Юрий Стоянов - Дифирамб - 2010-04-25

К. ЛАРИНА: 14 часов 9 минут. Мы начинаем программу «Дифирамб», и сегодня у нас впервые на программе Юрий Стоянов, актер, телеведущий, шоумен… Кем еще вас назвать, Юрий? Здравствуйте!

Ю. СТОЯНОВ: Меньше всего – шоумен! Ну, актер.

К. ЛАРИНА: Актер. Прежде всего, актер.

Ю. СТОЯНОВ: Знаете, у меня 11 подчиненных, и мне очень нравится , когда меня называют «руководитель программы «Городок».

К. ЛАРИНА: Руководитель, основатель… да?

Ю. СТОЯНОВ: Один из.

К. ЛАРИНА: Да. Поскольку их там двое, как вы помните, дорогие друзья. Сегодня у нас Юрий Стоянов в студии. Мы в прямом эфире работаем. Это значит, что вы сможете принять участие в нашем разговоре. Я напомню, номер телефона 363-36-59…

Ю. СТОЯНОВ: Я позвоню.

К. ЛАРИНА: Номер смс +7 985 970 4545. Хороший у нас повод. Я сегодня, когда анонсировала нашу встречу, напомнила тем, кто, может быть, не помнит или забыл, что Юрий Стоянов все-таки артист драматического театра и кино по своему образованию…

Ю. СТОЯНОВ: Все-таки – да.

К. ЛАРИНА: И даже проработал лет, наверное, 12 в БДТ.

Ю. СТОЯНОВ: 18.

К. ЛАРИНА: В БДТ – 18? Целая жизнь. Целая жизнь! Ну, сейчас об этом вспомним, поговорим. Ну, а сегодня повод для разговора нашего – это грядущая премьера на сцене Московского Художественного театра, где Игорь Золотовицкий взял – да и решил поставить «Женитьбу» Гоголя. И будет там играть и уже репетирует активно Юрий Стоянов роль Кочкарева. Это такая бенефисная роль. «Женитьб» сейчас все-таки много в Москве, есть с чем соревноваться. Тем более, кстати, в «Табакерке» тоже выходит на днях буквально…

Ю. СТОЯНОВ: Она вышла. Но мы не смотрели – мы не пошли.

К. ЛАРИНА: Не надо смотреть.

Ю. СТОЯНОВ: Кое-кто смотрел из наших. Я боюсь.

К. ЛАРИНА: Как вас сцена МХТ?

Ю. СТОЯНОВ: Когда мы говорим о МХТ, но не Игорь Золотовицкий взял и решил. Игорь то Золотовицкий взял и решил, но там еще Олег Павлович взял да и разрешил! Это серьезный завод.

К. ЛАРИНА: А как ваша кандидатура вообще возникла? Или это совместная ваша идея? Вы же с Игорем вместе работали где-то в кино…

Ю. СТОЯНОВ: Мы друзья. Вы знаете, я снимаюсь если где-то и что-то играю, - вот пусть на меня никто не обидится – мне не всегда важно, что я делаю. Мне важно, как я проведу это время, с какой пользой и с кем. Вот мне это очень важно. И я очень доверяю своим ощущениям от человека в значительно большей степени, чем от материала на бумаге. Я иногда так ошибался, когда материал был блестящий, и очень выигрывал, когда материал был внешне казалось бы очень скромный. Игорь мой друг. Вообще, история такая. Он попросил меня быть председателем ГЭК – Государственной экзаменационной комиссии – его курса.

К. ЛАРИНА: Да-да, он преподает давно и очень успешно.

Ю. СТОЯНОВ: И очень у него сильные курсы, а этот вообще блистательный курс. Просто блистательный! Я с такой завистью, оглядываясь назад…

К. ЛАРИНА: Вы подписываете дипломы, да?

Ю. СТОЯНОВ: Да. Моя подпись будет в их дипломах. Не знаю, как отреагируют их родители именно на мой автограф, но я почти все посмотрел, и это удивительные ребята, замечательный курс! И еще я кое-что увидел – то, что так иногда к этому относятся небрежно, а ведь это спектакль, ведь у них есть форма, у них есть решение. Это полноценные спектакли, с которыми им будет очень жалко расставаться. И они трагически будут вспоминать эти спектакли и несоответствие того, что им предстоит делать в будущем…

К. ЛАРИНА: Как лучшие годы своей жизни, буквально.

Ю. СТОЯНОВ: И когда Игорь сказал мне, что он будет ставить «Женитьбу» и предложил мне сыграть роль, у меня не было никаких сомнений. Потому что я не просто шел к хорошему педагогу и к моему другу – я шел к человеку, которого я видел как режиссер. Я бы так не рисковал на такой сцене, честно скажу. Я был спокоен в этом смысле, и мне было интересно. Там очень хорошая команда. И все это лишено какого бы то ни было пафоса, и вот то, о чем я говорил: с кем и как мы будем проводить время… У нас бывали репетиции, на которых Гоголь часто отходил на второй план! Ну, потому что это пристройка, потому что людям нужно притереться друг к другу.

К. ЛАРИНА: А вы знаете, это чувствуется.

Ю. СТОЯНОВ: На сцене? Конечно!

К. ЛАРИНА: Даже если человек не знает, что связывает людей, да? – всегда эта атмосфера передается.

Ю. СТОЯНОВ: Потому что есть предлагаемые обстоятельства роли, которую ты играешь, есть предлагаемые обстоятельства этого спектакля, вот конкретного.

К. ЛАРИНА: Кстати, в кино то же самое. Я, кстати, могу вспомнить сразу же фильм, который … вот так по большому счету, по гамбургскому – Тигран, не обижайся! – не бог весть что! «Ландыш серебристый». Ощущение компании , людей, которые понимают друг друга с полуслова, оно притягивает. Вот сколько раз его показывают по телевизору, этот фильм, что в большом формате, что

Ю. СТОЯНОВ: И он не теряет цифру, за которую все борются!

К. ЛАРИНА: Рейтинги вы имеете в виду?

Ю. СТОЯНОВ: Раз! Больше 20 раз только по метровым центральным каналам его показывали. И так же было в «Зайце над бездной»!

К. ЛАРИНА: Тоже Тиграна Кеосаяна.

Ю. СТОЯНОВ: Да, да, это его фильм. Мы замечательно проводили время и немножко снимались!

К. ЛАРИНА: Ну, и молодцы! А с театром вы так и не расстаетесь?

Ю. СТОЯНОВ: Нет, у меня был очень большой разрыв. Я ушел в 1995 году из БДТ. Георгий Александрович умер в 1989-м, Товстоногов. 6 лет мы были без него. И я ушел. Мне нужна была поддержка, и я искал ее в глазах партнера все время, потому что и беда, и счастье людей, которые работают в театре, это то, что фразу «Весь мир театр, все люди в нем – актеры» они воспринимают буквально, сводя ее к почтовому адресу. И для них не весь мир театр, и театр как таковой, а вот этот вот конкретный театр.

К. ЛАРИНА: Но у нас же есть своя мифология – театр-семья, театр-дом…

Ю. СТОЯНОВ: И уход из театра поэтому воспринимается как уход из семьи! Из дому. И я был тоже заложником.

К. ЛАРИНА: А вы сами ушли?

Ю. СТОЯНОВ: Это мы ушли. Я бы так сказал – мы с Ильей ушли из театра, в котором я работал. Потому что мне надо было опереться на человека, которому я очень доверяю, и я все время в глазах его искал: ну, что, пора? И однажды увидел, что пора.

К. ЛАРИНА: Но вы к этому времени уже работали в телевизоре?

Ю. СТОЯНОВ: Да, на питерском телевидении я работал два года. И вот, получая копейки в этом театре, и очень прилично зарабатывая на стороне, и уже имея какой-то коллектив людей и свое дело, все еще эти гены… и все это продолжало держать. Из трясины – не в смысле болота, а в смысле особенностей физических трясины – я очень тяжело оттуда вылезал. И очень быстро адаптировался к другой жизни, где все зависит от себя, и не надо себя подчинять. Ну, ладно, если более талантливый человек, а если бездарный? А потом, как можно винить актеров? Я иногда говорил: вот зачем вы завидуете тому, что мы делаем? Ну, придумайте свое дело, которое…

К. ЛАРИНА: А завидовали?

Ю. СТОЯНОВ: Да, было такое. Я чувствовал это. С раздражением каким-то иногда… Возьмите вот, ходите на телевидение сутками, учитесь всей этой…. А потом я подумал: а почему они должны это делать? Они выбрали тот путь, который они выбрали. Это их работа – играть, играть в спектаклях, которые ставят другие люди. И поэтому я понял, что обижаться нельзя.

К. ЛАРИНА: Ну, подождите, у вас не было таких вот фантомных болей, что называется, когда вы из театра ушли? Не болело это?

Ю. СТОЯНОВ: Только сны. Были сны, два таких банальных актерских сна, когда тебя выталкивают на сцену, и ты слабо понимаешь, что нужно делать в неком спектакле, в котором ты не понимаешь, что происходит. И на тебя с ужасом смотрят партнеры и ждут от тебя текста. И ты не знаешь, что говорить! Еще бывает такое, – наверное, это фрейдистский сон – когда ты понимаешь вдруг, что ты на сцене голый. Голый! Ну, я быстро избавился от этого. Во всяком случае, сейчас, когда я проезжают по Фонтанке мимо театра, я не ударяюсь в фонарь или в афишную тумбу.

К. ЛАРИНА: Вообще, нужно иметь такую силу воли, чтобы 18 лет проработать в театре, с такими амбициями, какие у вас, наверняка, были…

Ю. СТОЯНОВ: В театре или у меня?

К. ЛАРИНА: У вас лично. Это же невозможно!

Ю. СТОЯНОВ: Вы знаете, а с другой стороны, все, что я умею, не сильно показав себя в театре – скажем прямо – и не подтвердив это никак ногами, ролями, словами на сцене, я понимаю, что все, чем я владею в той или иной степени, я владею, потому что у меня были глаза и уши. И только, что я взял оттуда… ну, я не отдал там, но я отдаю все последние годы. Это правда.

К. ЛАРИНА: Но вас брал когда Товстоногов в театр, он же брал на какую-то конкретную роль?

Ю. СТОЯНОВ: Моя беда была в том, что иногда вот звучит такая фраза, которая, на самом деле, вначале звучит как комплимент, а потом ставит крест на артисте. Когда говорят про кого-то: «это второй Смоктуновский», к примеру. Все! Конец. Не бывает «вторых Смоктуновских».

К. ЛАРИНА: А вас как определили?

Ю. СТОЯНОВ: Как Луспекаева, когда принимали. Почему? Ну, вот так. Такой отрывок к меня был, когда я показывался, такой очень внутренний, очень внешне сдержанный и очень темпераментный, но никак не проявленный в крике, в вопле. Очень такой нутряной кусок… И смешной в то же время. Но природа юмора в этом куске, она была не во внешних приспособлениях, не в гэгах, не в хохмах. И вот это мой конец был! Второй Луспекаев… Лучше бы я был первым Стояновым!

К. ЛАРИНА: Но вы сыграли что-то? Не вводы, а сразу…

Ю. СТОЯНОВ: Я начал с роли, которая была абсолютно мне противопоказана. Я играл голубого такого… Голубой в театре – это не то, что принято думать сейчас.

К. ЛАРИНА: Мы поняли. Это как романтический герой.

Ю. СТОЯНОВ: Романтический, приподнятый такой, наивный, открытый мальчик. И в семье появлялся Иисус Христос - в банальной такой, мещанской венгерской семье, которая привязана к телевизору. Поэтому моя карьера в театре началась со спектакля «Телевизионные помехи». Он так назывался. И весь спектакль был построен на том, что семья смотрит «ящик» все время. И этот мальчик пытался до них достучаться с этими невылезавшими из меня… - мне было больно языку говорить слова: папа, мама, пожа… - ужасно я это делал! Иногда зал смеялся. Были какие-то куски, очень смешные, вот ими я дорожил. Но это не победа была, мягко говоря.

К. ЛАРИНА: Интересно, как закольцовывается жизнь – «Телевизионные помехи», по сути, определили… А Моцарта же сыграли? Или это…

Ю. СТОЯНОВ: Все, что сыграл потом в театре, я сыграл, либо если кто-то напился, либо если кто-то заболел, либо, к сожалению, помер. И все это было на срочных вводах! И самый длинный ввод по репетициям был в «Моцарте» - 7 дней я репетировал. Вот все, что я сыграл там. А роли были!

К. ЛАРИНА: А расталкивать локтями?.. Просить? Требовать?

Ю. СТОЯНОВ: Ой, нет! Я не знаю к кабинету Товстоногова дорогу. Я не был ни разу в кабинете! Это не мой стиль. Я не умею этого, к сожалению. Никогда в жизни ни о чем не попросил, и правильно делал! Так все сложилось, как сложилось. Я с ужасом думаю: а если бы, допустим, мои амбиции были бы удовлетворены внутри театра, и на этом бы я успокоился, и мне было бы хорошо, и я был бы лауреатом премии Ленинского комсомола и заслуженным артистом России? И - конец!

К. ЛАРИНА: Ну, никто ничего не знает, в конце концов, как бы сложилась судьба, на самом деле. Хотя 18 лет, это, конечно, много! Много ожидания…

Ю. СТОЯНОВ: Очень много! Лежание на диване, ожидание…

К. ЛАРИНА: Мужчине, может быть, не так страшно, а вот женщине?

Ю. СТОЯНОВ: А я думаю, что мужчине страшнее. А я думаю, вот этот подход к распределению ролей… вот дома ребенок, а ты идешь на работу. И сегодня распределение ролей. И какая-то драматургия, какой-то спектакль – пройти мимо доски с распределением ролей. Сначала надо задержаться внизу, выкурить сигарету. Не сразу идти. Потом увидеть группу людей у этого расписания. Пройти мимо, издалека поверх голов глянуть: там наверху не видно? - у меня хорошее, острое зрение – нет, там Стоянова нет. Есть люди более низкого роста – посмотреть через их головы. Посередине тоже нет. Значит, женщины, матросы, солдаты, проститутки… и вот там. Там, внизу. И так из года в год…

К. ЛАРИНА: Но ведь есть же люди, которые так работают всю жизнь? Сейчас такие есть люди. Как вы думаете, что их заставляет?

Ю. СТОЯНОВ: Ну, это их крест. Выбрали этот путь, и поэтому не надо выражать им соболезнование. Это ведь добровольное рабство. Тут у меня позиция немножко изменилась. Она такая стала… менее гуманитарная. Это выбор! Это сознательный выбор. Это не муштра, это не армия в начале 19 века, где тебя забирают на 25 лет, где выбора нет. И, в общем, надо догадываться о том, каким он может быть. При том, что мы переживаем, - конечно, в огромной степени, особенно, наверное, в провинции – конец репертуарного театра, с моей точки зрения.

К. ЛАРИНА: Увы! В этом есть, конечно, какое-то искусственное продление жизни, но на самом деле давным-давно уже все!

Ю. СТОЯНОВ: Абсолютно! Это реанимация в коме. В коме! Без сознания.

К. ЛАРИНА: И знаем, что сейчас тоже не самый лучший период тот же БДТ переживает после ухода Товстоногова, а потом Лаврова. Тяжело. Хотя актеры есть потрясающие, прекрасные есть. А у вас нет обиды все-таки?

Ю. СТОЯНОВ: Нет! Была, она была. Нет, совершенно никакой обиды нет. Ко мне очень хорошо относились, меня очень любили, и я очень любил многих людей. У нас не было конфликтной какой-то ситуации. Внешне она не присутствовала абсолютно. Потому что актерская компания независимо от статуса… нет, он разный – Стржельчик – это Стржельчик, Лавров – Лавров, Басилашвили – Басилашвили… а Стоянов – это Стоянов. Но есть одна величина, которая делает всех абсолютно равными – это был Товстоногов. Это мы на стороне все разные, а перед ним…

К. ЛАРИНА: А у вас друзья остались с того времени?

Ю. СТОЯНОВ: В этом театре?

К. ЛАРИНА: Да.

Ю. СТОЯНОВ: У меня есть люди, которых я считаю своими друзьями. Но это не значит, что мы созваниваемся ежедневно. Были. Но театр совсем другой сейчас, насколько я понимаю. Он совсем-совсем другой!

К. ЛАРИНА: Я хочу напомнить, что Юрий Стоянов закончил ГИТИС. И курс был потрясающий, не только потому, что там рядом была Таня Догилева и Виктор Сухоруков, но еще и гениальнейший педагог – Владимир Наумович Левертов. Это человек из тех людей, которых мало кто знает.

Ю. СТОЯНОВ: А вы видели его?

К. ЛАРИНА: Ну, конечно, видела.

Ю. СТОЯНОВ: А вы даже наш спектакль видели «Много шума из ничего»?

К. ЛАРИНА: Я видела «Много шума из ничего»!

Ю. СТОЯНОВ: Правда?!

К. ЛАРИНА: Я тоже давно живу на этом свете, да! И вообще уже тогда мы знали все, что… - я тогда еще в школе, правда, училась, я позже поступила тоже в ГИТИС – но мы все знали, что это самый лучший педагог! Если есть в стране – это Левертов! Человек, которого вы, дорогие друзья, не знаете. Это имя вам ничего не говорит. Но поверьте, действительно, если есть богом одаренный человек, вот именно в педагогике театральной, актерской, это Владимир Наумович.

Ю. СТОЯНОВ: Да, я другого такого педагога не встречал. Все, что он говорил, сбывалось. Он мне сказал… я был в самом начале 4 курса, и когда мы репетировали «Много шума…», он сказал: ой, как же тебе будет тяжело в театре! Как же тебе будет тяжело! Ты же вот такой смазливый, а нутро-то сопротивляется! Как тебе много лет надо будет терпеть! – Как в воду глядел – так все и было.

К. ЛАРИНА: А вы что читали, когда поступали? Помните?

Ю. СТОЯНОВ: Ой, это было ужасно! Слушайте, я приехал из Одессы. И есть вот тут вот, где верхняя губа, такая уздечка, знаете? Оказывается, ее надо иссякать. А она у меня была такая… немножко приросшая, плюс слегка одесский акцент. Я читал «Желание славы» Пушкина - это я помню точно. Остальное слабо помню. И читал приблизительно так: …(очень по-одесски!). Вот что-то такое! А главное, ударения, которые я делал! Там, у Пушкина, дальше есть «Что я? Где я? Стою как путник, молнией застигнутый в пустыне». Мне очень нравилось, как мой товарищ читал в Одессе. Он, правда, пошел на филфак. Он читал: ….. (очень по-одесски). Они ржали! Я думал, они будут плакать. Как-то взяли… Ну, гитара, хороший аттестат – две четверки, ну, почему не взять? Я бы тоже взял такого.

К. ЛАРИНА: А здесь общежитие?

Ю. СТОЯНОВ: Да, в комнате с Витей Сухоруковым. И это отдельная передача!

К. ЛАРИНА: Кстати, Витя Сухоруков, у него тоже свой путь в искусстве. Говорю без всякого пафоса. И, наверное, тоже можно сказать про него, что это человек второй половины жизни – есть такое понятие. Потому что он, конечно…

Ю. СТОЯНОВ: Многие из нас. Кроме Тани Догилевой. Но, вы знаете, от Вити у меня всегда было ощущение, - это мой большой друг! – что вот мы-то выученные артисты. Вот что-то было, но нас выучили! Очень хорошо выучил Владимир Наумович Левертов. Вот он дал профессию. А у меня ощущение, что в Вите, может быть, развили только это. Вот эта природа такова его, что он был актером, кажется. Надо было только что-то ему самому объяснить про него самого!

К. ЛАРИНА: И уметь этим пользоваться, да?

Ю. СТОЯНОВ: Да. Научить его правильно распределять и чувствовать свою природу, свой темперамент. И управлять им.

К. ЛАРИНА: Юра, а у вас не было такого периода, тяжелого, когда можно было бы упасть вообще в пропасть? От невостребованности.

Ю. СТОЯНОВ: У меня были такие периоды… Я, наверное, просто по-другому это переживал всегда. Я всегда производил впечатление очень такого сибаритствующего, такого… барского, может быть, сынка, благополучного, сытого, прилично одетого. И , знаете, однажды почувствовав, что существует такой имидж, я его поддерживал. Как бы голодно и безденежно мне не было, я понимал, что можно купить бутылку водки, а можно свежую рубаху. Недорогую. И если ее часто стирать, она будет очень прилично выглядеть. Брюки можно отглаживать, а блеск с них снимать картофельным крахмалом. Есть много приспособлений, как можно было прилично и достойно выглядеть даже в застойные годы, даже с той унизительной зарплатой, которая была. Мой выбор был таким - у меня все хорошо! Вот это был мой выбор.

К. ЛАРИНА: Юрий Стоянов у нас в гостях. Сейчас у нас новости, потом мы продолжим нашу встречу и обратимся уже к вашим вопросам, дорогие слушатели «Эха Москвы».

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: У нас в гостях Юрий Стоянов. И сейчас я хочу предоставить слово нашим слушателям. Спрашивают вас, в какой стране вам комфортно. Ну, в какой, наверное, живет человек.

Ю. СТОЯНОВ: В стране? Я бы о городах поговорил. В стране, той, в которой я живу, мне комфортно последние сколько-то лет – не буду уточнять – а есть любимые города у меня. Одесса, город , в котором я родился и который я обожаю. Я очень люблю Москву. Я люблю Петербург. Но, знаете, я недавно остановился на светофоре, и рядом джип с номерами какими-то другими. Высовывается парень из окна и говорит: «Дядя Юра, а мы из Тамбова!» Я говорю: «Очень приятно». Он говорит: «Вот у вас город! Если идет человек, то или со скрипкой, или с собачкой!» Для меня этот образ потрясающий - человека за рулем, какого-то бандита, который приехал из Тамбова. И я обожаю Нью-Йорк! Обожаю! Я, может быть, единственный из ваших слушателей и ваших гостей, который реально видел практически все мюзиклы на Бродвее за последние 10 лет!

К. ЛАРИНА: Это что такое? – Это такое увлечение?

Ю. СТОЯНОВ: Да, да! Я люблю учиться всему, я такой.

К. ЛАРИНА: А вы поете сами?

Ю. СТОЯНОВ: Ну, я пою… не поэтому я иду на мюзикл! Я не присматриваюсь там и не думаю, что это возможно у нас. Но есть несколько потрясений, - театральных, а не мюзикловых! – из того, что я видел на Бродвее. Театральных! Мюзиклы, которые на стыке все-таки драматического театра и музыкального искусства.

К. ЛАРИНА: А почему у нас не получается пока? Или никогда не получится?

Ю. СТОЯНОВ: Я вам отвечу простым примером. Вот если вы скажете, что это возможно, то вы сами ответите на этот вопрос. Вот «Джерси Бойлз», есть такой мюзикл. Это история одной группы, которая была безумно популярна в конце 50 – начале 60-х годов. Вот история некой безумно популярной группы. Уже давно многие бродвейские мюзиклы – это не сорок поднимаемых ног в канкане и падающая люстра как в «Призраке оперы». Давно это все движется в сторону крупного плана. В сторону театра, в сторону очень высокого уровня существования на сцене человека. Вот мы видим четырех блистательных молодых, красивых драматических артистов. Это начало спектакля. Через какое-то время выясняется, что эти четыре драматических прекрасных артиста… уровень – пусть на меня не обижаются! – Миронов, Хабенский, Пореченский, Маковецкий! Давайте этот квартетик соберем, они заняты в одном спектакле 25 дней в месяц. Это на первый вопрос ответ. Второе. Эти четыре блестящих драматических артиста, выясняется, поют на четыре голоса, - можно научить, да? – так, как пела эта группа – один в один! Потом, когда мы слушаем эти песни, еще мы обращаем внимание с вами на то, что они еще и играют на четырех музыкальных инструментах как высококлассный гитарист, бас-гитарист, барабанщик и клавишник. Живьем. Только живьем! А потом мы еще выясняем, что они еще потрясающе танцуют! Но при этом, главным остается то, что они четыре выдающихся драматических артиста, которые могут еще и это, но на том уровне, который в Америке не обсуждается. «Как это мило!» – это не проходит. И в конце пронзительная, щемящая, с комом человеческая история. Вот вам американский мюзикл.

К. ЛАРИНА: Получается что? Что мы работать не умеем так, как они?

Ю. СТОЯНОВ: Нет! Но какие условия надо создать для этих людей, чтобы они… Ведь он же мог бы сниматься в это время! Вот он пришел никем, а через полтора года этого мюзикла он же становится сверхпопулярным артистом! Значит, он должен послать театр – по нашей логике. Какие условия, какие контракты, какая заинтересованность, чем дорожат эти люди, что они боятся потерять, почему они не предают? Только ли из боязни закона и жестких санкций? Почему это происходит? У меня нет на это ответа. И я не хочу это знать. Я хочу видеть этот спектакль, и я его помню. Я могу рассказать его покадрово, извините за телевизионность.

К. ЛАРИНА: Но мы же в чем-то лучше? Зато у нас самый лучший в мире драматический театр!

Ю. СТОЯНОВ: А, да! И какой плохой артист Ди Каприо! Тебе бы платили как Ди Каприо… Ди Каприо выдающийся артист, удивительный! Вы что думаете, что в нашем с вами любимом спектакле «Дядя Ваня» Томина помешал бы Ди Каприо? Нашли бы там для него роль, для Ди Каприо. Я эту точку зрения , что мы лучшие, потому что мы вот такие переживающие…. Слушайте, вот феномен их - в том, что они умеют это брать! И в том, что это живет. Живет. А что, Де Ниро – это артист какой-то другой? Он, что, не владеет тем, что, мы считаем, есть лучшее в нас? А у нас есть Луспекаев, у нас есть Смоктуновский, у нас есть великие артисты. Конечно! Но знаете, чего мы не умеем делать? – Это так играть маленькие и средние роли, среднего формата и эпизоды в невыдающихся фильмах. Нам же нужно, чтобы был великий режиссер, великий драматург, чтобы сложилось с партнерами, чтобы они не были сволочами, чтобы мы все дружили, чтобы мы все любили друг друга… И вот тогда я выйду на эту сцену, и ни одна тварь мне не посмотрит в затылок, меня это не смутит, и я, может быть, вот это вот сыграю! А вот если не так? А вот как иначе? Как на работу придти, взять этот стакан с чаем, на котором написано «Эхо Москвы», и от этого стола до того донести, не показывая, что режиссер дебил, сценарист сволочь, а продюсер просто подонок, и по нему тюрьма плачет? Можно без этого принести стакан чаю? Вот это они умеют. Нам надо к тому тянуться. Если Чехов говорил, что средний артист значительно выше «Чайки», очень бы хотелось придти к уровню среднего артиста по американским меркам.

К. ЛАРИНА: Но от чего это зависит? Я все-таки не очень понимаю. Как объяснить природу вот этого нежелания?

Ю. СТОЯНОВ: Это не нежелание – это трагедия, это беда большая! Здесь столько всего… Тут надо «мама, роди меня обратно»!

К. ЛАРИНА: Вы же тоже в массовке были? Тоже хотели себя проявить и показать, и биографию сочиняли какую-нибудь своего бессловесного персонажа, и с алебардой стояли…

Ю. СТОЯНОВ: Если я бы входил в спектакль , перечитывая заново о Ленине… я не писал, я не заводил тетрадку, в которой написано: «Я родился в 1898 году, когда во МХАТе вздернулся занавес с чайкой…» Нет, нет, нет! «И потом идеи социал-демократии покорили меня, и меня бросало от эсеров к большевикам…» - нет, не делал я этого!

К. ЛАРИНА: Вот с этого все и начинается, понимаете!

Ю. СТОЯНОВ: Вот-вот – дайте нам главные роли!

К. ЛАРИНА: «В «Городке» вы сыграли много женщин…

Ю. СТОЯНОВ: Больше двух тысяч.

К. ЛАРИНА: Спасибо вам большое за «Городок»! Ну, как вы понимаете, если я все больше с вами говорю о высоком искусстве, народ, конечно, вас очень любят по ролям в «Городке».

Ю. СТОЯНОВ: И правильно делают!

К. ЛАРИНА: «Городок» - самая классная юмористическая передача на ТВ! Уважаю Юрия и Илью за их мастерство. Юрий из Уфы». «Городок» - замечательная находка, которая останется надолго на телевидении как знаменитый «Кабачок». Присоединяюсь к дифирамбу Стоянову. Дальнейших творческих удач! Спасибо, что вы в это гнилое время, с его сталинско-михалковским гимном юморите на экране!» «Спасибо вам, артист Стоянов! А как вы относитесь к участию в рекламе?» - спрашивает Ирина.

К. ЛАРИНА: Так мы нигде не участвуем. Есть реклама, – я иногда вижу – в которой бы я снялся. Но крайне редко! Я не могу называть эту рекламу, потому что это будет реклама этих брендов. Есть несколько таких производителей в мире с высочайшими бюджетами, которые, в общем, к рекламе относятся как к маленькому кино. Ее не показывают в рекламных блоках. Такая реклама есть в интернете. Это отдельные фильмы, такие короткометражные, которые снимает, скажем, Гай Ричи… есть выдающиеся рекламы. Как я к ней отношусь? Кто-то так зарабатывает свой хлеб – это профессия людей. Но есть вещи, которые бы я не рекламировал никогда.

К. ЛАРИНА: Тем не менее, в вашей программе «Городок» существуют же рекламные блоки..

Ю. СТОЯНОВ: Антиреклама у нас, существует как рубрика.

К. ЛАРИНА: Нет, я имею в виду, когда спонсоров вы своих представляете, вы все равно как-то так придумали лихо, что все это в канву входит…

Ю. СТОЯНОВ: Очень, очень хочется сейчас мне в период кризиса, или, как мне сказали, его окончания, - чего я пока не чувствую именно вследствие отсутствия спонсора - очень бы хотелось смешно рекламировать какого-то спонсора. Вот! Вот кого я хочу рекламировать – спонсора я хочу рекламировать! Его нет.

К. ЛАРИНА: Юра, а в корпоративах принимаете участие?

Ю. СТОЯНОВ: Крайне редко. Крайне редко, и очень часто вру. Люди, которые услышат, организаторы, ничего нового я им не скажу. Но вот я как-то… мне надо услышать в это время по телефону, что там все будет прилично. Что там будет прилично! Ну, приблизительно два раза в год. Иногда это бывает удивительная домашняя, хорошая история. Но я слишком ответственно отношусь. Ну, нельзя, слушайте, к корпоративу относиться как к роли Кочкарева. Потому что надо, чтобы мы все написали, мы подготовили, чтобы сценарий был наш, чтобы никто не лез, мы готовим какое-то видео специально… Но вот это ощущение… чтобы не смотреть поверх голов.

К. ЛАРИНА: А когда все это начиналось? Ведь там почти все корпоративы…

Ю. СТОЯНОВ: Как Илюша иногда говорит, когда я говорю: боже, как стыдно…он кланяется вместе со мной и говорит: успокойся, ты здесь на один день, а не на всю жизнь!

К. ЛАРИНА: А бывало вообще такое чувство?

Ю. СТОЯНОВ: Бывало. Ой, бывало! Было два страшных, стыдных… когда я думал: всё! Надо не просто с профессий – надо просто кончать! Когда, я помню, руководство бывшее Волжского автозавода непонятно для чего в Тольятти вызвало нашу передачу. Они где-то сытно пообедали, видно, приняли какое-то важное решение. И пришли вшестером в зал на 800 человек…

К. ЛАРИНА: И заказали типа вас?

Ю. СТОЯНОВ: Да. И мы играли без единого смешка. Вот ничего страшнее в моей жизни не было до этого! Это не корпоратив – это концерт, это наша работа была. Ой, это было жутко!

К. ЛАРИНА: Если опять же сравнивать с Америкой, – хотя я там никогда не была, - но почему-то мне кажется, что у них нет такого вот, несколько снисходительного, панибратского отношения к людям творческих профессий, к артистам, прежде всего.

Ю. СТОЯНОВ: Если бы вы видели, как они встречают артистов после мюзикла! Это традиция огромная! Во-первых, немножко другая атмосфера в зале бродвейском. И там, как правило, нет гардероба, нет понятия дресс-кода. Люди приезжают очень издалека, иногда прямо с автобуса , с самолета они идут в театр. Это очень важный такой элемент. Да, это часть туристского маршрута, да, там надо быть. Но они зрители, конечно, потрясающие! Вот эти дебильные смеховые и другие реакции, которые озвучиваются ситкомы… не только смеховые, а особенно вот эти реакции удивления – я никогда не слышал, что она может быть коллективной – вау! Но когда тысяча человек говорит «вау!» - это ужасно. Это очень смешно! И они, они очень хорошо понимают юмор, в зале. Отнюдь это не удар под задницу, или падение в люк на сцене. И вот когда заканчивается спектакль, ты видишь отношение удивительное! Потому что не десять ненормальных людей караулят возле актерского выхода, а просто ползала с удовольствием стоит и смотрит, как эти люди будут расходиться. Они умеют красиво давать автографы, они умеют обняться, они умеют сфотографироваться. Без этого жлобства: отстань, нет времени, я устал, я опаздываю… Потому что это очень важная часть их профессии.

К. ЛАРИНА: Подождите. Жлобство жлобством, но ведь у нас тоже проявление нездоровое, когда актеру пытаются выразить свое признание. У нас это делают иногда так, что хочется убить этого человека!

Ю. СТОЯНОВ: Бывает. Бывает хамство, но все-таки надо стараться выходить из этой ситуации тактично, не обижая… Знаете что? Не этого человека не обижая, а свое детство не обижая. Потому что, когда ты тогда маленьким мальчиком или девочкой хотел стать артистом, ты хотел стать артистом не для того, чтобы раскрывать свой внутренний мир, перевоплощаться – ты хотел популярности! Ты хотел быть на виду! И это ее атрибут. Будь любезен – отдай дань своему детству, если не этому дебилу, который подошел с бумажкой. Ну, по крайней мере, уважай себя.

К. ЛАРИНА: А вы дрались когда-нибудь?

Ю. СТОЯНОВ: Разная была жизнь. Я ведь в Одессе прожил 17 лет! Бывало по-разному. Я помню самый смешной случай с автографом, когда ко мне подошли люди, которых в Аргентине посадили на самолет, они прилетели в Шереметьево – вахтовым методом моряки работают – и выпивший капитан мне говорит: Юра, давай, сфотографируемся? Просил одного идиота взять фильмотеку с собой, шесть месяцев мы плавали. И этот дебил взял 10 кассет «Городка»! Больше ничего! Мы тебя уже видеть не можем со своим Илюшей! Давай, сфотографируемся? Сфотографировались. И он мне кладет тысячу рублей вот сюда, в карман рубахи. Я говорю: с ума сошел, что ли? Ты понимаешь, что ты делаешь? Что же ты думаешь, мы не зарабатываем? - Ой, да знаю я, сколько вы там зарабатываете! Бери, Юра!

К. ЛАРИНА: Взяли?

Ю. СТОЯНОВ: Да вы что, с ума сошли!

К. ЛАРИНА: Это вообще удивительно, потому что обычно…

Ю. СТОЯНОВ: Это было так искренне, я вам передать не могу: «Да знаю я, сколько вы там зарабатываете! Возьми, Юра, возьми!»

К. ЛАРИНА: Это уникальный случай, потому что, наоборот, все уверены, что если артист, он лопатой деньги гребет…

Ю. СТОЯНОВ: В отличие от капитала дальнего плавания, который 6 месяцев смотрел программу «Городок»! И кроме бомжей, деклассированных, маргинальных людей и толстых, некрасивых женщин, он больше ничего не видел в течение полугода! Он захотел как-то помочь человеку.

К. ЛАРИНА: Я сейчас еще один вопрос задам, а потом дам возможность слушателям подключиться по телефону. Возвращаясь к теме женщин… как вы вообще относитесь к мужчинам, которые играют женские роли? Сегодня это стало общим местом.

Ю. СТОЯНОВ: Это некрасиво, конечно, пусть меня простят мои коллеги – я ужасно не люблю, когда мужчины играют женщин.

К. ЛАРИНА: Почему?

Ю. СТОЯНОВ: Мне это ужасно не нравится!

К. ЛАРИНА: Но вы же сами это делаете?

Ю. СТОЯНОВ: Я это делаю хорошо.

К. ЛАРИНА: А можно сформулировать, в чем разница? Где начинается пошлятина?

Ю. СТОЯНОВ: Я объясню. Все-таки играют два человека женщин, если это мужчины. Я играю женщин и мой партнер тем, что он относится ко мне как к женщине. Разной – красивой, некрасивой, успешной, неуспешной и так далее. Которой он изменяет или которую он любит. Это два человека – это общий труд. Не я играю женщин – мы играем женщин! Это первое, почему это получается. Второе. Для меня вот этот элемент ряжености, он абсолютно вторичен. Та фора, которую я получаю, потому что я мужчина, который загримировался и одел какие-то, на себя напялил аксессуары, атрибуты женские – это тоже легко. Вот когда на твоем месте не хотят представить актрису!

К. ЛАРИНА: Я поняла.

Ю. СТОЯНОВ: Не хотят! Этого достаточно. Или понимают, что, наоборот, не сыграет так актриса. Это вещь не в пилотаже – так все совпало. Я отношусь к этому как к роли. Ах, вот я играю женщин! Это еще одна роль. Просто в данном случае это женщина, а до этого был кто-то другой. Хотя создается, конечно, при всем том, что я очень хорошо обученный человек, технология меняется, потому что женщину ты играешь все-таки глядя на себя в зеркало. Очень часто. И когда меняется что-то вот в тебе… я не знаю, почему я так начинаю отсаживаться, как женщина, руки у меня…

К. ЛАРИНА: Все равно – при всем при этом никаких сомнений в сексуальной ориентации артиста не возникает!

Ю. СТОЯНОВ: Если человек пытается компенсировать свои некие комплексы, в том числе и такие сексуальные – раз, когда в этом юродство, когда кривляканье и игра в женщин, когда макияж становится главным, а не то, что они все – ну, в своем большинстве – не очень устроенные, не очень хорошо одетые, не очень любимые, не очень нужные, тяжело работающие… И все их минусы, и все их традиционно считающиеся женскими недостатки, все-таки идут идут не от корысти, а от любви. Даже самые большие женские подлости – от любви к чему-то!

К. ЛАРИНА: Вы так говорите замечательно, как будто мы говорим не о юмористической программе, а о «Мамаше Кураж»!

Ю. СТОЯНОВ: А я бы иначе не сыграл.

К. ЛАРИНА: А может, попробовать уже трагическую женскую роль сыграть?

Ю. СТОЯНОВ: нет! Я дал себе зарок, что я буду играть женщин только в программе «Городок»!

К. ЛАРИНА: Всё! Два звонка успеем, я надеюсь, принять. 363-36-59. Здесь Юрий Стоянов. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! У меня самые наилучшие пожелания одному из моих самых любимых артистов, и вот такие вот стишки:

Да, должность мэра нелегка! Не то, что мысль моя нова,

Но быть хозяйкой «Городка» - роль только для Стоянова!

Ю. СТОЯНОВ: Я думал, вы Валентине Ивановне Матвиенко посвятили стихи!

СЛУШАТЕЛЬ: Городок только с большой буквы.

Ю. СТОЯНОВ: Спасибо! С большой буквы Г городок.

К. ЛАРИНА: Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день! Хотел бы спросить Юрия Стоянова – а как он относится к коллегам? Молодым коллегам своим. Я имею в виду, актеров.

Ю. СТОЯНОВ: Спасибо за вопрос! Я вам скажу очень честно – я безумно завидую этим ребятам, по-хорошему. Очень завидую именно не потому , что у меня не получилось, а потому, что я не мог быть такими как они, тем людям, которые достойно и очень профессионально и успешно существуют в возрасте до 30 лет. Я смотрю на этих молодых ребят, на хороших, больших артистов, и я поражаюсь, каким образом, как у них это получается? У меня все это, это понимание стало приходить хорошо после 30-ти. Где-то с 40. Я завидую им и преклоняюсь перед ними, когда я вижу хорошие, сильные работы у молодых артистов. Просто я потрясен бываю!

К. ЛАРИНА: Но у них есть свои печальные перспективы…Это тоже все быстро кончается.

Ю. СТОЯНОВ: Да и бог с ним! Я о профессии говорю.

К. ЛАРИНА: Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Александр. Юрий, два года назад посмотрел «Перезагрузку». Огромное впечатление! Спасибо вам! А вопрос такой: было лето, два часа вы на сцене. Как вы свою физическую форму поддерживаете?

К. ЛАРИНА: «Перезагрузка» - это там, где Юрий Стоянов играет маленького ребенка.

Ю. СТОЯНОВ: Да. Это не моя заслуга, это замечательная пьеса моего друга Ильи Тилькина, и поставил спектакль Игорь Коняев в театре «Балдом». Я никак не поддерживаю свою форму! Я в прошлом спортсмен. Я недавно прочитал теорию одного врача, по-моему, американскую, которая просто сделала всю мою жизнь осмысленной. Что человеческое сердце запрограммировано на определенное количество сокращений, вот такой ресурс – он дан природой. А вот ты когда бегаешь по дорожке какой-нибудь, оно же сокращается чаще. Ты зачем себя убиваешь вообще? Я и фитнес – две вещи несовместные! Так же как гений и злодейство. Нет, никак не поддерживаю свою форму. Думаю о роли и проживаю ее как этот персонаж. А потом сбрасываю это абсолютно. Мне очень хорошо после спектакля! Я не чувствую себя покойником, и меня очень настораживают артисты, когда читаешь их мемуары, как будто ты прочитал мемуары разведчика, шахтера, кардиохирурга… «Отданная жизнь». Если на сцене отдаешь жизнь настолько, что не можешь дойти до дома, значит, что-то не в порядке в тебе!

К. ЛАРИНА: Ну, как? Все равно вы же тратитесь.

Ю. СТОЯНОВ: Очень трачусь! Но это счастливые траты! Да, я могу до изнеможения, выпотеть весь и похудеть на 2 килограмма, но эти два актерских килограмма, потерянные на сцене, набираю с одним бутербродом и стаканом воды. Почему – не могу понять. А потому что мы обманываем всех, наверное, поэтому.

К. ЛАРИНА: Мне кажется, на поклонах уже актер возвращает себе потраченное. Да?

Ю. СТОЯНОВ: Кланяться это такой момент почему-то, - это, видно, из неуспешной юности - по сей день смущающий меня. Я помню, как Лебедев кланялся. Там такие диаграммы были рассчитанные! Вот я смотрю вниз, вот я чуть-чуть поднимаю руки, вот я смотрю выше…. И потом я их вскидываю! И тогда истерика - управляю, дирижирую залом... Я кланяюсь, как будто извиняюсь, как дурак.

К. ЛАРИНА: Ну, все. У нас, собственно , уже поклоны, потому что передача наша заканчивается. Так что поклонились, и под гром аплодисментов мы удаляемся из студии «Эха Москвы». Я благодарю Юрия Стоянова за замечательный, искренний и светлый разговор. Желаю удачи! И ни пуха к премьере «Женитьбы», которую, я надеюсь, мы увидим… 14 премьера?

Ю. СТОЯНОВ: 14, 15-го – премьера во МХАТе. Спасибо огромное!