Алексей Попогребский, Павел Костомаров - Дифирамб - 2010-03-07

К. ЛАРИНА: Вот сегодня настоящий дифирамб – не за вклад, что называется, а за конкретное деяние. Сегодня у нас в гостях режиссер Алексей Попогребский. Добрый день, Алексей! Здравствуйте!

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Здравствуйте!

К. ЛАРИНА: И оператор Павел Костомаров. Добрый день, Павел! Которые получили «Серебряных медведей» буквально только что на Берлинском кинофестивале. Фильм Алексея Попогребского «Как я провел этим летом» получил аж трех «Серебряных медведей»! Один за операторскую работу и два других за актерские работы. Это Григорий Добрыгин и Сергей Пускепалис, исполнители главных ролей в этом фильме. Так что, поздравляем вас! Это настоящая победа. Примите поздравления от меня лично, от коллектива радиостанции «Эхо Москвы», от ее главного редактора Алексея Венедиктова и от всех наших слушателей! Я, конечно, ошиблась: я сегодня, когда анонсировала нашу встречу, говорила, вот видите, спортсменов всех вызывают в Кремль в Георгиевский зал, дают им ордена Почета, а скромных тружеников отечественного кинематографа даже никто не поздравит. Тут выяснилось, что телеграммы таки были, да? Паша, расскажите про телеграммы. Просыпаюсь я дома…

П. КОСТОМАРОВ: Нет, я еду в машине, мне звонят из администрации…

К. ЛАРИНА: Прямо из администрации?

П. КОСТОМАРОВ: Да. Правда, создают аварийную ситуацию, и говорят: давайте свой адрес точный. Я очень перепугался, дал на всякий случай адрес родителей, сказал: посылайте туда. Они еще такие смешные, говорят: а индекс не подскажете? Я говорю: знаете, наберите в интернете индекс сами как-нибудь.

К. ЛАРИНА: И что? Прислали телеграмму правительственную? Или от президента? Вы ее видели?

П. КОСТОМАРОВ: Я даже не знаю. Нет, не видел. Родители видели, сказали: какая-то жидковатая, могли бы покрасивше написать.

К. ЛАРИНА: А актеры тоже получили поздравления?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Да, насколько я знаю, пришло в ГИТИС поздравление для Григория Добрыгина и в Ярославский театр, который нынче закрыт пожарными. Вот уже месяц это почти что скандал – старейший российский театр - главный режиссер сейчас Сергей Пускепалис, он не актер, в первую очередь, он режиссер театральный – закрыт, и вот именно в закрытый театр пришло поздравление от президента.

К. ЛАРИНА: А они знают, что он закрыт? Может быть, откроется в связи с этим хотя бы на один день, чтобы телеграмму принять?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Хотелось бы надеяться, потому что они репетируют, насколько я знаю, в Клубе инвалидов.

К. ЛАРИНА: Да, я об этом знаю, тем более, что в новостях этот сюжет проходил, и Сергей Пускепалис уже интервью какие-то давал. На канале «Культура» я точно видела этот сюжет. Но пока, судя по всему, ситуация не меняется, да?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Вот насколько мне известно – с Сергеем мы виделись буквально позавчера – изменений нет там пока.

К. ЛАРИНА: После всех поздравлений я обязана задать главный вопрос, который мне делегировали все наши журналисты, включая ведущих программы «Говорим по-русски». Пожалуйста, объясните ваше название. Все требуют его переписать, исправить, что это все неграмотно. Напомню, фильм называется «Как я провел этим летом».

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Это название придумал я. Оно пришло ко мне само, и я даже не ожидал такой радостной реакции общей, я рассчитывал на то, что название, в принципе, оно повторяет всем нам привычное название школьного сочинения «Как я провел это лето», только с некоторым смещением. Такое смещение, это, честно говоря, не я придумал такую фигуру речи – это называется стилистический прием анаколуф, который заключается в том, что что-то смещается в грамматике, в согласовании для передачи выразительности.

К. ЛАРИНА: Как-как называется?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Анаколуф – от греческого анаколуфос, - по-моему, неправильный, несогласованный. Ну вот – «проезжая мимо вашей станции, с меня слетела шляпа». Да? «Жалобная книга» у Чехова. Вот блестящий совершенно пример. В нашем случае подразумевается, что пропущено некоторое слово. Провести можно что? - Как я провел этим летом время. А провести можно кого-то. – Как я провел этим летом… кого? Провел вокруг пальца. И я, честно говоря, чувствую уже по отзывам, которые есть в интернете, в первую очередь возмущаются те люди, которые сами до конца не уверены в том, что это неправильно. Те, кто хорошо владеет стилистикой русского языка – я, скажем так, владею ею процентов на 75, но всегда стараюсь писать, когда пишу свой сценарий, я всегда очень тщательно редактирую, много раз к этому возвращаюсь – я был уверен, что те, кто владеет стилистикой, прекрасно понимают, что это сделано специально.

К. ЛАРИНА: Вот видите – не все. Не все знают это чудное слово «анаколуф».

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Анаколуф – это объяснение. На самом деле, понятно, что здесь просто специально создана такая напряженная конструкция, потому что, если бы фильм назывался «Как я провел это лето», он бы не передавал смысл. Дело все в том , что там есть старший - опытный полярник, начальник станции, к нему присылают практиканта. Этот практикант приезжает с совершенно другим отношением , потребительским, он туда приехал за приключениями, за какими-то переживаниями, картинками, которые потом можно выложить в блоге, в интернете, рассказать друзьям. Он как бы приезжает с таким вот отношением, что старший в сердцах бросает ему фразу: «Ты турист, сюда заехал, чтобы сочинение писать «Как я провел этим летом». То есть, корявость этой фразы еще подчеркивает как бы менталитет этого практиканта. Можно вспомнить на самом деле – был примерно такой же скандал , обсуждение в прессе и шли письма в «дорогую редакцию» по поводу названия всем нам прекрасно известного, уже привычного по названию фильма «О бедном гусаре замолвите слово». Ведь правильно «за бедного гусара замолвите слово», но мы уже привыкли, к тому же, это строчка из романса.

К. ЛАРИНА: Слушайте, даже никогда и в голову не приходило. Действительно… А как это перевести на иностранный язык?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Очень просто. На английский язык это можно перевести примерно с такой же ошибкой «How I spended this summer». Правильно будет «How I spend this summer». Spended – это неправильно грамматически. Мы так не стали писать по той простой причине, что фильм выходит на западные рынки, но тогда будет восприниматься, что вот русские все как всегда перепутали. Поэтому я, десять лет отработав переводчиком русско-английским, англо-русским, я придумал тоже такое двузначное название «How I spended this summer», из которого, в принципе, можно выяснить, как-то уяснить, посмотрев фильм, что то ли «как я закончил это лето», то ли «как я закончился». Тоже такое получается название с двойным дном. В русском есть название «двойное дно», и в английском есть название «двойное дно». Главное, что выяснилось, что и по-немецки можно так же, с отсылкой на корявое школьное сочинение, сделать перевод.

К. ЛАРИНА: Видите, как все просто разъясняется. Но, безусловно, оно привлекает внимание, это название. Ты его запоминаешь сразу, с лету, и сразу я следующий вопрос задам, который должен был, по идее, возникнуть в конце передачи, но вдруг я забуду. Когда фильм выходит в прокат, чтобы его посмотрели, в том числе, и слушатели «Эха Москвы»?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Замечательно! Фильм выходит в прокат вот-вот, мы не стали долго тянуть – 1 апреля он выходит достаточно широким экраном. Это я считаю беспрецедентно широкий экран для кинокомпании «Коктебель», и вообще для российского, скажем так, нестандартного, неформатного кино. Это будет минимум сто копий по всей стране, с 1 апреля. В Москве будет широкий экран, в Петербурге и по крупным городам-миллионникам, поэтому я призываю всех следить за афишами кинотеатров соседних, что называется, в лучших, самых лучших кинотеатрах фильм будет идти с 1 апреля.

К. ЛАРИНА: Я напомню, что за плечами Алексея Попогребского фильм «Простые вещи», который собрал огромное количество призов, по-моему, международных тоже. Получали вы что-то, да, за этот фильм?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Ну, да, Карловы Вары.

К. ЛАРИНА: И естественно, у нас в стране. «Простые вещи», напомню, где главными актерами были Леонид Броневой и опять же Сергей Пускепалис. Кроме этого, начинал Алексей вместе с Борисом Хлебниковым работать в кино, и наверняка многие из вас услышали название «Коктебель» компании в названии фильма, который Алексей делал вместе с Борисом. Да? А вот что за плечами у Павла Костомарова, мне бы интересно было узнать. Как вы пришли к «Серебряному медведю»?

П. КОСТОМАРОВ: Ну, я снимал «Прогулку» вместе с Юрием Викторовичем Клименко как оператор, а потом я снимал «Простые вещи». А потом вот этот фильм, о котором мы сегодня говорим.

К. ЛАРИНА: То есть, свой оператор, да?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Ну, два фильма мы уже с Пашей работаем. Но, вы знаете, дело в том, что Павел наполовину оператор – наполовину режиссер. Я думаю, надеюсь, что он сам про это должен рассказать.

П. КОСТОМАРОВ: Да, я наполовину режиссер.

К. ЛАРИНА: Ну, и дальше? Это название текста.

П. КОСТОМАРОВ: Да. И я снимаю документальное кино, в основном. Сейчас вот снимаю первый игровой фильм как режиссер вместе с другом Сашей Росторгуевым. А до этого снимал документальные фильмы, которые тоже пользовались интересом, скажем так. Фильмы «Трансформатор», «Мирная жизнь», «Мать»…

К. ЛАРИНА: «Мать» - очень известный фильм.

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: «Мирная жизнь» не менее известна. «Трансформатор», я знаю, что у людей есть в мобильных телефонах и в ноутбуках. Он расходится просто в You-Tube, культовый такой фильм, он просто короче, чем «Мирная жизнь» и «Мать». А «Мирная жизнь» в свое время меня совершенно потряс! К сожалению, у нас нет проката, нет площадок для документального кино.

К. ЛАРИНА: Это проблема, которую мы обсуждаем каждый год здесь, в этой студии, с Виталием Манским, который пытается провести фестиваль документального кино в Москве. И причем, что поразительно, когда этот фестиваль проходит, всегда огромное количество людей. Просто очереди стоят в кинотеатр «Художественный», где обычно проходит, но при этом никто не говорит о том, что необходима площадка, конечно, отдельная. А кино заслуживает этого!

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Я думаю, канал «Культура» должен это показывать. На канале «Культура», к сожалению, то, что называется документальным кино, это ничем практически не отличается от документального кино, которое идет по Первому и другим каналам. Хотя это должна быть именно площадка для такого… порой непростого, но, тем не менее, дико интересного и дико мощного документального кино.

К. ЛАРИНА: Павел, чем вы потрясли жюри Берлинского фестиваля, как вы думаете?

П. КОСТОМАРОВ: Я не знаю. Я думаю, что это просто стечение обстоятельств, совершенно роковое, и я там не был, слава богу, поэтому ничего не могу…

К. ЛАРИНА: Для меня это загадка все равно. Любое творческое соревнование, оно само по себе загадочное, там трудно понять критерии. Можно сказать там, что хорошо, что плохо, но учитывая, что на кинофестивали, или на премию Оскар выставляется обычно лучшее, а вот из лучшего выбрать лучшее еще - тем более, сложно! А вот по каким критериям можно оценить работу оператора, на ваш взгляд?

П. КОСТОМАРОВ: Ну, фокус…

К. ЛАРИНА: Нет, серьезно! Вот сидит жюри. Там же не все сидят операторы в жюри, правда же? Ну?

П. КОСТОМАРОВ: Мне казалось, там ни одного нет оператора. Наверное, поэтому все так…

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Знаете, на самом деле, в представлении некоторых людей фестиваль – это как выступление по фигурному катанию.

К. ЛАРИНА: Сейчас мы про Плющенко вспомним. Не надо! И про Лайсачика. Не надо!

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Я не знаю - не смотрел! Я с головой был в наших делах, я не следил за Олимпиадой…

К. ЛАРИНА: Но там есть прыжки, в фигурном катании.

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Есть обязательные какие-то фигуры, и все смотрят, как они четко выполнены. А тут, понимаете, можно снять весь фильм в не фокусе гениально. Есть такой пример. Это «Скафандр для бабочки» французский фильм, который передает восприятия человека парализованного…

К. ЛАРИНА: У которого один зрачок только работает.

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Да. И он весь в расфокусе, понимаете? Но он совершенно гениально снят Янушем Камински, оператором, который работал со Спилбергом и с другими замечательными режиссерами. В нашем случае… Я думаю, что просто уже по фильму было видно, насколько все мы – и не только актеры и операторы, которые удостоились наград, но и звукорежиссер, и художник, те, кто с нами работали, мы же снимали на самом севере Чукотки на полярной станции, - и было видно, насколько мы все вложились в фильм. И у меня ощущение… вот я говорю про свой фильм, но я могу как бы , честно говоря, немного отстраниться и говорить, что он просто пропитан , каждый его кадр пропитан тем, что мы все, что у нас было на этом этапе нашей жизни, мы туда вложили. И это, я думаю, что просто было очевидно для жюри, которое в этом году возглавлял Вернер Херц, и которому не привыкать снимать в очень сложных условиях. Он большую часть своих фильмов снимал в каких-то совершенно запредельных условиях, не проще, чем нам приходилось испытывать. И я думаю, что просто было понятно, что это колоссальная была сделана работа. А, во вторых, вот что мы старались сделать? Мы снимали среди невероятной красоты, но при этом каждый кадр… У нас 80 часов материала! Там можно заполнить эфир «National Geografiс» просто с утра до вечера.

К. ЛАРИНА: Надо фильм о фильме сделать.

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Это отдельная тема, это мы сейчас про это расскажем, Паша с Сашей Росторгуевым, который у нас тоже был членом группы, они сделали замечательный фильм о фильме, который вчера посмотрел как раз впервые. Ни один из кадров у нас не снят, скажем так, в угоду просто красоте – каждый из них работает драматургически. Это, кстати, гигантская заслуга Паши Костомарова! Потому что, знаете, часто… как девушке, которая не очень красива, говорят: какие у вас замечательные волосы! Вот так же про некоторые фильмы, которые не очень удались, говорят: какая у вас операторская работа! Это значит, фильм можно спокойно не смотреть, смотреть триллер. Вот у нас не так совершенно.

К. ЛАРИНА: Я сейчас по-другому спрошу Пашу, поскольку он не раскрывает секреты творческой кухни и критерии успеха оператора. А вот какие имена для вас важны в вашей профессии? На кого вы ориентировались и ориентируетесь?

П. КОСТОМАРОВ: Знаете, я больше на режиссеров ориентируюсь.

К. ЛАРИНА: Да? А так из операторов никого не назовете?

П. КОСТОМАРОВ: Урусевский, конечно, из наших…

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: «Летят журавли».

К. ЛАРИНА: Да, мы знаем.

П. КОСТОМАРОВ: Да нет, у нас очень много прекрасных операторов, просто… я не знаю, я не очень понял вопрос. Перечислить?

К. ЛАРИНА: Ну, да, назовите их. Тех, кто является , на ваш взгляд, мастерами высшей пробы.

П. КОСТОМАРОВ: Редберг.

К. ЛАРИНА: Так, прекрасно. А из мировых? Европейских, американских?

П. КОСТОМАРОВ: Камински мне очень нравится. Знаете, я не разбираюсь… я просто никогда не составлял лист авторитетных операторов. Я никогда не задумывался.

К. ЛАРИНА: А вот у кого учились?

П. КОСТОМАРОВ: Я? Я начинал учиться у Медынского, Нахабцева и Невского, а заканчивал Клебанова, Мочильского и Демина.

К. ЛАРИНА: Прекрасные имена! А это мечта была детская – стать оператором?

П. КОСТОМАРОВ: Да нет, это случайность. Я учился, на самом деле, на ихтиолога, и один раз парень…

К. ЛАРИНА: Ихтиологи обычно фотографируют под водой.

П. КОСТОМАРОВ: Да. Я под водой один раз фотографировал, но без боксов. Я так увлекся съемкой, что вбежал в воду и думал, остановлюсь, но там было глинистое дно, и я прямо с камерой ушел дальше…О чем я говорил?

К. ЛАРИНА: Про ихтиологов.

П. КОСТОМАРОВ: Ах, да! И один раз парень пришел, мой сокурсник Коля, принес фотоаппарат. Мне так завидно стало! Я пошел, разбил свою копилку и купил тут же какую-то «мыльницу», купил себе кофт и гордый шел с ним по Москве. И мне какой-то человек хитро так подмигнул и сказал: о, коллега – фотограф. Я так обрадовался, сказал: да, я фотограф! Хотя еще ничего не знал об этом. Так и попал в фотоклуб «Новатор» и долго увлекался фотографией, забросил геологию и потом решил, что надо заниматься уже фотографией как-то серьезно. Это 90-е годы, не было еще никаких вузов, школ,- ни коммерческих, никаких, занимающихся фотографией, кроме техникума, готовящего фотографов. Студийных таких, на документы…Я туда думал поступать, но мне подсказали попробовать во ВГИК – там два года учат фотокомпозиции, потом ты уйдешь. Я так и решил, что я поступлю во ВГИК на операторский, отучусь два года фотографии и уйду. Но, в принципе, так и получилось – я отучился два года, ушел на заочный и стал уже кино заниматься.

К. ЛАРИНА: А ихтиолог пропал?

П. КОСТОМАРОВ: Да! Я даже не помню тему своего диплома, хотя он был красного цвета…

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Когда на Чукотке Паша наснимал нам какие-то 20 минут совершенно потрясающих китов, очень странной формы - в первые секунды кажется, что из океана торчат ягодицы кого-то, облаченного в гидрокостюм – а потом появляется спина, фонтан, и какой-то гигантский хвот! Паша совершенно замечательно снимал этих китов. Они в фильм не вошли, потому что их не требовала драматургия, скажем так. Но вот определить, что это за разновидность китов так и не смог.

К. ЛАРИНА: Что это за место, где вы снимали, Алексей?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Это самый север Чукотки. Это станция Валькаркай. До нее нужно добираться от города Певек. Певек это вообще самый-самый северный город России считается. Вот от города Певек надо еще 6 часов по тундре ехать не вездеходе…

К. ЛАРИНА: А как вы выбрали эту натуру?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: А есть совершенно замечательный человек – Федор Александрович Романенко. Если он сейчас слушает – в очередной раз ему спасибо за это! Он географ, сейчас завкафедрой на факультете географии МГУ. И он историк-энтузиаст освоения Севера. Он мне показал съемки – мы вместе с Пашей, кстати, смотрели – наверное, 20 станций от Мурманска до Камчатки. И вот эта станция нас поразила местоположением. Это коса, выдающаяся в Северный Ледовитый океан, и на ней несколько домиков. Такое вот ощущение Соляриса из одноименного фильма. Мы туда съездили в 2007 году. Это одна из старейших станций, а рядом с ней, неподалеку, действительно, на самой географически северной точке Чукотки материковой расположено вообще таинственного место под названием Туманная станция. Мы ее заметили по карте сначала, потом Паша, собственно, уговорил нас, что там нужно снимать обязательно. И там вот за 30 лет – она заброшена с 1981 года – там почти никто не бывал. Да и невозможно добраться – там негде сесть вертолету, но когда мы туда однажды залезли, но я, честно говоря, чуть не поседел, пока туда лез. Вот Паша, как горный козел, сказал со скалы на скалу, а я потел все 15 часов, что мы лезли. И вот на этой таинственной Туманной станции тоже одна из кульминационных сцен фильма снималась. В общем, места такие, где практически…

К. ЛАРИНА: Не ступала нога человека.

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Ну, хотя на станции Валькаркай 5 или 6 человек работают круглогодично и сейчас. И сидят там полярную зиму. Мы там провели только полярное лето, а что там полярной зимой – остается только предполагать.

К. ЛАРИНА: Полярная зима – это ночь?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Это ночь, но не глухая. Там есть два темных месяца. Сейчас там уже солнце начинается. Но дело в том, что, действительно, два месяца надо сидеть в темноте и в холоде, и вьюги заметают домик по самую… по конек крыши.

К. ЛАРИНА: Ну, что, мы еще сегодня поговорим о тех местах, где волею случая побывали наши гости. Я напомню, у нас в гостях сегодня Алексей Попогребский и Павел Костомаров, режиссер и оператор фильма «Как я провел этим летом». Мы продолжим наш разговор после выпуска новостей. И если у наших слушателей вопросы появятся – милости просим на смс +7 985 970 4545.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Итак, напомню, что сегодня в нашей студии Алексей Попогребкий, режиссер фильма «Как я провел этим летом», и оператор Павел Костомаров. Павел получил Серебряного медведя на Берлинском кинофестивале за лучшую операторскую работу. Я напомню, что еще два главных актера удостоены также этого приза, замечательного и престижного. Давайте, теперь про жизнь – поменьше про кино, побольше про жизнь, потому что всегда… Я, например, помню, когда мы разговаривали с Александром Прошкиным после того, как он снял фильм «Живи и помни». Как раз он пришел в нашу студию, фильм еще не был смонтирован, только-только закончились съемки, и для него это было самой главной темой этого момента. Он не мог остановиться, он все время рассказывал о своих каких-то личных открытиях, о том, что он увидел в этих заброшенных, страшных деревнях где живут люди, вот, собственно, место действия, ту натуру, которую он выбрал, общался напрямую с доживающими там свой век стариками, насколько они, вообще, оторваны от той действительности, которой мы здесь живем, от тех проблем, которые мы здесь обсуждаем… У вас вообще, куда вас занесло, сколько там людей? 5 или 6 человек, вы говорите, работает? Что это за люди, чем они живут? Ваш рассказ мне напоминает фильм «Семеро смелых».

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Да, мы часто его вспоминали, когда я говорил нашему замечательному звукорежиссеру Володе Плавницкому: «Только давай, чтобы у нас не свистело весь фильм, как в фильме «Семеро смелых»!»

К. ЛАРИНА: Когда там вьюга свистит! (смеется)

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Понятно, что это было … Хотя фильм очень достойный, в чем-то очень достоверный. Мы снимали, напомню, на полярной станции Валькаркай, это полярная метеорологическая станция, одна из самых старых. В свое время по всему Северному морскому пути была сеть таких станций. В годы 90-е, конечно, когда была полная разруха, многие из них закрылись, на каких-то из них работало по 1-2 человека. Станция Валькаркай, слава богу, выжила! Она одна из таких опорных. Каждые 4 часа эти люди должны, независимо от вьюги, от пурги, от наличия или отсутствия медведя рядом, - белого, там это абсолютная реальность - выходить на метеоплощадку и вручную, как их деды и прадеды, если они работали метеорологами полярными, снимать данные с термометров, гидрометров, направление ветра и так далее. И диктовать потом по рации. В общем-то, за прошедший век, если не больше, мало что изменилось. Только рация стоит японская. Это единственная связь с Землей, как они говорят «с материком», хотя сами находятся на материке, но почти что отрезаны от мира. При том, что еще у немцев, фашистов во время войны были автоматические метеостанции, которые они забрасывали в Северный Ледовитый океан, и они передавали сведения, очень важные для военных морских операций. У нас почему-то все это делается по-прежнему вручную, люди живут, действительно, в очень сложных условиях, работа их не так, чтобы хорошо оплачивается. Понятно, что у них трат не очень много, пока они живут на стацниях…

К. ЛАРИНА: У них семьи есть?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: В нашем случае, в случае со станцией Валькаркай начальник – это человек моего возраста Владимир Мелюшкин, живет там и работает с женой. И это абсолютно нормальные люди из города Алексин, то есть, не какие-то такие, знаете, персонажи Владимира Высоцкого из фильма «Вертикаль» или «Короткие встречи». Он очень грамотный и, скажем так, он хозяин. Он хозяин, при нем станция работает. При этом, мне кажется, он понимает, что он свое время отработает и вернется на Большую землю, будет жить в городе Алексин, со своей женой, в квартире. А , с другой стороны, есть там человек, который всю жизнь отработал на полярных станциях. В шестьдесят каком-то году он вернулся из армии и попал в эту систему. И вот он уже, выйдя на пенсию, попытался адаптироваться на Большой земле – не получилось. Он вернулся на полярную станцию. Я думаю, что он просто уже не сможет жить по каким-то законам большого города. Я не знаю, как Паша, а я, когда вернулся после тех трех месяцев, которые мы, скажем так, в более интенсивном и напряженном ритме даже, чем местные полярники – нам нужно было снимать кино – мы эти три месяца провели, когда я вернулся в город, меня трясло. И я два месяца почти что не выходил…

К. ЛАРИНА: А почему?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Помните, в 19 веке очень популярным был такой взгляд наивного человека, они очень любили описывать дикарей, которые вдруг оказались в цивилизованном мире и совершенно отстраненно смотрели на происходящее. Вот у меня был такой же, наверное, взгляд. И все, что было вокруг меня… я не понимал смысла этого. То есть, вроде бы, привычные вещи, но зачем они нужны? Эти огромные билборды, щиты, телевизоры, интернет… Я перестал смотреть телевизор, я не залезал в интернет, я не читал газеты – от этого всего было ощущение какой-то чужеродности и бессмысленности, довольно агрессивного плана. Потом, естественно, быстро адаптируешься, начинаешь жить, лазаешь в интернет, все время в ним сидишь. Единственное, что телевизор я перестал смотреть. Как не смотрел, вернувшись, так и не смотрю. Паша, у тебя такой же был опыт?

П. КОСТОМАРОВ: С телевизором – нет. Я его выкинул, лет семь не смотрю, слава богу.

К. ЛАРИНА: Оператор не смотрит телевизор! А вдруг там что-то такое показывают?!

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Вот, наверное, благодаря этому и получают призы.

П. КОСТОМАРОВ: Нет, это вредная штука, и не надо смотреть, я считаю, тем более, когда есть радио «Эхо Москвы».

К. ЛАРИНА: Выкрутился! (смеется)

П. КОСТОМАРОВ: Я помню, что мы вышли из самолета, и первое, что мы сделали – вся группа – мы увидели траву. Это был сентябрь, но еще была зеленая трава у аэропорта. Мы выбежали из машины и валялись на газоне! Это такая собачья радость просто от подстриженной травы! И вообще было ощущение, что радость возвращения в цивилизацию… У меня как раз обратное такое ощущение от этого – я как раз не испытывал такого сильного шока от возвращения в этот социальный весь шум и как бы мусор, в котором мы живем. А я просто, наоборот, чукотский период жизни воспринимал как совершенно полноценную, настоящую, честную человеческую жизнь. Жизнь, которой, собственно, нам надо жить. Но я понимал, что это такой вот подарок судьбы, счастье прожить три месяца так – очень тяжело, очень трудно, но по-настоящему. И потом ты возвращаешься сюда, во все эти привычные тебе блага, на которых ты просто подсажен, на самом деле, как на сигареты и все, что дальше. И, в общем-то, чтобы отречься от этой жизни, которой мы здесь живем, в Москве, в городе, надо огромное иметь мужество, смелость просто развернуть свою жизнь. У меня не хватает на это духу, по крайней мере, сейчас. И я очень рад, что…

К. ЛАРИНА: А в чем ценность такой жизни, Паша?

П. КОСТОМАРОВ: Ценность? Ну, первый страх у меня, например, возникает такой – хорошо, я сейчас все бросаю и уезжаю в глушь, в деревню, и живу там. Но у меня есть ребенок, я не имею…

К. ЛАРИНА: Нет-нет! Я другое спросила: в чем ценность той жизни?

П. КОСТОМАРОВ: Той жизни? Потому что там ты не занят ничем наносным. Там тебе надо согреться, для этого тебе надо найти бочку, брошенную, прибитую океаном, из нее сделать , придумать печку, найти плавник, приплывший из Аляски, его собрать, притащить – и все это сделать руками, без бензопил, без ничего. И таким образом, найти какие-то осколки стекол, вставить их в проемы оконные… Мы жили в бараке, который был брошен 10 лет… это просто стены были. И потом, создав себе какой-то минимальный комфорт и жизнь, дальше делать свою работу и стараться ее делать как можно лучше. Этих обстоятельств в городе я, например, не имею. Потому что у меня есть метро, у меня есть интернет…

К. ЛАРИНА: Но это же облегчает жизнь человека!

П. КОСТОМАРОВ: Но ее опустошает, на самом деле. Это облегчая жизнь, делает тебя неспособным. Как говорят в Польше, «неможливец» - очень приятное слово… У меня ощущение, что социальный человек – он неможливец.

К. ЛАРИНА: А это первый раз такие мысли пришли в голову? Или до этого были?

П. КОСТОМАРОВ: Эти мысли, они как бы все время… это простая вещь, которая очевидна. Просто там ты имел опыт проживания этого. Не просто мысль, а вот это все испытать на себе. И это, на самом деле, счастливейшие были месяцы!

К. ЛАРИНА: А как на человеческой природе вообще это отражается? Вот это вот, как вы говорите, простая жизнь, очень понятная.

П. КОСТОМАРОВ: Ну, я за это очень люблю кино, потому что кино выявляет человека очень сильным. Потому что это экстремально тяжелые условия, нет легких фильмов. Это всегда тяжело, это всегда сверхусилия, это всегда надо перебарывать усталость и отсутствие чего-то, как правило, всего. И денег, и времени, и чувства юмора и так далее. И в этом смысле прелесть русского кино (смеется) в том, что это всегда такие невыносимые условия для жизни, и в них проявляются люди. Поэтому в кино ты находишь на каждой картинке настоящих друзей, настоящий людей, и, собственно, за этим имеет смысл…

К. ЛАРИНА: А женщины у вас там были? В смысле… я в другом смысле спросила! (смеется)

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: У каждого, видимо, в ноутбуке.

П. КОСТОМАРОВ: Это тоже есть в «Фильме о фильме».

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Да, вот «Фильм о фильме»… Паша с Сашей Росторгуевым сняли и смонтировали замечательный «Фильм о фильме», который просто сможет существовать, я думаю, независимо от нашего основного игрового художественного фильма. У нас была чисто мужская экспедиция, нас было…

К. ЛАРИНА: И актрис не было никаких?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Нет. У нас два актера на весь фильм.

К. ЛАРИНА: И никаких женщин?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Нет, женщина… жена начальника станции. А наш корабль был без женщин, потому что, как уже сказал паша, мы жили в бараке, который 10 лет заброшен. У каждого цеха – операторского, звукорежиссерского – была своя комнатушка. Они жили вместе по 2-3 человека. Раз в неделю баня. Нет горячей воды, и только… понятно, что в таких бытовых условиях, если был бы смешанный коллектив, было бы намного сложнее. В принципе, женщина бывает намного выносливей, чем мужик любой – и пашет, и… это всем известно из литературы, из жизни.

К. ЛАРИНА: И что? Все члены экспедиции вашей стойко выдержали все эти условия? Не было никаких срывов, ничего?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: А все, вы знаете, целенаправленно подбирались. И дело в том, что с Пашей мы работали на предыдущем фильме, Гена Попов, наш художник, мы с ним работали на фильме «Коктебель», он родом с Сахалина. Володя Головницкий – звукорежиссер моих двух последних фильмов, он работал и в Марокко, и в Саянах, «светики» наши работали на Камчатке, по-моему. Сергей Пускепалис меня вообще потряс тем, что когда я ему с гордостью сообщил, что мы будем снимать на самом севере Чукотки, он так сказал, не изменившись в лице: «Я там девять лет в детстве жил. В соседнем райцентре» . Гриша Добрыгин, актер, хоть и учился в балетной школе, и сейчас в РАТИ ГИТИСе, он вообще родом из Петропавловска-Камчатского. И я, наверное, из всех был наименее подготовленным – я на Севере бывал только один раз, за год до этого на выборе натуры в 2007 году. А так я абсолютно городское существо, для меня это, наверное, был переломный момент в моей жизни. Все, с кем мы не были до этого знакомы по фильмам, Паша им в очень жесткой форме рассказывал: «Мы будем жить в бараке, затопленном водой, и без еды, без света…». Ну, у нас, конечно, получше были условия. Так Паша сначала сгущал краски, если у человека загорался глаз, значит, это был наш человек.

К. ЛАРИНА: А туалет, извините?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: В фильме есть замечательная сцена…

П. КОСТОМАРОВ: Вам надо открывать все-таки радиостанцию и переформатировать с телевидением - мы бы все сейчас показали. Операцию раз в две недели, как мы выносили бочки, которые стояли под такими домиками.. . Ну, средневековье. Прекрасное, чудесное!

К. ЛАРИНА: И что, вы думаете, что так возможно всю жизнь прожить?

П. КОСТОМАРОВ: Так нужно жить. Нужно жить без цивилизации.

К. ЛАРИНА: Зачем?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Знаете, Паша в этом смысле всегда был большим аскетом, чем я, наверное, поэтому ему, может быть, возвращение в Москву легче далось. Я понял следующее – если есть смысл… такой целеполагающий, сквозной, то тогда можно жить как угодно. Потому что каждая твоя секунда пропитана смыслом. Когда его нету, в городе жить намного бессмысленнее, чем где-то на природе! Потому что на природе, действительно, собрать… наколоть дрова, растопить печку – это все абсолютно осмысленные действия. В городе массу бессмысленных действий ты совершаешь, которые не имеют никакого, если вдуматься, смысла. Если же ты занят работой… когда вот я заканчивал фильм, у меня был последний такой жим несколько месяцев, я в Вильнюсе работал, в Праге, в городах комфортабельных, но каждую секунду я чувствовал, что все подчинено тому, что я сейчас делаю. И все остальное было неважно! А вот сейчас все закончится… я почему в интервью некоторых говорю, что Берлинский фестиваль меня спас от депрессии? Потому что когда заканчиваешь длительную большую работу, вроде бы, вот он, заслуженный отдых… рассыпаешься, распадаешься. А здесь так получилось, что с колес… позвонили с Берлинского фестиваля, и мы только-только заканчивали звук картины, и дальше нон-стопом и до сих пор подготовка материалов, подготовка копий, субтитров, выход в прокат… потому что я стараюсь участвовать во всем, включая написание пресс-релизов, текстов, разработку веб-сайта и так далее. И это счастье, потому что я знаю – смысл в этом есть. Если я сделал кино, я хочу , чтобы его люди увидели.

К. ЛАРИНА: Конечно! А вот то, о чем вы рассказываете, эта абсолютная натуралистичность и правдоподобие максимальное, это все передается через экран? Во всяком случае, те зрители, которые видели этот фильм, вы по их реакции поняли, что вы это сделали? Ради чего все затевалось-то? Наверное, ради того, чтобы все-таки через экран передалось. И не просто, чтобы вы об этом знали и рассказали бы потом на радио «Эхо Москвы». Правда же?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Ну, все, с кем я говорил – вот это сомнению не подвергали. Те, кто это подвергал сомнению, видимо, избегали со мной разговаривать и как-то свое мнение переносить. Мне кажется, я готов подписаться под всем в нашем фильме, мне кажется – фальши там нету.

К. ЛАРИНА: Ну, вот, возвращаясь все-таки к этому, абсолютно пока мне не очень понятному мировоззрению – хотя я тоже слышала это от многих людей, которые вот так вот все действительно бросали, резко меняли свою жизнь и уезжали, если не на Крайний Север или Чукотку, то просто в какую-нибудь заброшенную деревню, скит и там жили себе спокойно, писали книжки, потом возвращались с такими глазами… типа «как вы ту все живете?» - многие через это проходили, но все-таки возвращались в цивилизацию, кстати. Но вы то знали, что вы вернетесь все равно? Паша? Вы же, когда там работали и жили…

П. КОСТОМАРОВ: Нет-нет, вы меня, наверное, неправильно поняли. Я же не говорю, что надо так жить. Я, наоборот, сказал, что у меня сил не хватает решиться сделать это самому раз и навсегда. И поэтому я рад, что кино иногда дает эту возможность. И это вот было счастливым таким подарком судьбы.

К. ЛАРИНА: А вот люди, которые там живут постоянно, они чем-то отличаются от нас с вами?

П. КОСТОМАРОВ: Они гораздо спокойнее, размереннее. Им, в общем-то, некуда торопиться, в отличие от нас. Поэтому они делают меньше глупостей.

К. ЛАРИНА: А там особенно и нету возможностей таких. Нет искушения, наверное, да?

П. КОСТОМАРОВ: Отчасти и поэтому. Но это я про себя сказал, про глупости, не обобщая.

К. ЛАРИНА: А дети у них есть?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: На станции, где мы снимали, детей нет. У тех, кто там работает, у них тоже, по-моему, на Большой земле детей нет. Но вот меня абсолютно потрясла одна деталь: - я считаю, что о деталях надо говорить гораздо больше, чем страница монолога – на Туманной станции, на самой северной точке Чукотки на мысе Шелакский, это совершенно невероятное по суровой красоте место, на скалах стоит дом, нет никаких связи с цивилизацией, видимо, раз в год к ним заходил корабль или по льду подвозили припасы – на косяке дверном отметки роста ребенка. И школьные учебники. И это все до 1981 года. Вот что это за история, кто люди, кто там работал, я очень надеюсь, что вдруг каким-то образом они узнают, что мы снимали на Туманной станции, и они как-то откликнутся и на нас выйдут. Мне очень интересно узнать, кто там жил и как им там жилось.

К. ЛАРИНА: А вот скажите, пожалуйста, в принципе, можно же было без этого обойтись? Сейчас все возможно – можно себе это Чукотку обеспечить в любом павильоне. И никто никогда не догадается – была Чукотка, не было… Главное, чтобы был результат хороший.

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Догадается обязательно, потому что, вы знаете, прекрасно можно догадаться, когда актер кого-то играет или он проживает эту роль. И только такие гении, на самом деле, как Ефремов, Янковский, Смоктуновский…

К. ЛАРИНА: Они все равно играли, они все равно профессионалы!

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Они играли, но… Это не профессия – это что-то свыше, это что-то большее! А все остальное всегда видно, что кто-то кого-то играет или он роль эту проживает. А наши актеры прожили эту роль, и мы прожили этот фильм, и я очень надеюсь, что это будет просто с экрана идти дополнительным зарядом. А так, вообще, помимо этого… Это оказывается, тоже есть в «Фильме о фильме», я там честно говорю: вы знаете, вот я писал сценарий «Коктебеля», ни разу не побывав в Коктебеле…

К. ЛАРИНА: Вот!

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: …и только потом, побывав, его переписывал. «Простые вещи» я снимал в Питере, потому что всегда мечтал там пожить. А тут вот так получилось, что я мечтал оказаться на Севере, и с детства читал книжки, документальные воспоминания, дневники полярников. Не такие замечательные беллетристические книги как «Два капитана», но документальные. И как-то вот, наверное, мечтал в это дело окунуться и заодно ребят туда утащил, и конечно, у меня была большая ответственность, чтобы фильм не оказался пшиком. За все то, что мы там пережили, очень не хотелось, чтобы фильм оказался пшиком. Ну, вот сейчас увидим, очень скоро.

К. ЛАРИНА: Паша, ну скажите – можно было обмануть?

П. КОСТОМАРОВ: Нет, нельзя.

К. ЛАРИНА: Ну, как нельзя? Все всё умеют, компьютер под рукой, оператор такой роскошный – под рукой, режиссер гениальный…

П. КОСТОМАРОВ: Вот, собственно, ответ на ваш вопрос – нет там таких фильмов, в конкурсе, которые сняты в павильонах…

К. ЛАРИНА: Все настоящее.

П. КОСТОМАРОВ: Победило три фильма, между прочим. Победил турецкий фильм, который полностью снят в Атласских, наверное, горах – какие там горы, в Турции? Румынский фильм, кусочек которого я видел… вообще ничто посмотреть в Берлине невозможно. Если ты участник конкурса, у тебя пресса, интервью, вообще прогнание сквозь строй. Румынский фильм – ощущение документального, но это вообще сейчас стилистика румынского кино. И наш фильм. И только фильм такой классический, голливудский Романа Полански получил приз за режиссуру, но это, скорее, такой знак поддержки коллеги в трудной ситуации.

К. ЛАРИНА: А у них есть какие-то сложившиеся стереотипы про русское кино? Как они себе его представляют?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Увы, есть. Русское кино сейчас немодно, непопулярно. Дело в том, что главный стереотип «русское кино – это Тарковский». И русское кино, это всегда что-то длинное и философское. И шли, видимо, критики от противного. У нас была очень хорошая международная пресса, и газета …(неразб) писала: «И самая главная заслуга этого фильма, что нет этой псевдофилософичности и заумности, характерной для российского кино». Я думаю: ну, боже мой, у нас есть гораздо больше фильмов, и вся так называемая «новая волна» российского кино, она как раз этим и отличается, что это фильмы честные и прямого действия - все, что было на «Кинотавре» 2009 года. Но, к сожалению, просто не доходит до европейского рынка.

К. ЛАРИНА: Паша, у вас тоже такое же ощущение по поводу русского кино? Вот они так представляют себе, что русское кино должно быть вот такое – а-ля Тарковский, что называется. А чего ждут?

П. КОСТОМАРОВ: Я не знаю, чего они ждут на самом деле. Но сталкиваешься и ломаешь тоже копья очень сильно в документальном кино, пытаясь его сделать понятным европейцам. Это непросто. Все-таки мы, наверное, чем-то отличаемся, и им сложно воспринимать, понять нас до конца. Может, нам их тоже. Но вообще, я вот так вот конкретно не готов…

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Но если им что-то непонятно, они хотят, чтобы на этом висел яркий ярлык «Смотрите – экзотика!». Вот тогда они это любят, условно говоря. Почему азиатское кино так популярно сейчас? Есть талантливые фильмы, а есть просто такой вал азиатского или среднеазиатского кино, и там просто каждый кадр говорит: «Экзотика!» . И тогда непонятно, но приятно. А если непонятно, но при этом нету такого ярлыка «Экзотика» , как в фильмах Паши, замечательных, «Мирная жизнь» и «Мать», то они просто отключаются тогда.

К. ЛАРИНА: А как вы относитесь к кинопублицистике? Вообще, должна быть злоба дня, что называется, в современном кино?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Безусловно, должна быть. Меня часто об этом спрашивают, но я никогда не любил политическое кино, и сам, наверное, никогда бы на него, скажем так, не решился по той простой причине, что я сам пишу сценарии, пишу их годами. И за то время, пока я пишу сценарий и потом снимаю фильм, потом его монтирую и выпускаю в свет, все, честно говоря, меняется. Меня, в первую очередь, интересуют конкретные люди, и я стараюсь максимально их наполнить жизнью. А потом выясняется: смотрят в той же Европе фильм «Коктебель» или вот этот фильм и видят там какую-то общеполитическую какую-то проблематику или символику. Но это я не специально.

К. ЛАРИНА: Но все равно атмосфера, наверное, присутствует сегодняшняя? У вас же все равно фильм в наши дни происходит…

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Фильм происходит в наши дни, но я бы сказал, что эта история могла произойти в любое время, и в любом месте, где есть абсолютно очищенная и изолированная ситуация столкновения двух разных характеров и двух разных судеб.

К. ЛАРИНА: А как вы относитесь в патриотизму? Хотя, собственно говоря, сегодняшним разговором вы на этот вопрос ответили. Потому что для меня однозначно, что люди, которые так рассуждают, они, безусловно, считают себя частью своей родины, извините за высокопарность.

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Я родился в России, я воспитан на русской классике, на российском, советском кино, я сын своего отца – мой отец кинодраматург советского кино. И никуда мне от этого не деться! И хотя я, в общем-то, владею языками и готов работать в Европе и жить там какое-то время, я просто понимаю, как Отар Иоселиани, живя в Париже, все равно раз за разом снимает грузинские фильмы.

К. ЛАРИНА: Ну, тогда вы можете объяснить, почему такое было неприятие наших больших кинематографистов, которые в основном являют собой тот Союз кинематографистов, который сегодня руководим Никитой Сергеевичем Михалковым? Такое неприятие всех тех фильмов, о которых мы с вами вспоминали, в том числе и на «Кинотавре».

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Меня это очень порадовал…

К. ЛАРИНА: Порадовало?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Да. Потому что, если вызывает раздражение, значит, оно существует! Вот впервые, видимо, начало существовать поколение. А молодое поколение неизбежно! Если оно что-то из себя представляет, будет вызывать раздражение старшего. Значит, оформилось поколение. Здорово! Ура, мы есть!

К. ЛАРИНА: Но все эти обвинения в очернительстве и во лжи?.. Вот я помню пламенное выступление Станислава Сергеевича Говорухина…

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Ему, кстати, самому не приходилось сталкиваться в отношении самого себя в советское время? Мне кажется, еще как!

К. ЛАРИНА: Да, меня тоже это удивило, потому что многие из них выискивают слова для обвинения точно такие же, какие в свое время они получали от своих киноначальников. Так что, в этом смысле мало что меняется.

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Знаете, я в таких ситуациях немного дарвинист. Мне кажется, тут есть, с точки зрения борьбы за существование... Потому что у нас есть такая государственная кормушка, которая сейчас каким-то образом перетасуется и, может быть, даже исчезнет. Но, в общем, просто стало теснее у нее.

К. ЛАРИНА: И как тогда выживать тем, кто собирается в этой профессии жить, существовать и снимать кино?

А. ПОПОГРЕБСКИЙ: Большой-большой вопрос! Все мы как-то уже себе какое-то имя наработали, может быть, нам будет легче и за границей находить финансирование. А вот что мы в свое время с Хлебниковым Борей, не имея режиссерских дипломов, сняли свой первый полнометражный фильм именно на средства министерства культуры, и мне кажется, что свое место и дальше занимаем по праву, заработав это место. А вот вопрос: будет ли у следующего поколения возможность стартовать с дебюта? Если это только не какой-то специально заказной патриотический фильм.

К. ЛАРИНА: Дорогие товарищи! Наше время истекает. Я вас поздравляю еще раз с такой замечательной победой! Надеюсь, что мы оценим это кино так же высоко, как его оценили зрители и жюри Берлинского фестиваля. Напомню, что фильм «Как я провел этим летом» появится в прокате в России после 1 апреля. Паша еще не вернулся с Чукотки, я чувствую, он еще там. Паша, возвращайтесь, пожалуйста!

П. КОСТОМАРОВ: Я уже вылетаю. 9 часов лететь.

К. ЛАРИНА: Удачи вам! Спасибо большое за то, что пришли. Спасибо!