Алла Демидова - Дифирамб - 2010-05-02

К. ЛАРИНА: 14 часов 10 минут, мы начинаем программу «Дифирамб», ещё раз приветствую вас дорогие друзья, у микрофона Ксения Ларина, а в гостях у нас сегодня замечательная актриса, выдающаяся личность эпохи, не побоюсь этого слова, Алла Сергеевна Демидова. Здравствуйте, Алла Сергеевна.

А. ДЕМИДОВА: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Просто очень как-то было бы обидно ограничивать вас только актёрским существованием, актёрским пространством, потому, что все, кому известно это имя, эта фамилия, прекрасно знают, что Алла Демидова – это не просто актриса, это ещё и философ, как мне кажется, это автор очень интересных необычных книг, это и филолог в какой-то степени, и литературный критик, тоже можно назвать. И чтец, конечно же. Поскольку Алла Сергеевна не боится выходить к вам один на один. Я имею в виду к вам, зрителям. И обращаться к вам в зал, посредством любимых своих поэтов, посредством любимых стихов. Вот кстати я бы с этого начала, хотя это будут, как я понимаю, не стихи всё-таки, а что, может быть, вы сейчас нам может быть, расскажете. Поскольку знаем, что четвёртого числа состоится необычное совершенно действо Московского художественного театра, под названием «Реквием». Это проект режиссёра Кирилла Серебрянникова, который вот таким необычным образом, решил отметить юбилей победы. Посвящается это победе над фашизмом во Второй Мировой войне. Именно так наверное стоит подчеркнуть, что речь идёт именно о Второй Мировой войне, поскольку в этом проекте заняты не только русские актёры, но и представители самых разных других стран, в том числе, по-моему, Германии. Да?

А. ДЕМИДОВА: И Германия - Ашигула, и Польша – Ольбрыхский, и Израиль на иврите, и Япония на японском. Так что там будут такие вкрапления, но в основном, это конечно музыкальные действа. Композитор, который работает и работал с Кириллом раньше, на спектаклях. И со мной, когда мы с Кириллом сделали тоже такое действо «Демон» Лермонтова. Когда был оркестр Пикарского, когда я читала текст, а за моей спиной на 40 метров экран, и что-то там происходило, я не знаю, потому, что это было за моей спиной, и так далее. И музыку написал этот композитор. Поэтому, это как бы такая не первая встреча. Но очень такая мощная, потому, что тут много вкраплений. Ну, например, я буду читать монолог Медеи Эврепидовски, «О дети, дети». Хотя, там не будет адреса Медеи. Потому, что там: «О, горькая, о несчастная Медея». То есть эти строчки, или там, «Ясон», прямого адреса, мы это убрали. Поэтому просто плач о детях. Потому, что когда передо мной, как раз кусок будет во-первых, чтение из дневника девочки, когда мама умерла, в 12 часов 43-го года Люся умерла.

К. ЛАРИНА: Это Таня Савичева, по-моему.

А. ДЕМИДОВА: Да. Савичевой, и так далее, перечисление, а потом детский хор, и дети «Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик», и так далее. Детские голоса, и вот этот мой плач, «О дети, дети», в тишине. Потому, что до этого, очень мощный музыкальный кусок. И поэтому, тишина тут нужно. Но сколько продлится это действо, мы узнаем только сегодня вечером. Потому, что сегодня вечером будет такой черновой прогон.

К. ЛАРИНА: Когда уже все актёры приедут, да?

А. ДЕМИДОВА: Да, приедут, и причём, в 10 часов вечера начнём, пока они все соберутся. И завтра тоже.

К. ЛАРИНА: Там, вот вы интересно, назвали. У вас такой художественный текст ваш, фрагмент из трагедии, да? А там, насколько я знаю, тексты, какие-то монологи, написаны специально для актёров, для Табакова. Нет?

А. ДЕМИДОВА: Нет, там актёры, которые приезжают, они свои тексты, они рассказывают о своих каких-то впечатлениях, как погиб отец.

К. ЛАРИНА: То есть, рассказывают про себя.

А. ДЕМИДОВА: Про себя. Но очень коротко, и каждый на своём языке. И будет бегущая строка, но она будет не наверху, чтобы всё-таки видеть этого актёра, а через него этот текст огромный. Ну, Кирилл, он всегда же придумывает. Я, вообще, люблю работать с режиссёрами, которые как бы знаете, иду туда, не знаю, куда, найду что, не знаю, что. Кто, не знаю, что. Потому, что иногда находится очень интересное, а иногда, может быть, действительно тупик. Но этот тупик тоже как бы не даром даётся. Это такая, как в шахте прорубается, тут жила кончается. Но хорошо, пойдём в другую сторону. И Кирилл как раз, из этих режиссёров. Таких режиссёров не так много. Например, был Анатолий Васильев, с которым мне тоже очень интересно было работать.

К. ЛАРИНА: Он есть, но не здесь, к сожалению.

А. ДЕМИДОВА: Но не в Москве. Потому, что это вообще, я считаю, очень грубая была ошибка, лишить его театра Московского. Это очень грубая ошибка, мягко говоря. Это просто не понимание, что такое характер, и что такое талант. И что эта грань лежит очень серьёзная. И чем больше талант, тем труднее характер.

К. ЛАРИНА: Кстати, если уж вы об этом заговорили, меня вот в этой истории чиновники мало, чем удивляют, это как-то уже тут удивляться нечему. Меня поразило, что всё-таки театральное сообщество как-то не защитило своего представителя. Не было такого сильного общественного резонанса. Так странно.

А. ДЕМИДОВА: А где вы видели театральное сообщество? Где?

К. ЛАРИНА: Нету его?

А. ДЕМИДОВА: Нет, сейчас нет общественного мнения. Во всяком случаи, в театре, и не только в театре. Вообще, нет этого общественного мнения, к которому мы привыкли, во всяком случае, с вами, то, что было раньше. То, что было сразу, моментально интеллигенция откликалась.

К. ЛАРИНА: Да.

А. ДЕМИДОВА: Нет, этого сейчас нет. Сейчас идут какие-то письма, я даже подписывала несколько писем, по поводу Васильева. Были письма, но они такие хилые, и никто об этом не слышал, и не знал. Они клались на стол чиновнику, и там же, куда-то в папку, и там же погибали где-то. Нет, это очень всё печально.

К. ЛАРИНА: Я хочу напомнить нашим слушателям, что конечно же, вы сможете задать вопрос Алле Сергеевне Демидовой, напомню номер телефона: 363-36-59.СМС: +7-985-970-45-45. Я забыла сказать, что конечно же, мы есть в интернете на сайте, у нас идёт видео-трансляция. Так что если вы хотите с Аллой Сергеевной поздороваться, вот буквально увидеть её в нашем прямом эфире, то сделайте это. Зайдите на наш сайт, и вы там увидите Аллу Сергеевну Демидову здесь, в прямом эфире «Эха». А я бы хотела поговорить ещё про один проект, который уже состоялся. Но, к сожалению, пока ещё не читала эту книгу. Вот буквально, первый пришёл вопрос на сайт начала программы, я думаю, что вам будет приятно, Алла Сергеевна. «Пару дней назад, я с ужасом осознал, что великолепная книга Аллы Сергеевны закончилась. Расставаться не хотелось, и я перечитал особенно понравившиеся главы. Теперь жду, когда Почта России, доставит мне «Письма к Тому». Алла Сергеевна, читая вашу книгу, я бесконечно сожалел, что никогда не увижу не Милентьевну, не Раневскую, не Медею. Обидно особенно теперь, когда знаешь, как сложно и интересно создавали вы эти образы. Многое бы отдал, чтобы услышать, как вы читали мой любимый монолог «Мерлин Монро». Зато в записи, удалось послушать и «Реквием», и «Мудрость». Это прекрасно. Радуют ваши замечательные киноработы. Редкие, но такие приятные телеэфиры». Ну, в общем, тут масса комплиментов, я думаю, что это речь идёт о книге, как я понимаю, мемуаров вашей, да? но вот про «Письма к Тому», стоит наверное сказать отдельно. Это книга, которая совсем недавно вышла, да?

А. ДЕМИДОВА: Вы знаете, я не знаю, какую он читал книгу до этого, потому, что до этого было по-моему, семь книг, до этих «Писем к Тому». Она восьмая или девятая. Поэтому, не знаю, что он читал. А «Письма к Тому», эта книжка вышла только что, недавно. А вообще, знаете, это некоторый тоже мой авантюризм, что ли. Вот именно, иду туда, не знаю куда. Потому, что при жизни, по-моему, кроме меня, письма никто не опубликовывал. Поэтому, это некоторое такое нахальство. И надо вам сказать, поскольку меня редакция очень торопила, то когда я потом уже прочитала в готовом виде. Я поняла, что некоторых самых близких людей я обидела. Именно, самых близких людей. Ну, как всегда бывает. Потому, что когда там что-то такое, их вычёркиваешь, когда я готовила рукопись. А когда самые близкие, ну, мол ладно, поймут. Например, моя подруга, Маклава Касрашвили, я там что-то хотя сказала, там гениальное, и прочее, и прочее, она действительно, гениальная певица, но что-то мельком там в письме промелькнула. Но я понимаю, что ей конечно, передадут именно то, что промелькнуло в письме, а не то, что я говорю гениальное, как всегда. И я ей позвонила, и всё рассказала. Она хохотала безумно. Говорю: «Не было времени проверить». Но обидела и Тома, кстати, к кому письма.

К. ЛАРИНА: Скажите, кто такой Том?

А. ДЕМИДОВА: Это профессор Гарвардского университета, в Бостоне. Я с ним познакомилась в 90-м году, когда меня Иосиф Броцкий, пригласил на юбилейный вечер Ахматовой. Броцкий, я и Найман – мы читали на русском языке Ахматову, а на сцене очень много сидело американских актёров и переводчиков, которые эти же тексты, читали на английском. И потом, американское телевидение сделало фильм про Ахматову, кстати, очень интересное. Потом видела с уникальными материалами архивными, которые у нас были закрыты. Как они вовремя эти архивы выкупили, вот в то время, когда можно было покупать, начиная от завода, и кончая вот этими скрытыми архивами. Они всё это сделали. И в зале сидел… Там много было народу именно Гарвардского, Бостонского, но сидел Том Баттлер. Он немножко знал русский, потому, что он занимается Византией, и древней Болгарией. И от этого, знал кириллицу. И читал какие-то там Гоголя, даже Грибоедова «Горе от ума», и так далее. И подошёл ко мне. Потому что ему видимо, что-то понравилось. И мы подружились. И когда после 90-х годов, во время перестройки я в основном работала за границей, или с Таганкой, или вот в последние годы с Теодором Терзополосом, греческим режиссёром, мы делали спектакль в Афинах, а потом возили их по всему миру. То когда сидишь одна в гостинице, и даже иногда не знаешь, в каком ты городе, утром я спрашиваю Теодора, предположим: «Теодор, в каком мы городе сегодня»? То уже, даже внешнее впечатления они уже не трогают, потому, что всё как-то смывается. А внутренние мысли – они всё-таки идут. С кем поделиться невозможно, звонить в Москву тогда дорого было, и вообще, денег тогда кот наплакал. Почта не работала, единственное, куда можно было писать – в Америку, Тому Баттлеру. Он мне отвечал. И так, продолжалась эта переписка 15 лет.

К. ЛАРИНА: Обычные такие письма, по почте отправленные?

А. ДЕМИДОВА: Обычные письма, по почте отправленные, но из других стран. Но вы знаете, они не совсем обычные. Потому, что они абсолютно искренние, потому, что я понимала, что их никто не будет читать, кроме него.

К. ЛАРИНА: А вы на русском читали?

А. ДЕМИДОВА: На русском. И он отвечал мне на русском, на очень плохом, правда. Мне пришлось чуть-чуть его поправлять, когда я собрала вот эти письма. И это скорее, такой внутренний дневник о поездках, о такой гастрольной жизни. Поэтому, когда недавно я что-то рыла в своём доме, и нашла одно не отправленное письмо, не то из Испании, не то из Португалии 90-х годов. И я прочитала, как чужое. И я поняла, что это не о моей даже жизни, а это вообще, о гастрольной жизни. И подумала, что может быть, это интересно читателям. Позвонила Тому. Я говорю: «У вас сохранились мои письма»? Он сказал: «Практически, все». Прислал мне их по e-mail. Но я не такая аккуратная, как он, поэтому, нашла какие-то его письма.

К. ЛАРИНА: А он согласился на публикацию?

А. ДЕМИДОВА: Да, согласился. Потому, кстати, когда всё-таки прочитал книжку, которую я ему послала, он на какие-то вещи обиделся, которые я пропустила. И вот тут мне пришлось ему уже писать по электронной почте объяснение, и прочее, прочее.

К. ЛАРИНА: А не нужно было ему показать рукопись?

А. ДЕМИДОВА: А вы знаете, ну как бы, мои письма он знал, свои письма он тоже знал. Поэтому, что показывать?

К. ЛАРИНА: А что тогда его здесь смутило?

А. ДЕМИДОВА: В предисловии.

К. ЛАРИНА: А, понятно.

А. ДЕМИДОВА: Когда я объясняла, почему возникло это.

К. ЛАРИНА: Какая вещь, это надо быть как осторожным.

А. ДЕМИДОВА: Очень.

К. ЛАРИНА: Не знаешь вообще, где тебя подстерегают эти мины, да?

А. ДЕМИДОВА: Да, когда пишешь именно о живых. Когда об ушедших – всё, с меня взятки гладки. Что говорю, то и ладно. Но тут мне жалко. И поэтому, если будет второе издание. Я там кое-что поправлю.

К. ЛАРИНА: У вас наверняка, много чего есть дома, то, что требует своего выхода к читателю, да?

А. ДЕМИДОВА: Да.

К. ЛАРИНА: Например, пишущей всю жизнь, да?

А. ДЕМИДОВА: Очень хочу издать это, у меня уже половина написана. Условное название «Воспоминание о вишнёвом саде Эфроса». Потому, что очень много документов. Документов худсовета, когда театр не принял «Вишнёвый сад». Записи репетиций, ну, и так далее. И вообще, я об Эфросе уже писала. И потом, сохранились дневники. Вот это, потом, тоже так собираю книжечку, немножко так не то, что азбука. Например, что такое возраст, да? Я всех спрашиваю сейчас. Не старость, а возраст. И очень забавные ответы получаю. Один актёр мне сказал, не буду пока называть, хотя я говорю: «А потом можно опубликовать»? «Да, можно». Но одно дело устно, он мне разрешил, а другое дело, когда он увидит свою фамилию, и то, что он сказал: «Возраст – это когда не успеваешь добежать до туалета». Тут я думаю, он насторожится.

К. ЛАРИНА: Это почти афоризм.

А. ДЕМИДОВА: Да. Или, например, мой муж сказал: «Возраст – это когда все молодые на одно лицо, и ужасно раздражают».

К. ЛАРИНА: У вас, кстати, как-то вот безболезненно, мне кажется, всё это пережили.

А. ДЕМИДОВА: Возраст? Я? Да. Хотя…

К. ЛАРИНА: В отличии от многих ваших коллег, потому, что понимаю, что для актрис это не то, что трагедия для многих, которую они так и не могут пережить. Мы это видим, к сожалению, когда что-то меняется не только внешне, но и внутренне. Какой-то происходит необратимый процесс. Это очень тяжело.

А. ДЕМИДОВА: Да, стареть – это такая конечно очень ответственная…

К. ЛАРИНА: Вы какой-то взрослый человек, всегда были, по-моему.

А. ДЕМИДОВА: Но дело с том, что я с самого начала, играла роли, намного старше себя.

К. ЛАРИНА: Да.

А. ДЕМИДОВА: И мне был не страшен этот переход.

К. ЛАРИНА: (Неразборчиво) никогда не были?

А. ДЕМИДОВА: Нет. Поэтому, это не страшно. Но стареть красиво, это не многие могут. Очень красиво, например стареет, я смотрю, Лановой. Очень красиво стареет. Особенно мужчинам стареть – это… Ну, и женщины стареют, да, вы правы, хуже. Они делают со своим лицом что-то такое, немыслимое. Остановись мгновенье, ты не столь прекрасна, сколько ты неповторима.

К. ЛАРИНА: А я вам скажу. Мне кажется, что это у нас ещё какая-то такая странная мода, и у нас так, может быть, вы со мной не согласитесь. У нас поставлены в такие условия несчастные артистки, что какой-то период возрастной, на них ставится крест в принципе. У нас же нет, у нас в кино нету ролей для взрослых женщин. У нас либо девочки, либо старухи. Вот обратите внимание. Если допустим, мы видим там прекрасных актрис, Эмерил Стрит, и многих-многих других голливудских актрис, хороших актрис, я имею в виду, им есть, что играть. У нас же, к сожалению, всё достаточно одномерно. Может, поэтому хочется остановиться?

А. ДЕМИДОВА: Да, например, вот голливудский фильм знаменитый «Шофёр для Дейзи», зам играет эта старуха изумительно. Я бы мечтала, например, о такой роли. Но да, вы правы, это не пишут. Надо играть только таких матерей киллеров, или бабушек каких-нибудь девочек, да.

К. ЛАРИНА: Да, к сожалению, да. И в драматургии, тоже мало, чего есть. Да и для мужчин тоже. Как я помню, Олег Валерьянович Басилашвили говорит: «А что для нас написано? Только «Перед заходом солнца»». И всё, больше ничего.

А. ДЕМИДОВА: Нет, ну какая-то классика всё-таки остаётся, хотя, кино вообще… Хотя, вот например, после уже «Настройщика», я снялась в «Волки и овцы». Мурзавецкая. Это роль хорошая. «Русские деньги» в прокате, даже проката не было, это просто DVD. Как это прошло – не знаю, по-моему, очень не замечено. Хотя всё-таки Островский, и я старалась там играть Непашенную, потому, что надо было по другому пути идти. Потому, что она уникально это сыграла. И даже я поправилась специально для этой роли килограмм на 8, потом пришлось это всё сбрасывать. Но это всё так, знаете, в песок. Как в песок уходят и театральные роли. Вот там этот человек что-то там перечислял.

К. ЛАРИНА: Да, ваше родное…

А. ДЕМИДОВА: Но это действительно, рисунки на песке, волна времени всё смывает. Вы знаете, остаются интонации, и жест.

К. ЛАРИНА: Легенды?

А. ДЕМИДОВА: Легенды – если кто успел эту легенду создать при жизни. Если кто при жизни не успел создать, то всё уходит. У меня при жизни нет легенд. Потому, что я, в общем, как-то жила адекватно. И особенно, никого не пускала в собственный мир.

К. ЛАРИНА: У нас сейчас новости, и потом продолжим нашу встречу. Напомню, что сегодня у нас в студии Алла Сергеевна Демидова, конечно же, будем отвечать на ваши вопросы, поскольку мы находимся товарищи, в прямом эфире.

ИДУТ НОВОСТИ.

К. ЛАРИНА: Итак, продолжаем нашу программу, напомню, что сегодня у нас в студии Алла Сергеевна Демидова, а я бы хотела прочитать ещё одну телеграмму, которая пришла на наш сайт, вот к нашему разговору, который происходил во время новостей, и рекламы. «Госпожа Демидова» - пишет наш слушатель Саша – «Вы к 91-му году, заслужили самое главное, что делает творческого человека счастливым. Любовь народа». - Я бы тут поспорила. Это не та артистка, по-моему, но всё-таки. - «Но после 91-го года, людям декларировали свободу. И свободу от культуры тоже. Вас новое поколение не знает, и у него нет желания знать культуру предшествующих поколений, и её носителей. Всё это называется с подачи демократов «Совок». Ваше поколение стирается из памяти поколения пепси. Это идеология новых, безродных. Вам не обидно»?

А. ДЕМИДОВА: Вы знаете, что. Что стирается, и что остаётся, это как бы, не нам судить. Время вообще, забавная субстанция. Иногда действительно стираются очень модные имена. Ну, например, при Чехове, самый модный был Потапенко, а не как не Чехов. Чехова со всех сторон как бы били. Но и так далее. Или например, Милашкин, что ли, вот «Луна с левой стороны» в 20-х годах. Это уже вообще, только ленивый не читал этот роман. Ну а где он сейчас? Поэтому, тут загадывать, мне кажется, наивно. А то, что останется, предположим, культура 60-х годов. Это всплеск не такой не такой сильный предположим, как золотой век Пушкинский, или серебряный век начала 220-го века, не такой сильный. Но это был всё равно, это была мощная волна. И очень много имён. Причём, раньше считалось, что поэтические имена, а вот как раз, не поэтические. А имена философов, Гаспаров, и так далее. Имена и писателей, и поэтов, и так далее. Это всё 60-е годы. А что касается театра, то конечно, будут изучать театр на Таганке. Определённо. И причём, не только как политический театр, как он раньше считался, а именно, как театр формы. Потому, что он прежде всего, разбил форму академическую в своё время. Но и так далее. Что вы думаете, Высоцкий не останется? Конечно, останется. Что вы думаете, Броцкий не останется? Конечно, останется. Что вы думаете, тот же Гаспаров среди философов, или Аверинцев не останется? Конечно, останется. Ну, и так далее. А уж из актёров кто останется – тут действительно трудно сказать.

К. ЛАРИНА: А что 90-е годы для вас?

А. ДЕМИДОВА: Вот 90-е годы, это как раз, тут я мало знала, что здесь происходило, только наездами, когда меняла чемоданы. В основном, я мотала по миру, по странам. В основном, это работа вот совершенно как бы, с другой публикой. Но с другой стороны, вы знаете, например, меня в своё время ввели… Ведь помните, такие были гуманитарные посылки, которые куда-то растворялись.

К. ЛАРИНА: Гуманитарная помощь.

А. ДЕМИДОВА: Помощь. Куда-то растворялась, не понятно. Она не доходила не до детских домов, не до больниц, не до чего. И Горбачёв, тогда я помню, созвал такой общественный совет, из актёров был Смоктуновский, и Ямб. И там было много. И патриарх там был, и там были писатели, и так далее. И политики. И нам дали каждому по огромному такому тому, какая-то посылка, несколько тонн лекарств и это, пошла в такой-то дом. И телефон. Потом из Германии, а там, предположим, из Америки, туда-то пошла. И телефон. И надо было проверять. Вы знаете, не один телефон не ответил. Ни один. Я потом спросила Иннокентия Михайловича, он говорит: «Да я перестал уже звонить».

К. ЛАРИНА: Всё это исчезало, да?

А. ДЕМИДОВА: Всё исчезало. Телефоны были вымышлены. Я тогда предложила на очередном нашем заседании, чтобы это говорилось по телевидению. Что, мол такая-то помощь, из такой-то страны, направляется в такой-то детский дом. И адрес, и телефон. Уж тогда, этот детский дом проверит, пришла к нему посылка, или нет. И будет бить в набат. Горбачёв сказал: «Да, очень хорошее предложение, запишите» - сказал своим референтам. Ксения, по телевизору этого не было. Поэтому, это было странное время, которое вот после этого, когда был какой-то маленький всплеск надежды, и мы даже пытались что-то такое делать, даже уж я на что политичный человек, и то, пыталась что-то, да? я поняла, что нет, это другие игры, я в этом ничего не понимаю, я это не разгребу.

К. ЛАРИНА: А вас ещё и используют.

А. ДЕМИДОВА: Да. И опять ушла в свою нору.

К. ЛАРИНА: На ваш взгляд, сегодня время вообще благоприятное вообще для культуры?

А. ДЕМИДОВА: Нет.

К. ЛАРИНА: почему?

А. ДЕМИДОВА: Вы знаете, что? Публика, спрос. Я как вам бывший экономист, поскольку я не совсем экономист, политэкономия всё-таки, это скорее философия общества, но, тем не менее, спрос определяет предложение. И это всегда было, особенно в театре и кино. Вот интеллигенция ушла, как раз в 90-е годы из театра, и не вернулась. Поэтому, в основном, в театре…

К. ЛАРИНА: Как зрители, вы имеете в виду, да?

А. ДЕМИДОВА: Как зрители, да. В основном, идут в театре, если вы заметили, пьесы иностранные, чтобы держал сюжет.

К. ЛАРИНА: Ну, такой антрепризный репертуар.

А. ДЕМИДОВА: да. А надо вам сказать, что я вообще не люблю театр, который понимается ухом. Я люблю театры, например, «Кабуки», театр «Но», без перевода, когда всё понимаешь. Или я, например, увидела в Канаде на одном фестивале, спектакль Терзопполоса, Хайнера Мюллера «Квартет». Хайнера Мюллера у нас вообще никто не знал, он не переводился, и я никогда его не слышала. И вдруг, я увидела спектакль, про который я всё поняла. А они играли на греческом. Вот этот театр я люблю. И тогда, сразу предложила Терзопполосу, работать вместе. И после этого, мы работаем практически до последнего времени. Вот такой театр люблю, а этого театра уже нет. Я люблю, когда актёры играют. Редко, когда это видишь. Люблю, когда большие актёры мастерят, когда они получают от этого удовольствие.

К. ЛАРИНА: Вы заметили, что у больших актёров, практически нет событий на театре?

А. ДЕМИДОВА: Нет, потому, что опять-таки, это надо поддерживать, и потом, что такое большой актёр? Тоже нет спроса. Видите ли, Смоктуновский, чтобы быть Смоктуновским. Он прошёл, родился в какой-то бедной семье, потом война, потом плен, потом побег из плена, потом боязнь ГУЛАГа, и в Норильске, потом чехарда всяких театров. Потом даже пробовал пить, слава богу, остановился. Потом ночевал на подоконниках в Москве, не один театр их не брал. Вот нельзя же советовать молодому актёру, пройти все эти голгофы, да? Но это создаёт личность. У него, такая была личность. У другого, через какие-то другие страдания, через университеты какие-то свои, по-другому складывается. Например, у Евстигнеева совершенно другой путь, но тоже личность.

К. ЛАРИНА: Ульянов, совсем другая личность.

А. ДЕМИДОВА: Ульянов, да. Может быть даже социальность некоторая, может быть даже политика, но он по другому пути пошёл. И в этом, был стержень какой-то. Его было не сбить. Но сейчас…

К. ЛАРИНА: Подождите, нельзя же сказать, простите, Алла Сергеевна, что этот путь определяется только какими-то привнесёнными из вне, трудностями.

А. ДЕМИДОВА: Как не странно, да.

К. ЛАРИНА: Или это тоже имеет значение?

А. ДЕМИДОВА: Да. Талант подпитывается страданием, и умом. Ум в общем, надо тоже ведь воспитывать он каждому даётся, но над ним надо работать, его надо расширять, и так далее, много-много книжек читать, а времени нет. Вы знаете, сериалы, я например не ругаю актёров, которые в сериале, потому, что они труженики, Они работают по 20 часов в сутки, им надо кормить семью, Но они не успевают, ничего не успевают. Не только там прочитать какую-то новую книжку, но они не успевают перейти от одной роли, к другой. И они существуют в ярко предлагаемых обстоятельствах. Не только молодые, даже как то, что мы называем, старики. Не успевают.

К. ЛАРИНА: Ну, всегда суета была в актёрской жизни. Ну, в своё время, всё равно было и телевидение, и радио, когда не было не рекламы, не сериалов.

А. ДЕМИДОВА: Не в таком масштабе.

К. ЛАРИНА: Не в таком?

А. ДЕМИДОВА: Нет.

К. ЛАРИНА: И слово «Халтура» - всегда присутствовало в лексиконе.

А. ДЕМИДОВА: Было четыре программы на телевидении, ну и так далее. В основном, делала только «Культура», раз в два года какой-нибудь спектакль.

К. ЛАРИНА: Ну вот, вы говорите про трудности, говорите про биографию, сложнейшую биографию того же Смоктуновского, Но мы ещё не говорим, что всё-таки, вы говорили про 60-е годы, что такой ренессанс был культурный в нашей стране, хотя, это был наверное ренессанс во всём мире всё-таки.

А. ДЕМИДОВА: Да, конечно, после 68-го года, в основном, да.

К. ЛАРИНА: Но всё-таки при этом, ещё сверху же была эта плита, заасфальтированная, под названием тоталитарная власть, Советская, которая давила сверху ту же Таганку, и вот, сквозь асфальт, прорастали какие-то невероятные просто шедевры. И на Таганке, и у Анатолия Эфроса, и у того же Гончарова, кстати, Андрея Александровича, и Толстоногов, это же всё это время.

А. ДЕМИДОВА: Эти плиты я абажаю, сказать честно. Они очень хороши для именно вот то, что вы называете, культуры, роста культуры. Я как-то ехала в одном самолёте с Белоусовой и Протопоповым. И они мне рассказали, что они тренировались. Я спросила: «Как вы могли 6 лет подряд, держать это первенство олимпийское»? Они тренировались в этих чугунных тяжёлых поясах. И снимали только на соревнованиях. Вот эти вот плиты, о которых вы говорите, вот эти вот чугунные пояса. И когда они, в то же время, когда эти плиты, как бы… Они на секунду какой-то разрыв, и вы знаете, вот накопленная энергия – она взрывалась, как вот гейзер, как магма в нынешнем вулкане, который никто не может запомнить, как он называется. Ну и так далее. То есть, это нужно, Потому, что так называемая свобода… Вообще, что такое свобода, как у Высоцкого? Свобода, не буду говорить блин, хотя у него не блин свобода, да? Размывает границы не только вседозволенности, но вот граница каких-то этических, внутренних сдерживающих таких обязательств. Долго дозволенности вкуса. Потому, что талант – это, прежде всего, тоже вкус, который тебя ведёт. А вот это вот, переступил границу – и всё. Ты уже переступил, граница размыта. И ты там уже что-то такое…

К. ЛАРИНА: А кто это определяет? Человек сам для себя, или это всё-таки общество должно определять?

А. ДЕМИДОВА: Нет, сам для себя. А общество раньше корректировало в какой-то степени, если там предположим, на кого-то оглядываешься. Я например, очень любила на Таганке. Почему Таганка? В зале сидел Солженицын, Сахаров, Аверинцев, Когда мы, например, «Электру» Любимов хотел ставить, он меня попросил, поскольку я была знакома: «Алла, позвоните Аверинцеву, какой лучше перевод»? Я позвонила Аверинцеву, он сказал: «Зелинского, конечно». И мы взяли Зелинского. Но советчики-то были эти. Нет, вы знаете, это всё, розы ведь не расцветают на помойке. Нужна почва. Пушкин…

К. ЛАРИНА: Казалось бы, такая простите, почва была. У нас же всё усеяно талантами, вся земля. И вот имена, которые вы простите, называете, Аверинцев, Лихачёва можно назвать, Сахарова, они же люди сегодня, это даже не вчерашний день, это сегодняшний день. То есть, получается такой как бы обрыв, он какой-то искусственный получается.

А. ДЕМИДОВА: Но вы знаете, вот этот, который прислал телеграмму, что молодые, да? Я не думаю, что молодые знают, кто такой Аверинцев.

К. ЛАРИНА: Нет, конечно, не знают.

А. ДЕМИДОВА: Они даже не знают, кто такой Эфрос. Но это не все, наверное, всё-таки. Я не очень понимаю, что там происходит с молодыми, но как общая такая волна, идёт какая-то образовальщина. Какой-то нужен легбез для них.

К. ЛАРИНА: Алла Сергеевна, но вы же всё-таки хорошо знаете и культуру европейскую, и мировую. Ведь там всё-таки не было такого разрыва в истории. Там всегда демократия, и всегда вот это ощущение свободного творчества. Ну, там же нет такого кризиса, или он тоже наблюдается везде?

А. ДЕМИДОВА: Вы знаете, нет. Там тоже всё-таки есть. Просто у нас это сильнее, потому, что во времена революции, а у нас всё-таки произошла эта революция, банку переворачивают всегда. При революции нашей, другой, какой угодно. Банку переворачивают. То, что там на дне, становится наверху пеной, и диктует свою волю, но потом время, вот эта вот пена всё-таки потом опять уходит в осадок. Нужно какое-то время. Но с другой стороны у нас очень часто переворачивают эту банку.

К. ЛАРИНА: Ещё и так взбалтывают.

А. ДЕМИДОВА: Да, на наш век всё-таки многовато. А там, что касается старой Европы, меньше, поэтому там знает осадок своё место. Но, тем не менее, там свои тоже есть проблемы, например то, что касается театра, ведь у нас дорогое наследствие, так называемые репертуарные театры. С одной стороны это груз, когда спектакль 20-ти летней давности уже изношенный. А с другой стороны, почему они и держатся, потому что эти спектакли делали мастера, и когда приходят молодые, они этот рисунок мастеров осваивают, это очередная школа, потому что просто школа театральная, она мало что даёт, нужно ещё осваивать рисунки этих больших мастеров. После Смоктуновского попробуйте сыграть Фёдора, Иванова, князя Мышкина. У нас это ещё пока есть, в Европе нет. Во Франции там два репертуарных театра, и всё, и то, спектакли только в сезон. Это хорошо, если на второй сезон, как у того же Анатолия Васильева, которого мы вспоминали, он в своё время в «Комеди Франсез» поставил «Маскарад» Лермонтовский. И сначала не приняли спектакль, потом он немного его сократил, потому что французы не любят длинные спектакли, и на второй сезон оставили, потому что народ шёл. Поэтому там у них свои заморочки. И вот это всё, то, что я называю осадок, он сегодня диктует нам куда идти, направо или налево.

К. ЛАРИНА: Надо сопротивляться.

А. ДЕМИДОВА: А там нет, там знают своё место.

К. ЛАРИНА: Вы вообще когда-нибудь в уныние впадаете, в этот грех, когда руки опускаются от отчаяния, и когда человек задаёт себе вопрос: «А кому всё это надо»?

А. ДЕМИДОВА: Нет, только от самой себя.

К. ЛАРИНА: Вы очень последовательно существуете в профессии, в актёрской прежде всего.

А. ДЕМИДОВА: И в жизни тоже.

К. ЛАРИНА: Много работаете на сцене, значит, всё-таки нет такого отчаянного положения, если есть востребованность, если вас слушают, если вы в зале Чайковского вполне можете собрать полный зал со своей программой Ахматовской, и собирали, насколько я знаю.

А. ДЕМИДОВА: Не только Ахматовской, я удивилась что на «Демона» Лермонтовского пришли.

К. ЛАРИНА: Так что всё-таки есть и интеллигенция, которая этот зал заполняет, и молодая аудитория есть. Я знаю что на «Культуре» вы делаете цикл поэтический постоянно.

А. ДЕМИДОВА: Да, уже третий год.

К. ЛАРИНА: А как это определяется, слушает это кто-то или нет, там есть какие-то замеры, они происходят, есть какая-то обратная связь вообще?

А. ДЕМИДОВА: Говорят да. Я не знаю, поскольку я этим не занимаюсь, но они бы меня не приглашали, и не платили бы мне деньги, потому что всё-таки это тоже организация.

К. ЛАРИНА: И там что, там какие-то у вас циклы поэтические?

А. ДЕМИДОВА: Там каждое воскресенье в 5 часов, в понедельник в 6 часов, это называется «Театр поэзии Аллы Демидовой». Это не только стихи, это идёт моя импровизация, скажу честно, вот скажем, сейчас я записала три программы Бродского. Во-первых, надо о нём что-то рассказать, о его стихах что-то. Но самое главное, упираешься там в авторские права. Особенно у людей ушедших, там остаются вдовы, которые ничего не понимают. Вот, например Хаймер Эмиллер, когда он был жив, мы играли квартет с Димой Певцовым по всем странам, он нам разрешал играть, и не платить какие-то проценты со сборов, потому что сборы были маленькие, и мы существовали только на сборы наш театр. И когда он умер, его вдова моментально потребовала сколько-то процентов, и мы перестали играть. Так и тут, нельзя некоторых читать.

К. ЛАРИНА: Я знаю, мы тоже с этой проблемой сталкиваемся.

А. ДЕМИДОВА: Да, поэтому там крутишься в серебряном веке, крутишься в 19-м веке, но поскольку я там уже третий год кручусь два раза в неделю, то мне хочется пробиться и в современную. Вот сейчас я записала Бродского. Вы знаете Ксения, вообще эти поэтические вещи, это такая сейчас отдушина была несколько лет последних, я удивлялась. Например, Питер, Большой зал филармонии, это намного больше, чем зал Чайковского. Там зрители на эти поэтические вечера, они даже над головой сидят и смотрят, вообще это огромное помещение. Видно что-то нужно в этой поэзии.

К. ЛАРИНА: Какой-то голод существует.

А. ДЕМИДОВА: Вы знаете, хорошая поэзия всегда умна, это в первую очередь, во-вторых, там на какие-то вопросы невозможно дать ответы, но эти вопросы задаются, и они бередят душу. Вообще искусство мало меняет человека, но оно приподнимает человека над бытом, над чем-то своим привычным, то есть заставляет над чем-то задуматься, на которые может, действительно нет ответа, для чего, и так далее, ну что сейчас прописные истины говорить. Но хорошая поэзия, и искусство, оно бередит.

К. ЛАРИНА: Сейчас кстати и пишут много, пишут больше, чем читают, есть такое наблюдение, что пишут стихов больше, чем их читают, потому что поэтов очень много, в том же интернете сколько, там каждый второй поэт.

А. ДЕМИДОВА: Вы знаете что, у меня после каждого вечера мне кто-то обязательно протягивает сборнички. В основном это женщины, их много поэтесс развелось, я считаю. В основном это так, сигарета после любви идёт, или какой-то крик одиночества, но есть очень хорошие голоса. Например, я случайно открыла журнал, вот когда открываешь по привычке, и вдруг, даже я не знала кто, натыкаешься на совершенно потрясающие строчки. Смотрю, кто это. Рыжий.

К. ЛАРИНА: Борис Рыжий.

А. ДЕМИДОВА: Оказывается прекрасный поэт, я о нём сделала передачу, он из Екатеринбурга.

К. ЛАРИНА: Сейчас, кстати, очень интересный спектакль вышел в театре Фоменко, как раз на основе поэзии Бориса Рыжего, мне кажется, что стоит посмотреть. Ещё один вопрос, кстати, простите дорогие товарищи, я не включила вас в драматургию нашего разговора, телефон не включила, мне кажется, что так быстро время летит, простите. Но, тем не менее, ещё один вопрос задам от нашего слушателя, Артём его зовут: «Как вы считаете, почему жанр трагедия в российском театре практически отсутствует, отчего наши актрисы путают трагедию с кликушеством».

А. ДЕМИДОВА: Нет, не с кликушеством, а с психологической драмой. Потому что к трагедии нельзя подходить с этими законами, что хорошо, что плохо. Там свои законы скорее оперные, и главное голос. Недаром древнегреческие трагедии они все пелись. Они начинались с утра и кончались вечерами, и поэтому они не для зрителя это играли, они играли для Дионисия, то есть шла вертикаль, а не горизонталь я и зритель, я и партнёр, и так далее, вот этот треугольник знаменитый, который в современном театре. И потом конечно голоса. Современные актёры, конечно, страдают все усреднёнными голосами, играют они трагедию, играют они всё что угодно. Я, правда, ещё не видела этот спектакль, но я видела кусочек по телевизору, Гинкоса «Медея», актриса с хорошим голосом.

К. ЛАРИНА: Нина Карпушина по-моему.

А. ДЕМИДОВА: Да, с хорошим голосом, это уже залог успеха, хороший голос для трагедии, и потом трагедия должна быть сухой, а в основном все актрисы плачут как крокодилы, а зал наоборот сухой, а тут всё должно быть наоборот, зал должен плакать.

К. ЛАРИНА: То есть спрашивать вас о последних впечатлениях сильных театральных бессмысленно, вы не вспомните ничего, то, что особо вам запомнилось?

А. ДЕМИДОВА: Вы знаете, наверно нет. Скорее я могу говорить об опере, потому что я её очень люблю, из-за того, что моя ближайшая подруга Маквала Кациашвили, из-за этого я люблю ходить в Большой театр, и не только в Большой театр. Я когда бываю в других странах, я хожу именно на оперу.

К. ЛАРИНА: А сами поставить не хотите?

А. ДЕМИДОВА: Нет, ну что вы, у меня мозги может быть что-то в смысле идеи, и предлагают, но режиссёр это помимо идеи ещё и организатор, а у меня этого напрочь нет, я и себя организовать не могу.

К. ЛАРИНА: Ну что же, мы на этом завершаем нашу встречу, напомню, что в гостях у нас сегодня Алла Сергеевна Демидова, которой мы желаем как можно больше ещё успеть сделать, и показать и зрителям, и слушателям, и читателям. Всегда с удовольствием смотрим на то, что выходит из-под ваших рук. Спасибо вам огромное.

А. ДЕМИДОВА: Спасибо вам.