Олег Табаков - Дифирамб - 2004-09-11

К.ЛАРИНА: 13 часов 13 минут. И сегодня 'Дифирамбы' будем петь вместе с вами нашему гостю. Олег Павлович Табаков - как и было сказано, художественный руководитель Московского художественного театра, художественный руководитель театра под руководством Олега Павловича Табакова. Ну, что там дальше представлять - актер, режиссер, педагог. Здравствуйте, Олег Павлович.

О.ТАБАКОВ: День добрый.

К.ЛАРИНА: У нас с вами будет достаточно времени для того, чтобы поговорить о театральных делах и немножечко заглянуть в сезон новый, который открылся в Московском художественном театре. Пожалуй, наверное, пока еще из событий, которые вроде бы не имеют непосредственного отношения к сцене, главное событие, которое обсуждают очень многие театральные критики, - бегство буквы А из Московского художественного театра. Академию вы решили оттуда выгнать - за что?

О.ТАБАКОВ: Вы знаете, я думаю, что просто это не очень свойственно театру - быть академией. Во всяком случае, отцы-основатели, которые затевали это театральное дело, ну, вовсе не планировали канонизировать, ну, как это сказать, поставить на пьедестал или, как бы сказать, возвести определенный: даже не знаю, как это назвать. Ведь академия - это нечто, безусловно, отобранное, безусловно, выверенное, многоступенчато избранное, избранное: достойнейшее. Как говорилось в одной из пьес Александра Володина. Поэтому для театра, мне кажется, для занятия живого, веселого, рискового, в каком-то смысле легкомысленного, хотя и серьезного весьма: Да и просто - как совместить рекомендации Александра Сергеевича Пушкина: 'Искусство, прости меня, Господи, должно быть немного глуповато'. Ну как может быть глуповата академия? Академия у меня ассоциируется с Женей Велиховым, с Геной Месяцевым, с Осиповым.

К.ЛАРИНА: Ученые мужи, да?

О.ТАБАКОВ: Во всяком случае: Вот, я говорю, если не небожители, то во всяком случае совсем уже на подступах к Парнасу.

К.ЛАРИНА: Согласна - мне милее тоже ГИТИС, а не Российская академия театральная.

О.ТАБАКОВ: Ну, это уж совсем из нелепостей. Но это, так сказать, была эпидемия. Желая каким-то образом поправить дела материальные, театральные училища, ну, как бы сказать, в ритме такого какого-то вихревого танца назывались - Высшее, Высшее: Ну, а как венец этого творчества, значит, вот Академия театральная:

К.ЛАРИНА: А мы еще высшее.

О.ТАБАКОВ: Ну, нет, кстати говоря, школа-студия МХАТ - она как была задумана Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко как школа-студия (в скобках - вуз), так и осталась. Это, так сказать, как пример. Вот в этом смысле, мне думается, академический - это что-то противоестественное для театра.

К.ЛАРИНА: Получается - МХТ?

О.ТАБАКОВ: Да, так как было в самом начале.

К.ЛАРИНА: Мы с вами в прямом эфире встречаемся, это не записанная программа, поэтому мы должны с вами понимать, в какое время мы с вами встречаемся. За последние дни, когда приходили к нам гости - вот представители творческой профессии, будь то писатели, актеры или режиссеры, все мы вспоминали поговорку, которую так часто цитируем: 'Когда пушки стреляют - музы молчат'. И, безусловно, мне кажется, что и у вас наверняка было такое чувство какой-то бессмысленности существования на фоне такого кошмара.

О.ТАБАКОВ: Ты знаешь, что я тебе скажу. Вот оказывается там, в этом кошмаре, по ту сторону: по ту сторону жизни был 74-летний грек Канидис. Он учитель физкультуры в этой школе. Он уезжал к себе в Грецию, потом вернулся, ну, а там сыновья, по-моему, вернулся, снова вернулся в Беслан. Вот когда ему предложено было уйти, ну, наверное, в силу седин, возраста, он взял и остался. Так вот чего мы все про Корчака-то вспоминаем или тоскуем? Потому что нет среди нас корчаков. Нет. Оказывается, человек в этом запредельном напряжении может сделать выбор. Не-е-т. Какое уж тут молчание? Этот Канидис для меня как укор совести, что ли, или, как бы сказать, как: как: прямо вот: упрек - что ж ты так мало делаешь? Вот так вот я это воспринимаю. Ну, вот. Крики детей: 'Убейте их! Они сволочи!' - про террористов. Это тоже, конечно, на меня очень сильное впечатление произвело.

К.ЛАРИНА: Действительно это просто тоже эти пошлые фразы повторять по поводу того, что жизнь продолжается. Она, мне кажется, очень изменяется, а не то, что продолжается. И вот в этом изменившемся мире я пока не очень себе представляю, какое место должна занимать история, связанная с театром либо с музыкой, либо с литературой. Про что вы говорите - театры это веселое занятие?

О.ТАБАКОВ: Ничего другого: Ксения, это уже я говорю, что ли, про свои взаимоотношения со своей профессией. Что меня поддерживает, что дух мой поддерживает. Все-таки мне 69 лет. И вроде можно было остановиться и вполне жить на ренту, там, сниматься в кино раз в два года, да и дело с концом. Нет. Все-таки формула Чехова 'неси свой крест и веруй' - она, не знаю, но она у меня живая, такая же, как я ее впервые прочел, наверное, когда мне было лет, может быть 15, в 9-ом классе. Театр в России я не стал бы сравнивать с церковью. Но по потребности человеческой, да, что-то из этого порядка. Так как же можно отказывать в праве исповеди или в праве причастия?

К.ЛАРИНА: Это очень ответственно для того, кто выходит на площадку:

О.ТАБАКОВ: Ну, ты знаешь, конечно, но, тем не менее, я так думаю, все-таки если в довольно зрелом возрасте продолжаю это делать и вижу, что есть и более молодые люди, которые столь же серьезно к этому относятся, и думаю, что надо требовать.

К.ЛАРИНА: На ваш взгляд, что изменилось в обществе за последнее время? Вы как-то чувствуете какие-то изменения? Человек, вообще, меняется со временем, человечество?

О.ТАБАКОВ: Мало. Очень мало. Я думаю, что от Рождества Христова человек поменялся совсем мало. Он может быть более растерян, он может быть в ярости, он может быть в гневе. То, что испытывали люди сразу после этих событий страшных, наверное, это были и растерянность, и ярость, и стрессом душевным, еще какими-то можно: бедой, но это переплавится, это переплавится в душе человеческой. Наверное, станем более ответственны хотя бы в адрес детей. Конечно, надо каким-то кордоном: огораживаться: И не зря президент говорил о границе. Потому что мы, как бы сказать, так, как ощущали себя до этого - нет, не получится уже ощущать. Уже есть свободный доступ в школу. Нет. Нет. Не удивляюсь и должен: должны быть готовы - ну, будем говорить, к некоторому дискомфорту, который приходит с усилением контроля. Но, с другой стороны, сначала казалась оскорбительной просьба таможенников и пограничников Соединенных Штатов по поводу того, чтобы снять туфли, ботинки. Даже оскорбительной, да? Нет. Ну, что же, такая жизнь настает.

К.ЛАРИНА: Сегодня, между прочим, сегодня 11-ое сентября мы с вами встречаем, как говорится, траурное не только для Америки, но и для всего мира.

О.ТАБАКОВ: Да, да. Несомненно. Несомненно.

К.ЛАРИНА: Я вот вспоминаю ситуацию, которая была уже после этих трагических событий в Америке. Там жесточайшим образом, насколько я знаю, цензура действовала, в том числе и среди каких-то произведений литературы и музыки, и театра, и кино. Какие-то премьеры отменили. Не потому что там дни траура, нет, а то, что тема, которая на сегодня вот на эти дни закрыта, ее нельзя поднимать. Вот на ваш взгляд, стоит ли нам тоже взять на вооружение этот опыт и каким-то образом регулировать поток творчества, который обрушивается на наших слушателей и зрителей?

О.ТАБАКОВ: Понимаешь, поскольку я отношусь к числу производителей театральной продукции, я комментировать это не стану, потому что это праздно направленные векторы. Это нечто, что будет направлено против того, или, как бы сказать, что будет затруднять или мешать мне выполнять свой долг, свою работу, свою профессию. Я думаю, что должно хватить у каждого из нас мозгов, душевной деликатности, уже если мы так как-то высоко воспаряем в своих сопереживаниях беде страшной человеческой, уж на это мозгов и сердца должно хватить. Эти страшные: это наша русская пословица - 'В доме повешенного не говорят о веревке'. Ну, хотя бы на этом уровне, наверное, можно сообразить, что стоит сейчас говорить, показывать, что не стоит.

К.ЛАРИНА: Вот вы произнесли это слово 'сопереживание'. Мне кажется, не знаю, согласитесь вы со мной или нет, Олег Павлович, что это большая проблема сегодняшнего общества в России, что не истощилось ли человеколюбие. Я даже вспоминаю одно из самых сильных эмоциональных потрясений прошлого сезона - как раз два спектакля Московского Художественного театра, вот 'Белую гвардию' (я уже об этом много говорила). Но я хочу о другом спектакле вспомнить, который был под конец совсем сезона показан - 'Белое на черном'. По книге Гальего. Спектакль, который, конечно же, впрямую, уж совсем простыми словами призывает к милосердию, да? И к какому-то другому отношению друг к другу. Но при этом я была совершенно поражена, что даже в этом маленьком зале, казалось бы, люди, знающие, они знают, на что они идут, были люди, которым физически тяжело и эмоционально тяжело выдержать такой напор. Это очень тяжело.

О.ТАБАКОВ: Ну, ты знаешь, я не хочу, так сказать, до какого-то трюизма доходить, но 'душа обязана трудиться и день, и ночь, и день, и ночь'. Даже шутейно отвечая на вопрос, попав в ситуацию такую, Михаил Аркадьевич Светлов говорил: 'А дружба - это понятие круглосуточное'. Ну, что же делать, если такая жизнь? Ведь я взялся за книгу Рубена Гальего не от хорошей жизни. Не потому, что: мне думается, что многое черствеет в человеке. Но по сути дела я и про себя-то хуже думал вот в связи с этими страшными событиями. Мне казалось, что, знаешь, как хлеб черствеет, так, наверное, и с годами человек утрачивает какую-то отзывчивость. Нет. Оказывается, нет. Но для этого надо давить, наверное, на самое больное. Знаешь, как: старик Лука говорит: 'детишкам простор надобен, детишкам жить не мешайте, деток уважьте'. И когда поступают, как сказать, с точностью до наоборот, оказывается, нет, еще живой. Думал про себя хуже.

К.ЛАРИНА: Еще одна примета сегодняшнего времени - то, что меня совершенно поразило вот уже после всех этих событий, что появились, ну, наверное, так их можно назвать, мародеры, которые, спекулируя на этом страшном горе, собирают у людей деньги. Появились фальшивые какие-то счета, на которые призывают перечислять деньги для пострадавших. Вон в Ростове-на-Дону, мы слышали, по домам, по квартирам ходил человек и собирал деньги для пострадавших.

О.ТАБАКОВ: Ксения, это было: всегда.

К.ЛАРИНА: Это было? Вот скажите?

О.ТАБАКОВ: Я давал деньги на памятник Василию Теркину, я давал деньги на помощь семьям моряков с погибшей подводной лодки. И Господь: ну, в конечном итоге, чего на эту тему рассуждать? Наверное: есть в животном мире примеры тому, да? Есть такие особые существа - можно их назвать гиены, или еще кто-то. Это я на примере животного мира рассуждаю. Но и среди нас людей разные породы людей есть.

К.ЛАРИНА: То есть это тоже иллюзия, что раньше такого невозможно..?

О.ТАБАКОВ: Нет, нет.

К.ЛАРИНА: Да?

О.ТАБАКОВ: Нет.

К.ЛАРИНА: Все-таки вы много чего пережили в этой жизни, включая и все перипетии нашей страны. Можно было бы какой-то вывод сделать.

О.ТАБАКОВ: Ксения, я думаю, что это все-таки, это было, есть и, наверное, будет, к сожалению. К сожалению. Еще раз говорю - с того момента, когда этот замечательный человек въехал в Иерусалим на осле, прошло две тысячи и четыре года. И, как мне представляется, хомо сапиенс все-таки не слишком сильно меняется.

К.ЛАРИНА: Игорь Губерман тут вспомнил анекдот, который ему рассказали про нашу Государственную думу. Что сегодня слушают новые два законопроекта. Первый - не убей, а второй - не укради. И депутаты приступили к работе над поправками.

О.ТАБАКОВ: (смеется)

К.ЛАРИНА: Пока делаем перерыв на новости. Потом возвращаемся в студию, продолжаем разговор. Я напомню, что вы можете прислать ваши вопросы нашему гостю. Это Олег Павлович Табаков. Наш пейджер 974-22-22 для абонента 'Эхо Москвы'. И здесь по Интернету несколько вопросов хороших пришло интересных. Я обязательно их Олегу Павловичу задам.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Олег Табаков у нас в гостях. Я смотрю на вопросы, которые приходят к нам на пейджер и на Интернет. Ну, давайте я сейчас несколько вопросов задам Олегу Павловичу, чтобы вы понимали, как вас любят. Вас любят. Хотя у нас так и передача называется 'Дифирамб' - у нас тут принято только так разговаривать, только в любви признаваться. Но я думаю, что вы не сомневаетесь в искренности ваших поклонников. Вера Калинина из Перми: 'Мы с ребенком трехлетним посмотрели фильм 'Гарфильд'. Совершенно очарована вашим котом. Думала, будет второй Матроскин, но, к счастью, ошиблась. Кот получился очень славный. Кто ему придумал петь в тюрьме 'Солнце всходит и заходит'. Меня это место смешит до сих пор. Это такой получился тонкий мхатовский момент', - считает Вера. 'Спасибо за все ваши работы, приезжайте на гастроли. Здесь вас очень ждут', - напомню, это Пермь.

О.ТАБАКОВ: Спасибо, спасибо. Придумал я. Поскольку я играл дважды в своей жизни в спектакле 'На дне', мне показалось, что в этой тюряге для животных, четвероногих, как-то они тоже могут воспарить душой.

К.ЛАРИНА: Следующий вопрос из Сент-Луиса из Америки от Надежды Шифриной: 'Дорогой Олег Павлович, у меня крайне меркантильный вопрос - собираетесь ли вы привезти какие-нибудь спектакли театра Табакова в Штаты. Пожалуйста, хоть что-нибудь. И очень хотелось бы увидеть 'Бумбараша', пока он еще идет. Огромное вам спасибо'.

О.ТАБАКОВ: Вы знаете, я отношусь к гастролям, вообще, к самому смыслу, что ли, гастролей, по-моему, весьма старомодно и серьезно. На гастроли стоит ехать тогда, когда театр представляет свои репертуарные пристрастия, свои литературные вкусы, свою, ну, как бы сказать, тенденцию: поиска репертуара. В этом смысле, наверное, надо. Я в своей жизни, так сказать, и с другими коллегами уже совершал ошибки, приезжал с одним спектаклем. Это неверно. Это называется заработок. А для того, чтобы как-то серьезно, с уважением разговаривать со зрителем, надо думать о гастролях. Стало быть это должно быть некое межгосударственное соглашение. В этом случае, несомненно, стоило бы поехать и в Соединенные Штаты Америки, потому что, как я понимаю, русская колония там зашкаливает, наверное, за миллион.

К.ЛАРИНА: Еще один вопрос из Кишинева от Наташи Табаковой: 'Правда ли, что ваша бабушка родом из Балты? Как-то вы говорили об этом. Если да, то мы с вами, наверное, родственники, так как моя бабушка очень на вас похожа и тоже из Балты'. (смеется)

О.ТАБАКОВ: Я бы рад приобрести родственников в зрелом возрасте, но бабушка родом из Балты, она другой фамилии. Бабушка Табакова, она саратовская, а бабушка из Балты - это Ольга Терентьевна Пионтковская. И родилась она в селе Гонората не слишком далеко от Балты. Так что, к сожалению, мы не родственники.

К.ЛАРИНА: Но однофамилицы, что тоже ничего.

О.ТАБАКОВ: У нас с вами еще одна знаменитая однофамилица есть Юлия Табакова-Четвериковская. На Олимпиаде выступала в Афинах. Так что мы вообще знаменитые:

К.ЛАРИНА: Табаковы. Ну, давайте пойдем уже в театр, поскольку очень много вопросов по репертуару, который сейчас формируется на этот сезон. Про 'Синюю птицу' почему-то очень много вопросов. Видимо, все-таки люди стосковались, очень уже хотят: Верните нам ее.

О.ТАБАКОВ: Я думаю, что это очень хорошая затея и предложение Дмитрия Ильича Ванюкова. Во-первых, потому что мечтать не запрещено, во-вторых, потому что все-таки должно быть что-то путеводное в наших мечтаниях. Смысл этого произведения достаточно серьезен и драматичен.

К.ЛАРИНА: Взрослое произведение.

О.ТАБАКОВ: Конечно. Конечно. Это все-таки была в каком-то смысле, ну: до некоей степени, что ли, адаптация в последствии усиливавшаяся вот тем, что спектакль был поставлен завлекать детей в 12 часов в воскресенье. Специфика его, так сказать, сбивалась, будем говорить.

К.ЛАРИНА: А вы смотрели спектакль в детстве?

О.ТАБАКОВ: Конечно. Не в детстве, я его смотрел в юности, как только приехал, получается, в Школу-студию МХАТ. Я его смотрел раза два, три даже. Ну, вот. Когда горечь и боль размышлений о душах неродившихся искупалась актерами, которые далее играли Кота, Пса, ну, и так далее: сбивалась, ну, направленность, что ли, мне кажется, этой пьесы. А направленность пьесы Метерлинка она и глубже, и горше, что ли, так вот, если можно сказать. Хотелось бы предложить именно эту пьесу сегодняшнему московскому зрителю.

К.ЛАРИНА: Но это не утренник будет?

О.ТАБАКОВ: Отнюдь. Совсем нет.

К.ЛАРИНА: Вечерний спектакль.

О.ТАБАКОВ: Да, конечно.

К.ЛАРИНА: Ну, давайте еще тогда про авторов скажем, которых вы привлекли на нынешний сезон. Я имею в виду не только тех, кого мы знаем, с кем мы по улицам ходим, там еще есть авторы сильные. Из прошлой жизни.

О.ТАБАКОВ: Авторы прежние - и Александр Николаевич Островский, и Салтыков-Щедрин, и Генрих Ибсен, и Ричард Шеридан:

К.ЛАРИНА: Шекспир.

О.ТАБАКОВ: Шекспир. Так что, в общем, компания:.

К.ЛАРИНА: Мольер.

О.ТАБАКОВ: Мольер - компания прежняя, я бы так сказал.

К.ЛАРИНА: Вы такой человек привязчивый в этом смысле.

О.ТАБАКОВ: Да. Хотя повторяю, будут пьесы современных авторов: и в частности, ну: одна из ближайших работ театра на сцене малой будет роман 'Солнце сияло', опубликованный в одном из наших толстых журналов. И Марина Брусникина сделала и уже привычным:

К.ЛАРИНА: Это вообще открытие, которые совершенно непонятно как-то все это случайно произошло.

О.ТАБАКОВ: Нет, это не случайно произошло.

К.ЛАРИНА: Нет?

О.ТАБАКОВ: Все это началось с моего любимого астафьевского рассказа 'Гусь пролетный'. Он так прямо навылет меня. Проревел я над половиной рассказа, несмотря на то, что я человек весьма благополучный, так уж говорить, да? И вот прямо это засела заноза, и я решил, что это должно: должно помогать жить людям. Ну, так, как мне это помогает, во всяком случае. И была мобилизована актриса и преподаватель сценической речи школы-студии МХАТ Марина Брусникина, которая и начала всерьез осваивать перенос прозы на театральную сцену.

К.ЛАРИНА: А если говорить о тех режиссерах, которые уже поставили у вас кое-что вот в прошедшем сезоне? Вы с ними не расстаетесь? Я имею в виду Кирилла Серебренникова, Сергея Женовача?

О.ТАБАКОВ: Нет, совсем нет. Я бы даже так сказал, мне хочется их, так сказать, соединить в такой ударный батальон или отделение. Мне кажется, у нас с ними установились хорошие, естественные, человеческие, профессиональные отношения. Поскольку я ничего не ставлю в Московском художественном театре, то я не заинтересован, ну, будем говорить, в ничего из принадлежащего им приписывать себе. Просто моя радость более масштабна, что ли - ну, в смысле мне радостно, когда они и еще что-то талантливое сделали. Это довольно такая, ну, своеобразная, что ли, своеобразная ситуация, не столь часто встречающаяся в театре.

К.ЛАРИНА: Я такая ворчалка, уже давно ворчу, по поводу того, что раньше было, вот раньше были люди, вот раньше были артисты, да?

О.ТАБАКОВ: Да, да.

К.ЛАРИНА: Вот. Я, конечно, не помню Качалова - не до такой степени. Но, во всяком случае, вот 'Современник' и вот первая плеяда актеров, которую и вы в том числе представляете, я все время думаю, ну как же мы говорим, что: они, им же тоже было всем по 20 лет в ту пору, когда 'Современник' создавался, но это же были сложившиеся личности. Вот сегодня все измельчало. Это я к чему все говорю -когда я посмотрела 'Белую гвардию', я была потрясена, насколько там потрясающе работают: простите за тавтологию: работают ребята, так называемые серийные артисты, которых мы смотрим только в ящике - Михаил Пореченков, Константин Хабенский:

О.ТАБАКОВ: А Семчев?

К.ЛАРИНА: Семчев, который просто меня перевернул всю. Я абсолютно для меня все было однозначно. Я знала, вот я шла, думал, ну, здесь все будет понятно, сейчас только испорчу себе настроение. Значит, не то, что могут - могут-то, понятно, профессией владеют. Но тут еще что-то есть. Есть какая-то личностная:

О.ТАБАКОВ: Я думаю, что есть наша с вами нежная влюбленность в Михаила Афанасьевича Булгакова, есть определенный шлейф вины у Московского художественного театра перед Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, есть, конечно, ну: попадание во время. Эти: мы хотели бы быть похожими на этих людей. Я хотел бы, чтобы молодые люди, приходящие во МХАТ, видели бы таких людей и делали бы выбор - какими им хочется быть.

К.ЛАРИНА: Вы знаете, все равно этот спектакль у меня оставил какое-то безнадежное ощущение. Светлого финала там нету. Но это на мой взгляд. Я как зритель говорю. Я не могла успокоиться, потом плакала полночи и все время повторяла: 'Боже мой, они же все знают, они все знают'. Вот они смотрят, я понимаю, что они все знают и про нашу жизнь, и про то, какими мы стали, и во что мы превратили этот мир. Да? Ведь там же речь идет не только о переломном моменте меж двух эпох, что называется, - между Россией великой и советской Россией. Совсем другой смысл уже, правда?

О.ТАБАКОВ: Ты знаешь, я думаю, что все-таки: я немножко по-другому отвечу тебе на этот вопрос, поскольку я все-таки старше значительно тебя. И вот чем дольше я живу, тем больше мой долг папе с мамой, отцу с матерью. И чем дольше живу, тем невосполнимей понимаешь, что нет, не вернуть. Это означает, что надо тянуться за ними, жизнь на нас не кончается. Это все-таки мысль более философская, более, что ли, ну, глубокая. И когда мы понимаем это, понимаем долги наша именно таким образом. Это означает - надо успеть, надо успеть отдать долги, которые я задолжал отцу с матерью, Василию Иосифовичу Топоркову - главному моему учителю по профессии, Олегу Николаевичу Ефремову - следующему моему учителю, Наталье Иосифовне Сухостав, которая меня учила еще в Саратове, в драмкружке Саратовского дворца пионеров. Я время от времени прихожу к маме, там, на кладбище в Долгопрудном, где она лежит, или в Саратове, где отец, и чего-то проговариваю про себя, чего, может быть, не так уж много из полезного или доброго, что удается сделать за отчетный период времени. Нет, я думаю, что это все-таки связь времен.

К.ЛАРИНА: А что остается от Олега Ефремова в сегодняшнем МХАТе?

О.ТАБАКОВ: Ну, ты знаешь, я затрудняюсь так как-то бухгалтерски: Остается любовь к нему и признательность за 30 лет, которые он отдал этому театру, есть боль за те последние несколько лет, когда он был тяжело болен и не мог охватывать весь объем жизни этого театра, и случались потери. Я думаю, что дело ведь не в том памятнике, который поставлен на Новодевичьем кладбище, а вот в том, что я говорю, что долги надо отдавать. Надо приращивать возможности Художественного театра, надо сделать так, чтобы он в техническом отношении стал на вполне серьезный европейский уровень, чтобы труппа была бы сформирована в конечном итоге, потому что сезон назад она находилась не в лучшем состоянии. Она и сейчас не вполне сформирована, но тем не менее это то, на что клали жизнь и Олег Николаевич, и те люди, которые до него придумали и заложили этот театр. Я имею в виду Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко. Это все-таки очень важное создание в русской культуре.

К.ЛАРИНА: У нас остается не так много времени. Но я когда: поскольку мы встречаемся с Олегом Павловичем Табаковым очень редко, вот так я вцеплюсь, сижу и никому его не отдаю, а здесь очень много вопросов от наших слушателей. Я несколько вопросов прочту уже под финал. Ирина спрашивает, появится ли какая-нибудь комедия или нет.

О.ТАБАКОВ: Появится. Надеемся, что такой комедией хорошего вкуса будет пьеса Мольера 'Тартюф'.

К.ЛАРИНА: Ничего себе комедия.

О.ТАБАКОВ: Нет, смешная, там наворочали с Ниной Чусовой очень много.

К.ЛАРИНА: 'Была потрясена 'Песочным человеком'. Скоро ли увидим новые работы Александра Марина?' - спрашивает Татьяна.

О.ТАБАКОВ: Увидим, но не скоро.

К.ЛАРИНА: 'Может быть, вы все-таки уже, наконец, объясните, почему был разрушен МХАТ, который был создан 100 лет назад, почему Доронина и Ефремов разодрали этот коллектив, этот главный театр?' - спрашивает Николай.

О.ТАБАКОВ: Ну, так ответить на вопрос мне не хотелось бы впопыхах.

К.ЛАРИНА: Да уж.

О.ТАБАКОВ: Давай уж как-нибудь увидимся еще раз, постараемся всерьез порассуждать на эту тему. Не хочется просто. А это была кризисная ситуация, и она случилась. Вот и все.

К.ЛАРИНА: Вопрос про сына про вашего младшего. 'Скажите, он любит театр, хочет ли быть артистом, хотите ли вы, чтобы он стал артистом?' - спрашивает Лариса.

О.ТАБАКОВ: Ну, как так: уже знаете: как так говорить, хочу я, чтобы он был артистом. Так же, как не менее мелодраматично говорить: 'Я не хочу, чтобы он был артистом'. Он с удовольствием ходит в школу, чем радует меня, дудит на флейте. И вообще, ну, как бы сказать, мне кажется, живой, веселый мальчик, коммуникабельный, довольно много видел за это лето. Да нет, хороший.

К.ЛАРИНА: Тут есть еще один вопрос, но куда более серьезный, по поводу и вашего ребенка, и вообще наших детей. Спрашивает наша слушательница Анна: 'Смотрела ли ваш сын младший новости? И нужно ли детей ограждать от таких новостей?'

О.ТАБАКОВ: :Наверное, все-таки детей: не стоит, мне кажется, если мы не можем после этого довольно: неспешно, серьезно поговорить о том, что происходит, все-таки оставлять детей наедине с новостями не стоит. Я бы не советовал. Во всяком случае, мне кажется. Я бы не хотел, чтобы это было так. Это: это очень тяжелая нагрузка на нашу нервную систему, а уж для ребенка это может быть невподъем.

К.ЛАРИНА: Да, сейчас я знаю, что огромное количество обращений к психологам и во всякие телефоны доверия именно от людей, которые это переживали, сидя у телевизоров, не находясь там внутри, а вот действительно воспринимая весь этот ад на себя.

О.ТАБАКОВ: Ты знаешь, это ведь очень тяжело на самом деле. Очень тяжело. Даже в более простых ситуациях иногда сердце человеческое не выдерживает. Вот, например, профессия театрального режиссера находится, там, по-моему, седьмое или шестое место:

К.ЛАРИНА: : в группе риска:

О.ТАБАКОВ: Да, в группе риска. Оттого, что ты смотришь и совсем, совсем все не так:

(звонит телефон)

К.ЛАРИНА: Какой интересный звонок.

О.ТАБАКОВ: Да, это: совсем все не так делается. А ты ничего не можешь сделать. Ну, как так? Смотреть для чего? Ну, вот я надумал, что наверное, стоит вот когда пройдет немножко времени и там формализуются какие-то там счета и так далее, наверное, стоит, я во всяком случае так предлагаю, чтобы дневной заработок послать туда, чтобы школу: не на этом месте, а на где-то там другом месте, но чтобы это было предметно. Вот я свой дневной заработок отдаю на эту школу. А глядеть и ничего не делать - не знаю. Тяжело:

К.ЛАРИНА: Тяжело... Как вы думаете, можно вообще: нужен свет в конце туннеля в конце программы, невозможно так расставаться. Хотя очень трудно выходить из этой ситуации - такой эмоциональный фон, в котором мы живем вот эту неделю, даже больше получается, тяжело. Тем не менее, чем можно гордиться, если мы говорим о нашей стране, кроме как культурой великой?

О.ТАБАКОВ: Ты знаешь, я могу гордиться этим греком. Янис Канидис - я буду долго помнить эту фамилию. Ему предложили, 74-летнему человеку, уйти, а он остался. Нет. Человек - один из нас оказался на высоте. Так же, как мне кажется, были на высоте и люди, которые закрывали собой. Я помню этого человека с автоматом, который нес ребенка:

К.ЛАРИНА: Я вырезала эту фотографию из газеты.

О.ТАБАКОВ: Правильно. И долго буду помнить:

К.ЛАРИНА: Это потрясающе. Это как икона, да?

О.ТАБАКОВ: И долго буду помнить. Да. В конечном итоге, ведь ему в спину могли стрелять - он собой прикрывал этого маленького, да?

К.ЛАРИНА: Да. А учительницы, учительницы, которые там погибли, закрывая детей. А учительницы, которые возвращались обратно?

О.ТАБАКОВ: Ну правильно? Значит, вот это: ну, как сказать, человек-то жив. Такие разнообразные усилия, будем говорить, ну как-то клишировать - ах, вот так! или ах, нет иначе! - нет, оказывается, человек лучшими своими особями говорит о том, что нет, дело не кончено. Нет.

К.ЛАРИНА: Не животное.

О.ТАБАКОВ: Нет. Нет. Нет.

К.ЛАРИНА: Была девочка, еще помните, когда была история 'Трансвааля', девочка, по-моему, Саша Ершова, которая в течение полутора часов сломанной рукой держала трехлетнего ребенка, потому что понимала, что:

О.ТАБАКОВ: Ну. Ну, да, ну, да.

К.ЛАРИНА: Чужого трехлетнего ребенка и говорит: 'Мама я не могу, не могу, если я отпущу, то она утонет'.

О.ТАБАКОВ: Ну, правильно. Ну, значит, это вот, наверное, и есть, ну, как бы сказать, лучшие из нас. Ну, почему уж так нам ставить на нас самих крест? Надо просто постараться, надо преодолеть себя - и можно человеком быть даже в этих условиях.

К.ЛАРИНА: А за чиновников вам не было стыдно?

О.ТАБАКОВ: Ой, я, знаешь, не люблю рассуждать на эти темы. Я не люблю рассуждать на эти темы. Я в каком-то смысле сам чиновник. Ну, поскольку я вот руковожу театром, я отвечаю за жизни почти 700 людей. Я просто так рассуждать на эти темы не люблю.

К.ЛАРИНА: Но это тоже мы, Олег Павлович.

О.ТАБАКОВ: Конечно. Конечно. Но только я думаю, я думаю, что вот эти примеры, о которых мы говорили, они важнее. Они важнее. Потому что они ничем другим не были мотивированы, как только любовью к ближнему. И никаких поправок обсуждать не будем. Постановлением думы.

К.ЛАРИНА: Ну, вот мы на этом и закончим. Как всегда блестящую коду делает Олег Павлович профессионально. Спасибо вам большое. Это Олег Табаков. Здесь поздравляют вас наши слушатели с прошедшим днем рождения и с началом нового сезона.

О.ТАБАКОВ: Спасибо, спасибо большое.

К.ЛАРИНА: Я пользуюсь моментом и приглашаю наших слушателей на спектакли Московского художественного театра. И я думаю, что билеты у нас обязательно будут, которые мы будем вам периодически дарить, уважаемые друзья. Еще раз спасибо. И всего доброго. До встречи.

О.ТАБАКОВ: Всего хорошего.

К.ЛАРИНА: Спасибо.