Петров Николай - Дифирамб - 2008-04-27

К. ЛАРИНА: Ну что ж, мы начинаем программу «Дифирамб», и сегодня с большим удовольствием я представляю вам нашего гостя – это народный артист СССР, музыкант, общественный деятель Николай Петров. Здравствуйте, Николай Арнольдович.

Н. ПЕТРОВ: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Не знаю, с праздником надо вас поздравить, наверное. Христос воскресе!

Н. ПЕТРОВ: Воистину воскресе.

К. ЛАРИНА: У нас сегодня знаменательный день. У нас сегодня и такой светлый праздник. Потом совсем недавно, две недели назад, Николай Петров отметил юбилей свой, он такой некруглый, половинчатый, но такой, по-моему, очень симпатичный. По этому поводу были торжества. Арестов не было, но торжества были.

Н. ПЕТРОВ: Нет, вроде бы, и милиции не было.

К. ЛАРИНА: Орден почета получили. Вот видите, у нас пока поводы только приятные для встречи. Поэтому, дорогие друзья, я напомню номер нашего СМС: +7(985)9704545. И телефон прямого эфира 363-36-59. Это для тех, кто пожелает задать вопрос нашему гостю Николаю Петрову. Вопросы любые. Я думаю, что мы не будем вас ограничивать в выборе тем для разговора, потому что с Николаем Арнольдовичем можно говорить о чем угодно, и не только о музыке. Но, тем не менее, я бы начала все-таки с печальной ноты, если можно так сказать. Дело в том, что сегодня, 27 апреля, годовщина ухода из жизни Мстислава Ростроповича. Именно сегодня, вот как раз через час, на Новодевичьем кладбище будет гражданская панихида, посвященная его памяти. И наверняка у вас есть, что сказать об этом человеке, свои видения об этой личности.

Н. ПЕТРОВ: Ну что можно сказать? Это действительно ушел кусок эпохи, причем кусок очень солидный. Понимаете, это именно не смерть, а уход. Вот когда уходят такие люди, как Шостакович, когда уходят такие люди, как Лихачев, когда уходят такие люди, как Игорь Александрович Моисеев, наш любимый всеми Слава Ростропович, это уходят куски эпохи. Они не восстанавливаются.

К. ЛАРИНА: Не воспроизводятся.

Н. ПЕТРОВ: Нет. Может быть, будет что-то даже равнозначное, но другое, уже такого не будет.

К. ЛАРИНА: Когда мы перечисляем такие имена, которые вы сейчас назвали, то начинаешь с ужасом вообще понимать, что вокруг зияют какие-то ямы. Вот человек исчезает, уходит и все. Вот почему-то так сегодня остро стоит вопрос о недостатке каких-то моральных авторитетов в обществе. И как вам кажется, их сегодня меньше, потому что они уходят, или их сегодня нет почти и их меньше, потому что они невостребованы?

Н. ПЕТРОВ: Вы знаете, есть, конечно, и очень большой элемент невостребованности, но это относится в основном к молодежи, вот именно невостребованность. А потеря морали? Я лично возлагаю здесь очень большую степень вины, если не основную степень вины, на то, что сейчас мы смотрим по телевидению. И вот несколько дней назад в «Московском комсомольце» было четыре пронзительнейших статьи…

К. ЛАРИНА: Крик отчаяния Александра Минкина.

Н. ПЕТРОВ: Да, крик отчаяния Александра Минкина. Я не знаю, что это даст, но, конечно, это правда. И я, безусловно, подписываюсь под каждым словом. И то, что вот сейчас происходит с нами, вот эти программы, которые мы смотрим, которые народ смотрит, и то убожество, которым народ восхищается, конечно, эта ситуация отнюдь не прибавляет оптимизма. Страшно, когда сидит зал, три тысячи человек, и счастлив до безумия, слушая какого-нибудь там, я не знаю, этого… Степаненко. Хотя, по идее, нужно было бы оттуда бежать, пригнувшись.

К. ЛАРИНА: Но так было всегда. Всегда побеждает такой вкус.

Н. ПЕТРОВ: Такого количества мерзости, такого количества бездарности не было. Давайте не будем все мазать черным цветом, что было в прошлом. Все-таки существовал какой-то контроль, он был не всегда объективным. Этот же контроль мог запретить Ростроповичу выступать за рубежом, но этот же контроль мог запретить Степаненко и иже с нею выступления.

К. ЛАРИНА: Но это же ничего не меняет, человека это не меняет, Николай Арнольдович. Вы сами это прекрасно знаете. Вот вспомните, тот же Ростропович или вы наверняка тоже в советское время ездили куда-нибудь там на колхозные поля выступать перед колхозниками.

Н. ПЕТРОВ: Ну на колхозные поля я не ездил, потому что я никогда не играл на пианино…

К. ЛАРИНА: Ну на фабрики, на заводы.

Н. ПЕТРОВ: На фабриках, на заводах играл. И должен сказать, что это далеко не самые худшие…

К. ЛАРИНА: Но это же не изменило ничего. Эти люди все равно не полюбили классическую музыку.

Н. ПЕТРОВ: Это меняло, понимаете? Этих людей не затащишь в зал филармонии…

К. ЛАРИНА: Да.

Н. ПЕТРОВ: А вот когда приходишь к ним, то они, затаив дыхание, слушают. В этом-то все и дело, что вопрос заключается в дозировке.

К. ЛАРИНА: Но когда выбирать приходится, они выберут не вас.

Н. ПЕТРОВ: Безусловно.

К. ЛАРИНА: Они выберут что-нибудь попроще.

Н. ПЕТРОВ: Безусловно. Но чем больше будет дистанция между показом всего подлинно культурного, подлинно нужного и светлого, и какого еще, телевидение будет в соответствии в каком-то, ну хотя бы один к пяти. Но не 0,01 к нескольким тысячам. Понимаете? Ведь из всех программ мы смотрим только вот это убожество. А, к сожалению, настоящие передачи либо ставятся после полуночи, и, к сожалению превеликому, вот это соотношение чудовищно. И чем больше будет этот разрыв между этим убожеством и подлинным искусством, тем меньше будет надежды на то, что эти люди когда-нибудь пойдут в театр, в музей, в библиотеку и так далее.

К. ЛАРИНА: Ну, знаете, в конце концов у нас отмечается одинаково… Может быть, не одинаково. Конечно, не одинаково, нет, нет, нет. С большей помпезностью у нас отмечается юбилей какого-нибудь попсового певца, которому исполнилось 40 лет или даже 26… Да? Помните, была растяжка: «Мне 26, концерт в Кремле». Чем юбилей, не знаю… Ну, не хочу говорить о присутствующих, но можно назвать там любого музыканта, которые работает в жанре классической музыки.

Н. ПЕТРОВ: Конечно.

К. ЛАРИНА: Ну? Значит, выбор-то… Опять же я к этому возвращаюсь. Мы сейчас живем в свободное время, человек волен выбирать, у человека есть выбор – пойти на концерт Петрова или пойти на концерт, не знаю, Моисеева. Моисеев собирает стадионы.

Н. ПЕТРОВ: Да, правильно. Но в то же время я все-таки жду, я все жду, что к нам придет какой-нибудь Абрамович…

К. ЛАРИНА: Так… И скажет нам…

Н. ПЕТРОВ: И вот этот Абрамович скажет: «Вот я люблю классическую музыку, и я открываю канал классической музыки, который будет вещать 24 часа»…

К. ЛАРИНА: Канал «Культура» есть.

Н. ПЕТРОВ: Да что вы, канал «Культура» есть телевизионный. Я имею в виду радиоканал, мы сейчас с вами находимся на радио. Ведь у нас же существует один только жиденький, маленький, крошечный «Орфей», в отличие от Голландии, где каждый день работают четыре станции, которые передают классическую музыку. Денег нет, денег не дают. Вот мы ждем, что тот самый какой-нибудь наш олигарх, которые подумает, что уже ему хватит, у него уже четыре яхты, а вместо пятой яхты неплохо было бы поддержать и выделить деньги на канал какой-то. На телевизионный канал, который тоже будет передавать музыку. Понимаете, я говорю о музыке. Но если на моем месте сидел бы театрал, он, вероятно, сказал бы, что нужен канал, который передавал бы хорошие спектакли. И, наверное, если бы на моем месте сидел художник, он, наверное, сказал бы, что нужно, чтобы показывали все виды нашего замечательного изо. Не так ли? Каждый о своем, конечно.

К. ЛАРИНА: Тогда уж могу вам сказать, что, наверное, в чем-то виноваты и те, кто по ту сторону авансцены, те, которые выходят на сценическую площадку. Потому что мы прекрасно понимаем с вами, что в том же театре или в кино, да даже в живописи, да и в классической музыке немало поводов для грусти. Правда же?

Н. ПЕТРОВ: Я не вешаю нос на квинту, понимаете? Ни в коем случае. Потому что все-таки все хорошее и интересное, что появляется в нашей стране, находит своего слушателя. И залы филармонические…

К. ЛАРИНА: Да.

Н. ПЕТРОВ: Но я, извините, скажу о себе… Но знаю, что то же самое происходит и с моими коллегами. На моих концертах залы полные, я уже давно перестал спрашивать, как продаются билеты. Я знаю, что если меня пригласили, это значит, что будет полный зал.

К. ЛАРИНА: Значит, все хорошо, нет повода для паники.

Н. ПЕТРОВ: Нет, нету. И заявления этой громогласной попсы, что классика умирает, сильно преувеличены. Наоборот, я бы даже сказал, сейчас я даже точно знаю, что резко снизились вот эти стадионные сборы на всей этой попсятине. И слава богу. И, может быть, все-таки придет все на круги своя.

К. ЛАРИНА: Возвращаясь к обществу сегодняшнему, к зрителям, потребителям искусства, на ваш взгляд, вот вкус каким-то образом воспитывается, или это такое врожденное качество?

Н. ПЕТРОВ: Ну если брать воспитание вкуса той же Степаненко, то он, безусловно, воспитывается, и очень активно. Что же касается того…

К. ЛАРИНА: Степаненко уже немодная. У нас «Камеди Клаб» модные.

Н. ПЕТРОВ: Ну, вы знаете, «Камеди Клаб» при всем моем достаточно осторожном к нему отношении, там все-таки работают молодые, хамские, наглые, веселые и талантливые ребята. При всем при этом. Я считаю, что, например, Олейников и Стоянов, которых я очень люблю, они тоже, понимаете ли, в достаточной мере балансируют на грани. Но это все равно смешно и талантливо. Поэтому там тоже есть много талантливых людей.

К. ЛАРИНА: Ну а есть вещи, которые вы бы запретили? Вообще цензура нужна в искусстве?

Н. ПЕТРОВ: Ну я бы запретил вот все творчество Собчачихи.

К. ЛАРИНА: Какое у нее творчество?

Н. ПЕТРОВ: Да всю ее продукцию - все эти «Дом-2» и всю эту порнографию я бы запретил категорически. Потому что это приводит просто к полному вырождению интеллекта. Вот будь моя воля.

К. ЛАРИНА: А вот что бы вы ей инкриминировали?

Н. ПЕТРОВ: Полную беспардонность и наглость.

К. ЛАРИНА: Но это не статья. Вот как бы это записать официальным языком?

Н. ПЕТРОВ: Разврат.

К. ЛАРИНА: За моральное разложение.

Н. ПЕТРОВ: За разложение, да. Вот за растление.

К. ЛАРИНА: За растление?

Н. ПЕТРОВ: За растление нации.

К. ЛАРИНА: А она скажет: «А в чем это выражается? Объясните мне, пожалуйста. Покажите мне последствия этого растления. Покажите мне хоть одного человека, которого я успела растлить».

Н. ПЕТРОВА: Вы знаете, я не буду анализировать эту передачу. Я один раз ее как-то посмотрел минут 20, меня вытошнило, и больше я это не смотрю. Мне этого хватило на остаток моей жизни.

К. ЛАРИНА: Нет, конечно, она не нуждается в моей защите, но, тем не менее, мне кажется, что это лишь верхушка айсберга, если говорить плоским примитивным языком.

Н. ПЕТРОВ: Ничего себе верхушка. Верхушка, которая владеет целым каналом телевидения.

К. ЛАРИНА: Подождите, Николай Арнольдович, но ведь у нас такая установка, что модель жизни предлагается не только Ксенией Собчак и передачами типа «Дом-2». Я имею в виду модель, вот такую установку на легкие деньги, которые падают с неба.

Н. ПЕТРОВ: Я бы очень хотел, чтобы был канал, где бы Дмитрий Сергеевич Лихачев рассказывал бы о том, как видит жизнь…

К. ЛАРИНА: Его, к сожалению, нет.

Н. ПЕТРОВ: Чтобы Фазиль Искандер из ныне живущих, чтобы Петр Тодоровский. Вот чтобы они рассказали о том, как они видят жизнь. И, в том числе, и молодежь тоже. Вот чего бы мне хотелось. Этого же нет вообще. А это изо дня в день идет по нескольким каналам.

К. ЛАРИНА: Да, это правда. А в искусстве нужна цензура?

Н. ПЕТРОВ: Я считаю, что определенная цензура нужна. Нужна цензура на бездарность, нужна цензура на отсутствие профессионализма.

К. ЛАРИНА: Худсоветы вернуть всякие?

Н. ПЕТРОВ: Если хотите, вот эти все эти… ну, пожалуйста, вот этот конкурс. Я, кстати, его посмотрел, вот когда… «Минута славы»?

К. ЛАРИНА: Да.

Н. ПЕТРОВ: Ну вы же видите, вот сидит достаточно непрофессиональное жюри, но оно все-таки отбрасывает. Назовем это тоже некой цензурой, когда выходит человек, который абсолютно антипрофессиональный и бездарный, то его прекращают…

К. ЛАРИНА: Но предполагается, что в искусство все-таки люди идут профессиональные, которые где-то учатся, чего-то заканчивают, а потом уже выходят на сцену и уже какой-то свой творческий продукт продвигают. А «Минута славы» - это же такая художественная самодеятельность, мы же самородков там ищем.

Н. ПЕТРОВ: И, тем не менее, вы же задаете вопрос…

К. ЛАРИНА: Нужна ли, да.

Н. ПЕТРОВ: Вот это и есть фактически цензура. Это и есть цензура. И точно так же, как вы приносите рукопись в редакцию, и редактор, который будет рассматривать вашу рукопись, в какой-то мере он является цензором. Если он видит, что ему принесли графоманию, то он, соответственно, найдет любую форму для того, чтобы сказать, под каким соусом подать, что это не подходит.

К. ЛАРИНА: А вы готовы на себя такую ответственность взять?

Н. ПЕТРОВ: Ну, собственно говоря, а что такое приемные экзамены в высшие учебные заведения? Что такое конкурсы при всей их коррумпированности? Она все равно существует, конечно, субъективно. И у нас, у музыкантов, наиболее субъективная, потому что музыка, как я уверен, является наиболее субъективным видом искусства. Ничего не остается после прослушивания сонаты или концерта, не остается ничего. И человек, которому это понравилось, а рядом человек, которому это не понравилось, они друг другу не докажут ничего. Так уж получилось.

К. ЛАРИНА: Вопросы, которые к вам пришли на наш Интернет-сайт, они очень разные. Есть очень серьезные, а есть просто вообще… просто телеграммы восхищения. Например, Валерий пишет из Саратова: «Очень хочется, чтобы вы к нам приехали и поиграли с нашим оркестром, в Саратов».

Н. ПЕТРОВ: С удовольствием приеду. Приглашайте, приеду. И мы уже разговаривали с моим любимым Толечкой Катцом, худруком филармонии, договорились о том, что обязательно я приеду, непременно. Это мой любимый город.

К. ЛАРИНА: Григорий из Липецка пишет: «Добрый день. Мне очень близка ваша позиция и в музыке, и в политике, и в жизни вообще. Дай бог вам здоровья, быть и дальше таким честным и индивидуальным. С праздником всех вас».

Н. ПЕТРОВ: Спасибо. Чудный город, я там был год назад, играл сольный концерт на чудном «Стенвее».

К. ЛАРИНА: В Липецке?

Н. ПЕТРОВ: Да. Получил большое удовольствие.

К. ЛАРИНА: Раиса, Санкт-Петербург: «Передача называется «Дифирамб». Уместно будет сказать слова восхищения не только прекрасному пианисту, которого я помню еще юным худеньким мальчиком, лауреатом конкурса имени Вана Клиберна в Америке, когда я его впервые увидела на экране ТВ, но и человеку с незашоренными демократическими взглядами. Вас всегда приятно слушать как блестящего музыканта и как прогрессивно мыслящую интересную личность. Долгих вам лет, здоровья, успехов».

Н. ПЕТРОВ: Спасибо.

К. ЛАРИНА: Ну вот, видите, вас воспринимает Раиса из Санкт-Петербурга как человека незашоренными демократическими взглядами. А мы с вами первую часть программы только про запреты говорили, которые вы поддерживаете. Где же ваш демократизм?

Н. ПЕТРОВ: А демократизм не является вседозволенностью, простите меня. Демократизм при вседозволенности называется анархией.

К. ЛАРИНА: Правильно, правильно, я просто уточнила. Израиль, Лора: «Уважаемый…» А, это не вам, это следующему нашему уважаемому слушателю Алексею из Челябинска.

Н. ПЕТРОВ: И все равно спасибо.

К. ЛАРИНА: Алексей из Челябинска пишет: «Мой ребенок пошел в музыкальную школу с 5 лет, сейчас заканчивает училище. Затрачены колоссальные усилия, конечно, не зря, я не сожалею ни минуты. Но глядя на то, что происходит в стране в этой сфере, невольно задумываешься, а стоит ли продолжать обучение и оставаться в этом деле профессионально. Знаю многих, кто серьезно хочет переучиться на бухгалтера. Поверите или нет, но зарплата учителя музыки – 1500 – 2000 рублей в месяц. Кроме очень нехороших слов, ничего путного в голову не приходит. Что делать?»

Н. ПЕТРОВ: Вы знаете, когда мне сейчас задают вопрос, учить ли ребенка музыке, и достаточно часто задают, я отвечаю стандартно. Мне кажется, что в настоящее время при диком перепроизводстве особенно пианистов, которых каждый год выбрасывается тысячи в никуда, вот спартанцы выбрасывали своих детей в море, я считаю, что учить ребенка нужно только в том случае, если он показывает какие-то особенные таланты и незаурядное желание учиться. В противном случае сейчас это очень тяжелая стезя: это полное отсутствие детства, это с семи лет нужно по 10 часов вкалывать за роялем для того, чтобы к 12, к 13 годам достичь того, о чем мы не мечтали, когда нам было 18 – 19. Сейчас дикая совершенно акселерация, и это далеко не всегда происходит на пользу. И мое мнение, я об этом талдычу уже многие годы, что все высшие учебные заведения в мире должны резко сократить прием пианистов на фортепианные факультеты. Нельзя принимать, вот как в Московской консерватории, когда 38 человек принимают на фортепианный факультет. Нельзя. Из 38 человек минимум 30 обречены на нищее, полуголодное, жалкое и очень такое, я бы сказал, несправедливое существование. Потому что количество затраченных лет на учебу и в результате 1500 рублей оклад в каком-нибудь училище – это, конечно, крайне несправедливо и тяжко.

К. ЛАРИНА: Так что подумайте тысячу раз, прежде чем принять решение и насиловать ребенка.

Н. ПЕТРОВ: Безусловно, безусловно. Я думаю, что если сейчас прекратить полностью прием пианистов лет на 10 во всем мире, то, может быть, где-то лет через 10 кому-то где-то понадобятся пианисты. Это не касается других инструментов, как не касается ни духовых, ни струнных…

К. ЛАРИНА: Это говорит пианист, прислушайтесь, дорогие друзья.

Н. ПЕТРОВ: В оркестре 60 скрипок и один рояль.

К. ЛАРИНА: «Новости» у нас сейчас, потом мы продолжим нашу творческую встречу.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Напомню, что в гостях у нас сегодня Николай Арнольдович Петров. И я продолжаю вопросы задавать от наших слушателей, которые пришли на наш Интернет-сайт, и чуть позже мы телефон обязательно включим, напомню номер: 363-36-59. Вопрос пока остается в сфере музыки, но уже не только, потому что тема «Музыка и армия». Как вы относитесь к тому, что все больше и больше музыкантов забирают в армию? И вообще армия и музыка насколько совместимы?

Н. ПЕТРОВ: Я считаю это позором для страны. Если даже во время войны, когда вообще на грани потери была страна, и в это время давали открепление от армии наиболее талантливым музыкантам, артистам и так далее, то сейчас это чудовищно, это абсолютно чудовищно. И кроме того, это является абсолютно смертным приговором для людей – для пианистов, для скрипачей, для виолончелистов, значительно в меньшей степени для духовиков. Ну а для пианиста… Во-первых, к сожалению превеликому, наша армия в основном руководима на нижнем уровне бездарными, тупыми, злобными людьми. И когда попадает человек интеллектуально мыслящий, этот человек немедленно у этих держиморд вызывает желание его уничтожить и поставить его в наиболее унизительные и ужасные условия из всего возможного. И тут возникает и чистка унитазов бритвой, и мытье сортиров носовым платком, и так далее. Вот все эти измывательства, которые есть, были и будут.

К. ЛАРИНА: И это еще в лучшем случае при нынешних временах.

Н. ПЕТРОВ: И еще не забывайте, если еще, не дай бог, попадет какой-нибудь носатый… или какой-нибудь человек, как у нас говорят, еврейской национальности, а рядом вот эта пьяная тупая держиморда. Ну и что будет? Это все, что угодно, вплоть до самоубийства. Это чудовищно. Мы сейчас опять пишем письма. Да, кстати говоря, недавно пришел полный отказ от всех отсрочек, и опять мы пишем письма теперь уже Медведеву с просьбой просто одуматься.

К. ЛАРИНА: А мы – это кто?

Н. ПЕТРОВ: Все руководство консерватории, ведущие музыканты.

К. ЛАРИНА: Кстати, есть люди, которые готовы защищать?..

Н. ПЕТРОВ: Ну как мы можем защищать?

К. ЛАРИНА: Потому что ощущение, что музыкальные деятели молчат. Потому что я, например, не слышу… может быть, я ошибаюсь. Может быть, говорил Башмет, может быть, говорил Спиваков.

Н. ПЕТРОВ: Конечно, конечно.

К. ЛАРИНА: А, извините меня, министр культуры у нас вообще существует как факт, который бывший ректор консерватории?

Н. ПЕТРОВ: Министр культуры, безусловно, полностью на нашей стороне, Александр Сергеевич. Я это знаю. Но, тем не менее, очевидно, существуют какие-то силы, которые выше его. Во всяком случае сейчас опять предпринимаются какие-то действия, но посмотрим, к чему они приведут.

К. ЛАРИНА: Ну здесь, наверное, стоит говорить даже не только об отношении к молодым людям творческих профессий и творческих вузов, но и в принципе об отношении к потенциальным призывникам. Мы же видим, до чего дошло – что чуть ли уже облавы на улицах не устраивают. Уже скоро мы будем по радио объявлять: «Если вам от 17 до 37, пожалуйста, в период с такого-то по такое-то не выходите на улицы».

Н. ПЕТРОВ: Вы правы, вы абсолютно правы. Это чудовищная совершенно сторона нашего социума – взаимоотношения интеллектуального человека и армии. Я не беру человека из деревни или откуда-нибудь из глухой провинции, который, может быть, даже и мечтает. Многие же хотят служить в армии. Но для интеллектуально мыслящего человека сейчас армия – это смерть.

К. ЛАРИНА: Тогда можете вы объяснить, Николай Арнольдович, в чем же дело, почему не находится политической воли для того, чтобы вообще отменить призыв? Потому что на самом деле, конечно, рудимент.

Н. ПЕТРОВ: Уже обещают, что армия переходит на контракт. Дай бог, чтобы это было так. Ведь это та же ситуация, как с нашей милицией. Ведь то же самое – набирают лимиту, которая тут же становится обуреваема… это придумано мною, я назвал это синдромом швейцара. То есть ничтожество, получившее власть над дверью – он может впустить или не впустить. Вот тут то же самое – ничтожество, получившее полосатый жезл. И он может над пожилым профессором, академиком, над кем угодно изгаляться и показывать свою власть.

К. ЛАРИНА: Вы считаете, это вопрос социального неравенства?

Н. ПЕТРОВ: Это вопрос того, что не нужно изобретать велосипед, а нужно взять за модель то, что существует, предположим, в тех же Соединенных Штатах Америки, где человек, которого берут в полицию, должен пройти 20 тестов на IQ, на интеллектуальный уровень, на социальную совместимость, на характер, на все. И очень немногие получают это, получают выборочные, а не все подряд.

К. ЛАРИНА: Но там такого уровня коррупции нет, как у нас.

Н. ПЕТРОВ: Потому и нет, потому что человек, работающий в полиции, получает такие деньги, что ему нет смысла рисковать из-за 100 долларов тем, что он просто попадет под суд и лишится всего с «черным билетом».

К. ЛАРИНА: Нет, я имею в виду коррупцию, которая настоящая коррупция, не взятки на дорогах

Н. ПЕТРОВ: А чем взятки на дорогах отличаются…

К. ЛАРИНА: Но это же только самый-самый низ. Ведь, наверное, надо начинать… Откуда это появляется?

Н. ПЕТРОВ: Мы сейчас начнем говорить о коррупции, то я думаю, что нам не хватит и…

К. ЛАРИНА: Не хватит. Поэтому не знаешь, за что хвататься. Грустный у нас получился разговор.

Н. ПЕТРОВ: Но с армией, безусловно, необходимо что-то предпринимать, и я думаю, вплоть до каких-то просто методов, каких-то забастовок, я не знаю, маршей и так далее. Потому что иначе это смерть.

К. ЛАРИНА: И позор. Потому что не секрет, и вы это знаете, и я это знаю, и наши слушатели знают, как прячут своих детей, просто прячут.

Н. ПЕТРОВ: Да, толку-то от этих ребят чуть.

К. ЛАРИНА: Да, да, к сожалению, так. А уж вспомните, сколько у нас было случаев позорных, когда, не знаю, Евгений Китин даже не мог приехать получить премию «Триумф», потому что боялся, что его прямо со сцены концертного зала заберут в армию.

Н. ПЕТРОВ: Правильно, правильно.

К. ЛАРИНА: Ну, так бы оно и произошло, да. Ну что, давайте мы послушаем несколько звонков. Я предлагаю вам взять наушники, пожалуйста. Наш телефон 363-36-59. Пожалуйста, если вы у вас есть вопрос к Николаю Петрову, мы готовы вас услышать. Или, может быть, вы с чем-то не согласны из того, что мы уже успели здесь наговорить, и вам хочется поспорить с Николаем Арнольдовичем. Пожалуйста. Алло? Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Добрый день.

СЛУШАТЕЛЬ: Это из Сибири.

Н. ПЕТРОВ: Очень приятно.

СЛУШАТЕЛЬ: Николай Арнольдович, здравствуйте.

Н. ПЕТРОВ: Здравствуйте, дорогой.

СЛУШАТЕЛЬ: Как раз вы уже начали тут тему поднимать из «Аргументов и фактов». Я коллекционирую прекрасные высказывания, у вас отлично сказано: «Ситуация парадоксальная. Закон еще не вышел, а люди уже трясутся. Они знают, что жить теперь будет еще хуже».

Н. ПЕТРОВ: Правильно.

СЛУШАТЕЛЬ: Я вообще коллекционирую такие вещи. Например, фразу «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда» почему-то приписывают к нашему Черномырдину.

Н. ПЕТРОВ: Но я не претендую на лавры Виктора Степановича.

СЛУШАТЕЛЬ: Нет, нет, спасибо, умно сказано. Я коллекционирую. Это Сергей Ильич Отто сказал еще лет 100 с лишним назад.

К. ЛАРИНА: Скажите, пожалуйста, у вас вопрос есть, или вы хотели просто поделиться?

СЛУШАТЕЛЬ: Да нет, просто мне фраза эта очень понравилась, и я в свою коллекцию…

К. ЛАРИНА: Записали. Хорошо, афоризм от Николая Петрова.

Н. ПЕТРОВ: Спасибо.

К. ЛАРИНА: А про какой закон вы так говорили?

Н. ПЕТРОВ: Да про любой.

К. ЛАРИНА: Еще не принят, а мы уже трясемся.

Н. ПЕТРОВ: Уже трясемся.

К. ЛАРИНА: А что делать? Так научены. Алло, здравствуйте. Алло?

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день.

Н. ПЕТРОВ: Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Это Дмитрий из Самары.

Н. ПЕТРОВ: Очень приятно.

СЛУШАТЕЛЬ: Такой вопрос Николаю Арнольдовичу. Планирует ли он поехать в Уфу? Потому что я родом из Уфы, бывают там часто… (неразб.). И во-вторых, такой вопрос о телевидении. Может быть, все-таки проблема не в самом телевидении, а в людях?

К. ЛАРИНА: Вы имеете в виду людей, которые делают телевидение, или которые его смотрят?

СЛУШАТЕЛЬ: И смотрят в том числе, потому что то, что пользуется спросом, как говорится, то и предлагают.

К. ЛАРИНА: То и производится, да. Спасибо.

Н. ПЕТРОВ: Вы сами ответили на свой вопрос, собственно говоря, мне нечего сказать. Телевидение – это тот молох, который пожирает тех людей, которые попадают в его орбиту.

К. ЛАРИНА: Ну что, не смотреть. Я всегда советую не смотреть. Ну что тут сделаешь? Алло? Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Алло? Это «Эхо Москвы»?

К. ЛАРИНА: Да. Добрый день.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Меня зовут Владилен, я из Москвы. У меня вопрос к Петрову.

Н. ПЕТРОВ: Слушаю вас внимательно.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте.

Н. ПЕТРОВ: День добрый.

СЛУШАТЕЛЬ: Вот у меня вопрос такого рода. Вот в свое время, в советское время, я записывал концерты Рихтера по телевидению. Причем довольно продолжительные концерты. Вот он исполнял там Бетховена. В общем, наверное, концерта два – три записано. Сейчас никаких концертов Рихтера по телевидению я не вижу. Вот кусочек какой-то передали, по-моему «Венский карнавал» Шумана. Я правильно называю?

Н. ПЕТРОВ: Вы называете правильно.

СЛУШАТЕЛЬ: Правильно, вот кусочек. Я был в диком восторге. Но кусочек показали. Наверняка есть полная запись «Венского карнавала»! Он там блестяще играет. Но почему это ничего не показывается? Или эти все записи куда-то ушли, продали?

К. ЛАРИНА: Спасибо.

Н. ПЕТРОВ: Вы знаете, дело в том, что да, их продали давным-давно.

К. ЛАРИНА: Серьезно?

Н. ПЕТРОВ: Да. Их продали в 90-м году. Продали практически все содержимое нашего телерадиофонда, все архивы были проданы в Америку. Но потом этот контракт был прерван. Самое лучшее было вывезено туда. И, слава богу, переведено на современные звуконосители, потому что то, что сейчас творится в телерадиофонде – это ужас. Это старые ролики, уже 30-, 40, 50-летней давности, с которых вот-вот осыплется магнитный слой, и мы вообще останемся без музыкального наследия. Но, тем не менее, существует наверняка все то, что было записано, и тем более, такими людьми, как Рихтер. Безусловно, это где-то хранится. Просто я бы вам порекомендовал, если вы хотите послушать… вот я регулярно смотрю молодого Рихтера по каналу «Меццо»…

К. ЛАРИНА: Спутниковый канал.

Н. ПЕТРОВ: Который входит в базовый конверт… или как сказать?

К. ЛАРИНА: Пакет.

Н. ПЕТРОВ: В базовый пакет НТВ-Плюс. Я вам очень рекомендую подписаться – это не так дорого стоит. И вы будете весь день слушать изумительную музыку, там совершенно потрясающие архивные передачи, в том числе и молодой Рихтер, и с Ойстрахом, и с Ростроповичем, и с Караяном. Это то, что я вот совсем недавно смотрю. Очень вам рекомендую, если у вас есть такое желание, не пожалейте денежек и подпишитесь на этот канал.

К. ЛАРИНА: Вот вам и выход из положения. Адресное телевидение, нишевое, канал, который смотрите вы.

Н. ПЕТРОВ: Но это очень выборочно. И потом далеко не у каждого. Это стоит где-то 200 долларов, но, может быть, для кого-то эти деньги являются очень большими деньгами.

К. ЛАРИНА: Хотя согласна с вами, что в стране огромное количество регионов, где принимается один канал вообще.

Н. ПЕТРОВ: Об этом и речь. Еще недавно тот же канал «Культура» можно было поймать в считанном количестве городов.

К. ЛАРИНА: Но, с другой стороны, тоже мы часто об этом говорим, Николай Арнольдович, к сожалению, даже по Москве, где канал «Культура» в доступном режиме работает, очень маленький процент населения московского его выбирает. Это тоже о многом говорит. Вы считаете, что это результат зомбирования телевидения? Наверное, все-таки нет.

Н. ПЕТРОВ: Я уверен в этом, что это, безусловно… вот именно вы назвали правильное слово – вот это «зомбирование». Потому что человек включает телевизор и крутит из программы в программу в надежде на то, что он что-нибудь да словит. Если он подписался на этот канал «Меццо», он четко знает, что он там услышит музыку. А здесь он ищет, абы что-нибудь поймать.

К. ЛАРИНА: Ой… Следующий звонок. Алло? Здравствуйте. Алло?

СЛУШАТЕЛЬ: Алло?

К. ЛАРИНА: Да-да, пожалуйста.

СЛУШАТЕЛЬ: Это «Эхо Москвы»?

К. ЛАРИНА: Да, пожалуйста.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: У меня вопрос…

К. ЛАРИНА: Мы слушаем вас внимательно, пожалуйста.

СЛУШАТЕЛЬ: У меня вопрос к Петрову. Не вопрос, может быть, его мнение.

Н. ПЕТРОВ: Слушаю вас.

СЛУШАТЕЛЬ: В общем, о классической музыке, в частности фортепиано. Нигде не слышно. Я вот с 56-го года покупала всегда абонементы, ходила на все концерты, и было полно народу. И случайно если услышишь какой-то концерт, то думаешь: как называется? По радио шел однажды скрипичный концерт Мендельсона, наконец я услышала, как он называется. Теперь же классической музыки нигде не слышно. И дети говорят: «Нам это не надо, мы эту музыку не слушаем». И вот на открытии… Это из Самары звонок. Вот на открытии симфонического сезона у нас в этом году выступал выдающийся японский пианист. Вот на него билеты были от 100 до 200 рублей, и в то же время вот эти популярные певцы наши – там 1000, 1500, 2000. Вот если бы как-то ситуацию изменить, больше бы была посещаемость концертов серьезных…

К. ЛАРИНА: Скажите, пожалуйста, а на японского пианиста зал-то был или нет?

СЛУШАТЕЛЬ: Зал был, но не сказать, что переполненный.

К. ЛАРИНА: Спасибо вам за этот звонок из Самары. Ну вот опять же мы все время возвращаемся к этому же. Почему, когда есть выбор, выбирают не японского пианиста за 100 рублей, а какого-нибудь Пупкина за 10 тысяч, и идут?

Н. ПЕТРОВ: А потому что это собака Павлова. Это же инстинктивно все воспринимается – горячее, холодное, кислое, сладкое. Это неосознанно. Человек, который хочет пойти на хороший спектакль, человек, который хочет пойти на симфонический концерт, на сольный концерт, он знает, что он придет и он должен будет размышлять, думать. Вернее, содействовать и соучаствовать в том, что происходит на сцене. А не просто сидеть и гоготать над тем, что кто-то пошел в баню, разбил морду, понимаете ли, обделался и так далее. И это вызывает жуткую радость, животную радость.

К. ЛАРИНА: Не знаю, мы все время крутимся вокруг этого. Вот я все-таки не понимаю причины. Вот сколько мы говорим про запрет фонограммы. Но обратите внимание, Николай Арнольдович, все равно людям, похоже, которые покупают билеты на концерты поп-музыки, абсолютно все равно, будет это фонограмма или не фонограмма.

Н. ПЕТРОВ: Дело в том, что у преступности, у гомосексуалистов, у воров колоссальное лобби, которое находится не где-нибудь, а в Думе. Почему в Думе тормозятся все те указы и законы, которые могли бы кардинально облегчить нашу ситуацию? Потому что есть лобби, и есть депутаты, которых покупают так же, как вы покупаете батон хлеба или пачку масла.

К. ЛАРИНА: Понятно, механизм знакомый.

Н. ПЕТРОВ: Вот и все. Тут все чрезвычайно просто. Это опять та же коррупция, о которой мы договорились больше не говорить.

К. ЛАРИНА: Ну подождите, народу-то все равно… Я вам повторяю, человеку, который берет билет, ему хоть триста раз скажи: «Не ходи, там тебя обманывают, он поет под фонограмму». Он скажет: «Да плевать мне. Мне красиво. Он вышел, я его вижу, он живой здесь танцует передо мной. И не важно мне, фонограмма или нет». Или вот вам другой пример из другой оперы, Николай Арнольдович. О Царицыно. Я не знаю, как вы к этому отнеслись. Кот которое у нас построили… Новодел. Новый дворец, который не достроен при Екатерине. Решили его достроить. Понимаете? И когда приходят искусствоведы к нам в эфир и говорят: «Товарищи, это обман. Это подделка, это быть не может. Это все равно что достроить Колизей в Риме». Плевать, там красиво – и все, и неважно. За что вы бьетесь?

Н. ПЕТРОВ: Молчать нельзя просто. От этого зависит наше существование. Это не есть какое-то чисто самосохранение или трусливость и так далее. Это просто желание все-таки докричаться. Потом, извините, давайте вспомним, что коллектив кричал «Распни его!».

К. ЛАРИНА: Да, коллектив.

Н. ПЕТРОВ: Это же был коллектив, это же было мнение широкой общественности.

К. ЛАРИНА: То есть есть просто даже и в области искусства, которые нельзя решать путем референдумов.

Н. ПЕТРОВ: Сколько ни писали в газетах о том, что «Макдоналдс» - это вредно и так далее. Но все равно же толпы.

К. ЛАРИНА: Да.

Н. ПЕТРОВ: Вот и все.

К. ЛАРИНА: Еще звонок, пожалуйста. Алло? Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Это «Эхо Москвы»?

К. ЛАРИНА: Да-да. Говорите.

СЛУШАТЕЛЬ: Я в прямом эфире?

К. ЛАРИНА: Да, вы абсолютно в прямом эфире.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Николай Арнольдович. Это из Екатеринбурга беспокоят, меня зовут Алексей.

Н. ПЕТРОВ: Очень приятно. Я недавно от вас.

СЛУШАТЕЛЬ: Да. Меня взволновал вопрос, который вы подняли по поводу армии. Может быть, вы недостаточно понимаете, какая там обстановка сейчас.

Н. ПЕТРОВ: Я-то прекрасно знаю, какая там обстановка.

СЛУШАТЕЛЬ: Вы знаете, просто я по долгу службы занимаюсь с одной большой частью. Там большая дивизия переведена вся на контракт. Я вам скажу, что армия стала хуже, гораздо хуже. Потому что это уже ребята, которые приходят за деньги: «В 7 часов у меня закончилась работа. Все, меня не трогайте, пожалуйста».

К. ЛАРИНА: Хорошо. Армия – это профессия.

Н. ПЕТРОВ: Тем не менее, нет насилия над человеком. В этой самой дивизии нет тех людей, которые категорически не хотят служить, но их заставляют.

СЛУШАТЕЛЬ: Да нет, вы знаете, даже вот в армии по призыву никто никого не заставляет, в общем-то. Там у каждого солдата есть выбор. Если это что-то входит вне программы…

К. ЛАРИНА: Ну ладно, перестаньте, не рассказывайте нам сказки ради бога. Уважаемый Алексей, скажите, пожалуйста, а вот вы сказали, что дивизия перешла на контрактную основу и стала хуже. А что значит в вашем понимании «хуже»? Что хуже?

СЛУШАТЕЛЬ: Вы знаете, вот патриотизм уже 15 лет у нас убивают в ребятах. Вот в этих ребятах патриотизма нет ни на йоту, вы знаете. Это точно совершенно.

К. ЛАРИНА: Ну я даже не знаю, что ответить. Николай Арнольдович, ну скажите.

Н. ПЕТРОВ: Алексей прав. Дело в том, что…

К. ЛАРИНА: А чем патриотизм можно, табуреткой воспитывать?

Н. ПЕТРОВ: Потому что и сейчас уже никто «за Родину и за Сталина» в атаку не пойдет. Во-первых, все прекрасно знают, что этой атаки не будет. Нет этих идиотов, которые верят в то, что вдруг Америка или Германия пойдут войной на Россию.

К. ЛАРИНА: Или Грузия.

Н. ПЕТРОВ: Или Грузия. Это собачья чушь. Поэтому это, безусловно, пропагандистский треск - все то, что связано с армией. И можно было бы вполне обойтись значительно меньшими и расходами на армию, можно было бы обойтись меньшим количеством людей. Но, тем не менее, нужно, чтобы… вот таков приказ.

К. ЛАРИНА: А по поводу патриотизма. Что такое для вас «патриотизм» вообще за понятие?

Н. ПЕТРОВ: А нет его сейчас, он окончился. Вот того патриотизма, который был на Курской дуге, того патриотизма, который был под Брестской крепостью, этого патриотизма уже не существует и его уже не возродить. Его ликвидировали те самые люди, которые об этом патриотизме кричат по всем каналам, газетам и так далее.

К. ЛАРИНА: Ну как? Америка же гордится своим патриотическим населением.

Н. ПЕТРОВ: Да. А там совершенно другая ситуация. Я потрясен, когда… Я часто бывают в Израиле, и когда я вижу этих молодых людей, особенно девочек, в этой военной форме… Они, может быть, сейчас идут… они работают на каком-нибудь складе со свеклой. Может быть, они его защищают, охраняют. Но они за эту свеклу отдадут жизнь, потому что они знают, что это нужно их стране. И вот это совершенно поразительно. В Израиле, кстати, как нигде. А в Америке тоже существует этот патриотизм.

К. ЛАРИНА: В Америке тоже существует много красивых слов, много клятв. Но они очень искренние.

Н. ПЕТРОВ: И много извращений в армии, там тоже не сахар. Но, тем не менее, вот этого неприятия ничего мыслящего в армии, я имею в виду нижние ряды армии…

К. ЛАРИНА: Я поняла, да.

Н. ПЕТРОВ: Потому что в руководстве наверняка большинство людей образованные и так далее. А здесь в армии служит тот народ, который создает наше телевидение. Вот этот самый народ и идет служить в армию.

К. ЛАРИНА: Сейчас, я просто хотела… А, вот по поводу «Меццо», там есть совет наших слушателей… что необязательно даже покупать НТВ-Плюс, а можно найти на другом спутнике в совершенно бесплатном доступе.

Н. ПЕТРОВ: Тем более.

К. ЛАРИНА: Ну, дай бог, чтобы у нас такие каналы бесплатные появились.

Н. ПЕТРОВ: Ну, расскажите, как, где, в каком журнале публиковать…

К. ЛАРИНА: Ну что, у нас остается буквально несколько минут до конца. У нас сегодня такой разнообразный разговор произошел, ну и правильно. Николай Арнольдович, у меня к вам вопрос уже как к музыканту практикующему.

Н. ПЕТРОВ: Слушаю вас.

К. ЛАРИНА: Когда посмотреть на вас, послушать?

Н. ПЕТРОВ: В этом году еще два раза. Еще у меня концерт 18 мая и, если я не ошибаюсь, по-моему, 6 июня. 18 мая – Большой зал консерватории. Мы с Сашей Гинзиным, моим партнером, будем играть двойной концерт Пуленко. А 5, по-моему, или 6 июня – в Малом зале у нас сольный концерт, тоже с Сашей Гинзиным.

К. ЛАРИНА: У вас много поклонниц?

Н. ПЕТРОВ: Ну, вы знаете, я их как-то не считаю. И потом я, голубушка, уже стар.

К. ЛАРИНА: Ну ладно! Спасибо большое. Николай Петров – наш сегодняшний гость. Мы на этом отпускаем обратно Николая Арнольдовича отдыхать. Спасибо, и еще раз с праздником вас.

Н. ПЕТРОВ: Спасибо.