Купить мерч «Эха»:

Ольга Волкова - Дифирамб - 2005-04-02

02.04.2005
Ольга Волкова - Дифирамб - 2005-04-02 Скачать

К.ЛАРИНА: 13 часов 15 минут. Добрый день еще раз. Вы слушаете «Эхо Москвы». У микрофона Ксения Ларина и я рада приветствовать в нашей студии замечательную артистку, народную артистку Российской Федерации Ольгу Владимировну Волкову. Здравствуйте, Ольга Владимировна.

О.ВОЛКОВА: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Вот я, кстати, когда готовилась к программе, освежила в памяти ваш творческий путь и вдруг увидела, что у вас и день рождения совсем скоро.

О.ВОЛКОВА: Да.

К.ЛАРИНА: Ваш месяц наступает.

О.ВОЛКОВА: Апрель – любимый месяц.

К.ЛАРИНА: Вы Овен?

О.ВОЛКОВА: Овен, это видно по лицу.

К.ЛАРИНА: Да, человек упертый.

О.ВОЛКОВА: Нечего скрывать. Рога, все…

К.ЛАРИНА: Но, насколько я знаю, все равно коммуникабельный. С вами всегда приятно разговаривать.

О.ВОЛКОВА: Это знак такой. Знак.

К.ЛАРИНА: Ну, не знаю, иногда заносит Овенов.

О.ВОЛКОВА: Заносит очень.

К.ЛАРИНА: Да? У вас так бывает?

О.ВОЛКОВА: Да. Вот это между прочим можно по-разному относиться к гороскопам. Многие очень сопротивляются. Но правда есть, если критично относиться к себе, то есть качество вот – энергия дилетанта, которого заносит иногда очень далеко из-за упрямства, из-за такого авантюризма, когда можно прошибить башкой стену. И у меня … и тут теряю все, превращается в кролика. Но за кого-то вот действительно нету чувства страха абсолютно дурацкое. Часто приносит успех.

К.ЛАРИНА: А чувство опасности?

О.ВОЛКОВА: Чувство опасности абсолютно отсутствует. Вот это плохое очень качество, потому что с возрастом оно должно возникать.

К.ЛАРИНА: Как же вы годы Советской власти пережили с таким-то настроем?

О.ВОЛКОВА: Ну, нарубилась.

К.ЛАРИНА: Прямо так и говорили?

О.ВОЛКОВА: Да, нарубилась и очень многого лишилась. И бряцать – это вообще дурной тон, обсуждать такие вещи спустя столько лет. Но я дралась отчаянно совершенно, наоборот был такой дурацкий восторг – лезть на стену и врубаться в драки, где не рассчитываешь сил. И просто чудо спасло, что не было каких-то последствий, от которых меня уводила судьба. Ну, предположим, я бежала, я очень опаздывала, мне всегда не хватало минут 15-ти, чтобы попасть туда, куда надо. Либо старушку надо переводить, либо что-то, что-то случалось в последнюю секунду. Вот я очень опаздывала. И бежала по Фонтанке, где был суд над Бродским. Выплеснулось, там кишело все. Я только, я не могла, если бы было эти 15 минут, я была бы там и я бы влезла в драку. И попала бы как все – в психушку отвезли бы. И жизнь была бы попорчена сильно.

К.ЛАРИНА: А разговоры вы вели эти в доме, антисоветские?

О.ВОЛКОВА: Нас берегли, нет, потому что очень много пострадавших было.

К.ЛАРИНА: В семье, да?

О.ВОЛКОВА: И нас взрослые очень боялись, чтобы мы что-то слышали, что-то знали, очень оберегали от того, что страх был очень силен. И потом, знаете, по традициям дома – а дом с традициями – нельзя, вот то, что никак не говорится, сейчас при детях нельзя ничего говорить. Во-первых, это у них сбивается критерий, когда вот сейчас явно наделала ошибок – творческий дом, дети. Это плохо, это плохо, это плохо – они уже вырастают, зная, что это плохо. Собственных критериев еще нету, а уже это плохо, перешагнуть им… теперь уговариваешь, ну, ты уже упади в бездну безвкусицы, ты уже не бойся – нет, не говорить. Опасно. Ну, это вообще то, что касается табу – ну, нельзя, неприлично, табу при детях говорить о взрослых, обсуждать кого-то, говорить о политике – это просто опасно. Вообще считалось, что дети… нас из-за стола выгоняли. Поели – до свидания.

К.ЛАРИНА: Взрослые разговоры не для детских ушей.

О.ВОЛКОВА: Никогда, никогда.

К.ЛАРИНА: Вы знаете, я сейчас почему-то вспомнила дневники Марины Цветаевой, когда она вернулась в Советский Союз, она, с удивлением наблюдая за своей дочерью, пишет о том, что почему-то Але ужасно нравятся все эти парады, с красными знаменами, она в восторге, говорит: «Мама, мама, пойдем на демонстрацию», - тащит она Марину Ивановну. И она говорит, пишет – ну, по памяти могу вспомнить, что она с недоумением говорит, откуда она, почему ей это так нравится?

О.ВОЛКОВА: Энергетика.

К.ЛАРИНА: Да?

О.ВОЛКОВА: Любовь, я сама обожала парады, я хотела ехать на Целину, я мечтала быть крановщицей, только попав в больницу, застудившись сильно, я узнала, как они мало получают, какие они застуженные, как их, извините, пописать не пускают с этого крана, пока она не отгрузит в огромном цеху, холодно – и романтика сразу сдулась. Но я мечтала быть крановщицей. Это вот опять-таки знак какой-то, предрасположенность к открытости, публичности, к чувству коллективной радости, созидания, в упряжке жить. Это какие-то врожденные качества. Ну, вот в этом смысле мы очень радостно прожили какую-то часть жизни. Конечно, у нас было куда выплеснуть.

К.ЛАРИНА: Конечно.

О.ВОЛКОВА: Лагеря пионерские. Господи, кто-то плакал, а я с такой радостью ехала.

К.ЛАРИНА: Первая любовь.

О.ВОЛКОВА: Первая любовь, линейки, походы, песни сколько мы пели. Это очень полноценно прожитая жизнь.

К.ЛАРИНА: Ольга Владимировна, мы тут вспоминали с Георгием Тараторкиным всех птенцов из ленинградского ТЮЗа и поняли, что это вообще кладезь талантов, кого только не было оттуда. А вы мальчиков играли?

О.ВОЛКОВА: Естественно, я только... меня даже оставили в ТЮЗе как чистую травести. Чистые травести даже на девочек не рассчитывали – только мальчики. Потом уже, когда пришел Зиновий Яковлевич Корогодский, он сказал: «Ну, давай дальше». Играла, мне было это нетрудно, потому что росла с братьями, по законам братства я не имела права жаловаться, драки были совместными, жаловаться нельзя, научили не бояться. Вот они меня воспитали, воспитали во мне чувство спортивной злости и отсутствие страха. Поэтому страх перед начальством в какой-то ситуации – наоборот, кураж. Экстремал абсолютный. Вот я обожаю вводы, актеры не любят вводы. Вот дай сейчас роль, быстренько прочитал и вперед. Ну, что может быть страшней – обожаю. И когда вот у нас вводилась срочно актриса, я стояла и подрагивала: «Вот мне бы сейчас», – только я по возрасту не подхожу. Рвануть вперед. Второй раз не надо. Но первый раз, да.

К.ЛАРИНА: А сегодня, театр, конечно, совсем другой. И вот мы должны, конечно же, о театре поговорить, очень я люблю это дело. Вот даже начиная с амплуа – сегодня травести как таковой нет.

О.ВОЛКОВА: Еще существует.

К.ЛАРИНА: Существует? Ну, у нас в Москве уже нет – уже мальчики играют мальчиков, а девочки – девочек.

О.ВОЛКОВА: Потому что есть все равно, ну, в Центральном детском театре замечательные есть травести, потому что, скажем, есть такая хрупкость. Вот если, предположим, взять возраст 6 лет. Ведь сейчас дети взрослеют очень быстро. Но возраст 5-6 лет, когда только женщина-актриса очень неглупая может передать это качество ребенка. Или даже Тома Сойера, потому что в этом есть какой-то шарм. Даже когда-то говорил Николай Павлович Акимов – замечательный режиссер и художник, что это самое какое-то ультрасексапильное амплуа, потому что женщина, мальчик-женщина, девочка….

К.ЛАРИНА: Унисекс.

О.ВОЛКОВА: Унисекс, да. И в этом какая-то манкость, и дети, очевидно, это тоже чувствуют. Хотя детям нужно было доказать. Я, скажем, играла «Алешкины друзья» в трусах и в майке, я была очень худая, 41 килограмм…

К.ЛАРИНА: А как же первичные половые признаки куда – перетягиваются?

О.ВОЛКОВА: Ну, их практически не было, потом перетягивали, да. Это очень тяжело, бегать бегом, я играла босиком, мазалась морилкой такой краской под загар, в трусах и в майке, перетягивалась, конечно. И ни у кого не было сомнений, даже у мальчишек, они смотрели в программку, написано – Волкова, и на нижнюю часть тела. Но так как у меня навыки были подсмотра за мальчишками, конечно, и повадка…

К.ЛАРИНА: Повадки.

О.ВОЛКОВА: Девчонки удивлялись.

К.ЛАРИНА: Тут я должна, конечно, сделать комплимент актрисе, замечательной актрисе сегодняшней Чулпан Хаматовой, с которой, я знаю, у вас особые отношения, вы продолжаете, по-моему, дружить, да? Видели вы «Мамапапасынсобака»?

О.ВОЛКОВА: Я, к сожалению, не видела, но слышала.

К.ЛАРИНА: Это вам привет просто! Потрясающе, она там играет настоящего мальчишку. Со всеми мальчишескими ухватками, с такой крепотцой хорошей. Просто настоящий пацан. И я вспоминаю еще одну замечательную травести Аэлиту Николаевну Князеву, да?

О.ВОЛКОВА: Это просто потрясающе.

К.ЛАРИНА: Это просто потрясающе – никогда не похожа была на тетку в мальчишеском обличье. Это был настоящий мальчишка. А Лия Ахеджакова тоже наигралась?

О.ВОЛКОВА: Да. Ира Соколова.

К.ЛАРИНА: Ира Соколова.

О.ВОЛКОВА: У нас Нина Николаевна Казаринова, более старшее поколение. Были замечательные, потому что это ведь не только такая брутальность, которая позволяет играть мальчиков, врожденная – нет-нет-нет. Это еще наблюдательность – ты же должен вспомнить, как это мальчишки делают. Я помню первого своего мальчика в школе, потому что я пришла в драмкружок, где была Призван-Соколова Мария Александровна, царство ей небесное, привела меня Алиса Бруновна Фрейндлих.

К.ЛАРИНА: А вы вместе в школе учились?

О.ВОЛКОВА: Училась в этой школе, она была в старшем классе. Привела меня, я не собиралась в драмкружок, потому что ненавидела литературные кружки, вот это чтение…

К.ЛАРИНА: Литмонтаж.

О.ВОЛКОВА: Литмонтаж. О! Ненавидела, у меня почесуха, стихи когда читают с пафосом. Я не умела, стеснялась, до сих пор стесняюсь. Но когда вот это пафосное – шаг вперед, а еще линеечкой стояли, по одному четверостишию, я сказала: «Не пойду», – но почему-то под ее взглядом я пошла, о чем не пожалела потом никогда. И первая роль у меня была как раз мальчишки. И я помню, как я ходила в брюках, бриджи такие были, под колешками, и я ходила по лужам, чего-то нарабатывала, у меня было природное желание походить в этом, пожить в костюме. И я ходила, надевала кепку, приходила к своей подруге, чтобы она меня не узнала, к Нинке Якимовской. Вот, это был первый мальчик. А потом происходят проблемы перехода, потому что очень трудно застрять в этом. Есть тоже такие мозоли травестюшные, которые остаются надолго, и вернуть себе признаки пола, женственности и всего прочего, надо, так сказать, развить в себе что-то другое. Можно застрять…

К.ЛАРИНА: Ну, вы, вообще, любите над собой измываться, я имею в виду, как-то так с гримом экспериментировать, с пластикой. И, конечно, тут вспоминается ваша, наверное, одна из самых лучших работ таких, наверное, трагикомических – это в фильме «Небеса обетованные», да? Потрясающая совершенно работа. Мне кажется, что вы там очень много сами напридумывали, действительно так?

О.ВОЛКОВА: Ну, это совместная работа, потому что Эльдар Александрович так щедр на предложения. Но, конечно, это все совместная работа, потому что предлагаешь, находишь подтверждение или нет, начиная от костюма и кончая всем прочим, это проходит жесткий контроль.

К.ЛАРИНА: Но вы не боитесь быть некрасивой, нелепой, вызывающей смех?

О.ВОЛКОВА: Я родилась некрасивой, что же тут делать? Что же тут делать? И это меня нисколько не шокирует, потому что я неуязвима…

К.ЛАРИНА: Но подождите, неужели вы периода комплексов не переживали по этому поводу, как все девочки?

О.ВОЛКОВА: Нет, никаких.

К.ЛАРИНА: Долго себя рассматривать в зеркало и думать: «Боже мой, какая же я, не такая совсем»…

О.ВОЛКОВА: У меня было первое изумление, как у девочки, я была угловатая очень, я ходила в балетный кружок, еще мамочка могла мною заниматься, и там была такая Галя Руденко. И вот мы были, нас мамы одинаково одевали, у нас одинаковые пачечки были, все это подкрахмалено, во Дворце пионеров. И вот я помню, я стою, и она стоит – мы смотрим друг на друга в зеркало, у нее были длинные косы, она была очень хорошенькая, я не могла понять что-то, у меня было дикое удивление: мы были одинаково одеты, но мы разные. Я пыталась понять – что же отличает нас друг от друга. Я не могла понять, что она ладненькая, что она сладенькая, такая вся мягенькая, у нее огромные глаза, какая-то она ладно скроенная. А я вся из углов, как называли – бритва в профиль, вся такая дисгармоничная, а она гармоничная. Но кроме любопытства – недоумение. Потом уже, когда чуть постарше стала, я увидела себя в трельяж – я испугалась.

К.ЛАРИНА: Со всех сторон, да?

О.ВОЛКОВА: Я не узнала, что это, и решила больше не смотреть. Зеркал дома не было, потому что не было необходимости, ну, только вот так вот. И потом я всерьез занялась уже изучением, потому что это надо для кино, для ролей, потому что как к некоей форме, которую надо облечь. Но очень люблю изумлять, очень интересно изумлять, когда вдруг… – вот я сейчас сыграла в Киеве такую баронессу, я каждый раз появлялась в новом туалете и убила всех красотой, потому что они даже не думали, что это я. И там и ногти были наклеенные, и туалеты, и шляпы – и вот это очень, но не надолго. Потому что вообще в принципе мне казалось в юности, что артист должен быть среднего пола и очень не привлекающий к себе внимания, иначе ничего не увидишь. У нас должны быть большие глаза и большие уши, чтобы без конца питаться…

К.ЛАРИНА: А что значит среднего пола?

О.ВОЛКОВА: Потому что собаку играть надо. Есть люди… иметь возможность трансформации какой-то. Когда абсолютно женственная, ну, я обожаю совершенно Ренату Литвинову…

К.ЛАРИНА: Любите ее?

О.ВОЛКОВА: А, ну, природа какая. Я видела ее в ночном эфире, когда она подошла к беззубой полоумной бабке какой-то, увидев кусок красного плюша, сказала: «Ой, какая прелесть, я тащусь. Женщина, почем этот фрагмент?»

К.ЛАРИНА: (смеется). Фрагмент.

О.ВОЛКОВА: Ну, вот понимаете? Ну, что, вот как нужно, вот если бы я была такой, что бы я могла еще играть? Ничего больше. Но мне хочется играть… И кто-то предлагал мне… Покойный замечательный режиссер Николай Мокин хотел, чтобы я играла брехтовского… сейчас скажу, Швейка. Я мечтаю об этом. Покойный Олег Даль хотел, чтобы я играла Моцарта, а он – Сальери.

К.ЛАРИНА: Слушайте, как интересно. А никогда не сыграли мужской роли, ни одной?

О.ВОЛКОВА: Нет. Нет. Мечтаю, потому что есть такие… вот есть у женщин возраст – недобабки, знаете? Еще не бабки, и уже не женщины. Вот средний пол. И такие же есть мужчины. Особенно чиновники. Это социальные мои… Они хорошо одеты, упакованы, там уже нет признаков пола, не потому что они, так сказать, сексуально недееспособны – они стерли себя за счет желания подстроиться, угодить, за счет конформизма внутреннего. И сыграть такого мужика – это счастье какое-то. Могла бы за счет навыков травести, с наслаждением просто.

К.ЛАРИНА: Поговорим еще о мужской природе, это очень интересно. Поскольку вы человек наблюдательный, у вас есть наверняка свои выводы по этому поводу. Ольга Владимировна Волкова у нас в гостях. Сейчас мы делаем небольшую паузу на новости, потом продолжим. Я лишь напомню, что ваши вопросы принимаются на наш пейджер 974-22-22 для абонента «Эхо Москвы». И обязательно мы включим телефон прямого эфира 203-19-22.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: И сегодня мы поем дифирамбы замечательной артистке Ольге Владимировне Волковой, которая здесь находится в студии «Эха Москвы». Пока шли новости и реклама, я смотрела, какие приходят телеграммы на пейджер. Подавляющее большинство телеграмм: «Вы красивая, Ольга Владимировна Волкова».

О.ВОЛКОВА: Спасибо.

К.ЛАРИНА: Вы красивая, не смейте на себя наговаривать, вы что, вообще.

О.ВОЛКОВА: Я чувствую себя красавицей, я просыпаюсь и думаю: «Боже, красота». Особенно по понедельникам я красивая. По понедельникам я очень с виду похожа, а к субботе хорошею снова.

К.ЛАРИНА: Ну, обаяние невозможно спрятать никуда, согласитесь.

О.ВОЛКОВА: Никуда, никуда.

К.ЛАРИНА: Итак, Ольге Волковой – сейчас подряд прочту несколько: «В «Небесах обетованных» вы выразили душу русского народа», - пишет нам Михаил из Москвы. «Я видела свою любимую актрису Ольгу Волкову в роли Гекльберри Финна в ленинградском ТЮЗе», - пишет Алина. «Выходит по вашему разговору, что коммунизм изобрел Маркс для глупых женщин», - считает Василий Иванович. «А почему вы забыли Валентину Сперантову? Так, как она, мальчишек не играл и не озвучивал никто», - пишет Людмила, справедливая поправка, конечно же. «Вы как Анни Жирардо красивы на сцене и на экране. А ваш голос, его тембр и интонации безупречны», - пишет нам товарищ Григорьев А.П. и оставил свой телефон между прочим. «Передайте Ольге Волковой, что она для меня очень красива», - пишет Елена. «Милая Ольга, вы исключительно красивая женщина. Мне было просто странно слушать оценку вашей внешности», - пишет Наталья. «Оля, чудо мое. Ваша красота – это страшная сила, просто убойная», - подпись Муля. «Какая Ольга Волкова в роли врачихи в «Привет, дуралеи». Просто пальчики оближешь», - пишет нам москвичка Елена. «Трень-прень, вы моя любимая актриса. С тех самых пор, как попадаю в Питер, я всегда бежала в театр Корогодского», - Боже мой. Ну, давайте дальше. Вот вопрос пришел. Итак: «Коль скоро вы заговорили о мужской природе, то как вы реагируете на бесчисленное количество мужчин, наряженных в женщин, которые ежедневно прыгают на всех каналах, задирая юбки?» - спрашивает Николай.

О.ВОЛКОВА: Я думаю, что это проходящее. Не надо расстраиваться.

К.ЛАРИНА: Перебор есть все-таки.

О.ВОЛКОВА: Перебор есть всегда. Потому что хватаются за одни пьесы, хватаются за экранизации одних и тех же произведений, спустя несколько лет, и за, так сказать, внешне смешное. Потому что это всегда было смешно, это такой штамп был, скажем, который выражается именно так. Вот это смешно. Это дешевая клоунада. Но не надо огорчаться, скоро это пройдет. Найдут другую маску, которая будет радовать и смешить зрителей.

К.ЛАРИНА: А почему мужчины так боятся быть мужчинами?

О.ВОЛКОВА: Боятся?

К.ЛАРИНА: Да.

О.ВОЛКОВА: Они не успевают…

К.ЛАРИНА: Я имею в виду вот мужчины творческие, вот артисты, которые либо на эстраде, либо в театре, либо в кино.

О.ВОЛКОВА: Нет материала, для того чтобы это выразить. Ну, почему – сколько боевиков вы видите, какое количество выстрелов, эти выражения лица…

К.ЛАРИНА: Вот-вот-вот, это внешними проявлениями.

О.ВОЛКОВА: Внешними проявлениями. Потому что многие не понимают, что мужественность – это не скулы и жевательный аппарат развитый, это не мускулатура, а это посложнее. Это может быть в хрупком, хилом и некрасивом красивом человеке – проявление мужского характера. Поэтому мой муж – замечательный художник Владимир Алексеевич Ковалев, у которого сейчас выставка в Питере в «Бродячей собаке» у нас – событие такое я устроила себе в день рождения подарок. В Питере будет выставка его живописи. Он как театральный художник, и годовщина этой «Бродячей собаки» – будет замечательно. Так вот, он очень интеллигентный человек, очень тихий, спокойный, невозмутимый. Но уже это, по-моему, после первого инфаркта, ему уже было приличное количество лет, при нем стали какие-то хулиганы приставать к женщине. Он им дал в рожу. Причем и вышел вместе с людьми, которые вывалились просто. Пришел белого цвета. Я говорю: «А если бы они тебя догнали и размазали?» Он говорит: «Ну, уже это было бы потом». Понимаете, вот это…

К.ЛАРИНА: То есть реакция автоматическая, не задумываешься.

О.ВОЛКОВА: Автоматическая. Не задумываешься. Сердечник, уже в возрасте человек, знает, что нельзя волноваться. Но это автоматом вылетел кулак. Они так матерились. Ну, трое парней в Питере. Понимаете, это примерно каждый раз бывает – в морду в принципе. Но надо внутренне быть, как говорил Корогодский – мой учитель: «Главное готовность совершить подвиг, а не подтверждать его каждую секунду». Но так как у нас идет такая вот чудовищная атака на мозги с экранов телевизоров в качестве этих чудовищных боевиков. А ночью мы смотрим американские боевики, днем – наши с поп-корном, и забываешь – вроде бы, кажется, уже убит, а оказывается другой сериал, но те же десять человек снимаются в кино. До тех пор, пока – но тоже это временно, но это когда-то кончится, а люди уже давно хотят вернуться к человеческой драме, к нормальной семейной мелодраме, но у нас покупаются…

К.ЛАРИНА: …извращения в основном.

О.ВОЛКОВА: Да и покупаются, их просто смотрят в американских программах, и слово, от которого меня просто трясет – называется рейтинг. Доказать мне просто невозможно, что это рейтинговые программы. Рейтинг бабушек и внучек. Это же смотрят в это время только те люди, остальным физически некогда. Или выбирают другое что-то. Тоже пройдет. Сильно не надо впадать в отчаяние.

К.ЛАРИНА: Ну, подождите. Ольга Владимировна, ведь и театр в этом смысле, поскольку он тоже сильно ориентирован прежде всего на зрительский успех. А зрительских успех – это не всегда высокое качество, вы это прекрасно понимаете.

О.ВОЛКОВА: Да, но я работаю у Дубровицкого – уже третий год.

К.ЛАРИНА: Это антреприза, да?

О.ВОЛКОВА: В антрепризе, да, у Трех вокзалов – в ЦДКЖ…

К.ЛАРИНА: Антреприза у трех вокзалов – звучит как-то неприлично.

О.ВОЛКОВА: ЦДКЖ еще хуже звучит. Но, тем не менее, площадка, которую нам гостеприимно предоставили хозяева с уютнейшим залом. Вот мы играем, Ахрамкова поставила с Адой Роговцевой, со Стекловой, с нашим молодняком, играем по пьесе Шевре «Париж спросонья». Вы не представляете – приходит молодежь, умная пьеса, которую в Париже сыграли 600 раз, и получила премию международную. Это об этнографических разборках, о предрассудках и праве быть другого цвета кожи.

К.ЛАРИНА: То есть серьезная драматургия?

О.ВОЛКОВА: Драматургия серьезная и с огромным юмором. Очень много смешного.

К.ЛАРИНА: Я в скобках просто скажу для тех, кто не знает, Татьяна Ахрамкова – это замечательный режиссер, работает в театре им.Маяковского, и наверняка вы ее спектакли видели, она много поставила спектаклей по пьесам Григория Горина, и вот сейчас все-таки еще…

О.ВОЛКОВА: И вот сейчас бесстрашно Вадим Дубровицкий берется за пьесу Сухово-Кобылина, хотя сейчас одновременно ставят многие и запускают…

К.ЛАРИНА: «Смерть Тарелкина»?

О.ВОЛКОВА: И «Смерть Тарелкина», и «Свадьба Кречинского»…

К.ЛАРИНА: У нас сейчас вот у Калягина сейчас вот премьера.

О.ВОЛКОВА: У Калягина? А это будет трилогия – можете себе представить, опасность огромная, он рискует как антрепренер. Но он собирая состав и сам будет ставить, и думая о том, как это замесить, надеется, что мы будем делать классику. А до этого мы выпускаем, делаем такой, восстанавливаем в режиссуре Астрахана «За чем пойдешь, то и найдешь» Островского. Тоже там будет и Ада Роговцева, и Чурсина…

К.ЛАРИНА: Компания хорошая.

О.ВОЛКОВА: И Нина Усатова, с которой мы играли. Будет замечательный спектакль. Потому что он уже был замечательный. Сейчас мы его обновим, освежим, значит, он будет еще лучше. Значит, не всегда это бывает плохо. И уже антреприза… А я вот объездила Россию, я в Москве 9 лет, была в четырех антрепризах. По нескольку раз в несколько городах. Мы остались один на один со зрителем. Уже ни реклама, ни зрители, ни какие там критики, ничто – мы только видим зрителей, которые приходят к нам за кулисы. Они хотят качественные спектакли.

К.ЛАРИНА: Ну, все равно, согласитесь, что все-таки антреприза и антрепренеры времен вашего деда – это совсем другое было.

О.ВОЛКОВА: Да.

К.ЛАРИНА: Или то же самое? Набиралась труппа…

О.ВОЛКОВА: Ну, как? Набиралась труппа, мне тоже вот дядька говорил, дядька Казаринов Владимир Михайлович – замечательный актер: «Как мне вас жалко – вы работаете в театре. Вот нас вызывал антрепренер в конце сезона и говорил: «Что вы хотите сыграть?» Вот предлагались какие-то пьесы. А вы подряд, что велят, вам не у кого отказаться…»

К.ЛАРИНА: Вот, а там театр актерских мечт воплощение, актерских мечтаний…

О.ВОЛКОВА: Я должна вам сказать, не потому, что мне было плохо, а потому, что мне хорошо здесь, что приехав в Москву, попав сначала к Лене Трушкину, я так ему бесконечно благодарна до сих пор, я сыграла сразу четыре роли за два сезона. В своем возрасте. Я уже давно перешла в возрастные роли. Я обожаю играть старух и всяких там сумасшедших. Но тут я вдруг сыграла то, на что я не могла рассчитывать в стационарном театре государственном. Вдруг неожиданно так сложилось, разнообразно, и продолжаю макать в разное. Нету повторов. Потому что часто в театрах складываются, что тебя эксплуатируют в одном и том же качестве.

К.ЛАРИНА: А у вас есть какие-то творческие принципы – вот вы знаете, что никогда не будете участвовать в этом, в этом и в этом?

О.ВОЛКОВА: Да, конечно.

К.ЛАРИНА: Могли бы сказать?

О.ВОЛКОВА: Это счастье, поэтому я работаю в антрепризе, что я имею наконец право выбора - пьесы, режиссера и даже партнеров. И это счастье, предоставленное вот ситуацией. Поэтому я так болею за жизнь антрепризы, которая закована официальными всякими людьми…

К.ЛАРИНА: Да, мы уже тоже про это много говорили. Потому что и ни в фестивалях, ни в конкурсах никогда не участвуют.

О.ВОЛКОВА: Ничего, ничего. Абсолютно презренна, хотя это не честно, потому что многие большие театры с большими именами работают втихаря по законам антрепризы.

К.ЛАРИНА: Да даже не втихаря, у них репертуары практически составлены…

О.ВОЛКОВА: Из приглашенных лиц…

К.ЛАРИНА: И из пьес соответствующего уровня. Да, да.

О.ВОЛКОВА: Поэтому, ну, что? Давайте не будем об этом.

К.ЛАРИНА: Но знаете что? Давайте все равно, мне кажется, что и ваши коллеги тоже виноваты в этом, потому что есть антреприза, а есть антреприза. Вы же сами это прекрасно знаете.

О.ВОЛКОВА: Конечно. Да.

К.ЛАРИНА: А зачет, как говорится, по пяточкам.

О.ВОЛКОВА: Ну, конечно. Но, кстати говоря, это не проходит на – там где войдет, прогнется.

К.ЛАРИНА: Там? Там уже люди знают.

О.ВОЛКОВА: Вот даже в Питере – вот нам выставляют что в кино, что… медийность. Не медийное. Даже мне говорят: «На вас не пойдут. Надо к вам прибавить…» - называется звонкое имя молодого артиста.

К.ЛАРИНА: Филиппа Киркорова.

О.ВОЛКОВА: Да. Скажем, Филиппа Киркорова. Я, значит, пенюсь, ну, как – в художника может плюнуть каждый. Не такая уже, что в Питере мы приедем с Адой Роговцевой и сыграем, и народ пойдет, потому что пьеса хорошая, тема хорошая и говорят, что мы играем хорошо.

К.ЛАРИНА: Ну, про принципы скажите.

О.ВОЛКОВА: Принципы…

К.ЛАРИНА: Интересно, что для вас неприемлемо.

О.ВОЛКОВА: Неприемлема чернуха, неприемлемо, когда, предположим, тебя приглашают в спектакль даже войти с опозданием, ну, ничего страшного, но видишь по уровню вкуса, что постановочка… пьеса хорошая, актеры хорошие, но это по уровню вкуса чудовищно. И принцип, конечно, я ненавижу театр пошлый и черный. Хотя, грязный. Мне хочется вымыться после этого.

К.ЛАРИНА: Особенно новомодные режиссеры. У нас сегодня уже несколько человек на гребне славы переживают свой звездный час. Этот набор так называемых модных режиссеров мы уже очень хорошо знаем. Они кочуют из театра в театр, и спектакли выпускаются просто как блины пекутся.

О.ВОЛКОВА: Вы знаете, я как питерский человек, я еще не стала москвичкой до такой степени, чтобы ослепнуть, ассимилироваться и жить жесткой довольно… избирательная способность жесткая. Оттуда еще всегда было поразительно, как Москва-матушка щедрая комплименты подбивает под фалды и возводит в ранг гениев и коронует то, что, как сказать, одаренность в норме, но должен еще быть талант, должен справляться с человеком. То, что касается того – вкуса моего, ну, это мой вкус, это я не могу навязывать даже людям, которые сейчас мучаются и слушают мой голос, потому что это мой вкус, мой выбор, мне это не нравится. Я не могу сказать, что это плохо. Это, там, черно, это холодно. Огорчает меня. Но опять, временно, пройдет. Люди не захотят ходить в холодный театр. Технократия. Я называю этот жанр молодой режиссуры прикладная режиссура. Это такая как бы биеннале. Это там можно. Это такая эклектика в этом, в этом бездушие абсолютное. Это не попадает в меня, как в зрителя. Театр должен вызывать, попадать в сердце, особенно российский театр. И вот мы тут обсуждали, Слава Полунин приезжал, мой нежно любимый человек. Я говорю: «Слава, вот почему вот эти, - там называю режиссеров, - бешеный успех за границей имеют?» Бешеный. Он говорит: «За границей видят, потому что это быстренько, чисто, красиво и непонятно». И это объясняет, что эстетика – наш зритель, он остается в то же время детским. Мы ходим сопереживать, мы хотим плакать, мы хотим уходить и думать-думать-думать. И когда мы видим вот эти танцы на площадке, танцы, трюки, холодные архитектоника такая жуткая совершенно, которая в меня не попадает, молодежь в восторге, опять-таки не с чем сравнивать. Нашему поколению невероятно повезло, что мы пенились от гнева против там: «Ох, Малый театр они застряли, они отстали. Ох, этот, там, этот…» А мы ворвались за подпольно крикнуть, что – это в адрес того, который про женщин и Маркса – но мы были такие подпольные деятели, это, кстати, очень полезно было, потому что мы искали Эзопов язык, как это выразить. Мы были очень социальные…

К.ЛАРИНА: Поэтому и копали глубоко всегда.

О.ВОЛКОВА: Мы очень социально были взрывные люди и очень бесстрашно жили, дорогие товарищи. И с Карлом Марксом были не в ладах. Изначально.

К.ЛАРИНА: Берите наушники. У нас остается 10 минут до конца нашей встречи. Мы должны на вопросы наших слушателей успеть ответить. Пожалуйста, 203-19-22 – телефон нашего прямого эфира. И напомним, что у нас в гостях сегодня народная артистка Российской Федерации Ольга Владимировна Волкова. Алле, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Добрый день. Ольга Владимировна, я хотела к ней обратиться. Ну, во-первых, вы безумно талантливы и очень очаровательная, умная женщина.

О.ВОЛКОВА: Спасибо.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я хочу на одну минуточку вас вернуть в вашу юность. Вы кончали студию ТЮЗа.

О.ВОЛКОВА: Да.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Вместе с Айрапетовым.

О.ВОЛКОВА: Нет, он намного моложе меня – на 6 лет.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Он моложе, да? Но период был какой-то…

О.ВОЛКОВА: Мы работали вместе параллельно.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Вы помните ли мою маму, травести тюзовскую, Александру Алексеевну Ахитину?

О.ВОЛКОВА: Ну, как же?

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Мне очень…

К.ЛАРИНА: Сейчас мы скажем, кто это… Спасибо вам за звонок.

О.ВОЛКОВА: Ну, дай вам Бог здоровья. Я просто, мы ограничены во времени. Потому что я так быстро говорю. Не успеть назвать всех. И Сперантову не успела назвать, и любимую Ахитину, потому что такая трагедия для меня была, когда она рано ушла со сцены. Это был подвиг, потому что она ради своих, кстати, внуков – когда я спросила: «Ну, почему, почему?» Такого обаяния, такого таланта, она играть могла все. У нее не было диапазона, как у травести. Она гениальная была актриса. И такой доброты и интеллигентности человек. Вот она взяла и ушла. Мне пора. Мне здесь и дома надо, и следить за внуками. Мы были потрясены. Спасибо вам за звонок. Я преклоняю голову перед мамой и ее талантом, потому что это было событийное имя на сцене ТЮЗа.

К.ЛАРИНА: Спасибо. Алле, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Здравствуйте, меня зовут Полина. Я узнала Ольгу Владимировну тогда, когда она играла «Влияние гамма-лучей на бледно-желтые ноготки».

О.ВОЛКОВА: Так.

ПОЛИНА: Это было потрясающе. Это в БДТ было, да?

О.ВОЛКОВА: В БДТ, да.

ПОЛИНА: Тогда вы приезжали на гастроли. Это вы там играли?

О.ВОЛКОВА: Играла, да.

ПОЛИНА: Замечательно. Я помню, вы играли и с Масаровой.

О.ВОЛКОВА: И с Ковель.

ПОЛИНА: И с Ковель? Я во-первых, вас хочу поблагодарить. Я с тех пор всегда следила за вашим творчеством. Замечательно.

О.ВОЛКОВА: Спасибо.

ПОЛИНА: А в «Летучей мыши» - это вообще шедевр.

К.ЛАРИНА: Это когда: «В угол, на нос, на предмет», - да?

ПОЛИНА: Потрясающе, когда вы там водили глазами, это было чудо. Спасибо вам большое.

О.ВОЛКОВА: Спасибо вам.

К.ЛАРИНА: И этим приемом до сих пор пользуются все, в том числе совсем юные девушки. Еще звонок, пожалуйста. Кстати, тот спектакль «Влияние гамма-лучей на бледно-желтые ноготки». Но, по-моему, с Валентиной Ковель как раз, это очень интересная пьеса, мне кажется, она сейчас была бы очень актуальна. У нас в Москве ее играла…

О.ВОЛКОВА: Жестокая.

К.ЛАРИНА: Жестокая пьеса.

О.ВОЛКОВА: И роль эту я ненавидела. Ненавидела просто.

К.ЛАРИНА: Серьезно? А вы там играли одну из дочек?

О.ВОЛКОВА: Вот которая в припадке, жестокая. Есть роли, которые очень разрушают душу. Я очень не хотела ее играть. Это была первая роль, на которую я была приглашена в БДТ. И я очень мучилась ею. Болела. Когда играть спектакли…

К.ЛАРИНА: Тяжелая вещь. Алле, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Алле, здравствуйте, Ольга Владимировна, здравствуйте, Ксения. Я из Москвы. Меня зовут Тамара. Вот я хотела спросить, Ольга Владимировна, сейчас очень во многих постановках театральных, в том числе на очень хороших сценах, себе позволяют, как бы это сказать, физиологические-фразеологические проявления – мат… Всякие появляются связки, которые авторы не подразумевали даже по моральным соображениям…

К.ЛАРИНА: Понятно.

ТАМАРА: Вот на ваш вкус, это допустимо, и вы можете ли себе это позволить, если это оправдано художественно?

К.ЛАРИНА: Все понятно, спасибо за вопрос. Пожалуйста.

О.ВОЛКОВА: Я не пуританка, я не ханжа. Есть вещи, которые в контексте очень деликатно, очень аккуратненько можно делать. А когда это язык вообще, просто голый, как… есть люди, которые пользуются ненормативной лексикой. И вы знаете, вставит грубое слово, и оно голографическим эффектом висит в воздухе полтора часа. Ужасно, отвратительно, не идет, как говорят. А есть, которые мягонько пропустят, потому что все-таки это бывает талантливое очень сочетание. И если есть мера, чуть-чуть, почему бы нет. И я не думаю, что во время Островского и Горького люди не знали этих слов. Поэтому я с вами должна согласиться, что это, конечно, не норма, и это тоже от безысходности и слабости, от желания выкинуть этакое, эпатировать, пользуются вот сейчас такими средствами, выразительными, мягко говоря. Конечно, это у меня не вызывает восторга. Но если бывает иногда вот там что-то такое, ну, ничего страшного, если это очень оправдано.

К.ЛАРИНА: Как играл Борисов Григория Мелехова в «Тихом Доне», там, конечно, матом не ругался, но он как бы улавливался.

О.ВОЛКОВА: Улавливался.

К.ЛАРИНА: Ты его, вот его не произносит человек, а ты его слышишь. Я помню, замечательный этот образ тоже по поводу всяких допущений внешних, как бы Григорий Мелехов идет, ковыряет в носу, и все время эти козявки рассматривал и пулял-пулял в зрительный зал. Вот такой был Гришка Мелехов.

О.ВОЛКОВА: Есть… Все зависит от того, от меры азарта, от меры проноса этого текста, который был слышен, не слышен, я иногда, очень редко этим пользовалась. В театре я играла пьяную, я пела частушку хрестоматийную, и тогда кто-то слышал, кто-то не слышал, но, вы знаете, получал огромное удовольствие, потому что это – часть образа. А по-другому, она пьянь-распьянцовская была бы. Русская баба. А мы знаем, как широко пользуются они нашим богатым русским языком.

К.ЛАРИНА: Еще один звонок, пожалуйста. Алле, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Алле, здравствуйте. Николай из Петербурга. Ольга Владимировна, Я хотел вас сердечно искренне поблагодарить. Много лет назад, когда я был никем, я был выпускником курса Розы Абрамовны Пирода, и мы там были с моим однокурсником Витей в моей квартире – это возле Суворовского… Я никогда этого не забуду. Вы помогли нам обоим стать артистами, теперь уже даже заслуженными. Люблю, целую руки и вечно преклоняюсь.

О.ВОЛКОВА: Ой, спасибо. Такое счастье. У меня такое количество детей, что забываю имена, потому что, к сожалению, нет такого института, я мечтаю о частных курсах повышения квалификации. Потому что я считаю, за два года можно делать актеров, чтобы помочь детям, которые хотят быть артистами. В разных возрастах. Не 4 года, у меня есть собственная точка зрения по этому поводу. Я рада, когда что-то получается. Спасибо вам всем. И я хочу, секундочка если у меня есть, воспользоваться случаем, что нахожусь на «Эхо Москвы», и думаю, ко мне присоединятся все поклонники «Эха Москвы», и выразить Ксюше Лариной слова нежнейшей любви, потому что я очень люблю, и профессионального восторга, потому что ни одной ошибки…

К.ЛАРИНА: Да ладно уж, бывает, бывает.

О.ВОЛКОВА: В ударении, имени. Ой, умно, интеллигентно, с юмором, иронично и темы поставлены.

К.ЛАРИНА: Спасибо, хватит.

О.ВОЛКОВА: Спасибо, я всех люблю.

К.ЛАРИНА: А привет Басилашвили передать Олегу Валериановичу?

О.ВОЛКОВА: Олег Валерианович, как я скучаю без вас. Никак не найти вас нигде – ни в Москве, ни в Питере, я вас люблю всех, Ляля, Галенька тебя тоже.

К.ЛАРИНА: Спасибо большое. Ольга Волкова – наша сегодняшняя гостья, которой мы желаем огромных творческих успехов и в театре, и в кино. И до встречи. Спасибо вам огромное. До свидания.