Александр Домогаров - Дифирамб - 2010-01-24

К. ЛАРИНА: Мы начинает программу «Дифирамб». И сегодня у нас в гостях Александр Домогаров. Саша, приветствую тебя!

А. ДОМОГАРОВ: Привет!

К. ЛАРИНА: Нашим слушателям напомню средства связи. У нас все для вас есть, и телефон прямого эфира 363-36-59 и смс +7 985 970 4545. И я смотрю на вопросы, которые пришли на наш сайт до начала программы, и с удовольствием констатирую, что Александра Домогарова любят наши слушатели. Это очень приятно. Причем, много чего видели, много чего знают. «Александр Юрьевич, поздравляю с премьерой «Дяди Вани». Желаю вам в наступившем году много новых интересных ролей в театре и в кино, и еще, чтобы ваши спектакли почаще привозили на гастроли. И не только в Европу, но и к нам, в США. Здесь вас тоже любят и ждут».

А. ДОМОГАРОВ: Приятно, приятно…

К. ЛАРИНА: «Здравствуйте, Александр! – пишет Евгения. – Спасибо за ваши роли, особенно за Хайда. Долго думала: Джеки или Хайд и поняла, что Хайд. Спасибо за него! Хотела бы спросить, дарят ли вам ваши портреты, и какой самый запоминающийся? И какие новые роли ждать в театре?». А портреты дарят ваши?

А. ДОМОГАРОВ: Портреты дарят, да.

К. ЛАРИНА: Художники?

А. ДОМОГАРОВ: Такие… любительские, конечно.

К. ЛАРИНА: Никас Сафронов?

А. ДОМОГАРОВ: Нет, Никас еще пока ничего не дарил. Нет, дарят, дарят, но, в основном, изображения…такие…(неразб). Из тех лет.

К. ЛАРИНА: Ага, понятно, костюмные. Саша, на самом деле, повод для встречи хороший – это премьера в театре Моссовета, в котором Александр работает… сколько лет?

А. ДОМОГАРОВ: С 1995 года. Получается , 15 лет.

К. ЛАРИНА: То есть, юбилей можно отмечать. Итак, «Дядя Ваня» - это Чехов Антон Павлович. В честь юбилея Антона Павловича. Знаю, прочитала в интервью, что Чехова-драматурга не очень пока воспринимает Александр как … Да? Не сильно твой автор?

А. ДОМОГАРОВ: Ну, я не воспринимаю… я не очень понимаю этой философии. Надо отдать честь Андрею Сергеевичу, который все-таки приоткрыл эту завесу. Может быть, это с годами приходит, такое понимание серьезное драматурга, когда… Вот одна фраза чего стоит: «Я хочу там, где у меня персонажи плачут, зритель должен смеяться, где у меня смеются – там должны плакать». Формулировка-то очень замечательная, а вот как найти вот это зернышко, чтобы это произошло на сцене именно так? Наверное, для этого существуют мастера, которые за это берутся.

К. ЛАРИНА: Хотя, я вспоминаю фильм, очень странный был… Бланка, по-моему, который по «Трем сестрам»… Ты там играл Соленого, но какой-то неправильной ориентации, да?

А. ДОМОГАРОВ: Но это же не Чехов! Это такой парафраз написал Мережко на тему «Трех сестер». Я не могу сказать, что это Антон Павлович Чехов.

К. ЛАРИНА: Но это странное кино. Я, кстати, его смотрела лет пять назад по телевизору. Оно такое мрачное, странное кино. Несмотря на все эти вот фантазии эротические… с тремя сестрами тоже там не все в порядке… но все равно, в этом что-то было. Как мне кажется, это кино… Хотя Бланк человек вообще такой радикальный, оно как-то очень точно то время…

А. ДОМОГАРОВ: Но оно и снималось в это время, как раз вот в такую темноту. Вот это и было такое вот… начало 90-х годов, когда вообще было темно.

К. ЛАРИНА: Но вот здесь, как я понимаю, тоже много будет вопросов у тех, кто этот спектакль посмотрит – «Дядя Ваня» Андрея Кончаловского. Потому что Андрей Кончаловский тоже не простой режиссер, у него абсолютно свой взгляд на эту классическую драматургию. Хотя, опять же напоминаю нашим слушателям, что Андрей Кончаловский уже имел дело с «Дядей Ваней». Он снял замечательное кино, где роль Астрова исполнил Сергей Федорович Бондарчук. А здесь роль Астрова исполняет Александр Домоганов. И я уже сказала Саше перед началом программы, что, почитав рецензии… в рецензиях хвалят только Александра Домогарова из всех актеров. «На Домогарове глаз отдыхает».

А. ДОМОГАРОВ: Я бы ответил, что можно двояко воспринимать эту фразу.

К. ЛАРИНА: Ну, он же отдыхает, он же не опускается! Саш, а почему так мало премьер в театре для тебя? Столько лет работаешь…

А. ДОМОГАРОВ: Мы работали и над «Палачом» два года… Это Радзинский написал пьесу. И два годы мы работали, мы честно работали. Мы искали ключ. И в связи с тем, что вот уже подошел «Дядя Ваня», просто мы уже впали в такой период, что мы чуть-чуть были дезориентированы по поводу «Палача», и надо было что-то сейчас быстро на сцену выпускать. И пришел Кончаловский с «Дядей Ваней». И, как это ни парадоксально, за 6 месяцев был поставлен спектакль. То есть, два месяца грубо говоря, застолья, застольного периода, потом мы разбежались в отпуск, и в конце ноября мы выпустили спектакль.

К. ЛАРИНА: Это вообще здорово, что он тебя взял в этот спектакль. Потому что я знаю, что он обычно с собой приводит всегда артистов. Но ты с Кончаловским работал уже в кино, в «Глянце». Это вообще твой режиссер?

А. ДОМОГАРОВ: Точечная была работа в «Глянце», точечная совсем. И в кино Андрей Сергеевич совсем не такой, как в театре. Потому что там он совсем ужимает….и совершенно другая структура. В кино у режиссера масса помощников, огромная операторская группа – другой стиль работы совершенно..

К. ЛАРИНА: Все равно роли-то разбираются каким-то образом?

А. ДОМОГАРОВ: Ну, разбираются, конечно! Основной удар наносится в течение… полминуты. И вот ты на эти полминуты собираешься, минуту максимум… А здесь именно шел вопрос о концепции, о чем, ради чего, почему «Дядя Ваня», что такое «Дядя Ваня», что такое Чехов… Что такое Астров… До сих пор Андрей Сергеевич угомониться не может – завтра сдаем экзамен очередной. Он нам всем раздал листочки, на которых 11 вопросов. Каждому! Но не только по поводу своего персонажа, а по поводу всех персонажей. Потому что мы приехали в город Ригу, и перед каждым спектаклем, особенно новый город, новая площадка, он всегда собирал нас на сцене. Сцена была не совсем готова, там со светом были проблемы, и он собрал в гостинице. Говорит: Ну, в общем, репетировать будем попозже, в 5. А сейчас, пожалуйста, профессор, ответьте мне – на каком этаже вы жили в Петербурге? И все поплыви… На третьем. – На третьем жили мелкопоместные люди. А где же вы жили в Петербурге? Я сейчас не спрашиваю артиста Филиппенко, я спрашиваю сейчас профессора. Будьте любезны, в образе отвечайте мне. В бельэтаже вы жили, в бельэтаже! Где самые высокие потолки, где самые большие квартиры были в Петербурге.

К. ЛАРИНА: Это не понты?

А. ДОМОГАРОВ: Это совсем не понты! Это, во-первых, тебе дает… ну, вот на репетицию приходишь с белым листом. Вроде как ты все знаешь, все умеешь, ты много лет в профессии. Но, в принципе, ты ничего не знаешь! Потому что новый характер, новый персонаж, новая драматургия… для меня вообще непаханная - Чехов – был тогда, когда мы начинали. И ты постепенно начинаешь, начинаешь вот в эту воду постепенно, постепенно входишь. Ты вошел, ты, вроде как научился, ты разобрался… сделали спектакль. Он замечательно говорит нам, что: я вас ночью могу разбудить, и вы будете играть верно. Не могу сказать, что хорошо – верно. А вот наполнением вы будете заниматься позже. Вот сейчас начинается этап наполнения. То есть, я должен понимать вообще ради чего я это делаю. Почему я люблю..

К. ЛАРИНА: Ну, послушай, вас всему этому в институте учили, и в биографии писали героев…

А. ДОМОГАРОВ: Писали, все понятно… Но мы настолько все… и быстро, и вроде как уже…не хочу сказать слово «штамп»… настолько ты примерно уже в этой воде ориентируешься, что… а ничего сложного нет! Я не могу сказать, что знаю , как играть, но я примерно понимаю, куда я могу поплыть… И вдруг ты понимаешь, что в тебе, оказывается, еще и другие вещи есть! Ты не только это можешь, еще откуда-то оттуда достается еще совсем другое.

К. ЛАРИНА: А это имеет значение? Это важно – понимать все про своего героя?

А. ДОМОГАРОВ: Всё все равно не поймешь. Все равно поймешь все на уровне себя, то есть насколько твои человеческие качества на это отзовутся, вот на этом уровне ты будешь существовать. Ты же не …(неразб) сказать: я Астров! Ну, и дурак ты, а не Астров. Астров – это Астров. Астров написан Чеховым. И что Чехов туда вложил , это одному Чехову известно. Но насколько я смогу себя…разболтать и заставить себя примерно понять: а почему леса-то? Что такое леса? Почему вдруг этот человек, который режет, вытирает, убирает… почему вдруг леса? Нет, есть ответ какой-то у меня, почему. Есть. Но почему леса? Когда первый раз читаешь произведение, то думаешь: как это понять, сейчас, в 2010-м году как мне это сказать… что у нас гибнут…? А не надо ничего понимать, надо за 200 км от Москвы отъехать, войти в деревню, брошенную, где осталось жителей 6-7 человек, и посмотреть, как они живут. Телята на полу – если они есть – поросята там же…

К. ЛАРИНА: То есть, его по-настоящему все это волнует? Всерьез? Судьба его губернии…

А. ДОМОГАРОВ: Думаю, да. Иначе бы и не пил бы, иначе бы уехал бы и занимался совершенно другими делами. Он уездный врач! Это что такое? Это огромный уезд, а там есть и какие-то ремесленники, и помещики… Он же ко всем ездил, не только к крестьянам, он уездный врач! Он со всеми общается, со всеми пластами общества он общается. Но он-то говорит об этом! Ребята, вы посмотрите туда – вот что там происходит?

К. ЛАРИНА: Понятное дело, что сейчас, поскольку на выпуске спектакль, он уже вышел, сейчас премьеры, сейчас, как ты сказал сам, происходит как раз наполнение, и спектакль только начинает свою жизнь… А все остальное, что ты играешь, вся эта текучка, она что, на второй план уходит?

А. ДОМОГАРОВ: Честно скажу, у меня было… вот когда у нас был очень плотный последний период, у нас не было премьеры, у нас были предпремьерные показы до отъезда в Италию, потом в Италии прошло 9 спектаклей, если мне не изменяет память, и мы приехали в Москву на 5 дней и уехали в Эстонию, Латвию, Литву. И вот за это время… когда каждый день «Дядя Ваня» - ты находишься вот в этом , совершенно «дяди ванином» состоянии, да? И мы приехали в Москву и поставили «Джекью». Я всегда приезжаю рано в театр, в три, мы распелись… и у меня такое ощущение, что я в другой стране, в другом городе, в другом театре и не понимаю, что я сейчас буду делать на сцене. Это вытравилось! И сейчас, прошел месяц, когда я понял, что Сирано есть Сирано, Джекью есть Джекью, «Дядя Ваня» свою нишу занимает, Марат есть Марат. Опять таки, вот смотри: это Кончаловский… вот это накрывание…накрывание… накрывание…

К. ЛАРИНА: Масштаб личности таков, я так понимаю, да? И причина все-таки в том, что он достаточно редко в театре ставит. Хотя мы знаем, что несколько спектаклей идут в Москве, но все равно он все-таки больше…

А. ДОМОГАРОВ: Он ставит достаточно. Он ставит и оперы…

К. ЛАРИНА: НО здесь-то , в Москве?

А. ДОМОГАРОВ: Он владеет театром, понимаешь? Вот здесь. Потому что тоже кажется, что люди, которые смотрят спектакль, говорят, что достаточно киношный подход… Отложило отпечаток кино, да? Есть моменты. Он даже говорит: крупный план, средний план…

К. ЛАРИНА: Ты знаешь, для меня как раз откровение все, что ты говоришь. У меня было подозрение – мои собственные подозрения – что он вообще с актерами работает в театре, как в кино. Очень быстро, спокойно, что ему важен результат, что он очень точно понимает, кто ему здесь нужен, выбирает актеров по типажу, поэтому возникает Деревянко, и он сам про это говорил на пресс-конференции. Что мне нужен был актер как Чарли Чаплин, вот такого плана…

А. ДОМОГАРОВ: Но это его видение, понимаешь? Это его видение на сегодняшнего «Дядю Ваню».

К. ЛАРИНА: Но для меня открытие, что он сказал: для меня важно, чтобы и вы тоже понимали, про что это все. Что артисты нужны не только как исполнители…

А. ДОМОГАРОВ: Первые месяцы он мне приносил статьи… мало того, что он принес нам Чехова, того, которого мы вообще не знаем! Он принес десять листов и начал зачитывать, что вообще писал Антон Павлович по поводу жизни, по поводу женщин, по поводу заграницы, по поводу сел, деревень, лесов и так далее. Мне он принес статью Горького 1922 года, напечатанную, по-моему, в Берлине. Чтобы «буревестник революции» написал такое в 1922-м году по поводу нас?.. По поводу того класса, из которого он вышел .Который сказал: лагеря – это одно спасение… Это Горький сказал, когда он увидел, во что это все вылилось. Он писал: я познакомился с командиром Красной армии, который говорил: да что вы лезете? Это наши междуусобные дела. Одной деревней больше – одной деревней меньше! А вот турок жалко убивать – он улыбается, его убиваешь, а он улыбается. А пруссаков как тяжело жечь! Какое хозяйство! А у нас: одной деревней больше, одной деревней меньше… какая разница!

К. ЛАРИНА: Ну, вот ради таких встреч, конечно, можно и в театре работать, и артистом оставаться.

А. ДОМОГАРОВ: Опять повторю его же фразу. «Мы счастливые люди. Вот там на улице что-то происходит, а мы можем с вами сидеть и три с половиной часа – четыре РАЗГОВАРИВАТЬ о том, о чем мы в жизни никогда не будем говорить. Потому что мы берем пьесу Чехова, а на основе этих строчек – РАЗГОВАРИВАТЬ! Мы наконец-то смотрим друг другу в глаза и РАЗГОВАРИВАТЬ. О том, что нас волнует, что нас беспокоит, что у нас болит… чему мы радуемся… Но это все укладывается вот в эти строчки, понимаешь?

К. ЛАРИНА: Вот, смотри. Все, что ты рассказываешь, очень интересно. Но, тем не менее, существует уже готовый продукт, который приходит смотреть зритель или - еще страшнее – какой-нибудь театральный критик. И сколько бы ты ему не рассказывал о том, какая громадная была проделана работа и сколь глубоко вы копали все вот эти вот истории, связанные с данной пьесой, с данными персонажами, с данным автором, а все равно - очень часто такое бывает в театре, я думаю, что ты со мной согласишься – когда то, что там было до этого, так все там и осталось. А до зрителя это все… ничего не доходит! То есть, у человека, сидящего в зале, совсем другое ощущение!

А. ДОМОГАРОВ: Такое бывает. Но здесь, я думаю, что это как раз не тот случай. Здесь не тот случай. Мне так кажется. Потому что… сейчас я тебе объясню. Первый раз я так работал… но достаточно много лет я на театре. Чтобы работать от ритма к форме – я никогда не работал! Но сначала ритм, грубо говоря. Он говорит: это вот из той серии, что я вас ночью должен разбудить, и вы очень точно пойдете.

К. ЛАРИНА: Пора преподавать идти вам, Домогаров. Нет?

А. ДОМОГАРОВ: Да мне бы подучиться немножко!

К. ЛАРИНА: Я хочу вас сказать, дорогие друзья, что у Александра уже есть практически ученик, поскольку сын его заканчивает театральное училище имени Щепкина. Так что нас ждет еще и новый Домогаров! Надеемся, не менее прекрасный. Мы сейчас сделаем паузу, слушаем новости, потом возвращаемся в программу, и уже обратимся к вашим вопросам.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Александр Домогаров у нас в студии. Спрашивают, в каком театре смотреть «Дядю Ваню»? – В Театре Моссовета, мы же с этого начали наш разговор. 15 лет там работает Александр Домогаров. Я обращаюсь к вопросам наших слушателей. Здесь тоже, хочу сказать, много приятных слов в адрес Александра. «Посмотрел второй раз «Огнем и мечом». Восхищаюсь вашей игрой! Почему так редко можно увидеть вас в больших, интересных ролях?»

А. ДОМОГАРОВ: Не зовут.

К. ЛАРИНА: Ну, вот здесь есть одна боль, которой я хотела бы коснуться, хотя все уже в прошлом, а может быть, и в будущем. Я просто помню, когда мы последний раз встречались , Саша с упоением рассказывал о том, что вот совсем скоро начнется работа над ролью адмирала Колчака. Вот этого не случилось в твоей жизни. Ну, продукт мы оценивать не будем. Получилось то, что получилось – фильм «Адмирал» с Константином Хабенским. Но ты уже эту страницу закрыл для себя?

А. ДОМОГАРОВ: Да, да. Так вышло. Повторяю: никто эту роль не отбирал, вот так получилось… так карта легла, и в этом наша профессия. Здесь его величество случай. Так бывает.

К. ЛАРИНА: А как же хотение? Оно не имеет значения? Желание внутреннее…

А. ДОМОГАРОВ: Ну, имеет… Но есть другие, наверное, вещи, которые имеют более серьезные значения. Что значит «хотение артиста»? Ну, хочу я - Ну, и хоти дальше! Значит, не был убедителен, значит, не был достаточно…

К. ЛАРИНА: А там пробы были, или что?

А. ДОМОГАРОВ: Там были пробы, очень долгие пробы. Но не случилось.

К. ЛАРИНА: А в театре пусть будет. Вон Тараторкин сыграл его в Иркутске в спектакле!

А. ДОМОГАРОВ: Здесь хотелось как-то очень серьезно на эту тему поговорить. Хотя есть очень много исторических людей, исторических персонажей, которые очень много сделали для России, очень много сделали! И военных, и не только военных. Сейчас вот идет тоже работа над большим проектом, киношным…. – не буду, уже не буду говорить! Дай бог, чтобы это произошло!

К. ЛАРИНА: То есть, там есть герой твой, для тебя?

А. ДОМОГАРОВ: Надеюсь на это, очень надеюсь. Хотя для меня эта история далекая, мне надо будет покопаться. Хотя я понимаю, что этот человек тоже сделал очень много, очень много…

К. ЛАРИНА: Я, когда посмотрела фильм «Царь», - тоже скажу нашим слушателям, - настолько была потрясена сашиной работой, что со мной случается редко, взяла и просто ему позвонила по телефону и сказала ему все слова приятные по поводу роли Басманова в фильме «Царь». Я не исключение, здесь тоже очень много слов благодарности именно за эту работу от твоих почитателей. И, естественно, все спрашивают, как вообще над этой ролью работалось? Ведь, в конце концов, его нельзя увидеть на пленке, этого персонажа, и фотографии вряд ли были в то время… вот каким образом, из чего собирается человек, который все-таки реально жил, существовал?

А. ДОМОГАРОВ: Во-первых, это чисто литературная и визуальная придумка. Потому что все знают, что это основатель первого фискального, серьезного органа, который сейчас имеет огромное значение. Они стояли у истоков, потом они откровенно сказали царю: мы единственные, кто тебя защитит. Дай нам разрешение делать то, что мы хотим! Единственное, что мы тебе обещаем – что мы тебя не предадим. Это же была страшная служба! Страшная опричнина. Вот на основе этого, наверное. Потому что роли как таковой… в сценарии она была прописана, но все персонажи достаточно функциональны, понимаешь? Функциональны по отношению к главному герою. Есть два персонажа, вокруг которых вообще идет история – власть и человек. Душа и секира. Вот на основе этого противостояния… А все остальные – что Охлобыстин, что я, что Леша Макаров, что воеводы – все это картинки, которые сопровождают главное противостояние. А уж как это удалось, и что мы там думали с Павлом Семеновичем, и как мы это вытягивали… каждый артист пытается вытянуть за волосы, знаешь, как барон Мюнгхаузен себя… И из этого что-то рождалось, и что-то осталось, может быть, хорошо.

К. ЛАРИНА: Осталось. Потому что все, кого ты перечисляешь… И Алексей Макаров меня там очень порадовал, просто замечательная работа! Потому что это все не было абстрактно! Были очень конкретные все люди, которые на экране возникали. Я прямо вот видела, что это конкретные характеры, у них конкретные биографии за спиной, конкретная жизнь. Я уж не знаю, какими способами все это достигалось….

А. ДОМОГАРОВ: Мой любимый Кузнецов, который Малюту играл… Там одна сцена есть в картине, когда Басманов приводит к Малюте человека, который донос принес - Кузнецов на репетиции ничего не делал, знаешь, как будто примерочная такая сценка…- и он выходит, и у него чуть-чуть подрагивает рука, он в фартуке…. Вот он только что вышел, и у него чуть-чуть она… И вроде незаметно, а я это заметил и подумал: как точно! И тут же мальчик колченогий – кто тятьку …? Кто тятьку…? А рука-то дрожит. Только что, только что сделал что-то!

К. ЛАРИНА: Вот из таких деталей все и рождается. Но, тем не менее, вспоминая о резонансе, который этот фильм произвел в обществе, тут уже возбудились все на свете. Я его посмотрела, когда он был показал на кинофестивале, на Московском международном, его еще не было в прокате, его показали по телевизору, и народ его увидел. Я просто хочу напомнить, что народ возбудился до такой степени, что я уже читаю какие-то огромные подвалы в газете «Известия», которые призывают не то, что вас всех… предать анафеме, а чуть не расстрелять, четвертовать… и вообще, чтобы вы покаялись, все вышли на Красную площадь, преклонили колена и покаялись за то, что вы сотворили с великим русским народом. Вот скажи, пожалуйста, вот такие реакции на исторические фильмы в нашем обществе, это о чем свидетельствует?

А. ДОМОГАРОВ: Я полагаю, что это в порядке вещей, к сожалению, сейчас. Потому что взята тема, опять-таки, повторяю: взята тема секиры и души. И ее можно трактовать очень раболепно, так скажем, и вдруг показать вот этого вот человека, который ходит босой, грязный, который по одному проходу по коридору Кремля вдруг становится царем всея Руси. Первым царем всея Руси! Первым! Князь Московский стал царем всея Руси! И говорить о том, что вот мы показали больного, шизофреника… Он не шизофреник! Где мы показали больного шизофреника? Человек, который на сто процентов убежден, что он прав! Потому что он говорит: я как человек – да, но как царь – нет… Скажите, а мы сейчас не так живем? Я как человек все понимаю: ребята , это очень плохо… но как царь скажу: всех казнить, даже лошадей. Почему? Потому что сдача города – это проигрыш войны. Всех казнить! Лошадей казнить! А что, мы не так живем? Что, мы не так жили после этого времени? Сейчас мы не так живем?

К. ЛАРИНА: Безусловно.

А. ДОМОГАРОВ: А тогда о чем мы сейчас говорим? Это все неправильно? Это правильно!

К. ЛАРИНА: Государственные интересы, грубо говоря, выше морали…

А. ДОМОГАРОВ: Выше человеческих.

К. ЛАРИНА: Об этом и разговор.

А. ДОМОГАРОВ: Об этом картина! Другое дело, что воспринимать ее надо… каждый будет ее воспринимать в силу своей боли души или боли сердца. Или так как я хочу это увидеть. Или так, как я не хочу это увидеть. Но мы вам показали – это наша…Мы же не претендуем на последнюю инстанцию! Ребята, это наша точка зрения!

К. ЛАРИНА: И вообще, это художественное кино! Потому что люди как-то забывают о том, что это не историческая реконструкция, и даже не учебник истории. Это художественный фильм, у которого есть автор в данном случае.

А. ДОМОГАРОВ: Это наша фантазия на тему. Можете ее принимать, можете не принимать, но что же вы так реагируете?

К. ЛАРИНА: Рассказываю. На этом месте сидел Николай Петрович Бурляев. Он, конечно же, как только речь пошла о фильме «Царь» - а это как раз было после всех этих съездов, когда там стенка на стенку… - он говорит: «Это очень вредный, идеологически вредный фильм». Я говорю: но как же? Это же снимал ваш товарищ Павел Семенович Лунгин. Он же секретарь Союза кинематографистов! Он как бы поддерживает всех вас, он с вами в одной упряжке, он же не чужой, не какой-нибудь представитель «пятой колонны». Он отвечает: да, он наш товарищ. Он заблуждался. И мы ему это объясним!

А. ДОМОГАРОВ: очень похожие интонации ты сейчас показала! Очень.

К. ЛАРИНА: Я спрашиваю: а что делать с фильмом-то? Он говорит: запретить. И снять другого Ивана Грозного!

А. ДОМОГАРОВ: Другой у нас был…который, может быть, еще хуже. Есл и посмотреть то, что Эйзенштейн снимал, то еще непонятно, что… Я потом, когда уже мы начали работать, я пересмотрел Эйзенштейна. И, конечно, это фантастическое кино, но вторая часть, ребята, я вам скажу, тоже там…

К. ЛАРИНА: Та, которую Сталин запретил?

А. ДОМОГАРОВ: Да, он запретил, но та, которая была основная. Опять-таки, что произошло с человеком? Это тоже к нашему вопросу о Колчаке. Что произошло? Что делает история, что делают люди с человеком, который не хочет… убийства жены… Это война, предательство… и что происходит с человеком? Если он сильный человек, он начинает бороться, он начинает защищаться, он становится жестоким. Вот тебе и царь! Я говорю, еще неизвестно, кто страшнее снял, - почему-то об этом все молчат – Лунгин или…

К. ЛАРИНА: У Лунгина тоже очень сильный фильм…

А. ДОМОГАРОВ: Он сильный. Я первый раз его увидел в Питере, еще тоже до премьеры. Мы поехали на показ в Питер, и я остался смотреть картину. Она меня убила! Убила в каком смысле? – В моральном. Тяжело смотреть, потому что ты знаешь, все кадры знаешь с другой стороны, изнутри. И я сидел, смотрел, и с каждой минутой меня прибивало, прибивало к креслу. Когда финал, когда вот эта церковь горящая, когда крест падает… Я точно сейчас уже могу сказать, что это декорация, которую подожгли, но никто не думал, что крест упадет! И слава богу, что стояла камера внизу, и парень схватил этот… потому что это как знак… при этом музыка, которая возникает… у меня сейчас еще мурашки. Я вышел, как будто меня выдернули из другого времени. Я настолько там оказался… а потом вдруг очнулся – фонарики, машины какие-то, люди какие красивые , в шубах… подожди… а, это Питер! Клянусь, у меня было такое ощущение! Я второй раз остался в Москве на премьере. Точно такое же ощущение.

К. ЛАРИНА: Саша, еще хотела про одну роль спросить. Действительно, ты же узнаешь что-то не только из книжек, но и из работ, которыми ты в данное время занимаешься. Потому что кино – кино, ты закрываешь страницы, сняли кино, улетело – все! И ты уже в истории. Но мне кажется, все равно что-то остается внутри, то, что важно для тебя. Работа в фильме у того же Кончаловского, в «Глянце» - это вот так близко подойти к этому вот собирательному образу человека, у которого есть все, и которого уже и не знаешь, чем еще его удивить. Кто он там – олигарх? – не знаю, как его определить, и вообще, на кого он похож, не знаю, Я к ним близко не подходила. Ты к ним близко подходил? Эти люди, они насколько похожи на то, что ты сыграл?

А. ДОМОГАРОВ: Я к таким людям, такого уровня, не подходил. Но мне много рассказывали. Тот же Андрей Сергеевич. Он мне много рассказал каких-то вещей. То есть, понятно, как человек живет. Я могу это только себе домыслить опять-таки. Если это получилось… Хотя, когда он мне рассказал в одной из сцен, которая вошла в кино… я говорю: Андрей Сергеевич, я вас умоляю, ну, не до такой степени! Он говорит: до такой степени! Вот до такой степени люди себя ведут!

К. ЛАРИНА: А как это можно назвать? Что это такое? Это, конечно, какие-то необратимые … с человеком…

А. ДОМОГАРОВ: Я не хочу их обсуждать!

К. ЛАРИНА: Но это какая-то пресыщенность, которая превращает человека, не знаю, во что!

А. ДОМОГАРОВ: Это вседозволенность, и вседозволенность от того, когда тебя ничего сдержать не может! У тебя нет никакого сдерживающего фактора! Вообще никакого. Потому уже настолько всего много, что мы уже не знаем, куда… Ну, мы можем заказать на свою новую яхту список произведений искусства, купить. Не называется сумма даже. Просто купил человек на свою новую яхту небольшое количество антикварных произведений искусства! И картин, в том числе. Ну, купил – и все! А что еще делать? Ведь не ехать в Тамбовскую губернию помогать деревне! Не надо, зачем? Не надо там свет. Зачем им газ? Надо новую яхту купить себе, нормальных картиночек повесить…

К. ЛАРИНА: На корпоративах выступаешь?

А. ДОМОГАРОВ: Нет.

К. ЛАРИНА: А они заказывали тебя когда-нибудь?

А. ДОМОГАРОВ: У меня один раз было, я провел, но… было красиво, конечно, не буду рассказывать. Но это было серьезно, и после этого я сказал: никогда!

К. ЛАРИНА: А есть еще какие-то социальные группы, – скажу я по-научному – которые ты обходишь стороной, в которые ты не хочешь попадать? Дружить с ними близко…держать их, что называется, на дистанции?

А. ДОМОГАРОВ: Да, честно говоря, у меня как-то так… все социальные группы подходят под этот список, понимаешь. Есть люди, с которыми приятно общаться в любых социальных группах. Знаешь, как я говорю: ой, мне так нравится Италия, мне так не нравится Польша, Америка… Все зависит от людей, с которыми ты общаешься. Вот ты приехал в страну и попал на каких-то не твоих людей, твоей же профессии, вроде как чего? И у тебя сразу такое есть… ой, домой скорей… чего-то не сложилось… У меня так в Швеции было – ну, не мои люди! Хотя и русскоязычные там были, и дружили… но не мои они! И у меня сразу слово «Швеция» … ой, нет! А слово «Польша»… меня просто там окружали люди такие, что… у меня там были проблемы с ногой, так они, совершенно никакого отношения к кино , они меня возили по всем больницам, по всем госпиталям…

К. ЛАРИНА: Там вообще тебя любят.

А. ДОМОГАРОВ: Нет, это были съемки, меня никто не знал. Просто такие люди. И у меня от этого к стране… когда говорят: поляки тут на русских… ты нападал на русских? И я на поляков тоже не нападал. Понимаешь? Все зависит, наверное, от людей. И поэтому и среди олигархов, как ты говоришь, можно найти, и среди врачей… а можно и среди артистов найти тех людей, с которыми не то, что общаться не захочешь, а просто находиться в одной комнате неохота.

К. ЛАРИНА: Ну, что, я оставила время для радиослушателей. Давайте, теперь вы спрашивайте Александра Домогарова, о чем хотите. Наш телефон 363-36-59. Мы готовы вас услышать, дорогие друзья. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Меня Роман зовут, и я хочу сделать Александру комплимент. Он потрясающий человек! Я нормальной ориентации, но я просто влюбился. Вы знаете, вчера дозвонился по поводу Высоцкого, и я скажу, что у Александра та харизма, очень похожая на Высоцкого, он бы мог что-то прочитать или петь, я считаю.

К. ЛАРИНА: А вот я не знаю… Саша, по-моему, ты участвовал в «Своей колее» как-то? Или нет?

А. ДОМОГАРОВ: да, участвовал. Мы пели.

К. ЛАРИНА: Еще звонок. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день! Можно вопрос задать Александру? Вот я посмотрела недавно по «Столице» телевизионный фильм многосерийный, где Александр сыграл две роли замечательно.

К. ЛАРИНА: Это что же за фильм?

СЛУШАТЕЛЬ: «Саломея». А скажите, продолжение ожидается?

А. ДОМОГАРОВ: Что вы, нет! Это было очень давно.

К. ЛАРИНА: А что это за произведение?

А. ДОМОГАРОВ: Это одна из последних работ Пчелкина. Это был телесериал. Это какая-то такая историческая вещь. Два брата, один гусар, а второй очень хороший, добрый…

К. ЛАРИНА: Алло, здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Я хотела бы спросить у Александра Юрьевича – он любит животных? И вообще, как он к ним относится?

К. ЛАРИНА: У него собаки. Я тоже прочитала в желтой прессе. Сейчас он расскажет про своих собак, что там за собаки у тебя живут?

А. ДОМОГАРОВ: Да, две кане-корсо, и моя названная мама их безумно обожает. Потому что когда я купил серую…

К. ЛАРИНА: А что за порода? Как это выглядит?

А. ДОМОГАРОВ: Как это выглядит? В темноте это выглядит достаточно страшно! Они такие … приличные. У меня серая и черная, две сестрички-близняшки, только они друг на друга непохожи совершенно. Черная стала

очень большая, а серая стала худая, длинная и высокая… теперь у меня такие две подружки бегают.

К. ЛАРИНА: Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Алло! Александр? Я полностью присоединяюсь к дифирамбам в ваш адрес! Михаил из Самары. Несмотря на то, что я из Самары, вы уж извините, пожалуйста, я горжусь тем, что я с вами лично знаком. Если вспомните, однажды в аэропорту Шереметьево – это в 2002 году было…

А. ДОМОГАРОВ: Помню, конечно!

СЛУШАТЕЛЬ: …подошли к вам двое – я и девушка. Вы были очень любезны, мы с вами переговорили там. Я вам смс-ку прислал.

К. ЛАРИНА: Спасибо, Михаил! Девушке большой привет передавайте. Алло!

СЛУШАТЕЛЬ: Александр Юрьевич! Это ваша поклонница из «Голубой волны». Я услышала сейчас… не отрекаются, любя… этот фильм в 2008-м году. Какой же вы умница! С Новым годом! Здоровья, счастья, удачи! Лилия Яковлевна Туник.

К. ЛАРИНА: А что такое «Голубая волна», скажите, пожалуйста?

СЛУШАТЕЛЬ: Это санаторий в Геленджике.

А. ДОМОГАРОВ: Где мы снимали. Спасибо, спасибо!

К. ЛАРИНА: Хорошо. Мне очень нравится, что и женщины, и мужчины являются поклонниками творчества Александра Домогарова. Это очень приятно. Значит, все настоящее. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Это Сергей. Царицын. Александр, очень импонирует ваша игра. Вы доброжелательны, убедительны, вы прекрасно выглядите. Поэтому сейчас у меня в руке бокал шампанского, и с удовольствием выпиваю за ваше здоровье и желаю вам всего самого-самого доброго!

А. ДОМОГАРОВ: Я бы сейчас тоже…

К. ЛАРИНА: Смотри, на что ты людей провоцируешь? Время 3 часа дня, какой новый год? Посмотрите, товарищи, сегодня 24 января! Пришел Домогаров, и начался год сначала. Спасибо тебе, Саша! Видишь, какую ты позитивную распространяешь энергетику. Это же очень важно!

А. ДОМОГАРОВ: Здоровско!

К. ЛАРИНА: Алло!

СЛУШАТЕЛЬ: Я очень хочу узнать, как относится ваш гость к спектаклю в Театре Вахтангова «Дядя Ваня».

А. ДОМОГАРОВ: Я могу сказать, что я не смотрел. Потому что до премьеры я не хотел смотреть, дабы не … я вообще похож на обезьяну, я слизываю, когда что-то нравится. Поэтому я не хотел смотреть.

К. ЛАРИНА: Посмотри.

А. ДОМОГАРОВ: Я пойду, пойду. Вот сейчас уже могу. Сейчас я уже освободился.

К. ЛАРИНА: Там много интересного. И там играет твою роль Володя Вдовиченко. И, кстати, я тоже поняла, что роль такая тяжелая, очень сложно придумать. Я 26 числа пойду на ваш спектакль. Саша, а вот вопрос, наверное, последний – ты часто ходишь смотреть на чужие работы? Я понимаю, что, наверное, времени не хватает, но тем не менее, есть ли какие-то вещи, которые тебя эмоционально потрясают как зрителя? Или это уже невозможно?

А. ДОМОГАРОВ: Нет, возможно. Возможно. Потому что… ну, я не могу сказать, что я все премьеры посещаю, бегаю, как только увидел, что премьера – сразу побежал. Нет. Но то, что… знаешь, как сарафанное радио работает… надо посмотреть… то вот это да. Да. Последнее, что я видел, это в нашем же театре спектакль Юрия Ивановича Еремина «Царство отца и сына».

К. ЛАРИНА: Я тоже посмотрела, это, конечно… Я, кстати, об этом не говорила, но пользуясь случаем, раз Саша сам об этом заговорил, скажу – это событие!

А. ДОМОГАРОВ: Событие, да. И для театра это событие, и для театральной Москвы, я думаю, что это событие. Там потрясающие актерские работы, там потрясающий Витя Сухоруков, потрясающий! Опять-таки – я не претендую на последнюю инстанцию, я говорю то, что мне нравится. Там замечательный Саша Яцко, но Сухоруков меня просто положил на обе лопатки. Просто на обе лопатки!

К. ЛАРИНА: Сухоруков великолепный и Яцко замечательный!

А. ДОМОГАРОВ: Две совершенно разные пьесы, понимаешь?

К. ЛАРИНА: Только про Яцко забывают после второго акта! Вот что обидно! Потому что он умирает как бы в конце первого как Иван Грозный…Я уже говорила Сухорукову даже: Витя, ну возьми его с собой, откуда-нибудь достань, хоть мертвого… чтобы все-таки на поклоны выйти с чувством собственного достоинства. Я благодарю тебя, Саша! Поскольку это «Дифирамб», я опять скажу, что я очень люблю этого артиста, замечательного, горжусь, что с ним на «ты», и желаю больших ролей! До встречи!

А. ДОМОГАРОВ: Спасибо! До встречи! До свидания!