Вениамин Смехов - Дифирамб - 2005-09-03
К.ЛАРИНА – Добрый день. У микрофона Ксения Ларина, напротив меня мой сегодняшний гость Вениамин Смехов. Добрый день, Вениамин Борисович.
В.СМЕХОВ – Добрый день, утро, вечер.
К.ЛАРИНА – Здравствуйте. Вы знаете, с чего хотела начать: мне буквально перед передачей дали письмо, которое пришло по электронной почте от девочки-одиннадцатиклассницы Вали Шевченко из московского лицея. Она написала стихотворение, посвященное детям Беслана. Буквально сегодня утром она прислала это стихотворение нам. Это удивительная вещь, потому что буквально вчера вечером я искала стихи, именно детские стихи мне хотелось найти, которые были бы посвящены погибшим детям. И вот сейчас, наконец-то, это стихотворение нашлось. Я его прочту с вашего позволения.
К.ЛАРИНА – ЧИТАЕТ СТИХИ.
В.СМЕХОВ – Потрясающе.
К.ЛАРИНА – Вот такие стихи от девочки-москвички. Я думаю, что и в Беслане, и во Владикавказе они тоже были услышаны. Ну что, вам слово, Вениамин Борисович. Мы в тяжелые дни с вами опять встречаемся.
В.СМЕХОВ – Да. Легкого времени никогда не было. Но приходится преодолевать все соблазны депрессии и пессимизма и продолжать искать счастья или выход из положения, и оно находится, это счастье, эта возможность верить, радоваться. Мне, может быть, легче, я более легкомысленный, чем вы, Ксюша, по профессии или по профессиям, поэтому я даже через печаль нахожу… Короче, вчера был очень особенный день, очень много втянутых в сюжет прекрасного учителя и человека, поэта, фронтовика Семена Богуславского провожали его и прощались с ним. Это был необыкновенный директор школы, необыкновенный директор обыкновенной московской школы № 1274. И называется она школа имени Маяковского. Вчера кто-то из учителей предложил ее называть школа Богуславского имени Маяковского. Но это будет правильно, потому что как есть школа Сухомлинского, есть школа Корчака, есть школа Макаренко, таким был Богуславский. Коротко и важно: это связано с Бесланом, это связано с первоначальным отношением к детям и к будущему. Вот, например, пожалуйста, Семен Рувимович успел издать четыре тома своих стихов:
В.СМЕХОВ – ЧИТАЕТ СТИХИ.
В.СМЕХОВ – Его отношение к школе, не знаю, как отношение любимого артиста Евгения Леонова к своей профессии. Они и похожи внешне были. Вот так вот с виду: человек, который никогда не придавал себе особого значения, которое показывало бы всем, кто его видит со стороны, что идет важный человек. А он действительно был важный. Он дал образование и надежду на лучшую жизнь в не лучшем мире тысячам людей. Но он к тому же выходец из того, необычайного лицейского племени Московского педагогического института, где рядышком находились, учились, шутили, ухаживали за девчонками, оставались верными всему, что есть важного в мире интеллигентных, культурных людей и в труде, и в досуге, его собратья – он был старшим, потому что он прошел войну. Расстреляли его отца, потом он прошел войну, дошел кстати до Халхин-Гола, то есть до Японии, в войну. А потом учился рядом с Юрой Визбором, Петей Фоменко, Юрой Ряшенцевым, Юликом Кимом, Юрой Ковалем. Посмотрите, какое созвездие имен, и как много я не назвал. Для краткости назвал самых громких. Он создал уникальный феномен в своей школе. Тогда, когда ничего было нельзя, а можно было преподавать только по "программе" и по муштре, он создал феномен факультатива, то есть запрещенных и не допущенных ни в телевизор, никуда наших поэтов: Ахматову, Цветаеву, Пастернака – он преподавал на факультативе. Он был создатель вот таких вот преодолений, и книжка его последняя называется "Преодоление". И как вчера замечательно сказал его ближайший друг Петр Наумович Фоменко - а есть ведь школа Фоменко в российском театре – он говорил о том, что говорить о бесстрашии человека неловко в нашей стране, где все было замешано на страхе, и механизм страха это был механизм развития, так сказать, коллектива государства. Так вот, это был смелый человек, который преодолевал страх. То есть его бесстрашие было в преодолении страха. И что еще, если сегодня мы поминаем и горюем о Беслане, который, извините, я люблю ваши этимологические передачи – этимологически Беслан означает бесславие. Так вот, Семен Богуславский и его школа она ровно напротив Норд-Оста, ровно напротив. Это Дубровка. И именно в этой школе по какому-то дирижерскому мановению судьбы была зона охраны интересов родителей и родственников. Эта школа превратилась в штаб и лагерь благотворения, я бы сказал, милосердия. Учитель, это тот, кто обязательно назидает, кто прекрасно умеет внушать. Вот этот человек внушал не внушая и обожал своих учеников. Можно я еще прочту его:
В.СМЕХОВ – ЧИТАЕТ СТИХИ.
В.СМЕХОВ – И это говорит директор школы, который отвечал перед советской властью…
К.ЛАРИНА – Я тоже хотела на это обратить внимание, конечно, безусловно, это подвиг, это героическая жизнь: в такое время придерживаться такой идеологии. Свободный внутренне человек, да?
В.СМЕХОВ – Простите, Ксюша, мне было необыкновенно важно вдруг услышать: с "Московским комсомольцем" его связывала необыкновенная дружба, потому что он организовал там СОВУ – СОВА: спрашивай – отвечаем. Все абсолютно. Это были ежегодные вечера, когда переполненный зал школы на последнем этаже, а на сцене сидели представители разных профессий, ну в том числе те, кого я назвал, его "однополчане" от Визбора и Фоменки до Юрия Коваля, Ряшенцева – всех. И там всегда были Щекочихин… то есть "комсомолята", из "Московского комсомольца", и Саша Аронов, замечательный поэт, и Павел Гусев. Теперь это очень важное лицо, наверное, я в этом не очень понимаю, но когда ему позвонили куда-то в Сибирь, Гусев, как сказали его помощники, неузнаваемым голосом говорил: "Нет, это не некролог надо давать, большой материал". Вот такое отношение благодарное и растерянное отношение всех. А для детей, выпускников…
К.ЛАРИНА – А вам-то скажите, повезло с учителями? В вашей жизни был такой учитель?
В.СМЕХОВ – Мне не очень повезло с моим отношением к школе. Я всегда тяготился тем, что надо сдавать экзамены. Я не люблю соревноваться, не люблю быть первым, люблю быть вторым, честно говоря.
К.ЛАРИНА – Да что вы?
В.СМЕХОВ – Да. И мне очень не повезло с моим нехотением учиться. За это была расплата всю жизнь. Я сейчас очень люблю учиться. И получается, что если я преподаю, что редко, или ставлю спектакли, что чаще, то это и означает процесс обучения. Если я назвал Фоменко, то спектакль, который вы сегодня уже назвали в будущем, который должен называться "Журден, Журден" по "Мещанину во дворянстве" Мольера, и это для меня скорее урок, который я продолжаю брать у моего и друга, и, действительно, учителя.
К.ЛАРИНА – Я просто хочу напомнить, что с Петром Фоменко Вениамин Смехов встретился еще до прихода Юрия Петровича Любимова в Театре драмы и комедии, в которым вы тогда начинали работать как молодой артист.
В.СМЕХОВ – Да, за год до Любимова.
К.ЛАРИНА – Потом пришел Юрий Петрович Любимов со своим курсом и организовался тот самый легендарный театр на Таганке, в котором вы и остались. А почему вы не ушли тогда?
В.СМЕХОВ – Ну, как. Я был влюблен в "Доброго человека…"
К.ЛАРИНА – Но вы же были влюблены в Фоменко тогда уже.
В.СМЕХОВ – Нет, он обольстил всех. И в том числе Любимова. И он остался у Любимова. Куда же уходить то? Он здесь рядом. И он, конечно, очень много сделал для того, чтобы этот необыкновенный, необычайный дар Любимова создавать на перекрестке всех видов искусств театр, Фоменко оказал ему колоссальную услугу. Это, конечно, Юрий Петрович, хорошо понимает. Может, не говорит по врожденным каким-то качествам, неблагодарности или еще чего-то, которые помогают ему оставаться таким могучим режиссером, но Фоменко без страха и упрека, без всякого обозначения своей миссии подарил театру на Таганке очень многое для того, чтобы был создан этот жанр поэтических представлений. Он делал очень много номеров и в "Павших и живых", и в "Антимирах", помогал мне в спектакле "Послушайте", где я сочинял сценарий с Юрием Петровичем, и помогал Любимову, а потом ушел, потому что оказалось, что два Ван Гога в одном театре не могли существовать, но у него никаких нет обид, ничего. Он всю жизнь: его били, мяли, ревновали, выгоняли, на нем следа этого нет, у Фоменки. Он создавал свою семью и создал. Теперь он создал, и теперь эта семья разлетается по этим сериалам, и так далее, и он никого не обвиняет. Поразительный человек. Того же сорта как был и Визбор, как есть Юлий Ким, как был Богуславский, то есть, не придавать себе особого значения, любить работу и тех, кто работает с тобой, больше чем самого себя.
К.ЛАРИНА – Вот поэтому до сих пор работает в кинотеатре, в маленьком зале. Обещают уже сколько лет это здание.
В.СМЕХОВ – Вроде, сейчас должны построить.
К.ЛАРИНА – Дай бог, чтобы это когда-нибудь уже случилось, потому что никто уже не надеется.
В.СМЕХОВ – Это я продолжаю отвечать на ваш вопрос. Мне повезло, конечно, очень с примерами. Знаете, один из богов русского театра Михаил Чехов, любимец Станиславского, который навсегда был инфицирован любовь к Вахтангову и об этом писал. Михаил Александрович Чехов говорил, что для развития личности актера, по-моему, или человека искусства нужны три пункта (я приблизительно цитирую)…
К.ЛАРИНА – Всего-то?
В.СМЕХОВ – Да. "Большие цели, большие примеры и большие препятствия". Вот, наверное, все, кто на зависть мне самому в моей жизни оказали мне честь быть моими учителями, наверное, они все обладают этими тремя необходимыми стартами для развития.
К.ЛАРИНА – Кто-то сформировал Смехова как человека? Мама, папа, друзья…
В.СМЕХОВ – Я такого человека не знаю, я постепенно. Мама, папа, господь бог, родная сестричка, мои дети, с которыми я…
К.ЛАРИНА – Учитель… Кто читать научил? Кто вкус привил? Это же так не бывает, не от бога дается.
В.СМЕХОВ – В эти дни, когда все связано и счастьем и несчастьем со школой и со школьниками, вы меня подбиваете сказать какую-то важную правду о хорошем в школе. Да, была Ольга Ивановна Лимарева, которой я бесконечно благодарен, учительница литературы, которая меня любила и даже говорила, что я, наверное, буду писателем, она все-таки ошиблась: максимум литератором.
К.ЛАРИНА – Вы писателем стали все-таки.
В.СМЕХОВ – Литератор максимум. Она, конечно, была изумительна. Она была из той жизни. Она родилась где-то в семидесятых годах и уже при нас в пятидесятых годах была совсем старенькая, но мы все в школе 235 ей очень благодарны. Были, конечно, учителя, и учительница истории Валентина Васильевна, хорошего много, я всем им очень благодарен. Но сегодня я попал по счастливой случайности в то место, где я впервые стал соучастником театральной авантюры. Это был ЦДТ – Центральный детский театр, где мы все были в активе. Не знаю, были ли вы, Ксюша, но я-то точно был в активе, и на сцене были Валентина Сперантова, гениальная актриса, игравшая мальчиков, и Ефремов Олег Николаевич.
К.ЛАРИНА – Мы сейчас сделаем перерыв, я поняла к чему вы переходите. Мой любимый театр Российский молодежный нынче называется, главный режиссер Алексей Бородин. Там тоже затевается кое-что вместе с Вениамином Смеховым и об этом обязательно расскажем после новостей.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА – Сегодня в гостях у нас Вениамин Смехов. Мы остановились на воспоминаниях о Центральном детском театре и на Валентине Сперантовой, но все это пока такой исторический экскурс, мы все ближе и ближе подбираемся к тому событию, которое совсем скоро должно произойти на сцене Российского молодежного театра – должен выйти спектакль "Самоубийца" по пьесе Эрдмана в постановке Вениамина Смехова. Это то, что не отпускает всю жизнь: "Самоубийца", с которого начиналась работа на Таганке, потом спектакль был-таки поставлен уже в 90-е годы, по-моему.
В.СМЕХОВ – В 90 году. Но эта инфекция гениального писателя, самого печального человека, наверное, в России среди самых остроумных, Николая Эрдмана. Это было большое везение, что он был другом Любимова еще с войны.
К.ЛАРИНА – Они вместе были, кстати, в армии.
В.СМЕХОВ – В ансамбле НКВД. Это один из фронтовых ансамблей, просто он звучит так страшно. Это был один из фронтовых ансамблей, где участвовали Шостакович и Любимов, и Князев.
К.ЛАРИНА – Но, правда, Эрдман свое знакомство с НКВД продолжил.
В.СМЕХОВ – Он был тогда лишен, как и его друг и соавтор Вольпин, права на гражданство, вообще, по-моему, получил паспорт после того, как получил Сталинскую премию за "Смелых людей". Но это абсурд. В стране победившего абсурда это абсолютно нормально.
К.ЛАРИНА – Имя его, кстати, вымарывалось из авторов сценария "Веселые ребята".
В.СМЕХОВ – Да, и он, и Владимир Маз. Николай Робертович Эрдман в 1964 году пришел и прочитал нам "Самоубийцу". Если кто-нибудь из вас, дорогие слушатели, это бы услышал, он понял бы, почему все кто был свидетелем этого, включая и тех, кто слушал Николая Эрдмана, читавшего "Самоубийцу" на Пахре, там были среди слушающих и Зиновий Гердт, Орест Верейский, и Твардовский – это все какое-то неслыханное счастье, услышать как читает человек, ни разу не улыбнувшись, а вы рыдаете от хохота. Вот это слово русское, которое умел так сочинять и произносить Эрдман, за что его друг по имажинизму Сергей Александрович Есенин сказал, что Эрдман – главная надежда советской литературы, по каковому поводу потом Эрдман же и сострил: "Здравствуйте, я надежда русской литературы" – "А что вы написали?" – "Как, что? Ничего не написал, поэтому я и надежда, а если бы написал, то уже никакой надежды бы не было". Это человек необычайного юмора, я очень рад и счастлив, что я сегодня у самого интеллигентного и замечательного режиссера Москвы и России…
К.ЛАРИНА – Всех любит Смехов.
В.СМЕХОВ – Алексея Владимировича Бородина буду ставить, а в декабре выйдет, я надеюсь, этот спектакль. Нет, там, правда, атмосфера очень редкая.
К.ЛАРИНА – Хорошая атмосфера, труппа замечательная, вообще хороший театр. Давайте тогда вспомним, что "Самоубийца" у нас шел в репертуаре советского театра. Это бы театр Сатиры. Совсем другой спектакль. Там Ткачук играл, по-моему, главную роль.
В.СМЕХОВ – Очень хороший Роман Ткачук, Валя Шарыкина. Но это была расшифровка спектакля, мне кажется, не через слово, не через Эрдмана-поэта, а через быт. И, наверное, этот соблазн продолжается. Сейчас много спектаклей "Самоубийца", но когда Эрдман был жив, началось победное шествие пьесы по миру. Германия, Швеция, Америка и потом это было разрешено. Это многажды запрещали. Мейерхольд и Станиславский выпрашивали у Сталина право, ну, не Мейерхольд, конечно, а Станиславский, Горький, чтобы эту пьесу разрешили, но она была запрещена.
К.ЛАРИНА – А это все нужно знать, прежде чем посмотреть спектакль? Ведь никто же не знает.
В.СМЕХОВ – Наверное, надо знать. А может быть, кто-нибудь догадается подойти к киоску издательского дома "Союз" – "Книга вслух". Сейчас многие актеры возвращают эту бесценную нашу традицию читать у микрофона. Вот я один из больных в этом смысле. И вышла в "Книге вслух" и "Мастер и Маргарита", которая, кстати, впервые на "Эхо Москвы" – я подарил этот диск, и "Двенадцать стульев". Сейчас вышли мои воспоминания, когда я был Атосом и про Юрия Петровича Любимова. Вышел и "Самоубийца" Эрдмана, который я читаю как сумасшедший, похоже на этого изумительного необъяснимого сказочника Николая Эрдмана, и рад тому, что это слушается так хорошо.
К.ЛАРИНА – А в чем сегодня попадание этой пьесы в сегодняшний день? Ведь аудитория, смотрите, это же не Малый театр, давайте уж прямо скажем, Российский молодежный театр – это сегодняшние, современные, и, скажем так, они все воспринимают по первому плану, что называется.
В.СМЕХОВ – Ну и что помешает сегодняшним людям, молодым людям услышать хорошее русское слово.
К.ЛАРИНА – Там же приметы все бытовые – они ничего им не говорят. Там такие есть слова волшебные из советской истории, которые ничего не говорят современному молодому человеку.
В.СМЕХОВ – Вы знаете, эта пьеса проверена была и на разных языках. Вот также как Шекспир или Гоголь, также и Эрдман, которого, кстати, Гоголем нашего времени называли и Станиславский и Мейерхольд – два совершенно разных подхода к театру. Но почему-то их очень сильно увлекал этот феномен русской драматургии. Это белый стих или как хотите называйте. Вот у нас есть самые могучие два театральных критика Инна Соловьева и Майя Туровская, и Инна Соловьева, благословляя этот мой шаг в театр Бородина сказала: "Их всех очень жалко". Что сегодня разве плохо из зрительного зала пожалеть нас самих в государстве? Есть разница между словами страна и государство. Страна действительно великая, а государство - я нормативной лексики не подберу. Значит, там есть эта тема: оставьте человека в покое. Частное лицо – человек. Он хочет не зависеть от того, что ему навязывает государство или коллектив, и поэтому там есть необыкновенные монологи Вертикальникова, героя, и в том числе, слова о том, что "оставьте себе мировые пожары, ваши строительства, все ваше коллективное и дайте мне просто тихую и спокойную жизнь и приличное жалованье". Это сказано вроде фигурально, но это то, чем болен нормальный человек, кто хочет жить своей жизнью и не хочет знать, за какие идеалы дерутся и кого сегодня назначают ворами, казнокрадами воры и казнокрады завтрашнего дня.
К.ЛАРИНА – Но ведь вы тоже такой человек баррикадный? Были во всяком случае.
В.СМЕХОВ – Нет, нет. Я ушел от политики, я ее не помню.
К.ЛАРИНА – Нет, дело не в политике. А коллективизация – это вещь заразительная. Вас же тоже выдвигали все время на каких-то собраниях. Вы за собой куда-то вели. От имени всех выступали, кого-то там клеймили. Вообще, все эти переживания жуткие, связанные с Таганкой… Слава богу, вы еще живы-здоровы, а кое-кого уже и нет на свете после всего этого. Вы сейчас не жалеете об этом?
В.СМЕХОВ – Ну что ж делать. Это наша история. Я жалею нас самих. А о поступках не жалею, потому что все-таки старинные, реликтовые понятия достоинства, они все-таки нас воспитали. Может быть, через литературу, может быть, через таких учителей, которых я уже называл, и поэтому все, что было тогда, когда несчастье свело в одно и Анатолия Васильевича Эфроса, великого режиссера, и Юрия Петровича Любимова, великого режиссера и нас, не великих, но учеников, которые должны были между двумя этими страшными судьбами оказаться и решать себя в жизни, мне, конечно, посчастливилось тогда, уйти от этого, и мне, и Лене Филатову, увы, покойному, и Виталию Шаповалову, Воровскому. Но сегодня путаница продолжается, потому что слухи и всякая нечисть, которую предпочитают нести и о наших кумирах, и о наших временах – это продолжается. Продолжаются слухи про Лилю Брик, всякая глупость и мерзость.
К.ЛАРИНА – Что она агент НКВД?
В.СМЕХОВ – Что она агент КГБ или еще что-то. И при этом те же люди пишут славу КГБ. То есть играют на каких-то низменных провокациях.
К.ЛАРИНА – Между прочим, если вспоминать про Таганку, не все знают, что фильм "Сукины дети" Леонида Филатова, мало того, что был посвящен всем этим жутким событиям, но вся эта история с самосожжением, она к вам имеет непосредственное отношение. Во всяком случае это прозвучало тогда. Ну, расскажите про это. Это очень интересно, потому что это мало кто знает. Это же все родилось как искра.
В.СМЕХОВ – Ну, да. Двадцатилетие театра, 23 апреля. Юрий Петрович болен, находится в Англии и просит защитить его от агентов Советского союза, которые на него напали и говорили, что "Преступление" вы поставили, а наказание вас ждет на родине, и он понял, что его может ждать наказание как и Андрея Дмитриевича Сахарова, и, кроме того, он был болен, значит, он вынужден был остаться. И при этом он постоянно говорил о том, что он хочет вернуться. Здесь слухи были совсем другие, и на этом играли, конечно. И интеллигенция, по слову Булгакова, культурные люди стали на точку зрения следствия. То есть, культурные люди сначала возмутились одним, и справедливо пожалели другого, но потом стали поддерживать слух о том, что Любимов предал свой театр, и Эфрос добровольно сам подхватил, чтобы спасти Любимова, Любимовскую школу, а все это была, конечно, совсем другая драматургия, но это не важно, а важно, что Анатолий Васильевич пытался соединить нас всех, чтобы продолжался какой-то аромат и дух настоящего театрального дела, и обратился, в частности, и ко мне, и к Толе Васильеву, чтобы мы сделали 23 апреля, так как нам разрешает тогдашнее ЧК-КПСС.
К.ЛАРИНА – Это день рождения театра.
В.СМЕХОВ – День рождения, двадцатилетие театра. И вот сначала был запрещен капустник, потом еще что-то, и, наконец, запретили просто этот день. Стояла охрана и висели объявления: 23-24 – два выходных дня. И Леня Филатов, поскольку мы вместе дрожали от негодования и представляли собой общее нейрохирургическое заболевание, он позвонил охране и сказал: "Если Смехов придет, пожалуйста, скажите, что я бензин подвезу через час". Поскольку, не буду называть человека, он жив, он старенький, и мне его жалко, он пустил утку, в ему родственные органы, что я в честь Юрия Петровича самосожгусь у порога театра на Таганке. Но на самом деле я заорал в партбюро, я не был замешан в этой партии, меня попросили отчитаться, нынешние некоторые активисты театра на Таганке, дай бог им здоровья, они тогда мне в глаза говорили, какая сволочь Любимов, и как партия спасла наш театр тем, что водрузила другого режиссера, и что я обязан покаяться перед кем, я не знаю, но я должен то-то и то-то. Наконец, я не выдержал и сказал: "Я вам ничего не должен, если вы говорите о патриотизме, то есть патриотизм профессиональный, оплаченный, это, очевидно, ваш, а есть натуральный, нормальный: я люблю свою родину, я люблю свой театр". И тогда мне в ответ было крикнуто: "Вы из себя строите…Вы, Филатов все время говорите, что вы любите Таганку – мы любим Таганку, а вы не любите Таганку". Я говорю: "Но разница есть: вы любите на словах, а я ради этой любви могу себя сжечь". А он говорит: "Да не сожжете". Вдруг я заорал (я, к сожалению, могу очень неприлично орать), я заорал с ненормативными вставками, что сожгу…23 апреля сожгу. И ушел. Он принял это близко к партийному сердцу и возгласил там где надо, за нами ездили. Галочка, моя жена, она востроглазая, она сразу видела, что за нашей машиной с первой же минуты 23 апреля следует другая. Мы крутились по городу туда-сюда, я все-таки водитель профессиональный, я считаю, я объехал уже весь мир, и в том числе и всю страну, и я выкручивался, я их проверял. Оказывается, они могли и так, и эдак, и нарушать все, обо всем по пути следования знали их сородичи по этому выдающемуся органу внутреннего сгорания.
К.ЛАРИНА – Какая интересная жизнь, боже мой!
В.СМЕХОВ – Ужасно интересная, но я бы не писал об этом пьес. Лучше поставить "Самоубийцу" Эрдмана.
К.ЛАРИНА – Но вот Филатов сделал фильм. Вы знаете, я помню свои первые ощущения, мне этот фильм категорически не понравился, когда впервые его увидела. Был какой-то фестиваль, по-моему, московский, где впервые он был показан. Мне тогда показалось, что все не так, совсем не так, это все гораздо сложнее, а чем больше проходило времени, тем больше… Сегодня мне кажется, что это такой памятник.
В.СМЕХОВ – Ленечка замечательно, сердечно написал. Он не писал славу одному режиссеру и бесславие другому, он писал о веществе актерского механизма, об актерах, которые одновременно святые и предатели. Люди чести и трансформации и вместе с тем проститутки по роду деятельности, функционально. Пришел один режиссер, они ему поют славу, пришел другой, они зависят от него и так далее. Это мучительно, но это такая комбинация нашей профессии.
К.ЛАРИНА – Подождите, очень важный разговор. Юрий Петрович Любимов любит повторять, что актеры люди никчемные. Даже был когда фильм памяти Высоцкого последний, он там вообще сказал, что 90% актеров – дураки, и их рассуждения вообще не заслуживают внимания.
В.СМЕХОВ – Дело в том, что Юрий Петрович как раз заслуженный артист и лауреат Сталинской премии, как он любил говорить, то есть, он говорил самокритически, я думаю.
К.ЛАРИНА – Ну это вы сейчас, я понимаю, что вы стараетесь поиронизировать по этому поводу.
В.СМЕХОВ – Оправдать.
К.ЛАРИНА – Ну ведь откуда-то это берется, ведь с артистами работает, слава богу, 158 лет.
В.СМЕХОВ – Ксюша, дело в подходе, это разные школы. Юрий Петрович создал уникальный театр, в котором действительно, как он признался в Авиньоне на очень успешном показе "Марата Сада", своего спектакля, он признался, что без него актеры как собаки, они не могут, если есть хозяин с кнутом, то собака работает нормально, так же и актеры, если они чувствуют, что за ними догляд идет, то они в порядке. И на этом же Авиньонском фестивале имел головокружительный успех театр Петра Наумовича "Мастерская", и там же этот же корреспондент спросил у него, как он относится к актерам, он сказал: "через актеров я познаю жизнь". Вот, разные вещества, и то и другое театр, как Станиславский по одну сторону, психологический реализм, а конструктивизм или театр трансформации, или театр жеста, визуальный театр – это Мейерхольд, это разные, хотя Мейерхольд любимый ученик Станиславского и Немировича. Это разные театры, разные подходы. Но все равно выигрывает успех и восторг. И зритель, который идет к вахтанговцам из мхатовцев и говорит, как здорово, прямо, как у нас во МХАТе. Так же мхатовцы в вахтанговском театре на «Филумене Мартурано» говорили: "Черт возьми!".
К.ЛАРИНА – Это, вообще удивительно. Это тоже миф такой, миф Таганки, что там все марионетки и такой Карабас Барабас с кнутом или фонариком, который все это и делает, а они, мол, никто. Но, извините меня, не при Вениамине Смехове будет сказано, почему же из такого марионеточного театра возникло такое количество потрясающе талантливых людей даже не в смысле актерском, а в смысле личностном, в конце концов. И Филатов, и Демидова, и Высоцкий, и Шаповалов, и смехов, здесь присутствующий. Это что сквозь асфальт прорастали?
В.СМЕХОВ – Жалко, я вас не прервал. Значит, что касается, нашей счастливой таганской жизни, то мы, правда, не замечали дней и календарей, нас несло вперед, и в том числе, конечно, успех и безошибочность любимовского жезла. И мы премного виноваты перед Любимовым, особенно теперь, когда запросто его ругаем за то, что следует ругать, наверное. Но как мы можем судить? Умер Бродский, и немедленно стал абсолютно не критическим подход к его поэзии, его личности. Это люди заоблачные, это люди учители, как надо говорить по-русски. Учители – каким был Богуславский, каким являются и Любимов, и Эфрос, и Фоменко – такие разные. И Ефремов, который был гениальным учителем, режиссером, педагогом. Он не был постановщиком. Вот тут много всякой путаницы, я не хочу добавлять ее, но я предпочитаю театр игры, в котором обязательно растворена психологическая, логическая, подробная, дотошная правда. Но все-таки, это должен быть театр-праздник, как называл его Вахтангов. Фоменко, например, мне кажется, почему его называют лучшим режиссером России много раз, потому что мучительно и трудно, преодолевая очень многое, что невозможно преодолеть никому из нормальных людей, он все-таки создает театр, сочетающий в себе и Станиславского и Вахтангова, и праздник, и чудо. Такой сумрачный создатель счастливого восторга.
К.ЛАРИНА – Книжки вы еще пишете?
В.СМЕХОВ – Книжка вышла только что в издательстве "Ретро", в Питере.
К.ЛАРИНА – Вас уже издает издательство "Ретро". Вот до чего мы дошли!
В.СМЕХОВ – Род досуга, род недуга, называется "Эйфоризмы". И вот на вечере, который мы посвящали нашему любимому артисту Караченцеву Коленьке, чтобы он быстрее вылечился, я вел этот вечер, я зачитал тогда и подарил Люде и Коле эту самую книжечку, а сегодня я подарю ее вам. Уже, говорят, почти весь тираж распродан.
К.ЛАРИНА – Там какие-то "записки на манжетах"? Что это такое.
В.СМЕХОВ – "Эйфоризмы". Ну всякие там.
К.ЛАРИНА – А еще книжка есть, которую вы пишите, пишите, никак не напишите.
В.СМЕХОВ – Это книга путешествий, и поскольку это стало моей профессией - путешествовать, но вот немножко сейчас я передохнул. Я сначала съездил на фестиваль молодежных театров в Омск, и был очень доволен Пятым камерным омским театром, так доволен, что даже поставил там в начале сезона "Красавца-мужчину" по пьесе А.Н. Островского. В Омске, в Пятом театре, и, наверное, поеду весной, поставлю чего-нибудь типа Козьмы Пруткова.
К.ЛАРИНА – А как артист? Артист Смехов вообще существует в природе или уже нет?
В.СМЕХОВ – Конечно, как режиссер я все время играю. Как артист я все время работаю в любимом жанре озвучания. Я начитал сейчас "Шишкин лес" Червинского Саши и очень доволен. Это вышло, это называется MP3, мудреным словом, но мне мой внук расшифровал, что это такое. Я очень рад Ксюша, что мы встретились, но, наверное, я побегу, потому что мне надо встречаться сегодня с внуком. У меня родительский weekend.
К.ЛАРИНА – Нет, но подождите, то есть как актера мы вас не увидим, только услышим. В такой форме человек, прекрасно выглядит, красавец мужчина.
В.СМЕХОВ – Спасибо, я по радио всегда здорово выгляжу.
К.ЛАРИНА – Но я то вас вижу в отличие от наших слушателей. Поверьте на слово.
В.СМЕХОВ – Очень люблю должность главного балетмейстера, главного художника… Да, стало быть, спасибо большое, Ксения. Вы красавица, поэтому позволяете себе.
К.ЛАРИНА – Ну, не отвечает никак на вопрос. Ну скажите.
В.СМЕХОВ – На вопрос отвечаю так: я всегда в кино любил больше звучать, и это меня связало с замечательными режиссерами в свое время. Иоселиани, Элем Климов, Никита Михалков, был у меня такой счастливый день в связи с "Обломовым", и многие другие. Я звучу – и это мое актерство. Я буду читать детские произведения, может быть, Маршака почитаю, вот это мое актерство. Ну а как драматический артист, я все-таки сейчас не вижу возможности продолжения своего романа с театром нигде из того, что мне предлагается. И потом несут меня кони куда-то такой еще, скорее всего в кино. Мне предложили сразу четыре фильма. Из них два постыдных сценария, то есть опять кровушки нужно чего-то и все, а два очень славных. Один снимает Алла Сурикова, и там вместо меня снимается другой, потому что я в это время ставлю "Самоубийцу", а другой, там и Нина Садур участвовала, и Сотникова, называется "Капитанские дети". Там одну из симпатичных ролей я играю рядышком с Олей Остроумовой, с очень хорошей артисткой Флоринской, и это будет тоже "сыриал" от слова сырость, когда слезы льются, нет, не важно. В общем, сериал, и я там снимаюсь в некоторой роли. Если кто-нибудь из слушателей "Эхо Москвы" предложит хороший сценарий…
К.ЛАРИНА – Сейчас вообще-то время хорошее. Сейчас на телевидении литературу такую берут себе в союзники.
В.СМЕХОВ – Ксюша, я это знаю хорошо, потому что Галка Аксенова, моя родная жена, он сейчас читает серию курсов по сериалам России. Так что она меня просвещает, какие у нас замечательные новости, слава богу пошли.
К.ЛАРИНА – Спасибо вам большое.
В.СМЕХОВ – Вам больше. Можно я все-таки закончу еще Богуславским. Стихотворение Семена Богуславского, которого с 29 числа нет на свете и навсегда будет.
В.СМЕХОВ – ЧИТАЕТ СТИХИ.
К.ЛАРИНА – Спасибо. Вениамин Смехов – наш сегодняшний гость.
В.СМЕХОВ – Спасибо вам.