Сергей Юрский - Дифирамб - 2009-10-18

К.ЛАРИНА: 15 часов 15 минут, мы начинаем программу «Дифирамб». И вновь я обращаюсь к тем, кто пользуется интернетом, что мы остаемся в этой студии, где есть видеотрансляция, поскольку в гостях у нас сегодня Сергей Юрский. Здравствуйте, Сергей Юрьевич.

<

С.ЮРСКИЙ: Здравствуйте, здравствуйте, Ксения. Давно не видались.

К.ЛАРИНА: Сергей Юрьевич Юрский будет разговаривать и со мной, и с вами. Я напомню все наши средства связи. SMS +7 985 970-45-45, телефон если получится, включим 363-36-59. И еще раз напоминаю, что на нашем сайте идет прямая трансляция нашего разговора, так что вы можете включить и посмотреть в глаза нашему гостю. Значит, вопросов много пришло на наш сайт и до начала программы – я обязательно ими воспользуюсь – но давайте, с заявления начинаем. Сергей Юрьевич Юрский решил начать сегодняшний эфир с заявления, а там уже решим, что делать с этим.

С.ЮРСКИЙ: Хорошо. Заявление, оно же покаяние. Я извиниться хочу перед теми, кто собирался посмотреть возобновленный спектакль «Стулья» в Театре-школе современной пьесы. Я заболел, я сорвал «Предбанник», сорвал съемку, сорвал «Стулья» по болезни. Но сегодня я о болезни говорю не как об отрицательном факторе, я говорю как о положительном. Болезнь останавливает тебя от этого беличьего колеса, обязанностей, иногда нужных, чаще всего нужных, иногда приятных, необходимых, но останавливает. И я много посмотрел, больше чем обычно почитал, и вдруг от своего привычного раздражения, осуждения пришел к восхищению. Сегодняшняя программа, если она не отменилась, в своем названии называется «Дифирамб», я спою сейчас дифирамб – постараюсь быть не очень длинным. Я спою дифирамб моему почти ровеснику и моему старинному товарищу Мише Козакову.

К.ЛАРИНА: С удовольствием.

С.ЮРСКИЙ: Я спою ему от всей души дифирамб по поводу 3-х фильмов, которые были показаны подряд 3 поздних вечера по каналу «Культура». Шекспир. Это был «Гамлет», это были 2 комедии, это был «Король Лир». 3 вечера я смотрел Мишу, которого знаю 50 с лишним лет, и как-то вдруг посвежел мой взгляд и стал абсолютно восхищенным. И я увидел одно из лучших отражений этого поколения. А Миша, конечно, яркий представитель яркого поколения.

Почему? Просто хорошо играет? Хорошо играет. Хорошо. Мне кажется, что экран вообще ему очень идет. Мне больше даже нравится, чем на сцене – я на сцене видел некоторые вещи. Но здесь есть и режиссура, и поразительное вот это сочетание комментария и самого текста, в котором текст в его устах становится еще изумительнее. А комментарий остается, так, тебя пронзает догадка о том, чего ты либо забыл, либо недодумал.

Это поколение, и Миша – один из лучших его представителей. Это поколение рассматривало искусство и театр еще и как просвещение, еще и как поиск истины. И вот в этих 3-х фильмах, снятых в 2004-м году, и прошедших как все по каналу «Культура» с точки зрения многих сегодняшних победительных снобов, дескать, «Ну, канал «Культура» - о нем не так много говорят, поэтому и мы не будем о нем говорить». А он делает свое поразительно важное дело. И вот эти 3 фильма Миши как пример – там много, я не буду просто сейчас растекаться – это было замечательное доказательство, я бы сказал, величия поколения, упрямого, сильного, талантливого величия этого поколения. Вот я поздравлю Мишу Козакова.

Я не буду заподозрен в том, что всем раздаю. Но просто еще раз говорю: я, слава Богу, болел. Я, слава Богу, временно не трудился. И я смотрел. И я увидел 2-х актеров другого поколения, и опять у меня возникло чувство: есть чем гордиться, есть достижения высочайшего класса. Ценит ли их уже мир целиком? Оценит ли он их, этих актеров как голливудских? Почти наверняка на этом уровне нет. Но это не имеет ни малейшего значения, потому что величие растет из любой точки земного шара и прямо к Богу, а не через Голливуд. Я говорю о Ксении Раппопорт в иностранном фильме, который был показан в эту неделю, фильм «Незнакомка», итальянский фильм. Фильм у меня не вызвал такого ощущения, что «Ах, вот!» А, вот, ее работа с этой мощной страстностью, с этим пучком энергии, с этой интеллигентностью, которая вместе с абсолютным созданием характера достаточно низменного и при этом безумно привлекательного. Мне вообще нравится эта актриса, но это было достижение высшего класса. Это лучшая женская роль за это время, лучшую мужскую роль я отдаю Максиму Аверину. Я смотрел – в эти дни я не играл, потому что болел, слава Богу – я смотрел «Глухаря» каждый вечер.

К.ЛАРИНА: Это, вот, телесериал про ментов?

С.ЮРСКИЙ: Про ментов, который вдруг сейчас кто-то остановил. Разберитесь с этим, пожалуйста. Я нахожусь на канале авторитетном – пусть он разберется. Я скажу, что создание Аверина – это великолепное и абсолютное актерское создание. Абсолютное! Я бы сравнил его с тем, что уже признано абсолютно всем миром и, действительно, есть доказательство того, что и сериалы бывают гениальны – это Пуаро и исполнение роли Пуаро Дэвидом Суше. Так вот Аверин на этом уровне – это абсолютно маска. То есть этот человек, ты уже все знаешь о нем. Но это маска такой жизни, он такие знает подробности об этом человеке, в каждом движении его пальцев, головы, улыбки, зубов, глаз бровей он все о нем знает и все может выразить. И это покоряющее обаяние, которое есть одновременно тоже поиск истины. Это поиск печальной истины сегодняшних социальных проблем. Аверинский этот «Глухарь» - это высочайшее достижение актера.

Еще приходилось читать, и тут я скажу, что встреча с уже покойным Юлием Крелиным, хирургом, доктором и писателем, и кинодраматургом, потому что по его сценариям ставились фильмы, дневники, которые мы и издавали к его юбилею, группа его друзей. Но только сейчас я взялся читать, и я был, опять же, покорен. Думаю, есть что читать в современной литературе, есть те умные люди, которые говорят, просто свои мысли излагают на бумаге и они становятся непроходными – это, действительно, книга для чтения, его дневники 90-х годов.

И, наконец, лидер всего, что происходит вокруг, для меня, - Дмитрий Быков, на которого я натыкаюсь везде – в «Новой газете», в журналах, на телевидении, на разных обсуждениях – в романах, в его внезапных эссе вроде журнала «Story» об американском кино, и в его поразительных исследованиях. И Пастернак, и Горький, я еще не читал Окуджаву. Но, вот, Быкова я отмечу как сегодняшнего самого внезапного и художественно невероятно смело мыслящего человека. Это не уколы сегодняшнего дня, а это попытка пронзить перспективу. То есть я бы сказал, это та функция, которая литературе, вообще говоря, свойственна, но сейчас она редкость. Или ее стесняются, или ее оплевывают. Пророчествовать – вот он пытается это делать. Все, вот мой вступительный монолог, который называется так же, как наша передача.

К.ЛАРИНА: Сергей Юрьевич, сколько же вы пропустили за всю свою жизнь? Если, смотрите, у вас за одну неделю, вот, пока вы болели, столько впечатлений оказалось позитивных, хороших?

С.ЮРСКИЙ: Я целую книгу написал о том, сколько я пропустил. Но это не исчерпывает этого. Я пропустил саму жизнь. А что заметил, вот, сегодня я вам рассказал – это сближает.

К.ЛАРИНА: Мы только что, вот, перед вашим эфиром был эфир с Леной Кореневой, где мы нещадно ругали телевидение, говорили о том, как телевидение пожирает реальность и реальность превращается в телевизионную картинку, в параллельную. И после этого вдруг выясняется, что и в телевизоре есть нечто, ради чего стоит его включать.

С.ЮРСКИЙ: Конечно.

К.ЛАРИНА: А вы сами почему давно не появляетесь на телевидении?

С.ЮРСКИЙ: Как это? Я появляюсь. Но так же, как Мишу поздно я заметил, так, наверное, и меня поздно заметят. Слишком много всего. Почему? Я появляюсь. Когда ставят эти фильмы. Теперь я должен про себя рассказывать, да?

К.ЛАРИНА: Сейчас начнете рассказывать. Я почему про телевидение? С телевидения мы начали...

С.ЮРСКИЙ: Ну вот в телевидение я бы поставил фильм, который для меня очень важен, потому что это, действительно, эксперимент, фильм этого года, 2009-го по поводу лысой певицы. И сделал вечер.

К.ЛАРИНА: Это было в «Домашнем телетеатре», да.

С.ЮРСКИЙ: Вот, бредовое название. Что значит «Домашний телетеатр»? В каком смысле «Домашний»?

К.ЛАРИНА: То есть театр, который приходит к тебе домой, в этом смысле.

С.ЮРСКИЙ: Как? Телевидение все приходит домой.

К.ЛАРИНА: Не то, что вы идете в театр, покупаете билет, а это твой домашний театр.

С.ЮРСКИЙ: А это и не театр, это кино.

К.ЛАРИНА: Это телетеатр.

С.ЮРСКИЙ: Абсолютно нелепое название.

К.ЛАРИНА: Ну, не я его придумала. (смеется)

С.ЮРСКИЙ: Я боролся, отталкивал. Никакого отношения не имеет это к домашнему театру. Но сам факт появления этой серии, мне кажется, хорошим знаком. Правда, все это как-то не развивается. Это уже вторая попытка канала «Культура», за что ему спасибо, и еще раз скажу, что канал «Культура» делает свое важное дело. Но прошло – и прошло. Потом я сделал этот вечер с людьми, то есть показал это и в Доме актера, и в зале платном, чтобы люди посмотрели. Сделал вечер абсурда в сочетании Хармс и Ионеско. Ионеско на экране, Хармс на сцене. И вот сейчас на днях, если силы будут, я уеду в Киев, где буду участвовать в кинофестивале и в альтернативной программе покажу эту вещь. Хочу посмотреть на то, как аудитория это примет. Так что, вот видите, вы говорите «Не показываетесь». Вот я показался, но это слишком много всего и претендовать на то, что «выделите меня» - ну, это только сейчас можно делать за деньги за большие. А, все-таки, как-то я привык, что за работу мне платят деньги, а не я плачу деньги, и я не перейду на эту новую систему.

К.ЛАРИНА: Тем не менее, спектакль «Стулья», с которого вы начали, несмотря на вашу болезнь, он все равно будет играться на сцене театра-школы современной пьесы, и поэтому, естественно, мой вопрос: почему вы решили его возобновить, почему вы не можете с ним никак проститься?

С.ЮРСКИЙ: Я с ним простился 5 лет назад. Простился, потому что Наталья Максимовна Тенякова и я – уже артисты в возрасте. А этот спектакль – самый трудный в моей жизни в смысле физического и психических затрат энергии. Я его всегда любил, мы сыграли много и во многих странах, и во многих городах, и больше всего на сцене театра-школы современной пьесы. Почему сейчас возобновляю? Потому что хочу в это время, в новое время... Сейчас время меняется уже не четверть-веками и даже не десятилетиями, а меняется тремя годами. Три года – другой воздух, другие зрители. Я это ощущаю.

Я осмелюсь сказать, что я, в основном, все-таки, в своей жизни мне посчастливилось, участвовал или сам делал не однодневные вещи. Театр, в принципе, должен прожить какую-то жизнь вот с этими актерами, в этом спектакле, в этом авторе, потом исчезнуть, умереть. Театр как живой человек – он имеет свою судьбу. Но судьба эта бывает короткой, бывает отчасти газетной такой, а бывают длинные дистанции. Товстоноговский театр научил меня ценить и отличать длинную дистанцию от короткой.

Я полагаю, что и спектакль «Ужин у товарища Сталина», который я возобновил этой весной, и спектакль особенно «Стулья» Ионеско – это спектакль длинной дистанции. Сил может не хватить, но мы сыграем несколько раз, и ради этого мы работаем уже давно. Мы возобновим этот спектакль, чтобы в сегодняшнее время прозвучали эти слова абсолютного анализа печали, смеха и надежды, которые заложены в этой пьесе.

К.ЛАРИНА: Паузу делаем, слушаем новости, потом возвращаемся в программу. Я напомню, у нас в гостях Сергей Юрский.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Как плохо. Да-да-да, мы продолжаем программу, здесь обменивается впечатлениями культурными. Не во всем совпадаем, и это тоже хорошо – признак демократии и плюрализма. (смеется) Значит, напомню еще раз. Здесь у нас в студии Сергей Юрьевич Юрский. Я напомню телефон: 363-36-59. И SMS +7 985 970-4545. Напомню, что вы можете смотреть нашу передачу в интернете на нашем сайте, и здесь есть несколько реплик, которые я позволю себе зачитать, которые пришли на наш сайт до начала программы. «Прочитал недавно «Дивиди» и пребываю в восторге. «Чемодан засранца» - это гениально. Здоровья вам», - пишет наш слушатель из Австралии.

С.ЮРСКИЙ: Ба! Вот, до Австралии дошло. А Ксении я сегодня принес «Дивиди». Вот я сейчас оставил там.

К.ЛАРИНА: Это рассказ.

С.ЮРСКИЙ: Это повесть.

К.ЛАРИНА: Повесть или сценарий в газете про то, как снимают кино.

С.ЮРСКИЙ: Ну, да-да-да. Спасибо! Привет в Австралию. Вот это да! Вот я и говорю вам про фильмы и про все остальное. До Австралии доходит каким-то образом.

К.ЛАРИНА: Уважаемый Сергей Юрьевич, вчера слушал ваши записи Хармса и радовался. Можно ли узнать о ваших новых записях аудиокниг?

С.ЮРСКИЙ: Нет, их не было последнее время. Я много работал прошлые несколько лет, в этом году не было никаких аудиозаписей.

К.ЛАРИНА: «Сергей Юрьевич, - пишет нам слушатель из Москвы, - где-то год назад ходил с девушкой на ваш «Предбанник» в Моссовете, получили огромное удовольствие. Спасибо вам большое».

С.ЮРСКИЙ: Спасибо. Счастлив.

К.ЛАРИНА: «Прочитал и послушал «Эра милосердия» Вайнеров, после чего для себя отметил, что именно вы сыграли роль микробиолога, наиболее точно отражающую его книжный образ. Почему так получилось?»

С.ЮРСКИЙ: О-о, это я сказать никак не могу.

К.ЛАРИНА: Это речь идет, напомню, о фильме «Место встречи изменить нельзя».

С.ЮРСКИЙ: «Место встречи изменить нельзя». Я не могу это сказать, потому что кино – это, все-таки, искусство, прежде всего, не автора, а кино – это искусство режиссера, за которым идут актеры. И вместе с ними уже идет автор. Поэтому если есть совпадения с автором, то это спасибо, прежде всего, режиссеру. Ну, а что касается меня конкретно, то мне хотелось сыграть эту роль. Потому что мне предназначалась Говорухиным другая роль. Он меня приглашал в этот фильм играть роль Ручечника, которую в результате сыграл Евгений Евстигнеев. И я чего-то покривился, сказал «Нет-нет, не то настроение, вот что я бы сыграл – Груздева бы я сыграл». Он удивился, говорит: «Да, по-моему, там интереснее». Я говорю: «Нет-нет, Груздева». Вот я занудно это говорил, в результате сыграл Груздева, значит, было некое тяготение, и рифма моей жизни с его.

К.ЛАРИНА: «Уважаемый Сергей Юрьевич, пишет вам слушатель из Санкт-Петербурга. Очень люблю вас как замечательного актера, режиссера, чтеца, не раз бывал на ваших незабываемых концертах, когда вы читали Бёрнса, Пушкина, Бунина, Пастернака, и очень уважаю вас как мудрого и безупречно порядочного человека. Знаю, что вам было неуютно, душно при советской власти, особенно после Праги. А как дышится сейчас? Григорий, Санкт-Петербург».

С.ЮРСКИЙ: Спасибо, Григорий, спасибо. Но вы знаете, что значит «при советской власти»? При советской власти прошла бОльшая часть моей жизни. И если все время целиком говорить, что все время было душно, душно, душно, то так это вовсе не жизнь была, что ли. А была жизнь. Поэтому было разно. Было и полное дыхание, были и ослепительные надежды, были и разочарования. И вместе с тем это была жизнь, а не мертвое поле. Жизнь. Сейчас некоторые пытаются те, кто не видели, даже те, кто видели и жили тогда, сказать, что это было мертвое поле вообще, а потом мы вздохнули. Это не так. Это была жизнь со всеми ее странностями, обязанностями, перевертышами, обманами, надеждами и ослепительной радостью, которая связана и с молодостью, радостью поколения, и с деятельностью.

К.ЛАРИНА: А для творчества это было благоприятное время?

С.ЮРСКИЙ: Вполне. Кому везло. Мне везло, потому что я оказался в театре, который в это время поднимался на высокую вершину и только начинал свой подъем. Я с самого начала подъема оказался в театре Товстоногова, Большом Драматическом и был свидетелем и участником этого подъема. Так вот я сейчас тогда и вернусь. Вот эта жизнь, которую можно осмеять. И есть много оснований для того, чтобы ее осмеять. Можно выть от тоски, потому что «Ай, как хотелось того-сего! А вот этот рядом шедший погиб, рядом со мной», как рассказывают люди, воевавшие в Отечественную войну. Эти страшные вещи мы с вами прочли во многих гениальных произведениях о войне, когда товарищи рядом – вот он был, и вот его нет. Это потери. Ну, в общем, все то, что составляет жизнь во всем ее трагизме, драматизме и комедийности. Она была. И была любовь, и были разочарования, и была, вот, как сейчас можно сказать, можно посмеяться над этим, можно поплакать над этим, взвыть можно, но лучше не забывать. Спектакль «Стулья» для меня интеграл, полнота ощущения от жизни не моей личной – от жизни людей. С ее заблуждениями, мнимыми надеждами, абсолютной насмешкой над бессилием человека, когда ему кажется «У-у! Я еще это могу! Я еще это сделаю. Вот я уже это сделал!» Да ты посмотри на себя со стороны. Все это ничего не стоит. И вместе с тем, чтобы не рассказывать, все-таки, сюжет спектакля, вместе с тем есть то чувство абсолютной любви, которая может кинуть в результате не в яму, а на небо. Поэтому я отвечаю на вопрос Ксении, почему я возобновляю, почему мы с августа репетируем с Теняковой заново этот сложнейший текст, один из лучших текстов, который я произносил в жизни.

К.ЛАРИНА: Сам переводчик, кстати. Надо сказать, что вы и сами перевели этот текст на русский язык.

С.ЮРСКИЙ: Я и перевел этот текст. И вот мы должны сыграть всего 3-4 раза, это будет эксклюзив. 7-го числа не состоялось, 21-го, я надеюсь, мы сыграем и снимем это на пленку тоже. 3-го сыграем. А потом я поеду в Питер. Сил уже не много, но надо попрощаться. Я покажу все спектакли в Петербурге, которые я сейчас играю. Все.

К.ЛАРИНА: Что значит «попрощаться»?

С.ЮРСКИЙ: Весь мой театр абсурда на двух площадках.

К.ЛАРИНА: Почему «попрощаться»?

С.ЮРСКИЙ: Малый драматический театр и Большой драматический театр, мой родной. Подряд. Таких вещей я больше делать никогда не буду. Потому что неделю играть подряд, показать несколько спектаклей и концерт... То есть ежедневно высказываться – этих напряжений больше делать не буду. Не хватит сил никогда, да и не захочется. Это будет привет мой родному городу, и откроют это «Стулья». Мне кажется, это важно. Мне важным кажется произнести все эти слова сейчас, в 2009 году накануне 2010-го. Все, «Стулья», «Ужин у товарища Сталина», «Мой концерт», «Домашние радости» и спектакль театра Моссовета «Предбанник» - все это пройдет за одну неделю в середине ноября.

К.ЛАРИНА: А Сталин зачем вам опять?

С.ЮРСКИЙ: То же самое. Текст Сталина, проблема Сталина остается. Спектакль по независящим от меня причинам не шел в течение полутора лет. Но когда актриса вернулась – а я не изменяю своим актерам – если нет этого актера, я не заменяю другим. Но актриса вернулась, Фасюра Таня. И я, мы репетировали всерьез, возобновили, мы сыграли уже некоторое количество раз. И я убедился, что это звучит опять по-новому. Я не буду сейчас толковать тему Сталина – слишком много сейчас о ней говорят – но расскажу вам, что последний спектакль, который был 14-го числа, принес мне 2 встречи. Сперва пришла одна любимая мною замечательная актриса, женщина и сказала «Спасибо, спасибо. Как важно, что вы это говорите. Сейчас эта реплика в этом споре, потому что те, кто пытаются защитить Сталина – он чудовище, а вы показываете именно это, как психологически человек становится чудовищем». А потом пришел другой человек – она ушла, пришел другой человек – сказал, что хочу с вами познакомиться: «Я благополучный очень человек из-за границы, я очень рад, что я увидел этот спектакль, потому что, вы знаете, сейчас столько критикуют Сталина, а сейчас в вашем исполнении я его полюбил. Да, это крупность этой фигуры искупает очень многое. Да, он натворил многое, но какова крупность! Где теперь такие крупности?»

Услышав вот это все, вспомнив, что теперь то, чего не было 3 года назад, когда я первый акт играю без грима, но меня называют «Иосиф Виссарионович». А во втором акте я выхожу в гриме, по непонятным для меня причинам зал аплодирует гриму. Что это? Плюс? Плюсовое к Сталину? Или минус? Не знаю. Почему мне это интересно? Потому что это не просто интерес, это анализ сегодняшнего состояния того, что составляет беду моей страны, - наличие сталинизма в нас, в людях. Это чудовищная опасность. И Сталин как человек, как деятель при всей крупности этого деятеля – только часть проблемы. А проблема лежит в нас. И поэтому общение со зрительным залом в 2009 году сейчас на теме «Сталин» представляется мне важным и актерски безумно интересным.

К.ЛАРИНА: Приблизительно такие же мысли, схожие с вашими, высказал на этой же передаче неделю назад Геннадий Викторович Хазанов. Когда мы тоже с ним заговорили про Сталина, он сказал о том, что вот это рабство, этот сталинизм – он сидит в нас. Но я задаю естественный вопрос вам: почему это происходит? Кто эту бациллу туда поселил, в организм человека, которая воспроизводится? Тут очень важный момент, чтобы просто на этом акцентировать внимание, когда мы на эту тему говорим. Что это не только бацилла, которая поразила поколение послевоенное, военное или тех, кто застал те сталинские годы, которые смотрели на него и видели его, и слушали его. Но и совсем молодых людей, которые знаю об этом только...

С.ЮРСКИЙ: И крепостных крестьян, описанных Чеховым.

К.ЛАРИНА: Да, кстати, и крепостных крестьян. Что это такое? Это кто? Это чья бацилла?

С.ЮРСКИЙ: Это очень древняя бацилла, которую, действительно, следует и нужно разгадывать. Но, так сказать, в радиоразговоре, когда остается несколько минут – это не...

К.ЛАРИНА: Но почему? Крепостные крестьяне. У нас крепостное право отменили в 1861 году.

С.ЮРСКИЙ: А до этого? А Иван Грозный? Говорят, в века уходит. Все это говорят, что Россия была самой свободной страной вообще, Запад был весь скован всякими предрассудками, а это была цветущая страна. Говорят, что она была самой образованной страной, все время Новгород вспоминают. Но когда читаешь доступные простым гражданам документы вроде, скажем, Карамзина или других историков, Соловьева, то что-то не очень получается это. Не получается. Это была страна, мягко говоря, сложная для того, чтобы в ней жить. Все время нужно было преодолевать. Может быть, то же самое было, допустим, в чепуховых княжествах, которые тогда еще не составляли Германии? Может быть, то же самое. Но просто нас это меньше касается, как мы их меньше касаемся. Нам нужно разобраться со своим делом и не заниматься со своей историей, и не заниматься непрерывно тем, что мы лучше и история у нас лучше, и мы были свободнее, и мы были богаче, и мы были... У нас все было хорошо, только ваше влияние нам мешает. Вот только от этой обиды уйти, а, действительно, пытаться разобраться в себе, откровенно.

Исповедь – это, ведь, не только перед священником распахнутая душа. И даже не только перед Богом. Это еще перед собой, самому себе сказать «Я, я! Грешен и виновен в том-то и в том-то». И вот тут этих нераскаянных грехов накопилось очень много, потому что они замутнены тем, что «да, но мы, все-таки, лучше всех. Но мы, все-таки, лучше всех. Нет, все признайте это дело». А тут возникает... Читал один английский роман, пока болел, конца XIX века – «Кругосветное путешествие». Роман такого милого, среднего, снобистского британского качества, человек по всему миру едет. У него полный порядок в душе, потому что он – британец, значит, он лучше всех. Кроме того, есть колонии – это весь остальной мир, это все колонии британские. А кроме того, есть США, над которыми можно посмеяться, потому что они, конечно, неполнокровные британцы. А что-нибудь еще есть в мире? А что еще? А, вот, о России не слыхали? – Нет, не слыхал. Ну что тут на это скажешь? Искать этого человека: «Где он? Почему он так сказал?» или просто подумать, что наши громадные пространства и достижения в это самое время в конце XIX века, в это самое время – они в порядке, они в порядке. И Чехов тем велик, что на это не обижался. Горький тем велик, что на это не обижался, другие проблемы были. И Серебряный век, который стремился понять античную культуру и все прочее, на это на все не обижался. Потому и был некий, действительно, фантастический расцвет русской мысли, которая частично была принята миром, а частично не замечена и, опять же, не надо обижаться.

К.ЛАРИНА: Хотела тоже вам пропеть дифирамб вместе с нашими слушателями, которые благодарят вас за участие в фильме «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на Родину». Это такая фантасмагория, напомню я тем или скажу тем, кто не видел, о возможном возвращении Бродского в Петербург, в Ленинград. Нити, связывающие его с родиной, они здесь отображены в самом таком неожиданном ракурсе и в самых разных жанрах. Здесь есть и мультипликация, здесь есть и какие-то реалистические вещи. Но скажу, что Сергей Юрский играет здесь роль отца Иосифа Бродского. А вы были знакомы с Бродским?

С.ЮРСКИЙ: С Бродским был знаком, а с родителями – нет. Но те, кто знали Александра Ивановича, многие мне говорили, что чего-то вы очень странное дело, как вы похожи. Но не знаю, достижение режиссера или оператора? Потому что я его не знал. А Иосифа Александровича знал, знал. И очень им восхищался.

К.ЛАРИНА: А вы где с ним познакомились? В Ленинграде?

С.ЮРСКИЙ: В Питере, в Питере. Да, в Ленинграде в 60-е.

К.ЛАРИНА: А после, во время эмиграции с ним не встречались?

С.ЮРСКИЙ: Встречался. И в Америке, и в Швейцарии. Встречался, встречался. Мы были на «ты», потому что... да я и старше, чего ж?

К.ЛАРИНА: Кошмар. Так, слушайте, вот мы говорим так интересно. Человека нет давно и ощущение, что он вообще из другой эпохи.

С.ЮРСКИЙ: Да. Просто это, действительно, величина. Это невероятная величина. Вот эти величины нужно нам различать и говорить, что... «Для меня Бродский трудный» - «Ну, ничего-ничего». Не то, что читай или я тебе буду читать – ничего-ничего, живи так, живи так. Все нормально. Он уже велик. Не башня Газпрома Петербург прославит навсегда, а вот такие фигуры, и Бродский – уникальная, но не единственная. Это поразительное явление, которое после смерти – а смерть его была уже 13 лет назад почти – фигура продолжает свой рост. И это отличие будет от башни Газпрома.

К.ЛАРИНА: Ну, это для вас. А для кого-то Иосиф Бродский – это еврей, которого выслали на Запад, потому что он ничего не делал для своей родины, тунеядец.

С.ЮРСКИЙ: Ради Бога, имеет право человек быть абсолютно диким. Дикого человека даже, ну, можно так сказать, дать ему шанс и приручать, но ни в коем случае не бить, не в тюрьму не сажать. Пусть живет так – бедный, бедный.

К.ЛАРИНА: Человек ниоткуда. (все смеются) Диких людей больше или меньше, чем нормальных?

С.ЮРСКИЙ: Конечно, больше, и все больше.

К.ЛАРИНА: Почему, Сергей Юрьевич? Задаю наивный вопрос: почему?

С.ЮРСКИЙ: Потому что вообще население растет, очень сильно растет. И к тому же растет, если вы читаете газеты или слушаете радио...

К.ЛАРИНА: Я сама на радио работаю. (смеется) Я сама делаю это.

С.ЮРСКИЙ: Тьфу, я забыл совсем. У меня ощущение, что мы сидим в комнате и разговариваем, а, ведь, люди слушают. Может быть, надо быть аккуратнее в словах. Но ладно, раз уж фраза начата, я ее закончу. Людей все больше, потому что сексуальная революция. Значит, ограничители в половых сношениях сняты во всем мире. Они всегда были условны, но, все-таки, они были – теперь их нет. Соответственно, есть и результаты этого. И одновременно тоже из газет знаю, из всего: растет отравленность человечества, экологическая, алкогольная, наркотическая. Последние статьи о том, сколько же будет из Мьянмы поставлено самых сильных наркотиков, тысячи тонн перейдут во весь мир. Значит, маразмирует. Тут простая логика: раз это и это, людей все больше, отравы все больше, следовательно, вот этого дикарства, варварства будет все больше. И никаких университетов не хватит этому противостоять, потому что сами университеты будут заражены и уже отчасти заражены.

К.ЛАРИНА: А как же искусство существовать в этом окружении тогда, дикости?

С.ЮРСКИЙ: Искусство идет двумя путями – либо это то, о чем мы говорили в начале нашего сегодняшнего дела, это попытка создавать образы, творчество, то есть новинку, то есть новые ритмы, новые мысли на базе просветительства и поиска истины. Я бы сказал, что это искусство божественное. Либо это искусство безумных. Потому что так как безумных очень много, им требуются безумные ритмы, им требуется выхлест безумных чувств, им требуется то, что называется «свобода, похожая на расслабление», или «расслабление, похожее на свободу». И отнять у них это – это, значит, их убить.

К.ЛАРИНА: Можно их обмануть. Можно в эту форму как раз поместить то самое божественное. Или это невозможно?

С.ЮРСКИЙ: Ну что же? Это такой идеализм, который для трех часов дня в воскресный день очень даже неплох. Тем более что еще и Покров день прошел, снега нет, и сегодня еще тепло. Давайте немножко посентиментальничаем.

К.ЛАРИНА: Ну, все-таки, я не хочу от этой темы уходить. Хочу понять, почему, все-таки, трудный текст в данном случае, если мы говорим об Ионеско или о Бродском, не может быть общедоступным? Или это неправильно?

С.ЮРСКИЙ: Потому что он трудный. Потому что в гору, в высокую гору ходят альпинисты или люди, у которых есть некий чип в голове, который их зовет преодолевать. Такой же чип есть у писателей, которые могли бы писать просто песенки. Да, Господи, да нет, не могли бы, потому что это слишком легко.

К.ЛАРИНА: Побасенки.

С.ЮРСКИЙ: Ну, в этом все и дело. И актеры есть такие, которые могли бы верхом на успехе поехать простой дорогой – могли бы. Но тоже далеко не уедешь. И выбирается иной путь. Но самое главное – что есть еще такие зрители, которые хотят не то, чтобы трудного, а проникающего. Не овевающего, а проникающего. Так вот, «Стулья», Миша Козаков с его Гамлетом и Лиром, и его передачами, которые были. Аверин, Раппопорт, Быков.

К.ЛАРИНА: Мало получается.

С.ЮРСКИЙ: О-о! Так я мог бы еще продолжать. Это проникающее. И то, что на это находится и зритель, и читатель – это очень важно.

К.ЛАРИНА: Я думаю, что сегодня очень важные слова прозвучали в адрес... Ну, Михаил Козаков – я тут думаю, что это отдельно стоящий человек. А вот что касается Ксении Раппопорт, Максима Аверина и Дмитрия Быкова – это большой аванс сегодня, ей-богу, им дан с вашей помощью. Спасибо вам, Сергей Юрьевич. Я думаю, что если они не слышали, то им обязательно передадут для того, чтобы они понимали, что они на правильном пути. Это самое главное.

С.ЮРСКИЙ: Хорошо.

К.ЛАРИНА: Спасибо. На этом мы завершаем нашу встречу и ждем публику на сложные спектакли Сергея Юрского.

С.ЮРСКИЙ: Спасибо!