине, я не хочу отвечать за контекст, а, во-вторых, ещё из-за того, что я совсем не уверен, что актёр должен представительствовать и за порогом своей профессии. Вот, меня звали в программу Быкова, к которой я очень хорошо отношусь, в программу Сорокиной.
К. ЛАРИНА - Ну, как-то высказать, почему нет? Вот, в «Девчата» ты идёшь, а к Быкову и Сорокиной ты не идёшь, интересно.
Е. ШИФРИН - Потому что в «Девчатах» я на своём поле. Я знаю, что я буду шутить и буду шутить непринУжденно, как говорит Лариса Ивановна, но там я должен буду надеть маску человека, который в этом понимает. Вот, там, тема, допустим, была – естественный отбор. Или недавняя тема, там, про учебники. Но, слушайте, если артистов хоронят за оградой, пускай они и при жизни не суются в храм. Чего там представительствовать? Вообще, это наглое присутствие актёра вообще везде меня убивает. Мы с Сашей Никоном, тоже известным блогером, журналистом и писателем…
К. ЛАРИНА - Одиозным персонажем.
Е. ШИФРИН - Одиозным персонажем. Для кого-то. Для меня – вполне понятным и доступным.
К. ЛАРИНА - Подонком практически.
Е. ШИФРИН - Долго говорили об этом, почему, почему такое значение этому… вот… а что я пришёл, собственно, в эфир? Но я говорю о том круге, который составляет мою работу, я могу отвечать за себя. Почему я должен говорить об энергетике? О топливной отрасли.
К. ЛАРИНА - Ну, нам же интересно мнение твоё. Мы к тебе прислушаемся.
Е. ШИФРИН - Что это мнение прибавит? Вот, лучше я выучу какие-нибудь слова и кого-нибудь рассмешу или, там, в образе своего персонажа буду два акта подряд покупать презервативы. Я буду знать, во имя чего я это делаю, потому что я этому научился, я научился играть людей, да, похожих на себя или не похожих, но мне так кажется. Я сидеть в ток-шоу и… я могу судить, там, какие-нибудь танцы на паркете, потому что я понимаю, как любители приходят к этому, я сам там что-то в цирке со звёздами взмывал к потолку, я понимаю, каким образом это даётся, всё, но рассуждать решительно обо всём – мне кажется, это такая страшная наглость. А с чего бы это? Кто вообще дал сертификат актёру вообще судить обо всём?
К. ЛАРИНА - Подожди. Можно так говорить о человеке любой профессии, это же не собрание экспертов.
Е. ШИФРИН - Да, можно. Но актёр занял место вообще всех. Место врача в ток-шоу, место специалиста по энергетике, он знает обо всём. А уметь он должен только изображать других людей.
К. ЛАРИНА - Ну, у тебя же есть своё суждение о тех процессах, которые происходят в стране?
Е. ШИФРИН - Ну, я совсем не уверен, что этим суждением я должен поделиться с миллионами.
К. ЛАРИНА - Не должен никому.
Е. ШИФРИН - Но ведь звонят.
К. ЛАРИНА - А письма ты подписываешь какие-нибудь публичные, открытые?
Е. ШИФРИН - Я подписывал письмо в защиту Бахминой, но, в отличие от этого злополучного письма в защиту мэра, у меня на пороге появился человек, я ознакомился с текстом, до этого я…
К. ЛАРИНА - Которое сейчас обсуждается, письмо в защиту мэра, да?
Е. ШИФРИН - Да. Ну, там оказалось, что половина подписантов или, там, четверть или какая-то их часть, в общем, и в глаза не видели, а так заочно, как я понял, согласились его подписать, но вот это письмо в защиту Бахминой – я понимал, что я его прочитал, что подписываюсь я, ну, какую-то несу ответственность за эту просьбу, и на любой вопрос журналиста, почему я это сделал, я бы мог ответить.
К. ЛАРИНА - А в защиту мэра – нет?
Е. ШИФРИН - А в защиту мэра, во-первых, ко мне никто не обращался, а, во-вторых, на этот счёт я уже тоже высказался в блоге, и даже там задал читателям вопрос – а, вообще, существует ли какая-то протокольная практика ответов на такие коллективные письма, вообще, как на них должны реагировать? Я, вообще, слово письмо коллективное мне кажется страшным этим... как его… каким-то нерасшифрованным. Письмо коллективное, то есть, письмо коллективное, адресованное одному человеку, туда вкладывается заведомый расчёт, что его должны прочесть все, то есть, это рождает уже фальшь тона.
К. ЛАРИНА - Это открытое письмо.
Е. ШИФРИН - Да. Вот, слово «открытое» уже рождает какой-то страшно неверный звук и тон. Если это письмо человеку, да, даже высшему лицу в государстве, значит это письмо этому лицу. Почему с ним до этого должны познакомиться все? Ну, не знаю, трудно мне на этот счёт сказать. У меня запал такой минус 3, но иногда даже и я чего-то расшевелюсь.
К. ЛАРИНА - Давай хотя бы 3 звонка.
Е. ШИФРИН - Да.
К. ЛАРИНА - А то обидятся.
Е. ШИФРИН - А, я же не слежу, счастливые часов не наблюдают.
К. ЛАРИНА - Вон они – часы. Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ - Алло.
К. ЛАРИНА - Да.
СЛУШАТЕЛЬ - ********* *****.
К. ЛАРИНА - Упа. Мы с тобой дождались.
Е. ШИФРИН - Прорвалось. Почти интернетовская лексика.
К. ЛАРИНА - Это глас народа. Вот, народ, который так обожают. Вот, Шифрин, тебе, получи, фашист, гранату. Вот народ, понимаешь? Это женщина звонила. Не какой-нибудь…
Е. ШИФРИН - Это называется «ты мне сделал день», сделала, я даже не разобрался…
К. ЛАРИНА - Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ - Алло, здравствуйте. А про… обезьяну - это правда, или выдумано Максимом Галкиным? Если правда, то мы вам сочувствуем.
Е. ШИФРИН - Я не знаю, что выдумал Максим Галкин.
К. ЛАРИНА - Что выдумал?
Е. ШИФРИН - Там, про обезьяну была в цирке такая история.
К. ЛАРИНА - А, что укусила.
Е. ШИФРИН - Уснула.
К. ЛАРИНА - Да, да, да, да.
Е. ШИФРИН - Она, наверное, готовила этот текст, который мы услышали от прорвавшейся в эфир.
К. ЛАРИНА - Народ, народ, вот, видишь, и ничего ты не сделаешь. Поэтому, может быть, и правильно. Я помню, как Ростропович рассказывал, когда он ездил на концерт… согнали весь колхоз, посадили в этот клуб, и он там сидел, на виолончели играл. И как народ там говорил – Боже, смотри, как у него пальцы бегают. Больше ничего не воспринимают. Так что… Алло, здравствуйте. Алло, алло, алло.
Е. ШИФРИН - Там уже пошёл отсев строгий, напряглись редакторы.
К. ЛАРИНА - Нет, у нас телефон прямой, поэтому никаких отсевов нет.
СЛУШАТЕЛЬ - Да, я просто говорю, вы знаете – есть больные люди, которые к вам звонят постоянно.
К. ЛАРИНА - Да.
СЛУШАТЕЛЬ - Вы на них не обижайтесь.
К. ЛАРИНА - Да, да, да. Вы, пожалуйста, поддержите, а то Ефим уйдёт, день сделан, действительно.
СЛУШАТЕЛЬ - Просто хотел… лучшей, хорошей жизни
Е. ШИФРИН - Жалко, что пробки в Москве. Пока доедет…
К. ЛАРИНА - Значит, давайте я телефон напомню – 3633659. Сейчас, ещё что-нибудь дождёмся. Алло, здравствуйте, алло.
СЛУШАТЕЛЬ - Алло, здравствуйте.
К. ЛАРИНА - Да.
СЛУШАТЕЛЬ - А я…
К. ЛАРИНА - Сделайте радио потише, а то мы вас не слышим.
СЛУШАТЕЛЬ - Добрый день. Меня зовут Максим, я из Волгограда, просто я хотел по итогам прослушанной беседы поблагодарить вашего гостя Ефима и сказать, что я лично после выраженных им мыслей очень интересных очень благодарен.
Е. ШИФРИН - Спасибо. Ксень
К. ЛАРИНА - Спасибо.
Е. ШИФРИН - Ну, тоже ведь народ. А почему ты, вот, ту радиослушательницу народом обозвала, а…
К. ЛАРИНА - Этот народ… Эта нога у кого надо нога.
Е. ШИФРИН - Заковычила тот народ, а это тоже народ.
К. ЛАРИНА - Это не народ. Это человек.
Е. ШИФРИН - Человек.
К. ЛАРИНА - Есть разница. Потому что у нас давно слово народ употребляется в неком уничижительном смысле, и вот это тот самый народ.
Е. ШИФРИН - Что-то вспомнил, блеснуть фразой Вахтанговской знаменитой – не поднимайте по своему смешному самомнению народ до себя, говорил Евгений Багратионович, умейте возвыситься до народа. Кажется, нам сегодня это удалось.
К. ЛАРИНА - Не волнуйся, я уже к этому привыкла. Я понимаю, как это расстраивает человека, который в первый раз на это натыкается. Но я думаю, что не в первый раз слышишь эти слова. Ты их слышал когда-нибудь в жизни?
Е. ШИФРИН - Нет, не слышал, но такая интернетовская закалка, в общем, меня не выбила.
К. ЛАРИНА - Я ещё один звонок сейчас в эфир включу всё-таки, чтобы нам не портить вечер. Алло, здравствуйте, алло, алло. Говорите, пожалуйста.
СЛУШАТЕЛЬ - Добрый день.
К. ЛАРИНА - Здрасьте.
СЛУШАТЕЛЬ - Хотелось бы задать вопрос.
К. ЛАРИНА - Ну, давайте.
СЛУШАТЕЛЬ - Нашему любимому артисту. Вот, один человек говорил так – в искусстве надо любить не себя, а меня, на что я ему говорю – нет, дорогой мой, в искусстве надо любить не тебя, а меня.
К. ЛАРИНА - Да.
СЛУШАТЕЛЬ - А что бы ответил ваш присутствующий…
К. ЛАРИНА - Да, мы поняли игру слов.
Е. ШИФРИН - Я бы из этой игры слов выкарабкался так: мне кажется, что вернее всего любить искусство.
К. ЛАРИНА - Получается? Чужое искусство ты любишь, чужое искусство. Ты, вообще, благодарный зритель?
Е. ШИФРИН - Да. Я, в общем, ими живу. Я даже не знаю, и выбор моей профессии всё равно сложился от впечатления чужого искусства. Я же не его не нашёл сначала в себе, а потом… так как-то.
К. ЛАРИНА - А зависть? А, вот, «я так никогда не смогу»? Были такие?
Е. ШИФРИН - Я независтливый человек.
К. ЛАРИНА - А бывали такие признания – вот так я никогда не смогу.
Е. ШИФРИН - Вот, это да.
К. ЛАРИНА - Да?
Е. ШИФРИН - Но это я не отношу к зависти.
К. ЛАРИНА - Это не зависть, конечно.
Е. ШИФРИН - Меня грызёт иногда сожаление, что это мне в голову не пришло, а какие-то тени вот этого возможного открытия что-то носились. Думаю – а почему же, я же это… или, вот, когда я не вижу швов в спектакле или фильме, и я не понимаю механизма создания, меня очень легко тёпленького в этот момент взять, потому что я совершенно растворённый в этом чуде. Но в театре я, признаться, редко испытываю что-то подобное. Вот, музыку слушая, я могу даже расплакаться, а, вот, в театре всё равно вот этот актёрский посыл, да, вот этот усиленный звук меня… вот, все театральные условности, меня как человека, который столько пересмотрел и довольно много переиграл, всё равно таким 100-процентным таким ребёнком не сделают. А музыка – да. Ну, и отчасти кинематограф.
К. ЛАРИНА - Но, вот, ты же говоришь – музыка может в данном случае изменить человека?
Е. ШИФРИН - Ну, как изменить? Ксения, ну про что мы говорим? Ну, что изменить человека? Изменит человека на второй год могут папа и мама при наличии благоприятных генов.
К. ЛАРИНА - Книжка.
Е. ШИФРИН - Но я ни во что другое не верю. Ну, как это – изменить? Ну, этот роман меня глубоко перепахал, и чего он его перепахал? «Что делать?» какой бы слабой книжкой, да, не было в отношении литературы, но ничего разрушительного как бы не должен был посеять, это же не сотни повешенных крестьян, да, там, рецепта этого не было. А Владимир Ильич, которого этот роман перепахал, взял и поставил на дыбы такую державу и залил её кровью, там, он и иже с ним.
К. ЛАРИНА - То есть, как в фильме…
Е. ШИФРИН - Так что романы никого не перепашут.
К. ЛАРИНА - «Берегись автомобиля». Помнишь, когда говорит Ефремов Смоктуновскому – как же ты мог, у тебя мама такая, про паровоз поёт.
Е. ШИФРИН - Да. Вот, мама такая, про паровоз поёт, в это я верю, потому что чем раньше она начинает петь про паровоз, тем больше шансов у ребёнка запомнить и слова, и музыку. Со школой уже сложнее, со средой уже сложнее, но эту в воспитательную роль искусства в образовательную мне что-то так с трудом верится и сразу приходит расхожий банальный пример с Гоголем, который после премьеры «Ревизора» обнаружил, что страна, в общем, проснувшись, несильно изменилась.
К. ЛАРИНА - Мы должны заканчивать, я хочу вернуться к «Дифирамбам» и сказать Ефиму в конце программы, что, чем больше я его узнаю, тем больше я его ценю и люблю.
Е. ШИФРИН - Спасибо, Ксюша.
К. ЛАРИНА - Спасибо тебе большое. Ты придёшь ещё?
Е. ШИФРИН - Приду. Только вы подготовьте… это будет называться «спустя 20 лет».
К. ЛАРИНА - Спасибо большое, Ефим Шифрин наш сегодняшний гость, до встречи.
Е. ШИФРИН - Спасибо, счастливо.