Мемуары Хрущёва. Неизвестное - Константин Смирнов - Дилетанты - 2020-09-17
17.09.2020
В.Дымарский
―
Добрый вечер, это программа «Дилетанты», я ее ведущий – Виталий Дымарский. Еще раз напомню нашим слушателям, нашей аудитории, что это программа так или иначе связана с журналом «Дилетант», и, хотя самый свежий, последний номер сентябрьский, посвящен будет другой теме, но мы возвращаемся на месяц назад, в августовский номер. Главная тема была посвящена Никите Сергеевичу Хрущеву. Возвращаемся мы к нему вот почему: потому что за время после выхода номера мы нашли друг друга со старым знакомым, коллегой, журналистом Константином Смирновым. Костя, приветствую тебя.
К.Смирнов
―
Привет, дорогой Виталий, мы еще учились в одной школе.
В.Дымарский
―
В одной школе учились, это правда, да. Константин Смирнов. Я думаю, что зрители НТВ помнят программу «Большие родители». Да? Правильно?
К.Смирнов
―
НТВ, «Культура» и «Первый канал».
В.Дымарский
―
Да. Программа «Большие родители», которая была посвящена… ну, семейной жизни, так скажем, довольно известных наших людей. С семейством Хрущева Константина связывает удивительная история, поэтому мы решили к ней вернуться. Честно вам скажу, если бы мы нашли друг друга с Константином чуть раньше, конечно, нужно было бы в тот номер, посвященный Хрущеву, напечатать этот материал, о котором мы сегодня будем говорить. Но, я думаю, что мы так или иначе найдем возможность для того, чтобы его опубликовать. Поводом для нашего сегодняшнего разговора стало еще вот что. Буквально почти совпал выход номера, посвященного Хрущеву, с известием, пришедшим из Соединенных Штатов о том, что ушел из жизни Сергей Никитич Хрущев, сын Никиты Сергеевича. Обстоятельства его смерти не очень понятны, скорее всего, это самоубийство. Да, Константин?
К.Смирнов
―
Я думаю, что это вообще весьма загадочная история, потому что, насколько я знаю Сергея Никитича, а я знал его довольно прилично, в течение года мы очень часто встречались, он, я думаю, это не та личность, которая могла бы решиться на такой уход. Так что это все покрыто мраком. Не будем говорить, что он умер от старости, от болезни, а официальные американские лица, близкие к полиции и так далее, и тому подобное, патологоанатом… он говорит, что погиб Хрущев от огнестрельного ранения в голову. Значит, понять, что чего…
В.Дымарский
―
Мы не будем заниматься сегодня расследованием, да. Мы не следователи. Но факт есть факт, есть такая загадочная немного смерть Сергея Никитича. Я его тоже знал, не так, наверное, подробно и хорошо, как ты. Мы с ним несколько раз встречались, в том числе на «Эхе», он производил впечатление разумного, нормального человека, не склонному, по-моему, к такого рода поступкам. Как мне показалось.
К.Смирнов
―
В том-то и дело.
В.Дымарский
―
Хотя, кто его знает? Чужая душа – потемки. Но мы сегодня будем о другом, потому что Константин Смирнов, мой сегодняшний собеседник, как выясняется, имел прямое отношение к публикации скандальных, можно сказать, мемуаров Хрущева. Костя, я бы хотел, чтобы ты рассказал, собственно говоря, вот эту историю. Как это все происходило? Потому что о мемуарах Хрущева ходили легенды. Как это все было, как ему удалось надиктовать их, как ему удалось скрывать это от тогдашнего партийного, советского руководства и, главное, от КГБ, который, конечно же, держал в поле зрения все, что делал Хрущев на пенсии – в отставке фактически.
К.Смирнов
―
Виталий, я думаю, что, во-первых, в том, что ты сейчас привел, очень много… не неправды, а очень много легенд каких-то.
В.Дымарский
―
Наверное. Я те легенды воспроизвожу, которые я слышу.
К.Смирнов
―
Да. Но я немножко, как бы сказать, с более раннего периода, когда, собственно, у меня возникла вот эта связь с Хрущевым. Дело в том, что я работал журналистом в журнале, который редактировал Виталий Алексеевич Коротич и Лев Никитич Гущин затем. И вот Лев Никитич тогда был его первым заместителем. Это было в 88 или в 87 году, у меня в материале точнее это указано. Да, это был 88 год, точно. Я, как любой сотрудник редакции, мог отвечать на читательские письма. Это было, конечно, малоприятная, но необходимая обязанность.
В.Дымарский
―
В советское время это было действительно обязанность, редакции обязаны были отвечать на письма.
К.Смирнов
―
Абсолютно. И вот мне кладут на стол письмо, подписанное неким Г.Б. Я вскрыл письмо. Оказалось, это совершенно замечательно написанный репортаж, очень короткий, но весьма емкий по информации, по чувствам и так далее с похорон Хрущева. На которые, как известно, никого не пустили, кроме близких, потому что КГБ перекрыл туда подходы, к Новодевичьему кладбищу. Там был народ, но это были люди, близкие семейству. И вот, оказалось, что автор этой заметки – такой писатель, он то ли археолог, защитник всех правозащитников. Например, многие из них скрывались у него в экспедициях, когда их начинали уже щупать, что называется. Георгий Борисович его зовут, писатель прекрасный. Мы с ним потом очень подружились. Я показал заметку руководству, сказали: «Да, это нужно печатать», тем более, что о Хрущеве в течение долгих лет не говорили ни слова. У меня еще были фотографии, потому что «Огонек» иллюстрированный. Поэтому я стал искать фотографии советских архивов, в редакции газет, нигде фотографий Хрущева не было. Тогда не допустили никого из фотографов. Я написал в Reuters, позвонил во France Press, Associated Press. Если да – конечно, фотографии есть, но мы их вам не дадим. Одна карточка стоит тысячу долларов. Но при наших огромных доходах это было нереально. Тут я вспомнил, что мой брат Андрей, тебе хорошо известный.
В.Дымарский
―
Он всем известен, Андрей Сергеевич Смирнов, известный режиссер. И артист, и режиссер. Главное – автор «Белорусского вокзала».
К.Смирнов
―
Да. И, значит, он дружил каким-то образом с сыном Хрущева, Сергеем. Я даже не помню, как я достал телефон Сергея Никитича, позвонил ему. Спросил: «Нет ли у вас фотографии с похорон батюшки?». Он сказал: «Есть, но только любительские, плохие». Я говорю: дело в том, что мы хотим напечатать материал, репортаж с похорон, и мне нужны фотографии, потому что «Огонек» без иллюстраций не может публиковать. Он очень обрадовался, что Хрущева возвращают из небытия и делают про него в «Огоньке», на тот момент это был самый популярный журнал страны. Почему-то он предложил мне встретиться, как сейчас помню, 7 подъезд ЦК КПСС. Там располагался отдел пропаганды, наш, родимый, что называется. Но встретился я там, узнал, конечно, он очень похож. Правда, Сергею Никитичу не хватало немножко образования и такой культуры, а тут, конечно, сказывается. Видно был все-таки высокий культурный уровень, что отличалось. Он мне отдал эти фотографии, я спросил: «А чего вы идете сюда? Вы же, насколько я помню, математик. Что вам делать в отделе пропаганды?». Он ответил, что пришел насчет издания мемуаров отца. Вот тех, знаменитых. Я говорю: «Так зачем вы идете туда, они сейчас начнут качать права. Дайте нам, мы напечатаем». Он говорит: «Ну, подождите, надо все это решить, я об этом подумаю. Вы мне позвоните». Он забрал карточки, ушел в отдел пропаганды. Мы напечатали материал с похорон с этими фотографиями. Я ему звоню через два-три дня, говорю: Сергей Никитич, так что насчет мемуаров? Он говорит: «Приезжайте». А жил он рядом со мной на Олимпийском проспекте, а я на проспекте Мира. Я пришел к нему, значит, он говорит: «Понимаете, мемуары – 4 тысячи страниц. Вы их не напечатаете». Я говорю: «Нет, конечно, 4 тысячи – нет, при всем желании. Но давайте мы как-нибудь обломками это будем делать». «А что вас интересуют?». Я уже не помню, что я тогда сказал.
В.Дымарский
―
Отставка, наверное, конечно.
К.Смирнов
―
Нет, начнем с того, что Сталин, конечно, и смерть Сталина, Берия, партийная группа «Маленков-Молотов-Ворошилов-Каганович». Потом история, значит, с отставкой Жукова – и его отставка. Ну, он мне говорит, что кое-что из этого есть. Он это не то, что последовательно наговаривал, а там какие-то узлы как бы. И он говорил, что кое-что есть, но про отставку ничего нет, он не успел надиктовать просто. А там же было… он работал, он это диктовал на катушечный магнитофон, здоровый такой, Philips.
В.Дымарский
―
На пленочный, да?
К.Смирнов
―
Пленочный, да, на бобину. Началось с того, что ему предложил делать эти мемуары его зять. Не зять даже, а муж его внучки удочеренной, Юлии Леонидовны. Она хорошо известна в Москве. К сожалению, недавно погибла, замечательная женщина. Вообще, дамский состав… Рада Никитична – потрясающая женщина. Абсолютно просто. Я перед ней преклоняюсь буквально. Но вот, к сожалению, они все не так давно ушли. Это был, значит, муж Юлии Леонидовной…
В.Дымарский
―
Мне кажется, тут надо объяснить, что Юлия Леонидовна, вообще, она дочь погибшего сына. Правильно, да?
К.Смирнов
―
Я бы это сказал в двух словах.
В.Дымарский
―
Она внучка Хрущева.
К.Смирнов
―
Вообще, у Хрущева много детей было. У него было двое детей от первой жены Ефросиньи, которая умерла в 20 году, по-моему, от тифа. Потом он стал жить с Ниной Петровной Кухарчик, которая была его основная жена. От первой жены у него была дочь Юлия и сын Леонид. Вот, значит. И потом была Нина Петровна, которая родила ему Раду Никитичну, Лену и Сергея, да. Вот пять детей было. Но, к сожалению, у Нины Петровна была какая-то наследственная болезнь, очень тяжелая и неизлечимая. Волчанка. Лена умерла очень рано, молодой, от этой самой волчанки. И потом, к сожалению, сын Сергея Никитича, был замечательный человек, Никита Сергеевич Хрущев, который работал в «Московских новостях», был главным специалистом страны по Никите Сергеевичу, по своему деду. Он тоже скончался от этого очень молодым. И, значит, у Леонида была дочка – Юлия Леонидовна. В 42-ом, по-моему, Леонида сбили, он погиб во время войны, он был летчиком. Его жену, такую Любу Седых, немедленно посадили за шпионаж. И больше ее не видели. При том, что Хрущев сидел за одним столом со Сталиным, тем не менее…
В.Дымарский
―
Это не было преградой.
К.Смирнов
―
И у Молотова жену…
В.Дымарский
―
Да-да.
К.Смирнов
―
В общем, ее посадили, и девочка осталась без родителей. И Никита Сергеевич с Ниной Петровной ее удочерили. А она вообще внучка Никиты Сергеевича. Но она росла там, как дочка, и до 16 лет она не знала, что она не дочка, а внучка. Мол, когда мать НРЗБ, тогда и сообщит.
В.Дымарский
―
Это такое отступление было, чтобы было понятно.
К.Смирнов
―
Так вот, мемуары предложил ему делать муж Юлии Леонидовны – Лева Петров, он журналист был. Они начали это делать, но как-то это все затухло.
В.Дымарский
―
Делать, ты имеешь в виду, обрабатывать?
К.Смирнов
―
Нет, диктовать, он начал диктовать по предложению Льва. Но как-то это все затухло очень быстро. А ему было делать нечего, он в Новгородье возился, потому что в город его не пускали, КГБшники сидели. Пускали друзей детей, там был Евтушенко, не знаю… В общем, много было известной интеллигенции. Вот с ними он общался, разговаривал. И там еще был рядом, они жили в Петрово-Дальнем, там был санаторий. И вот у этих, у отдыхающих санатория, был такой аттракцион: встретиться с Никитой Сергеевичем, он с ними общался, разговаривал. А так, ну, делать было нечего. И тут Сергей, надо сказать, человек достаточно сообразительный, скажем так, сказал: «Давай делать эти мемуары». Но поскольку ему делать было нечего, для него это было развлечением. В общем, он ему магнитофон носил, и он стал регулярно диктовать свои мемуары, причем там чувствуется, что это прямая речь, не написанный текст. Там очень много смешных, забавных оборотов, но это я сейчас не буду повторять. Но там… он говорит о каком-то военачальнике, говорил: «Вот он был очень здоровый, я его очень уважал». Он если к человеку хорошо относился, то говорил «я его очень уважал». Так вот, «я его очень уважал, он такой был здоровый, кровь с молоком, и недавно умер. Здоровый был! Красавец! И вдруг умер». Это удивительно.
В.Дымарский
―
И все тексты были не обработаны, как я понимаю?
К.Смирнов
―
Нет. Прямая речь на магнитофон. Он их как-то там редактировал, Сергей Никитич, но, учитывая его литературные способности, я не могу сказать, что это было очень серьезно… но тем не менее. Потом он распихал записи по знакомым. Например, мой брат дружил близко с таким замечательным драматургом Вадимом Труниным, который написал как раз сценарий «Белорусского вокзала». А Трунин был знаком хорошо с Сергеем Никитичем, и через него он познакомился с моим братом. И он распихал, кинул экземпляр Вадику Трунину, а тот дал Андрею прочесть. Андрей прочитал, когда вдруг к Трунину приходит ГБ, изымает это дело, и Андрея, в том числе, вызывает КГБ на Кузнецкой. Ему говорят: «Вы читали?». Он говорит: «Читал. Я много про него рассказывал, а чего, теперь это нельзя?» А ему: «Вы что, не понимаете? Это бывший премьер, генсек…». А он: «Я не понимаю, на голубом глазу». Ему говорят: «Давайте подписку о неразглашении». Он говорит: «Как я могу дать подписку, если я рассказал об этом десятку людей?». Они на него неодобрительно посмотрели, но отпустили.
В.Дымарский
―
А какие это годы были?
К.Смирнов
―
Считай, это 70-ые годы.
В.Дымарский
―
Хрущев умер в каком году?
К.Смирнов
―
Это был конец 60-ых, он умер в 71 году, в октябре. Это был конец 60-ых. Ну да, как раз «Белорусский вокзал» делал Трунин. Короче говоря, тем не менее, у них там что-то осталось, что-то у них забрали, но поскольку он несколько экземпляров делал, у них еще что-то осталось. И получилось 4 тысячи страниц. Вот то, что он успел надиктовать до своей смерти. Он мне предложил эти 4 тысячи, я говорю, что нет, так не можно… но я уже рассказывал, что нам нужны узлы какие-то. Я говорю: «Отставку», а он говорит: «Нет, отставку он не успел». Потом добавил: «Про отставку есть у меня». Это говорит Сергей Никитич.
В.Дымарский
―
У самого Сергея Никитича.
К.Смирнов
―
Да. Я лоб поморщил, подумал: «Ну а что, может сын рассказать про отставку отца?».
В.Дымарский
―
Он много знал.
К.Смирнов
―
Конечно, он там обругает всех, тем более, мы помним, как уходил Никита Сергеевич, когда все ждали и не могли дождаться, когда он уйдет. Потому что то кукуруза, то еще что-то. Короче говоря, я говорю: «А что у вас есть?». Он говорит: «Есть рукопись такая». Он говорит мне страниц 70 машинописных, каких-то пожелтевших. Я сказал, мол, дайте мне на пару дней, я прочту и верну. Он сказал: «Только, пожалуйста, не потеряйте». Я взял эти бумажки, сел в троллейбус, пока доехал до дома, 15-20 минут, я это дело прочитал. Надо сказать, что материал был сумасшедший. Действительно, это был заговор по свержению Хрущева.
В.Дымарский
―
Константин, мы сейчас прервемся на выпуск новостей, после которого продолжим нашу программу и этот интересный рассказ.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
В.Дымарский
―
Еще раз добрый вечер. Мы продолжаем программу «Дилетанты», и я ее ведущий – Виталий Дымарский. Я напоминаю, что сегодня у нас в гостях журналист и продюсер Константин Смирнов, который рассказывает об истории мемуаров Хрущева и о том, как они попали к нему в руки. Извини, что я тебя перебью, не могу вспомнить, потому что у меня с Сергеем Никитичем тоже был разговор. Откуда Сергей знал вот эти все механизмы этой отставки? Ему, по-моему, Микоян рассказывал.
К.Смирнов
―
Да. Дело в том, что Хрущев улетел в Пицунду в 1964 году, накануне смерти. Ему позвонил бывший начальник охраны – Николай Игнатов, который был председателем Верховного совета…
В.Дымарский
―
РСФСР.
К.Смирнов
―
Да. Но это уже такие там… слушки.
В.Дымарский
―
Второго плана.
К.Смирнов
―
Да. Даже третьего, я бы сказал. Но он, тем не менее, позвонил ему и стукнул, что вот, он был свидетелем того, что против Никиты Сергеевича готовится заговор. И они встретились как-то по-шпионски, в лесу, как Штирлиц какой-то. И он ему все это, значит, настучал.
В.Дымарский
―
Сергею?
К.Смирнов
―
Сергею, да. А тот уезжал на Пицунду к отцу. Он приехал, сказал… они были с Микояном там, Никита Сергеевич и Анастас Иванович. И сын, кстати, Микояна, один из детей, Серго Микоян, он был близким другом Никиты Сергеевича. И Хрущев говорит: «Да все это вранье, глупости».
В.Дымарский
―
Не поверил.
К.Смирнов
―
Но все-таки расскажи это Анастасу. Он все это изложил Микояну, потом… нет, а нет, это было еще в Москве. Он вызвал этого Голюкова, Голюков все это повторил, ну, в общем, они не успели ничего предпринять, потому что все уже делали. И когда Хрущева вызвали с Пицунды на пленум, все уже было сделано. И, значит, вот это он описал. Описал довольно подробно. Во-первых, конечно, с литературной точки зрения это был бред сумасшедшего. Там были какие-то пейзажи дикие, были лирические отступления, когда он рассуждал, причем, особенно доставалось Алексею Ивановичу Аджубею. Его зять искал, мужа Рады Никитичны. Он его, видно, сильно не любил.
В.Дымарский
―
Там, наверное, была ревность, я думаю.
К.Смирнов
―
Нет. Сергей Никитич был героем соцтруда и лауреатом ленинской премии. Его взял к себе Владимир Николаевич Челомей, конструктор ракетный, со студенческой скамьи, после Энергетического института. Фактически за несколько лет он стал героем труда и лауреатом ленинской премии. Но его вклад в ракетную технику был сумасшедший. Когда убрали Никиту Сергеевича, Сергея Никитича не выкинули, он продержался еще четыре года. Но через четыре года его благополучно отправили восвояси. И когда мы с Сергеем Никитичем познакомились, он был заместителем директора института электронных управляющих машин.
В.Дымарский
―
Это ничего, практически.
К.Смирнов
―
Да. Ракетчик космический, ученый, он, конечно, не состоялся совершенно.
В.Дымарский
―
И он ушел в политологию фактически. Он начал заниматься отцом.
К.Смирнов
―
Да. Дело в том, что есть такой прецедент, что сын Лаврентия Павловича Берии, которого посадили, когда Лаврентия Павловича шлепнули, Серго Лаврентьевич. Он был ученым-ракетчиком. Ему разрешили работать, когда его отправили в ссылку, и, надо сказать, потом же его освободили. Он до последнего дня своей жизни, а умер он в 2001 году, он был генеральным конструктором МПО «Квант», ракетный техник. И это сын Берии. А Сергей Никитич, к сожалению, видно, как ученый, не состоялся. Ну вот. Короче говоря, я прочитал когда эти записки, ему звонил. Говорю: «Сергей Никитич, я вас сделаю автором бестселлера на основе этого». Он рассмеялся, но, видно, ему хотелось быть автором бестселлера, поскольку у него с другими техниками ничего не получилось. Я это дело все обработал… там все переписано, от первой буквы до последней точки. Мне придумалось название сразу, по-моему, гениальное. «Пенсионер союзного назначения». И, значит, мы это дело издали. Сначала напечатали, потом отдали агентству «Московские новости». В общем, это перепечатали по всему миру. Самое главное, что у нас этот материал, «Пенсионер союзного значения», вышел в сентябре 88 года – в день, когда пленум ЦК КПСС.
В.Дымарский
―
В который сняли Хрущева?
К.Смирнов
―
Нет. В котором Горбачев убрал Лигачева. И говорит, откуда вы знали, что пленум закончится так? Лучший друг для Горбачева. Но это чистое совпадение. Ну вот, потом мы дописали эту книгу, он мне давал материал, я его переписывал, и вышел такой кирпич. Мы с ним разошлись, к сожалению, на материальной основе, поскольку мы договорились на 10% - я пишу все это, когда он мне, от советских гонораров, отчислял 10%. Но я это продал журналу Light, он тогда еще существовал, за 250 тысяч долларов. Я продавал, конечно, это мои, огоньковские друзья. И когда я спросил: «Сергей Никитич, а как насчет вот этого гонорара?». Он говорит: «А вот это я отдал американцам свою рукопись, так что вы к этому не имеете отношения». После этого я перестал с ним работать, естественно. Но мемуары Хрущева у нас издавались, и когда мы напечатали Сергея, мы стали печатать мемуары Никиты Сергеевича. Я брал просто срок большой, сводил, там, «Корея», например. «Война», «Сталин», «Берия». И вот такими блоками мы это печатали. Но настал день, когда ЦК вдруг нам перерубило это дело, на что мы подняли скандал и нам разрешили допечатать дальше. Вот. Значит, на самом деле, конечно, эти мемуары – это полностью плод Сергея Никитича. Он его заставлял, он это все брал, делал и т.д, и т.п. Я думаю, что он надеялся все-таки это издать, в первую очередь, на Западе, как и произошло. У него был приятель…
В.Дымарский
―
Я тебе хочу сказать, что даже по тем временам это еще не такой большой гонорар, там можно было больше получить.
К.Смирнов
―
Нет, в 88 году это были огромные деньги. Знаешь, Эндрю Нюрнберг, такой издатель западный, он агент, который, в частности, продавал воспоминания Ельцина, мемуары Ельцина. И это было очень прилично. По тем временам, это были большие деньги. И, значит, он хотел издать. Но здесь, конечно, это нереально было издать. Эти мемуары сыграли в судьбе Никиты Сергеевича.
В.Дымарский
―
Имеешь в виду, судьбе Никиты Сергеевича?
К.Смирнов
―
Именно Никиты Сергеевича. Потому что его, как только стало известно, что он работал над этими мемуарами, его вызвали в ЦК и там с ним беседовал Пельш и Кириленко, которые на него орали, топали ногами. «Ты не имеешь права, кто ты такой?!». «Я не имею права? Я как раз имею право. Вы вместо того, чтобы дать открыть архивы, дать машинистку… я частное лицо, это мои воспоминания, а не ваши». Как он выразился, «мне этих микрофонов понаставили, в том числе в сортире, мой пердеж слушать». Вот до чего дошло. Они на него поорали, он вышел оттуда. После этого тогда мемуары вышли там, это был конец 70-го года. Они вышли в издательстве «Литтл, Браун энд Компани». Название – «Хрущев вспоминает». И его вызвали второй раз в ЦК. Его вызвали НРЗБ. Пельш потребовал, чтобы он написал опровержение, что он никаких мемуаров не писал и так далее. Но он вышел оттуда второй, и, после этого, вскоре третий, и он умер.
В.Дымарский
―
Слушай, ну по-моему, вот это издание зарубежное, оно было ведь сведомо. Там же через Виктора Луи, да?
К.Смирнов
―
Одну секундочку, вот я тебе рассказываю. Сергей Никитич… тут очень тонко сыграл КГБ. Если мемуары Хрущева выходят на Западе, это сенсация, это все будет. А они взяли руками Виктора Луи…
В.Дымарский
―
А Виктор Луи, извини, Костя, надо тоже объяснить нашей аудитории, это такая странная… ну, не странная, но не очень понятная, не раскрытая до конца личность. Он считался иностранным журналистом, работающим в Москве. Как многие считают, и, я думаю, небезосновательно, он выполнял определенные задания наших спецслужб.
К.Смирнов
―
Да. Не просто определенные. Он был корреспондент никому неизвестной газеты Evening News, до этого канадской. И он вполне был вхож…
В.Дымарский
―
Во все кабинеты, да.
К.Смирнов
―
Абсолютно. Жил он совершенно роскошно. Все, кто у него бывал, у него была коллекция дивных машин, какие-то…
В.Дымарский
―
Машин, сигареты, сигары, одевался и так далее. Такой западный образ жизни в Москве.
К.Смирнов
―
Да-да-да. А он дружил с Сергеем. В общем, он руками Сергея выбрал из этих воспоминаний самые безобидные куски. Это КГБшная, конечно, игра. Их отправили. Они вышли под названием «Хрущев вспоминает». Но зато, когда появятся полные воспоминания, уже никто их читать не будет. «Мы их уже читали один раз». Причем, что примечательно, это вообще только в нашей стране возможно. Когда эти мемуары вышли, он принес экземпляр в Петрово-Дальнее, чтобы Никита Сергеевич мог потрогать, и Сережа чтобы видел, что гонорар будет какой-то. Потом, когда-нибудь… Через месяц эта книга вышла в СССР, в Москве, издательство «Прогресс» под грифом «Для служебного пользования».
В.Дымарский
―
В обратном переводе с английского. Поскольку я работал в издательстве «Прогресс» некоторое время, то, я знаю, там была специальная редакция, которая вот это делала «для служебного пользования». Причем в этой редакции работали, в том числе, и наши бывшие разведчики. Она такая особая, мы ее не знали, мы не понимали, что там происходит. Мы работали с такой литературой обычной, советской.
К.Смирнов
―
Ну да. И, короче говоря, когда все это вышло, он умер в октябре 1971-го года. Потом Сергей Никитич мне предлагал писать дальше книжки, но я-то, по понятным причинам, от этого дела отказался. Но он написал, еще там был…
В.Дымарский
―
Он же большую книжку, он мне даже дарил, большая книжка, «Хрущев» называется. Большую, толстую книгу написал Сергей Никитич уже.
К.Смирнов
―
Может быть, я не знаю. Он написал две или три книги еще. После этого он уехал в Америку, принял американское гражданство. И в этом гражданстве и умер. Я думаю, Никита Сергеевич над своим замечательным памятником работы неизвестного, крутится как волчок.
В.Дымарский
―
Рассказать, как бы он поменял… все-таки он многое переосмыслил, надо сказать, будучи уже пенсионером.
К.Смирнов
―
Я не могу себе представить, чтобы Никита Сергеевич мог допустить мысль о том, что Сергей Никитич, его сын любимый, надо сказать, переметнется в стан врага.
В.Дымарский
―
В Соединенные Штаты, могильщиком которых он обещал стать. Помнишь, когда он выступал? Закопать он собирался.
К.Смирнов
―
Правда, Сергей Никитич погиб, но там живет правнучка Никиты Сергеевича, дочка Юлии Леонидовны. Уже много лет она живет в Америке. Она известный журналист и очень много печатается в центральных газетах, New York Nimes, Washington Times, Нина Хрущева. Я ей послал материал свой. Она мне подарила в прошлом году книжку свою. Правда, на английском, а я им не владею, но, в целом, приятно. И сделала такую надпись – «Это вы сделали из С.Н. – Сергея Никитича – автора бестселлера».
В.Дымарский
―
Она пишет тоже про Хрущева или у нее свои темы?
К.Смирнов
―
Она пишет о России. Она журналист политический. Сейчас у нее вышла книжка, тоже, здесь, кстати, тоже в Москве. Книжка про семейство Хрущевых, но, в первую очередь, скорее НРЗБ.
В.Дымарский
―
Кость, ну смотри, невзирая на некие сложности в твоих отношениях с Сергеем, надо признать, что удивительная семья была. Правда?
К.Смирнов
―
Несомненно.
В.Дымарский
―
И вот казалось бы, у этого простецкого мужика, да, который… в общем, что называется, от сохи становится лидером ядерной державы, он все-таки… что-то в нем было природное, какой-то талант. Многое передалось и детям.
К.Смирнов
―
Ты знаешь, я думаю, он был абсолютно незаурядной личностью. НРЗБ Три класса ЦПШ и потом…
В.Дымарский
―
Слушай, а у кого из советских лидеров была культура?
К.Смирнов
―
Да ни у кого!
В.Дымарский
―
У Брежнева была, что ли?
К.Смирнов
―
Ни у кого. У Горбачева еще туда-сюда. Все-таки у него высшее образование.
В.Дымарский
―
Все-таки в МГУ отучился.
К.Смирнов
―
И вообще международный политик, чтобы человек стал лидером государства без окончания университета, я знаю только один случай. Это Гитлер. Без университетского образования туда близко не подпустят. Но Хрущев был, конечно, незаурядной личностью абсолютно. Надо тебе сказать, что я перед ним преклоняюсь, конечно, не за его реформы.
В.Дымарский
―
При нем преклоняются за ХХ съезд.
К.Смирнов
―
Абсолютно. Я даже не за ХХ съезд, а за то, что он нашел в себе силы это дело раскрутить. Потому что его подельники…
В.Дымарский
―
Они все боялись же дико.
К.Смирнов
―
Маленковы, Ворошиловы, Молотовы, Кагановичи, они все дико боялись. И Ворошилов, по-моему, да, Ворошилов.
В.Дымарский
―
Ворошилов, да, я знаю, о чем ты. «Ты чего, нас же всех засудят?».
К.Смирнов
―
Да, «не смей этого делать, нас накажут». На что Хрущев сказал: «Пусть накажут, но зато мы будем»… На самом деле, они же могли удавить просто в комнате президиума шнурочком от шторы, и потом сказать, что у него приступ острой сердечной недостаточности. Они же могли делать что угодно. Но все-таки он полез на трибуны и представил доклад. И что же? Миллионы людей, которым вернули доброе имя. Стали известны очень многие случаи, могилы тех, кого убили эти вурдалаки, понимаешь. Сколько людей были освобождены из лагерей. Ну что говорить, Господи Иисусе? Искусство литературы все ожило.
В.Дымарский
―
И хотя, конечно, ему там вспоминают, что касается искусства литературы, ему вспоминают эти знаменитые его крики на выставке художников и так далее, но, в отличие от своего предшественника, он никого не наказывал. Он мог наорать, но он никого не расстреливал и никого не сажал, понимаешь.
К.Смирнов
―
Не сажал и не расстреливал. Да не, ну что говорить. На самом деле, это подвиг большой крестьянской силы, скажем так – то, что он сделал. Конечно, он много напортачил, но, тем не менее, ясно, что это искупает все. Вот это возвращение людей к жизни, возвращение жизни людям. Так что это…
В.Дымарский
―
Ну что, тогда – спасибо тебе за этот рассказ. Мы говорим спасибо Никите Сергеевичу, поздно говорим, потому что при жизни ему никто ничего не говорил. Никите Сергеевичу все-таки за то, что он сделал, Костя, а тебе спасибо за то, что ты все-таки внес свой вклад в публикацию мемуаров Хрущева. Это тоже историческое событие.
К.Смирнов
―
Да, мы первые напечатали в СССР, не считая «Пенсионера союзного пользования», конечно.
В.Дымарский
―
Что-то из твоего рассказа надо придумать, публикацию, мы ее опубликуем для журнала «Дилетант».