Район Мещанский (Ботанический сад МГУ, Аптекарский огород) - Алексей Ретеюм - Мой район - 2021-01-09
Лиза Аникина
―
Добрый день! В эфире «Эха Москвы» программа «Мой район». Делаем мы ее вместе с автономной некоммерческой организацией «Мой район». В студии Лиза Аникина. А гость сегодняшнего эфира Алексей Александрович Ретеюм, директор Ботанического сада МГУ. И как легко можно догадаться говорить мы будем именно о нем, об «Аптекарском огороде». Алексей Александрович, это место, что оно для Вас, для Ваших коллег, для посетителей?
Алексей Ретеюм
―
Ботанический сад МГУ «Аптекарский огород» — по нашей идее, это остров будущего. Это остров будущего в том смысле, что мы пытаемся создать какую-то модель, какую-то попытку, где как можно гармоничнее сосуществуют растения, животные. У нас их очень много, чтобы им было не так скучно, мы сделали такие приколы для них: про черепах, про уток, которые выводят утят. У нас 52 вида только птиц. Люди делятся для нас на две категории: сотрудники типа нас и посетители типа вас. Или там наши сотрудники какие-то еще, они тоже должны комфортно и гармонично себя здесь чувствовать и находиться в каких-то правильных отношениях и контактах и с животными, и с растениями. Ну, и, конечно, искусство. Что за сад без музыки? Что за сад без статуй? Что за сад без картин там, где они могут висеть? Поэтому мне кажется, что вот именно в таком сочетании растений, Ботанический сад, прежде всего, животных, людей и искусства и есть залог какого-то гармоничного пути, – что ли? – по которому должно развиваться человечество. Мы даже придумываем все способы расширить как бы степень контакта людей с животными, с растениями тоже. Их тоже во многих местах можно помутузить, потереть, похватать, понюхать и даже съесть. Орехи можно просто забрать с собой. Многие, например, растения надо специально трогать, теребить всяко с тем, чтобы потом нюхать руки, они пряные, ароматические, и наслаждаться запахами этих растений. Это совершенно поразительное ощущение. Иной раз такие экскурсии оказываются даже более популярными, чем просто экскурсии, ограничивающиеся визуальным знакомством с растениями.
Л. Аникина
―
Но при этом всем хочется потрогать.
А. Ретеюм
―
Конечно. Да. Ну, не все. Если мы будем трогать, я не знаю, бузину там, – да? – скажем, или вот эту магнолию, господи боже мой, сакуру, мы, конечно, можем ее потрогать. Да нет, не то что не нужно. Но не будет никакого особого эффекта. Ну, ее очень интересно, понимаете. А хочется эффекта.
Л. Аникина
―
А давайте немного поговорим о том, как выглядел Ботанический сад, когда Вы только стали его директором. Каким он Вам достался? И что Вы стали с ним делать?
А. Ретеюм: 93
―
й год — год нелегкий ни для Ботанического сада, ни для Российской Федерации в целом. Дело в том, что тогда, ну, сменилось то, как известно, то, что называется вот эта общественно-экономическая формация. Долгие годы сад находился в невероятном упадке. И как раз на самом пике этого упадка его принял в свои руки я. Мне было 25 лет. И несмотря на некоторую эйфорию того, что действительно в 25-летнем возрасте делаешься директором старейшего Ботанического сада России, которому без малого на тот момент уже насчитывалось 300 лет, на следующий день наступает страшная депрессия, которая гораздо сильнее, чем та предыдущая эйфория, потому что ты не понимаешь, что с ним делать. И нет ни ресурсов, никаких возможностей. И главное – нет профессионализма. Я ботаник по специальности. Я не разбираюсь в ландшафтном искусстве, в восстановлении исторических садов да еще таких уникальных, в которых каждая эпоха нашла свой какой-то след, оставила свой след, и которые развивались невероятно сложно, потому что это не только произведение ландшафтной архитектуры, но это собрание коллекций растений. То есть, понимаете, здесь обычно ландшафтный архитектор создает, исходя из каких-то чисто эстетических принципов, некий законченный объект. Ну, Ленотр создавал таким образом Версаль, к примеру. Или сэр Capability Браун — свой знаменитый парк, Бленхайм. Ну, это великий шедевр английской пейзажной архитектуры. То Ботанический сад зависит от вновь и вновь возникающих коллекций, от ботаников и их интересов, от собрания растений, от директоров, круг научных интересов которых очень широк и которые пытаются собрать и такие растения, и сякие, и всякие. И в то же время они хотят как-то их экспонировать так, чтобы они нравились людям, чтобы было красиво. Ведь задача Ботанического сада пробудить, в частности среди многих других, это огромный спектр, пробудить любовь к растениям. Понимаете, любовь к растениям. Понимаете, вот эти тактильные ощущения. Это можно делать везде у нас практически. Согласитесь, какие они уютные, какие они приятные на ощупь. Да? Вот это вот, ну, они смешные, какие-то такие трогательные. Вот это вот понимаете? Понимаете, вот это любовь. И тогда люди, они станут лучше. Понимаете, я люблю, когда люди, посетив сад, уходят с улыбкой отсюда, когда у них там настроение. Вот они сюда пришли, не зная, что они тут увидят. Вот они уходят отсюда, и у них улыбки. Я это прямо вижу. Я вижу улыбки у экскурсантов, когда я рассказываю про растения, прям да вот сейчас у Вас улыбка. Они трогательные. Они разнообразные. Они невероятные. Они волшебные. Они загадочные. Они непостижимые! И дело в том, что прежде всего, конечно же, как и для любого другого Ботанического сада, нам нужно было увеличить их разнообразие. Вот вы говорите, возвращаясь к 93-му году, потому что практически ничего не осталось на тот момент от исторического Ботанического сада. Многие растения перевезли на Ленинские Горы, на новую территорию. Многих сотрудников перевели туда тоже. Сад пришел в запустение. И хотелось создавать новые и новые экспозиции, восстанавливать старые, расширять оранжереи, делать там новые экспозиции. Но сделать это так, чтобы не получился китч, чтобы не получился новодел, чтобы не получился, я не знаю, двор пятизвездочного отеля, – да? – где там всё прекрасно и всё замечательно, кажется, кустики ровненькие. И всё. Нужно, чтобы было всё… чтобы органическая среда соответствовала исторической и художественной ценности этого места. Это была огромная, непостижимо сложная задача, я бы сказал, с которой никто бы не справился, и я прежде всего никогда не справился бы без помощи, без каких-то…
Л. Аникина
―
Вы справились.
А. Ретеюм
―
Нет, я справился с огромной командой, с огромными консультациями, с людьми, которые очень-очень помогли и сориентировали со всего мира. Да? Это был Дмитрий Олегович Швидковский, ректор МАРХИ, академик, который очень… Он специалист по ландшафтной архитектуре. Без его советов, без рекомендаций его, с кем и к кому стоило бы еще обратиться для профессионального консультирования, для профессиональной помощи, ничего бы не получилось…
Л. Аникина
―
Здесь довольно много растений не в земле растут, а на высоких клумбах, и песочницы высокие стоят. Это не просто так, ведь верно?
А. Ретеюм
―
Это на уровне рук. Это удобно. Это не надо вот так опускаться. Если человек с ограниченными возможностями здоровья подъезжает в коляске, то это тоже перед его глазами. Это всё мы специально сделали. А если взрослый человек, пожилой, хочет поиграть в песок, ему тоже не нужно спускаться вниз. Он… Да, это наше изобретение. Такое есть одно в мире.
Л. Аникина
―
Как здорово!
А. Ретеюм
―
Ну, вот это тактильный сад. Здесь можно ходить босиком, часто это делают. Здесь можно ощущать разные поверхности. Ну, когда тепло, когда совсем очень много детей этим занимаются. Шишки, камни различной фракции, палки всякие. И тоже это очень популярное такое attraction. И говорят, что это очень… всякие медики. Мы же не медики, мы с вами ботаники. Вы журналисты. Да. Это очень правильно — получать различные тактильные ощущения самые разнообразные, от взаимодействия с разными поверхностями и, конечно же, растениями.
Л. Аникина
―
Давайте вернемся к началу Вашей работы. С чем пришлось столкнуться?
А. Ретеюм
―
Так вот главная задача — это очень просто всё. Очень просто. А) Финансы — без них ничего нельзя сделать. Их надо найти так или иначе. Без них ничего не получается. Экономика. Да? Этому учил еще Маркс, если вы помните. Без этого ничего не получается. Так вот главное – экономика. Без ресурса, на который можно купить растение, купить контейнеры для них, взять нормальных сотрудников, пригласить хороших специалистов, купить удобрения, осветить что-то, построить оранжерею, сделать ничего нельзя. Поэтому я предложил инвестиционный проект. В 1995 году ректор его подписал, мы построили здание и получили некий поток финансов, который позволил пригласить английского архитектора, английского садовника, нормальных сотрудников. Кого-то из сотрудников послать в Англии обучаться искусству, например, ландшафтного проектирования.
Л. Аникина
―
А главное что хотели получить в итоге? Каким видели сад?
А. Ретеюм
―
Главное, главное, главное. Атмосфера, аура, деликатность, тонкость, разнообразие. Неповторимость каждой части. Просто, чтобы ни одна часть не была похожа на другую. Какое-то разнообразие, какой-то кусочек регулярного пейзажа, какой-то кусочек пейзажного парка, какие-то экологические подходы, приемы, примеры того, что надо делать и как надо обращаться с природой. В этом наша задача. Ведь экология, чем занимаются ботанические сады, — это тоже наука о том, как нам вместе существовать на этой планете: людям, животным, растениям, грибам, водорослям там, другим живым организмам. Да, там микроорганизмам, даже тем же вирусам, среди которых есть и не такие плохие, как корона. Да? И много есть вполне нормальных, адекватных вирусов вот, значит, и которые действительно нужны. И для того, чтобы придумать, как это сделать… Есть же всегда противоречия. Противоречия иногда неразрешимые. Ну, например, как можно говорить о полной гармонии? Почему я и не говорю, что полная гармония возможна. Да, конечно, она невозможна. Какой олень с волком скажут, где у них там полная гармония. Знаете, когда тебя съедают, ты не будешь говорить, что прямо гармония полная. Она частичная. Но задача человека... И экология, экология — это наука. Да? В конце концов. И то одно из ключевых направлений, чем занимается Ботанический сад МГУ «Аптекарский огород». Это попытка хоть как-то, в каких-то допустимых возможностях попробовать подступиться к тому, как создать такую систему, как создать такую систему гармоничного вот этого вот сосуществования живой… ну, «биота» она называется, – да? – живой среды и людей. Как уменьшить всевозможные трения. Как уменьшить всевозможный вред. Как увеличить правильным образом какой-то правильный контакт, когда он необходим. Да? Как полюбить друг друга в каком-то смысле.
Л. Аникина
―
Мне кажется, Вы справляетесь?
А. Ретеюм
―
Ну, видите, народу много. Люди любят растения, возятся с ними. И вот любовь, знаете, любовь к природе и растениям — это что-то естественно должно пробуждаться в каком-то там возрасте, там не знаю, год-два. И со мной, видимо, такое произошло. Мне повезло, у меня такая традиция семейная: бабушка геоботаник, дедушка географ, папа географ, мама географ, дядя географ, тетя географ, ну, и так далее. Да? Там все окончили разные факультеты Московского университета. Вот это мне так повезло, я впитал любовь к растениям, ко всему, наверное, вот действительно мгновенно, с первыми понятиями жизни.
Л. Аникина
―
А вот большие кусты, которые вдоль дорожек высажены, и просто в саду их много, где можно встретить, это что?
А. Ретеюм
―
Наш бельведер из гортензий. Такой замечательный, красивый, огромный. Вот. Но Вы знаете, в них же есть еще не только… Просто вот понятно, что они нужны для жизни. Понятно, что они окружают нас, создают вокруг львиную долю ландшафта. Они прекрасны и свободны сами по себе. Да? Они прекрасны. Это же какой-то… Вспомните, сколько художников, сколько скульпторов... Вон акант. Это первое растение, из которого классические ордера архитектурные возникали. И какой красивый образ того, что он прорастал там, где проливались капли крови героев. Да? Ну, к примеру, вот он растет. И вот эта история красива. Да? И вот мы потом рассказываем, что всего там – сколько? – 5 ордеров. Один из них, в нем использован вот этот образ этого растения.
Л. Аникина
―
Ну, это такой художественный образ.
А. Ретеюм
―
Еще одновременно люди проникаются до некоторой степени, что уже совсем будет смешно и архаично звучать, уважением к наукам, занимающимся этими растениями — к ботанике, экологии. Но для того, чтобы пробудить в людях всё это, вы должны поставить еще один важнейший принцип, который должен стоять перед вами всегда: красота. Вы должны сделать, думать об экспозициях так, чтобы люди приходили и говорили: «Черт возьми, как красиво!» Понимаете, если этого принципа не будет, никакой любви не пробудишь. То есть принципы экспозиции, принципы подхода, какие-то сочетания, какие-то идеи — вот это должно стоять во главе, ну, отчасти политики каждой научной и такой культурной институции. Если ты хочешь сделать спектакль, если ты хочешь сделать выставку, ты должен сделать красиво.
Л. Аникина
―
И как? Получается приблизиться к совершенству?
А. Ретеюм
―
Там всегда всё… нет абсолюта. Всегда может получится лучше, может получиться хуже. Да? Вот чего-то мы делаем, иногда прямо шедевр-шедевр, иногда какая-то критика возникает. Но это попытка. Это стремление. Это тренд. Это наш – как сказать? – движущий мотив нашей команды, которая гениальна. Я собрал самых лучших в мире специалистов. Самых лучших, повторяю, в мире специалистов в области многих растений, в области многих ландшафтно-архитектурных приемов, в области тех наших культурных проектов, которые происходят – да? – безотносительно… не имеющих отношения к растениям. Я имею в виду, скажем, музыкантов и художников. Вы себе не представляете, какого уровня здесь выступают музыканты, и какого уровня проходят концерты. Начиная с сотрудничества с Ла Скала там с каким-нибудь. Да? Там Ник Оливери. Вот Любовь Казарновская выступала именно с ним в каком-то там турне. Здесь выступают невероятно талантливые молодые люди, которые в мире музыки могут сделать то, что не может никто. Это очень круто. Это что-то невероятное. Ну, импровизаторы, которые могут создать образ леопарда, образ охотника, который стреляет в слона. Да? Вот просто параллельно с возникновением соответствующей картинки на экране. Это сочетание именно этой вот культуры, которая должна проникать в каждый элемент этого сада. Это тренд современности, который… ключевой тренд современности. Ни в коем случае нельзя забывать. В этом отношении огромное количество чиновников прямо борются со мной. Им не победить.
Л. Аникина
―
Но ведь эти мероприятия, выставки, концерты, мне кажется, это все должно идти на пользу «Аптекарскому огороду»?
А. Ретеюм
―
Это привлечение так называемого непрофильного посетителя, который приходит на культурные мероприятия, а потом говорит: «Черт, а какая красивая выставка! Какой красивый оказался садик! Да я буду приходить сюда не только на там, скажем, я не знаю, Сати Казанову, которая здесь выступает к примеру, замечательно выступает, не только на квартеты Людвига ван Бетховена, не только на Бориса Березовского, не только на Юлию Лежневу, не только, скажем, там на «Ночи Барокко», - я называю великие имена, как Вы понимаете, музыкантов, - но я еще буду приходить на растения посмотреть». Это современная концепция сада, против которой столько сейчас оппонентов почему-то существует и внутри университета, и вне, она безусловно победит. Я в этом глубоко убежден и буду бороться за нее до последней капли крови. Ни преуменьшая, ни преувеличивая. Это не гипербола. Я так считаю.
Л. Аникина
―
Действительно насколько серьезная идет борьба?
А. Ретеюм
―
Я занимаюсь этим ровно 27 лет. Вот этого ничего же не было. Не было этой оранжереи. Не было этой оранжереи. Не было этого садика лекарственных трав. Здесь были руины, мерзость запустения. Мы сделали что-то очень разнообразное, очень сложное, очень интересное. Здесь 5,5 тысяч видов растений. Здесь практически итальянский садик. Я дико горжусь этим местом, этими людьми. И должен сказать, что главное, конечно — это те люди, которые а) профессионалы, б) энтузиасты.
Л. Аникина
―
А помимо классических цветочных выставок у Вас какие бывают необычные проекты?
А. Ретеюм
―
У нас была страна Мохляндия. Но она мешала вот новой выставке. И та была внутри. И мы перенесли и сделали. Там жили маленькие мохляндцы. Они питались клюквой. И у них жили насекомоядные растения, потому что насекомые для них были слишком большие, они их боялись. И они посадили много НРЗБ, всяких росянок. Фантазия, такая детская фантазия и всё такое прочее. Но это было здорово. Это был элемент – entertainment. Да? Вот этот edutainment — есть сейчас такой термин, когда обучение совмещается с развлечением. Это придумали французские гуманисты. Я это всё знаю. Вот. Но тем не менее сейчас – да? – там всю эту теорию естественно, я всё-таки академик. Но как бы тем не менее сейчас это должно воплощаться реально в конкретных позициях, в конкретных подходах, в конкретных принципах создания чего-то, что ты хочешь показать людям в Ботаническом саду Московского университета. И они действительно очень различные и очень непохожи один на другой. Строго регулярный сад, например, сад лекарственных трав, напоминает исторические сады лекарственных трав, средневековые, из которых возникали первые в истории ботанические сады.
Л. Аникина
―
Собственно «Аптекарский огород».
А. Ретеюм
―
Аптекарский огород — да, он тоже так назывался. Это же не был Ботанический сад.
Л. Аникина
―
А можете в целом рассказать про историю ботанических садов.
А. Ретеюм
―
В 1545 году в Падуе возник первый сохранившийся на своем месте, потому что там с генуэзским они там спорят. Тот чуть раньше, но он переехал. Поэтому считается не на том же самом месте. Так вот возник на основе сада лекарственных трав первый именно ботанический сад, где люди, наконец, заинтересовались не только лекарственными свойствами растений, но и самим растениями как таковыми. Они заслуживают того. Они очень интересные и бесконечные. Каждое из них бесконечно.
Л. Аникина
―
Здесь в центре небольшого садика, исторического аптекарского огорода, как я понимаю, колодец стоит. У него тоже своя история есть?
А. Ретеюм
―
Это подлинный колодец, который нам подарила компания «Takeda Pharmaceutical». Здесь изображен бог либо северного ветра Борей, либо северо-восточного Аквилон. Историки спорят. Помните, Аквилон? Там его Пушкин его неоднократно упоминал: «Таков поэт: как Аквилон, Что хочет, то и носит он. Орлу подобно, он летает И, не спросясь ни у кого, Как Дездемона, избирает Кумир для сердца своего».
Л. Аникина
―
Он здесь чисто декоративный?
А. Ретеюм
―
Нет, не совсем так. Он имитирует классическую структуру древних садов лекарственных трав. В центре всегда находился колодец. В плане, что у нас здесь есть этот капельный полив теперь и всё такое прочее. Да? Но в центре всегда находился колодец, потому что это было самое удобное место куда-то разносить воду. Поэтому колодцы всегда размещались в центре таких маленьких… То есть так вот приблизительно выглядел наш этот садик в начале XVIII века.
Л. Аникина
―
То есть вот эти все грядки – это действительно исторический кусочек? То, что изначально называлось аптекарским огородом.
А. Ретеюм
―
Это дань первому веку истории нашего сада — XVIII веку, когда он был действительно садом, аптекарским огородом. Ведь это мы вернули исторический топоним, который более чем 100 лет вообще не существовал… Какие 100? Ну, да, 100 с лишним даже лет вообще не существовал на картах Москвы. В 1805 году, 1 апреля Аптекарский огород исчез. Он превратился в Ботанический сад Императорского тогда Московского университета, в чьем распоряжении и по сей день находится. И вернули мы ему это название, причем совершенно неофициально. Просто стали называть «Аптекарский огород». Очень смешно. Нигде ни одного приказа, ни одного документа, ничего. Хотя сейчас везде остановки автобусов, если вы видели, метро, указатели. Всё. Официальные документы в университете. Мы ничего не сделали официально. Ничего. Здесь мы собрали коллекцию растений, многие из которых действительно росли, согласно нашим спискам, в начале XVIII века тогда, когда это был Аптекарский огород.
Л. Аникина
―
На этом же самом месте?
А. Ретеюм
―
По всему саду. И выбор как раз Московского университета для организации полноценного научно-образовательного Ботанического сада пал именно на Аптекарский огород, хотя у университета был свой собственный маленький садик уже во дворе нынешнего здания на Моховой, здания, где находится Институт стран Азии и Африки, здания Матвея Федоровича Казакова. В 80-е годы, сразу после или даже, может быть, в процессе строительства этого здания, еще задолго до пожара 12-го года, там был создан свой маленький ботанический садик при Императорском Московском университете, потому что ботаника развивалась стремительно, кафедра ботаники была одна из первых, которая существовала с самого начала основания университета. И как только университет переехал с самого первоначального здания, на месте которого сейчас стоит, как известно, Исторический музей, то во дворе начались ботанические посадки. Но они были невероятно ограничены Большой Никитской, самой Моховой улицей и Тверской, просто всем, а нужно было какое-то место, пространство. И выбор пал в 1805 году по представлению Георга Франца Гофмана, который был тогда приглашен заведовать кафедрой ботаники, знаменитый профессор Геттингенского университета, преподавал ботанику Иоганну Вольфгангу Гете и Александру фон Гумбольдту. Выбор пал на Аптекарский огород просто потому, что здесь и без того была довольно большая коллекция растений, но и научные интересы тех директоров сада, которые заведовали этим садом, были гораздо шире собирания собственно растений, которые необходимо было использовать в качестве сырья для получения лекарств. То есть они собирали другие, как я уже говорил, «курьезные планты», заморские растения интересные. Были оранжереи уже на тот момент построены в XVIII веке. И 1 апреля 1805 года сад перестал называться Аптекарским огородом. Этот топоним исчез с карт Москвы. И он превратился в Ботанический сад Императорского Московского университета. Ну, еще у нас огромный комплекс. Ботанический сад должен демонстрировать растения со всего мира. В нашем климате растет едва ли 10% всего разнообразия растений. Едва ли. На тропики и субтропики приходятся все остальные 90% как минимум. Поэтому у нас 3600 квадратных метров под стеклом, где созданы искусственные условия для растений. Это абсолютно необходимо в образовательных целях естественно, потому что, ну, мир велик, стран много. И для студентов, и для ученых необходимо общаться не только с растениями средней полосы, но и естественно с растениями всяких там заморских регионов, субтропики, тропики, многие из которых, конечно же, совершенно уникальные. Им по несколько сотен лет.
Л. Аникина
―
А где разнообразия больше? У Вас или на Воробьевых?
А. Ретеюм
―
Тропические и субтропические неизмеримо больше у нас. Открытый грунт. Трудно судить, мы не считались. У нас очень много новых коллекций, постоянно возникающих.
Л. Аникина
―
А насколько тесно Вы вообще сотрудничаете со 2-м отделением сада?
А. Ретеюм
―
По сути мы даже как бы одно подразделение – сад МГУ. И идея могла быть в очень тесном сотрудничестве. Но у нас во многом разные подходы. Ну, например, я там лет двадцать уже предлагал им ввести платный вход и запустить посетителей. И только в этом году спустя вот эти 20 лет они, наконец, пустили каких-то посетителей.
Л. Аникина
―
Ну, может, боятся, что посетители могут что-то сломать, затоптать, испортить.
А. Ретеюм
―
Ущерб, наносимый посетителями, бесконечно мал. То есть их какое-то вот… ущерб для растений составляет менее одной сотой процента от естественных каких-то причин. Практически никак не сказывается. Количество денег, которые принесут эти люди, компенсировать легко, даже если они украдут три растения. Докупится вместо них 30, понимаете. Да, понятно, что кто-то сломает черенок. Ну, не бывает такого, чтобы этого не произошло. Реально. Кто-то выкопает какую-то там примулу, которая ему понравится. Кто-то у нас выкопал эти несчастные 10 лилий. Ну, жалко лилии, конечно.
Л. Аникина
―
То есть действительно приходят и выкапывают?
А. Ретеюм
―
Ну, да, вот такое произошло недавно. Отвлекли садовника, посреди дня, с лопатой, причем лилии, у них ужасно глубоко находятся луковицы, наверное, сантиметров 30. Это тигровые лилии. Это такие огромные лилии размером почти с меня, как говорил Пятачок. Но метр двадцать они точно.
Л. Аникина
―
А вынесли-то их как отсюда?
А. Ретеюм
―
Перебросить через забор, где угодно можно. Обрезать их можно, как угодно. Обрезать до луковицы, сломать. В результате они погибнут, потому что им нужно довегетировать было, если их не перебросили через забор. Если перебросили, то еще слава богу, тогда их просто пересадили вместе с ботвой, что называется… Нет, ботву они обрезали. Вспомнил эту печальную историю. У них мало шансов. Они погибнут почти наверняка. Они выкопали луковицы и обрезали стебель, и вставили его обратно. И поэтому мы думали, что они растут. Но у них начался какой-то странный, несвойственныйим период распада, как это ни грустно. Да. И, приподняв одну лилию, просто она легко вынулась без всего. Варварство. Да.
Л. Аникина
―
Сделаем небольшой перерыв на новости и скоро продолжим. Алексей Ретеюм и Лиза Аникина. Оставайтесь с нами.**********
Л. Аникина
―
Мы продолжаем нашу программу «Мой район». В студии Лиза Аникина. И говорю я с Алексеем Ретеюмом, директором «Аптекарского огорода». Вы много говорили про различные музыкальные, художественные проекты. Для искусства у Вас отдельные помещения? Или всё проходит среди растений?
А. Ретеюм
―
Здесь находится единственный в мире репертуарный театр, находящийся полностью во владении, пользовании и созданный Ботаническим садом. Не антрепризный, не какой-нибудь, а настоящий репертуарный театр, который существует 11 лет, который оснащен абсолютно профессиональным театральным оборудованием. Софиты, всякие аппараты смешивания цвета, тут соответствующая всякая звуковая и световая аппаратура, где играют абсолютно профессиональные артисты. Кроме меня. Потому что я не профессиональный, а все остальные... Здесь я совершенно вот сейчас собираюсь репетировать одну там пьесу. Это будет первый такой случай. Все окончили театральные вузы. Возвращаясь к сверхзадаче Ботанического сада МГУ «Аптекарский огород». Это должно быть самое уникальное пространство мира, где должно быть что-то такое, чего нет в других местах. Вот не только аура, атмосфера, что-то такое, а вот какая-то странная вдруг идея театра. Или какая-то странная выставка каких-то художников, которые рисуют Тибет и Гималаи. И вот они приходят ко мне и говорят: «Вообще нас вот никуда не берут. А у нас, - говорят, - своеобразная техника какая-то такая». Я говорю: «А что? А вот у нас она будет. Давайте сделаем». Ну, сейчас ее нет. Она закончилась. И люди смотрят. И здорово. То есть, знаете, иногда маленькое культурное событие, не очень значимое, оно же может быть… Никто же не принял там импрессионистов тоже так сходу, помните – да? – и постимпрессионистов. Да? Вспомните несчастную судьбу Винсента там или кого угодно. Иногда такое вот маленькое событие, везут каких-то котов, каких-то там рисуют — это какой-то элемент культурной жизни мира. Это ячейка, из которой может что-то вырасти. Может, и не вырасти. И 98 или 99,9%, что не вырастет. Но, может, и вырасти. Это ячейки, из которых должно существовать – существовать! – культурное пространство нашей планеты. Где, как не на фоне растений, на фоне истории, на фоне наших вот этих исторических вековых деревьев, на фоне всех наших оранжерей, пытаться ставить этот великий эксперимент?
Л. Аникина
―
А какие еще эксперименты?
А. Ретеюм
―
Всевозможные фотографические выставки. Естественно пластические. Музыка в саду. У нас еще есть историческая, очень красивая лаборатория. И везде, абсолютно везде у нас есть инструменты, там всякие рояли. Всякие художественные выставки. Выставка Российской академии художеств. Главное, что это на природе. Они меняют цвет каждую секунду. Да? Потому, что облака, тучи. Там потом backdrop этот, ну, как занавес, задник – да? –меняется тоже в зависимости от сезона. Вначале он зеленый, потом слегка желтеет, потом он совсем желтый. Скульпторы были в восторге. Потом утром они свежие, какие-то такие отдохнувшие на утреннем восходящем солнце посреди росы. Неизмеримо живее! А вечером они какие-то как будто поникшие, устали. Как будто они прожили этот же день вместе с нами, со всеми остальными, с теми, кто приходил, кто смотрел на них, с посетителями, с их создателями, те, из которых, кто еще живы. Совершенно многие мне сказали, что очень интересный получился эффект, чем просто в зале выставить. Мы делаем ленд-арт. Какие-то вот такие странные композиции там из какого-то плетеного бамбука, искусство икебаны, искусство японской каллиграфии. Это может быть всё, что угодно.
Л. Аникина
―
Вот Вы говорили про тропические растения. Для них ведь нужны стеклянные оранжереи. Они за чей счет создаются? Это «Аптекарский огород» платит? Или какие-то другие спонсорские проекты? Ну, вот, например, та оранжерея, где живет знаменитая кувшинка виктория?
А. Ретеюм
―
Спонсорский проект компании «Иннопрактика». Водные всякие водоемы.
Л. Аникина
―
А тут обитает кто-то?
А. Ретеюм
―
Рыбки. Но не пираньи. Макроподы. Да, там такие неоны. Маленькие рыбки. Много-много всяких интересных водных растений. Здесь бромелии, здесь какао. Здесь, смотрите, какие интересные, необыкновенные ароидные. Потом ужасно интересное вот это вот растение с такими светло-зелеными листьями. Казалось бы, ничего необычного. Называется цербера в честь песика, который охраняет вход в Аид. Помните? Вот песик такой. И достаточно несколько листьев положить в суп, в жаркое или в салат, ни вкуса, ни цвета не будет незаметно, а человек без боли в животе, без рези умирает. Очень ядовитая.
Л. Аникина
―
А цветы бело-голубые на воде?
А. Ретеюм
―
Это кувшинки. Разнообразные кувшинки. Род нимфея называется. Водяной гиацинт. И вот эти все листья плавающие. Королева — это, конечно, у нас виктория.
Л. Аникина
―
На нее действительно можно человека поставить?
А. Ретеюм
―
Поставить-то можно, равновесие нельзя удержать. Он выдерживает какой-то вес там до 50 килограммов даже.
Л. Аникина
―
А ведь не все растения доступны посетителям? Есть какие-то секретные места, где живут растения, спрятанные от людей?
А. Ретеюм
―
Это святая святых наших оранжерей. Это фондовая коллекция, куда никто не ходит. Тут вот огромная коллекция бромелий, невероятно красивых и очень разнообразных. Более пятисот, может, пятисот пятидесяти видов. Самая известная бромелия – это ананас. Телянции, тоже такие смешные, это бороды такие, они в тропиках достигают огромных… У них нет такой очевидной дифференциации между побегами, собственно листьями и корнями. Они вот так свешиваются, собираются всей поверхностью… Довольно редкое явление. Собирают всю влагу, держат ее весной, когда сезон дождей. Они покрываются такими меленькими такими зелено-желтыми такими цветочками. А у некоторых папоротников потрясающее явление, они живородящие. Огромный, вырастает целый готовый папоротник, который отваливается и прямо вот может, уже готов расти целиком. Живородящие папоротники называются. Они такие какие-то прям очень странные. Живут существа такие какие-то непонятные. Чего-то ж тут им не надо, что-то им не нравится иногда, что-то им, наоборот, нравится. Они ничего не говорят, и понять, почему он вдруг не цветет двадцать лет или, наоборот, цветет каждый год, и все прекрасно, понимаете, понять нельзя вообще иногда там. Самые тонкие знатоки растений иногда говорят, я на десятый год понял, что им нужно. Я научился с ними обращаться.
Л. Аникина
―
«Аптекарский огород» – место с очень богатой и долгой историей. А какой-то материальный след остался? Что здесь сохранилось после всех этих непростых десятилетий и даже веков? Самая известная – это лиственница, посаженная Петром I. А другие такие деревья есть?
А. Ретеюм
―
Ну, да. . Он посадил три дерева: ель, пихту и лиственницу для наущения граждан, как он тогда говорил, в их различии. Более чем актуальная задача и для современных ботанических садов мира, потому что мы должны в этом делать… Простите, можно вернуться на дорожку. В саду можно только по дорожкам. Пожалуйста. Ладно? Там очень много маленьких цветочков. Их можно затоптать. Они весной все зацветут. Георг Франц Гофман, первый директор сада, после приобретения его университетом… Да? То есть 1800… Не вообще первый, да? Который вообще неизвестен. «Он имени векам не передал», - выражаясь пафосным языком. Привез вот этот саженец дуба, по-видимому, не желудь, в 1805 году и посадил его в ознаменование начала своего директорства. То есть по крайней мере 215 лет. И видите, он нанес его на план 1807 года, где он впервые появился. У него редкая немецкая фастигиатная форма – нет центрального ствола. Он такой… Древовидные пионы, в среднем, живут 500 лет. Самые старые доживают до двух тысяч. Живут только в одном месте мира – провинция Юньнань, город Куньмин, окрестность. Я туда ездил когда-то.
Л. Аникина
―
А Вы в честь начала своего директорства сажали какое-то дерево?
А. Ретеюм
―
Конечно, сажал. Только и делал. Ну, там гингко вот там есть еще. Чего только не сажал. В общем, половину даже не помню, что сажал.
Л. Аникина
―
А из Дании что-то в наследство осталось?
А. Ретеюм
―
Было несколько маленьких отдельных разрушавшихся оранжерей, возвращаясь к 1993 году, о котором Вы спрашивали. Мы с огромными трудами, преодолевая сложные согласования, потому что это всё еще и памятник садово-паркового искусства, и каждое здание — это тоже памятник, это… Все эти согласования доставались потом и кровью.
Л. Аникина
―
Что? Лучше пусть памятник разрушается, чем разрешить его реставрацию?
А. Ретеюм
―
Ну, вот есть такой момент. Да. И вот эти, например, элементы стен пережили пожар 12-го года. Это вот следы прямо этого пожара, физические. Представляете себе? Вот эти белые камни — это то, из чего была сложена белокаменная Москва. Они у нас сохранились в очень многих местах. Здесь белокаменный пояс. Это всё подлинное. Есть прямо какие-то белокаменные цоколи какие-то. Есть клейма XVIII века.
Л. Аникина
―
То есть она сейчас выглядит именно так, как выглядела изначально?
А. Ретеюм
―
Да. Ну, и с… Конечно. Мы сохранили все исторически ценные… Аркатура вот это всё. Следы пожара. Ну, там кое-что мы ремонтировали и чинили, тем не менее, но вот это всё ровно так, как было в середине XVIII века. Мы соединили оранжереи в единое целое, но мы сохранили каждый сколько-нибудь ценный исторический архитектурный элемент.
Л. Аникина
―
А что внутри этих оранжерей?
А. Ретеюм
―
Мы придумывали фантастические программы. Частично мы их еще в большом зале Консерватории… Вот. Для разнообразия проигрывали. Здесь состоялся мой дебют в качестве артиста. Это было первое место, когда креативный директор сада, великий Александр Альмин, который отвечает уже много лет за культурную программу, который создал из этого Ботанического сада действительно культурную институцию такую. Он предложил мне: «Так, хватит только ботаников, всё такое прочее. Давай тоже выступай тоже как артист, потому что так больше невозможно. Нельзя быть только депутатом, только председателем этой Ассоциации парков, только директором сада, только радиоведущим, только конферансье. Давай становись артистом». Я говорю: «Я не справлюсь. Ты что, с ума сошел?». — «Ты порепетируешь». Я отправился в Большой театр, стал там репетировать на большой исторической сцене. По утрам, когда там никого нет, меня пускают по знакомству. Вот и здесь состоялся мой дебют. Я читал повесть Пушкина «Метель» под аккомпанемент оркестра, который играл знаменитую музыку, которую написал Георгий Свиридов. Помните великую музыку к вот этому произведению? Тем более, что в этих стенах это очень хорошо. Ну, стены же пережили пожар 12го года. Я немножко рассказываю про историю этого пространства. Рассказываю про то, как эти одни из самых ранних оранжерей были построены в XVIII веке. Они сгорели. Потом мастерская Доменико Жилярди, тогдашнего главного архитектора Московского университета, тогда была такая должность, сейчас ее нет, восстанавливала, ну, прежде всего казаковский вот этот вот дом, где НРЗБ естественно после пожара 12-го года, в 13-м году. Здесь же в 13-м году вот эти колонны, капители. Ну, и тут на этом фоне звучит очень хорошо: «В 1811 году, в эпоху нам достопамятную, в своем поместье Ненарадове жил добрый Гаврила Гаврилович Р. Во всей округе он славился гостеприимством и радушием. И все соседи поминутно езжали к нему поесть, попить, поиграть по пяти копеек в бостон с его женою, Прасковьей Петровною. А иные для того, чтоб поглядеть на дочку их, Марью Гавриловну — бледную, стройную и семнадцатилетнюю девицу. Она считалась богатой невестою, и все прочили ее за себя или за сыновей. Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и, следственно, была влюблена».
Л. Аникина
―
Неужели есть те, кто это не одобряет?
А. Ретеюм
―
Огромное количество. Чистая наука и образование. Только никакой культуры. Культура запрещена! За художественные мне влепляют реальные выговоры. Поэтому это надо подчеркнуть, что это очень правильно и это очень хорошо для города, для горожан, для посетителей, для, между прочим, миллионов посетителей сада. Это не гипербола. Для миллионов. Посмотрите, сколько их! Они наслаждаются искусством. И сколько их – видели? – сколько их приходят на концерты?
Л. Аникина
―
А какую роль играет «Аптекарский огород» в жизни города?
А.Ретеюм
―
С тех пор, как бывший филиал Ботанического сада биологического факультета МГУ стал интенсивно развиваться, и количество посетителей ежегодно экспоненциально увеличивалось, многочисленные бизнесы, расположенные вокруг него, стали ориентироваться на обслуживание этих посетителей. Градоформирующая роль «Аптекарского огорода» стала стремительно возрастать. Вокруг стали появляться жилые комплексы, ориентированные именно на Ботанический сад, отели, многочисленные рестораны, банки, магазины, ориентированные на именно посетителей Ботанического сада, в частности, цветочные магазины, магазины сувенирных разнообразных изделий. Они здесь представлены. И поэтому он сыграл роль в начале какого-то такого кластера, центр развития вот этого нашего 954-го квартала, в котором он находится, в дальнейшем и значительной степени всего Мещанского района. Вследствие чего я несколько лет назад был избран депутатом этого Мещанского района, уже как известный персонаж, именно благодаря… не потому, что я сам по себе обладаю какими-то невероятными моральными высокими качествами, я не знаю, по каким принципам избирают, но просто из-за известности, прогрессивности, и активности, и заметных улучшений в «Аптекарском огороде», в Ботаническом саду МГУ. Причем была серьезная конкуренция. Это были отнюдь не подставные выборы. Там было много оппозиции. Много этой оппозиции прошло. У нас там половина оппозиции, половина «Единой Россия». И тем не менее это была какая-то такая оценка внутреннего сообщества хотя бы. То есть тех десятков тысяч, может, сотен тысяч людей, которые проживают в окрестностях «Аптекарского города». То есть не вообще те, кто один раз в жизни приезжает, там какой-нибудь посол там Италии приезжает – да? – или там первый заместитель председателя правительства Андрей Рэмович Белоусов приезжает, смотрит, да, круто, здорово. А это какая-то оценка местного социума. Хотя есть и враги. Есть оппоненты. Есть многие те же люди, которые говорят, никаких концертов, никаких этих… Строго ботаника там. Жалуются, пишут, говорят, что это не целевое использование сада. Подают в суды. Мы выигрываем эти суды всегда естественно.
Л. Аникина
―
На каком основании суды?
А.Ретеюм
―
Что культура не входит, значит, в спектр деятельности, которым должен заниматься Ботанический сад. Только наука и образование. Посадить растение и ухаживать за ним, показывать их людям. Но даже теоретически можно было бы себе представить такую модель. Я не совсем категорически против, но давайте тогда на это деньги. Это требует… Да, растения живые, они требуют очень много. Они требуют огромных человеческих усилий. Они требуют полива, ухода. Они требуют… Огромное растение… Огромное количество растений под стеклом. Там искусственный климат. Там огромные инженерные установки. Там тепло. Там вода. Там система распрыскивания воды. Там система обратного осмоса, который превращает водопроводную воду в дистиллированную. Там огромное количество химикатов, удобрений, контейнеров для растений, потому что они постоянно разрастаются все больше и больше. Все ведь ветшает. Ломаются все инженерные конструкции, всякие там витражи, стекла и так далее, и так далее. Весь дендрарий необходимо поливать ежедневно, убирать. Это огромный ручной труд. Растения надо полоть, нужно создавать системы капельного орошения. И я… если я буду перечислять все, что… все, что нужно сделать, это просто нужно перерабатывать мучу, резать старые деревья. Ну, просто это огромный комплекс работ. Огромный. Который требует гигантских, постоянных капиталовложений, гигантских постоянных инвестиций, даже не считая капитальных проектов. То есть если мы не будем строить новый хрустальный дворец пакстоновский… Ну, был такой великий дворец. Он сгорел, к сожалению. Он находился в центре Лондона. В ХIХ веке был создан огромный хрустальный дворец, огромная оранжерея. Ее архитектором был главный садовник такой сэр Пакстон. Поддержание подобного рода огромных сооружений – это огромные ресурсы, постоянные ресурсы человеческие и материальные. Всё. Не понимать этого совершенно нельзя. И поэтому лишить нас доходов от входной платы, от эстетических, красивых вещей, культурных мероприятий, всё, не дав нам взамен какого-то бюджета… Глобальное непонимание того, что можно сделать pure ботанический сад, так его называем, я не знаю, как ботанический сад, где только растения, садовники, растения и студенты, и это самое… Можно. И таблички. Да. Но это будет скучно. Это не будет привлекать туристов. Это не будет людей. То есть это будет, во-первых, неинтересно, на это не продашь билеты. Это тогда надо финансировать, как Вы понимаете, – да? – это надо финансировать со страшной силой, потому что сотрудники должны тоже получать зарплаты какие-то плюс ко всему. Остальные – это входные билеты, концерты, выставки. Ну, вот всё-всё вот это вот. И вот этот глобальный коллапс непонимания присутствует все еще в сознании некоторых государственных чиновников. Так вот это градоформирующая роль. И у нас, видите, сложился дружеский, цивилизованный периметр, с которым у сада полное взаимопонимание и, используя биологический термин, симбиоз.
Л. Аникина
―
В этом плане, наверное, пандемия сильный удар нанесла.
А. Ретеюм
―
Дело в том, что у нас был пик прямо выставки очередной и очень популярной, которая называется «Репетиция весны». Она проходит всегда в феврале-марте. В специально выставочной оранжерее. Это очень красивая выставка, когда зацветают тюльпаны, нарциссы, крокусы, гиацинты. В феврале. Вокруг еще снег, мороз. Там это очень красиво. А тут у нас миндаль, ландыши. Прямо вау! Какие выстраиваются огромные очереди. Всё. И ровно посередине этой выставки началась пандемия, нас закрыли. Мы потратили огромные ресурсы на эту выставку и огромные ресурсы на то, чтобы подготовить весенний фестиваль. Мы же осенью сажаем все естественно луковицы всех растений: рябчики все, нарциссы, там тюльпаны прежде всего. Всё это зацвело. Всё было очень эффективно. Но этого эффекта не видел никто, кроме сотрудников. Специальные экскурсии мы тем не менее проводили там для 2-3-х человек, если это было необходимо. Мы фотографировали, рассказывали. Я записывал онлайн-экскурсии, которые пользовались бешеной популярностью и количеством просмотров. Так я веду экскурсию для 15 человек. Да? И думал, что это прекрасно всю свою жизнь.
Л. Аникина
―
Но?
А. Ретеюм
―
В этом году я освоил – да? – вот онлайн. Берешь телефончик. Да, записываешь всё то же самое, поворачиваешь там вот это кнопочкой со своей мордочки на окружающий растения, и сразу получаешь 200 тысяч просмотров или там…
Л. Аникина
―
Всего лишь один раз прошелся.
А. Ретеюм
―
Всего один раз прошелся. Да. Когда у меня записывали всякие интервью, или когда я записывал экскурсию даже про суккуленты, казалось бы, узкая тема. Да? Ну, растения засушливых мест обитания – суккуленты, которые научились запасать влагу и питательные вещества в тех или иных своих органах. И эта экскурсия удивительна. Она продолжалась час. Это был мой 1-й опыт, дебют, так сказать. На телефон. Самостоятельно. Даже без всяких этих палок там этих вот. И сразу через несколько дней 17 тысяч просмотров. А так бы я провел… Она сохранилась. Ее можно посмотреть в нашем «Инстаграме» hortus_ru. Все, кто нас слышит, прошу немедленно подписаться. У нас не хватает. У нас всего, по-моему, 340 или 350 тысяч подписчиков. А хочется, конечно же, больше. Мы уступаем, по-моему, одному-единственному ботаническому саду в мире по количеству фолловеров. Это ботаническому саду Q. Q Royal Botanical Garden, который находится под Лондоном. Но мы справедливо ему уступаем. Он круче. Вот. И гораздо больше.
Л. Аникина
―
Алексей Александрович, вот Вы столько лет работаете директором «Аптекарского огорода», неужели не хочется попробовать что-то еще?
А. Ретеюм
―
Я бы хотел попробовать работать президентом РФ, сохраняя за собой должность директора сада. Это тоже совместимо, по-видимому. Мне кажется, я бы там местами справился бы. Я хорошо отношусь к нынешнему… но в качестве рано или поздно преемника, когда ему наскучит или надоест, и он почувствует, что пора найти кого-то подходящего, в ком он можно быть уверенным, то я как бы, может быть, согласился. Я устал немножко.
Л. Аникина
―
От сада?
А. Ретеюм
―
Скорее от трений с властями. От «Аптекарского огорода» невозможно устать. Наоборот, чем глубже в него заходишь, тем свободнее себя чувствуешь, если можно так выразиться. Понимаете, да? Вот как бы вот ты там внутри, и это, ну, место силы, которое тебя держит. У меня есть очень преданные люди, которые со мной работают, которые смертельно преданы – да? – так же, как я им, и которые просто поддержат меня в любой ситуации. Они настолько влиятельные, что напасть сложно. На самом деле я устал от борьбы, бессмысленной борьбы с бессмысленными регуляциями. Я считаю, что, во-первых, два важных… И вот это тоже надо подчеркнуть раз и навсегда, хотя я это цитировал уже неоднократно: чиновник должен держать слово. Если ты сказал что-то, сказал просто, и какие бы изменения обстоятельств ни произошло, ну, слово мужчины. Ты обещал, ты делаешь. Вот просто. Это для меня важнейший принцип уважения и соответственно в свою очередь неуважения к человеку. Это 1-е. И второе – более сложный принцип, но который тем не менее сейчас попробую озвучить. Для государства, его функционирования, функционирования любой его части и любого его подразделения и любой его институции, гораздо важнее найти способ решить нужную проблему в интересах этой государственной институции, чем соблюсти все необходимые формальности, потому что, когда начинается приоритет формальностей, всегда как ты видишь, что там в силу этого, этого, этого это сложно сделать и все это не получается, то лучше плюнуть на все-все-все вот это и каким-то образом это обойти и найти путь, решить проблему, чем найти законное препятствие, которых очень много. И вот это вот… Я в этом глубоко убежден. И я всю жизнь с этим борюсь. Я посвятил половину своей творческой энергии, которую можно было бы посвятить музыке, литературе, какому-то творчеству, театру, ботаническому саду, другим садам, всему миру, преодолению этих препятствий, этих obstacles. Барьеры эти бессмысленные какие-то такие. Я их ненавижу. Я люблю людей очень, но я ненавижу чиновников. Приоритет должен быть – помочь сделать, найти возможность, а не найти препятствие. Это должно быть кредо любого чиновника, прямо вот только тогда он эффективен. Тогда тогда. Черт с ним, с нарушением любого предустановления. И это вводит меня в бешенство, потому что я 90% времени посвящаю ненужной какой-то борьбе по всем своим линиям: по линии директора сада, по линии директора Ассоциации председателей правления, по линии депутата.
Л. Аникина
―
А Ваш личный принцип самый главный, которым Вы руководствуетесь во всем, что делаете?
А. Ретеюм
―
Гуманизм прежде всего. Мой любимый эпиграф, моя любимая цитата всех времен из всех людей, она принадлежит одному из двух персонажей, которых я больше всего люблю на свете. Один из них – это Александр Пушкин, другой – это Альберт Эйнштейн. Так вот Альберту Эйнштейну принадлежит самая лучшая цитата, которую я когда-либо слышал, и которую я взял себе в качестве тоже какого-то такого внутреннего, знаете, – как сказать? – механизма вот для жизни, для всего, чтобы ей следовать и никогда не изменять. Там очень красиво расставлены приоритеты. Ровно так, как он их расставил, видимо, ровно так, как они должны быть расставлены в идеале. И ровно так, как я их воспринимаю. «Идеалами, освещавшими мне путь и сообщавшими мне смелость и мужество, были добро, красота и истина». Заметьте последовательность. Он же ученый, казалось бы, это истина должна быть – да? – там где-то поближе. Добро, красота… Красота… Как Вам сказать? Она бесспорна в отличие от истины. Этот сад стал жизнью не только моей, а огромного количества моих друзей, близких, знакомых. Они купили квартиры по всей окрестности. Они сюда приходят. Они развели здесь свои активности. Мои друзья основали цветочный магазин. Мои же друзья построили отель. Да? И живут там, прямо физически живут постоянно. Художники и скульпторы проводят здесь все свои бенефисы, выставки. Великий пианист играет здесь каждый день практически по ночам, поражая воображение, потому что здесь у нас много инструментов. Там два рояля и, бог знает, сколько пианино. Это получился такой какой-то вот… Я думаю, что он один такой в Москве, где люди узнают друг друга, узнают меня очень часто. Это какая-то… Я же говорю, что это остров будущего. И я хочу, понимаете, тут вот каждый раз когда говорят мне что-то такое, спасибо Вам за сад, хочется всегда ответить: «Спасибо за добрые слова». Здравствуйте! Здравствуйте! Как у Вас, всё хорошо?
Посетительница
―
Спасибо. Вы как?
А. Ретеюм
―
Ничего, держимся.
Посетительница
―
Молодцы!
А. Ретеюм
―
Спасибо. Как Вам… Как Вам тут?
Посетительница
―
Хорошо. Да вот сейчас посетили Вашу оранжерею хризантем…
А. Ретеюм
―
Здорово! Ну, приходите почаще. Спасибо. Просто посетители. Смысл в том, чтобы следовать вот этому принципу Энштейна. Он прям такой, он, знаете, вылетает идеалами, освещавшими мне путь и сообщавшими мне… Ну, там в немецком языке, видимо, было более чистое выражение, которое по-русски очень странно звучит: смелость и мужество. Они нужны людям. Были добро, красота и истина. Когда мы служим этим идеалам, нам по идее ничего не страшно кроме смерти. Но от нее куда денешься?
Л. Аникина
―
Спасибо большое за этот эфир. Нам, к сожалению, уже пора заканчивать. «Аптекарский огород» – это действительно чудесное место. И если вы, дорогие наши слушатели, еще там не были, обязательно сходите. Там красиво в любое время года. С вами был Алексей Ретеюм, директор «Аптекарского огорода», и я, Лиза Аникина. Всего доброго!
Более подробно обо всех изменениях в районе вы можете узнать на официальном портале Мэра и Правительства Москвы ( mos.ru