Владимир Стеклов - Дифирамб - 2005-07-09

К. ЛАРИНА – Начинаем мы нашу передачу, творческую встречу с актером Владимиром Стекловым. Добрый день, Володя. Здравствуйте.

В. СТЕКЛОВ – Добрый день.

К. ЛАРИНА – Владимир Стеклов – известнейший артист театра и кино. Много по театрам попутешествовал (и по московским, в том числе). Сейчас работает в «Театре школы современной пьесы». Это так просто напоминаю нашим слушателям. Много снимается в кино очень. Вы его наверняка видели и в телевизионных проектах, и в большом кинематографе. Среди неслучившегося самая громкая история – это, конечно, путешествие в космические пространства. Когда-то много об этом говорили, и Владимир Стеклов прошел целый курс подготовки как настоящий космонавт. Но, к сожалению, эта история не случилась, получилось что-то другое, то, что я не видела. Володя, что там было с Ксенией Собчак?

В. СТЕКЛОВ – Я не видел тоже.

К. ЛАРИНА – Рассказывают, что страшное.

В. СТЕКЛОВ – Честное слово, наверное, это небезупречно так говорить о своей работе, о работе своих коллег. Сегодня мое любопытство в этой плоскости не движется.

К. ЛАРИНА – Что было - то было. Что прошло - то прошло.

В. СТЕКЛОВ – Честно и откровенно скажу, что это было интересно именно своей этой неожиданностью. Не столько кино, не столько сама история, сколько эта подготовка и полет. Я до последнего момента только этим держался - интересом. Если говорить, что творчески не случилось, я бы еще упомянул, конечно же Чонкина, которого когда-то задумывал Эльдар Рязанов, но который так и не случился.

К. ЛАРИНА – Этот фильм снял, по-моему, кто-то другой у нас? Но тоже как-то прошло незаметно, событием не стало.

В. СТЕКЛОВ – Думаю, что это потому, что опять-таки западный взгляд. Замечательный режиссер – Менсель. Но это опять взгляд на Россию оттуда. Тем более, на такую историю.

К. ЛАРИНА – У нас много времени сегодня в этой программе для того, чтобы все-таки кое-что вспомнить, какое-то лучшее и счастливое время творческой юности. Я хочу напомнить нашим слушателям, что очень бурное московское начало было у Владимира Стеклова. Хотя такая история у него просто просится, как в кино, такая романтическая история покорения Москвы. Актер, которому к тому времени уже было 33, по-моему, года, актер, который много работал в провинциальных театрах: и в Кинешме, и в Петропавловске-на-Камчатке – и в итоге, сыграл, на сколько я помню, Мышкина в «Идиоте» и показал это на гастролях в Москве. Владимира Стеклова увидели, схватили и сказали: «Вот он, наш новый герой». Новый герой попал сразу в «Театр Станиславского» к Александру Товстоногову, и сразу сыграл очень яркую работу, очень яркую роль в спектакле «Порок». Да? Я помню, Дударева, по-моему, пьеса. И потом, конечно же, Булгаков, «Собачье сердце» в «Театре Станиславского» и Шариков в исполнении Владимира Стеклова. По поводу Мышкина я вспомнила, что похожая история случилась с Олегом Янковским. Что именно в роли Мышкина его увидели, по-моему, в то время еще в кино. Кинематографисты увидели его в саратовском театре в роли Мышкина. Тоже он приезжал на гастроли в Москву. И тут-то ему и сделали предложение, от которого он не смог отказаться. Сначала было кино, а потом уже - «Театр ленинского комсомола». Этот переломный момент, особенно во взрослом возрасте, все-таки это не 17, не 18 лет (приехал мальчик покорять столицу), а в достаточно взрослом состоянии с сформировавшейся личностью. Он тяжело дался?

В. СТЕКЛОВ – Нелегко. Вы знаете, я сейчас слушал тебя, и у меня такое странное чувство возникло, что это не я в гостях у «Эха Москвы», а «Эхо Москвы» в гостях у меня, причем в доме престарелых. Я все это слушаю и думаю: «Боже мой!»

К. ЛАРИНА – Ну ладно. На самом деле это давно было.

В. СТЕКЛОВ – Да, давно. Сейчас дойдет до того, что ты спросишь меня, помню ли я первый залп Авроры.

К. ЛАРИНА – Может быть, и это тоже помнишь, не исключаю. Ну, действительно, давай, вернись туда.

В. СТЕКЛОВ – Позвольте мне обращаться на «ты», поскольку мы уже давние знакомцы такие. Ксения, на самом деле это действительно нелегко. В этом нет никакого кокетства, это трудно. Москва не только слезам не верит, но и многому другому. Этот так было, я думаю, всегда. И в этом прелесть, очевидно. Знаешь, когда приходится что-то преодолевать, через тернии к звездам - естественное такое движение, эволюция и прочее, прочее. Ведь все остается за скобками. Все, что было, что у тебя там был Мышкин, а помимо Мышкина были и другие работы. Все это было, что называется, за скобками. Что это за географические новости, когда ты появляешься здесь в Москве, в одном из московских… В то время очень, по-моему, был популярный театр, в то время шли спектакли «Взрослая дочь молодого человека», «Сирано де Бержерак», блистательные совершенно актеры, и попасть в этот коллектив было не просто выигрышем в лотерею, но и каким-то образом там не затеряться и состояться. Поэтому да, это было нелегко. Действительно там были те самые слезы, причем, не только фигурально выражаясь, были те слезы, когда не выдерживал совершенно твой неокрепший психофизический аппарат, он просто не выдерживал этого давления, когда можно было выслушать в свой адрес не косвенно, а прямо какие-то вещи такие. Это все на подступах к Москве. Я помню, как покойный (царство небесное) Александр Георгиевич Товстоногов не потому, что это было такое пренебрежение, во время какого-то процесса очередного творческого и, может быть, не столько творческого, а организационного, когда он представлял меня еще не труппе, а только участникам спектакля (это первый спектакль, где была совершенно крохотная роль), и он сказал, наш член нового коллектива нашего или новый член нашего коллектива. Он терялся, как меня обозначить, как аттестовать. Вы откуда у нас приехали? Владимир Александрович, откуда вы у нас? Меня это, конечно, внутренне напрягло. Это было самое слабое звено, потом было непросто. Наверное, это и правильно. Только так.

К. ЛАРИНА – А то, что касается бытовых проблем? Они же в ту пору играли колоссальную роль: прописка, квартира, семья?

В. СТЕКЛОВ – Не только бытовые, а просто сплошные проблемы, на что я не будут сейчас злоупотреблять вниманием зрителей, чтобы погрузить. Сейчас же действительно институт прописки, он, по-моему, не имеет никакого значения. Да, регистрация. Покупай в Москве жилье.

К. ЛАРИНА – Сейчас-то да, если есть возможность. А тогда что? Общежитие было в твоей жизни?

В. СТЕКЛОВ – Общежития не было, потому что общежитие у театра было, но у меня не было общежития: там не было места. Поэтому это твои личные были какие-то решения. То есть принятие решения. Причем единственное, что театр сделал какое-то письмо через министерство на обмен. У меня у мамы была двухкомнатная квартира в городе Астрахани. И тогда же тоже обмен нельзя было напрямую делать в Москву, а по чьему-то ходатайству и все прочее. Поэтому Банный переулок, где все это все это было… тогда казалось, что никогда не победить всего этого. Поэтому самым лучшим временем суток была ночь, потому что ты засыпал.

К. ЛАРИНА – И все проблемы уходили.

В. СТЕКЛОВ – Вроде бы да. Кошмары снились не часто. Существует такое мнение, что сновидения – это наши дневные переживания. Нет, там ты погружался (такое ощущение, что вводили морфий) в какую-то иную ипостась. Поэтому скорее-скорее забыться и заснуть. Умереть, забыться и заснуть. Бежать, бежать, бежать.

К. ЛАРИНА – Бывали ли случаи трагические в такой переломный момент? Очень многие судьбы были сломаны актеров, которые так звездно начинали. Приезжали, их бросали в пучину популярности, и все это кончалось плохо. Я не будут сейчас приводить конкретные примеры. Хотя, могу, наверное, сказать. Мне кажется, что покойный актер, замечательнейший артист Андрей Болтнев, он мог бы сделать в своей жизни на порядок больше и сыграть на порядок больше, если бы не этот чертов быт, который его уничтожил в итоге. Потому что Андрей как раз жил в общежитии при «Театре Маяковского».

В. СТЕКЛОВ – Мы были хорошо знакомы с Андреем, потому что снимались неоднократно вместе и вместе много времени проводили в поездах, потому что картины питерские были («Ленфильм»). И мы много ездили в поездах и многое потом говорили. Это была действительно беда какая-то, когда семья в Новосибирске, а он здесь. Хорошо или плохо общежитие, но это общежитие. Более того, так до конца и не был решен вопрос с пропиской. И когда наступили эти печальные события, тут уже нам понадобилось усилие. Помимо того, что это был замечательный, на мой взгляд, актер, очень личностный, высокого для меня полета человек, и он был лауреатом Государственной премии. История государства российского: постоянно меняются эпохи, но времена и нравы, по-моему, остаются те же самые. В царской, в большевистской, коммунистической, сейчас я уже не знаю, какая Россия, демократическая – все то же самое. Человек – это расходный материал. Сейчас уже на уровне декларации считается неловким и стыдным говорить, что мы все для людей. Единственная страна, где человек – это ничто. Не знаю, во мне не говорит какая-то обида или еще что-то. Здесь так всегда, и в недалеком и далеком будущем, я считаю, что тоже перспектив никаких, что это именно так и есть. Есть разговоры о какой-то миссии российской, что она несет свет и радость людям и все прочее. Не знаю, я наблюдаю, мне много приходится ездить, и я вижу чудовищное не только социальное разделение, но и географическое, скажем, Москвы и того, что у нас является провинцией. Чудовищное просто. Охватывает чувство стыда за то, что ты часть этого государства. Ты же себя не можешь не отождествлять или разделять. Очень стыдно. Говорят, что надо с себя начать и сделать себе хорошо, может вокруг тоже станет хорошо. Не знаю. Я на что-то другое перевел.

К. ЛАРИНА – Нет, все очень точно.

В. СТЕКЛОВ – На самом деле я… Как мне говорил очень хороший товарищ, Володя Портнов, он говорил: «Проказа развивается нормально», - когда я не то, чтобы плакался в жилетку, а рассказывал о каких-то своих вещах, что сегодня, может быть, надо будет подумать, где ночевать, потому что там то, то, то, то. И он говорил: «Все нормально, проказа развивается нормально». Только так. Потом будет лучше.

К. ЛАРИНА – Стало лучше?

В. СТЕКЛОВ – Жить стало лучше, намного веселее.

К. ЛАРИНА – А кто помогал, Володя? Ты такой человек все-таки коммуникабельный.

В. СТЕКЛОВ – Огромное количество было людей, которые помогали. Я бы не стал говорить это в прошедшем времени, потому что по жизни это всегда вело. Во-первых, совершенно замечательная женщина – Анна Витальевна Вальцер, которая приютила, и около года мы жили у нее. Маленькая Граня тогда жила с дедушкой и бабушкой в другом месте, потому что не было возможности ее…

К. ЛАРИНА – Маленькая Граня (в скобочках замечу) – дочка Агриппина Стеклова – замечательная артистка, красавица и ведьма, которая работает в театре «Сатирикон» и играет там ведущие роли. По-моему, даже с отцом на одной площадке уже встречались, да?

В. СТЕКЛОВ – Да, встречались, чему я несказанно рад. Она сейчас наверняка не слышит, потому что Константин Аркадьевич, несмотря на свой праздник и юбилей, продолжает работать, продолжает изнурять. Они выпускают новый спектакль, у них сейчас утром и вечером репетиции, она говорит: «Пап, я даже не могу вырваться к тебе, приехать пообщаться». Мы последний раз виделись на дне рождения жены Ольги. И Гранька говорит: «Как же я хочу приехать к вам на дачу и там побыть с вами, и вообще как хочется быть вместе, как в этом гигантской городе сложно, оказывается, проще в разных уголках страны жить, видеться чаще, чем здесь. Вот такая профессия, да.

К. ЛАРИНА – Давай еще кого-нибудь назовем, раз уж мы начали называть людей, которые помогли в жизни.

В. СТЕКЛОВ – Я уже сказал, Анна Витальевна. Огромное количество благодарности ей. Я думаю, тогда (если говорить о том самом бытовом моменте) во многом была ее даже не помощь, это такое судьбоносное в то время было послание, предзнаменование или еще что-то. Бесконечно благодарен. И как Володя мне говорил сам, что «встречу в непогоду, сниму шляпу и встану на колени». Я то же самое могу процитировать, сказать ему, Володе Портнову, потому что он в то время, помимо того, что это был «Порог»… и доверие этому неизвестному человеку 33-х лет, который да, где-то… Он (Володя), по-моему, и не видел «Идиота», но побеседовал со мной. Он сам из провинции. У него было несколько работ в то время в «Театре Маяковского» (по-моему, «Она в отсутствие любви и смерти»). Я не знаю, он что-то такое, наверное, почувствовал больше, чем увидел. И он доверял мне. Это не только был «Порог», это потом и «Дело», это потом и «Постояльцы» по повести Горького «Троя». Я с огромной благодарностью вспоминаю то самое время, потому что он мне очень многое дал именно в профессии. Не то, что он поверил как актеру, а именно очень много дал в профессии. Он такой настоящий мой крестный отец в Москве. Я помню, что Александр Георгиевич однажды сказал: «Владимир Александрович, может быть, пора уже с другими режиссерами поработать?» И после этого появилось «Собачье сердце». Это становление, это движение по бурному московскому театральному миру – конечно, Володя Портнов. И, конечно, я с огромной благодарностью вспоминаю одного из инициаторов и людей, которые сделали возможным все эти встречи дальнейшие – Володю Аренова.

К. ЛАРИНА – Это театральный критик, театральный историк и телережиссер.

В. СТЕКЛОВ – Наверное, с него надо было и начать. Но я все-таки сделал такую подводку, что никаких этих встреч не состоялось и знакомств, если бы не Владимир Оренов, потому что все это сумел подвести к такому закономерному концу или началу. Да, это Володя Оренов, конечно. Огромная тебе благодарность, Володя.

К. ЛАРИНА – Сегодня актеры из других городов попадают в Москву, актеры состоявшиеся, как я понимаю, в основном через телесериалы. Кому-то повезет, где-то кого-то найдут, покажут. Вот, уже несколько есть таких примеров. Актер Николай Чиндяйкин, по-моему, очень популярный нынче, из омского театра, он снялся в нескольких сериалах, и сейчас уже артист московских театров, уже в Москве. Это, мне кажется, в ту пору было сложнее и честнее в какой-то мере, наверное. Хотя, мы тоже об этом поговорим обязательно. Напомню, что в гостях у нас сегодня Владимир Стеклов. Сейчас у нас новости, потом продолжим нашу встречу. И я хочу нашим слушателям сказать, что открытый у нас эфир, милости просим. 961-33-33 для аб. «Эхо Москвы» - это наш пейджер, и телефон прямого эфира – 203-19-22.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА – Напомню, что в гостях у нас сегодня Владимир Стеклов. И вот, пока шли новости и реклама, Володя нам с Наташей с упоением рассказывал, как он проходил курсы подготовки космонавтов. И действительно, я понимаю, что это, наверное, самое интересное, что было в его жизни, я думаю, это помимо творческих успехов и творческих каких-то удач, это на всю жизнь воспоминания. Но мы об этом говорили, может быть, мы к этому еще вернемся. Я хочу вот еще что сказать, поскольку программа «Дифирамб», для меня Владимир Стеклов – очень мужской артист. И это, я считаю, большая редкость для актерской профессии, поскольку в этом, как мне кажется, должно быть некое противоречие. Как в одном фильме говорили, по-моему, в фильме «Успех» Алиса Фрейндлих говорила, «пусть будет что-нибудь одно: либо мужчина, либо актер». Здесь тот самый счастливый… Хотя, может, это я так думаю, счастливый, а на самом деле наверняка какая-то внутренняя борьба происходит. Таких актеров мужских у нас очень мало, можно по пальцам перечесть. Я могу еще назвать Игоря Костолевского, который для меня тоже является таким мужским образом в актерской среде, что тоже приносит как не мало позитивных моментов, так и абсолютных отрицательных, потому что это трудная вещь.

В. СТЕКЛОВ – Ольга Викторовна, может быть сможете как-то прозвониться и согласиться с этим или подтвердить, сказать, что да.

К. ЛАРИНА – Скажи правду, Володя, наверняка ведь говорилось, что какие-то проявления бабьи в своих… От этого никуда не деться, да?

В. СТЕКЛОВ – На самом деле это женская профессия абсолютно по определению, и существует даже такое высказывание, может, оно достаточно спорное, что женщина актриса – это больше, чем женщина, мужчина актер – это меньше, чем мужчина. Немножко претенциозное высказывание, но оно есть. Хотя я еще раз говорю, это желание нравится. Ну, а как? Ты выходишь на сцену. Спортсмены выходят, чтобы победить, а ты выходишь, чтобы понравиться зрительному залу или на экране, как угодно. Я вспомнил по этому поводу анекдот с использованием ненормативной лексики, поэтому я не буду, конечно, его рассказывать, но он очень точно…

К. ЛАРИНА – Ну, замени, ну расскажи! Заменить нельзя? Ну, расскажи, ну, пожалуйста!

В. СТЕКЛОВ – Когда идет цирковое представление, на арене работают, скажем так, гимнасты. На галерке сидит нетрезвый тип, который комментирует это и говорит: «О! То же мне трико надели как бабы, сидят, крутят задницей. Педерасты они. Педерасты!» Потом объявляют номер и выходит клоун. Он говорит: «О! Намазались, накрасились. Как бабы. Педерасты они все!» Наконец выходит шталмейстер и говорит: «Ну а теперь смертельный номер. Полет из-под купола без страховки». И голос с галерки: «Педерасты, куда вы меня тащите!» Извините, прошу прощения за использование идиоматических выражений. Это желание, что сегодня он накрасил щеки, надел парик, еще что-то. Я ни в коей мере не умаляю достоинств профессии, говоря, что это женская профессия тоже с определенным допуском.

К. ЛАРИНА – Подожди. Ты говоришь о каких-то внешний проявлениях. Когда ты уже на сцене, ты артист. Но ведь есть масса вещей, которые зрители не знают, но которые входят в список рисков. Во-первых, это чувство собственного достоинства, которое до того, как ты не станешь известнейшим артистом, когда ты будешь уже иметь право сам выбирать, до этого приходится как-то себя защищать, особенно мужчине. Во-вторых, для меня, например, загадка, когда мужчина и женщина, актер и актриса, они муж и жена, работают в одном театре, и неминуемо ты становишься свидетелем унижения любимого человека, когда кто-то начинает орать на твою жену. Куда это все деть? Это все входит в издержки профессии? Как здесь одновременно и сохранить себя как личность, как мужчина, не дать себя затоптать, но при этом и понимать, что ты должен чем-то жертвовать? А как же? Ты выбрал это.

В. СТЕКЛОВ – Публичность этой профессии, она предполагает наличие таких, скажем так, данных. Да, это данность, и к этому относиться надо как к данности. Самое, я думаю, ужасное в этом, когда ты начинаешь стесняться этого, то есть стесняться своей профессии, комплексовать. Тогда не занимайся этим. Это предполагает публичное одиночество. Это предполагает такую открытость и распахнутость. Вот, почему порой (и мне это очень понятно) актеры стараются каким-то образом поменьше о себе рассказывать, участвовать в каких-то мероприятиях, не относящихся…

К. ЛАРИНА – Ну, сейчас-то уже все спальни распахнули.

В. СТЕКЛОВ – Да, я не знаю, для меня это никогда не было, и сейчас не является элементом подражательности что ли. Я действительно не очень уютно чувствую себя на разных таких светских так называемых мероприятиях. А у нас образовалась просто целая когорта людей, которые просто светские люди. Я не знаю даже, кто они даже по профессии. Просто говорят, вот это светские люди.

К. ЛАРИНА – Известный в тусовке человек.

В. СТЕКЛОВ – Может быть, да. И такая форма существования, она тоже не только возможна, и кому-то кажется нужной. Когда я вижу актеров, которые достаточно известные, они на каждом мероприятии. Они на фестивали все ездят, причем, не обязательно их работы какие-то – нет, они просто ездят по определению: а почему бы не поехать. Их можно встретить будет: презентация макаронной фабрики – они обязательно там будут. Почему нет? 100-летие бондарной промышленности России – будут. 300-летие гужевого транспорта. Они обязательно будут.

К. ЛАРИНА – Чтоб не забывали.

В. СТЕКЛОВ – Не знаю, может быть. Так вот это продолжение к тому, что сама профессия предполагает такое публичное, что уже и помимо этого ты выходишь на сцену, и я думаю, этого достаточно. Я не думаю, что ты каким-то образом себя абстрагируешь от персонажа, это в любом случае происходит, та самая обратная связь. Многие какие-то качества, может быть, не самые лучшие они не то, чтобы приобретаются, но они оседают где-то на уровне, может быть, подсознания. Это не значит, что обязательно Отелло, задушивший… то и ты тоже. Не на этом уровне, понимаете, да? Это все немножко на уровне, может быть, какого-то подсознания. Так вот, я говорю. Так много этого обнажения происходит в профессии, что еще и в личной жизни пускать: а давайте, вот мы приедем, посмотрим. Кажется это немножко таким перебором. В этом отношении мне нравятся клоуны в цирке. Часто у них, как у покойного Леонида Енгибарова, были грустные глаза. Я думаю, что это такое понимание, ощущение жизни очень объемно заставляет все многое выплескивать на арене или на сцене, в жизни очень трезво относиться к тому… Самое главное, я еще раз говорю, что я от этого ушел. Самое плохое в этом – стесняться того, что ты делаешь, прятаться за что-то, это сразу обращает на сцене, во всяком случае на себя, внимание, и ты думаешь боже мой, если ты не очень убедителен в том, что ты делаешь, лучше этим не занимайся, если ты этого еще и стыдишься.

К. ЛАРИНА – Можно я еще похвалю как зритель? То, что мне очень не то, что нравится, а я считаю, что это одно из главных качеств актера Стеклова – это то, что человек все время себя тратит. Я так говорю, как будто его здесь нет. Я ни разу не видела, чтобы Владимир Стеклов выходил на сцену в рядовом спектакле в рядовом спектакле (я говорю в рядовом не в смысле плохом, а в смысле в репертуарном) и как-то отбывал свой срок, так худо-бедно, органично, все понятно, чего там – профессиональный человек, чего ему там затрачиваться. Ни разу. Сколько я видела спектаклей, не самая интересная драматургия была в твоей жизни, как в жизни любого нормального артиста. Куда уж деваться? Я вижу какую-то потрясающую трату человеческую и не понимаю, во имя чего. Почему, Володя? Ведь можно прикрыться какими-то профессиональными навыками? Зачем?

В. СТЕКЛОВ – Ни в коем случае. Это входит в рефлекс, в кровь, куда угодно. И мстит невероятно. Сегодня ты говоришь, что-то у меня с недомоганием личностным, с температурой, что-то еще, голос хрипит, я хромаю немножко, дай-ка я сегодня так, не то, чтобы в полноги. Это мстит невероятно. В первую очередь – это благожелательность к себе самому. Я имею в виду, когда ты как в первый и последний раз. Как первый вообще в этой жизни любой поступок – нет больших и малых поступков, есть поступок. Поэтому никто не знает, когда эта дама, госпожа Смерть, вдруг похлопает тебя и скажет: «Привет! Я рядом». Потому все как в последний раз. Ты говоришь: «А! Сегодня, да. А вот завтра…» Этого же завтра может не быть. Наверное, так трудно и тяжело, но только так. Это во-первых. Во-вторых. Нельзя в полноги что-то делать, потому что завтра это может понравится. Оказывается важнее (я нисколько здесь не ханжу) суммы прописью. Да не важно, сейчас я там получил конверт или еще что-то, и все, это проехали. Не знаю, уместна или нет аналогия, что сняться в плохом кино (как Раневская говорит) это все равно, что плюнуть в вечность. Это тоже маленькие, но плевки в вечность. От того, какими плевки будут, и как много их у тебя будет в твоей биографии… Поэтому еще раз на уровне «может быть» я скажу какие-то вещи, теоретически не совсем сформулированные грамотно. Но я думаю так, что если я все время играю в некий такой дворовый футбол, то есть с мальчишками, это для тонуса, для настроения, я так и буду играть в дворовый футбол. Я никогда не буду на уровне мастера, я уже не говорю, на уровне мастера двигаться. А просто хотя бы то, что я имел, я мгновенно это растеряю. Поэтому иногда тоже возникает чувство досады, когда ты смотришь на хорошие европейские клубы футбольные, и смотришь, когда они проигрывают 0 : 3, любая, я не будут называть команду. 0 : 3 проигрывают, и что можно сделать, уже основное время истекло, и 3 минуты добавлено, они играют, как будто от этого зависит… И почему наши 10 минут сыграли, и пешком ходят по полю, и ты думаешь, ладно, в целом команда. Но ты-то, каждый за себя, но почему ты не играешь как в последний раз, почему ты так не делаешь? Я понимаю, что это невероятно трудно, как трудно нашим ребятам. А их ребятам разве легче что ли? Только так, как разрыв аорты. Я понимаю, что это тоже с моей стороны выглядит декларацией, не больше, популистскими такими заявлениями, но поскольку ты об этом спросила, я считаю, что трудно это – да. Но наверное, и жить нужно так: у тебя нет впереди. Это не даже 100-метровка. Впереди никакого завтра нет. Когда мы говорим, что есть только сегодня.

К. ЛАРИНА – Не всегда же вдохновение, кураж.

В. СТЕКЛОВ – Значит какие-то волевые качества. Извини меня. Потому что опять-таки это я говорю о какой-то публичности. Запрись у себя в туалете и стесняйся, и отдыхай. Ты выходишь сцену, ты выходишь (опять-таки параллель – любимая моя игра) на футбольное поле, там пришли тысячи людей, чтобы тебя увидеть. Почему, я уж не говорю, что ты их разочаровываешь, ты так небрежен к ним, так необязателен к их желаниям, чаяниям, надеждам, которые пришли с надеждой? Почему ты обкрадываешь и не даешь? Если ты не можешь - тогда другое дело. Но я должен понять, чего ты хочешь. Он не может, в следующий раз я в его сторону, может быть, уже и не посмотрю. Но как только я понимаю, что он может, но не делает в силу каких-то там: болен, не здоров… Гранька приехала сейчас с гастролей, хрипит вся. Я говорю, чего, простыла. Она говорит, нет, папа, просто потому, что каждый день спектакли, напряг. Хрипит, но сейчас репетиции, и я говорю, ну и что, ну и будешь хрипеть. Это нормально. Это так нормально себя, что называется, загонят. Я говорю очень небесспорные вещи, но иначе ты какая-то просто биомасса. Мы гораздо больше времени тратим на обсуждение диет, где мы отдыхаем, как, посещение фитнесов, что называется, оформить тело, я не знаю, разрезы глаз и прочее. Прости, я беседую с женщиной.

К. ЛАРИНА – У меня была учительница по мастерству, которую я запомнила: «Морду-то ты загримировал!» Вот.

В. СТЕКЛОВ – Мы можем часами говорить: сейчас сельдереевый суп, а сейчас вот это.

К. ЛАРИНА – Это тоже важно.

В. СТЕКЛОВ – Важно, конечно, но если при этом у тебя хорошая физическая форма, но больше за этим ничего нет. Ну, пойду я, посмотрю соревнования культуристов. Это немножко другие вещи, о которых мы говорим. Ты же сама завела разговор о трате какой-то. Это в первую очередь отношение к своей собственной профессии, потому что ты хочешь долго в ней существовать. Хочешь долго сохраниться в ней, вообще в любой профессии, мучайся, чтобы остаться хотя бы на уровне, что ты сегодня представляешь, уже не говоря о том, чтобы пойти дальше. Как только ты перестаешь заниматься своей профессией (любой), всерьез заниматься, не так, отбывая, как раньше было: пришел к 8-ми на работу, бегом, бегом. Помню, в юношестве мама нас устроила подработать на молокозавод (это, по-моему, после восьмого класса), с товарищем нас засунули в какую-то бригаду. Работали так. Утром рано (казалось, в 8 – рано) выходили на работу не спеша, потому что некуда было спешить (солдат спит – служба идет). Там кто-то что-то делал, и все время смотрели на часы, и говорили, сколько там до нашего (а «до нашего» - это до обеда). И в обед (или не совсем в обед, перед обедом) пришел человек и что-то такое сказал. И я увидел, как у людей изменились глаза. Надо было забетонировать что-то такое где-то там, шабашку сделать. Как работали! А потом сломалась бетономешалка где-то в середине обеда. И с использованием идиоматических этих выражений народ стал месить ногами раствор. Я вспомнил какие-то легенды про Магнитку, братскую ГЭС. Они уложились и получили деньги. Они, наверное, вечером тут же пропили. Это горение когда.

К. ЛАРИНА – Ты же не за деньги горишь?

В. СТЕКЛОВ – Почему? В результате тоже за деньги. Я горю за востребованность, я хочу дольше сохраниться профессионально, не по своему профессиональному статусу, а по другому статусу, я хочу дольше сохраниться в профессии. Потому что все чаще и чаще какие-то мысли могут посещать: «Вот сейчас у нас в студии. Я помню, помню…» Я думаю, бог ты мой, это же близко, скоро. Как долго в этом быть, очень хочется долго в этом быть, пока не надоело.

К. ЛАРИНА – Давай мы два звонка примем, поскольку я обещала, не удобно как-то, люди звонят. Возьми, пожалуйста, наушники. 203-19-22 – телефон прямого эфира. Простите, что под конец программы принимаем ваши звонки. Но что поделать, так уж разговор пошел. Алло. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Это «Эхо Москвы»?

К. ЛАРИНА – Да. Это «Эхо Москвы».

СЛУШАТЕЛЬ – Большое спасибо. У меня вопрос к Владимиру Стеклову.

К. ЛАРИНА – Пожалуйста. Как вас зовут только? Представьтесь.

СЛУШАТЕЛЬ – Александр. Ну, вопрос такой, сложный. Только я, конечно, понимаю, что откровенно отвечать сложно. Как вы считаете, вы гениальный актер или нет?

К. ЛАРИНА – Спасибо за вопрос, Александр. Хороший вопрос.

В. СТЕКЛОВ – Да. У вас замечательный вопрос. Мой хороший товарищ, друг Володя Портнов однажды мне сказал: «На сцену надо всегда выходить с сознанием собственной гениальности, может быть, тогда это привлечет внимание никаких тонких слоев, и они тебе это ниспошлют». Но это не от комплекса неполноценности, понимаете, да? Все эти раздачи слонов: этот гениальный, этот. Но выходить с этим мироощущением внутри себя, с сознанием собственной гениальности.

К. ЛАРИНА – Алло. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Можно задать вопрос?

К. ЛАРИНА – Да, конечно. Только представьтесь.

СЛУШАТЕЛЬ – Я из Санкт-Петербурга. Игорь. Я хотел спросить. Я помню хорошо его беседу в прошлый раз с Ксенией Лариной, это было два года назад. После того эфира у него не было чувство стыда? Когда он произнес фразу, вспоминая эмигрантов из России в Америку: «Как вам нг’авится наш Нью-Йо-орк?»

К. ЛАРИНА – Ой, как хорошо сказали! Спасибо, мы, кстати, часто об этом с Володей вспоминаем. Когда нам Елена Ханга звонила… Вот, как помнит!

В. СТЕКЛОВ – Это замечательно, что помнит. Наверное то, что сейчас вы сделали, это вырвано из контекста. Я еще раз коротко, но внятно скажу, что я имел в виду. Когда эта воспаленнность по поводу того, а что сегодня у вас. У нас гастроли в Америку, а у нас гастроли там в … При этом не называют Англию. Германию называют, потому что очень большая так называемая русскоязычная диаспора. У меня спросили, а как я к этому отношусь. А я сказал, что я отношусь очень трезво, потому что на самом деле это не гастроли в Германию. Гастроли в Германию, в Израиль, в Америку, я считаю, это к носителям той культуры, не обязательно на английском языке, но к которым музыканты и исполнители, они ездят действительно туда на гастроли. Хореографическое искусство, да, бывает. Когда мы работаем, не потому что я не уважаю публику, не потому. Но я имел в виду именно это, что не надо воспаляться по поводу того, что у меня длительные гастроли в Америке. По меньшей мере, ты этим обозначаешь любую знаменитую площадку.

К. ЛАРИНА – Конгресс США.

В. СТЕКЛОВ – Я отношусь к этому трезво, это не гастроли в больших странах, которые признали, наконец, русский театр. Поэтому я позволил себе немножко… Что я имел в виду? Как если бы я поехал здесь на гастроли в Бердичев, и мне сказали: «Ну, как? Вы были в Бердичеве?» Я сказал бы: «Да. Я был в Бердичеве, только я не понимаю, почему я по этому поводу должен приходить в экстаз и эйфорию и говорить, что да, я наконец завоевал Бердичев». Я мимо пошутил на счет того, что приходят люди на спектакль, которые громко комментируют все это. Это и здесь может быть, где угодно. Опять воспаляться и говорить во время спектакля: «Кто это вышел? Это вышел Шифрин. Что? Это Шифрин! А! Как он постарел! Что такое у него здесь? Он в прошлый раз был такой. А что он сейчас сказал, почему они смеются? Он чтой-то пошутил. А-а-а!» И вот этот комментарий идет. Я дал маленькую зарисовку, почему мне от этого должно быть стыдно? Я никак не понимаю. В чем при этом я оскорбил чувства наших эмигрантов, я тоже не понимаю, потому что они всякие. Они там всякие. Есть разные. В Кемеровской области то же самое. Но меня не спрашивали про Россию, и как я оцениваю нашу провинцию, когда там бывают в первых тоже рядах «богатые», но невоспитанные зрители. Был контекст, которого, может вы не услышали. Как вы относитесь к американским гастролям? Я сказал, что это не американские гастроли. Простите. Я еще раз повторяю. Я никого при этом не обижал. Если бы меня спросили, как вы относитесь к гастролям в Новокузнецке. Я бы то же самое сказал, что они всякие.

К. ЛАРИНА – Ну, уже хватит, Володя.

В. СТЕКЛОВ – Если я вас как-то при этом обидел, то простите меня. Но я говорю еще раз, что я не воспаляясь, что я езжу на гастроли в Америку. Я не к американцам езжу.

К. ЛАРИНА – Владимир Стеклов – наш сегодняшний гость, и мы опять, получается, вышли на ту же самую тему, которую мы два года назад так упорно обсуждали. По-моему, вы тогда как раз вернулись из гастролей по Америке. Спасибо большое. Желаем успеха нашему сегодняшнему гостю, и я надеюсь, встретимся совсем скоро. Спасибо, Володя.

В. СТЕКЛОВ – Спасибо.