Алексей Герман-мл. - Дифирамб - 2008-11-02
К.ЛАРИНА – У нас сегодня как-то все очень плавно одно переходит в другое, поскольку предыдущий час вы слушали наш радиоспектакль, созданный лет десять назад, по-моему, если мне не изменяет память, радиоспектакль по роману Стругацких «Трудно быть богом». И вот конечно же, после этого спектакля должен был появиться человек по фамилии Герман в нашей студии, он и появился. Алексей Герман, Алексей Алексеевич Герман у нас сегодня в студии – добрый день, Алексей, здравствуйте!
А.ГЕРМАН – Здравствуйте!
К.ЛАРИНА – Сегодня уж настоящий «Дифирамб», поскольку уж многие наши слушатели знают, что фильм Алексея Германа «Бумажный солдат» получил два «Льва» серебряных в Венеции – один за режиссуру и второй за… приз специальный за операторскую работу, насколько я помню.
А.ГЕРМАН – Да, совершенно справедливо.
К.ЛАРИНА – Ну я понимаю, что это у Вас уже история, быстро время идет, кажется, что это было очень давно, но мне бы очень хотелось, чтобы Вы как-то освежили в памяти этот момент. Интересно, что человек чувствует? Или, как бы, он знает, что сейчас что-то будет, сейчас произойдет?
А.ГЕРМАН – Ну, он предполагает.
К.ЛАРИНА – (смеется) Предполагает.
А.ГЕРМАН – Я, в общем, не знал про «Серебряного льва», но догадывался, что будет два приза. Потому что мне как-то так намекнули, но какие, что – я ничего не понимал. И я, конечно… я, конечно, с утра готовился: я придумывал какую-то речь.
К.ЛАРИНА – Речь.
А.ГЕРМАН – И, значит, когда начали давать приз за призом, я понял, что я придумал абсолютно речь неправильную, потому что так никто не говорит, потому что, так сказать, надо говорить как-то иначе, надо… надо благодарить, там, фестиваль и т.д., и т.д., и единственное, о чем я думал, как бы правильно всем сказать «спасибо» так, чтобы это выглядело, ну, выглядело, так сказать, уместным, поэтому у меня не было… у меня не было никакого ощущения триумфа, потому что мы закончили картину за две недели до фестиваля, на самом деле, копия была за четыре для до фестиваля. Поэтому я… как Вам сказать? Для меня картина внутренне, она до сих пор живет, да, во мне, поэтому, соответственно, ну, как бы, в основном думаешь о каких-то мелочах.
К.ЛАРИНА – А Вас поздравил президент Медведев?
А.ГЕРМАН – Нет, меня не поздравил президент Медведев.
К.ЛАРИНА – А вот Диму Билана поздравил.
А.ГЕРМАН – Ну… я не знаю, что мне сказать.
К.ЛАРИНА – (смеется) Обидно?
А.ГЕРМАН – Нет, я…
К.ЛАРИНА – Нет? Я очень здесь переживаю шумно каждый раз, когда получаю информацию, что вот, хоккеистов, футболистов, всех пригласили в Кремль, Диму Билана поздравил премьер-министр, и я все время очень нервничаю и начинаю кричать: вот, Константину Лавроненко, когда он получил «Золотую пальмовую ветвь», как лучший актер, в Каннах, никто не поздравил. По-моему, Владимира Звягинцева не очень-то сильно поздравляли, когда он аналогичную награду получил.
А.ГЕРМАН – Андрея.
К.ЛАРИНА – Андрея – простите, Андрея Звягинцева, да.
А.ГЕРМАН – Ну, это все говорит о том, что в будущем, если мы будем хорошо работать, мы можем быть как Дима Билан.
К.ЛАРИНА – (смеется)
А.ГЕРМАН – Мне кажется, у нас есть, так сказать, к чему стремиться.
К.ЛАРИНА – (смеется) К чему стремиться!
А.ГЕРМАН – Ради чего… ради чего жить.
К.ЛАРИНА – Леш, а с кем боролись? Вот что там была за картина, какой там был расклад художественный вокруг?
А.ГЕРМАН – Ну, во-первых, там был Такеши Китано – как бы, не самый… не самый последний режиссер в этом мире. Во-вторых, там был Миядзаки – тоже не самый последний мультипликатор на планете. И т.д., и т.д. Там был Аронофски – в общем, тоже достаточно крепкий… который выиграл «Золотого льва», крепкий американский, в общем, серьезный режиссер. И понимаете, на фестиваль было прислано 3,5 тысячи картин, и вот из этих 3,5 тысяч картин, да, мы попали в 21 картину большой конкурсной программы, что я уже считаю победой. Но понимаете, как бы, мне кажется, что здесь нельзя говорить в терминах борьбы. Мне кажется, что это же, как бы, не спорт, на самом деле, это же, как бы, какой-то другой род деятельности. Самое главное и самое для меня, в общем, приятное, что кино было прочитано интернациональной публикой. Потому что на самом деле, фильм достаточно глубоко погружен в какой-то наш контекст, и я ни в коем случае не делал, знаете, матрешку, чтобы понравиться условному, условно, там, западно-европейскому зрителю. И то, что они восприняли этот фильм эмоционально, и то, что он для них стал своим, для меня, как бы… для меня есть основное. А то, что бороться – не бороться, ну, мне кажется, ну, все-таки кино делается… кино, во всяком случае, для меня, да, оно… это поиск какой-то внутренней гармонии, прежде всего, а не толкание плечами. Хотя это тоже есть, конечно.
К.ЛАРИНА – Это было какое время, какой месяц на дворе стоял? В Каннах… ой, в Венеции когда Вы были.
А.ГЕРМАН – Это был сентябрь. Это было самое начало сентября.
К.ЛАРИНА – Я просто хочу, как Вы говорите, в контекст ввести, и наших слушателей в том числе. Это было сразу, вот, как только началась практически вся эта…
А.ГЕРМАН – Да. Да.
К.ЛАРИНА – …наша российско-грузинско-осетинская история. И я помню, какие противоречивые чувства смешанные – растерянности и не очень приятной ситуации – испытывал Ваш коллега Кирилл Серебренников, когда представлял картину в Локарно, по-моему – «Юрьев день». Вы попали тоже, вот, в сентябрь – наверняка это обсуждалось, что происходит там, в России, в Грузии и в Осетии – без этого куда деваться. Я еще напомню нашим слушателям, что в главной мужской роли в этом фильме снялся актер грузинский, у Алексея Германа, поэтому как-то так, или иначе, вы все были, группа, окружение, наверняка погружены вот в это пространство, какой-то непонятной, предстоящей и уже случившейся трагедии в стране.
А.ГЕРМАН – Вы знаете, я не знаю, как… не знаю, как было в Локарно, потому что я там, так сказать… потому что я там не был. Но Венеция… В Венеции, конечно, говорили, да, конечно, достаточно было много интервью наших с Мерабом, где первые несколько вопросов было о России и о Грузии – мы всегда с Мерабом отвечали, что мы, так сказать, находимся на территории кино, искусства, а не политики. Но для меня, для меня, как ни странно, как ни парадоксально, было удивлением то, что в данном случае в Италии, так сказать, на политику обращали внимание меньше. Потому что все-таки, на самом деле, подавляющее большинство журналистов говорило про кино – как снято, почему, о чем мы хотим сказать, и т.д., и т.д. В России, конечно, была ситуация иная, потому что страшно перепугалась часть русской прессы. И это было просто видно, что никто не знал, как себя вести. Потому что актер – грузин, как бы, существует… как мы знаем, существует некая самоцензура, да, и на всякий случай… на всякий случай от нас шарахалась половина русских журналистов, потому что кто-то, посмотрев картину, тут же отменил интервью. И когда я спросил: «Почему ты отменил интервью?», он говорит: «Ну а что, а что я могу делать? Актер грузин, поэтому…» Поэтому, так сказать, в Европе обращали внимание меньше, чем у нас.
К.ЛАРИНА – А как Вы думаете, что это такое? Это проявление трусости? Я уверена, что не цензура.
А.ГЕРМАН – Ну, это не цензура.
К.ЛАРИНА – Это тот случай, когда человек сам бежит скорее, пока… ему еще никто даже не свистел, он уже бежит. Что это такое, вот эта вот перестраховка? Это же молодые люди – вот Вы говорите «журналисты» - я так предполагаю, что это все-таки люди, которые не из советского времени.
А.ГЕРМАН – Разные.
К.ЛАРИНА – Разные, да?
А.ГЕРМАН – Конечно. Я думаю, что… я думаю, что очевидно… очевидно, это какой-то глубоко укоренившийся страх сделать что-то не то. Да, потому что…
К.ЛАРИНА – Что не понравится наверху, да?
А.ГЕРМАН – Да, потому что я уверен, что никому не звонили главные редактора газет и не говорили «не пишите».
К.ЛАРИНА – Конечно.
А.ГЕРМАН – Поэтому это то, что, к сожалению, как мы думали, в нас исчезло, а на самом деле, как бы… а на самом деле, ничего не исчезло. Да, это…
К.ЛАРИНА – Когда случается хоть какой-то повод, обязательно это возникает.
А.ГЕРМАН – Конечно.
К.ЛАРИНА – …да, из подсознания?
А.ГЕРМАН – Конечно, конечно.
К.ЛАРИНА – Я не сказала вначале – а надо было – что картина 13-го числа выходит в прокат – в Москве, в России, так что у наших слушателей будет возможность ее увидеть. А премьера будет перед этим, как бы, официальная?
А.ГЕРМАН – Да, да. 11-го числа будет премьера.
К.ЛАРИНА – 11-го числа. У нас сколько много премьер – там еще и премьера у Грымова в этот же день.
А.ГЕРМАН – Да? Я не знал.
К.ЛАРИНА – Да, да. «Чужие» он будет свои демонстрировать.
А.ГЕРМАН – И все будут решать, куда пойти.
К.ЛАРИНА – (смеется) Да. Метаться.
А.ГЕРМАН – Да.
К.ЛАРИНА – Актеры Ваши будут на премьере?
А.ГЕРМАН – Да, я думаю, что и Чулпан, и Мераб…
К.ЛАРИНА – Ну давайте про Мераба Нинидзе расскажем немножко, потому что я знаю, там предыстория, я знаю, что вообще-то там изначально не грузин предполагался, а человек совсем другой национальности. (смеется)
А.ГЕРМАН – Другой национальности.
К.ЛАРИНА – Прямо противоположной.
А.ГЕРМАН – Вы понимаете, я странную вещь скажу: я пытался найти актера, по ощущениям напоминающего либо молодого Басилашвили – ну, к примеру. Ну, не молодого – вообще Басилашвили. Или Марчелло Мастрояни.
К.ЛАРИНА – Ух ты, какая прелесть!
А.ГЕРМАН – Потому что…
К.ЛАРИНА – Какая-то легкость должна была быть в человеке.
А.ГЕРМАН – Да, конечно, конечно…
К.ЛАРИНА – И какое-то обаяние.
А.ГЕРМАН – Легкость, обаяние и при этом… при этом определенная, как бы, внутренняя энергия, внутреннее наполнение. И мы искали актера пять месяцев, за пять месяцев я ничего… я, к сожалению, не нашел, я посмотрел много прекрасных актеров, но сочетания, нужного для картины, я не находил. У нас было много разных ассистентов по актерам, у нас замечательный ассистент по актерам Вика Лаврецова, но я ездил по разным городам – я ездил в Москву, встречался с людьми, которые знают об актерах. Я говорю: «Ты не могла бы мне найти кого-то, похожего на Марчелло Мастрояни?» И мне говорили: «Конечно, Вася». Значит, приходил Вася, и Вася не был ни на кого похож даже близко. И вот в какой-то момент за полтора месяца до съемок появился Мераб Нинидзе, который, на мой взгляд, выдающийся актер, который… наверное, наш зритель его знает по фильму «Покаяние», где он играл совсем молодой, но еще, наверное, знает по фильму «Нигде в Африке», который в 2003-м году получил «Оскара» за лучший иностранный фильм.
К.ЛАРИНА – А в «Покаянии» он играет там как раз мальчика, который стреляется, по-моему. Да?
А.ГЕРМАН – По-моему, да. По-моему, да.
К.ЛАРИНА – Да, да. Лет 17 ему там.
А.ГЕРМАН – И на мой взгляд, на мой взгляд, как-то органически соединил в себе и обаяние, о котором Вы говорили, и легкость, и при этом какие-то глаза глубокого…. глубокого тонкого человека. Поэтому я считаю, что он один из самых крупнейших европейских актеров. Европейских, потому что он все-таки…
К.ЛАРИНА – Он живет в Европе, в Германии, да?
А.ГЕРМАН – Да, он живет в Европе – в Австрии. Он живет в Австрии, да.
К.ЛАРИНА – Но там рассказывала Чулпан где-то, что его не пускали даже, он хотел поехать в Тбилиси, его не пускали туда, он не мог туда попасть. Во время этих событий.
А.ГЕРМАН – Вот это вот… вот это я не знаю, к сожалению, потому что просто решили, что мы не говорим о таких вещах.
К.ЛАРИНА – Я напомню нашим слушателям, что мы в прямом эфире, поэтому во второй части, вот, после новостей, обязательно я включу телефон, и вы сможете свои вопросы задать Алексею Герману. Я все-таки не хочу далеко уходить из Европы, где Вы побывали, с международного фестиваля, чтобы понять, как вот сегодня Россию воспринимают там. Что такое для них, для европейцев, что за страна? Или этого разделения нету? Или нам кажется, что опять мы собой олицетворяем нечто непонятное?
А.ГЕРМАН – Ну, разделение внутри нас. Мы это понимаем, да, мы… я не могу, я не чувствую себя европейским человеком. Вот я, я чувствую… я чувствую, что я другой. Наверное, это моя беда. Но все равно… все равно мы для них другая цивилизация. Плохо ли это, хорошо – я не знаю, да, мы другие, мы иначе думаем… мы иначе… мы иначе мыслим. И они нас побаиваются.
К.ЛАРИНА – Все-таки побаиваются?
А.ГЕРМАН – Да, да. И я очень отчетливо, и не только в Европе – я недавно был в Киеве на фестивале, и я очень отчетливо просто увидел перемену. Потому что я каждые несколько лет езжу в Киев – я увидел, я увидел немножко другое… как бы, немножко другой город и немножко других других людей. Как бы, мы сейчас не говорим, есть ли в этом, как бы, логика или нет, правильно это, неправильно – мы говорим о каких-то моих ощущениях. И поэтому они в тебя так пристально вглядываются, потому что… я говорю об итальянцах и не только об итальянцах – они в тебя в принципе вглядываются, они пытаются понять, что это… что ты такое. И вглядывают более пристально, чем в каких-то, так сказать, людей другой национальности.
К.ЛАРИНА – Но они ищут, вот, допустим, в кино, которое им привозят из России, что-то такое вот специально русское, вот о чем Вы в начале говорили? Понятно, что Вы-то делаете не на экспорт, а они-то ждут каких-то вещей, которые в их сознании уже сформировались, как стереотипы, связанные с Россией? Какая-нибудь мрачность, какая-нибудь достоевщина, с одной стороны, или какая-нибудь вот такая разлюли-чернушка? Ну, там, матрешки, конечно, уже не в моде, а что-нибудь такое, вот, как в фильме Лунгина «Свадьба», должно обязательно присутствовать?
А.ГЕРМАН – Ну, наверное.
К.ЛАРИНА – Да?
А.ГЕРМАН – Наверное. Наверное, они… наверное, они это ищут. Но понимаете, было столько за последнее время картин, картин сделано про чудовищную жизнь русской провинции – что правда. Ну, не во всех – я достаточно много поездил по провинции, в разных городах по-разному. Но я был, как бы, в крайне бедных городах. Но немножко, мне кажется, от этого устали, потому что это такой бесконечный, как бы, бесконечный…
К.ЛАРИНА – Мрак.
А.ГЕРМАН – Бесконечный повтор, повтор одного и того же. Они сейчас хотят понять, кто мы такие, что, как бы… что от нас ожидать, что будет завтра. Они пытаются, наверное, в нашем искусстве угадать какие-то признаки… признаки грядущего. Потому что это их занимает, потому что это для них важно, потому что они понимают, что без… без нашей страны так или иначе мировой… какой-то мировой порядок существовать не может.
К.ЛАРИНА – Вы кино, конечно, делаете такое… не люблю это слово модное «арт-хаус», но, скажем, авторское кино.
А.ГЕРМАН – Не арт-хаус.
К.ЛАРИНА – Но все равно не для массовой аудитории.
А.ГЕРМАН – Ну, смотрите, я сразу скажу, что… Что такое арт-хаус?
К.ЛАРИНА – Не знаю.
А.ГЕРМАН – Арт-хаус – я тоже не знаю, что такое, потому что мне никто не может объяснить. Арт-хаус, знаете, вот эти кассетки продаются – кассеты и DVD в видео-магазин, и в названии серии используется слово «арт-хаус». В устоявшемся представлении это, как правило, такое, достаточно холодное, выпендрежное, европейское – на мой взгляд – европейское кино… как бы, кино с претензией. Если… если воспринимать во эту формулировку, то наверное, мой фильм не имеет отношения, как бы, к такому арт-хаусу. Конечно, «Бумажный солдат» не является клоном американского кино. Ну не является он семейной комедией. К счастью, к сожалению – не знаю. Вы знаете, я для себя сформулировал, что человек, который может прочесть книжку Довлатова – я себя не сравниваю ни в коем случае с этим замечательным писателем, но человек, который может прочесть книжку Довлатова до конца, и она ему интересна, достаточно много найдет и в «Бумажном солдате», потому что мы старались делать «Бумажный солдат» как картину искреннюю и как картину, где помимо того, что плачут, смеются, как бы, живут, любят, разводятся и т.д., и т.д., мы говорим о тех вещах, которые для меня и для моих единомышленников важны. То, о чем… то, о чем мы думаем, мы говорим не впрямую, так сказать, а…
К.ЛАРИНА – Да.
А.ГЕРМАН – …так сказать, пласт существует в фильме. То, о чем… то, о чем мы думаем сейчас. Про какое-то наше мучительное вглядывание в страну, в которой мы живем, в будущее этой страны, и самое главное, в то, кто мы такие, и почему мы так замечательно и одновременно по-разному устроены.
К.ЛАРИНА – А Вам нравится та страна, которая зафиксирована в «Бумажном солдате»? И вообще, что Вы про нее помните?
А.ГЕРМАН – Ну, я помнить про нее ничего не могу, потому что меня, к сожалению, не существовало даже в проекте. Знаете, в «Независимой газете», по-моему, вышла какая-то рецензия, на мой взгляд, не очень внятная, где было… где было сказано… по-моему, в «Независимой газете» - боюсь соврать – что автор никак не определиться в своем отношении ко времени – что оно было хорошее или плохое. Так вот, я думаю, что это глупости – почему это глупости, потому что время всегда разное. В нем всегда очень много замешано и прекрасного, и замечательного, уже не говоря о том, что у каждого свое время и своя современность. Поэтому моя задача не была судить время или восхвалять время. Моя задача была попробовать понять, с каким ощущением и с каким дыханием жили… жили представители того поколения, того времени. Попытаться воссоздать… воссоздать ощущения, с одной стороны, страны, которая преодолела сталинское наследие – только-только несколько лет прошло, на самом деле.
К.ЛАРИНА – Начало 60-х.
А.ГЕРМАН – Да, начало, 61-й год. С другой стороны, ощущение, что осталось сделать один, два мучительных шага – и все получится.
К.ЛАРИНА – Вот интересно, та вот реальность, как Вы ее представляете, 61-го года, и рядом, допустим, поставить кино реально 61-го года. Насколько они похожи, как Вы думаете? Ну не знаю, там, взять условно какой-нибудь, там, «Июльский дождь» или что-то вот в этом роде – то, что было, тогда выходило.
А.ГЕРМАН – Ну, «Июльский дождь» - выдающаяся, замечательная картина, но тем не менее, «Июльский дождь» все-таки большей частью говорит о благополучной московской жизни, да?
К.ЛАРИНА – Да, да.
А.ГЕРМАН – Не знаю, не знаю, это сложный вопрос. Вот сейчас я коротко… я коротко, боюсь, не успею.
К.ЛАРИНА – Вы пока думайте.
А.ГЕРМАН – Я пока буду думать.
К.ЛАРИНА – Потому что интересно. Значит, мы продолжим после новостей. Я напомню, что Алексей Алексеевич Герман у нас в гостях – не люблю называть Германов младшими, старшими, вот Алексей Алексеевич, и все. Герман. Готовьте ваши вопросы, совсем не обязательно, чтобы они были связаны с фильмом «Бумажный солдат». «Бумажный солдат» - это лишь повод для нашей сегодняшней встрече и лишний раз поздравить Алексея с таким успехом.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА – Алексей Герман-младший у нас в гостях – все-таки придется мне уточнить, потому что наши слушатели начинают путать всех Германов. Напомню, что 13 числа выходит в прокат фильм Алексея «Бумажный солдат». У вас будет возможность его увидеть – и я вижу уже, как слушатели хотят посмотреть. «Господин Герман, с любопытством посмотрю Ваш фильм, потому что в 60-е хоть и была школьницей, но уж очень внимательно разглядывала окружающую жизнь – и в Москве, и в провинции – с мыслью, чем она отличается от пропагандистской «говорильни». Фильм буду смотреть с предубеждением, поскольку мне не нравится, когда Вы говорите «мы». Мы все разные».
А.ГЕРМАН – А я всегда говорил, что мы все разные, я только что, между прочим… между прочим, сказал, у каждого своя современность, поэтому…
К.ЛАРИНА – Действительно, мы.
А.ГЕРМАН – Нет, не согласен.
К.ЛАРИНА – Ну так тем не менее, давайте вернемся к этому вопросу: насколько должны совпадать вот эти две реальности? Реальность реальная и реальность, которую я себе представляю.
А.ГЕРМАН – Ну, я придумал ответ.
К.ЛАРИНА – Давайте.
А.ГЕРМАН – Значит… не то, что придумал – понял. Но он будет из двух частей. Как бы, существует разница между тем, какое время было, тем, как мы его помним, тем, как… тем, какое оно осталось в памяти благодаря фильмам, фотографиям, литературе и т.д., и т.д., и т.д. И, так сказать… и экранным пространством. Потому что… потому что, как бы, так… так или иначе, там, допустим, «Бумажный солдат» - картина цветная, а цветная картина – это немножко, как бы, другая степень условности. Поэтому здесь, на самом деле, ответ найти невозможно, потому что… потому что кто-то помнит пальто, что оно было синее, кто-то помнит пальто, что оно было зеленое, кто-то вообще этого пальто не помнит.
К.ЛАРИНА – А правда жизни тогда в чем в искусстве?
А.ГЕРМАН – Сейчас я скажу. Но для нас – вот, для меня, что я очень старался сделать – было важно попробовать поймать – я говорил это уже один раз, сейчас поподробнее скажу – дыхание поколения 60-х, их ощущения от времени, их ощущения от жизни, их ощущения от того, от той страны, где они живут. Потому что, на самом деле, вся история советского кино, во многом, это попытка клонировать те замечательные фильмы… те замечательные фильмы 60-х годов, да, как бы, допустим, «Заставу Ильича» - клонировать это ощущение… это ощущение, как бы, другого дыхания, более глубокого дыхания. Это ощущение, так сказать, более… более сжатого и убыстренного времени. Что никогда не получилось. Потому что… потому что ни в 70-х, ни в 80-х годах уже… уже, насколько я себе понимаю, уже люди жили иначе, уже страна жила иначе… уже дышали иначе, поэтому для меня было главным попробовать… попробовать поймать вот это вот дыхание. Вот, я не знаю, правильно… ну, здесь нельзя правильно – неправильно ответить. Как бы, понятно я сказал, или непонятно, но вот, над чем, как бы… как бы, над чем мы работали. Мы ни в коем случае не делали ретро-драму.
К.ЛАРИНА – Ну кстати, во всех аннотациях пишут «ретро-драма». Во всех, везде, абсолютно во всех журналах, вот, как бы, анонсируя Вашу премьеру…
А.ГЕРМАН – Это невозможно с этим бороться, там вообще черт знает кто пишет аннотации, понимаете? Мы не пытались… не пытались сделать ретро-драму, мы не пытались сделать кино про исторические костюмы, и так сказать, про дела давно минувших дней. Мы, наоборот, пытались сделать историю про здесь и сейчас, но тогда. Т.е. не делать, знаете, такой, костюмированный, фальшивый, пластиковый кинематограф.
К.ЛАРИНА – Сейчас очень модны вот эти вот возвращения в 60-е особенно годы, и модна очень тема ностальгии по тому времени. Обращаю Ваше внимание и напоминаю нашим слушателям, что сейчас начинается очень странная праздничная неделя, которая, как бы, очень мало кому понятно – что там, где, чего празднуют – в итоге решили совместить все. Вот кстати, очень хорошо видно по программе телевидения, что означает этот праздник. Потому что обычно какая-то… вот в прошлом году, я помню, в позапрошлом некоторая такая растерянность была – т.е. выбирался такой, типичный, типовой праздничный набор – всякая там «Москва слезам не верит»… она опять будет, конечно, естественно. И еще там несколько фильмов, которые из разного времени советского, лучшего советского кино, типового. Сегодня у нас по телевидению будет показан целый веер, будет представлен, нового – ну, относительно, но действительно нового российского кино – так или иначе повествующего о том великом советском времени. Тут вам будет и «Исчезнувшая империя» Карена Шахназарова, и я сейчас боюсь ошибиться, еще, по-моему, несколько фильмов, которые сняты сегодня о той эпохе, но сняты очень, насколько я понимаю, достаточно однозначно – связаны именно с такой, ностальгией, с милотой, с прелестью. Т.е. Россия или великая страна, которую мы потеряли. Вот насколько Ваше кино вписывается в этот ужасный, на мой взгляд, тренд сегодняшний?
А.ГЕРМАН – Ну как… как Вам сказать? Я вообще не люблю «милое» кино, потому что кино должно быть эмоциональное, живое. А милое – это из категории домашних животных какая-то история. Да нет, Вы знаете, я не пытался говорить вообще однозначно. Ну все-таки мне кажется, что… я смею надеяться, что я немножко понимаю в кино, в литературе чуть-чуть. Хорошая литература, хорошее кино, оно не может быть… не может быть, по определению, однозначным.
К.ЛАРИНА – Я хочу понять, что для Вас лично, Алексея Германа, советская эпоха…
А.ГЕРМАН – Да.
К.ЛАРИНА – Эпоха советская, которую Вы не застали, в которой Вы не жили, но через, вот, одно рукопожатие – Ваши родители оттуда родом. Что такое советская литература, советское искусство, если оно существует, такое понятие, советское кино – что это такое для Вас? Вот Вы же прикасаетесь к этому, Вы это трогаете, ощущаете.
А.ГЕРМАН – Слушаете, было много прекрасного и ужасного, понимаете? Что такое для меня советская литература? Шаламов… взять… взять Шаламова, перечесть «Колымские рассказы», которые сейчас уже никто не читает – и собственно говоря, по-моему, все… по-моему, все понятно.
К.ЛАРИНА – Понятно.
А.ГЕРМАН – Да, беспредельный…
К.ЛАРИНА – Ну, его трудно назвать советским писателем. Как и Солженицына, допустим.
А.ГЕРМАН – Ну хорошо, а Тарковский – это советский режиссер?
К.ЛАРИНА – Ужас! Нет, конечно.
А.ГЕРМАН – Хорошо, т.е. мы…
К.ЛАРИНА – (смеется) Антисоветский.
А.ГЕРМАН – Мы говорим, что было две страны, на самом деле.
К.ЛАРИНА – Получается, что так.
А.ГЕРМАН – Да. Была страна советская, про которую сейчас, наверное, снимают фильмы, пытаясь истерически найти какую-то национальную идею и что-то реанимировать, что, к сожалению, реанимировать невозможно, потому что… потому что мир изменился. И была великая русская культура ХХ века. И если следовать… если следовать этой логике, то для меня хотя бы чуть-чуть прикоснуться, чуть-чуть двинуться в сторону великой русской культуры, к которой… я молодой человек, понимаете, это, как бы, звучит нескромно, но хотя бы двигаться в том направлении – хотя бы – было бы очень важно. Как я отношусь к Советскому Союзу? Отрицательно.
К.ЛАРИНА – А почему?
А.ГЕРМАН – Почему… Ну, и чем все закончилось, скажите, пожалуйста? Закончилось тем, что хлеба не было? Ну понимаете, как бы, есть… есть какая-то история чудовищного неудочного опыта, когда проводили опыт с целой страной, по большому счету. Были замечательные люди, которые верили. Которые двигали науку, которые двигали культуру, которые любили свою страну – были.
К.ЛАРИНА – Вот, Ваш дед, скажем так.
А.ГЕРМАН – Да. Дед. И герой моего фильма – человек, который верит, человек, который погибает…
К.ЛАРИНА – Да, да.
А.ГЕРМАН – Человек, который погибает за, так сказать, за нашу страну, потому что для него очень важно, чтобы страна как-то иначе задышала. Но мне кажется, что здесь правомерней и интересней говорить, почему в нас до сих пор вот эта вся советская, как бы, вся советская история живет. И никак, никак не уходит. И возвращаясь к разговору о журналистах, с которого мы начали…
К.ЛАРИНА – Да.
А.ГЕРМАН – Я с удивлением замечаю абсолютный возврат формулировок – да, просто в газетах, если почитать; не только у журналистов – формулировок и манеры речи 80-х годов. Особенно интересно, когда это молодые люди, которых, как мы говорили, никто, в общем-то, не заставляет.
К.ЛАРИНА – Да. Откуда-то они это берут. Из подсознания?
А.ГЕРМАН – Какая-то генная, абсолютно какая-то невероятная генная история, на мой взгляд, чудовищная абсолютно. Поэтому резюмируя кино про идеалистов, кино про людей, которые верили, что можно построить прекрасную страну. Но к сожалению, мы знаем, что страну прекрасную не построили. Вот, вот наверное. Так вот.
К.ЛАРИНА – Сейчас… Я когда начала рассказывать про предстоящую праздничную неделю, мне еще одно поразило событие, которого… я еще не слышала – может, я пропустила что-то? Я не знаю, знаете ли Вы об этом. Что оказывается, 7 ноября таки будет парад на Красной площади. Почему-то 7-го, которого у нас уже нет. Я сначала не поняла, в чем дело. Оказалось, что 7 ноября они хотят воспроизвести, такую сделать историческую реконструкцию парада 1941 года, т.е. отметить таким образом юбилей, который, вот, произошел тогда 7 ноября 1941 года. И я вижу, там, они всех нарядили – вот там эти ряженые солдаты в военно-полевой форме 41-го года, которые пройдут строем, как я понимаю, перед 6 тысячами каких-то гостей, которые там будут присутствовать. Из них некоторое количество оставшихся еще в живых участников того парада.
А.ГЕРМАН – Ну, это правильно.
К.ЛАРИНА – Вот я хочу понять, вот как Вы думаете, для чего это? У меня была первая мысль: наверное, это… А, думаю я себе, это, наверное, та самая дорогая цена, чтобы коммунисты не пошли возлагать цветы к Мавзолею имени Ленина – перекрыть Красную площадь.
А.ГЕРМАН – Да не думаю.
К.ЛАРИНА – А зачем? Вот скажите. Потому что это же мифология на мифологии мифологией погоняет. Давно… я не знаю, как… ну, как давно – в течении последнего времени стало известно, что парад 1941 года – это была уже тогда мистификация. Потому что и Сталина выступления приписали потом к этой хронике, отдельно его записывали. Потому что и люди это были, солдаты службы… сотрудники НКВД, которые за угол заворачивали и уходили к себе в свою Лубянку. Ни на какой фронт никто оттуда не пошел. Зачем, кому понадобилось еще опять срочно строить миф на мифе?
А.ГЕРМАН – Ну мы живем, да, мы же живем в поиске какой-то, какой-то почвы под ногами, нам же очень важно, в конце концов, хоть понять, хоть понять – мы часть какого мира, западного, восточного?
К.ЛАРИНА – Уже не западного и не восточного.
А.ГЕРМАН – Да.
К.ЛАРИНА – В итоге получается, советского.
А.ГЕРМАН – Кто мы, что мы, почему мы… Поэтому я, Вы знаете, я не отношусь к таким вещам враждебно. Все-таки не так много у нас было пиков каких-то, безусловных побед в ХХ веке. Ну что у нас было там? 9 мая 1945 года, 12 апреля 1961 года и т.д., и т.д. – не так много. Поэтому если это будет сделано достойно, и если это будет не стыдно…
К.ЛАРИНА – Будет красиво.
А.ГЕРМАН – Так почему, как бы… так почему нет? Это, конечно, попытки найти какие-то собственные государственные ритуалы. Но может, нам это и нужно. Понимаете, здесь никто не может ответить, никто не может дать ответ, как правильно. Не знаю, я отношусь… понимаете, я отношусь с уважением ко всем вещам, связанным с войной, поэтому я…
К.ЛАРИНА – Я просто про другое. Я не говорю, что нет, нельзя. Но тогда нужно говорить обо всем. Вы говорите, 12 апреля 1961 года – но мы же знаем многое о том, какой ценой достался этот великий подвиг Юрия Гагарина. Ну чего, Вы, наверное, много тоже знаете – за это время прочитали. Сколько было принесено в жертву на этот алтарь. И что такое Сергей Королев в нашей стране.
А.ГЕРМАН – Отсидевший, чудовищный…
К.ЛАРИНА – Отсидевший, да.
А.ГЕРМАН – …изувеченный…
К.ЛАРИНА – Да, да.
А.ГЕРМАН – И т.д.
К.ЛАРИНА – Люди с исковерканными судьбами, с исковерканными жизнями, которые могли бы сделать гораздо больше на благо родины своей, на алтарь Отчизны бросить, хотя они бросили все. Но мы же все равно, мы возвращаемся, мы наступаем на те же грабли: оставляем эту верхушку великой победы и оставляем, спрячем опять все, что было под ней. Вот тем же ножом рубим.
А.ГЕРМАН – Что-то меняется в стране. Я недавно прочел, что движение «Наши» хочет организовать музей политических репрессий.
К.ЛАРИНА – Да что Вы!
А.ГЕРМАН – Да.
К.ЛАРИНА – Это они кого имеют в виду? 37-й год, Сталина, или может, что-нибудь еще? (смеется)
А.ГЕРМАН – Ну вот что-то… что-то меняется. Значит…
К.ЛАРИНА – Сталин у нас сейчас герой России, Вы же видите. «Имя России» у нас Сталин.
А.ГЕРМАН – Да, все-таки?
К.ЛАРИНА – Да. Нет, ну там они как-то это все обсуждают, но сам факт обсуждения, он странен.
А.ГЕРМАН – Послушайте, мы чудовищно… мы чудовищно не можем расстаться со своим прошлым. Понимаете, но… честный ответ будет состоять в том, что то, о чем Вы говорите, о чем я говорю и, условно, писатель Шаламов, интересен катастрофически маленькому кругу людей. И Вы знаете, я встречался… я развелся, я встречался с девушкой, ей было 25 лет, она закончила университет. И я поразился, что никто уже ничего не знает. Никто не знает, сколько погибло при Сталине. А это, вроде бы, Московский университет – должны знать, да? Как воевали, как на костях, там, как на костях побеждали. Поэтому надо об этом говорить.
К.ЛАРИНА – Конечно. Тем более, что Шаламов пока еще в школьной программе.
А.ГЕРМАН – Надо об этом говорить. Надо об этом говорить. А вот услышат нас или не услышат – это уже… это уже вопрос второй – я думаю, что к сожалению, нет. Я думаю, что вот правда, правда состоит в том, что мы живем, так сказать, в мире победившего потребительского кредитования. Мы живем в стране, одуревшей от походов – ну, в больших городах – от походов, от походов по магазинам и бесконечным покупкам благ, а потом получения удовольствия от приобретения и клонирования получения этого удовольствия на, там, не знаю, на следующей неделе. Поэтому…
К.ЛАРИНА – Может, кризис нам поможет вернуться к духовным ценностям? Между прочим, кстати о кризисе, Леш. Ваши коллеги – я прочла где-то, не помню, в какой-то там газете потрясающую мысль: вот сейчас кризис, и наконец-то будет высокое искусство. Перестанут бабло зарабатывать легким и быстрым способом. Наконец-то…
А.ГЕРМАН – Ну, это наивно.
К.ЛАРИНА – (смеется) Да, наивно?
А.ГЕРМАН – Это наивно, наоборот: я думаю, что появится еще больше, как бы, еще больше клонов американского кино. Потому что самая популярная идея у продюсеров, которые они все сейчас – ну, многие – все повторяют один за другим, как заведенные, не могут остановиться, что, значит, великий американский кинематограф возник от развлекательной… в великую депрессию. Как бы, ну, опуская, какой был фундамент уже заложен, и т.д., и т.д., на самом деле. Поэтому я думаю, что будет фильмов меньше, а реальная ситуация в кинотеатрах будет ровно та же самая. Потому что в стране снимается больше ста фильмов, в кино идет, условно, там, 15-20, ну, там, 25 в года, а вот остальные просто до зрителя не доходят. Так вот кто до зрителя не доходят, отсеются, а все остальное останется точно так же в итоге.
К.ЛАРИНА – Я уже обращаюсь к вопросам, а то опять времени остается мало. Ну, давайте начнем с вопросов, которые пришли на сайт. «Уважаемый Алексей Герман, какой фильм Вашего отца Вам нравится больше всего?» Ну, я думаю, это вопрос такой, который часто Вам задают.
А.ГЕРМАН – Ну, как, я считаю, что есть две великие картины: «Мой друг Иван Лапшин» и «Хрусталев, машину!». И будет выдающаяся, великая картина «Трудно быть богом». Я думаю, что это будет какой-то такой, высочайший пик русского, не советского, как мы там говорили, кино за последние 40-50 лет.
К.ЛАРИНА – Алексей спрашивает, «Будете ли Вы так же, как и Ваш отец, держаться особняком от основной группы режисеров РФ, и как это вредит или помогает творчеству? Мне кажется, что это придает Вашему отцу ореол таинственности и притягательности». Такое ощущение, что Алексей Юрьевич специально создавал себе этот имидж такого, таинственного человека, который особняком стоит.
А.ГЕРМАН – Ореол таинственности и привлекательности – это прекрасно, если бы у него еще была маска и большая шляпа, это было бы здорово. На самом деле, это объясняется немножко другим, это объясняется тем, что отец работает в Петербурге, потому что Петербург все-таки больше как-то, больше предполагает погружение, собственно говоря, в сам по себе кинопроцесс и меньше вот этой всей тусовочной мишуры. Я тоже стараюсь работать в Петербурге, потому что в Москве мне работать сложновато, очень много лишних каких-то движений – не для меня, мне тяжело.
К.ЛАРИНА – «Ваше отношение к призыву академиков Академии Наук запретить фильм про Ландау», спрашивает Алексей. Знаете эту историю?
А.ГЕРМАН – Да, да, я знаю эту историю. Ну… ну, я считаю, что история про запрещать, она в принципе, вообще, неправильная. Я немножко представляю себе, что это за проект, я, честно говоря, не думаю, что там есть что-то ужасное.
К.ЛАРИНА – Ну, это фильм по воспоминаниям Коры Ландау.
А.ГЕРМАН – Да, я читал, да, да, да. Поэтому… ну, отношусь отрицательно скорее. Скорее отрицательно отношусь.
К.ЛАРИНА – Ну, если эту тему не бросать – вообще, насколько общественность должна… общественность, общественный вкус какой-то конкретной группы товарищей, определяет, жить или не жить конкретному произведению искусства. Должны же люди принимать участие в этом?
А.ГЕРМАН – Да. Конечно. Есть обсуждения кино, так или иначе, делается, чтобы кто-то высказывал… кому-то нравится, кому-то не нравится – собственно говоря, это и есть жизнь картины вне экрана. Но главное, чтобы это не закончилось созданием экспертных советов, куда в итоге войдут два-три приличных человека, а остальной процент одиозных… как бы, одиозных политических таких полутрупов, которым больше нечем заняться – главное еще только искусство им регулировать подавай. Вот главное, чтобы вот этим не закончилось, потому что все наше хорошее, которое сейчас… которого много в стране, которое нарождается в стране – это все они погубят на корню.
К.ЛАРИНА – «Вы подписали письмо в защиту Бахминой, - пишет Олег. - Верите ли в то, что ее освободят? Как бы Вы, вообще, охарактеризовали происходящее с нашей страной сейчас? С уважением, Олег, врач, Питер».
А.ГЕРМАН – Ну, я, конечно, подписал, я, конечно, подписал письмо. Значит, и то, что с ней происходит, я, как бы… я так понимаю, что ее перевели… перевели вчера, по-моему, перевели из тюремной больницы…
К.ЛАРИНА – В гражданскую.
А.ГЕРМАН – Да, в гражданскую больницу.
К.ЛАРИНА – Говорят, что это потому, что она отозвала прошение о помиловании.
А.ГЕРМАН – Да, и вот мне… я не понимаю, как бы, я не понимаю, что значит «отозвать прошение о помиловании», мне кажется, это какая-то такая… какая-то такая, вот, тревожная история, и к сожалению, никто ведь ничего не говорит. Все это как-то покрыто каким-то мраком советской тайны. А то, что… то, что происходит в нашей стране, мы понимаем – но что-то меняется. Вот мне кажется, что за последние несколько месяцев что-то меняется, как-то страна поворачивается в какое-то неведомое нам пока направление. И просто на какое-то…
К.ЛАРИНА – А в какое?
А.ГЕРМАН – В какое-то другое – на ощущенческих уровнях.
К.ЛАРИНА – Ну а в какое направление? Покажите нам его, объясните.
А.ГЕРМАН – Ну, я думаю, что будет некая либерализация.
К.ЛАРИНА – Вы думаете?
А.ГЕРМАН – Я думаю, что да. Я думаю, что да. Потому что все-таки… все-таки экономический кризис так или иначе нам подсказал, что мы часть мировой экономики, и мы с этой мировой экономикой органически связаны. И наверное, построить замкнутую экономическую систему, как Советский Союз, закрыть границы – на мой взгляд, да – и производить собственные телевизоры по корейской технологии 1993 года, наверное, не получится, да? Потом, все-таки существует какое-то свободное движение капиталов. И понимаете, я думаю, что так или иначе будет некая, как бы, будет некая оттепель сейчас. На мой взгляд.
К.ЛАРИНА – Что у Вас дальше? Или Вы пока еще не думали?
А.ГЕРМАН – Я буду какой-то стараться фильм снимать про сейчас.
К.ЛАРИНА – Вот.
А.ГЕРМАН – Современность у каждого своя. Вот наверное, сейчас. Но это надо садиться, надо садиться, писать сценарий. Я просто хочу, на самом деле, снять про свое поколение, про мое… про то, что с ним происходит, про то, как мы чувствуем, не знаем, чем… я, наверное, я, чем я живу… с какой-то историей, конечно. И про всю вот эту историю, что мы стали рабом одинаковых машин, знаете – у всех одинаковые машины, одинаковые одежда, невозможно уже просто.
К.ЛАРИНА – Ну что же, ждем тогда нового фильма Алексея Германа. Пока посмотрим… хотела сказать, старый (смеется) Но он совсем еще новый. Итак, «Бумажный солдат», не забудьте посмотреть. Может, потом увидимся еще к этой работе, для того, чтобы обсудить, может быть, с актерами и со зрителями, когда фильм посмотрит уже большое количество людей. Спасибо большое, Леша, удачи Вам! Извините, что я Вас замучала.
А.ГЕРМАН – Спасибо, спасибо!