Павел Лунгин - Дифирамб - 2008-08-03

К. ЛАРИНА: 14 часов 9 минут. У микрофона Ксения Ларина. Мы начинаем программу «Дифирамб». Я с большой радостью представляю нашего гостя режиссера Павла Лунгина. Добрый день, Павел Семенович.

П. ЛУНГИН: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Выглядит человек потрясающе. Я понимаю, что мужчине комплименты делать негоже, как бы некрасиво, те более женщине. Но это поразительно. Вот у кого-то работа все силы последние отнимает, а Лунгину, по-моему, наоборот, прибавляет. Чакры открываются. Вы отсняли кино сложнейшее и помолодели лет на 30. Что случилось? Это «Иван Грозный» вам счастье подарил?

П. ЛУНГИН: Я был почти месяц в Черногории, наплавался.

К. ЛАРИНА: А, все-таки это обыкновенный отпуск.

П. ЛУНГИН: А съемки были, действительно, тяжелые. Потому что мы не умеем делать масштабные фильмы. То есть, я не умею. Теперь умею уже. Но вообще как-то умение потерялось, которое было в советском кино. И все сцены, где больше 20-ти человек массовки, уже катастрофа. А если и лошади, и если надо чтобы это все как-то жило и двигалось…

К. ЛАРИНА: Сейчас же все на компьютере делают.

П. ЛУНГИН: Ну, на компьютере это гадко.

К. ЛАРИНА: Все-таки гадко?

П. ЛУНГИН: По-моему, гадко. Ну, не все. Что-то есть хорошее, но это должны быть какие-то минимальные вещи. Все-таки правда читается, когда видно, что этих механических солдатиков шагающих… Дети любят… Вообще, это какая-то великая тайна. Знаете, эти американцы открыли вечную тайну детской души и поэтому дико богатеют. Они именно управляют миром из-за понимания детской психологии. Они поняли, что никто не хочет кусок мяса. Надо взять булочку и положить в нее котлетку. И дети… Дети почему-то любят играть в эти механические игры, дети почему-то любят, обожают, когда на экранах ходят эти монстры, роботы неживые.

К. ЛАРИНА: Назовем фильм, который сейчас закончил снимать Павел Лунгин.

П. ЛУНГИН: Рабочее название «Иван Грозный и митрополит Филипп».

К. ЛАРИНА: В роли Ивана Грозного Петр Мамонов. В роли митрополита Олег Янковский. Я посмотрела фотографии в Интернете на сайте вам посвященном. Меня поразила работа гримера. Я движущихся картинок еще не видела. Батальные сцены, о которых вы говорите, нам еще предстоит оценить. Но вот портреты актеров в главных ролях, меня просто потрясли. Я бы попросила вас несколько слов об этом сказать. Как вообще искался этот образ? Эти образы, если мы говорим о главных персонажах вашей работы.

П. ЛУНГИН: Знаете, самое ужасное в исторических фильмах, это вот эта ряженость, как достичь вот такого физического чувства правды. Во-первых, у меня выдающийся художник-гример Лера Никулина, с которой я уже много фильмов делал. И «Мертвые души», она во многом придумывала образы, замечательная работа. А потом как-то…

К. ЛАРИНА: А портретное сходство должно быть?

П. ЛУНГИН: Нет, должна быть правда. Но я не знаю, какой был Грозный на самом деле, понимаете. Этот уже черкасовский профиль с бородой… Но как-то внутренне Мамонов по-моему дико похож на Грозного. С каким-то таким… Не знаю, как описать это сходство, но это он.

К. ЛАРИНА: А он как готовился к этой роли? Одно дело, когда ты играешь выдуманного персонажа, бери характер и лепи что хочешь из него. А тут надо соблюдать каноны-то? Для вас, что было важно? Научная подготовка должны быть к такой работе?

П. ЛУНГИН: Есть сценарий, есть история некоторая. А потом эта тайна, которая называется деланием фильма. Иногда это выходит, иногда не получается. Там есть некоторая мистика, которую словами рассказать не могу. Но создается особое давление, как в банке закрытой. Не знаю, там 20 атмосфер нагоняешь туда… И внутри жизнь. Там даже нет особых вопросов, Грозный бы сделал так или так…Мы разговаривали, мы советовались много. Но все равно это должно идти естественно из эпизода, из текста. Как цветок должен вырастать.

К. ЛАРИНА: Но у нас по-прежнему, не знаю хорошо это или плохо, любой художественный исторический фильм воспринимают, как полотно документальное. И, прежде всего, когда обсуждают художественные достоинства или недостатки какого-то фильма, начинают говорить, правда это или неправда. Как вам кажется, сильно будут историки здесь нервничать?

П. ЛУНГИН: Сильно.

К. ЛАРИНА: Вы себе это позволяете?

П. ЛУНГИН: Не то, что позволяю. Знаете, это ведь не жизнь Ивана Грозного. Это один эпизод, это два года из его жизни, 1565-1566 годы. Это от встречи с Филиппом до… От того момента, когда митрополит предыдущий ушел в монастырь, испугавшись опричнины. Грозный начал искать нового митрополита и вызвал игумена Соловецкого монастыря Филиппа, которому он верил, который был знаменит по Руси умом и благочестием. И вот он стал митрополитом и вот его убили. Вот, собственно, про эти полтора года я и рассказываю. Тут нет никакого эпического замаха. Но, знаете, столько ученых безумцев. Я получаю такое количество писем, каких-то рукописей, которые бесконечно перечисляют всем известные факты. Люди переписывают от руки, перепечатывают, уверены, что что-то открывают, угрожают. Я получаю какие-то темные письма о том, что «не поднимай, русофоб, руку на нашего великого царя». Получаю наоборот, что вот «покажи всем» и так далее. Странным образом, Грозный вызывает до сих пор острую. живую, в основном, положительную реакцию.

К. ЛАРИНА: А он положительный персонаж для вас?

П. ЛУНГИН: Конечно, нет.

К. ЛАРИНА: А почему такая память о нем, как о положительном герое? Почему он так привлекает безобразно?

П. ЛУНГИН: Тайна. Тайна нашего мира, тайна страны, в которой мы живем.

К. ЛАРИНА: Там где тень Ивана Грозного, там обязательно возникает тень другого человека, тень Иосифа Виссарионовича Сталина. Они как-то очень друг другу подходят. Мы уже вспоминали фильм «Иван Грозный» с Черкасовым, да? Тогда именно это исторический персонаж был невероятно востребован, нужен был той власти, и тому «царю». Сегодня, учитывая невероятную популярность Сталина, и уже получается вашего «Ивана Грозного», не кажется ли вам что опасно играть опять вот в эти вот аналогии и возбуждать вот этот нездоровый интерес к таким проявлениям власти? И опять голосовать, хороший Сталин или плохой, хороший Грозный или плохой?

П. ЛУНГИН: Я считаю, что это глупое голосование, потому что человек думает одно, голосует по-другому. У нас вообще есть некоторая раздвоенность большая, по-моему, у русского сознания. И есть вечное, какое-то довольно лицемерное, я считаю, желание наказания… Ох, мы неправильные, все-то мы воры, все мы это, да нам бы… (НЕРАЗБОРЧИВО)…Батюшку построже. Какое-то причитание привычное крепостное завывание, которое до сих пор живет в головах у людей. Я вижу массу самодовольных, напившихся пива, совершенно не хотят никакого ни наказания, не хотят никакой ни твердой руки, крепкой руки, ни лагерей, ни тюрем. А хотят…

К. ЛАРИНА: Вечной свободы, вечного кайфа.

П. ЛУНГИН: Да, вот так вот сладко и вкусно жить, поэтому… Мне кажется, что эти голосования, это такое буддирование какого-то такого интереса и игра каких-то общественных концептов, неправда.

К. ЛАРИНА: Когда вы собирались заниматься именно «Грозным», вы понимали, что этот персонаж по-прежнему востребован сегодня? Он людям интересен, они его любят.

П. ЛУНГИН: Я вообще как бы на себе ставлю эксперимент всегда. Я себе прививаю это лекарство, поэтому… Мне он стал интересен… (НЕРАЗБОРЧИВО)… я являюсь частицей этого мира. Я так же делал «Остров», например. Или «Такси блюз» или «Свадьбу». Чувствуешь… Это такая очень тонкая вещь, когда приходят темы. Тем много, они все гениальные абсолютно. Но почему она приходит в этот момент, в нужный момент, почему вдруг тебе хочется… И она как бы идет тебе навстречу. Но с другой стороны, меня Мамонов тут волновал еще очень. Я это говорил не раз. Снимая «Остров» я увидел в нем лицо Ивана Васильевича. Просто профиль увидел, какой-то глаз с безумным огнем, и несчастность его увидел, в то же время, всю противоречивость. Грозный, это, конечно, фигура чрезвычайно противоречивая, очень сложная, значительная. Думаю гораздо значительнее, чем Сталин, который пытался одеться в эти одежды, так сказать. Он был человек необыкновенно образованный, одаренный литературно, музыкально. Он и молитвы писал, и музыку, писал изумительные тексты. Я читал его свободные разнузданные богатые… И демагог, и полемист. Но при всем этом, у него какое-то безумное, неистовое желание любви от народа, понимаете? Опричнина карала людей, мне кажется, кроме всех тех вещей, что надо было брать земли, что надо было менять элиту… Ну, надо было менять элиту, по-разному меняют. И земли отбирали все и всегда. И у монастырей отбирали и у старых бояр отбирали. Но вот это неистовый его поиск любви… То что есть своя внутренняя Россия опричная, а все остальные чужие. Их можно убивать, их можно грабить, с ними можно делать все, что угодно… И когда нет любви.. А кто знает, как надо любить? Он жил мире, постоянно виноватых перед ним людей, которых можно было карать и казнить. Вот этот путь…Какого-то безумного художника.

К. ЛАРИНА: Любви народной…

П. ЛУНГИН: Вот отдай все за меня, люби. Это наша русская любовь за государя отдать все. Вы не любите, гады, поэтому война не выигрывается, поэтому хлеб не родится, поэтому все виноваты.

К. ЛАРИНА: Сцены жестокости, насилия…

П. ЛУНГИН: Вы говорили про батальные сцены. Мне самому интереснее сцены между людьми, разговоры между Мамоновым и Янковским. Но мы, конечно, наснимали там. Не сцены насилия довлеющие. Мы наши доброго медведя. Так как Грозный верил в пришествие конца света, они реально жили предчувствием страшного суда… Опричный дворец без крыши, крыша не нужна, неба не будет, зачем крыша. Он часто казнил людей библейскими казнями. Классическая была – разрывание дикими зверями. У него были свои медведи любимые. Это было довольно регулярно. Мы нашли медведя доброго невероятного, с ним актеры боролись. Язычески жутковато… Это, пожалуй, самые сильные сцены с медведем. Но этот медведь ничего не есть кроме творожков, сырков…

К. ЛАРИНА: А опричнина?

П. ЛУНГИН: Малюта – Юрий Кузнецов, Домогаров – Басманов. Очень хороший, неожиданный, острый, точный.

К. ЛАРИНА: Наконец-то, а то его использовали только как плейбоя, а актер-то замечательный. А женщины?

П. ЛУНГИН: Женщин почти нет, мужской фильм. Есть одна молодая актриса Амиля Искандер. Она играет тогдашнюю жену Грозного Марию … Но это не самая большая, не самая главная роль. Там весь конфликт идет в отношениях Грозного и Филиппа, в двух способах веры, в двух способах восприятия Христианства, восприятия правды.

К. ЛАРИНА: Насколько строят друг с другом Мамонов и Янковский? Совершенно же разные индивидуальности, разные артисты. Как вам показалось. Некая дуэль существует?

П. ЛУНГИН: Это та дуэль, которая вписывается в сюжет фильма.

К. ЛАРИНА: В «Острове» женщин тоже практически нет. Они для фона используются, Что случилось с вами такое?

П. ЛУНГИН: Я всегда был…

К. ЛАРИНА: Может, потому что у вас есть актер любимый? Мамонов, прежде всего. А вот постоянной музы в кино…

П. ЛУНГИН: Не знаю. Надо себя преодолеть.

К. ЛАРИНА: Сами обратили внимание?

П. ЛУНГИН: Мир полон прекрасных…

К. ЛАРИНА: Я вам скажу честно, как зрительница, что мужское кино притягательно. Моя любимая пьеса «Игроки» Гоголя, потому что там нет женщин. Это здорово. Мужчина без женщины ведет себя совершенно по-другому.

П. ЛУНГИН: Не знаю, надо что-то сделать. Я так люблю Машу Миронову, Вику Толстоганову. С Кутеповой бы хотелось очень работать. Знаете, мы очень ограничены все-таки. Например, жизнь театрального режиссера она прекрасна. потому что там столько условностей… Там «Гамлета» ставь, бери Миронову или Ксению Кутепову и ставь. А мы очень ограничены эти два-три года написания проекта, собирания денег на него. Что там написано, то и написано. Мы как бы распяты на этом сценарии. И часто нельзя реализовать того, что хотелось бы. Проект живет какой-то своей жизнью жестокой.

К. ЛАРИНА: Когда мы увидим фильм?

П. ЛУНГИН: Мы начали только монтаж, это полгода минимум. Где-то к весне это будет готова. А дальше, как сложится судьба фильма, мы увидим.

Новости.

К. ЛАРИНА: Нам пишут слушатели. Студент Андрей и Московской области пишет: «Здравствуйте, Павел Семенович. Недавно был в Суздале. После съемок вашего фильма там остались не разобранными декорации, в том числе остатки сгоревшей церкви. Куча горелых деревяшек, над которыми возвышается уцелевший Иконостас, лежит в окружении стилизованных под старые могильные кресты. Вдалеке виднеется поляна, усеянная виселицами. Хотелось бы спросить, эти декорации и то, что от них осталось, оставлены там намеренно или их просто забыли убрать?»

П. ЛУНГИН: А интересно, когда он видел этот Иконостас?

К. ЛАРИНА: Не написано.

П. ЛУНГИН: Там осталось гораздо больше декораций. Остался опричный дворец, который построили с ареной…Там деревня большая, то что мы называем старая Москва. Там построено два моста. Идет какой-то процесс уборки. Мы пытались эту деревню продать кому-то. Но никто ее не купил. Сейчас это все вывозится, убирается оттуда. А сгоревшая церковь и Иконостас, это одно из чудес этого времени, этой картины. Я думаю, что все будет убрано. И уже убрано, на это потрачено много денег, чтобы все вывезти.

К. ЛАРИНА: А в кремле снимали?

П. ЛУНГИН: Обязательно. Мы там достраивали тоже крыльца, лобное место. Нам разрешило руководство Владимирской области, мы снимали в храме. Там Иконостас потрясающий. До этого там Тарковский снимал… Теперь там все реставрировано. Мы достраивали многое, наполняли все жизнью, людьми, костюмами, лицами потрясающими из массовки. В Москве мы не снимали.

К. ЛАРИНА: Теперь про другое. Ольга спрашивает, фильм «Олигарх» вы теперь расцениваете, как ошибку? Почему-то все теперь говорят про «Остров» и не вспоминают про «Олигарх». Стратегическую ошибку?

П. ЛУНГИН: Стратегическую? Не знаю. Была шутка, что фильм не понравился ни левым, ни правым. Только одному мне понравился, ну и еще кое-кому. Меня огорчило в нашей интеллигенции, что они считали, сколько денег я получил от Березовского, который не дал, естественно, ни копейки. Он не очень любит давать копейки, это не его образ.

К. ЛАРИНА: Ладно, псевдонимом-то он воспользовался – Платоном Елениным.

П. ЛУНГИН: Да, но ему фильм не понравился, мы встречались. Не очень. Потому что в этом фильме было два ощущения. Там было ощущение такого конца интеллигенции. Отходная наша вообще интеллигенции, как все интеллигенции. Наши кандидаты и доктора наук, богатея, начинают друг друга жрать и убивать. Эти братья «по кухне», по коммунальным гитарам… Вот это какое-то ощущение. Еще у меня было точное ощущение, что неизбежен конфликт между властью, так сказать, и свободными предпринимателями, что этот конфликт грядет. И я это выразил. Наоборот, я читаю, что я слишком мягко это сделал, надо было более остро говорить про тех и других. Знаете, единственный, кто это понял, Гайдар. Я получил письмо от Гайдара. Мы не знакомы. Я даже, по-моему, и не ответил. Пользуюсь случаем сказать ему спасибо. Он написал о том, что… О конце времени, о конце интеллигенции, как явлении…(НЕРАЗБОРЧИВО)… Понадобится время, чтобы это понять.

К. ЛАРИНА: А вы знаете, что в ваших фильмах есть такое свойство для многих странное, что когда их смотришь первый раз, они не «выстреливают», а с течением времени, с каждым новым показом, фильм кажется все ценнее и ценнее.

П. ЛУНГИН: Я знаю за собой такое. Я не знаю недостаток это или нет. Во-первых, фильм всегда немножко опережает время.

К. ЛАРИНА: Это хорошо, значит, вы правильно сделан.

П. ЛУНГИН: Не очень. Надо попадать прямо. А потом они новые все по жанру. Я делаю фильмы, которых до меня никто не делал в России. «Свадьба» это такой, с совершенно документальными идеями, с этой прыгающей камерой… Мне кажется, что и «Олигарх» такое… Большая политическая проблемная история у нас.

К. ЛАРИНА: Но он еще такой романтический у вас получился.

П. ЛУНГИН: Я и говорю, что такого жанра у нас не было. Такой жанр, наверное, есть у американцев. Ну, сделали, как могли. Честно пытался сделать за маленькие деньги на нашем материале. Поэтому они сначала не воспринимаются, потому что они как бы не принадлежат непонятно куда, в какую «тумбочку» его положить. И такого, как фильм «Остров» не было у нас по жанру. Я думаю, что и «Грозный» тоже не будет по форме, по ощущению совсем привычным фильмом. А потом как-то распробовали.

К. ЛАРИНА: Французский период закончился? Вы сейчас живете здесь постоянно?

П. ЛУНГИН: Да, уж 5 лет.

К. ЛАРИНА: Ну, и как? Вы вспоминаете? Что он изменил, чем обогатил в профессии, в России?

П. ЛУНГИН: Может быть, он дал некоторую отстраненность, дал жгучую тоску какую-то. Там это все становится необыкновенно живым. Не знаю, снял ли бы я «Свадьбу», например, так как я снял, приехав из Франции. Знаете, я не совсем типичный человек. Я снял первый фильм в 40 лет. И за эти 10 лет, которые я жил между Россией и Францией, я взрослел, как режиссер, совершая огромное количество ошибок. Я такое количество наделал глупостей, от чего я отказался, что я принимал за чистую монету, что такое понимание этой такой тонкой жизни… Когда мы оказались во Франции, я не знал, что такое продюсер, что такое договор, что такое большой, что такое маленький, никаких не было опор как бы в той жизни. И годы в большой степени ушли на взросление, на выход из детства. Так сказать, культурного детства. Потому что, когда из СССР приезжаешь, испытываешь некоторый шок такой. И профессионального детства. Потом я понял свое место. Сначала казалось оно очень большое, потом маленькое и так далее. И от всех этих детских судорог я как-то излечился.

К. ЛАРИНА: У вас были внутренние устремления заниматься европейским кино, перестать быть советским режиссером? Или вы предполагали быть Лунгиным из России.

П. ЛУНГИН: Изначально нет. Потому что это было как раз самое легкое, как ни странно. Слава там была большая, мой фильм попал в нужное время в нужном месте. Там были открыты для меня все двери. Но мне казалось, что я не чувствую той жизни, не чувствую той правды. Я как-то не воспринимал себя тогда, как профессионал, зарабатывающий на жизнь деланием фильмов. Мне казалось, что фильм и я это одно и тоже. Определенный романтизм был, конечно. Он и остался. Я не возьмусь за вещь, которую я не хочу делать. Но там мне казалось, что это будет фальшиво. Эти западные люди, которых я не понимаю, я не знаю. Вот я шел сейчас к вам пешком по Арбату. Вот про каждого человека я могу написать, если не роман, то новеллу. Лица такие разные, но я их все знаю. Я не знаю, откуда это знание, но оно есть. А когда я иду по очаровательному Парижу, то меня окружают абсолютные незнакомцы. Я знаю о них только то, что они сами о себе рассказывают. Это отсутствие кодов каких-то, тайных знаний этой жизни, все такое… И потом, в западной жизни… Может, в Америке это по-другому, она как ни странно, более открытый мир, чем Западная Европа. Но во Франции, чем ближе ты приближаешься, тем ближе ты упираешься в стекло какое-то непереходимое.

К. ЛАРИНА: Получается, что менталитет, это не пустое понятие, его можно ощутить.

П. ЛУНГИН: Ощущение себя в истории, ощущение одиночества, ощущение того, что люди ждут от людей, того, что люди ждут от любви, ждут от брака. От того, что человек вкладывает во фразу «я с тобой», «я тебе доверяю», «мы завтра подпишем», это все абсолютно мимо.

К. ЛАРИНА: Я вас слушаю, я как бы предполагал, что у вас точно должна получиться история про Рахманинова. Все, что вы говорите, все заложено в этой истории. Но она не получилась. Я имею в виду, «Ветку сирени». Я не думаю, что вы сейчас скажете, что получилась. Почему? Вы все про это знаете, вы должны были снять это кино. Это техническая история, да?

П. ЛУНГИН: Это была глубокая ошибка. Я в жизни не попадал в руки, теперь можно это уже сказать, бездарного и не честного продюсера. Мне только жалко, что я вообще не снял своего имени, что я довел эту работу до конца. Я ее не монтировал. Но все равно там чудные актеры, оператор (он на этой работе сердце надорвал). Продюсер наш, его выгнали, он не живет в России. Фильм нигде не вышел. Оказалось, что наш творческий замечательный коллектив использовали для добывания денег, я не знаю чего.

К. ЛАРИНА: То есть, вы опытный человек тоже не застрахованы от такого «попадалово».

П. ЛУНГИН: Теперь, я думаю, уже застрахован. Но один раз влипаешь. Надо как-то резче, решительнее бросать и уходить. Но пошли за тобой актеры, операторы, команда. Мы там работали из ничего, буквально лепили. Мы сняли фильм за 32 дня, там даже нет музыки… Я не мог даже монтировать…

К. ЛАРИНА: Жаль, что тема улетела. Это же первое кино, посвященное такому герою замечательному.

П. ЛУНГИН: Не улетела. Этот фильм снимается сейчас в Америке, думаю, они лучше сделают.

К. ЛАРИНА: Я вспомнила, что Ефремов где-то играл Рахманинова.

П. ЛУНГИН: Кстати, физически очень похож. Это длинное лицо такое. Сейчас бы я снял фильм про Рахманинова. Люди вырезали все, что вылезало за рамки теле…

К. ЛАРИНА: А кто важнее режиссер или продюсер?

П. ЛУНГИН: Идеально, это пара. Но, конечно, режиссер.

К. ЛАРИНА: Таких историй, какая произошла с вами на «Рахманинове», масса.

П. ЛУНГИН: Удивительно, что до этого мне везло. Но все-таки продюсер это тот, кто может заставить проект существовать.

К. ЛАРИНА: Но вы же сами продюсер.

П. ЛУНГИН: Я начал сейчас видеть образ фильма, я понимаю, что надо сделать, сколько это примерно может стоить, какой должен быть на выходе фильм. Но все-таки создать фильм должен режиссер. Но и режиссер не может жить без продюсера, потому что надо заставить существовать, то, что ты сделал. Теперь такое обилие. Это раньше выходило по 10-20 фильмов. А теперь каждую неделю «мешок», как уцелеть?

К. ЛАРИНА: Как вам кино российское? Есть из чего выбирать?

П. ЛУНГИН: Мне кажется, что кино идет нормальным путем, развивается. Пошел дикий такой расход на две категории – коммерческое, неловкое, хромающее, молодежное.

П. ЛУНГИН: Подождите, эти дети вырастут.

К. ЛАРИНА: Если будут такое показывать, они не будут расти, будут требовать именно того, с чего мы начали с вами разговор. Эти монстры, мумии… В итоге такое компьютерное холодное кино.

П. ЛУНГИН: П. ЛУНГИН: Это общая беда мира, общее заболевание. Исчезло человеческое содержание, куда-то улетает. В лучшем случае есть форма. В худшем есть просто набор каких-то штампов. Но пробиваются интересные авторские фильмы. Есть такое кино среднего возраста, которое интересно. Хлебников… Это русское, оно само по себе живет. Мне кажется, что ускорить мы не можем. Денег страшно много. Это очень плохо. Все говорят, что мало. Но сейчас любой идиот может найти деньги, на явно плохие сценарии. Находится огромное количество губернаторов, сенаторов, нефтяников, алмазников. Они видят себя в виде…

К. ЛАРИНА: Магнатов.

П. ЛУНГИН: Снимается огромное количество фильмов, которые потом даже не выходят на экране.

К. ЛАРИНА: Деньги потрачены, а до проката кино не доходит.

П. ЛУНГИН: И как-то легко все равно жить. Мне кажется хорошо, когда сложно, когда надо быть лучше и лучше. Сейчас сценаристов не найдешь хороших, операторов 4-6, режиссеров можно пересчитать на двух руках. Где же вся эта огромная армия людей, которые зарабатывают большие деньги? Мы уже подходим к европейским ценам, перехлестываем. Но ужасно мало профессионализма. Все еще сладко жить как-то. Я не видел, чтобы наши актеры молодые работали официантами, как в Нью-Йорке, а по ночам ходили бы ставить Чехова.

К. ЛАРИНА: Они уже все развращены телевизионными гонорарами безумными, продукцией сериальной. Потом они работают на этих корпоративных мероприятиях, Мне кажется, это постыдное дело. Лучше официантом пойти работать.

П. ЛУНГИН: Я бы хотел сделать комедию о корпоративках, про то, как там все происходит 24 часа, как «Свадьба». Актеры приезжают и что там происходит.

К. ЛАРИНА: Может поэтому и существует такое разделение, допустим, в Америке. Есть ниша сериальных актеров, а есть ниша Актеров. И это два параллельных пространства, которые не пересекаются. А у нас режиссеры, к сожалению, которые снимают полный метр, не брезгуют брать к себе на роли актеров, которые намелькались по ТВ. Может, это требование продюсера, чтобы были узнаваемые лица.

П. ЛУНГИН: Мне кажется, что идет какой-то процесс, мы можем его обсуждать, будем всегда недовольны и, видимо, правы, но, тем не менее, давайте верить, в проблему качества.

К. ЛАРИНА: Да, качества, конечно. И потом, установка на позитив она немножечко должна устареть. Должны люди устать немножечко от бесконечного ржания и позитивного патриотизма. Патриотизм, это чувство достаточно горькое чаше, чем гордое, правда? Мы закончили наш разговор.

П. ЛУНГИН: Мы с вами так печально закончили. Я всегда более оптимистичен.

К. ЛАРИНА: Я не включила даже телефон. Как-то никто не был нужен. Спасибо большое. Павел Лунгин был нашем гостем. Всегда рады вас видеть. Удачи, ждем нового кино.

П. ЛУНГИН: Спасибо.