Константин Райкин - Дифирамб - 2006-09-16
К.ЛАРИНА: Добрый день еще раз. У микрофона ведущая Ксения Ларина, а напротив меня – один из самых любимых мужчин в моей жизни – Константин Аркадьевич Райкин. Добрый день, Костя.
К.РАЙКИН: Рад вас слышать.
К.ЛАРИНА: Действительно, часто поминаю тебя добрым словом, ей-богу, говорю искреннее, слушатели не дадут соврать, ибо считаю тебя одним из своих учителей, и может быть, если бы не встретилась в свое время с Константином Райкиным, то и не сидела бы здесь никогда, а вела бы тихий незаметный образ жизни.
К.РАЙКИН: Никогда в это не поверю.
К.ЛАРИНА: Ну конечно. У нас повод замечательный – грядет премьера «Короля Лира» в театре «Сатирикон», это повод поговорить, я думаю, мы многое сегодня успеем обсудить, в том числе и с нашими слушателями, наш пейджер – 7256633, смс можно присылать по телефону +7 495 9704545, и я бы телефон все-таки включила, поскольку прямой эфир сегодня, надо оправдать его течение – 7839025, это московский номер, и 7839026 – для тех, кто слушает нас в других городах. Вспоминая короля Лира, я хочу вам сказать, дорогие товарищи, а вот вы этого не знаете, 20 лет назад Константин Райкин уже сыграл короля Лира на сцене театра «Сатирикон» в спектакле «Что наша жизнь».
К.РАЙКИН: Ой, слушай, ты сейчас сказала, и я вспомнил.
К.ЛАРИНА: Это удивительная вещь.
К.РАЙКИН: Да.
К.ЛАРИНА: Это было спектакль такой комедийный, юмористический, написал пьесу, которую писал еще в течение нескольких лет после того, как спектакль уже вышел, дописывал ее Аркадий Арканов, и там среди прочего была пародия на короля Лира, там даже из Шекспира какие-то тексты повторялись, монолог читался, но все это было в стиле пародии. У нас там была пародия на «Ромео и Джульетту», и вот была такая. Да, а ты уж и забыл про это, в засаленном халате, да…
К.РАЙКИН: Все, теперь вспомнил.
К.ЛАРИНА: Мог ли тогда Константин Райкин подумать тогда, что через 20 лет он на полном серьезе, на сцене своего театра сыграет короля Лира, тогда совсем другой театр строился, Кость.
К.РАЙКИН: Ну да, это было еще при папе, и мы тогда пытались еще соответствовать эстрадному направлению, сатирическому, я бы не сказал, что это было мне прям так уж по душе, не потому что я не любил этого как зритель, я папин театр обожал и его как актера, но как бы со стороны зала, а когда речь шла о нас и о себе самом, конечно, мне заниматься этим не очень хотелось и я не собирался это делать в будущем, но тогда не стоило как-то резко от этого дерева отходить, какой-то такой веткой перпендикулярной, поэтому мы все равно старались существовать в идейном и стилистическом русле этого театра, того, каким он был при Аркадии Райкине, поэтому был такой спектакль. Конечно, все изменилось. Сейчас мы такой театр, который в основном ставит классику, и Шекспира-то мы, я даже боюсь тут ошибиться, но у нас был и «Гамлет», и «Ромео и Джульетта», и «Ричард III» идет, а это наверное, четвертый спектакль по пьесам Шекспира.
К.ЛАРИНА: А почему так странно закольцовывается судьба, я вот пытаюсь сейчас вспомнить, играл ли ты Шекспира в юности,..
К.РАЙКИН: Играл «Двенадцатую ночь», причем я играл это вслед за Олегом Далем, который тогда порвал связку на ноге, и вот я срочным вводом влетел в эту роль.
К.ЛАРИНА: Кстати, это осталось и в телевизионном варианте, именно в твоем исполнении.
К.РАЙКИН: Да, потому что Олег потом уже не играл эту роль больше никогда, и я остался в этом спектакле, а после этого мы с Валерием Фокиным играли на малой сцене «Современника» этюды по «Гамлету». Ну как играли, это был спектакль, как это ни странно, больше для нас самих, чем для зрителя, на этих этюдах мы вырабатывали какой-то свой язык театральный, это было под влиянием работ Гратовского, мы занимались таким вот бедным театром, шкатулочным. Это было тоже очень полезно, это была вторая встреча с Шекспиром.
К.ЛАРИНА: Ну вот даже по тем спектаклям, которые уже перечислены, с участием Константина Райкина, я делаю вывод, что Шекспир – это драматург, который очень подходит твоей актерской природе .
К.РАЙКИН: Да, кстати, и в институте, где я преподаю, в Школе-студии МХАТа я считаю обязательным проводить своих студентов через Шекспира, мне кажется, есть три, для меня три драматурга, через которых обязательно надо пройти русскому артисту, ну может быть четыре, но я, за четыре года обучения, успеваю провести их через трех великих, скажем так, писателей, один из которых совсем не драматург, я имею в виду Достоевского. Вот я считаю, что для русского артиста необходимо ощутимо прикоснуться к этому писателю. Вот я их провожу через Островского, полное погружение, вот целый год, в итоге первого года обучения выходят такие отрывки, которые иногда переходят в дипломные работы, потом Достоевский и Шекспир. Вот это три фамилии, через которые нужно обязательно пройти. Причем интересно, что люди молодые, почти еще совсем дети иногда так интересно существуют в Шекспире, казалось бы, самом сложном драматурге, они как-то неожиданно легко в это входят, как потом профессионалу бывает и невозможно сделать.
К.ЛАРИНА: А если говорить об актерской игре, об актерском существовании на сцене, я думаю, ты со мной согласишься, ты проповедуешь такой театр открытых эмоций, для тебя очень важно это. Если говорить о том, что сегодня модно, мне кажется, что наоборот, очень многие актеры, в том числе и именитые и заслуженные народные, потихонечку закрываются, они больше придают значения какой-нибудь метафоре, многослойности, 25-му плану, и это потихонечку переходит и на юных артистов, которых мы в основном видим по телевизору. Как вы потребляем в основном искусство? Мы же не ходим в театры, мы же смотрим сериалы, там тоже потихоньку крупный планчик, взгляд куда-нибудь в сторону, а вот открытые эмоции куда-то исчезают. Может, уже никто и не умеет открыто существовать?
К.РАЙКИН: Я думаю, нет, это, во-первых, идет не от артистов, а от режиссеров, новая волна режиссуры, которая сама по себе мне очень интересна, отличается неким стеснением по части открытых проявлений чувств. Есть какой-то знак времени – люди закрываются, и иногда в очень уродливых, интересных, причудливых формах проявляют накопившиеся внутри эмоции, силы, энергии. Это целое дело – изучать вот эти новые формы проявления человеческих страстей, потому что страсти-то остались все равно, человек не перестал быть странным, разумным, противоречивым животным. Многое зависит от темперамента, от натуры. Юра Бутусов, с которым мы уже третий спектакль делаем, в нашем театре он ставит спектакли, хотя он мучитель, но мучители-то как раз родные для нас люди получаются, я бы не назвал его режиссером, который склонен к закрытым эмоциям, он как раз наоборот любит театр эмоциональный, яркий, яростный, тоже на этом пути у него бывают разного достоинства спектакли, есть очень замечательные, есть которые вызывают у меня какие-то вопросы, но все равно то, что это человек безумно талантливый и интересный, это факт, и для зрителя тоже, что очень важно. Он интересуется, что для меня может даже важнее всего на сегодняшний день, он интересуется публикой, ее ощущениями, он вообще строит спектакль, учитывая это и думая, как это будет воспринято. Для меня вообще, вот если говорить по-простому, режиссура – это наука о том, как сделать так, чтобы зрителю было интересно.
К.ЛАРИНА: Я опять же вспоминаю, что у меня осталось в памяти от разговора с художественным руководителем театра «Сатирикон», Константином Райкиным, есть такие некие установки, которые я запомнила на всю жизнь, - очень простой образ, очень понятный для зрителя - чтобы зритель всегда, ты это говорил и, наверное, продолжаешь этим руководствоваться, чтобы он сидел на кончике кресла, чтобы он не облокачивался, а если он облокачивается, все, пиши пропало, связь разорвана, вот это вот ощущение напряжения. Но с другой стороны, прости, я хочу в другое русло наш разговор перевести, от актерской кухни в сегодняшнюю жизнь, сегодня, как мне кажется, главная задача и для журналистики, и для искусства – это усмирить человеческие эмоции, потому что такого накала страстей и эмоций, который мы наблюдаем сегодня в нашей жизни, по-моему, мы давно не знали.
К.РАЙКИН: А я тебе скажу, что я по этому поводу думаю. Я с тобой согласен в этой посылке, в том, что ты сказала в последних фразах. Я просто думаю, что усмирить человеческие эмоции можно только эмоциями тоже, разумом их невозможно усмирить, вот страсти человеческие может победить только эмоция с другим знаком. Никогда не получается, что разум побеждает страсть, тот огонь, который в человеке горит, огонь побеждает только какое-то другое пламя, какая-то другая стихия внутренняя, которая, опять же, может быть разбужена искусством. Вот стихия доброты, все равно в человеке это есть, откуда-то неизвестно откуда взявшееся чувство сострадания, какая-то пронзительная сильная эмоция сострадания, соучастия, доброты, любви, ощущение прекрасного, в человеке это спит, инстинктивно это возникает, а кто-то даже и не знает, что оно в нем есть, просто сильные потоки, идущие со сцены пробуждают в человеке неизвестные ему самому вещи положительные. Я говорю сейчас про театр, но это может быть и по телевидению, с экрана, в кино. Пробудить что-то дьявольское в человеке очень легко, это близко лежит, эти струны очень известны, они достаточно грубые и близколежащие, а пробудить нечто иное, противоположное, божественное бывает трудно, но это же тоже эмоция, это же не от разума идет.
К.ЛАРИНА: Ну Кость, сейчас все до такой степени все извращено. Меня занимает вопрос долгое время, почему наш человек, хотя не знаю, может это вообще человек, не обязательно наш, разрыдается на какой-нибудь мелодраме или на спектакле, если ты так сыграешь, что вызовешь у него эти ответные чувства сопереживания, но при этом он придет домой, включит телевизор и скажет «Ой, опять трупы показывают, ну сколько можно?» или «Ой, опять расстреляли там какого-то богатого, так ему и надо», понимаешь, то есть ровно противоположное, то есть то, что в реальной жизни его не трогает и пробуждает, как ты говоришь, исключительно низменные дьявольские эмоции, но только что он над вымыслом слезами обливался.
К.РАЙКИН: Да, ну потому что человек сложное существо, в нем это уживается. Было бы слишком просто, если б человек после хорошего спектакля или кино, которое на него так сильно подействовало, он бы так и шел по пути добра, в том-то и дело. А как после великих произведений искусства, фильмов, спектаклей вес выходят такие пораженные, целый зал, в тишине, не разговаривают в гардеробе, как это бывает, когда сильное впечатление, а потом возникнет какая-то мелкая ситуация, провоцирующая, мелкое мерзкое хамство, и оно тут же прорастает сквозь все это.
К.ЛАРИНА: Тебе случай как с Филозовым? Ты знаешь, да? Вчера возвращался со спектакля…
К.РАЙКИН: Да, я с ужасом узнал об этом только что практически.
К.ЛАРИНА: И это как бы нормально, это же никого не удивляет, что человек возвращается после спектакля домой, после «Чайки» и получает по голове, вот что после этого? Или вот актер твоего театра, Гриша Сиядвинде, он темнокожий. Насколько я знаю, он сейчас ведет полузатворнический образ жизни, потому что боится ходить по улицам Москвы, когда был всплеск этого расизма.
К.ЛАРИНА: Я сам говорил про это Гришке не раз, потому что я тоже очень беспокоюсь, у меня студентка замечательная, Лиза Мартинес, одна из самых талантливых, она мулатка, я тоже все время боюсь, что она попадет в такую ситуацию, мало ли негодяев.
К.ЛАРИНА: И что с этим делать?
К.РАЙКИН: Стараться оберегаться, ну а что с этим делать? С этим что-то делать, вообще-то, надо государству, это вина государства, что оно такое долгое время закрывает на это глаза, и по каким-то непонятным причинам, там ведь есть причины, по которым оно делает вид, что ничего не происходит, не замечает, и, получается, попустительствует этому ужасу и, казалось бы, противоположному установленной идеологии этой страны, правильно? Ведь казалось бы, это самое враждебное, что может быть, мы же противоположного направления придерживаемся, как все цивилизованные люди. А вообще говорить, что одна нация хуже другой, это вообще стыдно в цивилизованном обществе, вообще националистические разговоры – это свидетельство такого троглодитства, такого бескультурия, хотя я понимаю, что этим грешат люди, казалось бы, образованные, ну так это их задворки. Когда часто эти люди приводят в пример дневники Достоевского по поводу его националистических взглядов, ну так это позор, этот человек же несовершенный, он же гений-то в своем искусстве писателя, а человек-то он был сложный, и это его позорные вещи. Он ведь сам в «речи о Пушкине» и в некоторых своих произведениях возвышается над самим собой таким, в общем, мерзким, каким он в этих проявлениях бывает. Значит, надо понимать, что и в великих людях, это мерзость, и надо ее именно так и квалифицировать, это мерзость великого писателя, но это мерзости, которых надо стыдиться, это подлые мысли, их надо стыдиться. Вообще разговор о национальном превосходстве кого-то над кем-то – это разговоры позорные просто. Вообще в цивилизованных культурных компаниях такие вещи просто презираются.
К.ЛАРИНА: А вот скажи мне, ты с этим чаще сталкивался в советское время или сейчас?
К.РАЙКИН: В советское время просто такие вещи имели другие формы, сейчас просто при видимости свободы, при большей свободе, чем тогда, реально говоря, сейчас это просто приобрело другие проявления, а тогда я сам лично на себе это почувствовал, хотя это меньше было, потому что я тогда был сыном всеми любимого артиста, и я впрямую на себе этого не ощущал. Разговоры всякие агрессивные велись всегда вокруг меня, и всегда я старался их пресечь и высмеять, ну потому что по-разному можно бороться, люди же очень плохо переносят, когда над ними смеются, они боятся показаться смешными. Если вдруг окажется, что это смешно, когда кто-то о ком-то говорит националистически, если это высмеять как просто какое-то обезьянье поведение, в некоторых случаях это очень эффективным оказывается. Конечно, я сталкивался с этим, я же жил нормально, и во дворе бывал, и на улице, не реже других, и в школе.
К.ЛАРИНА: Тяжело сегодня. Вот вам хорошо, к вам публика не лезет на сцену, а у нас все время публика присутствует здесь.
К.РАЙКИН: Я слышал ваши переговоры со всякими интересными типами.
К.ЛАРИНА: Да, иногда такое слышишь, что прям не знаешь, смеяться или плакать. Это люди, которые декларируют свое участие в общественной жизни, и наверное, их слова можно в какой-то степени назвать их гражданской позицией, которой мы так долго от них добивались. Вот, получается, и добились.
К.РАЙКИН: Ну, когда люди высказываются, есть в этом что-то правильное, а от того, что что-то держат внутри, оно ж от этого не перестает быть, оно только нагнаивается, а так имеет выход.
К.ЛАРИНА: Спокойно, мы сейчас слушаем новости, потом переходим к следующей части нашего разговора и вернемся к творчеству Константина Райкина.
/новости/
К.ЛАРИНА: Константин Райкин сегодня у нас в гостях, сейчас я хочу задать несколько вопросов Константину Аркадьевичу, которые пришли нам на пейджер, 7256633, напомню телефон для смс – 9704545. Можно условно назвать вторую часть нашей программы «Магия и ее разоблачение», сейчас мы будем развенчивать мифы, а их тут много, например, «За что вы уволили Авангарда Леонтьева, отстранили от преподавательской деятельности?» Дальше – «Правда ли, что вы строите около театра казино и бордель?» «Правда ли, что вы были учителем Шендеровича? И Какие у вас отношения?» «Правда ли, что ваша дочь Полина актриса вашего театра?» Я не выбираю, я читаю все подряд. Пожалуйста, отвечайте.
К.РАЙКИН: Я не увольнял Гарика Леонтьева, он мой близкий товарищ и коллега по работе в «Современнике». Эта история его ухода из Школы-студии не имеет ко мне никакого отношения, это совпало просто – мой приход в Школу-студию и начало его отсутствия в Школе-студии, я очень жалел об этом, но, видимо, на то были какие-то причины, я не знаю их. Я только жалею о том, что он ушел, потому что у него замечательные ученики, он прекрасно преподавал, он замечательный артист, и я к нему с большим уважением и нежностью отношусь, но это совсем не моих рук дела, и я не в курсе.
К.ЛАРИНА: Дальше – про Шендеровича.
К.РАЙКИН: Витя учился в студии у Олега Павловича Табакова, где я тоже среди своих коллег преподавал, в той студии, которая потом стала студией Гитиса, а еще позже «Табакеркой». Виктор Шендерович был одним из студентов того курса, играл у меня в спектакле «Прощай, Маугли», и вообще как-то очень давно и нежно мной любим, он ко мне тоже хорошо относится.
К.ЛАРИНА: Дочь Полина.
К.РАЙКИН: Дочь Полина учится на 4 курсе Щукинского училища.
К.ЛАРИНА: Не является актрисой театра «Сатирикон»?
К.РАЙКИН: Не является.
К.ЛАРИНА: Так, что там еще. А казино и бордель?
К.РАЙКИН: А, это да, действительно, строим бордель, прям так и решили назвать – Бордель имени Аркадия Райкина, да, и казино имени Аркадия Райкина, я сейчас шучу, я надеюсь, что все это понимают. Нет, ну это же глупость, ну что же мне делать с тем, что… Или кто-то шутит тоже, а я всерьез отвечаю на эти шутки? К сожалению, это не только шутки, видимо, потому что кто-то из жильцов домов, близлежащих к театру, может так и думают, что ж делать, есть разные сплетни.
К.ЛАРИНА: Ну на самом деле скажи, что ты там строишь?
К.РАЙКИН: Там будет культурный центр имени Аркадия Райкина, там даже ничего развлекательного-то не будет, там будут серьезные культурные учреждения, это будет большое серьезное облагораживание нашего района, Марьиной рощи.
К.ЛАРИНА: Здесь еще по поводу театра и искусства в принципе, наша слушательница пишет, Ольга, что нужно ставить спектакли, которые развивали бы толерантность в обществе.
К.РАЙКИН: Ну правильно, конечно.
К.ЛАРИНА: Искусство и воспитание вообще насколько здесь смыкаются?
К.РАЙКИН: Просто если одно только искусство будет этим заниматься, то мы будем идти к толерантности много тысяч лет. Воспитание – это одна из функций театра и искусства, но в этих вопросах искусство должно очень поддерживаться государством. Государство должно очень внятно давать понять свои взгляды на эти вопросы, потому что иначе это некая дьявольщина, которая очень легко заводится и начинает проявляться в очень многих людях. Это такие низменные инстинкты, это дорога к смерти, с моей точки зрения.
К.ЛАРИНА: Ну вот Кандопога в Карелии это просто та самая пороховая бочка, просто спичку поднесли и тут же все взорвалось.
К.РАЙКИН: Да, просто национальные вопросы очень болезненные, поэтому тут нужно быть особо внимательным, корректным, внятным государству, мне кажется, что этого пока что нет, к сожалению, поэтому тут происходят такие вот страшные выбросы этой дьявольской энергии, и если не лечить эту болезнь очень интенсивно, она может развиться во что-то чрезвычайно опасное, страшное.
К.ЛАРИНА: Вопрос по ролям. Кстати, мы этого драматурга не упоминали, у меня тоже вопрос – почему. «Не хотел бы Константин сыграть что-нибудь Чехова?» Епиходова играл.
К.РАЙКИН: Я как-то редко сталкивался с Чеховым, а потом у меня эти столкновения в основном болезненны для меня, потому что мне кажется, что это самая неудачная была моя работа.
К.ЛАРИНА: Епиходов?
К.РАЙКИН: Да, и мне не нравился, честно говоря, при всей моей любви к Галине Борисовне, этот спектакль изнутри.
К.ЛАРИНА: это спектакль «Современника»?
К.РАЙКИН: Да, ну я не знаю, трудно любить то, в чем ты сам играешь плохо, поэтому я вполне допускаю, что у меня такое индивидуальное эгоистическое мнение, но Чехова я люблю с каждым годом все больше и больше, сейчас буду говорить довольно циничные слова, слова практика театрального, он не кассовый драматург, он так заезжен…
К.ЛАРИНА: Как это не кассовый, когда его ставят просто круглые сутки?
К.РАЙКИН: Вот именно поэтому и не кассовый. Он гениальный драматург, и читаешь его и думаешь, господи, сколько там уже мозолей на нем, почему-то обязательно связывается с наличием скуки, и я не думаю, что зритель побежит смотреть «Вишневый сад» или «Чайку», если он не знает об этом чего-то дополнительно. Если мы когда-нибудь решимся это делать, значит, это должен быть режиссер, который предложит такой интересный ход, такую трактовку, нужно решиться на это.
К.ЛАРИНА: Я не раз попадала на такую публику, которая с интересом следит за сюжетом на «Вишневом саде» и на «Чайке».
К.РАЙКИН: На самом деле, я тебе скажу, если спектакль хорошо сделан, публика всегда следит за сюжетом, даже сто раз зная эту историю.
К.ЛАРИНА: Зная, что Константин Гаврилович застрелится.
К.РАЙКИН: Ну конечно, потому что это же история, рассказанная еще раз, но по-другому, и если это талантливо и интересно, то зритель сидит, раскрыв рот и как бы забыв о том, чем это кончится.
К.ЛАРИНА: Как на «Гамлете» на том же самом, я сидела, рядом со мной женщина сидела и говорила «Ах, она с ума сошла» про Офелию. Таких тоже много.
К.РАЙКИН: Ну конечно, а я, например, каждый раз забываю про сюжет, когда я смотрю, забыв о том, что я профессионал, потом я могу попытаться взять и разложить то, что я видел, на какие-то профессиональные полочки. Но чехов в этом смысле очень опасный драматург, может, самый опасный в России, кто только им не занимался, и у зрителя уже есть какая-то оскомина, поэтому если решаться, то… Потом что касается меня, я должен понять, что энергии какие-то мы в нем откроем, которые сродни энергиям нашего театра и моим. Опять я слышу про «певца сумерек», про какие-то вялые тонкости или тонкие вялости, я не могу, это как бы не для меня, мне надо почувствовать какой-то взрыв внутренний, какую-то жилу, какой-то мускул, какую-то мышцу, которая, конечно же, есть. Особенно после прочтения этой книжки про Антона Павловича этого англичанина, ты понимаешь, что это совершенно другой человек, значит, там другой подход к этим пьесам нужен, иной.
К.ЛАРИНА: А вот вопрос, которого мы ждали с Константином Аркадьевичем – «Почему в вашем театре нет звезд? Вы боитесь конкуренции?» Ну я поняла, что если она и появится, то ее сразу же уберут, типа того.
К.РАЙКИН: Нет, я бы очень хотел, чтобы в моем театре выросли хорошие артисты, и основания для этого есть, у меня работают прекрасные актеры, и я бы очень хотел, чтобы они стали знаменитыми. Все, что я могу делать, я делаю, и их снимают – Агриппина Стеклова, Гриша Сиядвинде и Макс Аверин, Тимофей Трибунцев, я бы очень хотел, чтобы много снимался Денис Суханов, есть прекрасные актеры – Глаша Тарканова, Марина Дровосекова, из молодых, но просто я работать хочу с людьми театра, а не со звездами в медийном смысле слова, потому что что такое звезда? Особенно не тобой рожденная и воспитанная, а пришедшая откуда-то, приманенная звезда.
К.ЛАРИНА: Ну подожди, ну Филиппенко де играл в «Гамлете»?
К.РАЙКИН: У меня играли и Фоменко, и Стеклов, причем кроме ощущения благодарности и каких-то очень хороших воспоминаний у меня нет. Но вообще работать, строить театр на до не со звездами, звезды – это свои амбиции, это какой-то свой устав, он может быть вполне человеческий, но это чужой устав, они где-то сформировались не у тебя, я иногда вообще думаю, что хочу работать только с молодыми актерами, со студентами, не в смысле что играть с ними, но ставить что-то, с ними легче работать в том смысле, что они податливее, они не качают прав, не обижаются.
К.ЛАРИНА: так удобнее, конечно.
К.РАЙКИН: Ну конечно удобнее, ну как сказать, вот в футболе ведь тоже побеждает команда сыгранная, а не команда звезд. Я понимаю, что бывает и так и так – и звезды и сыгранная команда, ну вот возьмем Ленком, например, у МХАТа нынешняя позиция Олега Павловича приманивания всех звезд на свете в этот театр, это не очень по мне, есть же другие варианты, есть театр Додина, где вообще нет медийно известных артистов, кроме, может, Игоря Скляра, но больше нет, а театр очень хороший, замечательный, иногда он меня просто потрясал своими спектаклями. Дело не в этом. Конечно, хорошо когда есть мастера и ты играешь с мастерами, но я считаю, что уровень актерского мастерства не зависит от степени знаменитости. Я знаю прекрасных артистов, у меня в театре работающих, которые лучше тех, которых знают все, потому что есть телевидение, и те снимаются, а эти нет.
К.ЛАРИНА: В этом есть какая-то несправедливость.
К.РАЙКИН: Есть, конечно, артисту хорошо быть знаменитым, я согласен.
К.ЛАРИНА: Я всегда повторяю по радио, когда мы говорим про искусство, театр, кино, учитывая, повторю еще раз, что сегодня актеров узнают в основном по телевидению, такое сейчас время, если вы актера не видели на сцене, в театре, вы про него ничего не знаете.
К.РАЙКИН: Совершенно верно, это ты абсолютно справедливо сейчас говоришь, потому что экран есть экран, он экранирует энергию, а понять меру дарования, меру таланта, диапазон, вообще почувствовать человека можно, только оказавшись с ним в едином пространстве и в живом общении, которое возникает только в театре. У меня был потрясающий случай с Аллой Пугачевой, я тоже, как все, думал, что я ее прекрасно знаю, ну уж кто не знает Аллу Борисовну, по телевидению все концерты, выступления, пока однажды, слава богу, я давно так помудрел, я не попал на ее концерт в Театре эстрады, когда у нее был концерт с Паулсом, - я был потрясен, я понял, что я не знаю, кто это такая, что это за актриса. Тогда я был уже довольно знаменитым актером, но я побежал за кулисы и на коленях просил у нее автограф, я не знал, что мне сделать, чтобы выразить свой восторг, который был первым в моей жизни по отношению к ней, такого уровня восторг, я просто понял, что я ее не знал, пока не увидел вживую. То же самое с любым актером, работающим на сцене, надо стараться видеть его вживую.
К.ЛАРИНА: Пока еще есть возможность. А то у нас же сейчас все в записи. Вот интересно, что с театром придумают.
К.РАЙКИН: Театр на пленке не живет.
К.ЛАРИНА: А если запретят вам играть в прямом эфире? Скажут, что теперь только в записи играть можно.
К.РАЙКИН: Да, такое тоже может быть, ну тогда мне придется только преподавать, я не смогу только в записи.
К.ЛАРИНА: Берите наушники, Константин Аркадьевич, пришло время нам пообщаться по телефону, наши номера – 7839025 и 7839026, в студии «Эха Москвы» в прямом эфире Константин Аркадьевич Райкин, если у вас есть вопросы к нашему гостю, милости просим. Алло, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте, я Максим из Челябинска, инвалид. Благодарю вас за гастроли в прошлом году в Челябинске, за спектакль «Ричард III» и хочу спросить, как дела у вашего бывшего ученика, актера вашего театра Сергея Сотникова? Я специально в конце октября приеду к вам посмотреть «Страну любви», что я не увидел здесь в Челябинске.
К.РАЙКИН: Приезжайте, мы будем очень рады. Сережа сотников – это молодой актер театра «Сатирикон», мой бывший студент, он играет Леля в спектакле «Страна любви».
К.ЛАРИНА: Это по «Снегурочке», да?
К.РАЙКИН: Да, он один из моих любимых бывших студентов, ныне артистов, мне кажется, его дела вполне интересно и хорошо развиваются в нашем театре.
К.ЛАРИНА: Давайте еще звонок. Добрый день.
Слушатель: Добрый день, это Игорь, Москва. Константин Аркадьевич, я очень люблю вас как характерного актера, а вас сейчас в кино не приглашают сниматься? И не хотите ли вы сами как режиссер снять фильм?
К.ЛАРИНА: Спасибо.
К.РАЙКИН: Не хотел бы, я вообще кино профессионально не увлекаюсь, я хожу в кино как зритель, иногда получаю большие впечатления от этого, но у меня просто времени нету сниматься в кино, вот вы называете какие-то роли, это далеко и так смешно это слышать, я еще пару драматических ролей сыграл в своей жизни как-то Гамлет, Сирано де Бержерак, вот сейчас Лира играю, Ричарда III, вот такие у меня роли. Так что мне приятно, конечно, что вы мною интересуетесь, но я в своей жизни уже сделал выбор, и он определился в сторону театра. Я занимаюсь, и сколько бы я им ни занимался, все равно мало, это такое дело, которому надо отдавать все силы, видимо, так в моей жизни сложилось.
К.ЛАРИНА: Но бывают же исключения счастливые? Вот кому-то повезет, и Райкин согласится сыграть в какой-то работе в кино.
К.РАЙКИН: Я как-то приучил всех, что я отказываюсь, ко мне уже редко рыпаются какие-то режиссеры, либо совсем уж какие-то неосведомленные, они ж в основном по фотографиям знают – «А вы где работаете? Вы кто? Райкин фамилия?» и они, в основном по незнанию меня приглашают. В общем пока что в обозримом будущем я не вижу перспектив с работой в кино, я ж еще и преподаю, я еще и художественный руководитель, это все вместе невозможно совмещать.
К.ЛАРИНА: Еще звонок, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Я не ожидал, что дозвонюсь, очень приятно слышать вашу передачу, я хочу сказать, что в театре работают настоящие звезды, я пересмотрел все спектакли по несколько раз, я абсолютно согласен, что все актеры просто великолепны. Я просто хочу сказать спасибо и все. Более того, когда в театре проходят спектакли других трупп, сама маска театра – гарантия того, что это будет настоящее событие, этим летом я убедился еще раз. Спасибо вам большое.
К.ЛАРИНА: Спасибо.
К.РАЙКИН: Спасибо за отсутствие вопросов.
К.ЛАРИНА: Алло, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте, можно вопрос гостю задать, да?
К.РАЙКИН: Конечно.
Слушатель: Я в свое время был потрясен вашим танцем, ни до ни после ничего подобного я не видел, такой вопрос – а где-нибудь в записи это можно посмотреть?
К.РАЙКИН: Да мне самому это интересно знать. Спасибо за такие вот комплименты запоздалые, я уже давно как-то не танцую, не до такой степени, как это было раньше. Сам думаю, где это можно посмотреть, какие-то пленки, наверное, на телевидении остались, но я сейчас даже не могу вспомнить, как это называется, какие фильмы, какие передачи.
К.ЛАРИНА: «Труффальдино из Бергамо», там это можно посмотреть точно.
К.РАЙКИН: Это да, но у меня были какие-то отдельные записи, где я что-то там такое отчебучиваю, и если я сейчас это где-то вижу, то думаю, надо же, как я когда-то умел, смотрю, как на творении другого человека.
К.ЛАРИНА: Еще звонок успеваем. Алло, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Последний раз наверное можно было увидеть Константина Райкина в спектакле «Сатирикон-шоу», сейчас он не идет.
К.РАЙКИН: А жаль.
Слушатель: И еще по поводу «а жаль». Это не только мое мнение, я спрашивал многих людей, у вас был выдающийся спектакль, «Мнимый больной», почему-то его прекратили, достаточно давно. Я как-то спрашивал одного из артистов, в чем дело, он какие-то назвал экономические причины, что дорого, что негде хранить столько костюмов.
К.ЛАРИНА: Сейчас ответит Константин, но он, по-моему, очень жестко расправляется с репертуаром своего театра, жалко всем, он режет по живому.
К.РАЙКИН: Да, этот спектакль уже давно не идет, у нас вообще так называемая «система семи названий», я уже говорил про это не раз.
К.ЛАРИНА: Почему семь? Потому что масон?
К.РАЙКИН: Нет. Потому что по дням недели просто, четыре недели в месяце, таким образом, каждый спектакль идет четыре раза в месяц. Это как раз нужное количество, чтобы он не забывался, а любой восьмой спектакль вытесняет один из семи, т.е. он становится седьмым. Таким образом, наращивание спектаклей в репертуаре означает, что что-то выпадает, и это нормально, это правильно, это свидетельство здорового театрального коллектива. Проблемным является наличие 20-30 названий в репертуаре.
К.ЛАРИНА: Ужасно, когда спектакль играется раз в месяц.
К.РАЙКИН: Да, раз в полтора-два месяца, это значит, что он забывается, выхолащивается, такой «нафталинный» спектакль получается. Поэтому со спектаклем замечательным «Мнимый больной» мы расстались уже давно, мы расстаемся со спектаклями, когда они еще вполне свежи. Но лучше вставать из-за стола с легким чувством голода, чем нажравшись, поэтому у меня нет такого, когда спектакль снимают, чтобы говорили «Наконец-то, слава богу». Мы провожаем спектакли, устраиваем банкет по этому поводу, горюем, но тем не менее идем дальше и эту страничку перелистываем. У нас были и после «Мнимого больного» неслабые штучки.
К.ЛАРИНА: А я даже слышала историю, не знаю, насколько она соответствует правде, что спектакль «Макбет» Юрия Бутусова должен был тоже уйти на пенсию, а якобы зрители его отстояли.
К.РАЙКИН: Нет, это на самом деле такая легенда.
К.ЛАРИНА: Но красивая легенда.
К.РАЙКИН: Ну если кому-то так легче, то пусть будет так. Так или иначе, я получал от зрителей письма через Интернет с мольбами, но ей-богу, я так люблю этот спектакль, что я считаю, что он в прекрасной форме, несмотря на то, что из него кое-кто ушел из исполнителей, вот например Федя Добронравов ушел из нашего театра, а потом в какой-то момент не смогу и доигрывать в спектакле, мы сделали ввод и все равно этот спектакль сохранили и наверное и дальше будем его играть.
К.ЛАРИНА: Ну и наверное последний вопрос, который я приберегла на финал, он тоже пришел на наш эфирный пейджер, мне кажется, что он интересный, - какими качествами должен обладать актер театра «Сатирикон», чтобы работать в этом театре успешно? Ну, талант, это понятно.
К.РАЙКИН: Мне кажется, он должен обладать какой-то особой энергией и все-таки какими-то чертами характера бойцовскими. Все-таки трудно, наверное, работать, если сильно гулять на сторону, мне трудно это пережить, не потому что я такой ревнивый, но система работы в нашем театре это своего рода служение, которое предполагает, что большую часть времени, главную историю жизни провести через театр «Сатирикон», это все-таки имеет значение.
К.ЛАРИНА: А стимулы? Всем же хочется славы, признания.
К.РАЙКИН: Да, но тут приходится выбирать, ну кто-то выберет другое. Потому что слава в театре, популярность не делается, в театре делается мастерство, это кузница мастерства, а слава приходит через телевидение и радио.
К.ЛАРИНА: Спасибо большое. Константин Райкин наш сегодняшний гость. Счастливо, Кость, ни пуха и до встречи.
К.РАЙКИН: Спасибо.