Людмила Касаткина - Дифирамб - 2010-05-23
К.ЛАРИНА: Мы уже начали передачу, на самом деле. Нам есть о чем поговорить с Людмилой Ивановной Касаткиной и без вас. Но, видите, обстоятельства так складываются, что у нас сегодня разговор будет публичный. Итак, сегодня в программе «Дифирамб» народная артистка Советского Союза Людмила Ивановна Касаткина, которой я говорю: «Здравствуйте, добрый день, Людмила Ивановна».
Л.КАСАТКИНА: Здравствуйте, Ксенечка.
К.ЛАРИНА: Людмила Ивановна Касаткина сегодня вся вам принадлежит, дорогие друзья. Поэтому я, во-первых, напоминаю номер SMS +7 985 970-45-45, во-вторых, номер телефона прямого эфира 363-36-59. И, наконец, интернет, вот уже наши слушатели поняли, что нужно включать не только радио, но и настраивать свой компьютер на нашу страничку в интернете, потому что у нас идет прямая видеотрансляция. Так что вы можете сами оценить вообще масштаб сегодняшней встречи. Прекрасно выглядите. Просто тьфу-тьфу-тьфу.
Л.КАСАТКИНА: На меня напала жуткая ответственность.
К.ЛАРИНА: Так. Ну, во-первых, с днем рождения.
Л.КАСАТКИНА: Спасибо вам большое.
К.ЛАРИНА: С юбилеем.
Л.КАСАТКИНА: Не люблю слово «юбилей», не говорите.
К.ЛАРИНА: Быстро как-то все: раз – опять юбилей, раз – опять юбилей.
Л.КАСАТКИНА: Кошмарно! Вот так пролетела жизнь.
К.ЛАРИНА: А вы все не меняетесь. (смеется)
Л.КАСАТКИНА: Ну, не меняюсь.
К.ЛАРИНА: Людмила Ивановна, действительно, отметила юбилей совсем недавно. Ну, вот, театр, родной театр, в котором вы сколько лет работаете?
Л.КАСАТКИНА: 60.
К.ЛАРИНА: Всего лишь?
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: Подумаешь.
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: Всего-то 60 лет работает Людмила Ивановна Касаткина в театре Российской Армии, который сколько раз уже менял название. Пришли в Центральный Академический театр Советской армии, тогда называлось, да?
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: А сегодня это Театр Армии?
Л.КАСАТКИНА: Армии.
К.ЛАРИНА: Театр Армии просто.
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: Людмила Ивановна, у меня к вам такой, первый вопрос.
Л.КАСАТКИНА: Российской армии.
К.ЛАРИНА: «Российской армии». Учитывая, что в одном театре всю жизнь, с одним мужем всю жизнь. Как-то вам не хотелось вообще взять?..
Л.КАСАТКИНА: С одним сыном.
К.ЛАРИНА: Ну, сын – замечательный, да. Не хотелось вообще изменить жизнь? Что-нибудь раз – поменять театр?
Л.КАСАТКИНА: Нет.
К.ЛАРИНА: Нет?
Л.КАСАТКИНА: Меня приглашали в несколько театров. Но там была такая труппа в этом театре собрана Алексеем Дмитриевичем Поповым великим, от которых уйти нельзя было, пока они были живы, пока можно было с ними играть и у них учиться. Это была великая школа Алексея Попова, которая требовала такой подлинности, что, вы знаете, только хотелось понять, что он хочет. Как умел он прекрасно ругать. Знаете, вдруг обсуждают спектакль, который он только что посмотрел, новый – не он ставил – и обсуждение идет. Он обо всех исполнителях сказал, но обо мне ни одного слова. Хотя, у меня там была одна из лучших работ.
И один актер говорит: «Алексей Дмитриевич, а Людмила Ивановна?» Он говорит: «Ну что о ней говорить? Она знает, что она имеет большой успех у публики. По-моему, все ясно. Недостатки – она сама их исправит». Представляете? Какое доверие и какая высокая для меня была оценка.
К.ЛАРИНА: А вы пришли в театр – уже были кинозвездой?
Л.КАСАТКИНА: Нет, я пришла раньше.
К.ЛАРИНА: Еще не снимались нигде?
Л.КАСАТКИНА: Нет. И вы знаете, я считаю, что если существуют достижения в этих киноработах, им я обязана театру. Потому что театр – это великая школа. Не кинематограф – кинематограф требует результата. А театр – это школа. Вот там, если у тебя сегодня что-то не получилось в спектакле и ты знаешь что, самый жесткий критик – ты сама, что у тебя не получилось. На следующий спектакль ты можешь это исправить. Поэтому это очень прекрасно отличается от кинематографа – в кинематографе все, тебя сняли и больше ты изменить ничего не можешь.
К.ЛАРИНА: У вас сейчас 2 спектакля вы играете в театре, да?
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: «Странная Миссис Сэвидж» и «Школа любви». Я могу себе представить, какое количество спектаклей вы сыграли в своей жизни, какое количество названий. Учитывая, что спектакли все имеют свою жизнь, да? Вот, их, к сожалению, снимают с репертуара. Вот, с каким из ваших спектаклей вам было расставаться труднее всего?
Л.КАСАТКИНА: С Теннесси Уильямсом.
К.ЛАРИНА: «Орфей спускается в ад»?
Л.КАСАТКИНА: «Орфей спускается в ад». Потому что Теннесси Уильямс – он настолько касался каких-то тонких вещей твоих чувствований, не к уму зовущих, а к возможности чувствовать ситуации, что он мне очень дорог. И я очень любила этот спектакль, который прошел 350 с лишним раз на аншлагах. Но когда его сняли, я горько плакала. Хотя, понимала, что надо снимать. Очень любила дуэт наш с Андреем Поповым в «Элегии», где он играл Тургенева, а я актрису Савину прошлого века. Этот тоже спектакль прошел больше 300 раз. Но были любимые. Любила «Барабанщицу». После Люси Фетисовой, замечательной актрисы, первой барабанщицы я была назначена на второй состав. И когда случилась беда с Люсенькой – я очень много снималась, меня не трогали – а потом когда мы потеряли Люсечку.
К.ЛАРИНА: Она же очень молодая ушла.
Л.КАСАТКИНА: Очень. Ну, у нее случилась беда с сосудами мозга. Очень талантливая актриса и моя любимая партнерша. Тогда, вот, театр начал настаивать, чтобы я вводилась, чтобы спектакль продолжал жить. Я около 6 месяцев не могла прикоснуться к этой работе и считала, что его нужно оставить в память Люси Фетисовой, блестящей исполнительницы. Но потом мне пришлось войти в этот спектакль. Я не знаю, как я его играла. Наверное, достойно, если не сняли этот спектакль, но по-другому, чем Люсенька.
К.ЛАРИНА: А он, кстати, по-моему, на телевидении даже записан на пленке с вашим участием.
Л.КАСАТКИНА: Нет.
К.ЛАРИНА: Нет?
Л.КАСАТКИНА: Нет.
К.ЛАРИНА: Нет? Нила Снежко.
Л.КАСАТКИНА: Нет.
К.ЛАРИНА: Не записан. Жалко. Я, вот, мне повезло, вот, вы перечисляете. Я, кстати, знала, что вы ответите про Уильямса, потому что мне, безусловно, повезло в жизни, поскольку я спектакль «Орфей спускается в ад» видела и не один раз. Это, конечно, поразительная работа, невероятная! И я так понимаю, что в то время как раз... Я понимаю, почему вы любите так спектакль этот. Я понимаю, почему Светлана Немоляева так дорожила спектакль «Трамвай желаний» тоже Теннесси Уильямса, она ужасно страдала, когда его сняли. Пожалуй, в то советское время у нас такой драматургии, вот, не было, которая так чувствовала бы женскую природу, да?
Л.КАСАТКИНА: Да, Ксенечка. Вы знаете, одна сцена у меня не шла в репетициях, никак я не могла ее найти, выстрадать. Когда приходит мой первый любимый, идет – он плачет. Эта встреча, очень такая... Ну, не идет, не могу продраться, говорю своему сыну Алексею: «Леша, что мне делать? Сыночек, помоги!» Он был уже музыкантом, уже был помешан на джазе и блюзах, он мне говорит: «Хорошо, мамуль, я подумаю». И через 2 дня приносит мне, где-то достал кассету Рэя Чарльза. И говорит: «Поставь ее перед тем, как ты будешь выходить на сцену». Мы поставили. И, знаете, случилось чудо. Как я признательна Алексею. Потому что как зазвучала эта музыка, у меня уже за кулисами полились слезы из глаз. Я выходила, мне уже было не о чем думать, кроме существа этой роли. Я все время говорила: «Спасибо, сыночек, ты спас меня».
К.ЛАРИНА: Вообще, секреты актерские – они невероятно интересные, непредсказуемые. Ведь, по-разному настраиваетесь на каждую роль.
Л.КАСАТКИНА: Конечно.
К.ЛАРИНА: Что, вот, вам помогает? Где-то музыка. А что еще? Что еще?
Л.КАСАТКИНА: Еще иногда партнер. Если я встречалась во многих спектаклях с Андреем Поповым, замечательным, для меня великим актером, то с ним всегда было интересно. Потому что он любил импровизации и он любил тебя подлавливать. И, вот, если говорить о воспитании актерском. Он, понимаете, давал ситуации на эту же тему, что, понимаете, чуть-чуть иногда изменяя перестановку там слов или чего-то, и наблюдал с хитрыми глазами, как я выкручусь. И это совершенно потрясающий партнер, это великая вещь, мне очень повезло. Андрей Попов, у меня был Константинов замечательный. И, конечно, такие партнеры, Владимир Зельдин. Когда я, все-таки, вошла в «Учитель танцев», который потряс меня, сразил. Знаете, когда я еще была студенткой, на ступеньках, на балконе смотрела этот спектакль. И всякий раз как приходила к тому месту, когда Вольдемар кричал «Флореллу отдадут другому!». И мне казалось, что он рыдает. И я рыдала на балконе вместе с ним. А потом я вводила Флореллу. И это замечательно тоже.
К.ЛАРИНА: А какие, кстати, у вас еще самые сильные впечатления зрительские? Вот, помимо спектаклей, которые вы видели в своем театре, есть же еще, наверняка, эмоциональные воспоминания о спектаклях других театров, которые вас потрясли. Это же редко человек сейчас испытывает такое потрясение от встречи с искусством. Но в вашей жизни наверняка такие потрясения были.
Л.КАСАТКИНА: Да. Были. Но я хотела бы сказать вам, что, понимаете, я никогда не сравнивала. Предположим, мы играли «Океан» в нашем театре, пьесу Штейна, и поставил Александр Владимирович Дунаев. Спектакль имел огромный успех. Его не выпускали сначала, потом министр обороны сказал пустить его. И, вот, представляете, он шел на таком успехе. И моим партнером был Андрей Попов, Зельдин и Сагал – какая труппа была! И понимаете, когда меня бросает, эту героиню Андрей Попов (у него роман с другой женщиной), у нас была сцена: у них двое детей уже, и эту сцену Андрей Попов говорил «Я никогда не знал, что ты мне сегодня будешь за это...» А нужно было ему что-то выдавать. Я, плача, говорила ему: «Ну как же так? У нас с тобой двое детей». Я не знала, что я говорила, но я каждый раз говорила не совсем точно по тексту. Но смысл такой, который меня очень волновал. И, конечно, я очень благодарна этому театру, потому что там была такая труппа! Добржанская, замечательная, выдающаяся, которая играла мать в «Ревизоре», а я – дочку. И вы знаете, Любовь Ивановна ко мне довольно жестко, к дочке относилась на репетициях. Начала меня щипать, и потом я обнаружила у себя синяки. И мне было больно. Сердилась она на меня, наверное: я же позже вошла в репетиции, чем они все. Наверное, она на что-то сердилась, не говорила мне ничего. Но зато я встала, меня потянуло вдруг к отцу, чего нет у Гоголя. Я начала к нему ластиться и искать у него защиты.
К.ЛАРИНА: (смеется)
Л.КАСАТКИНА: И это очень понравилось Алексею Дмитриевичу. Это был неожиданный очень ход и так далее. Вообще, встреча с такой труппой и с такой режиссурой, конечно, меня просто растила, заставляла думать, плакать, искать. Я счастлива, что я столько лет в одном театре. И не случайно, что я с ним не разошлась.
К.ЛАРИНА: А вот скажите, масштаб, все-таки, другой сегодня? Вот, вы называете таких блистательных актеров, которые были вашими партнерами. Все время кажется, что раньше были лучше артисты.
Л.КАСАТКИНА: Ну, это так и есть, Ксенечка.
К.ЛАРИНА: Это так, да?
Л.КАСАТКИНА: Это так и есть, это несравнимо. Сейчас почти не осталось той гвардии, которая сводила тебя с ума и заставляла не спать ночами, искать. Ну, все равно что я в каком-то спектакле должна играть, а она по профессии медицинская сестра. В том же «Океане». Для того чтобы мне понять что это такое, по-настоящему, я ходила по больницам и сидела у медсестер часами, наблюдала, что они делают с этими своими пациентами. Вот это стремление к подлинности существования. Поэтому, конечно... Ну, я даже не знаю.
К.ЛАРИНА: То есть другое отношение было к профессии, да?
Л.КАСАТКИНА: Да. Сейчас другая идет, более поверхностная. Наверное, и требования более поверхностные у режиссуры. И молодежь не так яростно одержимо ищет, как искали мы с Люсей Фетисовой, понимаете? Как добивались мы. У нас была сцена в пьесе Гладкова «До новых встреч», где мы на балконе с ней решали. Я уходила на войну, а они кончали 10-й класс. Она ехала поступать в театральный. И вы знаете, у нас была горелка с двумя котлетами, двумя огурцами. Большая сцена. И мы с Люсей ловили себя на том, что, играя эту сцену, это расставание, каждый из нас стремился схватить котлету, которая побольше, и огурец, который побольше. И это было так замечательно, по-живому. Вот, я в этом театре научилась какой-то, не знаю, я не судья, довелось ли мне, но к подлинности существования.
К.ЛАРИНА: Ну, так, все равно же учат же этому и сегодня в театральных институтах? И вы сами совсем недавно еще и преподавали.
Л.КАСАТКИНА: Мы преподавали, мы учились. Потому что мы ученики Алексея Попова, и режиссер Сергей Колосов тоже. А сейчас другая режиссура пришла. Они этого не ищут, такой глубины не ищут и не требуют, по-моему. Я смотрю спектакли современного нашего главного режиссера. Это небо и земля.
К.ЛАРИНА: А вы говорите об этом?
Л.КАСАТКИНА: Говорю.
К.ЛАРИНА: И чего слышите в ответ?
Л.КАСАТКИНА: Поэтому в спектаклях, скажем, нашего главного режиссера Морозова, который уже 14 лет в театре, я не играла ни в одном спектакле его. Он меня не берет
К.ЛАРИНА: Он вас боится.
Л.КАСАТКИНА: Наверное. Я подумала, но почему же я не пригодилась ему? Хотя, его дипломный спектакль я играла. Я не могу сказать, что это отрицательное отношение или он меня не признает. Нет. Это ничего не демонстрируется. Но я не играю в его спектаклях. А тогда была режиссура, в которой каждый хотел в свой спектакль меня затащить или назначить. Поэтому... Ну как? Ну, что делать, если ты говоришь «тогда было»? Ну хорошо, 10, ну, даже 20 лет назад – ну, было. Ведь, это было.
К.ЛАРИНА: А, может, не надо ничего говорить им?
Л.КАСАТКИНА: Может быть.
К.ЛАРИНА: Да? Послушность. Все послушно.
Л.КАСАТКИНА: Но иногда вынуждают говорить. Не из-за того, что я лезу со своим мнением. Но меня человек спрашивает – я должна сказать правду. Я не должна лгать, потому что я не подхалимка. Я не должна ему говорить «Вы знаете, да, у вас хороший спектакль», а я должна сказать ему правду. Это, может быть, единственный случай или единственный человек, который скажет ему правду. Я же не пишу рецензий. Мне кажется, что это бывает нужно, когда я искренне рассказываю о своих впечатлениях.
К.ЛАРИНА: А «Странную Миссис Сэвидж» – это поставил Сергей Николаевич Колосов, да?
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: Ну, вещь-то, кстати, тоже очень известная, и великие артистки играли эту пьесу.
Л.КАСАТКИНА: Раневская.
К.ЛАРИНА: Раневская, Марецкая, по-моему, даже Любовь Орлова несколько спектаклей сыграла в театре Моссовета.
Л.КАСАТКИНА: Да, говорят.
К.ЛАРИНА: А что вас привлекло в этой роли?
Л.КАСАТКИНА: Женская судьба. Я искала все время судьбы. Но подумайте, какая, действительно, необычная судьба. В 16 лет она полюбила человека, у которого трое детей, а жена умерла. И когда они поженились, эти трое детей были на ее совести, воспитание их. Когда она хотела их приблизить к себе и стать для них, ну, почти матерью, если это возможно, она вдруг, младшая девочка начала кусать ее, они начали ее не принимать, отталкивать. И, ведь, она их воспитала до взрослого, дала им вместе с мужем образование. И когда умер муж, они начали выставлять свои требования. Вы знаете, вот эти судьбы, отношения матери, детей, семьи – они всегда мне были очень дороги. Меня привлекла в этой пьесе вот эта линия.
К.ЛАРИНА: Ну, я так надеюсь, что, все-таки, в ваших отношениях с Алексеем, с сыном таких проблем не возникало в течение жизни, вы всегда дружили, да?
Л.КАСАТКИНА: Мы дружили, да. Потому что он очень умный мальчик. Он, увлекшись джазом в 15 лет, начал говорить: «Мамуль, завтра у тебя какой вечер? Ты что делаешь?» Я говорю: «Завтра я свободна» - «Составь мне компанию. Джазовый концерт играют такие-то, такие-то. Пойдем со мной». И я с ним все время ходила. Таким образом я была вовлечена им в любовь к джазу и блюзам. Он сейчас ими занимается и сам сочиняет, и играет те, которые великих джазменов и блюзменов. Но, понимаете, когда поет или играет попса, ну, это музыка какого-то другого уровня. Ну, может быть, там есть какие-то отдельные талантливые лица. Но сама музыка и сама история джаза и блюза – все равно это сплошные импровизации. Я очень люблю импровизации.
К.ЛАРИНА: Людмила Ивановна Касаткина у нас в студии. Мы сейчас уходим на новости, потом возвращаемся в передачу и уже будем отвечать на ваши вопросы.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Вот, пока шли новости и реклама, я думаю, что пользователи интернета слышали наш разговор – мы обсуждали учеников как раз Людмилы Ивановны Касаткиной и Сергея Николаевича Колосова. Вообще, курс Касаткина-Колосов – это такой бренд. Вы сколько выпустили? 2?
Л.КАСАТКИНА: 3.
К.ЛАРИНА: 3 курса.
Л.КАСАТКИНА: Да, 3 выпуска по 4 часа.
К.ЛАРИНА: Да, это, безусловно, действительно, марка. И как раз я училась, поступила в институт, когда у вас был выпускной уже курс. Я поступила, а вы выпускали как раз тот курс, где учился Миша Неганов, Миша Багдасаров, где учился Валя Климентьев.
Л.КАСАТКИНА: Это 2-й курс, 2-й набор.
К.ЛАРИНА: Замечательные все ребята. Но у каждого по-разному складывается судьба, и вот у меня к вам такой вопрос. Насколько вообще актерская судьба зависит от судьбы? Вот это вот содержание – чего здесь больше, везения или какой-то своей собственной инициативы, труда вложенного? Вот, на ваш взгляд?
Л.КАСАТКИНА: Вы знаете, Ксенечка, мне трудно ответить на этот вопрос. Потому что когда я думаю о моей судьбе, я думаю, такое попадание в «Укротительницу тигров», которое первое у меня случилось, имел обвальный успех этот фильм, и он идет до сих пор – его крутят до сих пор. Но, предположим, ну, что это? Судьба, наверное? Случайность? Почему я попала?.. Некоторые попадают в первый фильм не очень удачный. Сам фильм и вся история, и твою работу. И тогда она не производит такого впечатления – надо потом идти дальше, что-то доказывать. А тут мне не пришлось ничего никому доказывать. Ну, доказывал только Сергей Колосов. Когда он видел, что я в комедийных ролях хорошо прохожу, он захотел драматических для меня ролей и трагической «Помни имя свое» - это же трагическая история. И там «Операция Трест» – это тоже драматическая судьба монархистки. Но комедийные у меня были только «Медовый месяц», «Укротительница тигров» и «Душечка» Чехова.
К.ЛАРИНА: Вот здесь, кстати, вспоминают все наши слушатели. Хотите я вам прочту, что пишут, Людмила Ивановна?
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: Сейчас скажу. Это то, что пришло на наш сайт до начала программы. «Голос Людмилы Касаткиной – подлинное чудо нашей эпохи. Долгих лет вам жизни», «Благодарность за роль в фильме «Помни имя свое», «Навсегда запомнил и влюбился, - пишет педагог из Москвы, - в созданный вами замечательный жизнерадостный образ директора школы», - это, видимо, речь идет о «Большой перемене».
Л.КАСАТКИНА: Да-да-да.
К.ЛАРИНА: «Сейчас таких женщин-директоров нету. Жизнь побила. Будьте здоровы и счастливы. Мы вас любим».
Л.КАСАТКИНА: Мне очень приятно.
К.ЛАРИНА: Следующая телеграмма из Москвы: «На долгие годы здоровья и прочее-прочее Людмиле Ивановне, поздравляю с юбилеем, желаю оптимизма. Особенно люблю фильм с вашим участием «Душечка». Недавно видела вас в спектакле «Странная миссис Сэвидж» – сильнейшие впечатления, особенно в финале спектакля. Но вот и вопрос есть: как вам удается поддерживать такую отличную форму? Какой у вас распорядок дня? В чем вы себя ограничиваете, а в чем балуете?»
Л.КАСАТКИНА: Вы знаете, ограничиваю я себя в том, что я недосыпаю как хочется. Потому что я очень рано начала работать в театре одновременно с фильмами. И ставя условия тем, кто приглашал меня в фильмы, что если вы только не сорвете мне ни один спектакль – я не хотела подвести никогда театр. И параллельно играя и в театре, и снимаясь там, я была настолько, ну, как вам сказать, требования времени делали со мной что-то невероятное. Я вечно недосыпала, я всегда хотела спать. Ну, 5 часов – ну, мне мало. Я приезжала в 12 со съемки, а в 9 утра у меня уже другая съемка. Пока ты помоешься, пока ты что-то съешь, пока ты заснешь, оставалось каких-нибудь там 5-6 часов максимум. Я все время хотела спать.
И иногда меня спрашивают (повеселю вас), они говорят: «Скажите, как вы живете? Как вы поживаете?» Короткая пауза, я говорю: «Знаете, я не знаю, как я живу. Я не живу, я знаю, как я работаю».
К.ЛАРИНА: Это главный рецепт?
Л.КАСАТКИНА: Это же что это? «А как вы живете? Где вы бываете?» Я вырываюсь только на те спектакли, актеры которых меня интересуют или режиссеры. Я довольно, любя балет, начиная в балете, ворвалась на спектакли в Большой театр, когда какая-нибудь начинала сверкать звездочка, или Катя Максимова, или кто там, чтобы доставить себе радость. Чтобы на потрясающей музыке, потрясающем исполнении вдруг поймать себя на том, что льются слезы.
К.ЛАРИНА: А скажите, прямая спина – это из балета?
Л.КАСАТКИНА: Балет. Это балет.
К.ЛАРИНА: На всю жизнь.
Л.КАСАТКИНА: Это балет. Балет. И ноги, которые дают мне возможность делать очень много движений, которые уже в моем возрасте были бы трудны. Ничего подобного. Хотите, я сейчас вам продемонстрирую.
К.ЛАРИНА: Ну, станок есть у вас дома?
Л.КАСАТКИНА: Станок – нет. Стул.
К.ЛАРИНА: То есть вы, все-таки это делаете до сих пор, да?
Л.КАСАТКИНА: Делаю до сих пор. Но иногда бывают пропуски, когда я слишком бываю переутомлена. Но это редко. В основном, это просто.. Ну, это прежде чем войти в душ, я обязательно хотя бы 10 минут постою у своего станка, понимаете? Для того, чтобы когда уже польются такие, от усилий невыспанности какие-то струйки пота, когда ты бежишь в ванну, принимаешь душ, потом ты бежишь, чтобы выпить кофе и съесть кусок черного хлеба с брынзой, и бежать в театр. Это начинается мое утро.
Что дальше? Ну, дальше я после репетиции – я все время, ведь, репетировала помимо спектаклей – и я дальше ловила себя на том, что когда кончалась репетиция, у меня начинались или занятия по вокалу, или хореографический станок. И таким образом я забывала, что надо пообедать – не успевала. Начинался спектакль.
Вот, после спектакля когда я шла, я вдруг почувствовала, у меня дрожат колени, дрожат ноги. Что такое? Ведь, вроде, спектакль прошел хорошо. А потом, сойдя с машины, я вспоминаю: я просто не успела пообедать.
К.ЛАРИНА: Скажите, пожалуйста, а, вот, ваш талант хореографический – он был использован где-то в спектаклях?
Л.КАСАТКИНА: Да, безусловно. Ну вот я канкан, например, в «Душечке». Ей снится, что она помогает своему первому мужу, который руководил театром, в который перестала ходить публика. И она вместе с профессиональными балеринами танцует канкан. Это же, простите меня, не просто сплясать цыганочку в «Вызываем огонь на себя», цыганочку может сплясать любая. А канкан – это более сложное уже. Пригодилось, конечно, и не в одном спектакле. Так что пригодилось все. С 11 лет мною накапливалось, какие-то вещи, которые я должна была преодолевать. Все-таки, я небольшого роста, я никогда не была толстой, потому что мы жили в голодное время. Я недоедала все время.
Однажды, танцуя на сцене филиала большого театра в детском спектакле, у меня случился обморок. Я упала и какой-то партнер мой вытаскивал меня за ноги за кулисы. Это потому, что от голода. И я могу только одно сказать – что когда я попала в больницу в один из этих обмороков на сцене, там они меня поизучали, сказали «Малокровие, то-сё, с балетом покончено навсегда». Вот для меня был первый удар.
К.ЛАРИНА: А вы всерьез хотели пойти именно в балет?
Л.КАСАТКИНА: Хотела, да. И говорили, что у меня есть какие-то... Там, не знаю, хвалили меня очень, даже профессионалы. У меня есть такие туфельки балетные, которые мне подарили, где даже Галина Уланова на этих туфельках расписалась. Представляете, какие звезды и какие имена смотрели начинающую совсем девочку в спектакле, для того чтобы оставить свой автограф на балетных туфельках?
К.ЛАРИНА: А вы, наверное, когда смотрите балет, у вас наверняка мышцы болят. Я знаю, это когда переживаешь, как будто бы сам это, да?
Л.КАСАТКИНА: Вы абсолютно правы.
К.ЛАРИНА: (смеется) Да? Болят именно те мышцы, которыми сейчас работает балерина на сцене.
Л.КАСАТКИНА: А я уверена, что вы тоже были актрисой.
К.ЛАРИНА: Была когда-то.
Л.КАСАТКИНА: Вот, все. Это и сказывается. Ощущение мышцами, не знаю, даже косточками кажется, в головке ли твои мысли, не знаю. Но сначала живет тело. Часто себя ловишь на этом, что какое-то движение. Если оно случилось, тогда включаются какие-то мысли твои, что ты хочешь. Но отработка каждого движения стоила очень дорогого. Но знаете, я поняла, что чем больше человек преодолевает, чем он менее сыт, тем он большего достигнет.
К.ЛАРИНА: Людмила Ивановна, у меня к вам еще такой вопрос. Каким образом вам, все-таки, за всю вашу жизнь, удалось избежать разных искушений, которые ломают актерские судьбы? Я имею в виду и, там не знаю, такая привычка к праздности во всех проявлениях, самых разных, которая погубила не одну судьбу актерскую, да? И то, что касается отношений с противоположным полом. Я уж не говорю про звездную болезнь, когда у человека начинает кружиться голова от успеха и иногда из этой болезни тоже человек не вылезает и его судьба кончается. Вы как-то в этом смысле человек стойкий. Это что, свойство вашего характера?
Л.КАСАТКИНА: Нет. Это помощь режиссера, моего мужа Сергея Колосова, который говорил мне «Да, сейчас у тебя очень большой успех. Но это будет не вечно. Ты думай уже о следующей работе. Не обольщайся. Ты говори «спасибо», но не реагируй на это какими-то эмоциями своими Это нормально. Ну, случилась работа, ну, она имеет успех. Ну, хорошо, стоят очереди в кинотеатр тогда, там, на «Укротительницу», на «Медовый месяц».
К.ЛАРИНА: Да. И афиши с твоим лицом по всей стране. да?
Л.КАСАТКИНА: Я не заболела звездной болезнью из-за Сергея Колосова, который очень умно мною тоже руководил. Что касается того, чтобы быть в одной форме. Вот, ведь, до сих пор, ну, казалось бы, я должна была стать толстой. Вы видите 46-й размер одежды. Как я сохранила? Я ем все, что я хочу. Но я мало хочу есть. Поэтому в этом... Я не люблю бывать в гостях, я терпеть не могу торты. Если я с «Укротительницей тигров» для того, чтобы не полнеть (я тогда была пухленькая), я проходила в кондитерском отделе мимо этой лавки, где продают пирожные, и я начинала на них смотреть и чувствовала, что меня сейчас стошнит. И я убегала для того, чтобы ничего себе не купить. Вот эта нелюбовь к тортам и к пирожным, а любовь к черному хлебу – они сделали свое благородное дело. Что еще вас интересовало, я забыла?
К.ЛАРИНА: Праздность. Выпить, закусить, погулять всю ночь.
Л.КАСАТКИНА: Вот я вам сейчас скажу.
К.ЛАРИНА: Влюбиться, бросить все, мужа и побежать за возлюбленным новым.
Л.КАСАТКИНА: Нет, нет. Не дано было. Знаете, потому что работы были все время в театре и в кино, очень трудные роли. Мне было ни до кого – только бы справиться с задачами, которые ставились передо мной. Потому что обмануть надежды Сергея Колосова, который в тебя поверил, для меня это было бы дикой болью.
К.ЛАРИНА: Ну, поклонников-то было, небось, миллион?
Л.КАСАТКИНА: Было много.
К.ЛАРИНА: Такая женщина: красивая, все время смеется, вы же провоцируете.
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: Кокетничаете. (смеется)
Л.КАСАТКИНА: И тем не менее, это от моего характера. У меня характер не злобивый. Я совершенно редко очень обижаюсь, я прощаю человеку, говорю «Ну, он сегодня в таком настроении».
К.ЛАРИНА: А били кого-нибудь?
Л.КАСАТКИНА: Да, била. Я била однажды парня, который...
К.ЛАРИНА: То есть пощечину давали?
Л.КАСАТКИНА: Вы знаете, который, 2 мальчика, лет 10-11 дрались и он им чего-то там помогал, какие-то палки давал. И, вот, я подбежала к нему, я его ударила по лицу очень сильно, потому что он учит маленьких драться. Ну, были у меня, еще был один случай. Ну, еще Сергей Колосов меня защищал от полупьяных поклонников. Это жутко же было. Я терпеть не могу бывать в гостях, мне скучно там, через 5 минут напиваются все, а я человек непьющий, ну, немножко шампанского я могла чуть-чуть для настроения или какого-нибудь красного вина. Очень немного. Я не пьянела. Поэтому непьяному человеку в компании трудно. Тем более, ты сладкое, должна объяснять. «Ну, если ты меня будешь угощать тортом, - говорила я своей подруге, - я уйду раньше. Ради бога, не угощай меня, не настаивай, я это не могу просто – не то, что не хочу. Не могу. Мне нельзя».
И, вот, есть вещи, которые что-то со мной сделали. Я не знаю. Я не знаю, что, но какую-то большую очень требовательность к себе. И вино, и никакое спиртное на меня, слава богу, не действовало.
К.ЛАРИНА: Вообще, это, конечно, страшно. Вот, когда мы с вами разговаривали во время перерыва, вспоминали ваших в том числе и учеников, скольких эта беда не обошла стороной и, действительно, погубила. Я, опять же, вспоминаю блестящих актеров. Хотя, многие совмещали, вот, ваш замечательный партнер из вашего театра, роскошный мужчина, не побоюсь этого слова, Сошальский Владимир.
Л.КАСАТКИНА: Да.
К.ЛАРИНА: Это же блестящий артист!
Л.КАСАТКИНА: Да, блестящий.
К.ЛАРИНА: Ну, все знают эту его страсть, к сожалению. Но при этом же был роскошь-мужчина.
Л.КАСАТКИНА: Это была большая драма. Потому что я играла с ним в спектаклях. И вы знаете, он был не только красивый, он был обаятельный очень. И он умел любить на сцене.
К.ЛАРИНА: Это редкое, кстати, качество актерское, да?
Л.КАСАТКИНА: Это редкий дар. Дар великий! Понимаете? С ним было играть прекрасно. Что случилось потом? Вот, в этой компании, в которую он попадал, где пили-пили и еще раз пили. И в конце концов пришло к такой драме. Он рано, ведь, умер. Рано. Он мог бы еще жить. Но вот это спиртное сделало из него непрофессионала. Он стал забывать текст, не помнил его. И я очень жалела и плакала, и говорила «Володечка, милый, не ходи туда, где там сегодня жарят поросенка и будет много спиртного. Ну, не ходи туда» - «Ну, меня зовут», - он говорит. Я говорю: «Но меня тоже звали, но я же не ходила. Я находила разные причины. Ну, пожалуйста!»
В общем, понимаете, все зависит от воли человека, от его установок. Не разумных, а каких-то твоих нравственных. Ну, вот, есть вещи, которые, ну, не люблю я эти все застолья. Мне скучно становится от этих тостов дурацких. Редко, когда хорошие тосты бывают, которые тебе что-то открывают, как-то по-новому человека.
К.ЛАРИНА: Но к вам же в гости друзья приходят?
Л.КАСАТКИНА: А это – да, безусловно. Когда они ко мне приходят, я стараюсь не огорчить никого, тех, кто ко мне пришел, я проявляю к ним такое внимание, на какое я только способна сегодня. Но, опять же, это когда ко мне приходят. Но когда мне приходится где-то бывать, это для меня пытка.
К.ЛАРИНА: Людмила Ивановна, давайте, у нас времени остается не так много до конца нашего сегодня такого, эмоционального разговора. У нас – я хотела дать возможность нашим слушателям вас что-нибудь спросить. Ну, вот, я смотрю, что нам пишут на наш SMS. Наташа пишет: «Вы москвичка, вся ваша жизнь связана с Москвой и московским театром. Скажите, пожалуйста, есть ли у вас особенное отношение к Москве, особенный трепет? Что она для вас?»
Л.КАСАТКИНА: Я родилась в деревне под Вязьмой, мне было 4 с лишним годика, когда мои родители переехали в Москву. Конечно, негде было жить, заняли какой-то подвал 12-метровой комнаты, где жили мы, 5 человек – мама, папа, брат и еще мамина сестра. Вот, 5 человек на 12 метрах, вы понимаете, да? Поэтому мы много лет прожили в подвале, где заливало весной, снег, вода. Где была сырость, где были крысы, где очень нам было тяжко жить. Мои рабочие родители много работали и очень от этого страдали, но, тем не менее, я выросла в большой нужде. Наверное, это постепенно вырабатывало во мне протест, какую-то смелость, желание борьбы, что я могу сделать для того, чтобы там не было того-то, того-то или того-то. Я не знаю, как вам сказать, что случилось. Но я очень многому научилась у моих родителей. Мама мне говорила, когда мне было 5 лет: «Детка, говори людям только хорошее – не огорчай никого, людей. У них много своих огорчений». Если ты увидишь что-то хорошее и тебя спрашивают «Скажи только то доброе, что...»
К.ЛАРИНА: Скажите, а, вот, после подвала, когда первые человеческие условия появились в вашей жизни, бытовые я имею в виду?
Л.КАСАТКИНА: 20 лет мне было, когда мы переехали на 2-й этаж.
К.ЛАРИНА: Этого же дома?
Л.КАСАТКИНА: Этого же дома.
К.ЛАРИНА: Это была уже комната?
Л.КАСАТКИНА: Это была комната, но большая и, главное, сухая на 2-м этаже.
К.ЛАРИНА: Уже счастье.
Л.КАСАТКИНА: Это счастье великое было. Просто великое. Оттуда съехали люди в какое-то новое жилье.
К.ЛАРИНА: А первая квартира своя, отдельная?
Л.КАСАТКИНА: Отдельная квартира – это мне театр дал в новостройке за Богородским кладбищем. И там, конечно, двухкомнатная квартира была, у меня уже родился сыночек. Конечно, там были хорошие условия – и ванная, и теплая вода, и так далее. Но это было очень далеко от театра. И вот эти поездки – а я 3 месяца с ребенком, и уже надо начинать работать, Львов-Анохин, замечательный режиссер ждал меня в пьесу «Любка-любовь», где там кончалось тем, что когда я поняла, что он любит другую, я начинала дикую пляску, дикую, какую может только, вот, насколько хватает твоих сил, когда я слышала звуки аккордеона или баяна.
Понимаете, я так много играла в театре и таких, трудных ролей часто, что у меня не оставалось времени ни на что больше. Это ж надо было выучить каждый танец, каждый момент, каждое что, найти какие-то свежие небанальные, не трафаретные какие-то ответы. Это иногда мы исправляли современных авторов, потому что, ну...
К.ЛАРИНА: Переписывали?
Л.КАСАТКИНА: Переписывали.
К.ЛАРИНА: Людмила Ивановна, а впервые за границей когда побывали, помните?
Л.КАСАТКИНА: С «Укротительницей тигров». Вы можете себе представить, в 1955-м вышел фильм на экраны и в 1956-м я уже была. В 1955-м отправлена с первой делегацией в Индию.
К.ЛАРИНА: Это была первая ваша заграница?
Л.КАСАТКИНА: С этим фильмом. Ну, во-первых, меня оформили тогда за 3 дня – такого вообще не было тогда, в то время советское. Я сама не понимала, почему они меня оформили? Ну, слишком ясная была биография, наверное, не знаю. И, вот, представляете, впервые в жизни я увидела Индию. Впервые в жизни меня принимал, нашу делегацию Джавахарлал Неру, и Индира Ганди была его секретарем. И он из всех фильмов, 30 фильмов было послано нашей страной, а он видел только один – «Укротительницу тигров». Поэтому он так ласково посадил меня рядом с собой, потом он вывел нас в свой сад, где за какой-то сеткой стояло огромное дерево, на котором жили 2 панды, его любимицы. И, вот он мне, как укротительнице, решил продемонстрировать. Ему открыли клетку, он надел толстые перчатки, дали тарелочку со стручками. Он подошел к дереву огромному, на котором они сидели. Тогда еще панд не было, мы еще их не знали. И, вот, спускается одна, с когтями, с зубами, как 2 медвежонка, белый и черный оттенки, и съедает эти стручки. И он очень счастливый поворачивается, говорит: «Людмила, please». Мол, ты же укротительница. Мне открывают дверь. Крючков, который был, Николай Афанасьевич в этой делегации, говорит: «Мила, входите, держите честь советского человека». Что делать? Я пошла. Никаких перчаток мне не дали, сунули тарелочку со стручками. Он подходит, меня за плечики подводит к этому дереву, протягивает тарелочку. Сползает другая. Ну, представьте, рука-то без перчаток. И что? Я же, все-таки, думаю, цапнет. Одного раза хватит. Но, в общем, все обошлось благополучно, и счастливый господин Неру похлопал меня...
К.ЛАРИНА: То есть он даже не сомневался, что вы – настоящая укротительница тигров. Вот, волшебная сила искусства.
Л.КАСАТКИНА: Да-да-да.
К.ЛАРИНА: А в Америке были?
Л.КАСАТКИНА: Была. Но, как вам сказать? Не со спектаклем. Там только смотрели мои фильмы некоторые.
К.ЛАРИНА: Ну и как? Произвело впечатление?
Л.КАСАТКИНА: Они были просто в большом восторге.
К.ЛАРИНА: А вы?
Л.КАСАТКИНА: Правда, большинство наших соотечественников. На меня Америка не произвела такого впечатления. Мне не понравилось, что они не готовят супов, что они все время что-то жуют, поп-корн какой-то, машины, все время что-то жуют. Они нормально не едят. Там в 8 вечера у них обед, что-то они там перекусывают. Мне не понравился образ их жизни.
К.ЛАРИНА: Ну, а если, вот, вспомнить вообще по городам, по миру. Вот, какие страны, может быть, или какой город, который вам пришелся по душе, который вы полюбили?
Л.КАСАТКИНА: Италия.
К.ЛАРИНА: Италия, да?
Л.КАСАТКИНА: Венеция, Флоренция. Там, конечно, все рождено в укрощении веками созданном, непревзойденной скульптурой, чем-то возрожденческим. И вот этот уровень культуры – ни в одной стране больше такого уровня я не встречала. Потому что когда была в Испании – там современные, в общем-то уже, более современные художники и достояния. А там, ведь, XV век, XVI век. Вы представляете, ты встречаешься с чем? И, конечно, Италия меня сразила.
К.ЛАРИНА: Там каждый камень, да?
Л.КАСАТКИНА: Да. Поразила совершенно.
К.ЛАРИНА: Людмила Ивановна, время наше истекает. Я уж не знаю, Как вам было тут. Мне было с вами хорошо.
Л.КАСАТКИНА: Мне с вами всегда хорошо.
К.ЛАРИНА: «Уважаемая Людмила Ивановна, вы – одна из самых любимых моих актрис, - пишет вам наша слушательница с Украины, - вы женственны, обаятельны, прекрасны. Голос ваш неподражаем. Все фильмы, спектакли с вашим участием запомнились на всю жизнь. Хочется вас спросить: играя, актер должен отображать жизнь или чуть-чуть приподниматься над действительностью?»
Л.КАСАТКИНА: Нет. Подлинность школы моей у Алексея Дмитриевича Попова, у Сергея Колосова и у тех режиссеров, с которыми я соглашалась работать, была к подлинности существования. Не надо ничего изображать. А ты как чувствуешь эту ситуацию? А что бы ты делала в этот момент? Ну, да, Но там же написано... нет, потом ты придешь к тому, что написано. Ты сначала пропусти это все через себя. Я говорю: «Что? Это столько страданий, прежде чем я что-то произнесу?» «Да, - он говорит. – А без этого нельзя». Вот, были те репетиции, которых сейчас в многосерийных фильмах нету, репетиций. Поэтому мы видим такой уровень кошмарный порой, за который стыдно.
К.ЛАРИНА: Есть страдания, которые вводят человека в состояние депрессивное, когда ему не хочется жить, если он посмотрит какой-нибудь фильм или спектакль тяжелый. А, вот, если говорить о том, о чем вы сейчас говорите, как мне кажется, это из тех страданий, которые, действительно, очищают. Вот, за это, наверное, мне бы хотелось огромное вам сказать спасибо, потому что несмотря на подлинную глубину, на настоящую правду, которую вы всегда преподносите в своих работах, в своих ролях, вы все равно оставляете надежду человеку. Это невероятно важно, особенно сегодня. Огромное вам спасибо, я вас очень люблю. И до встречи в театре.
Л.КАСАТКИНА: Спасибо большое. Приходите. И сегодня я беседовала с изумительной и любимой мной на «Эхе Москвы», с Ксенечкой Лариной.
К.ЛАРИНА: Спасибо, Людмила Ивановна.
Л.КАСАТКИНА: Спасибо, Ксенечка.