Михаил Левитин - Дифирамб - 2004-10-09

9 октября 2004 года.

В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Михаил Левитин - режиссер, художественный руководитель театра "Эрмитаж".

Эфир ведет Ксения Ларина.

К. ЛАРИНА - Начинается пение дифирамбов. И сегодня дифирамбы мы будем петь главному режиссеру московского театра "Эрмитаж" Михаилу Левитину. Впрочем, петь ему дифирамбы нам с вами не привыкать. Здравствуйте, Михаил Захарович.

М. ЛЕВИТИН - Это я вам буду петь дифирамбы в связи с 10-летием вашего сына. Поздравляю вас.

К. ЛАРИНА - Спасибо большое. Действительно, для меня это огромный праздник.

М. ЛЕВИТИН - Конечно. Надеюсь.

К. ЛАРИНА - Юбилей первый. Михаил Захарович Левитин сегодня, конечно, расскажет о последней премьере театра, о спектакле "Суер-Выер" по прозе Юрия Коваля. Конечно, мы будем говорить не только о театре, как всегда это бывает при встрече с Михаилом Левитиным, но и обо всем на свете, круг тем у нас не ограничивается. Поэтому ваши вопросы принимаются. Тем более что сегодня вопросы вы будете задавать не просто так, а за вознаграждение. Мы готовы для вас, уважаемые друзья, подарить вам пригласительные билетики на спектакли московского театра "Эрмитаж". Я сразу назову, что у нас сегодня есть в розыгрыше. 16 октября спектакль "Зойкина квартира", 15-го тоже "Зойкина квартира", 13 октября - "визитная карточка" театра "Эрмитаж" спектакль-ветеран "Хармс, Чармс, Шардам, или Школа клоунов". Сколько ему лет, Михаил Захарович?

М. ЛЕВИТИН - 22 года.

К. ЛАРИНА - Кошмар какой. 14 октября "Эрендира и ее бабка", это, если мне память моя старческая не изменяет, по Маркесу.

М. ЛЕВИТИН - Нет, это абсолютно моя пьеса, навеянная Маркесом.

К. ЛАРИНА - Но зато на родине Маркеса этот спектакль видели.

М. ЛЕВИТИН - И не только на родине Маркеса, вообще на континенте.

К. ЛАРИНА - Вы можете выбирать любой спектакль, на который хотите пойти, но только очень ваш прошу выполнять условие нашей легкой игры - задавайте вопросы нашему гостю Михаилу Левитину. В конце нашей передачи самые интересные вопросы, которые больше всего понравятся Михаилу Левитину, за них мы и дадим вам билеты. Хотя я, конечно, ужасно расстроена, что на Коваля у нас сегодня билетов нет. А это значит, что полный аншлаг на этом спектакле.

К. ЛАРИНА - Да, там хорошо. Как всегда в премьерный период театра "Эрмитаж" это красоты невероятной все. Полный аншлаг, перепродаются очень дорого билеты.

К. ЛАРИНА - Давайте тогда поговорим сразу про этот спектакль, про прозу Юрия Коваля. Вообще вы его ставили когда-нибудь на сцене?

М. ЛЕВИТИН - Во-первых, я совершаю преступление, что я говорю про спектакль. Я пообещал труппе не давать интервью. И все телевизионные интервью, радиоинтервью дают артисты.

К. ЛАРИНА - А почему?

М. ЛЕВИТИН - На их плечи я переложил полностью ответственность за это представление. Потому что оно очень трудно давалось, независимо от художественных проблем, это были не художественные проблемы. Но давалось трудно, очень долго, были на пути потери, серьезные и существенные. Я понял, что создавать карнавал в наши времена гораздо труднее, чем ставить драматический спектакль. Люди тяготеют к веселью в первый день, а потом начинают ужасно мучаться: сколько ж может длиться это бесконечное веселье. Вы спросили про то, ставили ли Коваля. Я не знаю, ставили ли его детские книги, но "Суера" мы поставили, безусловно, первые. Была радиозапись, если я не ошибаюсь, Саша Филиппенко делал, мечтал поставить Шура Ширвиндт и Арцибашев в "Сатире". Должен был ставить Фоменко, поэтому год у меня такой перерыва между началом работы. Мы как бы договорились с Фоменко, что он ставит, а я его смотрю спектакль. Но получилось наоборот.

К. ЛАРИНА - А почему вы ему посвятили спектакль?

М. ЛЕВИТИН - Я его люблю.

К. ЛАРИНА - Ну ладно. Можно было бы Пушкину посвятить спектакль.

М. ЛЕВИТИН - Нет. Во-первых, он причастен, он мне как бы переподарил этого Коваля, не стал ставить сам, а отдал все-таки мне. Во-вторых, глава у Коваля посвящена одна Петру. Потом компания Коваля - это компания не моя. Это компания Кима, Фоменко, Визбора. Роман начинал писаться 40-50 лет назад буквально в студенческих аудиториях. Они сочиняли его вместе поначалу, а потом он его вел, вел и довел до последней строки. Вот с последней строкой - это уже моя история. Знакомый мой Юра Коваль в "Малеевке", где мы писали в разных комнатах, неожиданно прибегает ко мне - знакомый, повторяю, не больше - и просит меня: дай мне бумаги (на ты мы были), бумаги, бумаги, я дописываю книгу, дай бумаги. Я ему дал бумагу на какую-то неизвестную мне книгу. И потом он мне подарил свою маленькую книжонку с дарственной надписью: "От вашей бумаге нашей бумаге".

К. ЛАРИНА - Я сошла с ума. Где я это слышала?

М. ЛЕВИТИН - Это я уже говорил, я говорил, кто-то пересказывал. Слышать вы этого не могли. Плагиат, сплошной плагиат.

К. ЛАРИНА - Слухи дошли.

М. ЛЕВИТИН - Да, у меня есть такая книга. А Пете посвятить я готов все что угодно, Петру Наумовичу. И не потому что он так сегодня популярен, а потому что нашей дружбе, как мы насчитали позавчера, 40 лет.

К. ЛАРИНА - Как вы разделили ребенка, Ольгу Левитину?

М. ЛЕВИТИН - Мы ее не разделили.

К. ЛАРИНА - Ольга Левитина, ученица Петра Наумовича Фоменко, дочка Михаила Захаровича Левитина, которая все-таки какое-то время проработала в театре у Петра Фоменко.

М. ЛЕВИТИН - Училась.

К. ЛАРИНА - А потом папа взял и забрал ее из этого театра.

М. ЛЕВИТИН - Это не так. Вы сейчас льете воду на мельницу Фоменко. Это совершенно не так. Она верная ученика Петра Наумовича, она любит его чрезвычайно, научилась чему могла, училась не у меня, у Фоменко. Но что-то там произошло с ней, какие-то ее соображения. Она девочка острая. И она решила не мешать жизни театра, прекрасно, как она считала, без нее обходящейся.

К. ЛАРИНА - Т.е. она что, там себя чувствовала плохо?

М. ЛЕВИТИН - Она, вероятно, не вошла туда. Надо было немножко подождать, мне кажется. Она пришла ко мне. Женщины у меня, вы знаете, какие, поэтому я ее не приглашал в театр. Но театр ее полюбил, безусловно полюбил.

К. ЛАРИНА - Ольга Левитина играет в этом спектакле?

М. ЛЕВИТИН - Да, играет, она играет две роли, одну очень существенную и большую. Мне нравится.

К. ЛАРИНА - Я тогда должна спросить про остальных детей. У вас их же много, мал-мала-меньше.

М. ЛЕВИТИН - Да, у меня хорошие дети.

К. ЛАРИНА - А Миша что делает?

М. ЛЕВИТИН - Миша заканчивает университет, играет в антрепризе.

К. ЛАРИНА - Играет как артист?

М. ЛЕВИТИН - Представьте себе. Его давно Галина Борисовна хотела пригласить на роль Андрея Прозорова в спектакль "Три сестры".

К. ЛАРИНА - Волчек.

М. ЛЕВИТИН - Он у них почему-то считается артистом, Миша считается. Говорят, что у него есть такие способности. Я думаю, есть, у него разные есть. Он играет в антрепризе с мамой и с Олей, репетирует сейчас и усиленно пытается заняться спортивной журналистикой. Я не знаю, почему и как. Любит футбол.

К. ЛАРИНА - А еще есть ребенок.

М. ЛЕВИТИН - А есть ребенок маленький, последнее счастье.

К. ЛАРИНА - Никогда не говорите никогда, Михаил Захарович.

М. ЛЕВИТИН - Годик. Только вчера еще она, услышав звонок... она стоит, бьет дверь, в которую я ушел, и услышав звонок вчера в дверь, она закричала, поцеловала меня очень-очень по-дамски, в губы, и легла спать без единого звука. Так что, я думаю, сознательные у нас какие-то отношения.

К. ЛАРИНА - Она уже чувствует, что такое театр?

М. ЛЕВИТИН - Она была на сцене, я выносил ее в спектакле "Ким-танго", она выходила со мной, была у меня на руках, один раз я себе это позволил, повеселил и зал. Почему-то зал радуется, когда видит ребенка, любого ребенка, а тут еще на руках у пожилого лысого человека. И повеселил моих артистов. Т.е. вернул спектаклю то состояние, "Ким-танго", одному из моих любимых, которое ему присуще, такой нелепости, неожиданности. Была на сцене с удовольствием.

К. ЛАРИНА - Я не спрашиваю, передается ли по наследству талант, это, конечно, вопрос глупый. А вот мировоззрение, умение творчески наблюдать и воспринимать жизнь, это передается по наследству? Или это атмосфера какая-то в доме создается?

М. ЛЕВИТИН - Я могу судить по своему ребенку. У меня получилось.

К. ЛАРИНА - Каким образом? Это специально? У вас какая-то наука специальная была?

М. ЛЕВИТИН - Нет. Ничего не скрывать. Это опасная позиция. Думаю, даже мама Оли и Миши не одобряла эту мою позицию, но я ничего от них не скрывал. Вероятно, не было в моем поведении такого уж шибко преступного и черного, дети просто наблюдали, как это трудно, заниматься тем, чем мы занимаемся. И потом видели какой-то результат. Дети все время были в моем процессе, в моей работе, в моей борьбе, я бы так сказал, и ничего плохого оттуда не извлекли. Это родные, абсолютно ближайшие люди, очень хорошие.

К. ЛАРИНА - А им всегда нравилось все, что вы делаете?

М. ЛЕВИТИН - Наверное, нет. Там была критика, не захваливали так, как захваливают, когда действительно нравится. Но вообще любят то, что я делаю. И друзей моих любят. Любят то, что я люблю. Это получилось, безусловно.

К. ЛАРИНА - Возвращаемся к авторам, что называется. Михаил Левитин привык открывать авторов, непривычных для сцены. То, что было с Хармсом когда-то и с обериутами, которые, в принципе, никогда, наверное, до вас на площадках сценических не ставились.

М. ЛЕВИТИН - Похоже, что нет.

К. ЛАРИНА - Вы были первым.

М. ЛЕВИТИН - Как вы угадываете сценичность произведения?

К. ЛАРИНА - Театр, который я люблю, он или есть, или нет, так бы я сказал. Люди ведут себя так, как мне хотелось, чтобы они себя вели. Реальную жизнь представляю себе так, как я представляю. А для меня она такая печальная клоунада. И я с детства так смотрю на мир. И когда вдруг встречаю людей мощных, гениальных, таких как Хармс, Введенский, многие другие (не многие другие, а немногие другие), я понимаю, я не один, я не одинок, я могу на этом все строить. Должны быть эксцентрики, острые люди. Острые люди, живущие не долго. Пусть они живут по 100, по тысяче лет, но они не бессмертие не рассчитывают. Вот это мне очень нравится, такое легкомыслие, когда ты не рассчитываешь на бессмертие, не рассчитываешь на славу, а в итоге получаешь ее в обилии невероятном. Я говорю о Хармсе. Я сейчас был в Белграде на 100-летии Введенского. В Белграде отмечается 100-летие великого поэта Александра Введенского. Почему не в Москве? Почему не в Петербурге? Какое-то безумие. Съезжается весь мир на 100-летие Введенского. Они пригласили меня туда, все-таки я первым поставил обериутом.

К. ЛАРИНА - Первым, действительно. На самом деле, такая ассоциация существует. Если мы говорим обериуты, то сразу же говорим про театр "Эрмитаж".

М. ЛЕВИТИН - Я готов отдать пальму первенства кому угодно.

К. ЛАРИНА - А вот не надо, вот вы такой добрый, не надо отдавать никому пальму первенства, вами заслуженную. Я хочу обратиться сразу к вопросам, поскольку их уже достаточное количество пришло на наш пейджер. Есть традиционные вопросы, которые точно не будут вознаграждены никакими билетами, но я все равно задам. Про планы на сезон спрашивают наши слушатели. Что будет дальше?

М. ЛЕВИТИН - Сезон очень странный для нашего авторского, так называемого авторского театра. Я отдал театр на откуп другим людям. Ставит спектакль "Золотой теленок" по любимому произведения Арсений Ковальский, артист нашего театра. Я подозреваю его в режиссерских способностях.

К. ЛАРИНА - Это будет полноценный спектакль?

М. ЛЕВИТИН - Это будет полноценный огромный спектакль на большой сцене. Он пытается меня привлечь, и, вероятно, как-то нужен я ему буду, но это делает он. Затем ставит Алексей Левинский спектакль по пьесе Гомбровича "Ивонна, принцесса Бургундии", если я не ошибаюсь.

К. ЛАРИНА - Алексей Левинский, кстати, абсолютно ваш человек.

М. ЛЕВИТИН - Да, Левинский человек внимательнейший к театру. Так что сезон весь. Потому что я хочу снимать кино и, вероятно, буду его снимать в феврале месяце. Надеюсь. Я так говорю, а потом думаю - ладно, скажу и скажу.

К. ЛАРИНА - По своей книге?

М. ЛЕВИТИН - Нет, ни в коей мере не по своей книге. Это кино, не сериал, у Соловьева Сергея Александровича в "Круге" по "Крысолову" Александра Грина. Я 25 лет хочу это сделать.

К. ЛАРИНА - На радио делали это.

М. ЛЕВИТИН - Нет. Делал "Епифанские шлюзы" на радио. Ничего не делал. Делал в театре. В театре я делал спектакль, "Я снимаю "Крысолова" назывался. Попробую снять кино.

К. ЛАРИНА - Вот на этом мы пока остановимся. Сейчас у нас новости, потом продолжим наш разговор.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА - Михаил Левитин, главный режиссер театра "Эрмитаж", сегодня гостит в нашей студии и отвечает на ваши вопросы. Я прямо подряд буду читать. Михаил Захарович, пожалуйста, уважьте нашего зрителя. "Я иду в театр, чтобы отдохнуть. А вы, как театральный деятель, куда ходите с целью расслабиться?" - спрашивает вас Зоя.

М. ЛЕВИТИН - В путешествия хожу, лучше дальние. И просто хожу домой, отдохнуть от театра. Вот где я отдыхаю.

К. ЛАРИНА - "Вы интересуетесь политикой? Как вы относитесь к тому, что сейчас происходит в нашей стране? Какое у вас настроение, позитивное или вы видите больше негатива в нашей сегодняшней жизни?" - спрашивает Лариса.

М. ЛЕВИТИН - Я не пускаю глубоко в душу. То, из-за чего душа болит, она болит, как я говорю, с детства, всегда. Я не пускаю глубоко в душу временные события. Тут надо, и не мне, решать как-то кардинальнее вопросы.

К. ЛАРИНА - "Ваш театр практически не ставит классики, в лице Чехова, Горького и так далее. Это концепция или нечто иное?" - спрашивает Андрей.

М. ЛЕВИТИН - Это не совсем так. Горького, вероятно, ставить не буду.

К. ЛАРИНА - Не любите?

М. ЛЕВИТИН - Кроме ранних рассказов, не очень. Чехова ставил, ранние рассказы, сейчас буду в своей бразильско-российской театральной школе, у меня такая образовалась, я буду в ней ставить маленькие рассказы Чехова. Чеховские пьесы, говорю совершенно откровенно, не люблю. Объяснение долгие. Понимаю, что крамольное заявление, но не люблю.

К. ЛАРИНА - А почему?

М. ЛЕВИТИН - Это романы. Я могу их инсценировать, могу не инсценировать. Это все-таки романы. Такая есть точка зрения на чеховские пьесы, что это романы, я придерживаюсь такой точки зрения. Это не обновляет театр. Я не могу понять мирового тотального интереса к этому. Притом что Чехов любимейший мой прозаик. Толстой тоже не мог, что ж я должен...

К. ЛАРИНА - А "Живой труп" у вас шел.

М. ЛЕВИТИН - "Живой труп" Толстого - это совсем другое дело. Это из междометий состоит, из мычаний состоит, это пьеса без сентенций, без назидательности, без каких-то бесконечных слов. Это пьеса, их дыхания состоящая. Толстой очень понимал театр.

К. ЛАРИНА - "Михаил Захарович, очень люблю Маркеса. С большим интересом видела вашу пьесу. Не хотели бы вы поставить на сцене пьесу "Сто лет одиночества"? Почему нет театральных постановок по этой книге?" - спрашивает Женя.

М. ЛЕВИТИН - Есть постановка, по-моему, была в театре у Спесивцева. То, что касается моих желаний, я бы очень хотел поставить "Осень патриарха", когда-то хотел и сочинял даже спектакль этот. Но я тогда не знал, что надо Маркеса ставить, независимо от текста Маркеса. Вот такое заявление беглое. Подумайте, о чем я говорю. Текст Маркеса текстом Маркеса, сценический текст по Маркесу - это может быть полная тишина. Я хотел с Валей Гафтом это ставить и строить на интересном ходе. Теперь могу рассказать, так как ставить не буду. Т.е. диктатор и бесконечные двойники. Там чуть-чуть упоминаются двойники, а мне хотелось диктатор и его двойники. Естественно, играет один артист. Очень было бы мне это интересно сделать. А сейчас почему-то не хочу.

К. ЛАРИНА - "Актуально ли сейчас возвращение к постановкам пьес Арбузова, Розова и других советских авторов?" - спрашивает Маша. Вообще отношение к советской драматургии.

М. ЛЕВИТИН - У меня хорошее. Дело в том, что я уверен, что драматургия эта не шибко великолепная и великая, но отношение хорошее. Ностальгия присуща мне, на "Кремлевских курантах", радиоспектакль с Грибовым в роли Ленина, я вырос. Правда, там еще Райкин вмешался немножко со своими радиоспектаклями, но тем не менее вырос. Я люблю. Я иногда сам подумываю, не поставить ли Шкваркина, не посмотреть ли "Потерянный сын" Арбузова. Но смотрю и вижу - не поставить, не посмотреть.

К. ЛАРИНА - "Уважаемый Михаил Захарович, расскажите, пожалуйста, о себе, о семье. Ваш отец не артист ли оперетты из Саратова? А Ольга Остроумова не ваша ли бывшая жена?" - спрашивает Вера.

М. ЛЕВИТИН - Ольга Остроумова, действительно, моя бывшая жена, а отец мой не артист оперетты из Саратова. Хотя, конечно, в Одессе все родители и все дети - это артисты оперетты. Поэтому считайте, что вполне мог бы работать и в оперетте.

К. ЛАРИНА - Все-таки давайте немножечко об этом поговорим, потому что понятно, что все равно все оттуда возникает. С каких лет вы помните себя вообще?

М. ЛЕВИТИН - Я помню себя довольно рано, как мне кажется. Я помню отца, который занимался очень многими делами. Он с 12 лет работал на каменоломне и кормил семью, с 12 лет он таскал камни. Это был совершенно особый человек. Занимался разным. В Одессе надо заниматься многим, чтобы прокормить семью. Это лучший человек в моей жизни. Человек, который почти ничего не говорил, он был молчаливый, смущенный человек и в то же время невероятно энергичный. Когда он умер, я понял, что уже ничего не страшно. С этим ощущением уже живу лет 18, если не соврать. Вот это мой отец. Мать моя изумительная женщина, создавшая интеллектуальную ауру в моей жизни. Она партийный такой человек, преподавала в институте связи научный коммунизм, много чего преподавала, артистам цирка читала научный коммунизм, это была ее общественная нагрузка всегда. Я пишу об этом и не смешно это все. У меня замечательная, чистейшая семья. Это люди, не обманувшие никогда в жизни никого, не предавшие никого, лишенные интриги. В доме никогда не говорили плохо о людях. Это в Одессе поразительно, в Одессе, город замечательный, но все-таки город связан со сплетней, с обсмаковыванием каких-то подробностей житейских. Не было такого в семье. Это труженики.

К. ЛАРИНА - А у вас остались друзья из детства?

М. ЛЕВИТИН - В Одессе? Одесса вся уехала. Ближайший, родной друг живет в Германии, поехал совершенно недавно туда, и нелепо, с моей точки зрения, поехал туда. Он гениальный человек, я написал книгу в свое время, не самую мою удачную, "Мой друг верит". Это человек, который верит в чистоту людей, как безумный. Он математик, удивительный человек, как и все наши друзья.

К. ЛАРИНА - Вообще эта тусовка одесская, она и сегодня существует в Москве, может быть, я ошибаюсь, мне кажется, что вы в нее не входите.

М. ЛЕВИТИН - Нет, я не хожу туда.

К. ЛАРИНА - А почему?

М. ЛЕВИТИН - Я работаю с Карцевым, работаю много со Жванецким. Я не хожу туда. Не могу понять.

К. ЛАРИНА - Все эти десанты на историческую родину.

М. ЛЕВИТИН - Интереса нет. Я и в Одессе не принадлежал. Они удивлялись: какой-то мальчик поступил в театральный институт на режиссерский сразу. Удивлялись ужасно. А у меня уже были московские друзья очень рано, Райт-Ковалева, покойная Рита Райт, Юлий Даниэль, я говорю об этом совершенно серьезно, это мои личные, интимные друзья, хотя они старше меня на много лет. Это были другие привязанности.

К. ЛАРИНА - Но существует уже определенная мифология, связанная с Одессой. Не только с самим городом, но и с людьми, которые оттуда вышли, типа какого-то братства. Насколько это соответствует действительности?

М. ЛЕВИТИН - Я не знаю, я в этом крепко не уверен. Я удивляюсь сам себе, что я до сих пор в Литературный музей не послал своих книг. Сейчас они издают общий сборник, и они попросили меня все-таки что-то дать. Я дал что-то туда. Я не знаю. Какое-то целомудренное отношение к своему прошлому у меня существует, другая Одесса. Миша Жванецкий - это раньше на много лет, они еще жили в политике, они варились в этом, в возможности, что что-то произойдет в стране. Я родился в другое время, мне приходится рассчитывать на собственные силы.

К. ЛАРИНА - А юмор, действительно, существует особый одесский?

М. ЛЕВИТИН - Да, конечно, существовал. Но на грани пошлости. Я называю всегда последним одесситом Жванецкого. Так я думаю, это, действительно, правда. Это такой настоящий одессит, естественный одессит, ему не приходится пыжиться. Когда я пишу об Одессе, это почему-то грустно.

К. ЛАРИНА - У вас идет спектакль замечательный по прозе Михаила Жванецкого "Уроки русского". Насколько это автобиографично, насколько это в вас попадает? Или это все-таки про Одессу Жванецкого?

М. ЛЕВИТИН - Нет, это про мою Одессу. Это прощание с Одессой Жванецкого. И надо сказать, что когда он смотрел спектакль и потом по телевизору сказал, что он очень доволен, назвал его "реквием по Одессе". Так это и делалось, так это и строилось. Это удивительно странный спектакль, потому что очень многие люди еврейские, одесские люди, им кажется, что я над ними издеваюсь в спектакле. Ничего, кроме любви к ним, у меня нет. Но люди не любят себя видеть некрасивыми, со странной пластикой. Там старые люди, я их помню такими, я не могу умиляться тому, что делает время с людьми. Но я их очень люблю.

К. ЛАРИНА - А почему вы Бабеля не ставите?

М. ЛЕВИТИН - Я ставил "Марию" "До свидания, мертвецы" был спектакль, мы его везли в Израиль, такое страшное название "До свидания, мертвецы". Это фраза из дневника Бабеля, странная фраза. Идет дневник про "Конармию", про борьбу, про битвы - и вдруг "До свидания, мертвецы". Фраза сквозит. Он проходит по местам скорби, он проходит по местам погромов, по местам, где были и поляки, и наши, что там осталось от наших местечек. И это я ставил, я ставил "Марию". Мне кажется, никто до меня ее не ставил. Так что был один Бабель в моей жизни. Да еще был когда-то. Олешу переставил всего.

К. ЛАРИНА - Кстати, вы не видели, была замечательная программа. Хотя я так говорю, может быть, вы, как знаток Олеши, скажете, что она была вовсе не замечательная, по телевизору совсем недавно, с Алексеем Баталовым.

М. ЛЕВИТИН - Нет, не видел.

К. ЛАРИНА - Он там вспоминал, естественно, о фильме, который он ставил, "Три толстяка". Естественно, вокруг Олеши все это вертелось. Он там очень просто, как это умеет делать только Алексей Баталов, очень простым языком, очень искренне и интимно рассказал о его трагической судьбе. Действительно ли он последние 20-30 своей жизни ничего не написал?

М. ЛЕВИТИН - Это не так. Не в укор Алексею Владимировичу, который знает много и, может быть, знает больше меня. Но я очень входил в эту жизнь Олеши в связи с постановкой "Смерти Занда", "Зависти" в Чехословакии. Много чего там было с Олешей связано. Это не так. Он всегда писал. Но ему казалось, что он не пишет. Ему казалось, что это не соответствует тому представлению о литературе. Ведь это был человек, ощущающий миссию писателя как нечто абсолютно необыкновенное. Никто так не относился. Он понимал, что садится в кресло Данте.

К. ЛАРИНА - Т.е. ни дня без строчки - это не поза.

М. ЛЕВИТИН - Это никакая не поза. Потом оказывается много написано. Ведь мы же сейчас в эту "Книгу прощания", которую, кстати, я инсценировал и должен был делать с Михаилом Александровичем Ульяновым... Мы долго возились и так и не решились это начать, хотя Боровский уже сделал оформление. Так и не решились по многим причинам.

К. ЛАРИНА - Пойдем дальше по вопросам. "Михаил Захарович, когда вы ставите Хармса, вы должны же вживаться в его странный героев. Как это отражается на вашем образе жизни?" - спрашивает Владимир.

М. ЛЕВИТИН - Я сам всю жизнь живу так, как Хармс, во всяком случае, как автор частично так. Конечно, с коррекцией на свои особенности.

К. ЛАРИНА - Очень много вопросов про литературу. Насколько вы себя чувствуете писателем, в каких толстых журналах печатаетесь, что сейчас пишется. Я суммирую, здесь очень много вопросов про вашу литературную жизнь.

М. ЛЕВИТИН - Вышел роман "Брат и благодетель". Как сказали мне поклонники этого романа, их оказалось больше, чем поклонников всего остального, что я написал, что я наконец-то пощадил читателя. Он в журнале "Октябрь" вышел в 3-м номере, сейчас в "Тексте" он выходит, по-моему, месяц-полтора осталось до его выхода. Я знаю, что уже им заинтересовались, его переводят. Вот это то, что происходит. А так я начал писать бесконечно большую историю, впервые и не сразу, я обычно пишу, как Олеша говорил, писать надо сразу, сходу и написать до точки. Я этому следовал. В этот раз не получилось. Я растягиваю работу какую-то бесконечную, умопомрачительную историю, романную историю, я даже не владею инициативой, очень для меня интересную.

К. ЛАРИНА - А когда начали писать?

М. ЛЕВИТИН - То, что я вам рассказывал?

К. ЛАРИНА - Вообще.

М. ЛЕВИТИН - Я написал пьесу в 1-м классе, потом ставила ее пионервожатая наша, называлась она "Чудаки", кажется, зоринское название, потом возникшее. Я написал в 1-м классе. Потом писал рассказы и в ГИТИС поступал со своими рассказами. Просто мой пиетет перед великой русской литературой такой, что я не придавал этому большого значения. А театральная стихия... театральная жизнь, она во мне сидит, я ее разыгрываю до сей поры. Но сейчас, конечно, для меня очень существенно то, что я пишу. Но дать оценку этому я не в состоянии.

К. ЛАРИНА - Вас когда-нибудь читали со сцены другие люди?

М. ЛЕВИТИН - Да.

К. ЛАРИНА - Ваши артисты, это я слышала, когда был ваш юбилей. А вообще?

М. ЛЕВИТИН - Говорят, что еще читали, и не мои артисты со сцены. И даже инсценировали в свое время повесть об Уточкине "Полет с пассажиром", в МГУ я видел инсценировку много-много лет назад. По-моему, они не поддаются инсценировке.

К. ЛАРИНА - А вы допускаете вообще мысль, что театр закончится в вашей жизни и будет только литература?

М. ЛЕВИТИН - Да, я вполне допускаю такую мысль. Я бы сказал, что я жертва призвания. Я абсолютно точно это говорю, я жертва призвания. Я не могу остановиться. Как я карандаш держу все время, тру его, так я ставлю, ставлю и ставлю. Причем, знаете, мне кажется, что я четко знаю, чего я хочу, безумно знаю, может быть, не осмысленно, но интуитивно знаю, что я хочу, и все время туда тянусь. И пока я это не увижу на сцене, я, по-моему, не успокоюсь. Но, может быть, увижу. Вот сейчас идет "Суер-Выер", я смотрю его глазами не Левитина, я смотрю его глазами абсолютно третьего человека. Я так устал от работы, что я смотрю глазами зрителя. И мне этот спектакль очень интересен.

К. ЛАРИНА - Приходите, приходите. Там правда живые собачки?

М. ЛЕВИТИН - Ой, живые собачки. Нам же не привыкать. Если б собачки. Там живые щенки. С ними много хлопот. Совершенно месячные.

К. ЛАРИНА - Я прочитала в одной из рецензий, не помню автора, который говорит, что запрещенный прием Левитин применяет в конце спектакля, когда на сцене появляются щенки, что здесь самый страшный сухарь не сможет сдержать слез умиления.

М. ЛЕВИТИН - И пусть не сдерживает. Я даже артистам говорил: сентиментальный конец, пусть заплачут. Когда меня спрашивают сейчас, что зрителю надо, я отвечаю - кровь. А мне не надо.

К. ЛАРИНА - Почему зрителю надо кровь? Почему вы так решили?

М. ЛЕВИТИН - Его приучили.

К. ЛАРИНА - Вы рассуждаете как руководитель какого-нибудь телевизионного канала. Зрителю иногда хочется слез, светлой печали, в конце концов.

М. ЛЕВИТИН - Тогда мы совпадаем полностью. Вот надо выключить немедленно телевизоры.

К. ЛАРИНА - Екатерина спрашивает: "Как вы относитесь к нашему сегодняшнему ТВ? Что смотрите? Какие программы нравятся?"

М. ЛЕВИТИН - Спорт и канал "Культура". Ничего больше не смотрю, стараюсь не смотреть. Редко спорт, имею в виду футбол. Ничего не смотрю.

К. ЛАРИНА - "Видели вы новый спектакль "Шинель" в "Современнике" с Мариной Нееловой? Как относитесь к тому, что женщине доверили такую роль? Допускаете ли вы вообще актрису в мужской роли?" - спрашивает Ольга.

М. ЛЕВИТИН - Сейчас время аттракционов, они подменяют собой театр. Но в данном случае я уверен в серьезных намерениях и Фокина, и такой актрисы, как Неелова, в серьезных намерениях, в ее любопытстве к различным ипостасям своим, к поискам, к диким поискам, я бы сказал, почти невероятным поискам. Думаю, что это хорошо.

К. ЛАРИНА - А вообще актриса, которая играет мужскую роль, когда-нибудь было в вашей жизни такое?

М. ЛЕВИТИН - Сара Бернар еще играла.

К. ЛАРИНА - А в вашей жизни? Вы ставили артистку на мужскую роль?

М. ЛЕВИТИН - Да. Я сейчас не могу вспомнить, но бесконечно играли.

К. ЛАРИНА - У вас такие актрисы. У вас одна Даша чего стоит Белоусова, она может сыграть любую мужскую роль.

М. ЛЕВИТИН - Здесь она играет в "Суере" женщину с 6 грудями.

К. ЛАРИНА - Играет бабку Эрендиры, молодая красивая женщина.

М. ЛЕВИТИН - Бог знает, чего она играет.

К. ЛАРИНА - Вообще актриса удивительная. Надо с ней поставить какого-нибудь "Гамлета", вот было бы интересно.

М. ЛЕВИТИН - "Гамлета"?

К. ЛАРИНА - Да.

М. ЛЕВИТИН - Может быть.

К. ЛАРИНА - Авторов вам предлагают. Спрашивает Лена про Фридриха Горенштейна. Спрашивает еще одна наша слушательница про Шагала: "Не хотели бы вы сделать спектакль о нем?"

М. ЛЕВИТИН - Нет. Я слышал, что делали ученики Гинкаса, под руководством Гинкаса. Думаю, хорошо. О Горенштейне я написал эссе в журнале "Октябрь" в свое время. Это один из самых интересных российских писателей. На всякий случай говорю "один из самых", потому что боюсь сказать слово "самый интересный". Время писательское, оно приходит рано или поздно. Это изумительный писатель. Я хотел бы инсценировать его одну книгу. Но не знаю.

К. ЛАРИНА - "Какой театр вам не нравится?" - вопрос нашей слушательницы Ирины. Я так понимаю, что не нужно название театра, а вот что вам не нравится в театре.

М. ЛЕВИТИН - Дилетантский театр. Я вчера как раз об этом сказал. Ни на радио, ни на телевидение, всуе я сказал об этом, что сейчас образовалось громадное количество людей вне традиций, культурных в достаточной степени, прочитавших какие-то книги, как мне кажется, не главные книги, им нужны свои кумиры и так далее. Они воспринимают театр только дилетантски. Они воспринимают то, что могут сделать сами. Появились вот такие актеры, приблизительно играющие, режиссеры, сомнительно ставящие, вне традиций, ярко, эффектно ставящие, но вне традиций. С моей точки зрения, это ничего ровным счетом не дает культуре, а просто услаждается компания.

К. ЛАРИНА - Вы тоже существуете вне традиций.

М. ЛЕВИТИН - Я абсолютно в традиции. Как угодно можете ее называть, но этой традиции не меньше 500 лет. Это традиция шарлатанов, традиция комедии дель-арте, традиция Таирова, Вахтангова, Мейерхольда. Я в этой традиции существую, очень сильной, в традиции 20-х годов русского театра. Я очень придерживаюсь этого, я слежу за этим, я думаю о том, отступил ли я, и в традиции, надеюсь, русской культуры. Больное время, когда люди не интересуются прошлым совсем. И это зайдет очень далеко.

К. ЛАРИНА - Почему? Сейчас очень много исторических программ по телевизору.

М. ЛЕВИТИН - Кто ж их особенно будет смотреть из тех, кто уже делает историю? Опоздали немножко с историческими программами, опоздали чуть-чуть. Хотя, конечно, хорошо, что это все рассказывается. Может быть, что-то вернется.

К. ЛАРИНА - Возвращаясь все-таки к театру как к театру, как к институту, как к образу мыслей и жизни. Смотрите, вы преклоняетесь перед Петром Наумовичем Фоменко, посвящаете ему спектакль. Я прекрасно понимаю, что это два разных театра, театр Фоменко и театр Левитина.

М. ЛЕВИТИН - Абсолютно.

К. ЛАРИНА - А вы принимаете то, что делает он, как зритель?

М. ЛЕВИТИН - Да.

К. ЛАРИНА - Т.е. вы сморите с удовольствием или мучаетесь?

М. ЛЕВИТИН - С удовольствием абсолютно. У меня редко чувство такое. Я же ведь вам уже говорил на одной из передач, что я смотрю то, что ставят мои друзья, читаю то, что пишут мои друзья, и только в этом кругу вращаюсь. Слава богу, круг очень хороший, небольшой, но хороший. С удовольствием смотрю. Он все-таки такой, взгляд на мир совершенно неординарный. Я сейчас был у него на открытии выставки и сказал ребятам, за столом мы сидели, было застолье, я сказал: как странно, я смотрю на вас и вижу первый раз в жизни, как огромный дар вашего мастера стал общим счастьем. Это очень странное явление. Это не досталось ни Мейерхольду, ни Таирову, никому. Это досталось Фоменко. Но очень поздно. Вот единственное, что я скажу. Ну ладно, пусть поздно.

К. ЛАРИНА - Есть еще несколько вопросов про актеров. С кем из актеров вам бы хотелось поработать, если бы такая возможность была, из ныне живущих?

М. ЛЕВИТИН - Живущих? Хорошо вы не спросили из покойников. У меня целая труппа из живущих. Сейчас вышла потрясающая книга, я должен был написать на нее рецензию, еще не написал, книга о Гарине, сделанная Андреем Хржановским. Это грандиозная книга о моем самом любимом артисте, Эрасте Павловиче Гарине. Кого я люблю из больших, с кем хотел бы работать, это Калягина и Гафта.

К. ЛАРИНА - Всё?

М. ЛЕВИТИН - Да.

К. ЛАРИНА - Ладно.

М. ЛЕВИТИН - Я остановился на этом.

К. ЛАРИНА - А женщины?

М. ЛЕВИТИН - А женщины у меня есть свои. И Ира Богданова, и Даша Белоусова, много других. Женщины свои. Нет, я не стремлюсь ни к кому из женщин, работать с ними.

К. ЛАРИНА - Что-то такое личное прозвучало сейчас. Что, печальный опыт?

М. ЛЕВИТИН - Был короткий опыт, я не хочу больше.

К. ЛАРИНА - Если бы вы видели, уважаемые слушатели, сейчас лицо. Я случайно попала.

М. ЛЕВИТИН - Невозможно описать. Вы просто видели, как на моем лице отразилось понятие антрепризы. Я чуть с ума не сошел, когда эта халтура сплошная...

К. ЛАРИНА - Ну ладно, все равно давайте мы не будем обижать Любовь Полищук, которая была звездой вашего театра.

М. ЛЕВИТИН - Нет, я не о Любови говорю, я не о Любе говорил, я очень люблю ее.

К. ЛАРИНА - И сыграла немало. А то Люба подумает, что мы про нее говорим.

М. ЛЕВИТИН - Ни в коем случае. Дорогая моя, я тебя люблю.

К. ЛАРИНА - Это говорит Михаил Левитин Любови Полищук. Кто, кстати, сейчас играет "Зойкину квартиру"?

М. ЛЕВИТИН - Зойку играет Белоусова Даша. Прекрасно.

К. ЛАРИНА - Михаил Захарович, мы должны уже заканчивать. Что нам нужно сделать? Нам нужно определиться с победителями. Я думаю, что мы потом это сделаем. Потому что вопросов огромное количество. Закончится программа, мы найдем 4 победителей, в начале следующего часа я надеюсь доложить, кто у нас билеты получает. Я говорю спасибо нашему гостю, Михаилу Левитину.

М. ЛЕВИТИН - А я думал, что завтра на спектакле "Суер-Выер".

К. ЛАРИНА - "Суер-Выер" завтра. А потом дальше?

М. ЛЕВИТИН - А потом замена спектакля 29-го, если я не ошибаюсь.

К. ЛАРИНА - А правда, что будет еще второй "Суер-Выер"?

М. ЛЕВИТИН - Должен быть второй. Первый называется спектакль "Суер", а второй спектакль должен называться "Выер". Но для этого нужны очень большие силы внутренние.

К. ЛАРИНА - Так сейчас что идет, "Суер" или "Выер"?

М. ЛЕВИТИН - "Суер-Выер" идет, "Суер" идет.

К. ЛАРИНА - А "Выер"?

М. ЛЕВИТИН - А "Выер", может быть, будет, может быть, нет. "Суера" пока достаточно.

К. ЛАРИНА - Хорошо. Спасибо большое. Михаил Левитин - наш сегодняшний гость.

М. ЛЕВИТИН - Спасибо.

К. ЛАРИНА - Спасибо всем нашим слушателям за активность.